Новая жизнь

что бы ты сделал, если бы точно знал, что не ошибешься?

POV. Author — Как ты мог не сказать мне, Шистад?! — Предчувствие еще двадцать минут назад подсказывало ему, что блондиночка не успокоиться просто так, и он посмел ему не поверить. Блестяще. — В который раз, Сатре, побереги мои уши, черт тебя дери! — не сдержался Крис, оскалившись. Ему было очень жаль лучшего друга, если девушка не сдерживалась и в постели. Скорее всего, «голова между бедер» была любимой позой Вильяма, чтобы хоть как-нибудь заглушать невыносимые крики. Наверняка ему повезло, что они были от удовольствия. Тот писк, который сейчас третировал его природный слуховой аппарат, явно входил в топ самых неприятных звуков человечества. Крис взял у проходящего мимо Тима, вызвавшегося волонтером для организации спектакля, темно-синий плед и положил на колени Сатре: он невооруженным взглядом видел, как тряслась от холода худощавая фигура. Девушка на секунду нахмурилась в замешательстве, но после хитро улыбнулась, поблагодарив его, и закуталась в мягкую ткань по самый подбородок. Шистад с нескрываемым презрением подцепил уголок пледа, лежащий на рукаве его рубашки, и подоткнул под бок Нуры. Странный взгляд серо-голубых глаз он решил проигнорировать, но оценил, что ее голос понизился на несколько октав: — Эва ничуть не удивилась, когда я рассказала ей о предложении Вильгельма, — Крис поморщился в ответ на прозвище, на что блондинка показала ему язык, — а это значит, что кто-то рассказал ей раньше. И этот «кто-то» — определенно ты, мерзавец! Почему ты не предупредил меня?! Крис почесал щетину, задумавшись о том, сколько еще нужно потянуть времени, чтобы Магнуссон спас его от этого надоедливого прототипа «плохого копа» с бордовой помадой на губах. Он повертел головой в надежде зацепить взглядом подходящего друга. Вокруг рассаживались в бархатные кресла студенты всех курсов, — благо Фойк дождался конца каникул и устроил спектакль в учебный день, освободив всех от уроков взамен на обязательное присутствие на мероприятии, — и ни одна хихикающая в предвкушении от шоу особа не была похожа на чертового Магнуссона. «Дьявол тебя задери! И почему я всегда попадаю в подобные ситуации?» — Начнем с того, истеричка, что Вильям вполне мог сам рассказать все Мун. Из вас двоих вышел неплохой дуэт: обе незаметно влюбили в себя моего лучшего друга и вытягиваете из него все хорошее. Там осталось не так много, проявите же милосердие! Возможно, он немного преувеличивал, но Крис больше не мог спокойно выносить то, как из Пенетратора Магнуссона лепят слабовольного плюшевого медведя, который хочет только лежать в кровати со своей хозяйкой и ощущать нежные поглаживания в районе пузика. Он заводит слащавые беседы о любви и счастье, интересуется его чувствами и пытается раздавать советы. Верните ему друга! Сатре недовольно свела брови, зыркнув на него злющими глазами. — Нам обоим повезло, что в Эву он влюбился только по-дружески, идиот, — она громко фыркнула, удивив Криса отсутствием дыма из носа: еще чуть-чуть и, он был уверен, из-за спины вылезут чешуйчатые крылья, пробив обивку сидения и распугав всех шумящих зрителей в радиусе пятидесяти метров, — «хотя бы какой-то плюс». — И узнала о переезде она не от него. Прекрати увиливать. — Это что же, ревность, дракониха? Не знал, что ты так умеешь. Всегда представлял тебя за долгой медитацией или, что более вероятно, молитвой после каждого малейшего намека на грех. Умеешь удивить. Сощуренные глаза и звонкое цоканье языком