Пряничный домик в черном городе

Нет ничего лучше, чем умыться, после двухнедельного блуждания по страшным лесам, и пусть меня пристрелят прямо здесь, если это не так. В этом богом забытом месте даже нашелся замусоленный кусок мыла. Сейчас, сидя на лавочке в некоем подобии бани, замотанная в старое, дырявое полотенце, я была почти счастлива. Файлер крутилась неподалеку, перекладывая ко мне одежду: сама девушка уже помылась и переоделась, щеголяя с намотанным на голове куском ткани, чтобы подсушить непослушные даже в мокром виде волосы. Мой животрепещущий вопрос с личной гигиеной был, наконец решен, и я удовлетворенно покосилась на рюкзак, радуясь, что набрала того, что было нужно в тот день в разрушенном супермаркете. Из одежды мне предоставили мои же джинсы, теперь порядком отчищенные, даже можно сказать, постиранные, и зашитые Файлер, (и когда только успела?) а так же мужскую толстовку. Отчего-то мне подумалось, что кофта принадлежит Дасту, но я не могла сказать наверняка. Просто по размеру подходила скорее ему, поэтому в ней мне было просторно и уютно, хотя и непривычно: раньше мне не приходилось носить мужскую одежду, я считала это делом достаточно интимным, но теперь стоило свои принципы засовывать куда подальше. Но все равно не получалось отделаться от неловкого чувства замирания сердца, едва в нос ударил слабо ощутимый, застарелый запах сигарет. Переодевшись в чистую одежду, я ощутила себя заново родившейся, но грызущее изнутри чувство вины не давало мне покоя. Я отчаянно беспокоилась о друзьях, расстраивалась от того, что ничего не могу сделать, волновалась о том, что напрягаю новых знакомых. Только если идти их искать прямо сегодня, о чем стоит попросить Даста, как только вернемся в дом. И нет, я не имею ввиду, просить их помочь... Нужно самой идти на поиски. Выживать в таких условиях — совершенно непросто, и лишний голодный рот будет им ни к чему. Глядя на мой понурый вид, Файлер истолковала это по своему: — Что, снова неважно себя чувствуешь? Не переживай, сегодня отоспишься, и завтра станет намного лучше. Это всего лишь простуда, милая, — она сняла с волос полотенце, сложила там же, где я положила свое, и присела рядом. — Нет, я... Мне лучше, правда. Спасибо, Фай, — я улыбнулась, и снова продолжила шептать, — я должна идти искать своих друзей. Боюсь, они попали в беду. И вас стеснять не могу, сейчас и так непросто... — Что.. что ты такое говоришь, эй? Ты уходишь? — Файлер вытаращила на меня свои глаза, не веря моим словам, — с ума что ли сошла? — Но, Файлер! Они там одни... Без еды... Да и вас объедать мне попросту совесть не позволит... Вы и так спасли мою жизнь... — Так, стоп. Даст тебя спас, вот с ним и разговаривай. Он тебя все равно не отпустит, ха-ха, — Файлер искренне хохотнула, задорно толкая меня в плечо, — вот ты дурочка. Какое стеснение? Да мы так рады найти еще одно живое существо в нашу компанию. Мы думали, что, может, никого и не осталось больше, но... Да и к тому же, ты, как я понимаю, кое-что смыслишь в растениях? Это же нужный навык, всем принесет пользу, вот увидишь. Да и Даста не бойся, он странный конечно, но хороший. Я неуверенно улыбнулась, все еще размышляя над ее словами. Приятно было слышать такую поддержку, но чувство вины, к сожалению, не ушло, продолжая заунывно биться в такт с душой и сердцем. За грудиной словно что-то давило в напряжении, ощутимо почти физически, мешая принимать радость в полной мере. — А как вы познакомились? Даст сказал, что он не из Лэйквиля,— мы с девушкой собирались выходить из этой пристройки у дома, чтобы вернуться в комнату, и пока я складывала в рюкзаке малочисленные пожитки в относительно аккуратном порядке, решила задать первый попавшийся в голове вопрос. — Он из столицы вроде. Мало про это рассказывает, я так поняла, что его брат погиб там... Ты ему только не говори про это, он очень переживает... А так, мы на выходе из Лэйквиля столкнулись. Я и не надеялась кого-то встретить