Очарованные небом глаза

      Полуденными лучами заливало зал небольшой забегаловки на краю улицы где-то в районе Ипанемы. Вечно летняя Бразилия встречала Кадзу жгучим солнцем, душным воздухом и дурным делом. Его столик с пустой чашкой без крепкого кофе и тёмными очками был скрыт в тени, а панорамные окна прекрасно открывали вид на противоположную сторону улицы. Злой взгляд иногда метался к телефонной будке. Он ждал.       Высокая и загорелая, молодая и красивая, девушка из Ипанемы прогуливалась. Ловила взгляды на себе. Они путались в её медовых распущенных волосах, стекали на открытую шею, ключицы и ниже, где лёгкая ткань короткого струящегося платья обтягивала упругую грудь и талию, терялись в складках воздушного подола, плутали меж стройных ножек, застывая на блестящей и гладкой, казалось бы, сверкающей коже. Её улыбка персиковых губ манила, взгляд светил на солнце, а аккуратно заправленная прядь за ухо выглядела играючи. Она играла с теми, кто оборачивался ей вслед, кто нагло пялился в упор и кто имел с ней дело. Вот-вот вильнёт бёдрами и подмигнёт.       Захолустный бар такой же как и вчера. Пыльная плитка звонко цокала под каблуками босоножек девушки из Ипанемы. Она скользнула по столиками взглядом, сразу проходя к барной стойке. Мужчина за ней в полурасстёгнутой рубашке сразу подал той небольшую стопку с янтарным виски:       — Давно не виделись.       Слова игнорируются.       — Как поживает Гуэно? — её голос обманчиво чист.       — Соскучился по тебе, — бармен с унылым лицом вздохнул.       — Бедняжка. Ну ничего, ему на пользу.       — Рвал и метал.       — Для его больного сердца переживания так опасны.       — На Порто-Мароссо будет очень красиво сегодня вечером, — бармен усмехнулся, крутя в руке мытую стопку с мелким сколом на краю.       — Ты приглашаешь? — незнакомка загадочно и томно прикрыла веки.       — Хотелось бы.       Девушка радушно рассмеялась. Романтичная гитара по радио очень подходила под её смех.       Он видел, как она появилась. Как ещё на подходе провела кончиками пальцев по стеклу окон. Как блеснула взглядом. Как медленно губы цвета сладкой гуавы принимали вкус алкоголя. Как её спина выгнулась поближе к поверхности барной стойки в интересе. Кадзу понял сразу — эта девушка знала обо всех голодных взглядах. Он отвернулся, поднялся с кресла, направляясь к телефону.       В будке жарко и душно. Вышедший мужик из аппарата оставил кислый запах пота и резкого одеколона. Трубку, еле висящую на крючке, Кадзу сразу прижал к уху плечом, кидая в автомат несколько центов. И так хриплые гудки прерывались тресканьем. Номер он узнал только час назад, но уже было чувство, что цифры выгравированы у него на груди. Впечатаны в память тяжёлым булыжником. Казалось, за ними скрывались ещё большие проблемы.       Голос на той стороне был бы столь же сладок, как голосок той девицы, если бы Кадзу принёс ещё несколько десятков тысяч зелёных, а ещё если бы он был не мужским. Ему сказали лишь ярлык и Кадзу повесил трубку. Скосив взгляд через прозрачное стекло на стене, он видел играющие тени, танцующие, извивающиеся, будто в ритуальном обряде. Дверь будки неприятно громко проскрипела, когда он вышел. Девушка в летнем платье сидела за его столиком, очаровательно покачивая ножкой в ритм гитары из радиоприёмника.       Тёмные очки скрывали её взгляд. Мужчина опустился на прежнее место, разглядывая гостью ближе, приятно удивлённый. Она повернула голову, поднимая аксессуар на волосы:       — Хороша сегодня погода, не правда ли?       Кадзу такая душнота не по нраву. Её губы растянулись в улыбку. Он почувствовал их одурманивающий вкус на расстоянии. И не ответил ей.       — Не будь так холоден. Не хмурь брови, — она одним движением убирала волосы за спину, открывая шелковую шею и декольте, — расслабься. Где хочешь провести вечер?       — На Порто-Мароссо сегодня будет очень красиво, — Кадзу повторил слова бармена. Ему вдруг захотелось узнать, что там будет такого интересного.       — Твое имя? — девушка чуть наклонила голову в сторону.       — Кадзу. Тебя?       Она медленно и хищно вдруг поднялась с кресла и низко наклонилась к мужчине, шепча, касаясь тёплым сливочным дыханием щеки и уха.       — Своё имя скажу после танца.       Другие в зале отдали бы сотни бумажек, лишь бы эта незнакомка так же прошептала им. Лишь бы видеть так близко её глаза, эту россыпь карамельных родинок, уходящую под тонкую ткань на груди, чувствовать истому её тела. Юное и прекрасное. Свежее и простое.       — Почему бы нам не провести время вдвоём? — она играючи сняла с головы очки и повесила за душку на рубашку Кадзу, на одно мгновение коснувшись пальцами открытой кожи, где были не застёгнуты маленькие пуговицы.       Ее пальцы прохладные, обжигали. Глаза в глаза. Его взгляд, ему казалось, уже давно потерявший блики, вдруг вновь вспыхнул. Мужчина чуть наклонил голову, зеркаля лукавую улыбку рядом.       