Цвета

Сола хочет утянуть её под толщу солёной воды, как сирена, и лицезреть, как матовые глазки её соперницы плывут в последних, блёклых солнечных лучах. Но вместо этого она берётся за изящные и длинные, белые руки и тащит Айрисфиль в каюту. Шкатулочную, а тихую, укромную. И целует сразу. Потому что Сола София-Ри, молодая госпожа и младшая дочь крупной шишки, знает, чего желает, и желает она замужнюю наследницу Айнцбернов. Айрисфиль. Сола не умеет целоваться и Айрисфиль не млеет, но в её белоснежные, будто всё ещё покрытые баварским снегом, щёки льётся багровая кровь. И Сола шепчет, что не укусит, но она кусает её спелой клубникой; и это именно то, чем отличается английский менталитет от германского. Сола не способна ждать. И ей всего лишь нужно всё. Сейчас же, без оглядки на родителей, жениха, аристократическую фамилию София-Ри и снобское общество под тенью Биг Бена. Они и так слишком долго довлели над всем, что она делает, над каждой клеткой её жизни, но теперь, под парусом шхуны и в считанные пару деньков, пока Кайнета нет рядом, и злосчастная Война за Грааль не началась... Сола урвёт своё. Лаская нежную и тонкую, лебяжью шею Айрисфиль. Её и саму-то продержали в родовом замке Айнцбернов, словно принцессу в башне. Но пальцы Солы порхают бабочкой, чертят вертикаль, вынимая пуговицы из её петель. И пусть ей не хватает объёмного эмоционального фона. Так уж гомункулы устроены. Оставив Айрисфиль в одних босоножках, Сола раскроет её тайный цвет. И поймёт. Что это может вылиться в нечто большее. ××× Айрисфиль наезжает на каждую кочку и вмятинку на дороге, скашивает абсолютную жатву из би-биканий «кий» и «сузуки», мчась на красный по перекрёстку. И, Боги, Сола уже в шестой раз и на крошечный миг, но отдаёт душу праотцам. Однажды её филигранные навыки вождения разобьют эту кремовую «мазерати» всмятку, как яйцо, однако если Солу и волнует что-то, так это кипящий в жилах адреналин и, — вопреки всему, — это т а к круто! Более крутого первого дня Войны не сыскать. Во всех мультивселенных. К чёрту манеры и сдержанность, всё то, чем живёт европейский аристократ — из прохладного здесь только розовый лимонад и поцелуи. Спешные, случайные. И летний, японский ветерок, лезущий пятернёй в алый волос Солы. Треплющий и арктический блонд Айрисфиль. И, тем не менее, Айрисфиль не смолкает, напротив — минуя кофейни, бутики и жилые дома, её голос поёт вместе со скоростью света. О Кирицугу, который, кстати, эту чудесную машинку ей и подарил, а помимо неё в автопарке Айнцбернов есть «мерседесы» и «поршы» — и все, все подарки от него, её мужа, и для неё. И хотя тембр, словечки — чистое счастье, Сола замечает, как невыразимая грусть оседает на дне карминовых очей. Застывает тем, что не ясно для неё самой и просто недоступно. Лапкой богомола в куске янтаря, призраком чего-то, что покоится за закрытыми дверьми супружеских покоев. Сола, успокаиваясь и внимая иному обороту беседы, осторожно кладёт свою десницу на её. Словно понимая. Но, честно говоря, даже прекрасно, что она не понимает. Свадьба с Кайнетом ещё даже не близко, а совместные отпрыски — и подавно. Брак — это вообще такая странная штука. — Давай поедем на пляж? Айрисфиль предлагает внезапно, резко тормозя. И пока Солу не хватил седьмой удар, на выдохе отвечает: — Давай. ××× Закатное солнце уплывает за горизонт, пачкая небосклон винным, красным и желчным. По пути они покупают бурбон, и теперь природа не в одиночку капает кляксами на совершенство, но на пару с женщинами Айнцберн и София-Ри. Юбки, штаны в золотом песка. Идеально выглаженная рубашка с рюшами мнётся и пятнается выпивкой, белые сапоги вымокают в морских приливах, но впервые это не беспокоит ни Солу, ни Айрисфиль, ни одну живую душу в округе. Пляж на окраине Фуюки пуст и благостен. Сродни райской земле. И никаких сражений. Заклинаний из-под дланей, слуг, Грааля и мастеров. Конкуренции и беготни по вечному кругу циклов, проклятий, пророчеств и священных миссий. Сола и Айрисфиль целуются и, кажется, у Солы начинает получаться лучше. Чувственней. Оглаживает языком нёбо, сплетает с её и покусывает нижнюю губу, не смея разлепить дрожащих век. Сола дрожит. И не может, не может позволить себе взглянуть призраку радости в лицо. Боясь привыкнуть. Боясь осознать, что всё это лишь сон. И завтра она вернётся к жениху, которого не любит и никогда не полюбит, а Айрисфиль — к мужу, который ей из... Айрисфиль отстраняется. Мягко и грациозно, позволяя отблескам нектара плясать по склере. Плясать сатирами. И Сола размыкает уголки рта, силится произнести хоть что-нибудь. Но Айрисфиль подносит указательный палец к её губам. И взгляд её материнским, успокаивающим тоном говорит: «Это лишнее».