Буран

***

      Где мы? В какие края нас перенёс сон России? Это волшебное место, где можно увидеть, услышать, вкусить и ощутить всё: пение соловья ночью, колкий мороз, расписывающий окна и щёки, далёкие, манящие горы, запах блюд местной кухни на столе. Всё это здесь есть и в больших количествах. Просто в огромных. В разных уголках можно найти и снега, заметающие глаза и создающие непроглядную вьюжную завесу. Кое-где райские, пышные сады: деревья ломятся от разноцветных фруктов, над изумрудными листьями древесных старцев мирно тянется чистое, лазурное небо, а местный дух невероятно гостеприимен.       Поднимитесь на высокую гору и узрите великолепие природы. Под вашими ногами будет простилаться на многие километры полотно из белого снега. Потом оно исчезнет с ваших глаз и передаст эстафету ещё более протяжённой линии синих облаков, края которой вы не увидите очень долго и будете лишь восхищаться увиденным. А окончательно свалит вас с ног пылающий всеми оттенками красного и оранжевого закат. Впрочем, если вы катаетесь на лыжах или на сноуборде, сдержите себя. Горящее природным огнём небо точно не оставит вас равнодушными.       Существует в этом сказочном крае суровое своими морозами место. Абсолютный минус температуры был обнаружен именно там. Оросив воздух кипячёной водой, вы увидите, как содержимое сосуда мигом испаряется, оставляя за собой лишь изящный, белоснежный след. Снежит здесь круглый год, а местным жарко даже при температуре ниже нуля на двадцать отметок. Если оставить лапшу быстрого приготовления в стоячем положении, намотанной на вилку, на несколько минут, то вы получите твёрдую лапшу. Но люди такие же суровые. Из горнила лютого мороза люди выходят такими же, а воздух из их ноздрей — ледяной пылью. Они и мороженое спокойно едят в минус шестьдесят. Страшно идти против таких…       Удивительно, но и уголки, способные согреть теплом, тут тоже есть. У берегов морей разлеглась райская земля, потерпевшая множество невзгод, но оставшаяся богоподобной навечно. Одни виноградники поражают воображение своим многообразием. Сотни тысяч тонн этого сладкого плода сходят людям в руки каждый год. Зелёные, красные и тёмно-фиолетовые ряды стелятся полями по земле. На отвесной скале возвышается величественный замок, который и является визитной карточкой сего уголка. Это всё напоминает сказочный пейзаж, но это место более, чем реально. Четыре аккуратных шпиля одинокой башни горделиво стремятся в небеса. А горы и водопады чего стоят… Есть там и озеро, обретшее красноватый оттенок, который получается в ходе деятельности бактерий. Властители и влиятельные мужи и дамы приобретали здесь недвижимость и приобретают до сих пор. Эта земля цветёт и не думает угасать.       Этот край — протяжённый сухопутный простор. Но есть там и часть земли, оторванной от основной массы и лежащей от неё всего в считанные километры. Бурный же это уголок… Ледники коробят существование всех в том месте. И цунами, и землетрясения будоражат его, но люди там стоят. Богато это место и чёрным золотом, которым готовы упиться многие богачи и властители денег. Однажды какой-то шутник год носил покрышки на вершину спящего вулкана, чтобы ко дню дурака их все поджечь и поздравить мир с праздником.       Бывает, запрёшься у себя в деревенском домике, под боком топится печка, вокруг соления и варенье, а за окном, по тёмным улицам и редколесьям, кружит метель. Ветер завывает в трубах. По улице разносится снежная позёмка, заметая всё на своём пути. Холод страшный: зябнут все, кто только выходит на воздух, даже если при этом надето несколько курток из самого тёплого пуха. А ты сидишь дома, греешься у печи, ешь печенье, пьёшь чай, из чашки вздымается к потолку пар. Ты радуешься, и тебе тепло не только снаружи, но и внутри. И дело даже толком не в чае, который ты пьёшь. Красота…

