Черный бархат, алый шелк

      — Невозможно! — Галл потряс головой, отчего кудри, похожие на пружинки, выбились из-за ушей. — Вы, миледи, знаете толк в иллюзии. Поймать кинжал в полете! Что дальше? Остановите стрелы взмахом руки?       Дралси усмехнулась. Над головой она держала метательный нож.       Уже темнело, и рощу затягивал туман. Солнце, красное, как арбуз, подсвечивало верхушку крыши — и казалось, что ее покрывает не солома, а шкура волшебного зверя.       — Нравится? — Заметив, как загорелись у Галла глаза, данмерка спрятала нож за пояс. — Не заводись. Такому ты не научишься.       Она приставила ладони к лицу и закричала:       — Карлия!       Голос эхом отпрыгнул от гор. Из ельника поднялась стайка перепелок.       — Карлия! — позвала Дралси еще раз. — Домой!       Юноша сжал пальцы на эфесе шпаги — так сильно, что ощутил ладонью выгравированные на ней буквы.       — Почему не научусь? Я уже освоил искусство боя. Разве сила, которую дает Ноктюрнал, не даст идти и дальше?       — Освоил — слово громкое, — сказала данмерка, — и да, Ноктюрнал помогает тебе. Однако даже с ее помощью на то, чтобы развить такую реакцию, уйдут годы. Сколько тебе лет?       — Восемнадцать.       — Вот столько я и училась ловить кинжалы.       Галл убрал руку с эфеса.       «Тратить годы, оттачивая единственное движение! — с тоской подумал он. — Хотел бы я родиться эльфом!»        Они тренировались каждый день, с утра до вечера. Молодой Соловей преобразился невероятно: плечи, когда-то сгорбленные, расправились, а шпага колола без промаха. Он стал выше, гибче, сильнее.       Теперь, несколько недель спустя, ему не терпелось опробовать выученное на чем-нибудь живом — и желательно опасном.       — И все-таки, — сказал юноша, возвращая меч на подставку, — где мой предел? Чему еще я могу научиться?       — Ты нетерпелив, Галл Дезидений, — ответила Дралси. — Всему свое время.       — Какое-то вязкое оно, это время, — вздохнул имперец. — Я все жду, когда же будет Зов, но ничего не происходит. Вот я и стал думать… может, я просто еще не готов.       Дралси пожала плечами.       — На Сумеречную Гробницу нападают нечасто. А если уж нападают, то не поодиночке, а целой бандой. Готов ли ты отразить нападение?       Она резко выдернула из-за пояса кинжал и метнула в сторону Галла.       Тот уклонился — сталь воткнулась в дерево.       — Это нечестно! — выдохнул имперец. — Вы не предупредили!       — А грабитель предупредил бы? — засмеялась Дралси. — Похоже, и ты впрямь кое-чему научился. Не пора ли вернуться в Рифтен?       Галл захлопал ресницами.       — В Рифтен? В Гильдию?       Тени стали длиннее. Лес поделился на полосы: в одних догорал день, в других — наступала ночь.       — Ну да. Или ты хотел бы снова оказаться в Коллегии, среди стопок книг?       — Я… я не знаю, — пробормотал Дезидений. — Я об этом не думал.       Он соврал.       Конечно, он думал об этом.       Когда-то ему казалось, что во всем Нирне нет места лучше, чем келья на вершине уединенной скалы. Он был не прочь провести остаток жизни за книгами. Но теперь, когда выяснилось, что остаток продлится больше, чем пару лет, его снова манили и море, и звезды, и все на свете.       — Карлия! — снова крикнула Дралси. — Несносный ребенок!       — Я могу сходить за ней, — предложил Галл. — Не сказать, конечно, что она как-то особенно меня уважает… Но, быть может, она вас не слышала. Я хочу убедиться, что все в порядке.       И это тоже была ложь.       Вопрос «что же дальше» влек за собой целую лавину размышлений. А размышления, как известно, были для Галла слаще лунного сахара. Когда ему в голову взбредало что-нибудь интересное, — а таковым казалось решительно все, — то у него возникала непреодолимая, почти физическая нужна мерять шагами пространство. Удивительно ли, что ему так полюбилась лесная чаща?       Госпожа Индорил, само собою, видела его насквозь.       — Прелестно, спасибо, — кивнула она. — У нее есть домик в олешнике, на границе с еловым лесом — она сидит там целыми днями. Скажи ей, что уже поздно. Сейчас пойдет дождь.       Галл поклонился и нырнул в рощу. Ветви сомкнулись у него за спиной.       Тропинка то и дело проваливалась в овраг. Папоротники хлестали Галла по коленям, оставляя на льне следы; вечер был теплый, но по земле тянуло холодом, и ноги в мягких туфлях быстро окоченели.       Он думал.       Он вспоминал Рифтен и думал. Стоит ли возвращаться? Жить среди воров, промышлять тенями, планировать дерзкие и забавные эскапады — достойно ли это? Тем более и статус Соловья как бы сам собою причислял Галла к воровскому сословию (хоть пока и авансом).       Но сколько фантастических вещей скрывается на карте Тамриэля! Разве нельзя служить Ноктюрнал с палубы корабля? Разве перестают быть Соловьями в песках Эльсвейра? Разве, став вором в Ее честь, — эта мысль особенно его возбуждала, — Галл не сможет грабить изысканно, красиво, обчищая не сундуки бюргеров, но сокровищницы из древних легенд?       Он рассеяно скользил взглядом по ветвям, ища среди них Карлию. Она, вместе с соловьями и белками, обитала в олешнике под южным балконом дома; на самой толстой ольхе она соорудила шалаш из досок, веревок и сухих еловых веток, похожий на кормушку для птиц. А там, где роща вливалась в хвойный лес, у нее имелись собственные тропы: лестницы, спуски, канаты, незаметно протянутые между деревьями.       Это был не Фолкрит — Валенвуд.       Но чем ближе к горам, тем неприветливее становилась чаща. Редел мягкий папоротник — вместо него из земли торчали коряги. Деревья оголялись, вытягивались наверх, и падение с них не сулило ничего хорошего.       — Карлия! — крикнул Галл, слыша эхо в ущельях.       Несовершенство грамматики смущало его. Ему ужасно недоставало какой-нибудь особенной формы «ты» — уважительной, но простой. Похожая недостача ощущалась и с леди Индорил: в былой жизни, в Рифтене, Галл обращался к ней на «вы», но теперь, живя в ее доме и обучаясь под ее началом, он чувствовал, как «вы» превращается в топорную и неудобную конструкцию.       — Карлия! — снова позвал юноша. — Где ты? Тебя ищут!       Сказал — и тут же устыдился. Что за корявое «ищут»? Кто ищет? Почему?       Но слово «мама» настолько не вязалось с Дралси, что Галл категорически не мог произнести его вслух.       Девочка не ответила.       С Галлом она не говорила — только незримо присутствовала. Между ними установилось негласное правило: не пересекаться, чтобы не смущать друг друга.       За месяц они ни разу не попытались пообщаться. И вот теперь искал ее в стремительно темнеющем лесу, переживая, что в языке нет подходящего «ты».       Вдруг ветви заколыхались.       Галл поднял голову и увидел тень, притаившуюся в листве. Карлия сидела на ветке, как сова.       — Спускайся, — сказал молодой Соловей.       Но она только фыркнула (или и это были птицы?) и, оттолкнувшись ногами, прыгнула и вцепилась в ветку выше.       А остальное случилось так быстро, что Галл и моргнуть не успел.       Ветка треснула. Вспыхнула зеленью листва; маленькая фигурка изогнулась — будто невидимое перо начертало в воздухе букву даэдрического алфавита — и попыталась перевернуться.       Для Галла ее полет длился вечность. Не потому ли, что теперь он видел четче, слышал лучшее, реагировал быстрее?       Маленькое тело шлепнулось о землю с глухим стуком — будто топнули по ковру.       Он кинулся к ней, но колючее оцепенение никуда не делось. Холод сковал его, когда он отбрасывал в сторону обломанную ветку. Карлия лежала клубком, головой к нему; волосы закрывали ей лицо.       Галл наклонился, хотел тронуть ее за плечо, но прежде, чем он успел ее коснуться, она дернулась, как раненое животное.       