Вечное прощение и вечное прощание

Они не говорили о поцелуе и признании, боясь нарушить установившуюся между ними хрупкую нежность. Белла, до этого с трудом представлявшая, как заговорить с Локи без неловкости, с лёгкостью расспрашивала о дипломатическом приёме в королевстве Золотой долины и невероятной истории с Йотунхеймом: — Так горжусь тобой, будто и сама приложила руку к перемирию с ледяными великанами! — сидела на столе, склонив голову набок, и задорно болтала ногами. — Вот же чёрт-краснобай, фигни им всякой наобещал, небось, а они и уши развесили. — Взяла термос, налила кофе и протянула Локи: — Будешь? Пряное ароматное воспоминание разлилось в воздухе, напомнив ему первое «прости» и белую розу, уколовшую ей палец. Напомнив неслучившийся поцелуй и непреодолимую пропасть: «Такая уж и непреодолимая?» — рассердился Локи и в миг сократил расстояние между ними, вплотную приблизился к Изабелле, взял чашку с кофе и наслаждением сделал глоток. — Надеюсь, Вашему высочеству не горький? — спросила Белла с ноткой иронии, памятуя о его первом впечатлении. — В самый раз, — улыбнулся. — Знала, что я приду? — спросил с хитрецой в голосе. — Не знала, — оглядела его черты, словно приласкала взором. — Дай угадаю, мама сказала, где меня искать? — Ага. Столкнулся с ней на пиру и, когда узнал, что ты не явилась, потихоньку удрал оттуда. — В твою честь праздник гремит, а ты здесь со мной торчишь, — почувствовала вину. — Без тебя не весело. — Не выдумывай, — прыснула. Локи не ответил и только пожал плечами, допивая свой кофе. — И даже не скажешь «честное слово»? — Из моих уст прозвучит максимально… тупо, — свёл брови к переносице. — Лучше уж промолчу. — Значит, всё ради эффекта? — Ага. Усмехнулась, а затем подалась в его сторону и вновь заключила в объятия, обвив цепкими руками ему шею. — Ну теперь-то мы друзья? — спросил Локи, обнимая её в ответ. По спине пробежал холодок, а затем окатило жаром: Изабелла ощутила неистовое желание проверить, как далеко она может зайти, испытать себя. Внутри её сердца зашевелилась тьма, подвывала зажёгшемуся пламени в почерневших глазах. Белла отстранилась и, охваченная дрожью, посмотрела прямо и неприкрыто: — То есть, ты меня как друг любишь? — изогнула бровь. В изумлении уставился — не ожидал, что она ступит на опасную территорию. Однако проигрывать не собирался: — Не как друг. У Беллы закружилась голова, и она не могла понять, от страха или от адреналина. — Скажи снова, — прошептала она. — Люблю тебя, — ответил без раздумий. — Ещё, — сердце бешено ударялось о грудную клетку. — Люблю тебя, — ухмыльнулся. — Ещё скажи… — округлила глаза, вытянулась, как струна. — Не испытывай судьбу, — вкрадчиво произнёс он, чуть не облизнувшись. — Скажи, — не унималась. Локи запрокинул голову и расхохотался. Изабелла вдруг стушевалась, отпрянула — будто пелена спала. Отвернулась, прикрыв рот и сгорая от стыда. — Прости, — протараторила, — не знаю, что на меня нашло. Ужасно бестактно… — Только не порти момент! — шкодливо улыбнулся во весь рот, оголив зубы. — Мне нравится, как ты пробуешь власть на вкус. Опьяняет, правда? — Это неправильно. — Брось, Ибби! — отставил чашку, легонько обхватил Беллу за плечи и повернул обратно к себе лицом. — Где же та, что любит всё вульгарное? — восхищённо. — Хороша была бы царица! — В своём уме? — посмеивалась она. — Посмотри на меня, какая ещё нафиг царица? Я вся в пыли и гипсе. — Если проблема только в этом, то, поверь, я как-нибудь переживу пыль на твоей одежде, — гримасничая, театрально приложил руку к сердцу. — Кстати, мне нравится твой новый стиль! — оценивающе окинул взором, одобрительно кивая. — Господи, какой же ты иногда фигляр. — А, по-моему, ты не против. — Вот же морда наглая! — помотала головой. — Распушил хвостяру — павлин. Взяла его руку, положила себе на колени и задумчиво обводила узоры бронзовых наручей, деловито наклоняя голову