намекали, что ответ ему не понравится: — Только попробуй наплести мне про то, что сам ни разу не ловил себя за подобными мыслями. Мы в одном положении, дорогой, не смей мне врать. Или ты добиваешься наказания? Сколько ты там предполагал? Двадцать плетей за ложь? — О ее острую ухмылку впору было вскрыть вены на руках. Крис прикрыл глаза, откидываясь на спинку кресла. Он шаркнул по нему затылком: несмотря на затертую обивку, оставшиеся целыми красные мягкие ворсинки успокаивали. Чертов пьяный Магнуссон. Впредь Крис постарается не оставлять его с Нурой в таком состоянии. Кто знает, сколько еще пьяной ереси он ей поведает. Он втягивает через нос слегка затхлый запах актового зала. Открытые окна, расположенные сверху, почти не оправдывали своего назначения, так как в воздухе витал душок пыли, гадко щекотавший ноздри. Что касается обвинения, Сатре была права: он как-то раз явно ощутил ревность по отношению к этим двум. После того, как застал заплаканную Эву на лавочке у знакомого обрыва, отвез ее домой и уложил спать. Тогда она впервые бессознательно доверилась ему, успокоилась под его руками. Он отчетливо почувствовал, как стройное тело перестало биться дрожью, стоило ему ответить на ее объятие. Цветочный запах окутал салон его машины, пока разум пьянел от гордости за то, что Крис смог умерить ее тревогу. А после… После пришло оно: знойное ощущение прямо в горле, миллиметр за миллиметром распространяющееся по всему телу. Языки ревности окутали стенки рассудка, перекрыли доступ кислорода в мозг, побуждая его на неразумные, глупые, неправильные действия. Вдвойне хреново было оттого, что в то время они с Мун буквально являлись никем друг другу. У него не было ни одного гребаного права на ревность. Втройне хреново оттого, что по ту сторону подозрений находился его лучший друг, без сомнений уже около года по уши влюбленный в другую девушку, и ни единожды не бывший замечен за такими грязными делами, как предательство или измена (официальным партнерам). Ревность — настоящее сучье чувство. Что-то подобное он испытывал прямо сейчас. — Да, он сказал мне, — Крис внаглую открыто переводил тему. Не то, чтобы та была ему приятнее, но в данной ситуации определенно более предпочтительна. — На самом деле, выглядело это как прошение твоей руки и сердца, и я, какого-то хуя, был избран в роли отца. Сатре позволила ему соскочить с крючка, состроив понимающее выражение лица, на что Крис жестко потер переносицу и зажмурился на секунду. «Черт с тобой» Если Магнуссон считал себя вправе оставить их двоих наедине на такое невъебически долгое количество времени, Крис имел все основания выболтать его подружке всю его нелепую подноготную. — Он очень переживал, что спугнет тебя этим предложением, — я о переезде, если что, — и спросил моего мнения. Если быть честным, лучше бы он действительно пошел с этим к Мун. Еще немного, и мой счетчик толерантности к его ванили треснет, и из меня выльются не самые добрые слова. Сатре выгнула бровь и подбадривающе — да, где-то в параллельной вселенной — вскинула подбородок, безмолвно подталкивая его к продолжению. — Еще раз проделаешь подобный финт в мой адрес, и останешься мерзнуть без пледа. — Очертания внутренней стороны ее ладоней мелькнули под пледом. Нура уважительно кивнула, поджав нижнюю губу. — Так вот, он подошел ко мне в субботу на вечеринке с этими щенячьими глазками, — Крис показательно округлил глаза и «окольцевал» их согнутыми пальцами, дабы усилить эффект, — тряс новеньким комплектом ключей и уверял, что