открытки из разноцветных снов

Саньлан так болезненно печётся, склонясь над крошечными ранками, порезами, ожогами — хмурит брови, неестественно серьёзно тянется к аптечке, будто случилось что-то страшное, и Се Лянь истекает кровью. Мятые простыни пропитываются маленькими кровавыми точками, когда Се Лянь прикасается пальцами, сжимает их. По кровати расплескалась пыльные солнечные лучи, которые он глотает и про себя смеётся, ощущая, как волнуются бабочки внутри. У Саньлана ярко-красная майка с пятнами воска, смолы и вкраплениями рыбьих чешуек. Уши тоже красные, особенно, когда он бережно берёт его руку, гладит пальцами, дует на рану, стараясь всеми силами облегчить боль. Да что боль — тихое шипение перекиси, смешанной с солнечной любовью где-то у горла. Хочется только улыбаться. И ещё, пожалуй, аккуратно клюнуть губами в нежно-розовые уши. — Прости меня, — шепчет Саньлан, и губы у него по-детски дрожат. — Бездарь, иначе и не скажешь. Я обязательно всё уберу, и как же я только раньше не спохватился! Се Лянь не выдерживает, расплывается в улыбке и нежном, совсем не обидном хохоте. — Зачем же всё? Я думал, тебе нравится такой творческий беспорядок. Разве что все эти ножики и отрывки бумаг, пожалуй, и правда стоит убрать. У Саньлана жалобно-виноватый взгляд. Се Лянь опускает пальцы на его горячие щёки, щебечет себе под нос и ощущает дрожание солнечных лучей на своих пальцах. А порой, задумавшись, начинает покусывать ранку, пачкая железом губы и оставляя на языке привкус пыльцы и пыли. Саньлан снова серьёзно хмурится. Отвлекается от дел, подходит и осторожно опускает ладонь на искусанные пальцы. Гладит, словно пугливого котёнка. Нет, вернее сказать: как пугливый котёнок. А когда Се Лянь вздрагивает, он вздрагивает вместе с ним, словно поймав невидимую волну, отшатывается, но тут же обнимает. Запахом трав, кошачьей шерстью и чем-то ярким и солёным. Плачет? Или это свет расползается по розовым щекам? У Се Ляня переворачивается сердце. Правда, он этого не достоин. Оба что-то лепечут, неясно и, кажется, даже без единой мысли в голове, только с гложущим чувством тревоги, какой-то неестественно тёплой. Любовь у горла сворачивается тугим комом и выливается наружу несвязными бормотаниями, тёплым дыханием где-то на груди и щекотанием спутанных волос. Пальцы сжимаются на одежде. Хочется долго и тяжело дышать, вдыхать солнечный аромат и растворяться в объятиях, как в чашке с какао — до ожогов. Горячо.