то к правому, то к левому плечу. Локи с затаённым дыханием наблюдал за её движениями, а затем перевёл взгляд на пологий белый лоб, на тёмные стрелки бровей и ниже — на пушистые чёрные ресницы, в которых запутался вечерний синий свет, лившийся из высоких прямоугольных окон. Высвободил руку, робко и невесомо коснулся полусогнутыми пальцами её раскрасневшейся щеки и, прогладив, остановился в уголке приоткрытых губ: — Я всё думал, что меня так поразило в тебе в ту секунду, когда впервые увидел, — он вновь заговорил с той непривычной величественной серьёзностью, с какой признавался в любви. — Всё не мог понять, а сейчас вдруг осознал — твоё бесстрашие. О, Один, как ты смотрела на меня, сняв повязку! Чуть дыру не прожгла. Ещё и имя своё назвала этому «абсолютному злу»! — чуть заметная, сокровенная улыбка озарила его лицо. — И потом, в библиотеке… и на этой проклятой пустынной планете… — вымолвил, едва дыша. — Меня всегда восхищали смелость, отвага и бесстрашие, как у брата, потому что я — жалкий трус, а ложь — мой самый надёжный щит. Знаешь, до тебя я никому не признавался в любви, боялся стать уязвимым, — болезненная усмешка. — Но рядом с тобой хочу быть таким же бесстрашным и сильным, — утёр большим пальцем сорвавшуюся с её века слезу. — Таким же смелым, как та одинокая нью-йоркская девочка, что в разрушенном доме глядела в ночное небо, прижимая к себе кошку. Да, Изабелла, я люблю тебя. И никого прежде так не любил.

***

Заморозки сменились свирепыми морозами, и весь Асгард, казалось, ненадолго погрузился в сон: остановилась стройка, опустела рыночная площадь, почти не работали верфи, в порту дремали покрытые льдом корабли. Торговля велась лишь в крытых лавках и магазинах, а для перевозок и путевых сообщений использовался только воздушный транспорт. В редкие дни потеплений по улицам, задорно смеясь, бегали своры ребятишек, с трудом выносившие домашние посиделки: носились по глубокому рассыпчатому снегу, закидывали друг друга снежками и катались на коньках по замёрзшему океану. Чиновники, торговцы и ремесленники, закутавшись в меховые шубы, продолжали рутинно ходить кто на работу, а кто на службу, лениво и сонно бредя по заснеженным дорогам, поддерживали зыбкий огонёк жизни города. В домах неустанно топились печи и горели камины, которых, тем не менее, не всегда было достаточно, и по указу царя раз в день стали бесплатно развозить древесину. Пусть к зиме и были готовы, но она наносила колоссальный ущерб едва успевшей разогнаться экономике, затрудняла и иные социальные сферы. По прошествии всего двух месяцев на окраинах обнажились во всей красе трущобы и выживавшая в них нищета, ряды которой неустанно пополняли оставшиеся без работы переселенцы и прочие маргиналы, включая криминальный элемент. На решение проблемы пришлось щедро опустошить казну, дабы как следует наладить процесс помощи нуждающимся и остановить неконтролируемую окраинную застройку, однако ресурсов всё равно было недостаточно. Тор не вылезал из рабочего кабинета, а Локи без конца разъезжал по разным министерствам и службам, но дела решались медленно и неважно, что огорчало царевичей. Зато по вечерам они стали проводить больше времени вместе, обсуждая прошедший день и трудности, с которыми пришлось столкнуться: сидели в обеденной в просторных домашних рубашках, закинув ноги на стол, и под хруст поленьев в камине делились друг с другом успехами и неудачами, подливая в кубки вина из высокого штофа. Но не только в компании брата Локи проводил вечера. Время от времени к нему заглядывала Изабелла: сначала несмело, а потом ураганом врывалась в его чертог, стучась к нему в спальню непродолжительно и лишь для приличия. Вот и сейчас она, утопая в просторном пуховике, сунула моську в незакрытую дверь и шаловливо улыбнулась: — Привет, великанище отмороженный, — гоготнула она, на цыпочках пересекла комнату, скинула сапоги и забралась