еще ни в чем не был уверен в своей жизни так сильно, как в этом шаге. Он сморщил нос, вспоминая эту сцену. Хуже, чем в тот момент, Вильям выглядел только тогда, когда в отчаянии пытался впечатлить блондиночку стихами Шекспира. Крис затряс головой, вытряхивая оттуда это воспоминание. — В общем, он очень рад, что ты есть в его жизни, так рад, что хочет видеть тебя каждое утро каждого дня и бла-бла-бла. — Он вперил в девушку невеселый взгляд карих глаз. — А если серьезно, Сатре, ты обязана перестать его мучить и согласиться. Он думать не может ни о чем другом, и, хоть я лицо заинтересованное, но честно скажу тебе: ты не ошибешься. Он в колени готов тебе падать, поверь мне. Такого боготворения я еще ни разу не видел. И если ты разобьешь его сердце, я буду говорить с Мун. Учти это. Ему было не обязательно говорить блондиночке все это: ее лицо светилось упоением уже минут пять, и Крис был уверен, что этот ее отложенный ответ на предложение Вильяма — лишь часть ее излюбленной игры в «хочешь — добейся», но слова сами собой вырвались из горла. Крис действительно устал смотреть на сомневающегося, мельтешащего Магнуссона, и ему не нравилось, что этого можно было избежать изначально, если бы не закоренелые привычки Сатре. У друга были свои причины истязать себя неприятными вопросами, вызванными страхом, Крис знал об этом, и хотел, чтобы это прекратилось. Хватит ему заниматься самобичеванием. Свои грехи тот давно искупил, и благосклонность Нуры была этому явным подтверждением. — Ничего такого я не планировала, клянусь, — торопливо ответила девушка. Она изо всех сил пыталась сдержать счастливую улыбку, что было видно по подрагивающим уголкам губ. — И спасибо за этот разговор, Крис. Ты мне очень помог. Он зло сощурил глаза и демонстративно вытер щеку, которую секундой раньше чмокнула Сатре. Та заливисто рассмеялась от его реакции, толкнув ладонью в напряженное плечо, и парню пришлось отвернуться, чтобы скрыть усмешку. Внезапно он ощутил широкую руку на задней стороне шеи. — Прошу прощения за ожидание, дорогие. Пришлось хорошо постараться, чтобы проскользнуть мимо Фойка и не вляпаться в организационную работу, — сказал Вильям, пролезая на свое место по правую сторону от Нуры и оставляя свободным левое. Блекс. Ему сидеть с ней все представление. — Девчонки все еще в кабале. Я встретил их у входа, но они сказали, что уже скоро должны освободиться, — добавил он, обращаясь к блондиночке. Значит, girl squad, по всей видимости, будет наблюдать спектакль, стоя у темных велюровых штор, закрывающих дверь в коридор. Не повезло. — Но ты достал? — спросил Крис, снова устраиваясь на сидении. Он лениво разглаживает складки на брюках и, протянув руку, выхватывает у Вила глянцевый буклет. На гладкой бумаге располагалось расписание программы шоу. Пробежавший глазами по строчкам, Шистад скривился и буркнул: — Все то же самое. Парочка многозначительно переглянулась и сочувственно улыбнулась. — Мне казалось, вы уже обговорили этот момент. — Обговорить и лицезреть — не одно и то же, Магнуссон. Отвали. Ее кожа искрилась под его руками. Оставив поцелуй в ложбинке спины, он дошел до напряженной мышцы у основания черепа, отклонился от пути, захватив кожу шеи сбоку, и спустился вниз. — Повтори это, стервочка. Пожалуйста. Рыжая голова взметнулась вверх, а из груди вырвался глубокий стон, когда его губы дошли до соблазнительной выемки внизу спины, слизали капельку пота. — Никто не целует меня так, как ты. Никто, Кристофер. Крис скользнул уверенными пальцами