***

      РСФСР проснулась в своей кровати рано утром. За окном уже занимается утренняя заря. Вокруг убранство комнаты кремлёвской квартиры, которая и стала пристанищем девушки на определённый срок. Твёрдая кровать вечером всегда мягка утром. Тикающие часы показывали без десяти шесть. Так мало для школьника и так много для студента… Однако сегодня воскресенье, поэтому вставать придётся отнюдь не в школу.       Девушка повернула голову, увидела в другом конце комнаты головку мирно спящей Украины, отвернувшейся к стене, и улыбнулась. Сестра всё ещё сладко спала и, казалось, могла проспать весь день. А по другую сторону от России, уже лицом к ней, лежала Беларусь. Они помогали друг другу в повседневной жизни, как настоящие близкие друг другу люди. Детей связывала родственная любовь, какой ещё не знал никто в мире. Родные сёстры. Русская ещё лежала, но потеряла счёт времени, и сон прервался полностью.       Деревянная дверь распахнулась, и в спальню вошла длинная фигура. Россия во сне обмерла и затрепетала: это был её отец. Союз вновь предстал перед её глазами: такой же величественный и могучий мужчина, который устрашал и умилял. И всегда носил в помещении шапку-ушанку. Воспитание пятнадцати детей лежало только на его плечах. Он стремился сделать из них настоящих лидеров, последователей традиционализма и социализма, ну и просто хороших людей. Да, он любил своих детей, но ненависть к отцу при этом не скрывал. Однако афишировать отданный приказ об убийстве Российской Империи самим же СССР он не любил. Впрочем, дети никогда не поднимали эту тему. Союз проявлял твёрдость в воспитании своих потомков, но не был жесток. Когда нужно, был мягок, но в основном сурово тренировал каждого, как в космонавты. Война закончилась совсем недавно, но ужасы того времени до сих пор сидят в головах пятнадцати детей и самого отца. Именно они сыграли решающую роль в победе и пострадали больше всех. Всего каких-то десять лет назад мир потрясала ******градская мясорубка, а сейчас жители этого города спокойно прогуливаются по парку без страха наступить на лепесток. Суровый и холодный, доброжелательный и тёплый, любящий и заботливый — таким был Союз Советских Социалистических Республик.       Мужчина медленно прошёлся по комнате, оглядев всех девочек, остановился у кровати России и пригнулся. РСФСР прижала глаза, сделав вид, будто она спит. Но что-то заставило её улыбнуться и издать звонкий, несвойственный детский смешок. Отец её тоже улыбнулся и погладил дочь по щеке. Она тут и открыла глаза окончательно. Иногда Союз резво поднимал своих детей, не улыбаясь и не проявляя особых эмоций, но сейчас отец был словно смягчён какими-то невиданными обстоятельствами. На ум сразу пришёл вчерашний разговор с кем-то по телефону вечером. И всё же СССР горячо любил их и защищал. — С добрым утром! — вполголоса ласково произнёс СССР. — Привет, пап! — ответила Россия.       Потом Союз вышел в центр комнаты и громко скомандовал: «Подъём! На пробежку! Десять кругов вокруг Кремля!». Все почти без вздохов и негодований встали с постели, в считанные секунды заправили её, надели шорты и майки и направились за отцом. Попутно из смежных комнат вышли и среднеазиатские приёмыши, ребята с Кавказа, а вот прибалты и Молдова вышли неохотно и явно без энтузиазма. Но все направились на улицу.       Красавицы в спортивной форме уже огибали бегом кремлёвскую стену, но Казахстан, Узбекистан, Таджикистан, Литва и Азербайджан не отставали и чувствовали себя бодрыми даже среди женского общества. Азербайджан даже успевал кричать некоторым прохожим «физкульт-привет!». Пробежка не выдалась утомительной, ибо дети союза уже не первый день занимаются этим. Ребята закончили и побежали в квартиру принимать душ. Желание ополоснуться холодной водой и смыть противный, липкий пот, покрывший всё тело было приоритетом. Особенно, когда в подростковом возрасте гормоны вырабатывают его слишком много — хоть вёдра ставь.       