Что-то кончается, что-то начинается

Женщина не должна говорить мужчине о том, что любит его. Об этом пусть говорят ее сияющие, счастливые глаза. Они красноречивее всяких слов.

© Эрих Мария Ремарк «Три товарища»

      Все строки путались под ее пером. Даже эссе по Зельеварению писать было не так сложно — Тонкс отвечала на свитке «мне не дано» из-за лени, а не из-за непонимания. Что толку тратить время, если все равно ее котел взорвется или в лучшем случае зелье выйдет гадким? Как бы идеально она ни знала теорию, на практике все равно не выходило.       Кристиану она писала не эссе, и выразить свои чувства в словах — могла, но получалось бессвязно, то скомкано, то, наоборот, излишне расплывчато, и не так, как хотелось бы. «Я не заметила тебя в Битве за Хогвартс»? Она никого там не замечала, кроме Беллатрикс, всецело увлеченная схваткой со смертью, носящую фамилию Лестрейндж и родную-черную кровь в жилах. «Я тоже была счастлива тебя видеть»? Глупо как-то звучит. Разве не понятно, что она была счастлива? У нее сияли глаза, Кристиан должен был заметить. «Неужели ты спас мне жизнь?» Только что сказали, что да, и это, наверное, взволновало Тонкс больше всего остального. Может — «Я люблю тебя»?       А дальше что?       Нимфадора смяла листок, испепелив его щелчком пальцев. Никакие слова не могли передать ее чувства, а Сириус оставил свой мотоцикл у дома Тонксов, как будто специально для племянницы. Свой летающий мотоцикл, который доставил бы ее в Румынию еще до темноты.

***

      Эффектно затормозив, Тонкс сняла шлем, тряхнув розовыми волосами — жаль, что никто этого не видел. Драконологи разошлись по загонам; те, у кого были отношения, проводили этот день вместе, но все равно — на работе. Из загона норвежских тупорылых поднимались огненные вспышки, соединяющиеся в сердечки.       — Nevermore! — ухнуло над ухом предсказанием злого рока, черной тенью мелькнуло над головой обещание несчастья, и Тонкс чуть не выронила шлем — но это был всего лишь тэнгу, усевшийся на голую ветку клена.       — Что? — каркнул он. — Не бойся, я шучу. Тэнгу, видишь ли, не самые добрые духи.       — А-ага, — дрогнувшим голосом ответила Дора. Тэнгу сжалился:       — Но мы и не злые. Просто, понимаешь… ёкаи, они и есть ёкаи. Ты прилетела подарить кому-то шоколад?       — Шоколад? — удивилась Тонкс, слезая с мотоцикла и вешая шлем на ручку. — Почему именно шоколад?       — В Японии на день святого Валентина девушки дарят шоколад мужчинам, — объяснил ворон. — А мужчины дарят девушкам цветы на Белый День. Чуть позже четырнадцатого.       — Это в Японии, — Дора оглянулась вокруг, думая, где может быть Роули. Что, если он уехал домой? Сова могла прилететь к ней из его дома — как он сказал, особняк, который его мать называет «замком Эржебет Батори»? Наверное, это красивый дом. Мрачный и красивый, выстроенный в готическом стиле.       — Здесь он, — прокаркал тэнгу. — Третий особняк слева по вон той улице, — он указал клювом в нужном направлении. — Сидит там, страдает и думает о тебе.       На вопросительный взгляд Тонкс ворон признался:       — Да, я немного легилимент. Не могу сказать, что это именно Легилименция в понимании людей, но все мы, тэнгу, умеем видеть и понимать гораздо больше, чем дано человеку, есть у него магические способности или нет. Я видел Кристиана сегодня утром и этого хватило, чтобы понять — у него в голове одна ты, так что можешь не переживать, дитя нимф. Никаких зловещих предсказаний. Забираю свой «nevermore» обратно, если это тебя так напугало.       — Спасибо, — сказала Тонкс, быстрыми шагами направляясь к жилищу Роули и забывая о тэнгу, злом роке и воронах — ей было не до них.

