Новая жизнь

POV. Author       Герман Эриксон никогда не проявлял особый интерес к тому, что и так без препятствий шло ему в руки. Легкие деньги родителей, популярность в школе в связи с хорошей внешностью, готовое место в «университете мечты», полученнное по первому щелчку пальцев отца, своя фирма сразу после получения диплома — все это он считал пустой тратой времени. Первым он перестал пользоваться ещё два года назад, заменив ежемесячные переводы отца двумя с половиной тысячами крон за удачный автозаезд в определенное время, а второе и не нуждается в пользовании, все «привелегии» приходят сами собой. Про поступление на высшее образование в другое заведение Герман заговорил лишь единожды, естественно услышав резкий отказ со стороны предка, но своих намерений менять он не собирался. Офисная жизнь — далеко не предел его мечтаний.       Герман Эриксон не любит фальшь. Будто натянутые услужливые улыбки или приторно-сладкая беседа. Он не любит лобызание пяток и беспрекословную капитуляцию перед каждым оспоренным им фактом. Иногда он ловит себя на мысли, что такие люди сделают все, лишь бы получить одобрение. Никто не захочет сказать что-нибудь в ответ, пусть это будет даже самый мягкий намёк на нелепость той чуши, которую он несёт. Никто не скажет ни слова.       Никогда.       Лишь бы ему все нравилось.       Только они не понимают одного — ему не нравится.       Герман Эриксон любил головоломки. Загадки, если так можно сказать. Ещё с детства. Шаг за шагом выстраивать мостик к заветному ответу и чем больше этот мостик, тем выше удовлетворение в конце. Когда он дошёл до разгадки. Когда разгадал.       Правда этого было мало, ведь от одной головоломки сыт не будешь. Успех забывается или затмевается, если хотите, когда на горизонте появляется новый объект для наблюдения. Изучения. Новая цель.       И снова по кругу: мостик, догадки, догадки, догадки и… конец.       Один за одним.       Герман Эриксон любит изучение. Порою кажется, что едва не каждый человек перед ним — открытая книга. Он давно научился замечать повадки и привычки людей, играть с ними, предугадывать каждый следующий шаг. Любил, потому что это полезно. И не только в том, плохом смысле, когда нужно «подергать за ниточки». Хотя, возможно, это тоже. Но главный плюс этой… особенности заключался в том, что Герман видел родственную душу из далека. Ему не приходилось тратить драгоценное время на пустышек.       И недавно ему встретилась та, что подходит по всем пунктам.       Эва Мун.       Рыжеволосая бестия. Стерва, этого отрицать нельзя. Наглая и самоуверенная. Опять же — не поспоришь. Но умная, яркая, и уж совершенно точно не стремящаяся понравиться. Ей завидуют девушки. На нее даже хотят быть похожими. Она личность в полном ее проявлении.       Общительная, но до той поры, пока не надоест. До той поры, когда надо переходить к личным темам. До той поры, когда нужно раскрывать душу.       Не нравится.       Ненавидит.       Эве Мун определенно не нравится открываться. Ее — только ее и ничьё больше. И никто не знает ее полностью. Возможно, даже она сама.       Эва Мун — это головоломка. К Эве Мун нужно строить мостик. Только вот, что-то наводит на мысль, что как бы ты не старался, он все равно будет хрупким. И одно неверное движение — дорога упадёт в пропасть.

***

evamohn2

[Доброе утро, стервозная алкоголичка]

[Ахаха, я убью Сатре] [Доброе утро, Герман]

[Я надеюсь, вы были невероятно веселы, но все-таки больше нигде не пили]

[Обижаешь, Эриксон] [Мы разошлись невероятно трезвыми]

[И почему я думаю, что вам просто что-то помешало?] [Ээээй] [Куда ты пропала?]

[Извини] [До меня только что дошло, что я пропустила уже половину школьного дня] [И телефон переполнен звонками]

[Если тебя это утешит, со мной произошла та же ситуация]

[Знаешь, действительно утешило] [Аххаха]

[Думаю, это судьба]

[Интересно]

[Не хочешь ли ты прогуляться по… дневному Осло и насладиться его красотами?]

[Да ладно, Герман, это свидание?]

[Ты, конечно, можешь так думать, если хочется, но я предлагал в исключительно дружелюбной манере, мисс Мун]

[Сволочь] [И где вы только нахватались такого, мистер Эриксон?]