Отец тоже время даром не терял: об этом свидетельствовали его белая майка и две чёрные гантели в могучих руках, а также приглашение к столу, ведь завтрак уже был готов. На длинном столе красовалась варёная картошка, которая источала аппетитный от своего вида пар, тарелки для ребят представляли яичницу и зелень с помидорами и огурцами, нарезной батон и краковская колбаса украшали основной приём пищи. Дети мигом заняли места за столом. За завтраком кто-то умудрялся перешёптываться и посмеиваться. — Итак, мои дорогие, — начал СССР, оставив вилку в тарелке. — Сегодня… — Едем на дачу? — возник Казахстан. — Не перебивай. Но всё верно, Казахстан. Так что после завтрака собираемся, садимся в машину и мчим в Филе-Давыдково! И нет, не чтобы работать до конца дня, а встретиться угадайте с кем? — К нам приезжает тётя? — взволнованно спросила Россия. — Ты абсолютно права! — Ура! — радовались все, кроме прибалтов. Они давно не виделись с Югославией, которая к тому времени уже успела стать нейтральной, но коммунизм сохранила. Конечно, договор о содружестве подписан был, но в страны ОВД славянка не вошла. — Югославия пожелала увидеть вас, потому что очень соскучилась. Вчера вечером разговаривал с ней. Говорит: «Так хочу увидеть своих племянников! Аж с военных времён не виделись!», — строго говоря, так оно и было. — Я уверен, вам тоже хотелось бы встретиться с ней. — Конечно! Ещё бы хотелось увидеть наших двоюродных братьев и сестёр! — вставила слово Беларусь. — Кстати, они тоже приезжают. — Ура! — ликовали все, даже прибалты. Увидеть своих кузенов всегда весело и приятно.       Немного позже несколько «Газ 11-73» уже мчали по Москве на дачу Советского Союза. Дорога лежала через многие московские улочки, которые уже успели полюбится всем жителям города. Сладкие Никитские, пряные Мясницкие, Спасские, Петровские, Люблинские — всё родное. Россия и Беларусь прильнули к боковому стеклу. Виды советского города пролетали моментально, но узнавались очертания трамваев, автобусов, домов застройки ещё тридцатых годов. — Казалось бы, видели уже миллион раз, — невзначай сказала белоруска. — Да, но всё равно как будто в первый раз, — улыбаясь, отвечала русская и прижималась к стеклу ещё сильнее.       Работать пришлось в этот день на удивление мало: только подготовить стол и немного подмести углы. Однако три часа дня наступило незаметно. Праздничный обед был пышен и роскошен для того времени среди простых граждан. Такую важную гостью нужно приветствовать соответствующе. Как только всё было готово, Россия и Беларусь тут же побежали к окну во двор высматривать чёрное, блестящее авто. Эта бунтующая радость при ожидании чего-то великого будоражила девушек. И вдруг сердце расслабилось и заликовало: рёв мотора заветного авто огласил двор. На переднем сиденье хорошо было видно женщину в бледно-синем мундире и фуражке того же цвета. — Тётя здесь! — ликовала РСФСР. — И братья! — возгласила Беларусь, прежде чем они обе метнулись во двор.       Как только Союз с детьми вышел на передний двор, Югославия уже готова была заключить в объятиях своих дорогих племянников. Её же дети несколько скромно выбирались из автомобиля. Кое-кто вообще потупил голову, стеснялся. — Тётя! — кричала громче всех Россия, мча в объятия женщины. Другие тоже не медлили. — Привет, мои хорошие! — радостно салютовала Югославия, принимая всех в руки. — Как вы подросли! Давно же я вас не видела, однако… — Мы тоже очень скучали! — жалась к тёте Беларусь.       Дети Советского Союза тут же полетели в объятия тёти, которая радушно приняла их, прижав к себе. Носила она преимущественно военную или государственную форму, вроде мундира или пиджака, юбки и туфель, и одежда должна быть обязательно синего цвета или его оттенков. Чёрные волосы пол каре обрамляли её голову, целуя плечи. Югославия была женщиной любящей и заботливой. Искренне любила свою родню, как Бог любит человека, только что появившегося на свет.       Однако в политике Югославия не приняла ничью сторону и решила строить свой социализм, что, впрочем, ей удавалось. До поры. Пережив две войны, женщина выбрала свой идеологический путь, не похожий ни на западный, ни на восточный. «Рыночный социализм» какой-то. Притом никто точно не знал мотивацию Югославии так мягко и изящно откреститься от своего двоюродного брата. Заглянуть в красивую голову никто не имел возможности.       