Новая жизнь

POV. Author Занавес. Финал. Эпилог. Точка. Венец. Финиш. Черта. Срез. Край. Абзац. Баста. Последняя страница. Мендельсон или Шопен. Сказка или трагедия. Овации или громогласный скрежет тишины. Конец или новое начало. Выпуск из стен родного заведения, точка отсчета, таймер заведен. Быстрый танцевальный мотив сменяется мелодичными нотами, рассеивающимися в цветных клубах дыма. В сердце зарождается томительный трепет. Ладони соединяются в отточенном движении, ее талия под кончиками пальцев, блеск в каскаде рыжих прядей. Она пахнет восходом. Влагой росы. Оранжево-розовыми всполохами на небе. Свежесрезанными цветами. Атласная ткань скользит по телу, огибая стройные ноги, собираясь на плоском животе, оголяя нежную спину. Он думает, что, наверное, здесь его место. В ее невесомых объятиях, напротив зеленых омутов, в дурмане ее пьянящего запаха. Он чувствует себя дома. С ней весь остальной мир замедляется. Она — его заземление. Однако, если быть совсем откровенным, он готов трястись от клокочущей по венам тревоги. Неуловимого чувства страха, легкой тоски. Эмоции превосходят способности тела, выходят из краев, и он не может управлять этим. Крис сжимает ее ладонь в своей: силится вернуться в реальность, где Эва покачивается с ним под минорную мелодию. В своем бордовом платье, отражающем свирепость характера. Страсть, силу. Ее бунтарство и жажду свободы. Голова тяжелеет от желания зарыться носом в ее шею, ощутить гладкость ее кожи под своими губами. Блять. Он безвозвратно пропащий. И рад этому. Ее глубокий шепот вытягивает Криса из полета образов: — Я думаю, нам нужно… — Эва взмахивает рукой, очаровательно сморщив спинку носа, — расстаться. Криса забавляет мысль о том, как она до сих пор не желает признавать статус их отношений, пока до него не доходит смысл фразы. Кровь резко подскакивает вверх, к ушам, диким бурлением заглушая размеренную мелодию в зале. Он надеется, что ослышался. Она действительно собиралась бросить его, кружась в с ним танце? Пол буквально уходит из-под ног. Что за чертова драма. Между тем, она продолжает говорить: — Дело в том, что я не могу больше встречаться с Пенетратором Крисом. Он выпускается, и его репутация больше ничего не значит. — Эва легко пожимает плечами, изящная ладонь на его плече дергается, серебро браслета шуршит на ткани пиджака. — Я бы хотела встречаться с Кристофером Шистадом, ходящим на терапию к своей матери. Ты должен понять. Крис спотыкается о волну облегчения. Стерва. — Это нужно для документов, Мун, и ты это прекрасно знаешь! — он хочет рычать от злости, но в голосе сквозит успокоение. Она ехидно ухмыляется и не может сдержать заразительный смех. Острые клычки выделяются, когда под бордовой помадой обнажается ряд ровных зубов. Голову заполняют мысли об ее отметинах на его горле. Ключицах. Плечах. Груди. Животе. Страсть к этому фетишу так и не ослабла за время их отношений. В деле Криса значится парочка проступков, зарезервировавших ему место в обезьяннике на втором курсе обучения, и для того, чтобы нивелировать эти просчеты в своей биографии, он решил-таки посетить рекомендуемые школой сессии с психологом — черт задери эти правила, — которым, по невероятному стечению обстоятельств, оказалась его единственная и неповторимая мать. На самом деле, Крис просто не хотел идти к школьному мозгоправу, — эта женщина пугала его на протяжении всех трех лет, — и выбрал меньшее из зол — мисс Блейк, всеми силами пытающуюся держать профессиональную маску, вопреки широчайшей победной улыбке, силящейся расплыться на ликующем лице. Иногда он искренне задумывался о том, насколько Эва походила на его мать. Крис не мог поверить, что действительно пошел по самому стереотипному шаблону. — Мне в самом деле нужно напоминать, что ты — главная угроза моей нервой системе? — Он поддается желанию и склоняется к ней, ощущая щекой бархатистость ее смеха. — Я почувствовал ноты инфаркта, Мун, ты играешь грязно. — Кристофер Шистад боится меня потерять? Я сплю? Все рецепторы трудятся на максимум, потому что Крис с легкостью вырисовывает в мыслях их танцующий образ. Это не было похоже на страстное действо, происходившее на ее дне рождения. Они будто растворялись друг в друге, соединяясь в совершенной картине. Ее талия идеально лежала под его ладонью. Блеск бордового атласа дополнял темноту его костюма. Коричневый ворох творческого беспорядка на его голове безупречно сочетался с оранжевой волной шелка ее волос. — Большую часть времени с тобой я боюсь, что сплю. Эва обхватывает его лицо, заставляя встретиться с ней взглядом. Американо и зеленый чай. Темный тростниковый сахар растворяется в обжигающем напитке. Он не может до конца прочитать эмоции в ее глазах, но видит то, отчего сердце колотится в грудной клетке. Еще немного, и безумный орган вырвется и комфортно устроиться в ее руках. Как будто он уже не там. — Тогда я каждый раз буду напоминать тебе, что это все реально. Крис жмется к ней, ловя пухлые губы своими. Из горла жаждет вырваться стон. Острые ноготки царапают кожу головы, пока языки сливаются в томном порыве. Разум чист, капитулирует перед жаждой сердца. В этой схватке он привык зваться проигравшим. Кончики пальцев покалывает от эмоций. Восхищение, страсть, уважение, нежность. Любовь. Языки пламени охватывают партнеров, не причиняя боли. Это их огонь. Их взаимодействие. Взрывоопасное, но не разрушительное. Горячее, но не обжигающее. Стремительное, будто гонка на стрит-рейсе, но выверенное и безопасное. Порождающее тягостную истому. Рассыпающееся на миллионы кусочков. — Кх-кх, — громкое покашливание доносится до них только с третьего раза. Миссис Мейрон смотрит строго, чему противоречат дрожащие уголки губ. — Вы все еще находитесь в школе, — говорит она, оглядывая замершую пару. — Оставьте прелюдии на нейтральную территорию. — Тонкие брови летят вверх, и преподавательница добавляет: — На домашнюю территорию! Эва отворачивается в попытке унять смех, пока Крис медленно кивает. — Прошу прощения, миссис Мейрон. Ситуация располагает. — Он обводит зал глазами, то и дело натыкаясь на выпивших преподавателей, по двое расположившихся в опасной близости друг от друга. Женщина поджимает губы и сощуривает насыщенно-голубые глаза. — Вы уже в достаточно зрелом возрасте, чтобы не брать плохой пример, Кристофер. Я итак натерпелась от вашей парочки за год обучения, буду счастлива, если вы побережете мою психику хотя бы в последний день. Удовлетворившись уважительным кивком Криса, миссис Мейрон отдаляется к столикам для учителей, заводя беседу со следующей парой. Эва заливается легким румянцем, вспоминая, сколько раз преподавательница по истории прерывала их в самый неподходящий момент. Боже. Ей действительно нужно извиниться перед ней. — Я вижу покрасневшую Эву Мун? Черт, как назло, я снова не могу запечатлеть этот момент! Мне же никто не верит! Она смеется, оставляя целомудренный поцелуй на его губах. — Возможно, тебе удастся это в следующий раз, когда твой язык будет между моих бедер. Карие глаза темнеют, и Эва не может четко определить границы черного зрачка. По телу проносится дрожь предвкушения. — Мне придется особенно постараться, чтобы переплюнуть мастерство твоего язычка, стервочка. Ты слишком быстро заставляешь меня безжалостно стонать от удовольствия для той, кто только учится. Она озорно улыбается. — Я очень способная ученица. — Бесспорно. На секунду ее внимание привлекает Вильям, выясняющий что-то у студента, ответственного за музыку. Он бурно размахивает руками, на что парень отрицательно