к ее затылку, ухватив мягкие локоны, закрутившиеся от влажности в комнате. Блестящие пряди приятно опутывали костяшки. Слегка потянув их к себе, он сглотнул стон, увидев, как обольстительно выгнулась Эва, потираясь о его пах аппетитной задницей. — Все верно, любовь моя. Тебе особенно важно помнить об этом завтра. Я буду счастлив, заметив это на сцене. Она подтянулась на локтях, выпрямившись и прижавшись к его телу. Завела руку за голову, ноготком огладив кожу за его ухом, остановившись у линии подбородка. Ее голос звучал запредельно греховно: — Тебе придется постараться, чтобы запечатлеть это в моей памяти. Покажи мне лучшее, Кристофер. Он выдавил из себя тихий выдох, считая бешеный ритм сердца. Орган яростно трясся в грудной клетке. Возбуждение было настолько сильным, что член терзала тянущая боль. Крис мысленно собрал все волю в кулак, контролируя свои мысли. Ему необходимо было отвлечься. Сегодня он абсолютно точно не собирался кончать раньше времени. Занявшись мыслями о рутинных вещах, он огладил ее талию, дотянувшись до груди. Разместив приятную тяжесть в руках, Крис зажал между пальцами возбужденные соски. Он отсюда почувствовал горячее дыхание Эвы. Она пыталась сдержать стоны, глубоко выдыхая через рот. — Тебе придется помочь мне. Я не узнаю, насколько тебе хорошо, если ты будешь обрывать свои стоны. — Заставь меня кричать. Он с неистовым рыком укладывает ее на постели. Очерчивает линию позвоночника, подхватывает ее за бедра, сжав нежную кожу так, чтобы остались следы. Оглаживает задницу. Наклоняется и оставляет метку на правой половинке. Легко шлепает левую. Чертово совершенство. Крис чувствует, как ее пальцы комкают черную простынь. Он накрывает ее своим телом и сплетает их пальцы, прижимая ее кисти к матрасу. Двигает тазом, размещая член в опасной близости от клитора. Преимущество в росте позволяет ему свободно потереться об него. Крис слышит хриплый стон и наклоняется к ее уху: — Ты запоминаешь, кто делает это с тобой? Чьи засосы раскиданы по твоей коже, м? Но Мун любит играть, поэтому кидает, несмотря на мурашки удовольствия, захватившие ее тело, в ответ: — Кхм. Я помню, что его имя начинается на «кр». Кристиан? Жар прокатывается по его груди, доходя до шеи, вырывая громкое рычание из горла. Она не посмела… «Вот черт» Кристофер обвивает ее талию, резким движением опрокинув Эву на спину, и заглядывает в глаза. В потемневших изумрудных омутах намек на изумление: кажется, она сама не верит, что выдала именно это имя. Он сжимает оба ее запястья одной рукой, освобождая правую, ведущую. Размеренно ведет дрожащими пальцами по обнаженной коже вниз, к бедру, цепляет указательным бархатистую подвязку на ноге, оттягивает и отпускает с хлестким звуком, отчего ее тело вздымается вверх. Руки зафиксированы, хоть и немного потряхивают, и Крис наваливается на нее сверху, опуская обратно на простынь. Следует по краю тесемки, дотягивается до другой ноги. Сжимает изящное бедро, прежде чем повторить ласку. Шлеп. Эва вскрикивает, запрокидывая голову от удовольствия, и извивается под ним. Пытается найти его пальцы внизу живота. — Пожалуйста. — Кто вызывает твои стоны? — в голосе почти звериный рокот. Он медленно ведет испытывающую дорожку подушечкой пальца вокруг ее промежности: внутренняя сторона бедра, тазовая косточка, зона чуть ниже пупка, вторая косточка, второе бедро, ямочка между сжатых ног. — Крис. Крис. Кристофер. Ты, блять, Кристофер. Он ловит розовый сосок губами, одновременно смещаясь, освобождая место для