Collaboration

Солнце. Такое яркое. Отдающее всю свою искрящуюся теплоту девушке, назойливо падая на лицо прямыми лучами сквозь занавески. Выписывает в глазах под закрытыми веками яркие сияющие цветные круги, подталкивая сонливость раствориться в навязчивых игривых бликах. Джи жмурит веки, закидывая руку на глаза, желая избавиться от надоедливого света и корчится от осознания того, что череп сейчас треснет пополам. Назойливый гул в подкорке пестрит всеми малоприятными, тошнотворными ощущениями, какие только может чувствовать человек с похмельем. Ресницы затрепетали, рука откинулась в сторону, приземлившись на что-то твёрдое. Твёрдое? Джи вяло, против воли поднимает веки, впустившие в зрачки болезненный свет, который только усиливал пульсацию в мозгу. Желая защитить голову от сдавленных ощущений, брови хмуро съезжают к переносице, пытаясь стабилизировать размытое пятно, напоминающее волнообразно плясавший потолок. В горле пересохло настолько, что перспектива жариться под палящим солнцем над Сахарой не была такой гиблой, как попытка сглотнуть. От неприятного вяжущего чувства она скривилась ещё сильнее, поворачивая голову на твердость, в которую прилетела рука. Замерла. С таким немощным видом расширяя глаза, пропуская вчерашний факт через себя, мгновенно вышибающий из головы мысли о плохом самочувствии. Рука упиралась в плечо лежащего на боку парня, демонстрирующего приятный и ровный изгиб спины, выпирающие позвонки и манящий оттенок светлой кожи, контрастирующий с чёрными волосами, лежащими на подушке. Она хлопала глазами, встревоженно и осторожно убирая руку, дабы не пробудить тело, мило посапывающее рядом. Приподнимается, садится, придерживая край одеяла в районе груди, всё это время смотря на отвернутый силуэт, и просто, блять, не верит глазам. Девичья осознанность закинула голову назад и громко истерично закатывалась смехом над своей же беспомощностью и над тем, до чего довели её пьяные игры в плохую девчонку. Пальцы отодвинули одеяло, она опустила голову, оглядев свою наготу, захлопнув обратно теперь уже бесполезную ткань. —Твою мать, — боязливо произносит полушёпотом, осознавая свалившуюся на голову ужасающую реальность, пялится перед собой, боится собственных шевелений. —Пиздец, пиздец, пиздец, пиздец… Девица, колотящаяся мелкой прошибающей дрожью сползла на пол, подтягивая к себе валяющиеся, давно забытые вещи. Суетливо натянула нижнее белье, застегивала трясущимися пальцами бюстгальтер, оглядываясь на спящего, а штаны надевала вприпрыжку к двери, молясь не столкнуться ни с кем в коридоре. Она замялась на выходе, оглядев умиротворенное, спящее лицо парня. Такого до неприличия красивого. Томящегося в глубоком сне. Привлекательного, спокойного, беззащитного и оставленного в одинокой постели. Его изящное тело, прикрытое одеялом в районе бёдер, так и манило забить на всё, вернуться обратно и разбудить чередой поцелуев по всей поверхности оголенной тёплой кожи. Ей досадно от того, что собственные принципы заставляют возводить стены и решать все за двоих. Обычно так поступают мужчины. Берут желаемое и, не взяв ответственность на себя, сбегают, не оглядываясь. А она оглянулась, перед тем как покинуть его пристанище. Задержала минутный взгляд на спящем, расслабленном лице и поняла что, открой он глаза в эту минуту, она сгорит от стыда на этом самом месте. Ей было интересно, как бы он смотрел, что бы сказал, как бы повел себя, но испытывать судьбу сейчас совсем не хотелось. Тошно от себя. Считает себя трусихой. Слабая, безвольная кукла, не имеющая права на подобные чувства. Разницы нет, что она чувствует сейчас. Они оба не имели права на подобные порывы, но, как ни странно, она не злилась на него. Он сделал бы то же самое, проснувшись в ее кровати. Сбежал бы на носочках, пока она спит, ведь он такая же кукла, как и она. Фарфоровая, с прекрасным лицом, с мягкими на ощупь волосами. Безвольная, тонкая красота, кричащая о своих амбициозных порывах через пирсинг, украшающий его мягкие черты. Она уверена сейчас, что поступает правильно. Он и не вспомнит сегодня, а ей пришлось бы мучиться каждый раз, ловя на себе его равнодушный взгляд. Голова высовывается в коридор. Джи оглядывается по сторонам, прислушиваясь к звенящей тишине стен, и как кошка, на цыпочках выплывает по стене, перемещаясь в сторону, бесшумно крадется, задерживая взор на других дверях, молясь, чтоб ни одна не открылась и её не застали на месте преступления. В