на кровать, — подвиньте, пожалуйста, Вашу царскую задницу, — залезая под одеяло и толкая Локи бедром. — Ничего себе военное вторжение, — делано проворчал Локи, уступая место любимой гостье. — Такими темпами я скоро начну стучаться в свою же спальню. — У меня дома холод собачий, — повернулась на бок, подложив руку под голову, — мама через день ходит по дому, наклюканная глинтвейном, типа греется, — сделала пальцами кавычки, — а к Финну теперь заезжает его дружок из министерства — противный лысый старикашка, который обзывает меня «куколкой» и постоянно смотрит на мои сиськи, как будто там есть на что смотреть!.. — Вот это тебя прорвало, — изумился Локи. — Сочувствую, — повернулся к ней лицом. — Ага, — страдальчески вздохнула. — У тебя усталый вид. Ты спишь вообще? — Скажем так, я не оставляю попыток, — усмехнулся. Белла притихла и стала озираться по сторонам, разглядывая огненные блики, ползущие по стенам и исчезающие под высоким сводчатым потолком. Комната Локи ей казалась в эту минуту сказочной, волшебной пещерой, и она уютно поёрзала под одеялом, чувствуя, как приятно отогреваются ноги и тело погружается в сонную негу. — Хорошо тут у тебя, — шепнула она. — Мне теперь тоже, — отозвался Локи, мягко улыбнувшись. Изабелла, скинув на пол пуховик и оставшись в платье, вдруг придвинулась совсем близко, повернулась спиной и крепко прижалась к Локи. Придя в замешательство, он какое-то время лежал без движений, не зная, как реагировать, но быстро осмелел: обвил рукой тонкую талию, вжавшись посильнее, уткнулся лицом в горячую шею. Сладко, опьяняюще. Мгновение назад он был уверен, что сможет себя контролировать, но тело не слушалось и отозвалось на будоражащую чувства близость самым естественным образом: «Ну, вот, сейчас нам станет неловко, она отодвинется, а то и вовсе уйдёт», — с разочарованием решил Локи, приготовившись к неудобному вопросу, однако Белла молчала: она всё давно поняла и не собиралась разводить трагедию. С гордостью думая о том, какая она взрослая и тактичная, Изабелла внезапно ощутила, как её обдало жаром. Низ живота налился приятной тяжестью, и она чуть скользнула вверх-вниз. Локи тяжело задышал, нервно сглотнул и ответил тем же. Изабелла выгнулась и повторила. Рука Локи спустилась вниз, застыла промеж её ног. Она легонько сжала бедрами его ладонь и, облизнув губы, задвигалась быстрее: «Неправильная, гадкая, лицемерная! — вертелось в её голове. — Но, чёрт меня возьми, как хорошо! — тихонько простонала. — Только не останавливайся, Локи, не останавливайся…» — … не останавливайся, Локи… — не заметила, как произнесла вслух. — Как прикажешь, любовь моя! — дьявольский, испепеляющий шёпот. Приближался миг развязки, и у Беллы не было сил протестовать. Ей казалось, что она и не она вовсе, а одно только тело, и нет ничего, кроме всепоглощающего наслаждения и напряжённой, вздыбленной плоти, прижимающейся к её бедру. Протянула руку за спину, лихорадочно обнажила его естество и сжала. Локи хрипло простонал, обхватил её руку и спустя несколько энергичных движений кончил. Свет перед глазами Изабеллы погас, мрак сомкнул вожделенные объятия: задержала дыхание, растопырила пальчики на ногах и кончила следом за Локи. Опомнившись и вернув способность здраво мыслить, Белла тотчас обвинила себя в легкомыслии и беспечности: «Я одна виновата, что дала ему ложную надежду. Зачем допустила это? Знаю же, как он ко мне относится…» Поднялась, спустила ноги на пол и грустно повесила голову: — Прости, — тихо сказала она, — не нужно было… — Всё в порядке, — отозвался Локи, — можешь не тратить время на объяснения. Это ведь ничего не значит, — с сарказмом добавил он. Локи не хотел обвинять её, понимал, что это никак не поможет сближению, но ничего не мог поделать с охватившими его обидой и злостью: «Она тоже испытывает чувства, я ей небезразличен, иначе бы никогда не подпустила так близко — не сомневаюсь. Нужно