ca sent l'amour ici

      «Дорогой, из твоего прошлого письма я поняла, что у тебя есть какие-то планы на праздники…       — Постой, ты что?!       … Мэнор выглядит в разы лучше, чем в день, когда ты покинул его…       — Драко, я, конечно, все понимаю…       … Нас осталось двое, я была бы очень рада, если бы ты решил провести эти каникулы дома…       — Но это уже перебор. Поверить не могу, что ты…       … Поступай так, как будет лучше для тебя. Я приму любое твое решение…       — Тем более, все мы разъезжаемся по домам. Разве это того стоит?       Люблю тебя, мама.»       — И вообще…       — Блейз, — холодно прервал его Драко, комкая письмо в руках. — Я, кажется, не спрашивал твоего мнения.       — Мы друзья, — твердо ответил он, в упор глядя на Драко. Тот пустым взглядом сверлил измятый лист бумаги. Блейз поморщился, заметив, что с каждым днем Драко выглядит все более истощенным, отчаявшимся. — Я думаю о тебе в первую очередь.       — А я в первую очередь думаю о нем, — честно сказал Драко, вскидывая глаза на Блейза. От того, какими остекленевшими они были, Блейз покрылся мурашками.       — Ты себя так в могилу загонишь, — он с силой потер глаза и лицо, будто от одного взгляда на Драко Блейз уже перенял долю его смертельной усталости.       — Это неважно, — отмахнулся тот, комкая письмо и бросая в верхний ящик стола.       — И как ты объяснишь все матери? — вбросил Блейз последний аргумент, особо не надеясь, что он образумит его друга.       Драко даже бровью не повел.       — Скажу как есть. Она поймет, — «всегда понимала».       Особенно, когда дело касалось Поттера.       — Я уже опаздываю. Напомни Панси, что завтра у нас последний учебный день и контрольный тест по трансфигурации. Мои конспекты пускай возьмет в нижнем ящике стола, там все расписано, — Драко быстро натянул мантию, накинул шарф на шею и привычно не посмотрел в зеркало. Его волосы симпатично топорщились, одежда была измята. Драко совсем перестал уделять много внимания внешности с тех пор, как…       — Опять придешь после отбоя? — спросил Блейз уже в спину. Драко замер в дверном проходе, обернувшись на друга. Синяки под его глазами буквально кричали о том, насколько Драко нуждается в отдыхе.       — Посмотрим.       — Долго ждешь? — спросил Драко, стоило ему подойти к фигурке, устроившейся на широком подоконнике у выхода из замка. Когда Драко заметил ее, то ему понадобилась вся его выдержка, чтобы не побежать. Поттер сразу бы все понял, услышав топот его ног и тяжелое дыхание. Драко старался не казаться навязчивым, он хотел казаться независимым, будто это именно Поттер организует все их встречи и прогулки.       Будто это не Драко ходит за ним с самого начала года.       — Нет, — отвечает Гарри, легко спрыгивая с подоконника.       Драко не может бороться с желанием поправить шарф, что небрежно висит на его шее. Гарри слегка вздрагивает от прикосновения рук Драко, глядя куда-то перед собой. Его глаза без очков как обычно болезненно беззащитные, как обычно остекленевшие.       Иногда Драко мелочно рад, что Гарри не может видеть всей той отчаянной любви и болезненной нежности, написанной на его лице.       — Сегодня на улице очень холодно, — говорит он и обвешивает их с Гарри сильными согревающими чарами. Гарри улыбается уголками губ, глядя немного левее Драко. — Посидим в беседке?       — Давай, — отзывается Гарри, и от того, что звучит он довольно воодушевленно, Драко чувствует себя чуть менее глупо и жалко.       Снега этой зимой невероятно много. Сугробы достают довольно высоким Гарри и Драко до колена. Теперь Гарри совсем не может ходить самостоятельно так, чтобы не запнуться и не заблудиться. Драко заботливо придерживает его за локоть, ведя по заснеженным тропинкам. Сам он мало смотрит на окружающую их красоту. Какое Драко дело до видов, когда рядом идет румяный, слегка улыбающийся Гарри, что не может заметить его тоскливого щенячьего взгляда?       В черных волосах Гарри запутались крупные снежинки, красные пятна румянца акварельными потеками расплылись по белым щекам и скулам. Весь он на контрасте, и в цветах, и в чувствах, что все не покидают его лица: перманентная печаль, неуловимая радость и что-то странное, такое глубокое, что толком не появляющееся на поверхности.       В молчании, звучащем шорохом снега, они уселись на скамейку в беседке. Драко заранее заставил снег с поверхности скамейки исчезнуть. Из-за слепоты, Гарри часто забывал о некоторых вещах, ведь они не напоминали о себе сами, маяча перед глазами.       — Как сегодня? — спросил Гарри слегка невнятно, но Драко тут же его понял.       — Из-за мороза и метели, что была сегодня в обед, деревья полностью белые, а сугробы очень высокие и похожи на волны или стаю небольших холмов. Из трубы хижины Хагрида валит дым, его самого не видно. Людей вокруг нет, но на близкой к нам ветке ели сидит птица. Облаков нет, а само небо… серое.       — Как твои глаза? — спросил Гарри и посмотрел «на него».       Драко с трудом проглотил тут же образовавшийся ком в горле. Ему отчего-то ужасно сильно хотелось заплакать или закричать. В грудной клетке, казалось, было катастрофически мало места.       Он бы закурил прямо сейчас, если бы не заметил еще в начале осени, как сильно Гарри не нравится эта его привычка.       — На… кхм… наверное, — прохрипел Драко. Горло все еще пережимали невидимые тиски. — Не знаю.       — Я бы очень хотел сравнить, — одними губами проговорил Гарри, опуская взгляд слепых глаз вниз. Горе прошило Драко с головы до ног. Чувство было таким всеобъемлющим, что у него закололо кончики пальцев и болезненно заныло в груди.       Драко, черт побери, всегда любил Поттера.       Он любил его нелепым безымянным мальчиком в лавке Малкин; он любил его внезапно объявившимся Мальчиком-Который-Выжил-чтобы-отвергнуть-дружбу-Драко; он любил его невыносимым идиотом и нестерпимым героем; он любил его злейшим врагом; он любил его уродцем, стоящим на коленях в полуразрушенной гостиной мэнора; он любил его серой недвижимой фигуркой в руках плачущего великана; он любил его спасителем; он любил его свидетелем на суде по делу по Малфоев; он любил его и сейчас, когда тот внезапно и скоропостижно ослеп. Он любил его злым, счастливым, печальным, смеющимся, воодушевленным, смущенным... Любым!       Драко любил Гарри.       Когда Драко подошел к Гарри после суда, чтобы извиниться и поблагодарить, опасаясь, что это его последний шанс, а, если промолчит, он вскоре сойдет с ума, он уже заметил неладное. В зале суда, сидя под испепеляющими взглядами десятков ведьм и волшебников, он упустил это из виду, но стоя прямо перед Гарри, он заметил: Гарри без конца щурился, морщил лоб и много моргал, словно пытался разглядеть Драко, что стоял на расстоянии вытянутой руки. Время от времени лицо Гарри озарялось искренним страхом, который тот отчаянно тушил. Драко видел, как тот старается придать лицу нормальное выражение, пытается перестать щуриться, но, только он это делал, как лицо его становилось бледным, совсем потерянным, совсем испуганным.       Больше летом они не виделись, но Драко пришло приглашение на дополнительные курс в Хогвартсе, а от Панси, маленькой сплетницы, он узнал, что Поттер тоже возвращается. Никогда бы он не упустил шанса посмотреть на Поттера хотя бы еще пару секунд, не то что целый учебный год.       Когда Драко в первый учебный день решил не идти на официальную церемонию и сразу посетить гостиную восьмикурсников, он наткнулся на Гарри, что в одиночестве сидел на диване у камина. Именно тогда, подойдя к нему и окликнув парня, что, кажется, слишком сильно погрузился в свои мысли, Драко наткнулся на его невидящий взгляд, и его мир в который раз перевернулся с ног на голову.       Новость о слепоте Героя не покинула стены замка: летом он не выходил из дома, а весь август умнейшие люди из окружения министра и профессоров занимались созданием чар приватности на территории Хогвартса. У репортеров не было и шанса. Однако по самому замку новости распространялись так же быстро, как лесной пожар знойным летом. Гарри не отвечал ни на чьи вопросы и игнорировал все, что касалось его недуга. Однако в тот самый первый вечер он сам рассказал всё Драко.       Проклятье Волдеморта, почти как привет с того света. Произнесенное в самый последний, напряженный момент, оттого неуслышанное, незамеченное. Слепнуть Гарри начал через неделю после победы, а к своему дню рождения он окончательно перестал что-либо видеть.       — Вы выяснили, что это за проклятье и как его снять? — Драко даже не думал в тот момент, насколько убитым звучит его голос, насколько горьким.       — Да, — выдохнул Гарри. Он звучал так, словно уже окончательно смирился со слепотой. Будто он принял, что это единственное сражение, из которого ему не выйти победителем.       — И? Что это?       — Что-то, чего я никогда не смогу получить, — горько усмехнулся он и больше никогда не позволял поднимать эту тему.       Но позволял быть рядом, и Драко был. Сперва ненавязчиво, якобы случайно, якобы от нечего делать. Позже уже почти открыто. Он начал общаться с друзьями Гарри, что сперва относились к нему с огромным подозрением и предубеждением (и их нельзя винить). Теперь же Драко вовсе не скрывал того, что уделяет Гарри почти все свое время, а с Роном и Гермионой у них сложилось что-то около приятельских отношений. Они даже разделили между собой заботы об учебе Гарри. Из-за слепоты он мало что мог делать сам, отчего еще больше чувствовал себя обузой.       Порой он порывался бросить учебу, но никто не позволил бы ему для его же блага. Все прекрасно понимали: как только у Гарри закончатся даже мелкие цели, хоть какие-то задания и обязанности, он пропадет. Они потеряют его.       Драко не терял надежды выведать у Гермионы, что может помочь Гарри, ведь он был уверен, что та в курсе, но она упорно молчала. Порой у них даже были скандалы по этому поводу, угасавшие, стоило Гермионе спросить «А зачем тебе это нужно?». Драко чувствовал себя жалким, потому что не мог ответить прямо, хоть и знал, что она уже давно все поняла.       Рон же один раз подошел к нему, когда Драко в одиночестве шагал в библиотеку, оставив Гарри на Гермиону. Он затащил Драко в нишу и заговорил сбивчиво и горячо, то глядя ему прямо в душу, то отводя глаза:       — Это прозвучит безумно, Малфой, но я почти доверяю тебе. Я слышу, что говорят Гарри с Гермионой, я вижу тебя, вижу, как ты ведешь себя, поэтому прошу по-нормальному, — он перевел дыхание, и тон его стал почти умоляющим: — Если ты не уверен, что выдержишь это все до конца, что не бросишь его, то уйди сейчас. Не тяни. Ради самого Гарри.       Никогда в жизни Драко не уважал Рона сильнее. Эта слепая преданность другу, эта жажда защитить — они были знакомы ему до боли. И Драко посмотрел открыто и прямо. Так, что Рон, наверное, сам все о нем понял. Но Драко решил еще добавить:       — Никогда. Я никогда не уйду.       — Ты сегодня задумчивый, — сказал Гарри, хмурясь и глядя почти прямо на Драко так, будто мог его видеть. Драко чувствовал себя флаконом, до краев заполненным слезами — хватит один раз дотронуться до стола, на котором он стоит, как польется через край.       — Не то чтобы… Ты все еще не передумал насчет Рождества?       Гарри поморщился, привычно ероша волосы.       — Не передумал. Не хочу… не хочу портить никому праздник, — сказал он, в который раз разбивая сердце Драко на миллион осколков.       Драко очень сомневался, что семья Уизли и Гермиона будут хоть капельку счастливее от того, что Гарри не будет рядом в праздничную ночь — скорее наоборот. Это было душераздирающе: просто представлять, что творится у Гарри в голове. Он считал себя обузой для всех в то время, когда он был для Драко и солнцем, и луной, и звездами на бескрайнем черном небе.       — Тогда, я думаю, у меня есть хорошие новости. Мама праздники планирует провести с нашей дальней родственницей, а я, в таком случае, остаюсь здесь. С тобой.       Пожалуй, не был бы Гарри слеп, он никогда не поверил бы ему. Драко так чертовски устал от всего, что просто разучился контролировать лицо. Да и голос его звучал не слишком убедительно.       Лицо Гарри на мгновение озарилось удивлением и счастьем, но тут же помрачнело. Гарри потер его ладонями, глухо говоря:       — Драко, если это вдруг из-за меня, то…       — Мерлин, Поттер, я ведь уже сказал, что дело в отъезде матери. Я лучше отпраздную здесь с тобой, чем в пустом поместье с парой полубезумных домовиков. Не все в этом мире крутится вокруг тебя, — закончил он пренебрежительным тоном, который вчера всю ночь репетировал под пологом. Может, и не все в мире крутилось вокруг Гарри, но сам Гарри был миром для Драко, и ему это точно не стоило знать. Драко не хотел, чтобы Гарри был с ним из жалости или от отчаяния. Он будет молчать до тех пор, пока Гарри не найдет свою истинную любовь и не забудет про Драко, либо пока не сгорит в этих чувствах, пеплом развеявшись над Черным озером.       После его слов Гарри заметно расслабился и даже улыбнулся. Так, как не улыбался с тех пор, как потерял зрение. Как-то наивно, по-мальчишески, с налетом искренней радости в ямочках на щеках.       И Драко подумал о том, что даже если будет умирать от чувств, то все равно не бросит Гарри. Он будет с ним до конца.

