Пряничный домик в черном городе

Через пару дней постельного режима, на котором новые знакомые настаивали едва ли не силой, я все же встала на ноги и даже обрела более-менее приличный голос. Долго позволять себе отлеживаться было неприемлемо, особенно в сложившейся ситуации. Время было не на моей стороне, но все же ребята действительно проявили участие, каждый день отправляясь на поиски моих друзей, пока я взяла на себя ответственность ведения скромного хозяйства в нашей хижине. Наличие у меня обсессивно-компульсивного расстройства подразумевало постоянное желание навести в ней порядок, пока одновременно с этим такой же порядок наводился в душе, унимая дребезжание натянутых, словно струны, нервов. Этим же я занималась и сейчас, бесцельно перекладывая на столе малочисленную посуду, подметая старым, видавшим виды, веником темные доски пола, протирая пыль куском старой ветоши на единственном подоконнике, где стекла окна заменял плотный полиэтилен, через который едва ли что-то можно было различить кроме неясных цветных пятен улицы. Складывая вещи и одежду ровными стопочками, я прислушивалась к себе, ловя тревожное тянущее чувство, не покидавшее меня все то время, что я здесь. От нервного напряжения по утрам сильно дрожали руки, мешая нормально работать: иногда из них всё валилось. Даст не возвращался ещё с прошлого вечера, сказав, что поищет монстров на "дальних кордонах", а Файлер ушла рано утром, сказав, что побродит по берегу озера, ища их следы. Я хотела пойти вместе с ней, но девушка упрямо настояла на том, что мне стоит побыть дома хотя бы ещё один день. Спорить было бесполезно... Но меня не покидало отчего-то плохое предчувствие, нависнув над сердцем грозовой тучей ледяного беспокойства. Закончив с уборкой и поняв, что это мне не сильно помогло, я решила походить возле дома и подышать свежим утренним воздухом, наивно надеясь на то, что это хоть немного уймет противно зудящее чувство. Натянув на подзажившие ноги старые трекинговые ботинки, которые нашлись в хижине Файлер специально для меня и, предупредительно прихватив с собой рюкзак и кинжал, с которыми теперь было боязно расставаться, я вышла на залитую солнцем тропинку у хижины, с удовольствием кутаясь в толстовку, не потерявшую своего странного, немного горького табачного запаха. Над головой привычно мерцала колкая корона Авроры, предупредительно вытягивая и втягивая обратно свои причудливые острые пики зеленоватого света. Я поежилась, наблюдая за этим загадочным танцем и опустила взгляд на покачивающиеся от ветра уцелевшие столбы старых сосен. Здесь было красиво, а до землетрясения наверняка еще прекраснее: сейчас вид портили появившиеся повсюду буреломы из вековых стволов, перемешанных с колкими лапами кустов и более мелких широколиственных деревьев, вроде ольхи, ивняка и молодых берез. В негустом подлеске здесь было просторнее, чем в чаще, обступавшей озеро: тут и там мелькали яркие огоньки лесного разнотравья, характерного для мест у границы с полем. В лучах солнца приятно играли точечные лавандовые блики цветущего вереска, а ветер откуда-то издалека доносил лимонный, тонкий аромат багульника. Надо будет потом, при случае, набрать разных трав и засушить их впрок, на случай болезни или травмы. Кто знает, возможно лекарства больше вообще не удастся достать и стоит озаботиться хотя бы отдаленно подходящей альтернативой. Было бы неплохо найти крапиву, поскольку ее вообще можно было много где использовать: как настой, для остановки внутреннего кровотечения, так и в пищу, сварив из нее прекрасный, полнящийся витаминами, сладковатый суп. Я медленно шла по тропинке, автоматически отмечая, что солнце светило четко в лицо, запоминая таким образом направление. Под ногами приятно шуршала мягкая хвоя и многочисленные веточки. Где-то вскрикнул коротко ястреб, а на плечо села красивая бабочка. Я остановилась, рассматривая узор ее крылышек, витиеватыми черными линиями испещрявшему оранжевые пятна крошечных чешуек пыли на них. Усики оканчивались крошечными булавками, потешно покачиваясь от легкого дуновения ветра. Хоботок спиралькой развернулся, пробуя мою одежду на вкус, но не найдя ничего сладкого, насекомое невесомо взмахнуло крыльями, приятным шуршанием исчезая в ближайшем кусте дикого терновника. Я взглянула на эти заросли, замечая в них синеву спелых ягод, словно манящих к себе россыпью голубой и почти черной тени, спрятанной под