того, чтобы Эва раздвинула ноги. Как только она делает это, Крис опускает ладонь на ее живот, дразняще поглаживая раскрасневшуюся кожу, и только после этого выполняет ее просьбу: проводит вверх-вниз, собирает обильную смазку безымянным и средним пальцами, останавливая последний у входа. — О ком ты будешь думать завтра на сцене? — О тебе, о Кристофере Шистаде. О тебе! — Вот так, — шепчет он, неторопливо погружая кончик пальца внутрь. Восторженный стон Эвы заканчивается разочарованным, так как он сразу же вынимает палец. — Теперь никаких звуков, стервочка. Ты должна быть очень тихой, пока я не скажу иначе. Крис соврал бы, если бы сказал, что его не удивил быстрый кивок Мун. Она моментально соглашается, несмотря на жалостливо выгнутые брови. Видимо, Эва полностью осознает, какую вопиющую глупость сказала ранее. Она оглядывает бьющуюся венку на его лбу и кивает еще раз. Палец заполняет ее снизу, пока его язык сплетается с ее. Он терзает ее губы жарко, растворяясь в поцелуе, будто он — все, для чего тот существует. Для нее. Для ее сладостного запаха, для ее мягких губ, ее хриплого голоса, горящих глаз и теплых ладоней. Он вводит второй палец, надавливая на особую точку внутри, ощущая вибрацию ее губ от сдерживаемых стонов. Большой палец ложится на клитор, ласкает возбужденную плоть. Набирает интенсивность. Крис разрывает поцелуй. В ее глазах все желание мира. Они блестят удовольствием и нежностью, отчего внизу живота болезненно тянет. Он накрывает губами шею, лижет ямочку между ключицами, оставляет влажную дорожку вокруг груди. Чувствует, как напряжение в ее теле приближается к пику и шепчет, утыкаясь лбом в ее: — Давай. Эва закатывает глаза и вскидывает бедра, отдаваясь волнам удовольствия. Прижимается всем телом. Из груди вырывается божественный протяжный стон, и она целует Криса, остервенело кусая его за нижнюю губу. В истоме откидывается на простыни, вглядываясь в его глаза. В зелени сияют золотые искорки. Эва легко вертит запястьями, и он освобождает хватку. Она обвивает руками его спину. — Я хочу почувствовать в себе не только твои пальцы, Кристофер. Крис облизывает ноющую нижнюю губу, наблюдая за пустой сценой. Совсем скоро там появиться Эва, его девушка, и будет в объятиях другого парня. Сучье чувство. Его бесило то, что он не успел еще блеснуть своим новым положением в качестве ее молодого человека, как этот чертов Йенсен будет слоняться рядом в образе ее возлюбленного. На виду у всех. — Тебе бы посмотреть в зеркало на свою разъяренную мину, а после уже посылать меня, дружище, — буркнул Магнуссон, но, привыкший попадать под раздачу, улыбнулся Нуре, звонко чмокнув ее в губы. Показушник. — Не волнуйся, Крис, ты сам знаешь, как они укоротили пьесу. У них не так уж много взаимодействия. Сатре была права, однако это не помешало ему огрызнуться: — Зато единственную волнующую меня сцену они оставили. Он просматривал буклет в надежде, что выведенные белым шрифтом слова исчезнут. Сколько раз он подшучивал над ней из-за этой сцены, когда сам числился в роли Ромео. Теперь же Крис наблюдает из зала. Школьный театр — не совсем подходящее место для любовных трагедий Шекспира, поэтому Фойк бескомпромиссно вырезал все «горячие» сцены, оставив всего один поцелуй. Для «Ромео и Джульетты» — сущее кощунство, но Шистад нервно ерзал на кресле от одной лишь мысли об этом кусочке. Зал полностью заполнился зрителями, и основной свет по периметру комнаты потух. Парень встряхнул головой, концентрируясь на кулисах. Представление начинается.