***

      — Знаешь, возможно, тебе не стоило пить, — сказал Драко, улыбаясь возмущенному выражению лица Гарри. Камин бросал на его лицо теплые кляксы света; они вдвоем были единственными восьмикурсниками, оставшимися на каникулы. После произошедшего все куда больше стали ценить семью и время, что судьба отвела каждому на общение с ней. Драко искренне сожалел, что в этот день его мать была совершенно одна, но он бы скорее умер, чем оставил Гарри в одиночестве и темноте в праздничную ночь. А в мэнор тот точно не пошел бы: не слепой и уязвимый, не к Нарциссе, что не знала о его недуге.       — Да ладно, мы пили сливочное пиво! В нем даже нет алкоголя!       — Если ты рассказываешь тупые анекдоты после сливочного пива, то мне страшно представить, на что ты способен после настоящего алкоголя, — Гарри очень точно ткнул Драко локтем в бок, хмуря брови и невольно улыбаясь. Его волосы топорщились во все стороны, и Драко ужасно сильно хотел погрузить в них свои пальцы.       За окном бушевала метель, но в гостиной было тепло и уютно. Рождественская ночь должна была закончиться в ближайший час, и Драко, поддаваясь наивной традиции из детства, хотел успеть загадать желание в 11:11. Из года в год он загадывал сперва стать другом Гарри Поттера, а позже его настоящей любовью. Драко нравилось обманывать себя тем, что желания исполняются, но с большим опозданием. Он сам не верил в это, но все же…       — Сколько времени? — полюбопытствовал Гарри, с которым Драко, почти не задумываясь, поделился этой традицией. Драко пришлось долго фокусировать зрение на призванном Темпусе: он не мог вспомнить, когда последний раз спал дольше двух часов. Он даже был рад, что Гарри не видит, что Драко выглядит, как труп.       — Осталось три минуты. Я скажу тебе, когда наступит момент.       — А твои желания, которые ты загадывал до этого, сбывались? — Драко долго смотрел на Гарри, не в силах налюбоваться. Его любовь была похоже на убивающее проклятье.       — С огромным опозданием, но, знаешь… лучше поздно, чем никогда.       Драко, сам того не осознавая, положил руку на колено Гарри, укрытое пледом. Он понял это лишь тогда, когда Гарри положил свою горячую, слегка грубую ладонь поверх его кисти. Сердце Драко тут же подскочило к горлу.       — Это точно. Я надеюсь, что хотя бы когда-нибудь, даже если через много лет, я еще смогу сравнить цвет неба с цветом твоих глаз.       Драко не мог выдавить из себя ни слова. Весь он был как оголенный нерв. Он никак не мог понять слов Гарри, и так и сидел бы, пораженный и отчаявшийся, если бы не сработавший Темпус.