Он оказался вдруг совсем близко — точь-в- точь как в то первое утро, когда он обнаружил ее у своей постели. Он встретился с ней взглядом — и замер: все пространство немигающих, широко распахнутых глаз занимала влажная, блестящая, розовая к центру и фиолетовая по краям радужка.       Карлия попыталась встать, и волосы, упав с лица, обнажили рану на виске. Под рассеченной бледно-серой кожей блестела кровь — темная мякоть граната.       Юноша выдохнул, не в силах пошевелиться. Он боялся напугать ее; он, сам того не понимая, боялся ее саму. Ведь она была дочерью Дралси — и при взгляде на нее вся благодарность, вся его любовь к этой необыкновенной, единственной в своем роде женщине превращались в оцепенение.       Он пробормотал что-то извиняющееся и поднял Карлию на руки.       Девочка оказалась легкой, как котенок. Одной рукой она обвила Галла за шею; вторая повисла вдоль тела. Мягкие волосы пахли дымом и травой.       Он побежал назад, к дому, до ужаса боясь споткнуться об какую-нибудь корягу — но не упасть самому, а уронить эфемерное существо, доверившееся ему против воли, как доверяется охотнику птица с перебитым крылом.       Когда он добежал до опушки, солнце почти село. Дверь он толкнул ногой, и, не снимая обуви, помчался на веранду, где Дралси курила свой зеленый морровиндский табак.       Увидев дочь на руках у имперца, она уронила трубку в траву.       Галл попытался объяснить произошедшее, но леди Индорил не слушала: велела перенести ребенка внутрь и уложить на подушки — так, чтобы не задеть вывернутое плечо, а сама с невероятной скоростью принесла из лаборатории склянки из толстого разноцветного стекла.       Карлия смотрела в потолок, тяжело моргая. Иногда косилась на Галла, и тогда веки дергались, а взгляд прояснялся.       Дралси посадила ее на подушку, дала выпить из бутылки и заговорила на данмерисе.       — Хавга бар, — сказала Дралси — «не поднимайся» — и повернулась к Галлу. — Плохо. Она не падала, даже когда едва умела ходить. Принеси рулон сукна из комода и лед из ледника.       Имперец кивнул и запрыгнул на лестницу.       Но далеко не ушел.       Вдруг — ни с того ни с сего — свет погас.       Исчезли огни. Все исчезло.       Вокруг была только непроницаемая чернота.       Я слеп, догадался Галл.       Но мрак длился меньше секунды. Мгновение — и все вернулось: комната, камин, вышитые подушки на низкой резной тахте.       — Кажется, я… — начал имперец, но договорить не смог.       Зрение отказало вновь.       Но, что еще страшнее, исчез и слух. Внезапная тишина оглушала; органы чувств перестали работать — будто Галл умер, но остался при этом в сознании.       Он моргнул. Комната снова вернулась, и Галл вздрогнул от того, как громко трещали дрова в камине, как пронзительно шумела листва в лесу.       — Это…       Еще.       И еще.       По телу распространялся холод.       — Не может быть, — сказала Дралси. Она замерла и, казалось, ощущала то же, что и ее ученик. — И надо же, чтобы сейчас…       — Это зов Гробницы?       — Да.       Леди Индорил рассказывала об этом.       Когда Ноктюрнал призывает Соловьев на защиту, она посылает им темноту, подобную той, что ждет их после смерти. А потом…       — Сколько у меня времени? — быстро спросил Галл.       — Меньше минуты, — сказала Дралси. — Готовься. Ощущения будут не из приятных.       Она наклонилась к Карлии и заговорила на данмерисе — так тихо и быстро, что Галл не успевал разбирать слова. Девочка, поджав губы, кивала. А потом леди Соловей сотворила заклинание: зажгла комок белого света в раскрытой ладони, и на полу появился белый светящийся крест.       Должно быть, метка. Еще одно забытое заклинание.       Галлу было холодно, и все тело кололо.       Он почувствовал, что теряет сознание.       А когда очнулся — наверное, это случилось секунду спустя, — то понял, что стоит на ногах, и различил в темноте синие огни.       