после того, как город разрушило, кругом царил полнейший хаос. Даст появился словно из ниоткуда, весь потрёпанный и немного сумасшедший, как мне тогда показалось. Я даже испугалась, но потом... поняла, что он потерял кого-то близкого... Так и пошли вместе, чтобы было полегче, — девушка вышла на улицу, рассказывая, и заправляя за уши непослушные влажные локоны, спутанные не хуже моих собственных, — потом, спустя неделю, нашли это зимовье, здесь обосновались, нашли запасы еды небольшие... — И что вы будете делать дальше? — я, выйдя следом за ней, вгляделась в нависавший над нами вечерний лес, в котором много деревьев свалилось друг на друга, но остались при этом и нетронутые клочки, где все было по-старому. Верхушки старых сосен на них окрашивал свет закатного солнца, радуя глаз после ужасного ливня. Подняв голову еще выше, можно было разглядеть продолжавшие светиться полосы северного сияния. — Да черт его знает, Брай... — Файлер устало вздохнула и посмотрела на меня, всем своим видом показывая, что переживает не меньше моего. — У тебя был кто-нибудь там, в Лэйквиле? Извини, если что, можешь не отвечать, — мне хотелось больше говорить с этой милой девушкой, узнать, чем она жила до того, как все случилось. — Да... Родители... Мой молодой человек был... Его звали Кайл. И... В общем, не всем везет, так же как мне, — ее плечи еле заметно вздрогнули. Страшно быть одной на дороге жизни... Но еще страшнее, когда тебе есть кого терять. И ты теряешь... На ее слова моя душа сжалась болью сочувствия, и я обняла Файлер, которая чуть всхлипнула, но все же браво держалась, чтобы не заплакать сильнее. Маленькая, смелая девушка, пережившая такой ад, но так хорошо себя державшая, не могла не вызвать у меня уважение. Фай, успокоившись, чуть погладила меня по спине, показывая, что готова отстраниться. — Ну, а ты, Брай? Был кто-нибудь? Кросс и Киллер, про которых ты говорила? — она тоже решила разузнать обо мне побольше и ободряюще улыбнулась. — Я... Можно сказать, одиночка. С этими монстрами мы познакомились и подружились в нашем небольшом путешествии. Мы в Рэвентауне одни уцелели. Сначала я встретила там Киллера, а потом мы вместе вытянули из завалов Кросса. Надеялись найти Лэйквиль целым, но надежды рухнули так же, как и этот мир... — Да уж... Теперь нам придется отстраивать его заново, Брай, — Файлер похлопала меня по плечу и нырнула в дом, оставив дверь открытой для меня. Я еще немного постояла снаружи, любуясь непривычно спокойным вечером. Воздух словно пел тысячами уцелевших сверчков, гнездящимися на ночь птицами, легким ветром, потеплевшим за последние сутки. Спокойствие разливалось кругом, между большими стволами сосен, уходившими по склону холма вниз, среди травинок и звонких стеблей хвоща, которые приятно холодили кожу на босых ногах. Вдохнув побольше сладковатого летнего воздуха, я нехотя вернулась в дом, ощущая накатывающую слабость, предупредительно разливающуюся по телу, словно напоминая мне о том, что болезнь ещё не отступила, и отдаваясь в голове неприятной пустотой. Дома пахло чем-то вкусным, и вовсю потрескивала печь. Файлер разливала по тарелкам суп, а Даст лениво лежал на кровати, где до этого спала я, и смотрел в потолок, заметно оживившись при моем появлении, сверкая цветными глазами и улыбаясь. — Птенчик теперь совсем иначе выглядит, верно, Фай? — Да, она – прелесть. И да, Брай, я на тебя наябедничала уже, так что держись, — Файлер весело хихикнула и протянула мне ложку и тарелку, до краев наполненную золотистым бульоном. За неимением тут обеденного стола, я растерялась, осматривая комнату, чтобы подыскать подходящее для еды место. Даст принял сидячее положение и приглашающе похлопал рядом, принимая от девушки вторую тарелку уже для себя. Я неловко помявшись, села около него, снова чувствуя наплыв смущения, пробежавшего прохладной волной где-то между лопаток, и толику легкого страха, замеревшего в груди, но вспомнив, что Фай говорила, не бояться этого