доме подозрительно тихо, а она даже не удосужилась посмотреть на часы. Да и где искать часы в его комнате, в которой витал одурманивающий запах его духов и некая атмосфера талантливого макнэ? Не до часов ей было вовсе, когда натягиваешь трусы, осознавая всю пагубность ситуации. Подходя ко входу в гостиную, она почти слилась со стеной, осторожно выглядывая в пространство комнаты, и думала о чуши, типа той, как бабы выходят из их комнат. Довольно, уверенно и высокомерно или крадутся, как тараканы боящиеся кухонного света? Джи кривилась от мыслей, топчущих собственную самооценку, не придумав сравнения лучше. В гостиной слышалось сопение и едва заметный храп. Глаза нашли виновников. Шуга спит на диване, закинув руку на глаза, Чимин в обратной стороне валетом, с закинутой ногой на бедро Юнги, с открытым ртом в глубоком сне. Джи наклонилась, пробираясь так, чтоб ее не было заметно, на случай, если Чимину взбредет резко распахнуть глаза. Ноги перебирали неслышно и очень осторожно в сторону заветной лестницы, ведущей в собственное логово, которое она забетонирует и никогда больше выйдет. Глаза не сходили со спящих тел, контролируя ситуацию, хотя она мысленно уже была там, наверху, за закрытой дверью. Нелепая, блять, и смешная ситуация, в которой она оказалась по своей вине. Дура. Самая натуральная идиотка. —Тэ….Тэхен… — Шуга начал ворочаться, будто предчувствуя обострённые панические эмоции вокруг, —уйди… Джи застыла на месте, уставившись на его вялые, брезгливые кувырканья и медленно прикрыла глаза, мысленно умоляя проекцию Тэхена отвалить от Юнги, чтоб тот, не дай бог, не очнулся. Нога Чимина сползла, и ступня хлястнула по полу, но тот не проснулся, а сердце Джи не выскочило из груди, не приводя за собой сердечный приступ. Девушка ускоренно перебирает ногами, взлетая по лестнице со скоростью света, предвкушая момент желаемого уединения. —Джи Су? Очередной инфаркт подкрался точно так же, как и вышедший из-за угла Намджун, потирающий кулаком сонные глаза. Девушка ухватилась за перила, чтобы не свалиться и не покатиться кубарем вниз, повернулась и растянула губы в глупой улыбочке. —Намджун, доброе утро, — пробежалась глазами по его лицу, —Как голова? —Сносно, —чешет затылок, ковыляет к шкафчикам, — но мне нужен кофе. Кажется, ничего не заметил. Пока она разглядывала ущерб нанесенный вчерашней пьянкой, потрёпанные тела кумиров миллионной публики, развалившиеся на диване и соображала воспаленным мозгом, как ей вести себя, Намджун уже рылся в холодильнике, ища минеральную воду. —А ты чего крадешься? —Так я это… —пальцы неуверенно устремились в разные стороны —В душ… —У тебя в комнате есть душ? Лидер задрал глаза, смотря вверх на нее, глотал жадно из бутылки и, наверное, думал о том, какая она потерянная, далекая, растрёпанная, несущая чушь одинокая девочка. Из-за угла послышался жалобный и глубокий стон, похожий на рёв, и Джи Су поняла, как сильно она боится любого звука, шороха или столкновения с кем-либо. Особенно с Чон Чонгуком. Тэ плелся, шаркая тапочками по полу, в том, что было надето вчера, и завывал в свои ладони, закрывающие лицо. —Боже, я щас сдохну. Отвлёк Намджуна на себя. Она немного расслабилась, не услышав расспросов о том, почему Чонгук не на диване, если относил ее в свою комнату. —Так ты перемешал вчера все на свете, а под конец наливал в стакан с виски соджу и звал Джи выпить. —Так ты на то и лидер, должен был меня остановить, —Тэ обессиленный, опухший уселся на стул, не поднимая глаз, на которые спадали торчащие локоны. —Вот именно, я — лидер, а не мамаша, а твоя опекунша видела десятый сон, пока ты вопил ее имя в микрофон, который от тебя отрывали. Намджун закручивает пробку от бутылки, глядя на зомбированного и поникшего от стыда парня, выиграв время для девушки, которая ретировалась в сторону комнаты. В которую она забежала, упираясь лопатками в дверную гладь, и дышала. Дышала дышала дышала Пока не закружилась голова, ноги не подогнулись, а ладонь не впечаталась в собственную грудь, в которой совершались немыслимые сердечные кульбиты. А потом она бухнулась в одинокую, холодную заправленную кровать лицом и истошно завыла. Больше всего хотелось в душ. Тело напоминало о том, что произошло вчера, ежесекундно. Этот запах. Чужой, манящий, впитавшийся под кожу. В расслабленном теле появилась томящая ломота. Сладкая, сползающая до самого низа живота и твердящая о том что, наконец, за пару лет она удосужилась