Четыре чаши горели пламенем цвета сумерек. Их свет растекался по залу, высеченному в скале. Соловей стоял на ступенях: те шли куда-то назад и вверх. Пахло сырыми камнями; Галл втянул носом воздух — и почувствовал, что лицо закрывает маска.       Схватился за нее — и заметил, что руку покрывает черное, сверкающее.       Опустил глаза — и увидел, что одет в переливающееся лунное серебро; броня была такая легкая, что потребовалось пошевелиться, чтобы ощутить ее.       — Соберись, — раздался сзади мужской голос.       Галл обернулся.       Позади, чуть выше на ступенях, стояли с оружием в руках черные фигуры: в одной, высокой и тонкой, угадывалась Дралси, а у второй был хвост и голос каджита Дар'Йензо.       — Вперед, Соловей, — сказал тот. — Выбирай оружие. Какое хочешь, такое и будет.       Галл вспомнил, как ловко леди Индорил метает ножи, и подумал: хочу такие же.       И тут же на поясе возник ряд призванных кинжалов.       — Где же они? — спросил Соловей. Сердце его колотилось.       — Вскрывают дверь, — ответила Дралси.       В глубине зала, в темноте и тумане, лязгнуло железо.       Галл вытащил кинжал. Тот был синим, полупрозрачным, с тягучим серебристым дымком вокруг лезвия. Дымок стекал в ладонь, обтянутую перчаткой, холодил кончики пальцев.       Он представлял этот момент. Думал о нем. Желал его. Воображал, как одним движением руки отражает удары десятки клинков.       А теперь, когда своды Сумеречной Гробницы черным туманом сомкнулись над головой, он ощущал только страх, бьющийся вместе с сердцем.       — Сюда ведет туннель, — сказал данмерка, со скрипом натянув тетиву. — Не дай им пройти. Бей сразу.       Им?       Сколько их может быть?       По руке, державшей нож, кровь бежала будто бы быстрее.       И Галл вдруг понял, что сердце колотится не от страха, а от другого, куда более острого и непривычного чувства.       Все стало проще: есть он, Соловей, и есть его Служба. А есть те, кто выбрал судьбою — пасть от его меча.       На нем маска, ведь здесь, в Гробнице, он лишь клинок, стрела, мерцающее в тумане лезвие: он не убивает — убивает направляющая его рука. И сантиментам, неизбежным в «белой», дневной жизни, в жизни «черной» места не было.       Галл уже не думал — чувствовал. Времени хватало лишь на то, чтобы ощутить, не разбирая на части, неясную горячую жажду.       Послышался треск. На выходе из туннеля, в дрожащем пламени, шевельнулась темная фигура.       Свист тетивы.       Взмах руки — и эхо подхватило знакомый голос.       — Галл! Это я, не стреляйте!       Мерсер?       Фигура вышла из тени, сгибаясь пополам.       Это был он: растрепанный, в незнакомой одежде, с древком стрелы в плече. Галл промахнулся — но Дралси попала.       — Я один! Не стреляйте! — прокричал вор, прижимая руку к ключице. По пальцам струилась кровь. — Галл! Ты здесь?       Мерсер!       Что он тут делает? Как он сюда добрался?       О боги.       Я мог его убить.       И имперец, забыв о службе, сбежал по ступенькам и бросился к нему.       — Фрей! — крикнул Дар'Йензо, и эхо запрыгало по каменным сводам. — Какого черта…       Ноги Мерсера подогнулись, и он упал в пыль. Галл подбежал к нему, сорвал маску и сел на колени, пачкая лунное серебро.       — Это я, Мерсер, — быстро проговорил он. — Больно?       — Что за вопрос, — простонал бретон, вскидывая голову, — что за мерзкий, идиотский… Я такого не спрашивал! Когда ты умирал, я у тебя такого не спрашивал!       Он был взъерошен, неестественно бледен, и кровь стекала в рукав потрепанной куртки. Стрела ушла в плечо наполовину; под рукой растекалось черной пятно.       — Ты не умрешь, — сказал Соловей, — во всяком случае, не сегодня.       Дар'Йензо и Дралси бежали к ним. Две пары глаз – одна красная, вторая желтая, как янтарь — угрожающе сверкали над масками.       — Где ты был? Как ты нашел это место? — Каджита, казалось, не волновали кровь, стрела и все остальное. — Кто тебе о нем рассказал?       — Какая разница! — возмутился Галл. — Может, сделаем что-нибудь, а потом будем задавать вопросы?       — Не разговаривай со мной в таком тоне! — рыкнул гильдмастер.       — А то что? — Имперец рывком поднялся на ноги. — Мы коллеги теперь. Разве нет?       Дралси стояла неподвижно, будто обдумывая что-то. Наконец она села возле Мерсера, старательно сдерживавшего стоны.       Серые руки в черных перчатках аккуратно обхватили стрелу и, чуть помедлив, переломили ее пополам. Бретон закусил губу, вздрогнул и закрыл глаза. Грудь его тяжело вздымалась. Он молчал.       — Здесь ничего не сделать, —покачала головой Дралси. — Стрела смазана ядом. Нужно вернуться в дом, вытащить наконечник и принять противоядие, иначе ему конец.       — Наперегонки со смертью? — усмехнулся Дар'Йензо. — То есть тебя не интересует, каким образом мальчишка узнал о Сумеречной Гробнице?       Мерсер взвыл:       — Мне рассказал наемник! Наемник из Маркарта, Телдрин Серо. Он дал мне карту!       Старый каджит был неумолим:       — Какую карту? Как ты оказался в Маркарте? Говори, черт возьми!       — Я… я не помню, — Мерсер сжал губы, и Галл сам едва не дернулся от боли. — Я ничего не помню! А если умру, — тут бретон усмехнулся криво и мстительно, — то и вам ничего не скажу!       Леди Индорил, вздохнув, махнула ладонями.       В левой руке появился сверкающий шарик искр.       — Мерсер прав, — сказала она. — При таком его состоянии от допроса нет толку. Ключ в безопасности, а значит, мы можем вернуться. Встаньте рядом; возврат сработает на всех.       Галл уставился на свет. Искры кружились вокруг следов крови на пепельных пальцах, будто крохотные снежинки.       Жажда исчезла, сменившись пульсирующей болью в висках.       Три тени сгрудились вокруг лежащего, и Дралси начертила в воздухе серебрящуюся дугу.       Ничего не произошло.       — Проклятье, — пробормотала данмерка. — Еще раз…       Дуга вспыхнула снова — безрезультатно.       — Возврат не работает? — догадался Галл.       Дралси покрутилась, как кошка, гоняющаяся за своим хвостом, и плащ с шелестом ударил по ногам. Она принялась ходить взад и вперед, оставляя в воздухе следы хаотично метавшихся снежинок:       — Нет… Метка исчезла, — она резко остановилась и повернулась к Мерсеру: — Ничего не помнишь, говоришь?       Бретон застонал. Темное пятно на груди расползалось с угрожающей скоростью.       — Да! То есть… нет, не помню!       — И ты был один?       — Леди Индорил, прошу… — начал Галл, но Дралси остановила его:       — Что ты делал перед тем, как отправиться сюда?       Поняв, что просто так не отделается, Мерсер приподнялся на локтях. Лицо его с каждой минутой становилось все бледнее.       — Я… я не помню… Я шел, а до этого был в лесу… около Фолкрита. Там была палатка, и я…       — Ты умеешь ставить палатки?       — Даэдра вас побери, — вскрикнул несчастный, падая обратно в пыль, — нет, не умею! Была палатка, хотите — ищите ее, а меня оставьте в покое!       Дралси повернулась к Дар'Йензо:       — Кто-то стер ему память. Карлия не умеет убирать метку. Кто-то отправил его сюда, чтобы призвать нас, пока она… — Данмерка дернулась, будто подстрелили не Мерсера, а ее: — Проклятье! Она одна… и ранена!       Ловушка!       — Карлия? — нахмурился каджит. — Что с ней?       — Бери его! — скомандовала Дралси, швыряя в упавшего медовым комком заклинания. — Я его обезболила. Йензо, Галл, за мной! Быстро!       И она метнулась в туннель, в дрожащее пламя факелов.       За ней скрылся и каджит. Имперец потянул друга за руку: тот еле слышно застонал.       — Прекрати, — сказал Соловей. — Тебе должно быть не больно.       — А мне и не больно, — ответил Мерсер язвительно. — Мне мерзко! Мерзко от вас всех!       Галл взвалил его себе на плечи. Друг был увесист — совсем не как Карлия. Лохматые волосы укололи щеку.       — Ай! Ты воткнул ее глубже!       — Заткнись, — ласково посоветовал Галл и кинулся прочь из Сумеречной Гробницы.