[У меня был прекрасный учитель, мисс Мун, а вчера я так кстати закрепил изученное]

[Хорошо]

[Это согласие на свидание?]

[Вы можете так думать, но я делаю это исключительно для того, чтобы развеять ту скуку, которая так внезапно на меня нашла] [Интересно, почему это?]

[Я понял, стервочка, все, что я скажу, может быть использовано против меня?]

[Вы невероятно понятливы, мистер Эриксон]

[До встречи через… час?]

[Полчаса, или я найду себе занятие получше]

[Не соизволите ли вы прислать мне свои координаты, чтобы я как истинный джентльмен заехал за дамой?]

[Что-то мне подсказывает, что вы еще и очень изобретательны, так проявите себя, джентльмен]

[Ох, мисс Мун, а у меня появилось предчувствие, что общение с вами будет не из легких]

[Не нужно дважды напрашиваться на комплименты, мистер Эриксон] [Я бы посоветовала вам побыстрее приступить к делу, ведь я уже собираюсь подниматься с кровати]

[Вы даже не представляете, как осознание того, что вы общаетесь со мной, лёжа в кровати, поднимает мне настроение]

[Извращенец]

Извините, мистер Дэвидсон, но ваш урок последний, а у меня совершенно неожиданно появилось дело поважнее. Благо, я уже видел Алекса Локаса сегодня в школе

***

— Ох, черт, — прошептала Эва, но недостаточно тихо. — Что случилось? — поинтересовался Герман. — Невероятно талантливую актрису вызывают на сцену.       Пара сидела в кофейне, когда девушку отвлекло сообщение от Ибен. — Пояснишь?       Отложив телефон, Эва подняла глаза. — Видишь ли, Ромэо потерял свою Джульетту, а такого, увы, допускать нельзя.       Герман закатил глаза: — Переходи уже с ироничного. — В школе устраивают спектакль — кстати, и в прямом и в переносном смысле этого слова — и я, вроде как, главная героиня. — Постановка «Ромэо и Джульетты»? — И снова в точку, как догадался? — усмехается Эва, отпивая из чашки.       Цокая языком, Герман наклоняется ниже, шепча: — Одна невероятно удивительная особа дважды за день назвала меня понятливым, хоть во второй раз и упрекнула меня за выпрашивание комплиментов. Почему-то я склонен ей верить. — Я бы не полагалась полностью на эту прекрасную девушку, думаю, у неё переменчивое мнение. — Искренне надеюсь, что обо мне она думает только в хорошем качестве. — Я спрошу у неё, когда увижу. — Передашь мне? — Понятливым людям не свойственно переспрашивать, мистер… Не напомните мне, как вас зовут? — Ах, это удар в самое сердце, мисс Мун. И разве мы уже не опаздываем на — как я, понятливый, понял — репетицию? — Я говорила что-то про нас? — Должен же я как-то вытянуть из вас это слово? — самоуверенно ухмыльнувшись, спросил брюнет. Ему доставляло невероятное удовольствие то, что он сейчас вот так сидит и разговаривает с Эвой. От этой девушки было невозможно отвести глаз. — Знаете что, Герман? Я позволю провести себя до учебного заведения только потому, что мне будет интересно послушать объяснение на эту тему. — Не волнуйтесь, Эва, я все понимаю, не нужно приуменьшать твой интерес ко мне. — Сволочь, — утвердительно сказала Эва, словно ещё раз подтверждая для себя. — Прошу, моя леди, — наградив ее наглой полуулыбкой, Герман встал, придерживая дверь и пропуская Мун вперёд. — Ц-ц, Герман Эриксон, держите свои вычли при себе. — Ещё бы научиться это делать при вас, мисс Мун.       Его притворный вздох, кажется, услышала каждая душа в кофейне.