***

      Кристиан подскочил, когда она открыла дверь, использовав однажды подсказанное Аластором заклинание — не из запрещенных, но вряд ли оно было светлым. Зато оно было полезным… и могло производить смущающий эффект.       На обоих. Кристиан был до пояса раздет, его волосы намокли на кончиках после принятия ванны, и увидеть Нимфадору он готов не был — как и она не была готова, что Роули окажется… в таком виде. Нельзя было рассматривать, но как бы она смогла не смотреть?       У него были шрамы. Раньше не было, а теперь — были. Один, большой, тянулся через всю грудь, другой, чуть меньше, остался на плече. Черной Метки, как опасалась Дора, не было — не то чтобы она действительно верила, что Кристиан ввязался бы в это, но кто знает, как мог надавить на него его дядя Торфинн?       — Я думал, ты в Лондоне, — наконец выговорил Кристиан вместо приветствия (никто из них не нуждался в приветствиях). — Химена не заряжала порталы, — мисс Кортес была ответственной за портальные перемещения, Чарли об этом говорил.       — Байку моего дяди не нужны порталы, — сдавленно ответила Дора. — Я получила твое письмо. Это правда?       — Что именно? Я много чего писал, — Роули не спешил надевать рубашку, висящую на спинке стула. Он не изменил своей привычке носить только рубашки, а не футболки, заметила Тонкс, поймав взглядом приоткрытый шкаф.       — Битва за Хогвартс и Щитовые чары, — она старалась смотреть не на него, а в окно. Вид из окна его дома выходил на загон норвежских тупорылых, откуда все еще вылетали огненные сердечки, тая в темнеющем небе.       — А… Да. Понимаешь, сначала я не хотел выглядеть героем-спасителем, — сказал Кристиан. — А потом все-таки… написал. И, если честно, хотел рассказать тебе об этом. Чтобы покрасоваться перед тобой и чтобы, возможно, стать привлекательнее в твоих глазах. Звучит это так себе, да? Но я не вру. Ты бы моментально поняла, если бы я врал, так ведь?       Тонкс медленно кивнула. Она прекрасно умела распознавать ложь и хорошо знала Кристиана. Написать можно что угодно, а говорил он правду.       — Тогда, как я и писал, мы все прилетели в Хогвартс следом за Чарли. Все драконологи, — начал рассказывать Кристиан. — Я почти сразу увидел тебя, тебя сложно было не увидеть — у тебя волосы пылали таким ярким красным цветом, будто ты горела огнем. И я… я был очарован. Ты великолепный боевой маг. Ты ни за что бы ей не уступила, но тебя отвлек голос, ты отвернулась всего на миг… если бы я был рядом, то, не думая, закрыл бы тебя своим телом, но ты была далеко, аппарировать на территории Хогвартса нельзя… хорошо, что я быстро вспомнил про щит.       Голос… да, вспомнила Дора, ее отвлек голос. Кажется, это был Подмор, он кричал что-то про Фреда, и сразу же — вспышка, проклятие, Нимфадора пропустила его, но не упала, не ощутила себя раненой, сумела довести битву до конца, загнав Беллу в угол и полоснув Сектумсемпрой-мечом ей по горлу — аврорам разрешили использовать все три Непростительных Заклинания, но Тонкс было противно от Авада Кедавра. Сектумсемпра нравилась ей гораздо больше и была, по ее мнению, честнее. И чище. А потом, сразу после битвы, Нимфадора отключилась.       — Колдомедики ломали головы — чем можно было остановить это проклятие? Они думали, что мне просто повезло. Я была медицинским чудом, — усмехнулась Тонкс. — Обычное Протего бы не сработало… Но это было не обычное Протего, правда? Не Щитовые чары?       — Почти Щитовые, — Кристиан избегал смотреть на нее, так же, как и она на него, глядя поверх плеча Нимфадоры на дверь. — Родовая магия. Магия крови. Вот как-то так, — он впился ногтями себе в запястье, проговорил что-то неразборчивое, струйка крови вылетела из раны, и комнату между Роули и Тонкс осветила вспышка. Такая же, как десять лет назад.       — Вау, — восхищенно сказала Нимфадора. — А как это работает?       — У тебя не получится, — уклончиво ответил Кристиан. — Ни у кого не получится, кроме тех, в ком кровь Роули. Даже если это Блэки. У вас свои приемы.       — Просто интересно — как?       — Я создал с тобой кровную связь, — помолчав, сказал Роули. — Еще до того, как… как мы расстались. Ты хотела идти в Аврорат, это опасная профессия, а наша магия рода… она работает, как щит. Всегда. Но только для избранных. Другими словами: будь там не ты, мои Щитовые чары оказались бы бесполезной красивой искоркой.       — Эм… спасибо? — растерянно сказала Дора, не зная, что думать. Кровная связь… Избранные… Во время битвы за Хогвартс она уже была замужем и родила Тедди, ее волновал только Ремус, и тем не менее, Кристиан продолжал защищать ее — а почему нет? Если женщина отказала мужчине, разве она стала его врагом?       Кристиан встал. Тонкс смотрела ему в глаза, пока он медленно приближался к ней, и не отвела взгляд, когда он прижал ее к стене, упираясь в дверной косяк одной рукой, а другой нежно проводя по ее лицу.       — За такое не благодарят. Это даже обидно. Леди должна не благодарить рыцаря за спасение жизни, а одаривать его в ответ благосклонностью.       — И какую же ты хочешь благосклонность? — тоном истинной леди спросила Тонкс.       — Выходи за меня замуж, — прошептал он, прижавшись лбом к ее лбу.       — Нет, — выдохнула Дора.       Кристиан провел губами по ее шее, обжег горячим дыханием мочку уха, отвел прядь ее волос в сторону, чтобы удобнее было шепнуть на ухо то же самое:       — Выходи за меня замуж.       — Нет, — Тонкс вздрогнула. Роули помнил, как она реагирует на прикосновения к шее. И, конечно, помнил, что значат золотые пряди ее волос.       Она не могла это скрыть. И не хотела.       Золото — это желание.       Следующий поцелуй Кристиана коснулся уголка ее губ, подбородка и ключицы — он спускался ниже. Тонкс ощутила жар внутри, такой же, как пламя норвежских драконов — и тоже в форме сердечка.       — Выходи за меня замуж, — в третий раз повторил Роули.       — Нет, — в третий раз отказалась Дора, прочертив пальцами по его шраму. — Откуда это?       — Что? А, это, — Кристиан рассеянно глянул на ее руку. — Ерунда. Драконы. Нимфадора, ты можешь не отвлекаться? Я тебя соблазняю, если ты до сих пор не заметила.       — Я заметила, — Тонкс продолжала ощупывать отметину. — Не останавливайся.       — То есть, у меня получается? — усмехнулся Роули.       — Может, и да.       Она лукавила — у него получалось, и очень хорошо. Как только Тонкс увидела его, еще в загоне змеезубов, то подумала об этом. Кристиан Роули был красивым юным лордом, и вырос красивым мужчиной, не утратив аристократичности и прибавив мужественности — а еще он знал, что ее заводило. Прекрасно знал.       — Тогда…       У него были сильные руки — он легко подхватил ее под бедра, так, будто она ничего не весила. Тонкс засмеялась, обвивая ногами его талию, и ее смех потерялся в его поцелуе.       — Отнести тебя на кровать, миледи? — спросил Кристиан.       — К черту кровати, — отказалась Дора. — Надоели кровати.       Ее волосы удлинились до самой земли — густые розовые локоны с золотыми прядями, из-за чего Роули восхищенно вздохнул, опустив ее на землю только затем, чтобы снять ее свитер и нижнее белье — Тонкс помогала ему избавлять ее от мешающей одежды. Потом он снова подхватил ее под бедра, прижимая спиной к стене — стена была холодной, но Тонкс не обратила внимания — поцеловал, Дора закрыла глаза…       — Нет, я так не могу, — сказал Кристиан. — Ты леди, а не какая-то… Да и вдруг замерзнешь?       — Ладно, — Тонкс облизнула губы. Он прав, она леди, как бы ни отказывалась от этого титула. Кем бы ни был ее отец, как бы в школе она ни бравировала своим не-аристократическим происхождением — теперь называться «леди» было приятно. И правильно. — Но я буду сверху.       — Как пожелаете, королева, — засмеялся Роули.       Королева… Нимфадора мечтательно улыбнулась.