Дети Югославии тоже показались из-за спины матери. РСФСР тут же прыгнула Сербии на шею. Тот крепко обнял её в ответ и поприветствовал. — Так скучала по тебе, братик! — радовалась Россия. — И я, столько лет… — Ну ты как? — Когда тебя увидел, стало ещё лучше! — и они обнялись ещё раз. — Ну, сестра, здравствуй, — сдержанно сказал Союз, выходя вперёд. — Рада видеть тебя, братец, — подошла к нему Югославия и посмотрела ему в глаза. — Пойдём к столу, — приобнял СССР сестру и повёл её в дом. Все последовали за ними, попутно обнимаясь и продолжая приветствовать друг друга.       В дачном домике всё сияло: в деревянных уголках не было ни паутины, ни её обладателя, ни даже соринки. Красивые деревянные полы и потолки выглядели опрятно и не думали облазить после недавней покраски. Раритетный сервант, украшенный белой вязаной шалью, стоял в каждой комнате. В некоторых комнатах стояли кровати, предназначенные для гостей. Но никто сегодня ими не воспользуется, так как завтра на работу, а сегодня великая встреча. Помещение в зимнее время могло отапливаться несколькими мощными печами. Из окон открывался великолепный вид на Москву с её высотками, недавно отстроенными домами и Кремлём. Милые люстры под потолком освещали имение СССР, которым он очень гордился. А снаружи, в обоих дворах, расположилось несколько аллей и два фонтана. Дом зелёный, трава и деревья зеленеют — ляпота…       Стол в центральной комнате ломился от яств: здесь и салаты, и курица, и пирожные, и фрукты, и даже вино из Крыма и Грузии. Запахи мешались в приятную кулинарную гамму, которая так и манила сесть за стол и начать трапезничать. Так все и сделали. Много было бурных разговоров за трапезой. Особо смелые детки пытались прикоснуться к бутылкам горячительного, но зоркие глаза двух коммунистов не пропускали ничего. Детям оставалось довольствоваться «Золотым ключиком», крюшоном и байкалом.       Россия сидела между Сербией и отцом и тоже вела активные беседы со всеми присутствующими. Ей казалось, что она просто обязана была поговорить. Обсуждали всё: политику, кулинарию, жизнь и даже Вторую мировую. Сербия вспомнил отвратительного военного преступника из Хорватии по имени Петар Брзица, который за одну ночь в сорок втором отправил к Создателю больше тысячи сербов. Хорватия же просто отмалчивался. Но эта тема быстро замялась. — Фееричное застолье! — благодарила Югославия брата и его детей, вставая из-за стола. — Спасибо! — слышалось из уст всех балканских братьев.       До вечера длилось веселье: все читали книжки, продолжали оживлённые беседы, бегали по двору, купались в бассейне. СССР и Югославия смотрели на происходящее с улыбкой и были рады за своих детей. Родители почти не разговаривали, а только смотрели с веранды на своё детище, которое резвится и радуется пока что беззаботной и сытой жизни. Союз и Югославия улыбались, но сдержанно, что аж почти не видно было приподнятых краёв рта.       Между тем РСФСР, сбросив майку и шорты, медленно подбиралась к бассейну. Беларусь уже ждала её, стоя по пояс в воде. — Ну вот она, красавица, показалась! — приветствовала сестра русскую. — Ага, — ни сказав ни слова больше, Россия без предупреждения прыгнула в бассейн, обрызгав всех находящихся поблизости. — Ты что делаешь?! — завопила Эстония, продолжая заторможенно и медленно махать руками перед собой. — Освежись, сестрёнка! — ещё раз плеснула Россия водой в лицо эстонки. — Поберегись! — раздалось где-то издалека, и в мгновение ока всех вновь окутал столб воды. Это был Сербия, который поспел за сестрой и окатил всех вновь. — Ну ты даёшь! — даже РСФСР отбросило волной, которую создал её брат. — Да, я мяч принёс! — показал Сербия игрушку и ударил по ней. — Поиграем? — Да! — кричали хором все в бассейне.       Играли в водное поло, в волейбол прямо на воде, просто передавали друг другу мяч. Тут, кажется, и взрослые решили присоединиться к молодым. Союз решил поддержать своих, а Югославия, конечно, пошла к своим балканским детям. Ох и наигрались же они! «Удар!», «Бей!», «В атаку!», «Да-а-а-а!» — слышалось только из уст игравших. Иногда же тоже необходимо отдохнуть от политики, верно?