лишь набраться терпения и не давить на неё. Но будь я проклят, как это сложно! Загублю всё собственными руками, как всегда. Ожидание невыносимо, хочу её прямо сейчас, чтобы совсем моя!.. Она стремится ко мне, только когда я отдаляюсь — нелепица. Но я не хочу нарочно отдаляться. И как мне быть?» — Ибби, я болван, — приподнялся, чуть придвинулся, — не слушай меня. Посмотрела из-за плеча: Локи выглядел как напроказничавший ребёнок со своими взлохматившимися волосами и умоляющими блестящими глазами, в которых отражался свет от напольного камина: «Так бы и зацеловала», — первое, что пришло ей на ум. Сомкнула веки от греха подальше. — Мне лучше уйти, — на онемевших ногах поплелась к выходу, подняв с пола пуховик и кое-как натянув на плечи. — Только не ходи за мной, — на мгновение обернулась, выставила руки щитом, — прошу. Мне нужно… нам нужно побыть раздельно. — Так нечестно, — отозвался Локи, приготовившийся удержать её: «Только не беги за ней, только не беги, — уговаривал себя, — иначе потом и на шаг не подпустит». — Может быть, — кивнула Белла. — Знаю, что лучше всё обсудить «как взрослым», — произнесла с ноткой иронии, — но я не готова. Прости, Локи. Наверное, я не такая бесстрашная, какой ты меня считаешь, — и стрелой вылетела из спальни.

***

Мало того, что Эрланд приносил Аморе пользу, он был в её вкусе: высокий, широкоплечий, массивный, как скала, ослеплённый амбициями. «Совсем как Тор», — думала она, одурманивая его чарами во время городского праздника, на котором познакомилась с ним. Во время последнего разговора с Локи во дворце, застуканная в постели с учеником Тора, мальчишкой Брандом, она окончательно решила, что должна сделать всё сама. Амора отчётливо видела, что Локи тяготится их сделкой, и, даже если он заинтересован свергнуть брата с трона, то явно ищет способ справиться в одиночку: «Он мне не доверяет — что ж, это в стиле Локи. Но ничего, я и без него доберусь до Тора. Единственное, надо как-то отвлечь его…» В тот же день она незаметно проследила за Локи и узнала о Белле — увидела, как он нежно прощался с ней после звона сигнального рога, возвестившего о военной угрозе. Амора смекнула, что девушка что-то значит для Локи, но напрямую через неё действовать не решилась. Эрланд сам подошёл к ней во время городского праздника: он не собирался проводить с незнакомкой весь вечер, а хотел лишь потешить самолюбие в компании красивой женщины, ожидая Беллу. Однако чаровница узнала его и решила разобраться, окажется ли он полезен. Чуть захмелев, Эрланд сделался необычайно разговорчивым, а его сознание — податливым, как раскалённое железо. Так Амора выяснила, что «этот надоедливый принц всё время ошивается рядом с леди Беллой и жеманничает, надеясь расположить её», но угрозы Эрланд в нём не видит. Она не верила, что Локи испытывает чувства, а уж чувства к смертной подавно, и потратила впустую недели, пытаясь разгадать, зачем эта девушка могла бы ему понадобиться: «Неужто и впрямь неравнодушен к этой серой мыши?» — думала Амора, лежа в постели Эрланда и выслушивая его очередную жалобу на то, что он с начала зимы никак не может застать Беллу дома, потому что она то в мастерской, то во дворце, проводит время с принцем, с которым «они в последнее время стали дружны», по словам Финна. Дела у Эрланда шли неважно: в казначействе, где он получил место после замолвленного Финном словечка, были недовольны его службой. Энергичный, умеющий расположить к себе, харизматичный Эрланд, который был невероятно успешным торговцем, оказался совершенно неспособным к чиновничьей службе, не умел работать в коллективе и ничего не понимал в финансах. Эрланд держался за место ещё и потому, что с наступлением жутких морозов с бизнесом тоже стало тяжело, а он привык жить на широкую ногу, и ощутимо сократившиеся доходы перестали покрывать расходы. — Так занялся бы вновь своей девочкой, — расчёсывая