качает головой. Глаза быстро находят Нуру, облокотившуюся о стену неподалеку. Сатре выглядит крайне отчаявшейся. Эва меняет положение тела, чтобы Крис также мог видеть происходящее. — Боже, — стонет он. — Я должен остановить его, да? Как лучший друг. — Если Нура не пытается сделать это, я думаю, ты можешь расслабиться. Он испускает довольный смешок, сосредотачивая внимание на слегка пошатывающемся Магнуссоне, выхватывающем микрофон из рук диджея и выходящим в центр сцены. — Хвала небесам. Я хочу на это посмотреть. Эва замечает, что преподаватели также концентрируются на чересчур активном студенте, но не предпринимают никаких усилий для предотвращения небольшой вакханалии, о которой заливающиеся в смехе Крис и Эва однозначно будут рассказывать будущим детям четы Магнуссон. — Раз-раз, — Вильям проверяет микрофон, постукивая по нему кулаком. Когда он понимает, что все функционирует, как нужно, парень вскидывает левую руку, со счастливейшей пьяной улыбкой осматривая комнату. — Дорогие мои друзья! Нет-нет… Дорогие выпускники! Нет… Дорогие мои друзья, выпускники и просто преподаватели! Я хочу поздравить вас с этим прекрасным днем! Что за счастье, не правда ли? Мы потрудились на славу в этой школе, никто не посмеет спорить с этим. Да-да, миссис Гонсалес, sé hablar español. Sé que me amas. — Преподавательница по испанскому, тучная женщина с добрыми глазами, натянуто улыбается, поднимая вверх бокал с игристым. — Sí, sí. Está bien. Многие из вас знают меня как Вильяма Пенетратора, но спешу вас огорчить, эта эра прошла! — Дождавшись огорченного рокота студентов, он признательно кивает и продолжает: — Отныне я не могу считаться Пенетратором. Не только из-за того, что я выпускаюсь из Ниссен, слава мистеру Фойку, но и потому, что у меня появилась девушка. Вы все ее знаете как самую красивую девушку на планете — без обид, Эва, — и это Нура Амалия Сатре! Зал взорвался аплодисментами. Громче всего звучали хлопки поддержки Пенетраторов, и с каждой пройденной секундой упомянутая девушка все больше покрывалась краской, но стойко улыбалась Вильяму, посылавшему ей воздушные поцелуи. — А теперь я прослыву плохой подругой, — прошептала Эва. — Давай сначала дослушаем речь, а после задумаемся о последствиях. Это лучший момент моей жизни! — тараторил излишне радостный Шистад, хлопая в ладоши. — Я хотел бы раз и навсегда устранить… усыновить… установить! Вот! Установить одну истину! — Магнуссон икнул прямо в микрофон. — Я люблю Нуру Амалию Сатре! Я люблю ее! И я хочу провести с ней всю свою жизнь. Эва заметила, как подруга украдкой смахивает дорожку слез. — Ты ангел, спустившийся с небес ко мне, Нура. И я буду благодарить каждый день за это, пока ты хочешь быть рядом со мной. Вильям неожиданно начинает заикаться, и Крис резко поднимает руки в воздух, давая сигнал диджею отключить микрофон. Последний слова Вил кричит сам, надрывая горло: — Пенетраторы, Шистад, Эва, миссис Мейрон, парень с длинной челкой — отличая прическа, дружище, — я желаю всем вам такой же любви, как у нас, потому что в мире должна восторжествовать любо-о-овь! Под аккомпанемент счастливых возгласов превеселой публики, Магнуссон поднимает кулак с зажатым микрофоном и отпускает его. Эва благодарила парня за пультом, успевшим отключить звук до того, как из колонок пронесся отвратительный высокий звук упавшего микрофона. Вильям спрыгивает с невысокого выступа сцены, где его за локоть ловит подошедшая Нура. Он наклоняет девушку над полом, выгибая ее спину в небесно-голубом платье, запечатляя страстный поцелуй на розовых губах. — Это абсолютно точно никогда в жизни не потеряется в моей памяти. Эва поворачивается к Крису, заговорчески кидая: — Я почти уверена, что видела телефон в руке Тима. Мне кажется, у нас будет видео!

