ca sent l'amour ici

      Когда Гарри сталкивается с Малфоем на улице после того, как тот пропал на целых пять лет, он ни секунды не раздумывает перед тем, как разбить ему нос, а потом саморучно залечить его и позвать Малфоя в кафе. Малфой не думает перед тем, как согласиться.       Гарри совсем не чувствует угрызений совести по тому поводу, что до этого он шёл на репетицию собственной, черт возьми, свадьбы. Не тогда, когда Драко смотрит на него так, будто тоже скучал, будто их дружба никуда не делась.       Гарри лишь на секунду хмурится, когда понимает, какой тяжелый разговор ждёт его сегодня дома.       Ну да, разговор о разрыве помолвки и расставании никогда не бывает простым, но он не спасует.       Не тогда, когда Драко открыто улыбается ему, белая челка завитками ниспадает ему на лоб, а серые глаза тёплые-тёплые.       Не тогда, когда он рассказывает про свою жизнь у магглов; про то, как окончил маггловский университет и что сбежал из-за смерти отца, не справившись с напряжением.       Гарри проводит Драко до дома и берет с него обещание, что они погуляют в ближайшие дни.       Гарри прячет обручальное кольцо в кармане и думает о том, что Джинни поймёт его.       Поймёт, что пытаться строить с ней жизнь было тяжело, но возможно, пока Драко не было рядом.       Она не может не понять, когда речь о идёт о Малфое, чьё имя Гарри бессознательно бормотал во снах, и кого представлял рядом, когда ему было плохо.       Не тогда, когда речь идёт о Малфое, которым Гарри называл Джинни в горячечном бреду или по которому плакал пьяным, ничего не помня на утро.       Когда речь идёт о Малфое, без которого Гарри чах каждый день.       И даже если Малфой не захочет его, Гарри все равно вложит в его красивые руки своё покорное сердце. Даже если будет знать, что Драко разобьёт его о грязный камень мостовой.