пальцами длинные локоны, ответила Амора, — пусть отчима своего попросит, чтоб помог тебе. Ей было плевать на Эрланда и его проблемы, она уцепилась за возможность отвлечь Локи. — Ха! Сначала поймать бы её. — Приди к ней в мастерскую, подари какую-нибудь безделушку или украшение, девочки это любят. Вот увидишь, она сразу смягчится. — Ревновать не станешь? — повернулся к ней, провёл рукой по крепким брюшным мышцам и остановился на упругой роскошной груди. — Вот ещё! — фыркнула Амора, откинула его руку, перекатилась и взобралась на него верхом. — Мне плевать на детские игрульки в любовь, — приложила к его вискам сложенные вместе указательные и средние пальцы обеих рук, охваченные зеленоватым свечением, — а на тебя у меня планы, милый. Покладистый, послушный. Когда-то и она была такой в руках Локи: «Созданная по его облику и подобию, чтобы однажды служить ему, когда он станет царём, — прошлое ядом воспоминаний вливалось в сознание. — И ты, Эрланд, теперь тоже лишь средство для достижения цели. Но уже моей, — сострадание острым жалом внезапно впилось в сердце. — Одинокий, как я, и никто никогда тебя не любил: матери не стало, отец был жесток и холоден… — стиснула зубы, проглотив вероломное сочувствие. — Нет, в бездну жалость, она только делает бесхребетной». Наклонилась, припала мягкими пухловатыми губами к шраму-полумесяцу, а затем легонько обвела пальцем. Эрланд перехватил её руку и настойчиво убрал от лица. — Не надо, — отчеканил расколовшимся голосом. — Плохие воспоминания? — Очень, — будто обрубил. Она была горяча, а порой даже нежна, но она — не Белла. Чёртова девчонка не шла из головы с момента поцелуя. Раньше он мог контролировать свои чувства к ней, воспринимал всего-навсего приятным «трофейчиком» на пути к чему-то большему — к обретению, наконец, себя, к становлению полноправным жителем Асгарда. Асом, коим был отец, и коим никогда не считал сына: «Щенок дикарки, в которую мне не посчастливилось заронить семя», — сокрушался он всякий раз, когда маленький Эйнар — как звали его по-настоящему — не справлялся во время обучения боевому искусству. Он часто и подолгу болел: «Грязная кровь», — говорил отец, брезгливо заглядывая через плечо лекаря. Едва юноша достиг совершеннолетия, как был отослан из дома в военную академию, чтобы «не мозолил глаза». До окончания службы оставалось два года, когда пришло известие о кончине отца, и Эйнар был разбит и уничтожен: он мечтал доказать, что достойный сын, что заслуживает родительской любви. Однако после смерти отца военная служба перестала иметь смысл, и Эйнар долго скитался по мирам, надеясь найти пристанище и настоящий дом. Он грезил Асгардом, но понимал, что там ему нет места: разве допустит владыка Один такого, как он, в обитель богов? Так он превратился в загадочного торговца-чужестранца — деловые партнёры прозвали его Эрландом из-за нежелания представляться, и он свыкся с этой личиной, не отринул нового имени, став тем, кем стал. Возрождающийся Асгард забрезжил звездой надежды, и Эрланд был готов на всё, чтобы стать хозяином жизни на новой земле, хватался за любую возможность завести побольше полезных связей или занять хорошую должность. И неужели чувства к какой-то девочке всё погубят? К тому же смертной — она не годится для продолжительных забав, её красота быстро увянет. Привязаться к ней означало бы катастрофу, а это отнюдь не входило в планы Эрланда. Поднялся с постели, натянул штаны и кожаный дублет: — Не буду откладывать, — решительно оповестил он, стягивая волосы на затылке в высокий хвост, — пойду наведаюсь к Белле. — Надел грубое меховое пальто в пол. — Увидимся, Афродита. — Амора! — бездумно кинула она ему в спину. — Что? — обернулся в недоумении. — Так меня зовут на самом деле, — опустила глаза. — Только это между нами. — Понимаю, — кивнул ей Эрланд. — Что ж, Амора, — сделал акцент на её имени и с теплотой улыбнулся, — увидимся.