***

Они стоят возле столика с напитками, ожидая друзей. Вечер плавно подходил к концу, и подростки были полны энтузиазма продолжить его в более узкой и шумной компании. Крис подносит ладонь к ее лицу, заправляя за ухо выбившуюся прядь. Она ловит момент, чтобы прижаться к нему щекой. — Когда начинаются твои занятия? — Пятнадцатого числа, но я все еще не уверена, что это хорошая идея. После постановки «Ромео и Джульетта» к ней подошла сотрудница одного из университетов актерского мастерства с предложением о специальных курсах для подростков, еще не окончивших школу. В тот момент Эва была слегка не в себе, поэтому она без раздумий взяла протянутую визитку и быстро попрощалась с женщиной. В ее планах не было места для нового выхода на сцену. Когда-то подобное приносило ей огромное количество удовольствия, но после смерти Алекса, театр стал для нее душным, таящим нескончаемое число воспоминаний и тоски местом. Эва была уверена, что никогда не сможет справиться с этим. Но визитка сама нашла ее снова. Ее обнаружил Крис в кармане своего бомбера, в который она была одета в тот вечер. Парень подошел к ней с картонным прямоугольником, зажатым между указательным и средним пальцами, и спросил, нужна ли ей эта карточка. Когда она ответила категорическим «нет», Крис начал разговор, в конечном итоге приведший к натянутому телефонному разговору. — Ты потрясающе хороша на сцене, стервочка. И тебе не следует позволять тревоге лишать тебя этого. Я знаю, о чем ты думаешь, и уже говорил тебе одно и тоже десятки раз, но буду продолжать делать это до тех пор, пока ты не перестанешь сомневаться. — Во взгляде, устремленном на нее, Эва увидела только нежность. Близость его тела отдавалась теплом на каждом миллиметре кожи. — Театр — это твое место силы. И после ухода Алекса она только возросла, поверь мне. Ты ненавидишь жалость, в этом мы невероятно похожи, и именно поэтому тебе нужно вернуться туда. Где бушует боль, где все напоминает о потере. Потому что ты можешь с этим справиться. Обратить горе в силу. Общаться с ним через образы. Тебе нужно это. Я не был знаком с Алексом, и очень об этом сожалею, но я верю, что он хотел бы для тебя того же. Он хотел бы видеть тебя на сцене. Счастливую и чарующую. Играющую с эмоциями других, выворачивающую их души наизнанку. В тебе есть столько глубины, столько разных чувств и переживаний. Ты рождена для театра. Не позволяй страху управлять тобой. Крис произносит слово «страх» тихим шепотом, будто изо всех сил пытался обойти его, но не смог. Она понимает его. Несмотря на браваду, Эву до сих пор слишком легко спугнуть неосторожной фразой. Однако кое-что изменилось: — Я доверяю тебе достаточно, Кристофер. Больше, чем кому-либо. Тебе не нужно отчаянно подбирать выражения, чтобы не оттолкнуть меня. Я в твоих объятиях, и это не измениться. Она медленно проводит костяшкой по его скуле. Смотрит в самое сердце, изо всех сил пытаясь подтолкнуть свое. Разогреть его, подзадорить. — Спасибо тебе. За все, что ты делаешь и говоришь. Я ценю это. — Эва держит зрительный контакт, выдыхая: — Я люблю тебя, Кристофер. И сердце принимает ее признание, подстраиваясь под ритм его души.