***

Она выглядит чарующе обворожительно. Несмотря на родной портрет Джульетты, предположительно описывающийся как златовласый, мисс Гансон выбрала на это роль именно рыжую голову Мун. Она всегда представляла себе юную аристократку именно с таким ярким, жгучим цветом волос, готовую кинуться в чувства с головой, пойти наперекор всем правилам и даже своему исправному целомудренному воспитанию, сгорая в огне страсти. Такой и получилась ее героиня. Глаза Эвы загорались огнем каждый раз, когда она говорила о любви. Казалось, даже полы ее платья поздней эпохи средневековья оживали и вились негодованием, когда его испытывала хозяйка. Они уже оттанцевали на балу и сыграли знаменитую сцену у окна юной Капулетти. Обвенчались в храме у брата Лоренцо и недоРомео Йенсен с покрашенной из баллончика золотистой макушкой убил Тибальта. Итак, следующая сцена должна начинаться с поцелуя, намекающего на проведенную первую брачную ночь молодежных, и после — разговоры об изгнании. Крис прожигал напряженным взглядом задвинутые шторы кулис. Он старался дышать глубоко и размеренно успокаивая мысли. Он признавал, что реагировал излишне эмоционально. Или нет. Ему было все равно. Он злился и не видел причин скрывать это. Видеть губы своей девушки на других было по меньшей мере неприятно. Пиздец как неприятно. Плотная ткань зашевелилась, раздвигая створки. Раскрывшаяся картина удивила его: вместо чувственного поцелуя прощающихся возлюбленных он увидел лишь растрепанные кудри Мун, стоящей спиной к публике, и руки Йенсена обхватившие ее талию, затянутую нетугим корсетом. Легкая ткань ее ночного платья покачнулась, когда «Джульетта» отстранилась от парня, разворачиваясь боком и якобы разрывая поцелуй. Он мог поклясться, что игривый взгляд зеленых глаз на секунду нашел его. Крис готов был лежать у нее в ногах до конца своей жизни. — Ну, или она настолько уважает тебя, что перекроит самую долгожданную сцену спектакля, только чтобы не заставлять тебя смотреть на ее поцелуй с другим парнем, — шепнула предовольная Нура, давясь в улыбке. Он поздно заметил, что гримаса на ее лице отзеркаливает его собственную. — Ты хочешь уходить? Но день не скоро: То соловей — не жаворонок был, Что пением смутил твой слух пугливый; Он здесь всю ночь поёт в кусте гранатном. Поверь мне, милый, то был соловей, — умоляюще кричала Эва, расположив ладони на щеках «Ромео». — То жаворонок был, предвестник утра, — Не соловей. Смотри, любовь моя, — Завистливым лучом уж на востоке Заря завесу облак прорезает. Ночь тушит свечи: радостное утро На цыпочки встаёт на горных кручах. Уйти — мне жить; остаться — умереть. Йенсен удивительно натурально сжимался в отчаянии. После он нехотя отнял от себя ее руки и подошел к краю сцены. Обернувшись в последний раз, парень сделал вид, что спускается по веревочной лестнице. Он оказывается внизу, у высокого подножия подиума. — Как, ты уже ушёл? Возлюбленный, супруг мой, друг мой нежный! Смотри же, шли мне вести каждый час. В одной минуте — много, много дней. Как по такому счету я состарюсь, Пока опять Ромео я увижу! — Прости! Ловить я буду каждый случай, Чтобы послать тебе привет, мой ангел. — Ты думаешь, мы свидимся ещё? — Уверен я; и будут дни печали Служить предметом сладостных бесед. — Душа моя полна предчувствий мрачных: Мне чудится — ты там стоишь внизу, Как будто бы мертвец на дне могилы. Я плохо вижу — иль ты страшно бледен? — И ты бледна, мой ангел. Нашу кровь Сосёт печаль. Прости, моя любовь! «Ромео» уходит, акт заканчивается, о чем сообщают задвигающиеся шторы, а Шистад сжимает кисти в кулаки, хмурясь от его обращения — «любовь моя». Устало прикрывает глаза и тихо выдыхает. Боже. Да он безнадежен.