11:11

      — Сейчас, Гарри, — шепотом произнес он.       Драко знал, что загадает, уже очень давно. Он готов был умереть или даже убить за то, чтобы к Гарри вернулось его зрение. Он хотел этого больше всего на свете. Он готов был даже сам ослепнуть и навсегда исчезнуть из жизни Гарри, лишь бы тот вновь смог видеть мир вокруг. Мир, что он подарил тысячам людей.       Но никогда он не желал этого сильнее, чем в этот момент, ведь… «…Я надеюсь, что хотя бы когда-нибудь, даже если через много лет, я еще смогу сравнить цвет неба с цветом твоих глаз…»       Драко и не заметил, как зажмурился, без конца прокручивая в голове своё желание, словно молитву. Из транса его вывел удивленный вздох и рука Гарри, с силой сжавшая его пальцы.       Драко испуганно открыл глаза, чуть не подскакивая на месте. Только он открыл рот для вопроса, как вместо слов из его горла вырвался жалкий, беспомощный звук.       Гарри смотрел на него. В этот раз он действительно смотрел прямо на него. Его зеленые глаза стали насыщеннее и блестели ярче звезд в ночном небе, ярче солнца и луны вместе взятых.       Гарри видел его. Он смотрел Драко в глаза, улыбаясь так, будто он самый счастливый человек на свете. Возможно, в этот самый момент так оно и было.       Драко часто думал о том, что если к Гарри вернется зрение, то Драко вынужден будет покинуть его жизнь, как потерявшая актуальность игрушка. Что он больше не будет нужен. Но теперь, когда зрение действительно вернулось к Гарри, Драко понял, что его это совершенно не волнует. Пусть Гарри даже больше никогда не посмотрит в его сторону — главное, чтобы он мог смотреть, чтобы он мог быть счастлив так, как этого заслуживал.       На самом деле, от шока и счастья, искрящихся внутри Драко, тот смог выдавить лишь хриплое и жалкое:       — Как?..       — Я отвечу, только сперва ответь ты мне. Что ты загадал?       Драко пробрала дрожь.       Гарри всё понял. Конечно, он все понял. Вопреки словам Драко из прошлого, Гарри никогда не был глупцом.       Но, глядя на него сейчас, Драко не видел желания посмеяться. Он видел что-то похожее на надежду, приправленное безудержным счастьем.       Да и нечего уже было скрывать. Драко раскрыл все карты уже тогда, когда подошел к Гарри в начале года.       — Чтобы ты вновь смог видеть, — тихо произнес он, опуская взгляд.       Драко чуть не вскрикнул от удивления, когда Гарри обнял его лицо ладонями, заставляя поднять глаза.       — Серые, как зимнее небо… — благоговейно выдохнул он себе под нос и, не успел Драко ответить или хотя бы смутиться, как Гарри сказал: — От проклятья было лишь одно спасение — искреннее желание. Зрение могло вернуться ко мне лишь в том случае, если бы кто-то захотел этого так сильно, что сам готов был бы лишиться зрения за меня. Я даже представить не мог, что такой человек найдется, если желания Рона или Гермионы не хватало, но вот…       Его руки все еще лежали на нежных щеках Драко, что слушал и едва мог поверить словам Гарри. Сердце трепетало: это его заслуга, это его любовь спасла Гарри.       Впервые она принесла Драко что-то, кроме ужасной боли.       — Я… я… — Драко не знал, что сказать, а как только Гарри перевел взгляд на его губы, и вовсе замолчал.       — Ты не хочешь спросить, что загадал я? — полушепотом спросил Гарри, не отводя глаз и не моргая, словно боялся, что зрение вновь пропадет.       — То же самое? — слабым голосом спросил Драко, пытаясь удержать последние крупицы самообладания, но они, словно лунная пыль, сыпались через его пальцы. Драко был на волоске от того, чтобы огладить губы Гарри не только взглядом.       — Нет. Я загадал… Я попросил, чтобы ты полюбил меня и никогда не оставил, — сказал он открыто и искренне все тем же доверительным, жаждущим тоном, и Драко задрожал, вцепившись в предплечья Гарри пальцами. С трудом он посмотрел Гарри в глаза, и столько во взгляде, направленном на его, Драко, губы, было отчаянной жажды и страсти, что Драко сорвало все тормоза.       — Только такой идиот, как ты, мог загадать то, что у него уже есть, — и наконец поцеловал Гарри в приоткрытые, жаждущие его поцелуев губы.       И то, с какой отдачей, с какой нуждой Гарри ответил ему; то, как крепко он его обнял; то, как он тихо стонал и всхлипывал в поцелуй, заставило Драко подумать, что, возможно, в эту волшебную Рождественскую ночь прозрел не только Гарри.       А потом думать уже не получалось.