***

— Какого хуя? — Ну наконец-то, мисс Мун. — Здравствуй, Эва. — Привет, малышка Мун.       Все четыре фразы были обращены всего к одной девушке, так и застывшей у входной двери с медленно погасающей улыбкой. Ее взгляд скакал поочередно по говорившим людям и остановился на последнем. В слабо освещённой части зала, в третьем ряду красных кресел сидел молодой парень. Парень, остававшийся, казалось бы, в прошлом. Ещё до того, как Эва переехала из Лондона. Парень, который стал вторым ударом по ее душе. По её эмоциональному состоянию. По её сердцу.       Налившееся кровью сердце замерло внутри грудной клетки, а пальцы мгновенно онемели.       Кристиан Харрис — высокий, немного худощавый, мускулистый брюнет с невъебически правильными чертами лица и завораживающими серыми глазами. Его, пожалуй, можно было бы назвать смазливым, если бы не мужественные скулы. Высокомерный, саркастичный, иронизирующий, самоуверенный, может даже грубый. Кристиана никто не осмелился бы назвать милым. Он мог быть пугающим, злым, отталкивающим. Что ни на есть «плохой парень». Девушек к таким тянет, но тут можно без сомнения сказать «игрушка». Других Кристиан не держит. Он холоден и неприветлив. Такому почти невозможно заглянуть в душу, узнать о чем он думает. Кристиан никогда не говорит о своём душевном состоянии. Он может сказать, что «все херово», «все по пизде» или что-то в этом духе. Ни слова больше. Иногда кажется, что он просто не знает о том, что некоторым этого мало. Не знает о том, что некоторым можно рассказывать о большем. Не знает о том, что некоторые хотят услышать большее.       Каменный даже для родителей. Он ненавидит своего отца, но в детстве стремился быть на него похожим, всем сердцем любит мать, но всегда держал это в себе.       Он мог бы быть «лидером стаи», если бы не предпочёл «волка-одиночку».       Подавляющий взгляд, походка, манеры, характер. Голос, пробирающий до костей, берущий за душу.       И только с одним человеком он был мягче. Только одного человека он ценил. С одним человеком боялся разлуки. — Кто это почтил нас своим присутствием?       Этот человек сейчас отвечает ему ледяным голосом. Голосом, в котором нет ничего. Голосом, сочащимся безразличием, равнодушием, безучастностью и… опустошенностью. Будто на месте сердца зияла чёрная дыра. Будто своим присутствием он вырвал его. — Мы можем поговорить? — дар речи вернулся только после четырёх тяжелых вздохов, которые он пытался сделать максимально тихо, но это было чертовски сложно, когда в зале повисла такая гнетущая тишина. Даже дядя-директор не стал вмешиваться.

Слабохарактерный ублюдок

— Я дам тебе свой ответ через два года, ладно? — теперь она еле сдерживалась. Эва Мун не могла сорваться при всех, но стоять с ним в одной комнате, дышать одним воздухом и смотреть прямо в глаза, даже если едва их различаешь — ее стойкости неумолимо приходил конец. — Просто выс… — Он не успел закончить: Эва уже выходила из зала. — Мисс Му… — Ищите другую Джульетту, мистер Фойк, — сейчас ее не волновал ни директор, ни этот чертов спектакль, ни эта чертова школа. Ей нужно было выйти отсюда. Ей нужен был воздух, не загрязнённый им. Воздух, от которого не слезятся глаза.       Потому что в эту самую минуту она проживала все ещё раз.       Третий.       Блядский третий раз.       Грудная клетка адски сжимается после каждого вздоха. Перед глазами все плывет, а взгляд не может остановиться на чем-то одном. По вискам бьют будто по наковальне. Тянущая, поглощающая боль.       Живот сводит судорогой, когда она добираюсь до укромного места. Оглядываясь, она не сразу понимает, что это туалет. В ушах начинает шуметь. Она подходит к зеркалу, опираясь о раковину. На неё смотрят зеленые глаза.       Пустые.       Безжизненные.       Мертвые.       Как он посмел прийти сюда?!       Перед лицом проявляется его лицо. Такое знакомое, такое нужное, такое родное. Идеальное.       Ненавистное.       Мун до боли сжимает глаза, мотая головой. Рука непроизвольно сжимается в кулак, но не долетает до цели: ее остановили.       Сильные крепкие руки сжимают ее в объятьях, ладонь обхватывает ее голову, а на ухо что-то шепчут. Разум отказывается воспринимать воздействие извне. Там разгребают старое белье. То, что, по-моему, должно было уже сгнить или тысячи раз быть сожено.       По крайней мере, она пыталась. — Эва, я с тобой, успокойся.       Слишком желанный тембр. Не старый, но уже досконально изученный. Поселившийся в ее мыслях. Играющий с ее нутром. Тот, что так любит назвать ее рыжей, а ещё чаще — стервой.       Тихий смешок прекращает шёпот. Ее руки обвивают его шею, а хриплый, едва не заплаканный голос почти неслышно: — Шистад.       И губы расплываются в улыбке.