***

Свет огибал салон машины, изредка вступая в конфликт с синей подсветкой BMW. Эва тихо сидела сбоку, рассеянно поглаживая кожу внешней стороны его ладони, бессознательно качая головой под ритмичную музыку, льющуюся из динамиков. Он не пытался достучаться до нее — знал, что это бесполезно. Сразу после окончания спектакля Крис отметил странность ее настроения, но Эва держалась до последнего: пока принимала скромное число букетов от немногочисленных воспитанных зрителей, пока к ней подходили различные представители университетов искусства, которых обещал Фойк, пока они двумя компаниями отмечали конец этого кошмара, но веселая маска все-таки пропала с ее лица, и Крис поспешил отвести ее домой раньше, чем кто-либо это заметит. Парень сжал ее руку, припарковавшись у дома. У своего дома. Выпустил ее на мгновение, только чтобы словить снова, помогая выбраться из автомобиля. На ней все еще был легкий макияж и закрученные локоны держались стойко, облитые липким лаком. Крис на миг порадовался тому, что ее волосы не ждала участь пепельного ежика Брайана — он не мог представить, что прекрасный рыжий отлив перекроют краской. Пусть даже временно. Он забирает букеты из багажника, не забывая тот, что сам подарил ей. Бордовые пионы. Поднявшись в квартиру, Крис мягко целует Эву в губы и усаживает на серое кресло. Вскоре возвращается из кухни с чашкой горячего чая. — Расскажешь? — тихо спрашивает он. Когда Эва поднимает на него взгляд, сердце пропускает удар. Изумрудные омуты выглядят безжизненно, и он точно не может больше списывать ее состояние на обыкновенную усталость. Положив одну ладонь на ее предплечье, удерживая дрожащую руку с чаем, он размещает вторую на подбородке. Оглаживает щеку большим пальцем, склоняет голову к плечу. — Я просто… — она давится воздухом. — На сцене… Я вспомнила Алекса. Крис дует на горячий чай, не разрывая зрительный контакт. Все еще поглаживая бледную щеку. Через пару секунд он подносит белую чашку к ее губам. Удовлетворяется, только когда Эва выпивает три больших глотка. — Мы с ним любили играть в театре в детстве, после это увлечение занял волейбол. — Неожиданный всхлип разрезает тишину комнаты. Парень отставляет чай на стеклянный столик, наплевав на специальную подставку из пробки, и опускается на корточки, сжимая ее кисти. — Помнишь, я рассказывала, что случилось с ним? Что он летел на международные соревнования по волейболу? — Эва невесело хмыкает: — Надеюсь, помнишь. Так вот… Первая дорожка слез скатывается по лицу. Огибает щеку и стекает по губам. — Я должна была полететь с ним, — голос становится все тише, но резче от сдерживаемых рыданий. Крис опускается на колени, не прекращая успокаивающие поглаживания. — Я… — всхлип прерывает предложение. — Я должна была полететь с ним, но я подвернула лодыжку. Эва вдруг ужасающе смеется, а дорожки слез увлажнили уже все ее лицо, сплетая непроглядную паутину печали. — Под-подвернула лодыжку, представляешь? Сука! Я подвернула гребаную лодыжку! Всего лишь лодыжку… Она неожиданно опускает голову на их переплетенные ладони. Крис чувствует, как слезы стекают по пальцам. Теперь он мог гладить ее виски. Аккуратными, невесомыми движениями. Не обращая внимания на то, как трясутся обе пары их рук. — Я должна была полететь. Я должна была полететь. Я должна была полететь, — ее бормотание отдается вибрацией по коже. Крис продолжает кружить кончиками пальцев по ее вискам. Опускается и легко целует ее в макушку. На душе скребут кошки от запаха ее слез, перебивающего даже резкий аромат лака для волос. Внезапно Эва выпрямляется на кресле, безумно ища взглядом его глаза. Он видит чистый страх, вину и горе напротив. Волна ее эмоций угрожала его самообладанию. Он здесь для нее. Для нее. Набрав в легкие как можно больше воздуха, Эва уверенно хрипит, горечь растворяется в воздухе: — На самом деле… На самом деле я не должна была лететь вместе с ним, я должна была лететь вместо него. — Часы