Они ничего не знали друг о друге.       Принятая партия расходилась новыми линиями, алмазами преломлялась. Девушка из Ипанемы совершенно невесома. Изящная лёгкая походка, будто кошкой, хитрой лисой. Из-под каблучков срывались искры, а в подоле и волнистых волосах промелькали всполохи пламени. Кадзу становилось слишком жарко рядом с ней. И не было точно понятно: толи это действительно её вина, толи это палящее солнце в совершенно ясном небе калило его тёмную макушку.       Они мало говорили. За них это делали тела. Только пара молодых людей вышла на небольшую площадь, как практически сразу уличные музыканты заиграли. Оказавшись ближе к центру, волнуясь и трепетая, они закружились в скромном, изящном танго. Переливы гитары, хлопки, стрекотание кастаньет. Единое движение корпуса, одно дыхание на двоих, одинаковая разгорающаяся страсть.       Его руки на её талии лежали так естественно, будто это было их предназначением. Скользили ниже, пальцами прячась в ткани платья, или выше, утопая в медовых волосах. Таинственная, чарующе притягательная, она колдовала в его сознании замедленные образы, но Кадзу ни на миг не позволял себе забываться в иллюзии. Смотрел, наблюдал. Наслаждался изгибами, жемчужным ароматом, чувствовал, как он остается на его коже. Каждое прикосновение, даже через одежду, было наградой, желанной и терпкой, каждый взгляд был долгожданным.       Плавный танец переходил в дикое сражение. Казалось на резких поворотах срывались молнии, а между телами пробегали разряды. То грубая хватка сменялась нежными поглаживания. Под своими пальцами она чувствовала его горячие мышцы на плечах и спине. Шея тянула оставить багровый след, хлопковая рубашка мешала, как и платье, не позволяла провести ладонью по обнажённой мужской груди и спуститься ниже на крепкий торс.       Ритм не сбивался ни на одно мгновение, темп ускорялся. Перед глазами мелькали яркие оранжевые цвета, пахло пряной охрой, перцем, кофе, спелыми фруктами. Небо перевернулось с землёй местами, превратившись в бездонный синий океан, солнце слепило. Он с ударом притянул её к себе. Его губы уловили на выдохе:       — Мэй.       И дыхания сразу не хватило. Все вокруг бешено закружилось. Вихрь ветра взбалмошно дунул в его вспотевшую спину, лучами сразу же навалило палящей волной. Она была так лакомно близко, мужчина почувствовал мимолётное движение её губ, произносящих собственное имя. И ему сразу же озабоченно захотелось повторить, покрутить на языке сочетание букв, услышать, как оно будет звучать из его уст. Захотелось сказать вслух, в уме, про себя, прокричать, простонать, позвать вопросом, обычно, деловито, удивлённо, с любовью и нежностью.       Ласка была долгой. Ему хотелось, чтобы она была вечной. Продолжалась витиеватыми дугами, горами, склонам, ураганом и цунами, чтобы порывы никогда не опускали на землю. Дорога с ней была бы красивой. Эта девушка из Ипанемы сводила его с ума. Так дурманила, кружила голову, бархатно обманывала, вибрирующе играла. И ему так нравилось тягуче упиваться этим вином, утопать в колющем возбуждении, остром желании. Натянутой утомлённой струной гитары, высокой нотой, хлёсткими похлопываниями, ударами сердца, рывками оборвалась песня племенной страсти. Гитарист тяжело поднял голову к солнцу. Он закончил свой танец. Как и его незнакомые друзья.       В висках у Кадзу било набатом. Вдруг он вновь услышал все звуки громкого города. Под грудью уже болело, пробирало сумасбродной мешаниной. Он прикрыл на несколько минут глаза. Под веками взрывались салюты, а в ушах заложило землёй.       Когда он очнулся из тихого транса, рядом уже никого не было. Взвинченный мужчина оглянулся в поисках девушки, но на глаза её светлое платье, тёмные волосы, юная фигурка уже не попадались. Кадзу тут же ушёл с просторной яркой площади в тень, всё ещё высматривая, пытаясь найти, ладони машинально шарили по карманам в попытке обнаружить, есть ли что украдено. Кошелёк был на месте. В улочке домов царила лёгкая свежесть, напоминающая женские прохладные руки в начале их танца. Её исчезновение отрезвило его, заставило здраво взглянуть на себя. Он приехал на поганое дело, а не на танцы с местными красотками. Как ловко она его опьянила, как просто он забылся в круговороте чувств, поддался соблазну тела. Разомлевший Кадзу зачесал волосы назад. Хоть дыхание и становилось таким же ровным, как и раньше, в голове жадно стояло желание провести пальцами по её заалевшим щекам, долго смаковать её ядовитые губы, сжать в объятиях изнеженное тело. Если бы она не исчезла, он бы бесцеремонно украл её, дразнил бы, как она его. Манящая и мерцающая.       Рубашка стала стылой, на языке почувствовался въедливый горький вкус кофе. Воспоминания о прекрасной девушке из Ипанемы угасали с каждым выдохом, словно она лишь приснилась, будто ее никогда и не было. Наступило похмелье.