скелета, немного уняла смятение в душе и принялась за еду. Мой пустующий желудок снова скрючило от непривычной, теплой пищи, но я упрямо опустошала тарелку, пока мои новые товарищи делали рядом тоже самое. Кажется здесь совершенно нормально — есть быстро и молча, и меня такой расклад более чем устраивал. Поев супа, стало ощутимо теплее, и меня буквально разморило от чувства чистоты и насыщения. Я поставила тарелку в общую кучу на столе и снова села на кровать подогнув под себя одну ногу. Файлер ехидно улыбнулась мне: — Я еще успею за ивой сходить. Даст, присмотришь за ней? А то убежит еще, — она задорно посмеивалась, пуская искорки своими глазами, и натянула на взлохмаченную голову свою бейсболку. — Не сбежит, Файлер, уж поверь мне, — он подмигнул девчушке, — правда, птенчик? — монстр наклонился, касаясь своим плечом моего и требовательно уставился огоньками глаз в мои, явно выглядевшими в этот момент напуганными и недоуменными. Я в ответ лишь кивнула, отмечая, что горло сильно устало от постоянного шёпота, и потерла его рукой, досадуя на сорванный голос. Надеюсь, он скоро вернется, а то моим спасителям постоянно приходилось прислушиваться к моей речи, и это вгоняло в краску. Файлер натянула на ноги сапоги и шустро выскочила за дверь, оставив меня наедине с ее странноватым другом. Даст словно только этого и ждал, вытаскивая откуда-то сбоку мой кинжал, оставленный напоследок Киллером и задавая вопрос: — Ну и зачем такой маленькой птичке такое оружие? Я смотрела, как он ловко крутит в руках острое костяное лезвие, мысленно молясь всем богам, чтобы он не порезался. Мне было боязно брать в руки такую смертоносную вещь, и его ловкие движения гипнотизировали, даря смутное чувство, напоминающее восторг. — Киллер оставил на случай опасности, перед тем как они ушли обходить озеро. — А почему они оставили тебя одну? — ещё один безапелляционный вопрос и непрекращающееся движение пальцев с лезвием действовали на меня как детектор лжи. По крайней мере, мне казалось, что это работает примерно так же. — Потому что я больше не могла идти, и нам нужен был безопасный ночлег, — я снова немного кашлянула, и Даст перестал крутить кинжал, отправив его на стол одним щелчком костяных пальцев, подернувшихся голубым шлейфом магии. — Файлер сказала мне, что ты хочешь уйти искать своих друзей. Я не осуждаю твое желание, однако... Поверь, лучше останься с нами. Мы поищем их вместе, в ближайшее время. В этих местах очень небезопасно, особенно одной маленькой птичке, вроде тебя, и мне бы не хотелось, чтобы ты попала в беду снова... Сейчас на счету каждая жизнь, понимаешь? — он серьезно убеждал меня остаться: в его тоне скользила предупредительная интонация, но мне было не совсем понятно, что он имел ввиду. — Каждая жизнь? Небезопасно? Что ты имеешь ввиду? — хотелось напрямую выбить хоть какую-то информацию, которая могла бы помочь в будущем. — Потом поймёшь, со временем, птенчик, — он вдруг добродушно погладил меня по голове, вызывая очередной всполох смущения под ребрами, и сменил тему, — любишь выживание, а? Я раньше увлекался этим, ходил в одиночку по диким местам, жарил на костре лягушек и делал блинчики из заболони. — Я... Ела улиток... Разжигала огонь с помощью батарейки и фольги и делала... из растений лекарства, — неловко потираю шею, отвечая. Кажется, он очень доволен услышанным, широко улыбается и сверкает глазами, невольно вновь притягивая взгляд. — Твой глаз... Ты им видишь, Брай? — скелет пару раз махнул рукой перед моим лицом. Я кивнула: — Особенно хорошо – ночью. Как встроенный прибор ночного видения, — улыбаюсь, отмечая, как он вновь склонился поближе, смотря в мой особый зрачок своим гетерохромным глазом, — хотя внешне он странный, — добавляю, погрустнев на миг, вспоминая боль издевательств юности, которую пришлось пережить из-за своего смешанного происхождения и внешнего вида. Когда-то я даже носила повязку на глаз, чтобы скрыть свою черту, казавшуюся мне