на стене останавливают свой бег. — Это мне предложили лететь на соревнование, но я, как самая настоящая идиотка, подвернула лодыжку, пока шлялась с друзьями по крышам Лондона, и посоветовала тренеру обратиться к Алексу вместо меня. У нас был один уровень, но тренер хотела отправить меня как представителя женской команды. Много лет подряд от Латимер ездили именно парни, и в этом году миссис Монтгомери намеревалась это исправить, но… В итоге, из-за травмы, пришлось пересмотреть решение, и от школы поехал Алекс. Парень. Мой брат. К которому даже не подошли бы, если бы не я. Который никогда бы не сел в тот самолет, если бы не его гребаная сестра! — она срывается на крик, но Крис глушит его, сжимая ее в объятиях. Он чувствует, как его рубашка становится мокрой от горячих слез, а сжатые кулачки отбивают неуверенные удары по его груди. Ее тело полностью ослабло, будто эмоции высосали из нее все силы, но слезы не прекратились, а дрожь стала сильнее от отсутствия малейшего контроля над телом. Он гладит ее по спине, шепча: «тише-тише, я с тобой, ты ни в чем не виновата» в ее волосы. Крис готов был повторить это миллионы раз, лишь бы Мун приняла это. Он не представляет, что чувствует Эва прямо сейчас, и что она ощущала все это время. С самой смерти брата она винила себя за это, день за днем выедая в сердце дыру, напоминающую его силуэт. Ее горе — не просто боль от утраты брата, лучшего друга. Эта боль — особая форма вины выжившего. Отравляющая ее рассудок, оттеняющая все радостные мысли о брате. Она винила себя за его смерть все эти месяцы и никому об этом не рассказывала, — Крису не нужно было словесное подтверждение факта. Господи. Он подхватывает ее на руки, обнимая за талию и поддерживая под колени, и несет в ванную. Медленно снимает ее футболку, четко отслеживая любой возможный намек на сопротивление. Поднимает подбородок, ища в глазах осознание. Находит его за блеском слез и продолжает: расстегивает застежку лифчика, пока оставляя его висеть на плечах, спускается к ногам и стягивает длинные носки. Кончики пальцев холодные, и Крис тратит пару минут, чтобы отогреть их руками. Развязывает узел на спортивных штанах, оголяет одну ногу и ждет: Эва вытягивает ступню из ткани; затем оголяет вторую и отбрасывает брюки к футболке. Цепляет белье, снова смотрит ей в глаза, и стягивает клочок синего кружева. Ту же участь ждет лиф. Крис включает горячую воду и как можно быстрее запускает стиральную машинку, сам избавляясь от одежды. Проверяет температуру, регулирует кран и ведет Эву под душ. Убеждается, что та твердо стоит на ногах, и берет в руку бутылек с шампунем. Растирает его в ладонях, аромат подслащенного лимона заполняет душевую, оставаясь разводами на стекле. Он наносит гель на корни ее волос и массирует кожу головы, спускается ниже — вымывает склеивающий влажные пряди лак. Наблюдает, как Эва прикрывает покрасневшие веки, и ее дыхание медленно выравнивается. Крис смывает шампунь и пенит руки снова, чтобы убедиться, что тщательно промыл шелковистые локоны. Парень не решается открывать гель для душа, учитывая скомпрометированное состояние Эвы, и надеется, что пены от шампуня хватило, чтобы освежиться. Выключает воду, промакивает ее волосы пушистым полотенцем и укутывает в него обнаженное тело. Вытирается сам, натягивает спортивные штаны, всегда лежащие в ванной, и берет черную футболку. Надевает ее поверх полотенца Эвы, снова берет ее на руки и направляется в спальню. Целует ее в висок, опускает на простыни, аккуратно убирает полотенце и накрывает одеялом. Обходит кровать и ложиться рядом. Целует в лоб, в нос, чмокает в губы. Шепчет: «засыпай». Чувствует ладони на своей груди, обнимает ее за талию. Влажная макушка упирается в ямочку между ключицами. — Я думала, что у меня есть еще вся жизнь рядом с ним. Я… Я не хотела. Я бы все отдала, чтобы изменить это. — Ты ни в чем не виновата. Он повторяет это снова и снова, пока она не засыпает.