***

Белла с трудом подняла утром своё тело с кровати и отнесла на работу, хотя больше всего на свете хотела остаться под одеялом и проспать примерно до весны — авось, все её проблемы решатся сами собой? Голова гудела от недосыпа и неустанного потока мыслей. Белла чувствовала себя комком из нервов и кофеина, руки тряслись и не слушались — испортила бюст, на который потратила неделю и который должна была закончить через два дня. — Да и пошло оно на хрен! — психанула, швырнула киянку в другой конец мастерской. — Что?! — мегерой шикнула на коллегу, который с выпученными глазами уставился на Беллу, от удивления изобразив глуповатую гримасу. — Да ничего, — захлопал веками, — просто никогда не видел, чтобы кроме царя кто-то молнии метал, — добродушно улыбнулся. — Прости, Йорген, — опомнилась, — наверное, устала. Эти морозы и вечная темень доконали, — неловко хохотнула. — Это точно, — согласился Йорген. — В прежнем Асгарде такого тоже не бывало, у нас суровые холода всегда ассоциировались с Йотунхеймом. А тут на тебе! Йотунхейм. Снова Локи. Везде этот ненавистно-любимый Локи: в каждом предмете, каждом слове и каждой мысли. Запрокинула голову, закатив глаза: «Боже, ты уже забрался мне между ног, может, хоть из головы свалишь?» Сделала глубокий вдох, отодвинула от себя инструменты, надела любимую накидку изумрудного цвета и вышла на воздух. Вжав голову в плечи и грея руки в плотной меховой муфте, глядела в серое небо и отчего-то ощущала тревогу. — Доброе утро, Белла. Обернулась на чарующий голос и увидела Эрланда, смотревшего виновато и плутовато одновременно. — Ага, привет, — безразлично отозвалась она, позабыв о привычке строить из себя рядом с ним асинью. — Наконец-то поймал, — неловко и несвойственно себе гоготнул, — а то, понимаешь ли, прячешься от меня… — Не пряталась я от тебя, — пожала плечами. — Знаю я эти ваши дамские штучки! Все вы, юные девы, играете в эти игры. — Ну, да, я ж известная кокетка, — непреднамеренно усмехнулась, — только и делаю, что «дамские штучки» на мужиках проверяю. «С чего вдруг змеёй зашипела? — Эрланд в недоумении почесал щетинистую щёку. — Небось, понабралась от принца-дурака, он-то известный змей!» — Я обидел тебя? — Не знаю, подходит ли сюда слово «обидел», — не стала увиливать, говорила прямо, — но ты меня игнорировал столько времени. Понимаю, ты был занят, но на пьянки с Финном ты как-то находил время, а ответить мне хотя бы на письма — нет. Уж молчу о том, чтобы просто заглянуть, узнать, как дела. Просто заглянуть! — округлила глаза. — Я вообще-то поцеловала тебя, — добавила она тихонько, потупив взор, — а ты сделал вид, будто ничего не случилось. Бесишь. — Но я правда был занят, — сладко пел он. — Клянусь, я скучал! Обхватил понурое девичье лицо своими сильными ручищами, и не успела Белла ничего понять, как Эрланд поцеловал её. — И отчего этот привкус холода на твоих устах? — его глаза лихорадочно искали ответа в каждой милой сердцу чёрточке. — Неужто Локи-прохвост овладел твоими мыслями? — он вдруг испугался своего вопроса. — Он не прохвост, — убрала его руки со своего лица будто бы между делом. — Он нравится тебе? — не унимался. — Он мой друг, — слова срывались с языка прежде, чем Белла успевала их обдумать. — Я думал, ты ненавидишь его, он ведь… — Да, он… он… Белла на миг замерла с открытым ртом, но потом неловко поджала губы, призадумавшись: «Неужели я и впрямь назвала его другом?» Ей стало невыносимо стыдно за всю теплоту и нежность, что неустанно множились в ней день ото дня, за разгоравшийся внутри пожар — неужели она вот так просто забудет, кто он и что натворил? «Но что я могу поделать? — немой крик, саднящая рана в душе. — Я лицемерка? Я плохой человек?» — к горлу подступил ком. — Ну, не то чтобы друг, эм… — сконфуженно засмеялась. — Это допрос такой? — нервно почесала затылок. — Не допрос. Но ты изменилась. Или чувства твои переменились, — мрачно, — я подумал, что из-за него. — Ревнуешь? — хмыкнула. — А если и так? — нарочно играл в поддавки. — Тогда скажу, что тебе не о чем беспокоиться, — её метания вмиг рассеялись, картинка вновь обрела очертания — Локи не герой её романа, им должен быть Эрланд: «Это же так очевидно и правильно!» — решила она, успокоив совесть.