досадным изъяном. — Красивый, глупая, — усмехнулся монстр, но тут же немного потупил взгляд, а на скулах проступил едва заметный голубоватый румянец, приятно сочетающийся с цветом его глаз, — как себя чувствуешь? Выглядишь устало, — он переменил тему, снова пристально всматриваясь в меня. Скелет скрестил на груди руки, чуть склоняя голову, отчего казалось, что его двухцветный зрачок был больше по размеру, чем второй – чисто красный. Хотя, при более внимательном осмотре, я заметила, что это действительно так, но выглядело на удивление гармонично, словно так и было задумано природой. Заметив, что я залипла, рассматривая его, Даст расплылся в блаженной улыбке и щёлкнул меня пальцем по носу, снова скрестив затем руки. — Мелочь, ты чего? — А, прости... — я запоздало спохватилась, вновь смущаясь, — слабость есть, но это ерунда. Я обычно быстро выздоравливаю... — Лучше ложись отдыхать, Брай. Температура опять может подняться, особенно перед ночью, как обычно это бывает. Завтра ещё поговорим, — скелет встал с кровати, освобождая мне место, а сам отошёл к стоявшему рядом старому креслу, заваливаясь на него боком, и свешивая с подлокотника ноги. Я забралась под одеяло, не раздеваясь. Все это время приходилось ходить босой, поскольку мои кроссовки, судя по всему, канули в лету. Вместо них красовались бинты с небольшими пятнами крови. Но сейчас, меня это не волновало. Хотя возможно уже завтра этим вопросом стоит озаботиться, если я хочу поскорее найти ребят. Глядя на расслабленную фигуру Даста, лежавшего не в совсем удобной позе, в голове зародилось колючее сомнение... — Где вы спите? — мной был пойман его вопросительный взгляд, — здесь только одна кровать. — Файлер на чердаке спит, там есть удобное место, что-то вроде раскладушки. — А ты? — не получив полного ответа, я решила дожать волновавшую меня тему. — Ну... Я спал на кровати до сегодняшнего дня. Не беспокойся, птенчик, скелет может и в шкафу поспать, — он усмехнулся неудачному каламбуру, подмигивая мне со своего уголка. Мое чувство вины вспыхнуло с новой силой, выжигая дыру изнутри. Это было слишком... — Даст, сейчас... Выбирать не приходится... Ложись, я подвинусь. Поверь, завтра все будет болеть, — я серьезно нахмурилась, полностью отдавая себе отчёт в том, что именно говорю. Но я не могла поступить никак иначе. Монстр не заслуживает такого неудобного места; лучше бы я сама легла на полу, но чувствую, что скелет этого не позволит... Кроме того, места действительно было много, сейчас на руку играл мой маленький рост и худощавое телосложение. В подтверждение своим словам, я отодвинулась к стенке так далеко, как только могла, показывая, что не приму возражений, попутно заталкивая щекочущее в затылке чувство волнения куда подальше. — Что ж, ладно, Брай... Что касается "поспать", то тут я всегда за, малыш, — Даст усмехнулся и телепортировался с кресла прямо ко мне, вызвав непроизвольный громкий вздох от неожиданности. — Хах, что? Твой бойфренд так не умеет? — скелет хитро блеснул глазами и улёгся на спину, заняв собой большую часть постели. Благо, лежал поверх одеяла. — Чего? Нет у меня... Никого, — я скривилась от слова "бойфренд" – оно меня почему-то всегда раздражало, а из его уст прозвучало просто ужасно. — Извини, птенчик. Давай спи. Если станет плохо, разбудишь, — монстр сладко зевнул и закрыл глаза. Я устало вздохнула, отмечая, что мысли опять вернулись к друзьям, возобновляя тягучее чувство тревоги, от которого сердце словно начинает болеть и биться реже, но при этом мощнее, отдаваясь в висках неприятным чувством. Страх неизвестности бередил душу, и ни на один вопрос не получалось найти логичного ответа... Кажется, Даст прав, и мне действительно стоит поспать... Я не заметила, как уснула и когда, но посреди ночи меня начало окатывать волнами болезненных мурашек. Каждый волосок на теле будто бы стоял дыбом, причиняя противную боль тысяч нервных окончаний под кожей, от чего все мышцы периодически сводило