удовлетворить свои потребности. Игнорировать это приятное послевкусие не получалось, и заставлять свое эго об этом сожалеть тоже. Да и с попытками держать себя в руках и не превращаться в малолетку, начались колоссальные проблемы. В душ она слетала по лестнице, делая широкие шаги, прыгая и разрезая пространство своей спешкой, игнорируя вопросительный зов Тэ и до истерики милое вытянутое лицо только что проснувшегося Чимина. Горячая струя воды смывала его запах с тела, но он упорно запечатался в подкорке и не собирался покидать память. Джи подставила лицо под душ, но стоило плотно закрыть глаза, как навязчивые картинки с участием Чонгука нагло вламывались в разум, устраивая полнейший хаос. Как теперь быть? Как жить с ним под одной крышей? Как общаться? Как вести себя? Вопросы сыпались пачками, раздражая каждую нить напряжённого нерва. Она понимала, что позволила лишнего и кроме стыда и эйфорийного расслабления, после долгого отсутствия близости, решила для себя одну вещь. Избегать. А что ещё ей делать? Бежать под венец? Заявить на него права? Ха-ха, смешно. Он покрутит пальцем у виска и скажет, что она сумасшедшая или ещё хуже, посмеется ей прямо в лицо и скажет, что хуже ничего в жизни не испытывал. Нет, она может, конечно, гордо трезвонить, что затащила айдола в постель, и наконец ее выпнут с превеликим удовольствием. С запятнанной честью и растоптанным достоинством. И больно будет только ей. Она и не думала о том, пока отмывается от вчерашней ночи, что та боль, которой она боялась, просочилась сквозь тело мужчины, проснувшегося в сладком стоне и блуждающего пальцами по одинокой стороне кровати. Она не знала, что он встрепенулся и присел, быстро оглянувшись и осмотрев одинокую комнату, в которой от ее присутствия ничего не осталось. И как он хмурит брови, ища ее по сторонам, надеясь, что она появится из воздуха. Когда они столкнулись первый раз, она рассыпала сахар по столешнице в попытке приготовить себе кофе. Он так странно смотрел на нее, встав рядом. Изучал ее опущенный профиль, а вопрос громадных размеров застыл в сонных глазах. Смола, слишком горькая, приготовленная на скорую руку, обожгла горло, она кратко кивнула ему в знак приветствия и, не поднимая стыдливого взора, обошла фигуру, обернувшуюся на нее. Тэхена и Юнги мучало похмелье. Первый сидел в больших очках, закрывающих опухшие глаза с достаточно выделяющимися синюшными кругами вокруг глаз. Второй храбро терпел давящую пульсацию вокруг висков и просто закинул голову назад, прикрыв веки. А Джи, севшая между ними, низко опустила голову, волосы почти закрыли обзор на ее лицо, пальцы сжали горячую кружку, стоило виновнику ее угнетенного состояния присесть по правую руку. Она не смотрела. Не могла поднять свои срамные глазенки, в которые он пытался заглянуть в этот день. Не выходило, когда она готовила на всех бодрящий бульон. Стоило ему подойти к ней, пока она размешивала половником жижу, увидев его краем глаза, бросила поварешку в кастрюле и сиганула в сторону холодильника, почти затолкав себя туда наполовину, судорожно что-то ища внутри. Не вышло, когда они, немного придя в себя, решили пособирать Лего, как маленькие дети. Джи села почти впритык к Тэхену, не дав возможности Чонгуку подловить ее и сказать что-либо. Чонгук держал детали в руках, а глаза были устремлены на женщину, которая наклонилась к Тэ вместе с ёбаной инструкцией и с улыбающейся физиономией тыкала в книжку пальцем, объясняя, что нужно делать. А Чонгуку обидно. Он чувствует себя идиотом. Обманутым и потерянным, в лабиринте, в который она его завела. И бросила. В каждой надежде, брошенной в ее строну, он находил толстый слой черствости, помноженной на отстраненность. В этот день она не заговорила с ним. На следующий опять не смотрела, через пару бросила сухое «привет» и вела себя обыденно, хладнокровно и даже равнодушно. А Чонгука ломало от неясности. Он придумал кучу вопросов, которые незамедлительно выплюнет ей прямо в лицо, не дав даже оправдаться. Сотни вариантов разговора и тысячи исходов, в которых один итог. Его требовательные губы, ее просящий стон и омут, в котором он добровольно утонет, достигнув дна. Чонгук отсчитал ровно неделю. Как назло, не было ни секунды, когда у него появится возможность успокоить свое вопящее задетое эго и потребовать объяснений. С каждым ёбаным днем градус рос и, если в начале недели он хотел бы тихо мирно уединиться, то сегодня он уже готов был схватить