***

      Она была сверху. И снизу — когда Роули перевернулся, вжимая в матрас ее запястья. И не только — они не останавливались, как будто оба хотели восполнить нехватку друг друга сразу за десять лет. Тонкс почти забыла, как это — быть откровенной в постели, быть женщиной, живой, настоящей, а не просто объектом платонической любви, когда сексуальная жизнь ограничена поцелуями исключительно в губы и самим проникновением. Она вспоминала — благодаря Кристиану, его губам и пальцам, тому, что он говорил ей, простанывая ее имя. Ним-фа-до-ра. Золотые волосы длиной до пола, в которых он путался пальцами, запах его горького одеколона и ее сладких духов, вкус зефира, сохранившийся на ее губах, его шрамы под ее пальцами, его голос, стонущий-рычащий: Ним-фа-до-ра…       Когда она назвала его имя, внутри у нее взорвался фейерверк из миллиардов разноцветных звезд.       Сколько фейерверков было вплоть до рассвета — Тонкс не считала, сбившись на третьем.

***

      Утро застало ее в объятиях Кристиана, озарив кровать лучом. Дора сонно проворчала что-то, уткнулась лбом в плечо Роули и проснулась, увидев, что тот уже не спит, наблюдая за ней. Моментально Тонкс на всякий случай убрала синяки под глазами (неважно, были они или нет), морщинки вокруг глаз (она так пока и не сообразила, есть ли у нее морщинки, но каждый раз убирала их), и заставила растрепанные волосы улечься ровно.       — Это нечестно, — шутливо сказал Кристиан. — Ты можешь быть идеальной в любое время суток, даже не взяв с собой расческу.       Тонкс заметила, что у него на плечах были царапины, но стыдно ей не стало, и вины за это она не испытала, в отличие от тех ночей, когда царапины были на плечах у Ремуса.       — У тебя есть душ? — спросила она. — И кофе?       Роули повернулся, нависая над ней.       — Есть душ, ванна, кофе и апельсиновый фреш, — перечислил он. — Но прежде… я повторю. Сколько угодно раз. Выходи за меня замуж.       — Нет, — широко улыбнулась Нимфадора, выбираясь из-под него и танцующей походкой идя к ванной, не потрудившись набросить на себя ни одеяло, ни полотенце. Выглянув из-за двери, предложила:       — Хочешь попробовать убедить меня еще раз?       — Конечно, миледи, — заулыбался Кристиан.       Она сказала «нет» примерно пятьдесят раз. Каждое ее «нет» означало «не останавливайся».