***

      Но дело быстро катилось к вечеру. Напольные часы томно били семь. Все сидели в гостиной, смотрели телевизор и, казалось, чего-то ожидали. Сами не понимали, чего именно. Ответил на этот вопрос СССР, вошедший в комнату с несколькими шампурами, пакетом угля и кастрюлей с маринованной говядиной. Для среднеазиатских детей и Азербайджана. — Ребята, что на ужин вы, думаю, поняли! — Я могу помочь? — вызвалась Армения. — Конечно, доченька, пошли! И вы идите с нами!       Просторная белая беседка из дерева с кирпичным мангалом, украшенным эмблемой с гербом СССР, радушно приняла гостей. Союз с Арменией уже разложили угли, подожгли их и ждали, пока они покроются сизой, пепельной кромкой. Остальные расселись кругом внутри беседки. На столе уже ждали своего часа разноцветные помидоры, зелень, состоящая из петрушки, кинзы, рукколы и салата, сдобный хлеб, несколько бутылок лимонада и чайный заварник с сахарницей. А потом по всей территории полился дивный запах шашлыков… Говяжий жир трещал на шампурах и решётке, а его капли падали в уже разложившиеся от огня угольки, дотлевавшие и разлетавшиеся под дуновением ветра. Вдалеке, между деревьями, рассаженными кенконсом, путался яркий, розово-золотой закат.       Наконец шедевры кулинарии были переданы в руки всех присутствующих. РСФСР и Сербия обменивались тёплыми, как и еда, взглядами, держа в руках по гранённому стакану с «Буратино». — Это изумительный вечер, Россия. Я так рад, что побывал у вас, — говорил Сербия. — Для вас всегда рады. Особенно для тебя, брат. — Наше братство будет жить вечно, сестра, — после этого они обнялись и вновь улыбнулись друг другу. — Нас не разлучит ничто. Не разлучила война — мы вечны. — Добро. — Добро.       Ужин на воздухе закончился, и все пошли в дом. Все решили посмотреть телевизор перед тем, как проститься и покинуть дачу СССР. На диване устроилось всего восемь человек, а остальные тринадцать ютились на полу, возле друг друга. Комната не была освещена ничем, кроме экрана телевизора; все в расслабленном состоянии. Однако России странным показалось, что рядом с ними не было её отца и тёти. РСФСР тихо встала и решила узнать, где сейчас родные.       СССР и Югославия продолжали сидеть в беседке. Алость и розовость вечерней зари уже утекли за линию горизонта, и небо остыло, уступив престол ночи и звёздам. Их большое количество мерцало в небесах. Здесь небо чище, а смог не может затянуть его. В некоторых промышленных центрах даже полярная звезда — скудная точка на синем полотне. В беседке горело несколько ламп, у которых билась тройка мотыльков. Бесцельно и тупо они врезались в оболочки, заключившие в себе свет. Союз дымил трубкой, положив ногу на ногу. Югославия сидела рядом, сложив руки на колени. Россия смотрела на них через приоткрытое окно на веранде и могла слышать их диалог. — Главное, что дети довольны, — говорила тётя. — И то верно, — глухо подтвердил СССР и выпустил клубу дыма. — Но мне больно, что довольны только дети. — Брат, брось это. Мы с тобой оба страшные эгоцентрики. Я желаю развивать своё государство отдельно от тебя и от них. — Ты не женщина с низкой социальной ответственностью. — Китай вроде тоже, — ухмыльнулась Югославия. — Да он-то тут при чём? Мне вот грустно, что мы с тобой одной крови, как и с Польшей и Чехословакией… А не получается быть едиными. Я не виню здесь конкретно тебя. Мой пыл следовало остудить мне ещё после войны. Ты разрешаешь капитализм и эту долбанную демократию! Её не приносят, сестра — её причиняют. — И мне жаль, что наша родная друг другу кровь течёт по разные стороны. Но, к сожалению, я не могу отступить от намеченного плана. Прости, брат, — она медленно положила голову на плечо Союза и вздохнула. Тот не двигался и тоже издал несколько вдохов, кашлянув в кулак. — Бросай эту дурь, себе дороже! — Как-нибудь обязательно полетит в урну. Вместе с мундштуком. — Всё-таки да. Обидно, что мы должны показывать себя такими только детям, а не нам самим. — Отступать некуда, — с ноткой безысходности в голосе сказал СССР и посмотрел на часы. — Кажется, пора. — Пойдём звать детей.       Россия, всё это время стоящая на веранде и слушающая разговор своих родственников, резко отстранилась от окна и метнулась обратно ко всем в комнату. — Где была? — спросила Беларусь, когда её сестра подоспела. — Да… Решила выпить ещё один стакан лимонада. Вкусный же… — Не поспоришь!       Прямо в эту же секунду в гостевую вошли СССР и Югославия. — Дети, собираемся! Племянники, самолёт через час, так что не медлим. — Так точно! — подорвался Сербия и отдал честь дяде. — Вольно, солдат! — с доброй и мягкой усмешкой скомандовал Союз, и все начали собирать вещи.       В дороге все слушали музыку. По радио шло всё подряд — ну, то и слушали. Все тихо о чём-то общались. Одна Россия, сидя на переднем сиденье, возле своего отца, была в мутных думах. Союз заметил это и, что логично, поинтересовался. — Ты в порядке, дочь? — Да… Просто лёгкое опустошение после хорошей встречи, что характерно для нас, подростков… — Понимаю. Но тебе же всё понравилось? — Спрашиваешь? Один из лучших дней в моей жизни! Я повидала тётю и Сербию! — расплылась она в блаженной улыбке. — Я очень рад, что тебе и остальным всё понравилось. Это для меня первостепенная задача.       Но внутри Россия корила себя за оплошность. Любопытство может привести в такие места, куда лучше не соваться даже в самом страшном сне.