ее, зажать в первом попавшемся углу и вытрясти оправдания. А она чувствовала неловкое напряжение, стоило ему столкнуться с его растерянностью, витающей на прекрасном лице. Чем больше она избегала его присутствия, тем больше он появлялся в поле зрения. Ей бы целиком окунуться в свалившуюся на голову работу, которой прибавилось после концерта, а она хватала трепещущими ресницами его взгляды и пробиралась мурашками до самых пят. Чонгук сдерживался. В доме установили камеры, снимающие их наигранную повседневность, и это немного облегчало шаткое положение. Джи думала о том, как привыкнуть к тому, что теперь ее персона удостоена внимания, выталкивая из головы мысли о Чонгуке. Находить себе занятие ей не пришлось. Парни втягивали ее в совместные авантюры и блистательно находили друг другу занятия. Чонгук отвлекался на дурачества, а иногда сидел и пялился в одну точку, пока Джи и Тэхен играли в челендж «мокрые шутки». Ведущим был, конечно же, Сокджин. —Итак, —Джин довольно оглядел участников по очереди, садясь между ребят, пока те отхлебнули из бутылки, —Готовы умыть друг друга? Тэхён и Джи сидели на полу напротив друг друга, бутылки поставили на маленький столик между ними и уже корчились от смешливых раздутых лиц. Джин улыбчиво наклонился, смотря на Джи, —Что нужно делать с плесенью, которая размножается спорами? —Что? — спрашивает RM. —Не спорить. Губы девушки слегка растянулась, но устойчиво сжимались, она подрагивала плечами, смотря на Тэ, который сдерживался и даже не хихикал. Джин перевёл светящиеся азартом глаза на Тэхена. —Куда нужно идти, если оказался в лесу? —Куда? —Хосок, в отличие от участников игры, улыбался широкой улыбкой. —Домой. Джи скукожилась, посмеивается и закрывает глаза в усиленной сдержанности. Смех Хосока выбивал из колеи, а надутая мордашка Тэхена сводила с ума ее надрывной позитив. —Как называют карлика, который волнуется? —Как? —Микроволновка. Джи прыснула струю в лицо Тэхена, прикрывая ладонью губы из которых лилась вода. —Что сделал мужик, когда упал с табуретки? —никто не решался спросить, видя зарождающуюся истерику в глазах Тэхена, —Сломал шесть ножек. Тэхён натужно кашлянул, обрызгивая водой зажмурившуюся девчонку. Джин закинул голову назад, удовлетворенно сотрясаясь от смеха, поглаживая напряжённый живот. У Джи в глазах плещется искрящая влага, а у Чона скручивается неприятный комок внутри. Он давится поддельным смехом ради записи, показательно игнорируя, как легко она виснет на Тэхене, обнимая его за худую руку. К тем сотням подготовленных вопросов прибавилась ещё тысяча. Так просто, да? Вешаешься на Тэхена, когда прошла всего неделя? Чонгук усиленно отгонял мысли вскочить и, указывая на нее пальцем, заявить на всю округу об «их отношениях». Смешно потом будет, да? Когда все узнают, с кем ты трахалась? Под кем ты вопила, пьяная вусмерть. Играла у меня на глазах этот спектакль с Чимином в главной роли, а в матрас втрахивал тебя я. Скорей всего Чимин, занявший ее место за столиком, обольет водным фонтаном Намджуна, которого хватит инсульт, а виновница его нервных колебаний будет сидеть, хлопать глазками и все отрицать, давясь застрявшим комом из воздуха. Намджун спрашивал, где спала Джи после вечеринки, ведь на его месте в гостиной храпел Чимин. Чонгук успокоил спрашивающего тем, что положил ее в комнате, а сам дрых в комнате Чимина. Второсортная ложь, которой он прикрыл трусливую девку, которой даже не интересно это. Не лезли с расспросами — замечательно, не смотрели косо — ещё лучше. В агентстве ей навешали задач. Она то и дело носилась в студию звукозаписи, участвовала в рекламе наушников вместе с Юнги и Хосоком, подписала соглашение на участие в BTS RUN и к концу недели усталость буквально выплескивалась из ее измученного тренировками и вокалом тела. Стафф дали ей задание чаще светиться в эфирах, для того, чтоб публика освоилась и начала воспринимать ее частью коллектива. Вчера он слышал, как ей сказал Намджун, что менеджер назначен и приступит к обязанностям с понедельника. Она так пищала, широко улыбаясь, смотря на парней, и хлопала в ладоши, как мелкая десятилетка. Чонгук пытался с ней заговорить неоднократно. Подлавливал ее хорошее настроение, уверенный, что она пойдет на контакт, но как только он обращал внимание женских глаз на себя, с ее лица моментально сползала улыбка. Как же это раздражало. Подойдя к стойке с водой, пока они отдыхали между постановками, она отдала ему бутылку