продолжительными судорогами дрожи. Словно в кожу вогнали тысячи рыболовных крючков и теперь оттягивали их в сторону. Все горело, но при этом было мучительно холодно, стучали друг об друга зубы, и сквозь липкую дремоту мне чудился ночной ливень, застилающий нос и рот, мешающий дышать и бесконечно леденя тело до ломоты в костях. Мерцавшие в глазах эфемерные зарницы несуществующих молний порождали воспоминания далёкого прошлого, когда на даче у родителей в жуткую грозу мне пришлось покинуть старый деревянный дом, избегая очередного пьяного скандала. Тогда дождь смывал с разбитого носа кровь, унося ее мелкими ручьями сквозь глинистый песок просёлочной дороги. Смешивал с грязью мою боль... Безжалостная в своем равнодушии стихия вторила моим слезам, размывая дорогу назад... От этого стали горько душить слезы, сдавливая и без того больное горло. Холодно... Как же холодно... Снова виделась страшная ночь, пожирающая мой истошный крик, высасывающая волю к жизни. И потерянные друзья, на залитых кровью развалинах родного города... — Брай! — в эхе ужасного звона в ушах удалось вычленить собственное имя, потянуться к нему забитой травинкой, жаждущей солнечного света и ощутить вполне реальное тепло, к которому незамедлительно хотелось прижаться. — Птенчик, проснись, — меня кто-то тормошил, прогоняя страшные образы прошлого, оставившего на сонных глазах и разгоряченной коже дорожки казавшихся холодными слез. Я шла на этот зов, с усилием разлепляя глаза, чувствуя гудящую головную боль и новую, скручивающую все тело волну мурашек и дрожания. Передо мной совсем близко мерцали глаза, светясь маяками в почти полной темноте, окрашенной слабым туманом предрассветного часа, мерцая красно-голубым цветом. Я не сразу смогла отделить сон от реальности, а потому оттолкнула от себя этот образ, испугавшись, но тут же ощущая успокаивающий голос и чужую холодную руку на лбу. — Ну-ну, птенчик, тихо. У тебя температура высокая. Проснулась? — лицо Даста приняло наконец реальные черты, полностью заменяя собой причудливые узоры кошмаров, и я слабо кивнула, чувствуя во всем теле болезненную ломоту, — давай ка выпьем вот это, — к моим губам поднесли что-то в бутылке, и я с жадностью прильнула к ней, чуть привставая, унимая жгучую жажду. Это было что-то до жуткого горькое, но я узнала привкус травы, отмечая, что это должно быть отвар ивовых ветвей, а потому пила как можно больше. — Вот и умница. Скоро станет легче, — я разглядела его удовлетворенную улыбку, и слабо улыбнулась в ответ, вновь ложась и натягивая одеяло до подбородка. Монстр еще немного понаблюдал за мной, а затем встал и вышел куда-то на улицу, не сказав ни слова. Но мне и не хотелось сейчас ни о чем говорить... Сон больше не шел, и я просто прислушивалась к ощущениям постепенно уходящего жара, радуясь, что нехитрый способ помог достаточно легко. А вместе с облегчением приходил и стыд, от осознания того, какой я была обузой для них, и какую слабость позволила увидеть, чего очень не любила и никогда себе не позволяла. Словно теперь на моей груди нарисовали мишень, ярко видимую издалека. Хотелось уйти, оставить все как есть, наплевать на собственную уязвимость и слабость и отыскать потерянных друзей. Я не видела их так недолго, но уже успела начать тосковать. Душа, словно с открытой раной, пульсировала болезненно, всячески выказывая, как сильно тоскует. Я скучала не только по этим двум монстрам. Тоска по привычному миру застилала глаза пеленой слез. Вспомнились посиделки в кофейне с Чесс... Чашка какао дома у окна, в часы золотого заката... Весенние проделки ручейков, весело звеневших на склонах асфальтных дорог... Слабый, но целеустремленный пух одуванчиков, летящих к новым неизведанным местам в начале июня... Майский гром и цветные зонтики... Рыбки в аквариуме магазина... Веселый и добродушный продавец-старичок, пускающий забавные, безобидные шутки... Смех детей на детской площадке... Я очень давно так горько не плакала...