***

      Однажды Россия гуляла с семьёй за пределами Москвы. Это был разгар лета. Солнце ярко светило и охватывало зеленеющую траву, тёплую землю и блестящие озёра и реки. Везде летали бабочки. Где-то в кронах изумрудных деревьев щебетали оперой птицы. РСФСР огибала редколесья, пока остальные находились поодаль. Девушка пообнималась с берёзой и прошла дальше. Тут её внимание привлекло странное сооружение. Русская пригляделась и увидела полуразрушенную церковь. Обсыпавшаяся побелка покрылась пылью и странной жидкостью. Кажется, разрушена она была недавно. Внутри были разбросаны иконы, многие из которых мироточили. Деревянный пол был в некоторых местах пробит, а в остальных — завален досками и кирпичами. Стены в некоторых местах облезли так, что каркас из деревянного ромба-решётки явно проступал. Купол был разбит, а крест с маковки лежал на земле и уже почти сгнил, поросши грибами и покрывшись плесенью.       Молодую РСФСР, естественно, никто не учил основам религиозных культур. По рассказам отца, вероисповедание и религия — это всего лишь способ зомбировать население, отвести его внимание от проблем и, конечно, денежная жила. Она вроде и приняла эту позицию, но такую ненависть её отец всё же её не привил. Россия решила исследовать развалины церкви. Делая широкие шаги, она продвигалась и рассматривала внимательно каждый элемент, каждую частичку. Тут различные иконы: Николай Чудотворец, Казанская икона Божьей матери и сам Христос… Россия брала в руки каждую и внимательно рассматривала лица и надписи. Но внезапно её взгляд опустился на очень знакомом рисунке на стене, которая чудом уцелела. Это был дед России…       Это была ужасная ночь. Летнее тепло не грело вовсе. В деревьях кричали вороны, предвещая нечто ужасное и неизбежное. Местные жители были удалены из всех населённых пунктов поблизости. Люди в военных одеяниях уже направлялись к кровавой цели. Словно вестники апокалипсиса, смерти, войны и чумы, шли они, продавливая землю под сапогами. В их глазах кипела кровавая ярость, пульсируя в каждом лопнувшем сосуде. В кобурах звенели револьверы, выиграть с которыми в русскую рулетку уж точно не получится. Небо дышало ужасом и смрадом гибели.       Российская Империя неподвижно стоял в злополучном полуподвальном помещении, как будто и сам ожидал чего-то ужасного, что случится буквально с минуты на минуту. Позади него стояли и близкие люди, и повар, и поварёнок, и врач, и горничная, и лакей. Тут-то и вошли эти господа. — Наши враги за границей распространяют слухи, что вы ликвидированы. Это неправда. Вы живы и здоровы. Сейчас мы сделаем фотографию, чтобы опровергнуть эти слухи, — сказал предводитель этой делегации и затем стал просить всех пленённых встать в определённое положение для «удачного снимка». — Теперь всех хорошо видно… Решением исполкома уралсовета вы, господин император, приговариваетесь к расстрелу. — Что, простите? — потерянно и оторопевши расставил руки Российская Империя, но пришедшие уже достали оружие и направили его на него и других. — Господи, прости их, ибо не ведают, что творят!       Это всё, что успел сказать он, прежде чем был просечён двумя пулями в лоб и грудную клетку. Выстрелы наполнили помещение страшными звуками, пронзая стоящих напротив и мешаясь с их душераздирающими криками. Из мгновенно появлявшихся ран хлестала кровь, оставляя ужасающие пятна на белых одеждах. А пули свистели. Много пуль свистело… И наконец всё закончилось. Подвал наполнился кровью, до сих пор лившейся из мёртвых тел, а в углу билась, ревела навзрыд и заслонялась подушкой горничная, которую пули чудом не задели. Но один из убийц, тяжело шагая, настиг её. «Не надо, пожалуйста, не надо, пощадите прошу вас, пож!..» — в истерическом припадке прокричала она, прежде чем человек силой оттянул от неё подушку и превратил лицо девушки в кровавое месиво выстрелом в подбородок.       Произносивший речь обошёл помещение, небрежно пнув голову Российской Империи и обобрав карманы всех убитых. Убийцы холодно смотрели на содеянное. Кровь на их лицах и руках горела алым цветом в свете лампы под потолком. В глазах трупов была застеклена смерть, страх от которой успел заледенить их душу перед пролитием их собственной крови. На этом жатва завершилась, и пришло время убирать за собой. — Трупы грузи в грузовик! — вдруг сказал произносивший речь. — Несите тряпки! — только и раздавалось из толпы.       Дед России был одет в белую робу, держал в руках скипетр и державу. На старорусском сверху был написан текст, который РСФСР с трудом, но прочитала: «Император-страстотерпец». Все картины уже всплыли в голове, и стало неимоверно тоскливо и паршиво, что русская заплакала навзрыд, прижавшись к темперному рисунку. Слёзы девушки смачивали известь и текли по рисунку и стене. Минуту спустя Россия, всхлипывая, приложила руку к рисунку и сказала сквозь зубы: «Прости». И ушла к своим родным, утирая слёзы.

