Сон Ивана

После душа он целовал ещё расслабленный анус Вани. Ему нравилось целовать его Там. Он так и уснул, скатившись вбок, обхватив молочные ягодицы. Мышцы под его руками ещё вздрагивали. Иван сопел, смежив тяжёлые веки. Его светлые волосы упали на глаза. Резкий ветер, пробивающийся в распахнутые аутентичные ставни, его волосы шевелил. В окно дохнуло серединой сентября. Голуби кружили над каналом и собирали клювами настырные дождевые капли. В соборе ударил колокол. Иван натянул почти до ушей примятую белоснежную простынь. Ивану снился обширный зелёный луг. Мелкая роса осаживалась на его длинные полуобнажённые ноги. А темноглазый демон всё шёл к нему навстречу. В венке из полевых цветов. В рубашке из грубого сукна. Когда он с ним поравнялся, Иван распахнул ореховые глаза, и проснулся. И сразу же попросил есть. Его случайный любовник накормил его чем пришлось, а сам сел трапезничать рядом с ним. Из одежды дозволил ему натянуть на яйца только тёмные ячеистые трусы, которые ничего не скрывали, наоборот, обнажали. Его италийский выразительный нос, думал Ваня, виделся слишком экзотичным на фоне благочинно сдержанных русских пейзажей. А сам же он казался Человеком Мира. Полуголый, с малиновыми распухшими губами, с расхлябанной дырой, Иван, всё же, казался пуританином. И крайне сторонился диких взглядов Дамиано. В чертах его лица, ровно под челюстью, залегла неизъяснимая вселенская скорбь. — Смотрю на тебя — и вижу Христа. Пока Иван размышлял над его определённо привлекательным носом, он, задрав Ванин подбородок, трахал его рот своим длинным, подвижным языком. Его дыхание было рваным и сиплым. Он сел на его колени, подкатил глаза и затрясся весь с головы до пят. Они только что расцепили объятия, а он всё наматывал его светлые волосы на палец и сверлил его голодным, немного грустным взглядом. — Курить дай. — хмуро попросил Иван, откидываясь на мягкую спинку. За стеной дома, поросшего плющом, проалел старинный аутентичный трамвай. Ветер пошевелил остекленевшую гладь канала. Из окна потянуло жаром раскалённой мостовой, но высокие своды здания остудили её высокородное скрипучее дыхание. Дамиано вставил сигарету Ване в рот, поцеловал его в нос, и следом щёлкнул зажигалкой. Когда они курили в паузах между животным соитием, Дамиано, обезумевший, взмокший, истрепыхал его светлые волосы. Будто загипнотизированный, он пропускал их между пальцами, глядя куда-то в невесомую пустоту — будто сквозь него. Подминая его под себя, взбивал их, дергал и почти вырывал. Ваня смотрел на него из-под длинных, выбеленных на концах, ресниц, возбуждённо, но по-прежнему строго. — Русский Иван, я в тебя, кажется, влюбляюсь. Он весь помрачнел, сгорбился, грусть затопила оба его глаза. Он тянул руку в сторону Вани, как слепой. Какое-то время он порол его ремнём по заднице. Потом навалился на него сверху, обхватил за поясницу и потребовал расслабить сфинктер. Они совокупляются сначала в позе собаки. Потом Дамиано переворачивает его к себе лицом, закидывает бледные ноги себе на плечи, и продолжается чистое таинство саксофона и флейты без всяких преград. Промедление равноценно лишению воздуха, смерти. Давид связал его руки за спиной, влюблённо поводил языком по грубоватым красным верёвкам. Тут же в его руке оказался маленький чёрный хлыстик, и больно ударил Ивана по бедру. — Сожмись на мне. — скомандовал Дамиано. Его голос лязгал, как железо, трущееся о другую металлическую поверхность. Иван сдавил своими мышцами его ствол. Его сладкая, славная, жарко пульсирующая дыра казалась слегка припухшей. Он дёргался под ним так, словно отчаянно пытался вырваться. Член его тёрся о серую мятую простынь и оставлял вязкие, тянущиеся следы. Дамиано чувствовал себя в нём, чувствовал себя с ним, чувствовал себя частью Его — чего-то более обширного, всеобъемлющего и светлого. Давид обрушился на бледную, политую спермой спину, продолжая втрахивать Ивана в постель. Он начал усиленнее его долбить перед самым ваниным оргазмом. Ваня впился зубами в податливую розовую мякоть его ладони, чтоб не кричать оглушительно громко. Несколько секунд Дамиано медлит, обводит языком треугольные острые лопатки. Даёт собственному поту впитаться в его чистую, лишённую татуировок, спину. Разворачивает его голову в сторону, и многократно плюёт ему в рот. — Приподними задницу. Я кончаю.