***

      На завтрак они пришли вдвоем, держась за руки. Тонкс не хотела ранить Чарли, но рассудила, что прятаться от него по углам — тоже так себе идея, поэтому лучше сразу обозначить, что происходит. Что может произойти.       — А вот и новая пара сложилась после дня влюбленных, — лениво заметила Химена, выпустив струйку дыма. — Очаровательно, — она говорила с непонятным выражением то ли сарказма, то ли иронии, но по ее лицу Дора видела, что она рада за Кристиана. Просто мисс Кортес была человеком, не умеющим выражать эмоции иначе.       — Поздравляю, — искренне сказал Чарли.       — Не с чем, — засмеялся Кристиан, обнимая Дору за плечи. — Эта прекрасная леди отвергла меня не менее сотни раз.       — Полусотни, — возмутилась Тонкс.       — Это утром, — невозмутимо возразил Роули. — А ночью — даже больше.       — Коварство имя женщине… — пропела Аме, складывая из салфетки бумажного журавлика.       — Да поженитесь вы уже, — Чарли провел ладонью по лицу. — Признаю свое поражение, у меня не было ни единого шанса. Вы оба еще со школы ворковали. Женитесь и растите вместе Тедди и драконов, почему нет? Тонкс, помнишь, что я говорил про драконологов? Захочешь — присоединяйся, все в силе.       — Нет, — сказала Тонкс, наливая себе апельсиновый фреш.       — Это сто первый раз? — спросила Адебоуол.       — Сто пятый… примерно, — пожал плечами Кристиан.       — Не так и плохо, — заметил парень Аме, которого, как узнала Дора, звали Ральф Смит.       — Сколько раз ты сказала мне «нет»? — спросила Дебби у Адель. Адель нежно улыбнулась, погладив живот.       — Пять?..       — Я думала, три, — вздохнула Дебби. — Но и пять раз не сработало, миссис Адэое.       — Если женщина говорит нет, то, черт возьми, это очень часто значит «да, но позже», — сказала Беатриче. — Или «да, но ты козел».       Ее парень, Франсуа Ришар, тоже был здесь — тот самый, из Парижа. Иногда они разъезжались по рабочим вопросам, но в день святого Валентина, естественно, не могли не съехаться, и поэтому все драконологи сидели за столом парами — кроме Чарли, но он не выглядел грустным, и Тонкс поняла, почему, когда к ним подбежала рыжая ведьмочка Мэйв, обнимая Чарли сзади и целуя в щеку.       — Я опоздала, — немного картаво сказала она, усаживаясь рядом с ним.       — Две пары после дня влюбленных, — так же лениво проговорила Химена. — Неплохой урожай.       Она тоже не была одна — парня мисс Кортес звали Родриго де Фонойоса, он был испанцем, и они выглядели рядом так, словно сошли со страниц книг Габриэля Гарсиа Маркеса.       — Неплохой, — широко улыбаясь, сказал Чарли. — Я бы сказал, отличный.       — Лучший на свете, — поддакнула Тонкс.       — Тогда выходи за меня замуж! — оживился Кристиан.       — Нет, — отказалась Дора, и под общий смех договорила:       — Дай мне развестись — тогда выйду.       Целоваться у всех на глазах оказалось совсем не стыдно, как постоянно твердил Люпин. Наоборот — драконологи аплодировали, Аме шепотом считала, а Химена дирижировала ее счету сигариллой.       — Это было «да»! Все слышали? — торжествующе спросил Кристиан, когда их губы разомкнулись. — Моя нимфа сказала мне «да»!       — Она сказала «да, но позже», — вмешалась Беатриче. — Зато понятно, что ее «нет» не значило «да, но ты козел».       Аме прикрыла рот, пряча смешок.       — На свадьбу пригласите? — деловито спросила Химена.       — Всегда можно устроить нашу, — сказал Родриго.       — Наша — в сентябре, — ответила Химена. — Давай устраивать все в порядке живой очереди. Нам еще нужно следить за драконами.       — А наша — в июле, — сказал Ральф.       — В августе, — поправила его Аме. — Я наконец точно определилась с идеально подходящей датой. А вы определились? — она взглянула на Беатриче и Франсуа.       — В апреле, — сказали они хором и расхохотались.       — Ого, сколько свадеб на один год, — восхитилась Мэйв. — Это будет год праздников. Чарли, а мы когда?       Тонкс внутренне замерла — Чарли был противником браков, насколько она знала. Что, если… нет, если он откажет девушке прилюдно, да еще и в столь щекотливом вопросе, Химена, Дебби и Беатриче растерзают его не хуже змеезубов.       — Может, в июне? — задумчиво спросил Чарли, не выказав ни единой чертой лица или тоном голоса ни нежелания, ни замешательства. — Чтобы вписаться в эту череду.       — Больше двух недель одна вечеринка вряд ли продлится, — отмахнулась Мэйв. — Давай в июне.       — Мне даже завидно, — вздохнула Адебоуол. — Тоже бы еще раз поженилась.       — У нас будет другое событие, — успокоила ее Адель. — Не менее… волнующее.

***

      Они болтали о свадьбах, о детях, о драконах, о магии, о любви, все они целовались, не стесняясь никого, и Тонкс чувствовала себя своей в этой пестрой компании людей из самых разных стран. Целиком и полностью своей. Ей так не хватало яркости, а здесь яркость била ручьем.       Здесь была ее стихия.