сочными листьями, скрывавшими острые длинные шипы узловатых веток. Тело само шагнуло к ним, а руки потянулись к крупным ягодам, успевшим уже набрать в себя сладкое тепло летнего солнца, и пережив ужасные события вопреки всему, упрямо протягивая колючие, плодоносящие ветви к небу. Ягоды приятно орошали немного пересохший язык, даря удивительную сладость вкупе с вяжущим чувством после. Такой сладкий тёрн я ела только на юге, когда еще в колледже мы все ездили в экспедицию, и тогда же удалось много нового узнать о разных растениях и даже собрать неплохой гербарий из тех видов, что не росли у нас. Порадовало их большое количество, и не смотря на то, что я изрядно исколола пальцы, удалось не только хорошенько наесться, но и собрать много ягод в пакет, который все еще был в рюкзаке. Не так уж значительно, но зато угощу своих новых приятелей, которые возможно не знали, что терновник не только вкусный, но еще и очень полезный. Убрав урожай и застегнув молнию на рюкзаке, я пошла по тропе вниз: кажется она действительно спускалась к чаше лесного озера. Насколько далеко — неизвестно, я не спрашивала об этом ни у Фай, ни у Даста — все равно бы не ответили, решив, что я могу удрать. Но не мне их судить... Возможно ими руководил страх остаться одним? Не исключаю такого расклада событий, потому что... я тоже этого очень боялась... Буквально до оцепенения, стоило только подумать об этом и представить. В стороне от тропы я заметила знакомый нежно-салатовый цвет листочков в самом нижнем ярусе растительности и подошла к этим пятнышкам, привлеченная знакомым видом растения. Это была кислица, любимая мной с раннего детства, когда еще в семье иногда проскальзывала адекватность, и мы, вместе с матерью и отцом, гуляли по лесу, собирая ягоды и грибы. Я часто любила искать приятные широкие лепестки нежного растения и с наслаждением жевать их, получая удовольствие от их кислого, но при этом очень нежного вкуса. Присев на корточки к крохотным стебелькам, я нарвала ее побольше, и разом отправила в рот, медленно разжевывая, вспоминая очарование момента прошлого. Словно на секунду возвращаешься в счастливое воспоминание, которых у меня было не так уж и много. Тем ценнее они были сейчас... Вдоволь насладившись очередным природным лакомством, я встала, стряхивая с себя малочисленные росинки, попавшие с листьев растущего тут мелколесья на заштопанные джинсы. Свет отчего-то показался мне чуть ярче, чем требуется, невольно перетягивая на себя внимание. Я подняла голову, замечая, как сияние, видимое даже при солнечном свете, вдруг полыхнуло и задрожало волнами, затмевая собой солнце и вынуждая прищуриться, закрывая чувствительный глаз рукой, будто его опалило ярким лучом прожектора, принося в голову отголосок боли и тут же утихая. Чувства пришли быстрее понимания, и я судорожно завертелась, ища открытое место, подгоняемая паникой. "Блять, только не снова, пожалуйста!"— пронеслось в голове, противно бухая ошалевшим от страха сердцем где-то под нижними ребрами. Певшие до этого птицы и насекомые замолчали разом, словно все кругом погрузилось в глубокий вакуум, не пропуская ни намека на былое звучание воздуха, который будто задрожал передо мной сильнейшим маревом, чего я прежде никогда не видела. Кажется, можно было протянуть руку и дотронуться, но пугающее колыхание воздуха не выглядело безопасным, вынуждая отступить в поисках других возможных площадок, открытых хотя бы немного. Но кругом стоял, хоть и редкий, но лес, равнодушный к моему страху. И едва сияние вернуло себе прежнюю интенсивность, как тут же почву под ногами сотряс гул, словно подо мной столкнулось два крупных ледника, разнося глубоко под ней звуки надломившейся земной коры. Меня словно сбило с ног ударной волной, больно впечатывая в ствол старого дерева, начавшего дрожать каждой веточкой от все более раскачивающегося под ним слоя земли, по которой словно пошли океанические волны шторма, переворачивающего все, что на ней росло и стирая прежние очертания одним жестким махом. Крупные разломы коверкали все окружение, осыпая тысячи тонн глины и плодородного верхнего слоя в свои голодные, черные провалы. В один из таких чуть было не затянуло и меня, но я успела ухватиться за такой же цепляющийся за жизнь как и я корень, подтягиваясь к нему из последних сил и вылезая на неровный край поверхности, тут же поднимаясь и отбегая в сторону от медленно падающего с