***

      Гарри разваливается в кресле и отпивает из бокала ещё смехотворно невкусного вина, которое Драко расхваливал ему на протяжении нескольких дней. Гарри тепло, хорошо и сладко. Как и всегда, когда они с Драко вместе, а вместе они почти всегда вот уже два месяца.       Гарри думает о том, что это лучшее время за последние пять лет, что ему пришлось провести вдали от Драко. Думает, что для счастья ему хватит лучистой улыбки Драко, его мягких рук, саркастичных шуток и тёплого дыхания под боком.       Ну, или почти для счастья. Как бы прекрасно все ни было, все равно хочется большего.       Они молчат уже некоторое время, но молчание до сих пор было уютное, мягкое. Таким бывает молчание между двумя понимающими друг друга совсем на ином уровне людьми. Такое бывает между друзьями и любимыми.       Но внезапно тишина становится напряжённой, и Гарри, что мгновение назад пребывал на пике расслабления, слегка ерзает в кресле и натыкается на странный взгляд серых глаз, который он никак не может расшифровать. Не успевает Гарри даже открыть рот для вопроса, как Драко говорит тихо, даже робко, но по-малфоевски твёрдо:       — Я хочу вернуться в Рим.       Внутри Гарри все с диким грохотом разбивается и оседает в пятках ног, что мгновенно онемели.       Вернуться? Теперь? Когда на протяжение этих двух чертовых месяцев им было так хорошо вдвоём? Когда Гарри только обрёл относительный покой? Обрёл надежду?       — Нет.       Он не узнаёт свой хриплый, удивлённый голос. Драко качает головой, будто тоже расстроен, но ни черта он, блять, не расстроен по сравнению с Гарри, чей мир рушится прямо сейчас.       — Я правда хочу. Мне нравится в Англии, это мой родной дом, но… Я художник, Поттер. Я отучился в Риме среди магглов, у меня там брали заказы, были неплохие перспективы и отличные шансы стать кем-то в мире искусства. Здесь… Здесь их нет. Здесь, как ты ни взгляни, для каждого я не художник. Я Драко Малфой — ублюдок, бывший пожиратель и уж явно не тот, у кого стоит брать заказы, и вообще контактировать. А я правда хочу заниматься этим. Не скрываясь и не стыдясь того, что я — это я. Так я могу сделать в Риме.       Гарри все сидит, словно оглушенный, не чувствуя ни ног, ни рук. Драко тысячу раз прав, в Риме ему будет лучше, в Риме он нашёл себя после того, как потерял в Англии.       Но что делать Гарри? Вновь отпустить, но в этот раз перебиваться письмами раз в неделю? Вновь отпустить и разбиться на миллион осколков? Вновь потерять смысл?       Что, блять, делать Гарри?       Решение приходит почти моментально. Оно серьёзное, даже слишком, но Гарри не боится. Он чувствует, что это правильно. Иначе и быть не может.       — Тогда я хочу поехать с тобой.       Сперва удивление читается во всем внешнем виде Драко: в округлившихся глазах, в зависших в воздухе руках, в приоткрытых губах и приподнятых бровях. Но вдруг лицо его искажается горем и отчаянием всего на несколько мгновений перед тем, как замкнуться, и Драко ровным холодным голосом выдаёт, почти шипя:       — Я не хотел поднимать эту тему, Поттер. Решил, раз уж ты не хочешь звать меня на собственную свадьбу, то кто я такой, чтобы настаивать, но теперь я вынужден тебе напомнить, что дома тебя ждёт твоя почти жена! Потащишь Уизлетту с собой в Рим? Будете жить со мной на одной улице, наплодите кучу рыжих детей и пусть бегают у меня под окнами? Или как ты это себе представляешь?!       Гнев и горе мешаются на красивом, раскрасневшемся лице Драко, что упирается взглядом в Гарри, у которого пропал дар речи.       Драко криво усмехается и отпивает смехотворно невкусное вино из горла, кривя губы, а Гарри за это время справляется с онемением, подскакивая с кресла и разбивая бокал, на который почему-то никто не обращает внимания.       — Какая ещё к черту свадьба и Джинни, Малфой?       Драко смотрит на Гарри так, что ему хочется отшатнуться.       — Я, может, газет не читаю, но сложно что-то не знать, когда об этом шепчутся на каждом углу! Не принимай меня за-       — Я разорвал помолвку! Два месяца назад! Мы не заявляли об этом в газетах, чтобы не поднимать шумиху, но это так. Ты мог спросить и-       — Разорвал?.. — теперь Драко выглядит удивленным настолько, что бледнеет. Он держится за спинку кресла так, словно без опоры упадет. Гарри делает ещё несколько шагов навстречу так, что теперь только злосчастное кресло их и разделяет. — Но… Почему?       Гарри долго молчит. Он стоит, стиснув зубы, пока внутри него происходит самая настоящая буря. Он не знает ответить ему правду или придумать правдоподобную ложь. Он боится все испортить.       Блять, он ужасно боится все испортить.       Вдруг его признание разрушит все между ними? Вдруг ещё не время? Не место?       Вдруг-вдруг-вдруг?       Гарри смотрит на свою левую руку. Он не должен лгать.       — Потому что ты вернулся.       На долгие мгновения воцаряется тишина, в которой Гарри слышит лишь дикое, грохочущее биение собственного сердца.       — И как это связано? — почти лепечет Драко, делая шаг из-за кресла. У него открытое, беспомощное лицо, и это придаёт Гарри сил.       — Потому что все эти годы я, блять, ждал тебя. Каждый день. И пытаться жить, если это можно назвать жизнью, так, как раньше, я не могу больше. Не тогда, когда ты был совсем рядом. Не тогда, когда я мог прикоснуться к тебе и-       — Поттер, что это значит? — Гарри даже и не замечает, что Драко вдруг оказывается так близко. Так близко, что руки жжёт от желания потрогать. Так близко, что Гарри, кажется, чувствует жар румянца на его щеках.       — Я люблю тебя.       Мерлин всемогущий, он правда сказал это.       Зрачки Драко заливают его радужки, и теперь они похожи на два чёрных озера.       — Скажи ещё раз, — шепчет он, придвинувшись так близко, так чертовски близко, что мажет непослушной белёсой прядью Гарри по лбу.       Тот тяжело сглатывает и шепчет почти судорожно:       — Я люблю тебя.       Драко придвигается ещё ближе и трется своим носом о нос Гарри, которого мгновенно прошивает сладострастная дрожь, а бабочки в животе просто сходят с ума.       — Ещё, — горячее дыхание с запахом вина согревает Гарри лицо, и ему приходится схватиться за плечи Драко, чтобы не упасть.       — Люблю тебя.       — Ещё.       — Подыхал без тебя здесь.       — Ещё.       — С ума схожу. Каждый день. Так сильно люблю тебя.       — Гарри… — на дрожащем выдохе, прижавшись лбом к виску и зажмурившись.       — Люблю.       Поцелуй выходит просто одуряюще нежным. Воздушным, абсолютно нереальным. Просто прикосновение мягких губ к его, Гарри, губам, приводит к образованию сверхновой в районе солнечного сплетения. Ему хочется кричать от эйфории, что заполняет все его существо. Ему хочется смеяться и плакать.       Прикусить, облизнуть, прижать ближе, зарыться в волосы — о, Мерлин, какие мягкие! Не отпускать, никогда не отпускать, держать в руках, пока бьется сердце.       Драко отрывается от Гарри с видимым сожалением, прижимаясь лбом ко лбу, и хрипло, мягко говорит тем тоном, которым говорят лишь с любимыми:       — Тебе точно понравится Рим, Гарри.