***

      А где мы теперь? И где теперь с нами Россия? Она уже не девочка-подросток. Но эпоха, в которую она попала, отличается от той, в которой уснула буквально несколько часов назад. Девушка на просторной и незнакомой ей улице, где, кажется, расположилась крупная ярмарка. Бурные обсуждения толпы людей вырывались в воздух и рвали его в куски. Женщины в жакетах и платках вели беседы между собой, дети любовались кренделями и леденцами и умоляли своих родителей купить штуку-другую. Жизнь кипела. Разные павильоны демонстрировали свои достоинства: кто-то продавал самовары, кто-то — расписанные хохломой и гжелью предметы кухонной утвари, кто-то — баранки да бублики, кто-то — фрукты: яблоки, апельсины, даже бананы, непонятно откуда взявшиеся. В противоположном павильоне продавались сельскохозяйственные инструменты и предметы быта. Там же почему-то были и капуста с морковью, и свёкла с редисом, и даже свой урожай тыквы кто-то решил продать.       В центре событий с гармонью выступал какой-то мужчина лет тридцати-тридцати пяти, одетый в сапоги, рубашку, жилет и, конечно фуражку с цветком за ухом:

Станция «Таганская», песня залихватская. Нынче воскресение, празднует народ. Всюду, всюду ярмарки, бублики да яблоки, Допоздна веселие, а завтра на завод!

      Видимо, сегодня воскресенье. Россия была очарована игрой этого мужчины и подошла к общей толпе. Вдруг на неё нагрянула какая-то женщина, несущая в авоське батон и стеклянную бутылку кефира. Русская ожидала, что та на неё налетит, но идущая просто прошла сквозь неё. Вот так вот! Ну, Россия была не против просто оглядеть былое. Она подошла к месту сбора и посмотрела, как мужчина, играя, ещё и танцевал что-то казачье с элементами самодеятельности. Это зрелище грело душу русской, как ничто другое.       Вдали от ярмарки возвышался купол громадного сооружения. Россия тут же вспомнила, что это самый большой театр в стране, а ярмарка, следовательно, находится в Новосибирске. Остальные здания тридцатых и сороковых годов, пестрящие классицизмом, красовались и давали центру города особый вид. Ну и куда без панельных и кирпичных пятиэтажных домов. Всё это придавало городу оживлённый вид. Таким и должен выглядеть большой, живой город. Страна в разгаре своего существования. Опрятные школьники бежали на урок утром. Глубокими вечерами в скверах и парках пела гитара и гуляли пары до утра. Жизнь цвела буйным цветом, что радовало всех, кто жил ею и был рад этому.       Внезапно яркое солнце куда-то спряталось, а небо заволокли тёмно-серые тучи. В одно мгновение пропала ярмарка, скрылись люди, продукты и тот гармонист, который так умело всех развлекал. Асфальт раскололся, оставив во многих местах выбоины, которые тут же заполнил дождь, и ужасную, бурую слякоть везде, в которой сразу же завязли сапоги России. Дома тут же стали обшарпанными, а стены покрылись уродливыми вандалистскими граффити. В переулке было видно обезображенного мужчину без определённого места жительства, который судорожно бился в конвульсиях. Рядом с ним лежали два шприца.       Всё понятно. Но что же произошло такое ужасное, что всё переменилось в худшую сторону буквально в одно мгновение? Всё стало противным и мерзким. Дождь лил прямо за шиворот и холодил спину. Берцы уже наполовину были покрыты бурой грязью. Она была, как зыбучий песок, который вдруг стал затягивать девушку. Россия безумными глазами стала озираться и увидела его. США стоял напротив, будучи вдали метров на десять и улыбался, скрывая взгляд под тонированными очками. — Ну, привет, — лукаво молвил Америка. — Ты… Мерзкий, поганый ублюдок! Ты ответишь за свои действия против моей семьи! — кричала Россия, пытаясь вылезти из омута, который становился всё глубже и глубже. — Истеричная женщина, кричащая возмутительные обвинения против главного социального архитектора, дарующего демократию и свободу этому миру. Ха-ха, скажи, Россиюшка, кто тебе поверит? Боюсь, я и сам не верю. — Твоя подпольная империя, где вместо кирпичей кости людей, будет разрушена и низведена до атомов! — Кем? Для чего? Психованная проститутка. Уже слишком поздно для тебя. Твоё же любопытство завело тебя туда, куда не стоило ступать ни твоей ноге, ни ноге твоего чёртового отца! Ты будешь тонуть, пока я — возвышаться и горделиво летать орлом над этим миром. Я всего лишь пришёл посмотреть на твоё окончательное падение, ха-ха! — он обернулся и пошёл в противоположном направлении, шлёпая берцами по грязи.       