надрывным скрипом ствола сосны. Кругом все еще дрожало и раскачивалось, но медленно затихало, успокаиваясь как рассерженный зверь, унимая жуткий гул и недовольство разъяренной стихии. Этот удар был слабее первого, но все равно очень ощутимым, уничтожая то, что успело уцелеть в прошлый раз... В груди громко бушевало мое перепуганное насмерть сердце, дыхание было напрочь сбито, но я была жива. Снова... На щеке жгло расцарапанную ветками кожу, но это ничто... Ноги дрожали и подкашивались от пережитого страха и какой-то инстинктивной радости от того, что удалось выжить, которую подминало под себя болезненное беспокойство, перерождающееся в ужас. А как же Даст и Файлер? Кросс... Киллер... Пережили ли они этот удар? А что если нет? Что если... я осталась одна? Страх снес все мои барьеры, возводимые с особой тщательностью, подгибая колени окончательно, заставляя осесть на взрытую землю. — Нет! — громко воскликнула я, насколько позволял восстановившийся голос, все еще отдающий небольшой хрипотцой после болезни и криков. Я в отчаянии закрыла лицо ладонями, борясь с панической атакой, ускорившей ритм сердца до небывалых частот, норовя и вовсе вырвать его из груди. Разрывающая нутро тишина оборвалась вновь возникшими, казавшимися неуместными трелями птиц и несмелым, словно вопросительным стрекотом кузнечика, где-то недалеко от меня. Но внезапно окрик где-то позади заставил меня встрепенуться, буквально взлететь с колен на ноги и повернуться на зов. — Бра-а-ай! — звали меня где-то в стороне хижины, и этот голос звучал отчаянно, почти умоляюще, заставляя побежать к нему, как к единственной надежде на выживание. Перелезая через поваленные стволы, я спотыкалась, падала, неловко подворачивая в кочках ноги, но спешила изо всех сил, с трудом вспоминая как дышать, отчего в голове разливался неприятный звон. Едва я взбежала на покосившийся и растрескавшийся пригорок, как увидела фигуру Даста, который в бесполезной попытке силился разобрать уничтоженную хижину, которую стихия еще и щедро завалила бревнами сломленных деревьев. Услышав позади себя мое сбитое, перепуганное дыхание, он порывисто обернулся, от чего полы его немного порванного красного шарфа взметнулись в стороны, а на меня уставился его гетерохромный, слегка обезумевший взгляд. Меня колотило дрожью ужаса и страха, погружая в пучину неадекватности и я, ища хоть какой-то защиты и желая удостовериться, что и сама еще не спятила, кинулась к скелету, отчаянно обнимая, вжимаясь в его покрытую пылью толстовку, сцепляя где-то за спиной ходившие ходуном ладони и пальцы. Тяжелое дыхание и птицей бившееся за ребрами сердце и душа медленно успокаивались, пока я каждым вдохом чувствовала грудью чужие жесткие ребра, врезавшиеся чуть сильнее при его собственном дыхании, которое тоже было немного рваным. На спине сошлось крепкое кольцо мужских рук, а чужая ладонь зарылась в мои волосы, даря такое нужное сейчас ощущение безопасности. — Дьявол, Брай... Не пугай так больше, мои кости чуть не рассыпались от страха, — он выдохнул мне в макушку, привычно растягивая предложения, справляясь с собственными эмоциями, вопреки моим, все еще паникующим и бьющимся в такт ускоренного ритма сердца. — Файлер, — выдохнула я, отстраняясь от Даста и заглядывая в его глаза в поисках ответа. — Я уже нашел ее, все нормально. Как ни странно, но чаша озера выдержала этот афтершок: там сейчас все еще безопасно, хоть и немного мокро от расплескавшейся воды, — он с беспокойством смотрел на меня, все еще придерживая за предплечья, словно боялся отпустить, — тебя не задело? — он провел пальцем по царапине на щеке, невесомо очерчивая кожу на ней, от чего мурашки пробежались до шеи, отвлекая меня от собственного страха. — Нет... Даст... Если бы я не пошла гулять, то... — я неверяще посмотрела ему за спину, понимая, что если бы осталась, то от меня бы сейчас и мокрого места не нашли. — Тсс, птенчик. Не думай об этом... Но... Если честно, ты очень везучая птичка, Брай, — он наконец улыбнулся, возвращая мне связь с реальностью, и почему-то я снова ощутила твердую почву под ногами от его улыбки. — Я тёрн собирала, там внизу, — я указала за спину, не в силах оторвать взгляд от его глаз: боялась увидеть царивший кругом кошмар. — Отлично, у нас будет славный перекус. К сожалению вне дома, но всё же... Теперь, думаю, можно переместиться к Файлер. Она там места себе не находит из-за тебя, — скелет