и, быстро-быстро перебирая ногами, побежала в толпу хореографов и наверняка чувствовала разящий ее спину недовольный взгляд. Если бы взгляд Чонгука мог резать, она была бы искромсана вдоль и поперёк, а на теле не осталось бы живого места. На съемке рекламы корейских гаджетов он уже вдоволь насытился играми в кошки мышки и нагло подошел к ней, напугав визажиста. —Пошли. Юнги переглянулся со стоящим рядом Хосоком, глотая чай из стакана с трубочкой, а потом все ожидающе уперлись взглядом в нее. Ее глаза — это искрящийся паникой океан. Его — решительная, требовательная пустыня, нуждающаяся хотя бы в капле воды. Она впервые задерживает взгляд на нем и его ломает пополам. Он так и хочет спросить Серьезно? Ты, блять, не понимаешь? Она понимает. Однозначно. Сидит в кресле, в своем этом платье до колен, которое он бы с удовольствием задрал, оголяя бёдра, в которые вцеплялись пальцы той ночью. В этот раз он оставил бы заметные синяки. Заклеймил бы и успокоил досаду, томящуюся в оскорбленной душе. —Чон… Чонгук, —давится воздухом, хлопая накрашенными ресницами, смотрит рассеянно своими зрачками, покрытыми серыми линзами, от которых глаза казались больше, — Съемка через пять минут, в чем дело? Ты действительно задаёшь этот вопрос, да? —Мне надо тебе сказать… Парень слегка приспустил пар, оглядывая вопросительные лица друзей, замерших с громадными вопросами на лицах. —Ладно, — отступает, мысленно ругая себя за необдуманный поступок, — Не так важно, подождёт. Он понял, что не подождёт, когда увидел пришедшее уведомление на телефон о трансляции Тэхёна. Его выбесило то, что она нашла время на трансляцию другого человека, а узнать причину его дневного порыва даже не пыталась. Встал посреди кухни и уставился в экран своего телефона, с пальцами у рта, в которых томилась чипсина, мечтающая уже завершить свое путешествие и перемолоться между идеальных зубов. Сидит рядом с Тэ, смущается, сжимает пальцы между собой и веселит друга своими видом, говорящего какая она милая. Чонгук вдруг подумал, что дружбы с Тэ стало слишком много, либо его причудливая ревность перестала видеть края. Джи слегка раскачивалась на стуле из стороны в сторону и с такой вселенской теплотой глядела на Тэхена, рассказывающего новости за неделю, не углубляясь в подробности. Он представил ее как талантливого танцора на уровне Хосока, она тактично поздоровалась, с улыбкой махая в камеру. Тэхён вяло отвечал на вопросы, слегка затрагивая те, где спрашивали про Джи. —О, Джи-Джи, — смеется Тэхён, вглядываясь в экран, — Пишут что мы смотримся. —О, правда? —Армиии, не смущайте Джиии. Хохочет, прикрывая ладонью лицо и смотрит на Тэхена, как на произведение искусства, тот тянет длинные пальцы, касаясь плеча, обтянутого белой футболкой. Чонгук скрипнул зубами, так и не доведя свой перекус до логического завершения, глубоко вздохнув, прикрыв на секунду глаза, кинул чипсину обратно в тарелку. Пока эти двое восторженно заняты ведением трансляции, тревога, совершающая кульбиты в одиноком сердце Чонгука росла со скоростью света, пока он высовывался из-за двери, нарушая идиллию. Тэхён повернулся, крутанувшись в кресле, Джи смотрела в его отражение в камере. —Чонгуки-и, ты к нам на трансляцию? Тяжелые шаги разрезали пространство в такт зажатому в тиски сердцу, пропускающему удар. Стоило ему присесть рядом с ней, оно и вовсе замолчало. Джи пыталась улыбаться, не стягивая маску дружелюбия до последнего. —Арми спрашивают, когда будет полноценный концерт с участием Джи. Тэхён смотрит в экран. Джи смотрит на Тэхена. Чонгук смотрит на Джи. Круговорот гляделок на трансляции. И если человек будет более внимателен к деталям, то непременно уловит давление, возникшее между двумя людьми. Его взгляд — ядовитые стрелы, жалящие своей злостью. Ее же больше похож на растерянную пустоту, подобную космосу. Темному, необъятному и ледяному. И он обязательно хочет в нем потеряться, забыв о кислороде. —Скоро полетим в Японию, Джи усиленно старается над новой хореографией вместе с Хосоком для Permission to Dance, ходит на занятия по вокалу, так что, —Тэхён притянул ее за худые плечи, нервируя Чонгука, и распинался перед камерой, — Если все пройдёт хорошо и тизер оправдает надежды и, конечно же, великий Бан Ши Хёк будет не против, мы появимся в полном составе уже на American Music Awards, а там и до Mnet Asian Music Awards не далеко, Джи выступишь с нами ради арми? Тэхён улыбаясь смотрит на нее и ждёт ответа. Чонгук