Тут русская успокоила дыхание, замедлила стук сердца и прикрыла глаза. Собрав все силы, одним прыжком вырвалась из оков грязевой пучины, выхватила из-за пояса боевой нож и попыталась вонзить его в шею США, но тот вовремя увернулся и отскочил в сторону, достав свой нож. — Оу, кто-то проснулся! Но твои жалкие попытки сопротивления ни к чему не приведут. — Не в этот раз, — улыбнулась Россия и напрыгнула на Штаты.       Русская и американец бились не на жизнь, а на смерть. Вокруг проносились редкие машины, которые буквально проходили сквозь них. Оба скалили зубы, скрещивали ножи, в попытке перерезать друг другу вены и горло. Дождь лил всё сильнее и сильнее, а гроза метала молнии и озаряла оскалившиеся лица двух держав. Одежда обоих уже стала матовой от обилия влаги, которая пропитала ткань. Вдруг один грузовик, прошедший сквозь них, озадачил и несколько испугал США. Этим ослаблением противника и воспользовалась русская, выбив точным ударом ноги нож из руки американца. Он тут же схватился за кисть и стиснул зубы, едва не взвывая от боли. Без промедлений Россия со всей силы вонзила нож Америке между глаз, и на этом всё завершилось.       Россия нырнула головой вперёд и чуть не упала. И всё опять переменилось: дороги облагородились, здания стали похожи на те, какими и должны быть всегда, тучи рассеялись. Благоприятная, почти безоблачная ночь дышала на землю согревающим душу холодком. Жемчужный полумесяц сиял в темноте и украшал небосвод. Вокруг были инсталляции к празднованию Нового года: всё светилось жёлтыми и оранжевыми огнями. Это мягкое освещение и было главным создателем новогодней атмосферы. Гирлянды висели повсюду, дополняя праздник. Граждане упивались особым настроением и куда-то спешили. Вдали сияла высокая ёлка. Ну как и должно быть настоящее празднество.       Девушка обрадовалась такому повороту событий. Тут ветер пронёс перед ней календарный лист, вероятно, кем-то забытый или выброшенный. На нём красным маркером была зачёркнута дата «тридцать первое декабря 2014». Тут Россия всё поняла окончательно. Слёзы радости потекли по её щекам. Она, как маленькая и ещё полная надежд девочка, стала огибать вприпрыжку центральные кварталы. Везде вновь кипела жизнь. Запах ароматного кофе и выпечки струился в воздухе. Около вестибюлей метро играли на гитаре новогодние песни особые умельцы, которые извлекут любой звук из своей семиструнной подруги и сыграют что угодно. Везде мелькали пряничные домики, человечки, ёлочки, карамельные трости… Повсюду звучали Фрэнк Синатра, Абба, Чайковский, русские артисты одного новогоднего хита…       Россия, прыгая, потеряла равновесие и приземлилась на ступени театра, который видела вдалеке ещё десять минут назад. Тут же начал сыпать снег, который мягко обволакивал землю, ложась на неё. Русская присела на ступени, пока хлопья застывшей воды обволакивали и её: грязные берцы уже были в снегу, брюки и тренч покрылись белой материей. Снег падал мягко, тая на румяных от мороза щеках девушки. Она долго смотрела вверх, а потом медленно легла на ступени. У русской было такое чувство, будто она только что прочитала роман в шесть сотен страниц или прошла игру «Ведьмак III «Дикая охота». Мозг расслабился после долгой нагрузки. На секунду в её голове возникла мысль, которую она тут же озвучила вполголоса: «Последствия рано нами принятых, необдуманных решений будут выслеживать нас всю оставшуюся жизнь». С этой мыслью Россия успокоилась, расслабила разум и закрыла глаза.