добродушно склонил к плечу голову, и вся его поза едва ощутимо расслабилась, словно он взял контроль над собственными эмоциями и вновь готов проживать этот день, не теряя самообладания. Я ему завидовала, ведь похвастать такой выдержкой, увы, не могла. Я кивнула, после чего, Даст, одной рукой продолжая держать предплечье, щелкнул пальцами второй руки, чуть отводя ее в сторону, и моментально окружение сменилось, словно кто-то кистью резко размазал все краски, тут же смешав их заново и построив в одно мгновение новый пейзаж. Голова чуть поплыла от незнакомых ощущений, но я не подала вида, оглядевшись и немного качнувшись в сторону, тут же, впрочем, восстановив равновесие. Меня сразу чуть не снесло теплым, невысоким вихрем, активно защебетавшим на ухо беспорядочный поток слов и стискивая в на удивление крепких объятиях чуть ли не до хруста в ребрах. — О, Боже, Брай, ты жива! Прости, прости, прости! Надо было тебя с собой взять, о, Боже, если бы с тобой что-то случилось, никогда бы себе не простила, Брай! — мне кажется, что девушка даже начала плакать, и я успокаивающе приобняла ее, борясь с собственным смятением и растерянностью. За спиной Фай простиралась знакомая озерная гладь, подернутая слабой рябью гулявшего по нему ветра, и кругом будто ничто не намекало на прошедшейся только что по земле рваной судороге очередного землетрясения. Поистине мощное место, способное вынести такие чудовищные события, и это не могло не удивлять. Кажется, этот мир еще не раз сможет меня изумить... К нам тихо подошел Даст, улыбаясь и скрещивая на груди руки, вместе со мной всматриваясь в неровные края каменных берегов. Файлер отлипла от меня и спешно вытерла слезы, осматривая с головы до ног. — Тебя не ранило, милая? Как ты уцелела? — Фай никак не могла поверить, что видит перед собой не призрака и не мое изувеченное тело, а вполне живую, хоть и очень растерянную девушку-монстра. — Да я погулять вышла... Кстати, я собрала терновника, он сладкий, — в подтверждение своим словам, я сняла себя рюкзак, выуживая из него пакет с крупными ягодами и открывая его, демонстрируя товарищам его содержимое. Тут же в него нырнула костяная рука, ловко набирая горсть сочных плодов и отправляя их в рот повеселевшего обладателя шустрых костей. — Хей, это вкусно, малыш, молодец. Не знал, что они съедобны, всегда стороной обходил, а оказывается — зря... Чем-то сливу напоминает, — поделился монстр своими впечатлениями, пока Файлер с интересом повторяла за ним. По ее удивленно округлившимся глазам, я поняла, что угощение ей тоже пришлось по душе, и мы устроились прямо на покрытой белым мхом земле, чтобы перевести дух и подкрепиться так кстати собранным урожаем. Я ела мало, уступая друзьям свою порцию, поскольку успела наесться ягод прямо с куста, и просто сидела на прогретом ковре дикой поросли, наслаждаясь временным спокойствием... Радуясь тому, что не потеряла своих знакомых, которым была так многим обязана... В этом новом, непредсказуемом мире, мне было теперь гораздо страшнее остаться один на один с этой реальностью, чем умереть. И сейчас, глядя на то, как они с явным удовольствием едят рядом со мной, мне хотелось жить не столько ради себя, сколько ради них. Быть частью их жизни, чтобы не потеряться в наступившем безвременье. Попытаться найти друзей, на что у меня, к сожалению, оставалось все меньше надежды. Это было невообразимо больно... И в то же время, вера не угасала окончательно, оставив в душе крохотную искорку ожидания. Звучит немного эгоистично, но таков он — этот новый, жутковатый в своей неизвестности мир. Как сказала Файлер, нам придется отстраивать его заново. И гораздо легче делать это не в одиночку... Поймав мой задумчивый взгляд, Даст, сидевший рядом, немного нахмурился и с немым вопросом тронул мое плечо. Я вздрогнула, встречая его озадаченные огоньки глаз рядом с собой и устало вздохнула, грустно опуская глаза на свои пальцы, немного нервно рвущие травинки около моих скрещенных ног, но ничего ему не сказала. Мне кажется, все и так понятно без слов. Мою постоянно терзавшую несчастную растительность руку накрыла его спокойная, теплая ладонь, чуть прижимая её к приятной, немного колючей поверхности сухого мха в ободряющем и успокаивающем жесте. И снова подняв на него взгляд, меня согрела его теплая, уверенная улыбка, словно говорившая: "Прорвемся!" Даря чувство зарождающейся новой надежды на лучшую жизнь...