ждёт, пока его отпустит нервоз. —Смотри, смотри, — дергает, подтягивая к себе, — Говорят, что это будет интересно. Джи удивлялась способности Тэхена улавливать комментарии на ходу, хотя они скакали плотной массой текста по экрану. Она цеплялась глазами за смайлы с сердечками и предложения заглавными буквами в стиле «Тэхён женись на мне» или «Тэхён ты мой Биас». С появлением Чонгука буквы вообще стали нечитаемы и Джи в очередной раз убедилась, что она — всего лишь приключение на ночь, когда вокруг столько разных, таких красивых, на любой вкус и цвет, преданных и влюбленных фанаток и не стоит заострять на своей персоне внимание. —Я буду усердно стараться, —поклонилась девушка, сжимаясь на кресле, чувствуя, как коленка упирается в бедро Чонгука. Она не врала. Она старается, правда пока что усиленно перебирать ногами, вылетая из студии звукозаписи, оставляя Чонгука и Тэхена наедине заканчивать трансляцию вдвоем, ссылаясь на ранний подъем. Чонгук смотрел ей вслед дольше, чем Тэхён и тихо начинал ненавидеть ее подход к проблеме. —Какая-то она дерганая стала, — Тэхён отключает камеру, предварительно заканчивая трансляцию с улыбкой до ушей, —Заметил? —Тэ расслабляет лицо, откидываясь на спинку кресла. Чонгук смотрит в одну точку, сжимая губы и слегка кивает, перебарывая желание выложить Тэхену все подробности, от которых он скорее всего поймает обморочное состояние. —Наверное сказывается плотный график, пытается везде успеть. Чонгук натурально врет, не зная, что делать со своей правдой. Если бы Тэхён не был так близок к Джи, брюнет бы выложил все как на духу и спросил бы лучшего друга о том, что делать с этой херней дальше. Чонгук знает, что разберётся с этим сам, а когда будет уверен хоть в чем-нибудь, обязательно скажет Тэхену вместе с Джи. Ведь для Джи важен Тэхён, а для Тэхена важно настроение Джи. —Завтра в агенство с ней поедешь? Тэхён закидывает голову на спинку кресла, раскачиваясь на нем и переводит усталый взгляд на Чонгука, витающего мысленно в другом месте. —Ну конечно, она ноты не тянет, фальшивит, сам сказал — нам Permission to Dance записывать, Чимин тоже поедет, и Юнги. Когда я делаю замечания, психует. Их хоть слушать будет. Тэхён кивнул, —У меня завтра фотосет для Time, потом подскочу, совсем без меня раскиснет, развеселю ее новостью, что мою голову хотят выкрасить в рыжий, а Намджуна в зеленый. Представляешь ее лицо? Раздутое самомнение Тэхена иногда потешало Чонгука, так и хочется сказать, что весь мир не крутится вокруг него одного. Но Чонгук не говорит. Чонгука забавляет забота Тэхена о ком-то больше, чем о себе любимом. Представляю твое лицо, когда ты узнаешь кое-что. Так и подпирает сказать.

***

—Давай ещё раз, — Чонгук машет ей пальцами, вглядываясь в миниатюрное тело за стеклом. Джи опустила руку с листом, несдержанно и разочаровано посмотрела на него, совсем не долго, мимоходом и перевела взгляд на сидящего в кресле Юнги. —Серьезно? —У тебя голос дрожит на припеве, ты как будто щас заплачешь на строчке «No, we don't need permission to dance», а на втором куплете, кажется, у тебя воздуха не хватает. Чонгук не унимался. Сегодня он без настроения, поэтому критиковал ее больше обычного. —Так иди сам попробуй! — Джи спускает громоздкий наушник к шее, ковыряя его напряженным взглядом. Он, конечно же, попробует и сделает намного лучше с первого раза. —Куколка! — довольный Чимин крутанулся в кресле, закидывая смятую бумагу в урну, — Ты пытаешься думать о том, что поешь, а надо чувствовать. —Спасибо, Чимин, —проговорила в микрофон, слегка закатив усталые глаза, —Не хочешь показать, как надо чувствовать? Юнги прыснул в кулак. В Чонгуке надломился последний сдерживающий фактор, когда он поймал очевидный посыл в улыбчивом Чимине. Издеваетесь, блять? —Ребят, —Юнги потянулся на своем месте, вытягивая руки вверх, —Давайте перерыв, десятый permission to dance я не выдержу. —Отлично, сходим вниз перекусим? — Юнги поднимается со своего места, вглядываясь в лица присутствующих. —Тебе лишь бы пожрать Чимин повернулся около двери, глядя в лицо невозмутимого друга. —Ребят, вы идёте? Чонгук нажал блокировку выхода из кабинки звукозаписи, пока девчонка шуршала своими листочками и вешала наушники на держатели. —Идите, пусть ещё попробует, пока мои уши ещё не сложились в трубочку. Чонгук улыбается, кивает в ее сторону. Дверь закрылась, а та которую она толкнула плечом, не открылась. Рука дёрнула ручку двери, врезаясь