***

Локи с гордостью думал о том, как много дал времени Изабелле разобраться в себе: не маячил перед глазами, не писал писем, не искал встреч — с полным пониманием и уважением принял её решение побыть на расстоянии и обдумать случившееся. Сам же почти не рефлексировал над их порывом близости, не терзался сомнениями, ведь он давно хотел этого и теперь покорно выжидал, когда вновь увидит свою Персефону и прижмёт к груди. Он без остановки слушал музыку на её плеере, чтобы хоть как-то ощущать её присутствие. Внутри росла неутолимая жажда узнать о её земной жизни ещё больше, а потому он задумал предложить ей вместе отправиться в Мидгард, чтобы провести день так, как она захотела бы. Решился и отправился к ней домой, но Изабеллы не было. — С Эрландом твоя краля, — вынимая из мундштука скуренную сигарету, ответила Кари, одетая во флисовую толстовку и шерстяные штаны, больше похожая на снеговика, чем человека, — упиздрыкала с самого утра, даже занятия по лепке у детей отменила, курица такая! — Упи… что сделала? — Локи непонимающе наморщился. — Ножками топ-топ сделала, говорю! — изобразила пальцам для наглядности. — Нет её. Передать чего? — Локи показалось, что Кари обратилась к нему с теплотой и по-доброму. — Скажите, что я приходил, — ответил угрюмо. — Скучаешь, хлебушек? — улыбнулась. Локи растерялся из-за ласковости её голоса. — Так, что выть охота, — ответил он: «Она и так всё знает, видно же. Какой смысл увиливать? Она любит честность. Дочь вся в неё». — Ну, ничего, Беллз скоро тоже соскучится, вот увидишь, — отыскала в кармане на животе новую сигарету и блаженно задымила. — Поверь мне, Эрланда надолго не хватит, чтобы удовлетворять её пытливую натуру. А ты потерпи и не наделай глупостей от тоски. — Да уж… — усмешка бессилия. — Спасибо, леди Кари. — Обращайся. Только веди себя прилично, — не удержалась от командирского тона. — С этим обычно туговато, — многозначительно вздохнул. — Извините за беспокойство. Кари заговорщицки приулыбнулась и закрыла дверь. Локи ждал — ровно три дня. Написал письмо и, в мучениях прождав сутки, вновь шёл к заветному дому, невзирая на беспощадную вьюгу. Замёрзший, с раскрасневшимся от ветра и мороза лицом стоял на пороге, и когда приоткрылась дверь, он не поверил чудесному миражу: Изабелла, одетая в тёплую кофту поверх ночнушки, смотрела на него, обняв себя за плечи. — Я не ждала гостей, — ответила сонно и устало. — Уже поздно, вон, темень какая, — кивнула в сторону улицы. — Здравствуй… — стуча зубами, ответил Локи. — Ты не ответила на письмо. — Ты посылал письмо? — удивлённо вытянула шею. — Я ещё не разбирала почту, мне не до этого. — Ну, да, — саркастическая усмешка, — ты же теперь всё время проводишь с этим грязным торговцем, тебе не до меня, — опустил уголки губ, — понимаю! — Боже, ещё один… — в прежней манере сложила руки на груди и неприветливо отвернулась. — Может, пустишь? — проскулил. — Тут лютый холод, Ибби! Посторонилась и пустила внутрь: — Налью тебе глинтвейна, согреешься и иди домой, ладно? Я сейчас не в том настроении, чтобы выяснять отношения. Осмелел и крепко обнял, припав холодными губами к горячему виску, но Изабелла не обняла его в ответ, стояла, не шелохнувшись — лишь позволяла обнимать себя. Локи отклонился и с грустью взглянул на неё — до смерти желанную, до боли не его. — Прости, что потревожил, — робко вымолвил он, сжав волнистую светлую прядь любимых волос. Не зашёл за порог, надел кожаные перчатки и вновь ушёл в ледяные объятия беспризорного мрака заснеженной улицы. Ночью он видел сон: яркие рыжие вспышки, огненные всполохи, грозовые кучевые облака