колоссальной неясностью в спокойствие оставшегося в помещении бантана, сложившего руки за спину, смотрящего на нее сквозь толстое стекло. —Открой. Чонгук щелкает на панели отключение записывающих устройств. Мигание красных огоньков на камерах прекратилось. Ладони уперлись в панель, он смотрел на нее такую всю непонимающую и злющую исподлобья и молчал. —Чонгук, открой дверь. Вот оно — поведение загнанного зверя. Мечется около двери, совершенно не удерживая на месте панику, хлопает своими маленьким ладошками по двери и боится его больше, чем сцены. —Сначала разговор, потом открытая дверь. —Чонгук, — она рванула к прозрачной преграде, ударив по стеклу, — Заканчивай этот цирк! Нам нечего обсуждать! —Цирк значит, —Парень выдыхает в сторону, отталкиваясь от панели, —Знаешь, не было бы всего этого, если бы ты не вела себя, как умалишённая и поговорила со мной хоть раз. —О чем говорить? —Не о чем? Серьезно так думаешь? Мы трахались неделю назад, мне кажется тут есть, что обсудить. Констатация факта ударила по ней, сжимая каждую клеточку внизу живота. Их брови взлетели вверх, они так удивлённо смотрели друг на друга. Только его сейчас удивляло не ее лицо, а ее отношение. Она сдаётся, опуская руки, пожав плечами, и горько выдыхает, —Послушай, Чон, ты же понимаешь, что нам лучше…. —Сделать вид, что ничего не было. Он констатирует, она запинается, цепляясь взглядом за его опущенные глаза и серьёзное лицо. —Да…да, и… —Общаться только в рабочей обстановке, дабы не вызывать подозрений. —Да, —ощутимо кивнула, радуясь, что он понимает ее, —Потому что это…это… Она пытается подобрать слова, сражаясь с повисшей тишиной, в итоге замялась, ловя на себе его пронзающий, холодный и такой убийственной взгляд, которым больше не согревалась. —Что? —палец ткнул на разблокировку двери, —Хотела сказать, ошибка? Джи не ответила, оборвав взаимное созерцание только на выходе из кабинки и остановилась в стопоре, глядя на то, как он растягивает молнию на легкой куртке, переходя к пуговицам на рубашке, глядя на нее из-под приспущенных век из-за того, что пришлось вытянуть шею. —Ты…ты что делаешь? Глаза следят за высвобождавшимися пуговицами из тугих петель, ползут настороженно на холоднокровное невозмутимое лицо, которое корчится от удивления, будто бы он не делал ничего не обычного. —Ну ты же считаешь это ошибкой, —пальцы дошли уже до солнечного сплетения, голая манящая кожа выглядывала из разведенных кусочков ткани, —Вношу коррективы. Она выпучила глаза, подскакивая к нему, схватив его за края рубашки и дернув друг к другу истерично вопила на грани шепота, —С ума сошёл?! Прекрати! —она оглядывалась на дверь, застегивая ёбаные мелкие пуговицы, и разочаровывала Чонгука ещё больше, —Щас парни зайдут, прекрати немедленно! Пальцы легли на ее руку, сжимая, останавливая, требуя обратить на себя внимание, и она обратила, вглядываясь в расстроенное лицо, —Для тебя имеет значение только то, что подумают парни? —Чон, —мокрые ладони выскользнули из тёплых пальцев, глаза опустились с сожалением, а у Чонгука сердце защемило от ее отстраненности, она говорит вполголоса осознанные, разящие слова и делает ими кровоточащую дырку в сердце, —Это не может повториться, понимаешь? Я не могу брать на себя эту ответственность, я не имею на это право, и ты, ты тоже не имеешь. Чонгук кивает и давит языком в собственные зубы, чувствуя себя идиотом в сотый раз за все эти дни. Хищная улыбка и достаточно заметный неприятный оскал. Его темные радужки втягивают в себя боль, которую она причинила, и там, внутри этих искрящихся огнём глазах, не холодная глыба. Нет. Там самая настоящая ледяная бездна. И ей не хватает воздуха, потому что это взгляд плотно врезается в лицо, стискивает горло и заставляет замяться на месте. —Ясно. Это совсем сухое, презренное «ясно» зудило под рёбрами у Джи и поставило жирную точку в надежде Чонгука, отступающего назад. Пространство между ними готовилось взорваться, если бы не голова девушки Стафф, высунутая из-за двери. —Кан Джи Су? Джи отвлеклась на нее. Чонгук отвернулся, свалившись на стул. —Там твой менеджер…и… —Ён? Почему-то тревога, колеблющаяся на лице ассистента, не дала девушке в полной мере ощутить неподдельную радость. Джи проследовала к выходу, затормозив, вглядываясь в глаза девицы с таким же волнением, услышав громкие крики, отдающиеся эхом в коридоре. На звук повернулся Чонгук, поднимаясь с места. Джи вышла в коридор, ловя взглядом несущегося в ее сторону мужчину, по которому она жутко соскучилась. Так сильно, что губы дрогнули в улыбке, а ноги сами понеслись ему навстречу. —Со Ён! Она хотела броситься ему на шею, но помедлила, встречаясь с его замешательством. Из-за его спины несся отец, в своей потрепанной курточке, одетый не по погоде, в несдержанной походке тащил за собой тонны злобы, давящей на стены. —Папа? Чонгук вышел за ней, смотря вперёд. Девушка Стафф испуганно притянула к себе планшет с листами и заморозилась на месте в зажатой позе. —Джи, я…. Все, что видит Джи — это смазанное, удрученное лицо Ёна, а потом чувствует жалящее прикосновение на запястье. Отец дергает ее и тащит по коридору, —Ты едешь домой! —Па…папа! Ноги заплетаются, она шокировано и сдавленно скулит под хваткой жестких пальцев, пытается затормозить, выдергивая руку. Чонгук, охреневший от происходящего, двинулся в ту же сторону, но был остановлен Ёном, переградившим ему путь. —Чонгук, не стоит, не вмешивайся. —Папа! —Джи выкрикнула, заставляя седовласого мужчину затормозить на месте и резко развернуться, —Остановись! Рука вылетела из железкой хватки, девушка приложила запястье к груди, отступая на пару шагов назад. —Что это все значит, Джи Су?! Ты уезжаешь из дома, кормишь меня сказками о дебюте в женском коллективе, а на деле живешь в доме с мужиками? Какого лешего ты не берёшь трубку от собственного отца?! —А что бы я сказала? Ты бы не отпустил меня, а это был мой единственный шанс! —Какой шанс?! Кривляться на потеху публики и одних трусах?! Прогибаться под требования и, как распутная девка, жить с кучей мужиков?! —Господин Кан, это не то, что вы подумали…—Со Ён нерешительно попытался втиснуться в разговор, делая осторожные шаги. —А ты заткнись, —палец упёрся в мужчину, заставив того остановиться, —Это ты ее втянул в это дерьмо! —Бегом домой! —взор возвращается к дочери, пронизывая ее до костей. Джи не выдерживает презрения от самых родных глаз. Не выдерживает и всхлипывает, все ещё ей кажется, что она держит себя в руках, хотя это совершенно не так. Во тьме близких глаз только зловещий и мрачный свет. От которого подгибались ноги и хотелось упасть в вымаливании прощения, опустить голову, лишь бы не видеть этого осуждения, ронять крупные капли, зарождающиеся в уголках глаз и принять душащую правду. —Мы едем домой, ты не останешься в этом гадюшнике! Забудь об этом! Он пытается ухватить ее за руку, она отступает, истерично мотает головой, —Пап умоляю, пожалуйста, ты все не так понял… Ещё одна попытка, в которой собственный отец игнорирует ее зарождающуюся истерику и хватает за руку. Она грубо выдергивает руку, —Я не вернусь в это болото, в которое ты меня тащишь! Мой дом здесь! Я не хочу закончить, как мама, ясно?! Отец не поверил ушам, замирая на месте в напряженной позе. Сзади него так же застыли пара работников, Чимин и Юнги, с пирожными в руках. Одна пироженка выпала на пол из рук остолбеневшего Шуги. —Посмотри, что ты устроил, —взмахивает руками, вытирая рукавом толстовки покрасневший и мокрый нос, — Ты опять рушишь мою жизнь, ты снова это делаешь! Это моя жизнь! Не твоя! Я не хочу работать в твоем кафе! Я не хочу мыть посуду и не хочу обслуживать пьяных уродов, которые так и норовят залезть мне под юбку, пока ты не видишь! Меня тошнит от этого всего! Я не хочу сдохнуть в нищете! Горечь, исходившую от отца, можно было попробовать на вкус. Мужчина отступает, оглядывая напряженное мокрое лицо собственного ребёнка, с которым никогда не ссорился, и не узнавал его. Ни лица. Ни ребёнка. —Кто ты? В полтона спрашивает мужчина, разворачивается и плетется мимо двух мемберов, провожающих седовласого мужчину взглядами. Джи не чувствует ног, когда смотрит на удаляющуюся спину. Только ломоту и дрожь во всем теле. Идёт и швыряет свою обиду в виновника, которого она видела в Ёне. —Какого хуя ты его притащил? — ладонь толкает грудь, глаза роняют слезы. —Джи, он требовал, он ворвался бы в дом. Лучше бы было, чтоб его за решеткой заперли за взлом? —О, по-твоему это представление лучше, да? —Джи театрально вздёрнула брови, такая эмоция шла вразрез с ее припухшими, красными от слёз глазами, —Черт! Джи пошла по коридору, игнорируя взволнованный зов Ёна, взгляд Чонгука и переживания Юнги с Чимином. Шла, агрессивно вытирая соленую воду с лица, забыв о куртке, шапке, да и вообще о занятиях. Ее мир надломился в одно мгновение, треснул, как стеклянная полка, на которой сложена слишком тяжелая ноша.