в вышине — разбухшие, готовые пролиться дождём. С неба, пьяно покачиваясь на ветру, падал чёрными сизыми хлопьями пепел и чернел, оседая на взмокшей коже. Локи сидел на раскалённом камне и не мог подняться, мышцы казались ослабевшими, будто тряпичными. Хотел пошевелить руками, но они онемели, были тяжёлыми и неподъёмными. Попытался позвать на помощь, но не услышал своего голоса. Что-то тёплое и липкое заструилось между пальцами, стекало на колени, просачивалось в сапоги. Опустил голову и увидел на руках Изабеллу: её бледное, безжизненное лицо с открытыми глазами и стекающей с уголка рта густой каплей крови пронзило сердце немилосердной болью, стиснуло его невыразимым ужасом. Закричал — во всю мочь, во весь голос! Но не услышал ни звука. Подлетел с влажной подушки, как ужаленный, и стал ошалело озираться, скалясь бешеным псом — лишь непроглядная тьма взирала на него бездушными очами. Упал лицом в ладони и по-детски громко, безутешно зарыдал. Ему впервые стало страшно не потому, что он будет без неё, а потому что её не будет — нигде и никогда. Неважно с ним или без него.

***

Локи потратил больше месяца в библиотеках и нескончаемых скитаниях ради одной цели — отыскать ещё один кристалл вечности, такой же, какой помог заполучить Тору для Джейн. Он верил, что найдёт его — пусть даже на задворках вселенной, в самом опасном необитаемом месте. Поклялся, что найдёт. Но бесплодные поиски не приносили ничего, кроме разочарований. И в тот момент, когда принц уже был готов опустить руки, забрезжил огонёк надежды: дремучий старик — бывший мореплаватель, а ныне простой торговец рыбой, рассказал ему легенду о ледяном храме, запечатанном древними рунами, в котором хранится необычайной красоты зелёный кристалл, способный подарить вечную молодость. Старик клялся, что видел кристалл, но не смог сразиться с огромным чудищем, охранявшим его. Локи не верил старику и внезапно пришедшей на ум догадке, поражающей простотой, но решил напоследок попытать удачу. Спустился в мир ледяных великанов, в скованный льдами Йотунхейм. Место своего рождения. «Как удобно, что эти безмозглые верзилы нынче наши союзники», — подумал он, ожидая аудиенции короля йотунов. Оказалось, кристалл и впрямь был, но всем на него давно было плевать, потому что храм, где находился артефакт, был запечатан магией столь древней, какой их народ больше не владел. Зато ей владел Локи, перенявший её когда-то от Фригги. Чудища в храме, к удовольствию Локи, не оказалось: «Видимо, старик самих йотунов принял за чудищ, — решил он, — что не удивительно — с такими-то мордами». В храме был не только кристалл, но и сундуки с богатствами, которые Локи любезно преподнёс великанам, за что те устроили в честь него пир — довольно угрюмый и скучный для взыскательного и привыкшего к роскоши асгардца, но весьма потешающий самолюбие. Вернувшись в Асгард, сразу заказал у придворного ювелира огранку кристалла и изящную цепочку под него. «Не могу же я просто подарить ей украшение, возражать же начнёт, знаю я её», — думал Локи после, сидя в своём чертоге и разглядывая завершённую работу мастера. И тогда он спустился в дворцовые сады, отыскал на свой вкус самую красивую розу и, помня о том, что Изабелла не любит мёртвые цветы, попросил садовника пересадить розу в горшок: «Смеяться надо мной станет — и хорошо, хоть улыбкой наградит». Назначил встречу неподалёку от рыночной площади, ждал под раскидистым деревом, покрытым снегом, и нервничал как мальчишка. Изумрудная накидка зазеленела впереди — сердце Локи радостно запело. И тут же наполнилось злобой: Изабелла шла под руку с Эрландом.