***

      Снаружи шел дождь. Наступила ночь, и молодой вор еле-еле мог рассмотреть среди темных ветвей два еще более темных силуэта. Зрение стало острее, но толку от него было немного: пришлось ориентироваться по залитым водой следам, по примятой траве.       Мерсер молчал. Хриплое дыхание обжигало ухо. Он оказался не таким уж тяжелым — хотя, может быть, это Галл стал сильнее? Ветки, коряги, снова ветки. Не упасть бы.       В горах прогремел гром. Дождь оглушительно шлепал по листьям. Ноги скользили по грязи, тропинка петляла вдоль неглубоких оврагов и поваленных сосен.       Наконец в глубине леса замелькали огни.       Галл выбежал на поляну, почти не сбившись с дыхания. Двери дома были распахнуты настежь. Везде горел свет.       Войдя, Галл обнаружил Дралси сидящей в гостиной. Дар'Йензо стоял рядом с ней.       — Она исчезла, — сказала эльфийка. — Ее здесь нет.       Мерсер хрипло выдохнул, и Галл опустил его на тахту, на вышитые подушки.       Каких-то десять минут назад на них лежала девочка. А теперь — он.       Что за невероятный поворот судьбы.       — Нужно начать поиски, — заговорил имперец, — возможно, она вышла в лес…       — Нет, — ответила Дралси, и Галл заметил бумагу в ее руке. — Ее похитили.       Она протянула ему листок.       Тот был покрыт столбцами безупречно ровных даэрических букв, выведенных уверенной и легкой рукой. Текст гласил:       Моя королева,       надеюсь - хотя и не думаю - что ты простишь мне эту дерзкую кражу. Украсть у воровки – виданное ли дело? Признаюсь, что горжусь собою.       Мне жаль, что мои худшие предположения касательно твоего воспитания нашей дочери оказались правдой. Очевидно, Ноктюрнал требует от тебя верности – но я не могу допустить, чтобы эта верность включала в себя взращивание нового стража для вашей гробницы. Я хотел лишь увидеть ее, но, увидев, понял, что не смогу ее с тобой оставить.       Карлия уходит со мной добровольно; я не причиню ей вреда и не допущу, чтобы это сделал кто-то другой. Став взрослой, она сможет уйти туда, куда захочет. До этого момента она останется со мной и будет пользоваться всеми благами, которые я могу ей предоставить.       Я там, где ты легко сможешь меня найти. Но, прошу, не пытайся ее вернуть: я убедил Мораг Тонг, что Приказ на твое имя был выполнен, и мне не хотелось бы, чтобы моя ложь вскрылась. И хотя я люблю тебя, – это не менялось в течении сотен лет и не изменится никогда, - я буду вынужден действовать: я, как и ты, связан клятвами верности.       Впрочем, одну из них – ту, что дал тебе – я не нарушаю. Я люблю тебя – и не устану это повторять. И потому прошу: не вставай у меня на пути. Ты умрешь – а с тобой и я.       Навеки твой,       Серый Лис       — Серый Лис, — пробормотал Галл. — Отец Карлии — Серый Лис?       — Серый… Лис? — встрепенулся Мерсер.       Имперец пробежал глазами письмо, не веря, что не ошибся в переводе.       В висках снова заколотило, и мысли вспыхнули, сплелись десятками пылающих нитей.       — Медлить нельзя, — заговорил он, и речь его стала быстрой и четкой. — Метка и возврат — заклинания, известные в Морровинде; должно быть, он знает их, раз увидел метку на полу и стер ее. Не исключено, что ему известно и вмешательство Альмсиви.       Дралси подняла голову. Алые глаза над маской блестели.       — Нужно найти его лагерь, — продолжил имперец. — Каджиты видят в темноте: пусть Дар'Йензо осмотрит лес. А вам, леди, лучше отправиться на поиски в окрестности Фолкрита.       — Дождь размоет следы, — покачал головой глава Гильдии. — И откуда ты знаешь про лагерь?       — Карлия знает лес и никогда не падает с деревьев, — Галл чуть запнулся, вспомнив невесомое тело в своих руках. — Нужно вернуться туда, где это произошло, и осмотреть упавшую ветку. Думаю, она была подрезана. В таком случае похититель долгое время наблюдал за ней и за домом, и я сомневаюсь, что для ночлега он выбрал гостиницу Фолкрита.       Дар'Йензо нахмурился. Он явно не хотел передавать Галлу лидерство.       — Что же до размытых следов, то нам они и не нужны: похититель, скорее всего, воспользовался телепортом. В таком случае мы обнаружим остатки того, что он бросил, когда переместился отсюда.       Где-то внизу послышалось кряхтение.       — Отличный план, гений, — проговорил Мерсер, разлепляя побледневшие губы. — Жаль, что в нем нет пункта «помочь Мерсеру Фрею»!       Галл удивленно повернулся.       Он уже и забыл о друге. Но одного взгляда на белое лицо, слипшиеся волосы, пятно крови на куртке хватило, чтобы нити в голове засияли вновь.       — Мерсер участвовал в этом. Капюшон Серого Лиса… отсюда провалы в памяти. Он может что-то знать, но сначала я приведу его в порядок. — Юноша взмахнул руками: — Пожалуйста, идите! У нас мало времени!       Старшие Соловьи переглянулись.       В камине потрескивали дрова. За окном хлестал дождь.       — Ты не представляешь, с кем мы имеем дело, — мрачно произнес сказал Дар'Йензо. — Но все, что ты говоришь, имеет смысл. Ты умен, Галл Дезидений. Хоть я и не помню, когда разрешил тебе командовать.       Дралси спрятала лицо в ладонях. Ее руки дрожали. Мокрые волосы выпали из капюшона и висели, как лианы.       Наконец она встала.       — Допроси Мерсера. Мы исследуем окрестности.       Соловей кивнул — будто поклонился.       — Все, что у нас украдено — мы возвращаем.       Старшие Соловьи бесшумно переместились к выходу. Дар'Йензо скрылся в пелене дождя.       — Иди в тенях, — сказала леди Индорил — то ли себе, то ли еще кому-то — и тоже исчезла.       Галл остался стоять посреди гостиной, слушая, как треск дров смешивается с шумом крови в ушах.       Эмоции разрывали его. Он не понимал, что чувствует по поводу Карлии, недавно прижимавшейся к его груди, а теперь похищенной в считанные минуты; был шокирован появлением Мерсера, который свалился на него как снег на голову; еще не отошел от возбуждения, охватившего его в Сумеречной Гробнице.       Но горячее всего был восторг — неуместный, бестактный, и оттого лишь обжигавший сильнее. Галл ощущал, что сияет. Он был наэлектризован. Тронь — и получишь разряд.       Загадка. Безупречная головоломка, помноженная на предполагаемую смерть.       Чем выше ставки, тем интереснее игра.       Вспомнив о смерти, он резко вышел из транса и взял с одной из полок темно-зеленый матовый пузырек.       — А теперь займемся тобой.       Мерсер закатил глаза.       Даже на волосок от гибели бретон не переставал быть занозой в самом уязвимом месте.       Галл отыскал нож, нить с круглой иглой и чистую ткань. Дралси промышляла не только воровством, но и целительством: варила зелья для жителей Фолкрита и лечила их от недугов. В одном из шкафов нашлись маленькие, необычной формы щипцы.       — Выпей, — велел Галл, передавая другу бутылку, и тот с удовольствием подчинился. — Я попробую вытащить стрелу. Будет больно, зато не придется доживать жизнь с металлом в плече.       — Спасибо, — пробурчал Мерсер, ложась на подушки. — Очень мило с твоей стороны.       Имперец сел возле раненого и наклонился, чтобы разрезать одежду и добраться до раны.       — Для чуть не убитого ты многовато болтаешь.       — Хорошо, я помолчу.       Мерсер закрыл глаза и сжал губы. На скулы с рыжеватыми веснушками возвращался румянец.       Галл обнажил рану. Стрела вошла под ключицу; чуть ниже — и молодой Фрей пополнил бы ряды мертвецов храма Ноктюрнал. Очистив кожу от крови, имперец чуть выдохнул, взял щипцы и медленно погрузил их в раскрытую плоть.       — Ай.       — Больно?       — Немного.       — Заклинание перестает действовать. Потерпи чуть-чуть.       Галл пошевелил щипцами в ране. Что это — наконечник стрелы или кость? Дралси учила его оказывать помощь, но у него не было опыта. Стараясь, чтобы рука не дрожала, молодой Соловей склонился ниже. Его собственное плечо начало затекать. Мокрые кудри падали на лицо; на их концах собирались капли.       — Ай, — вскрикнул Мерсер.       — Терпи.       Вот он — продолговатый кусок железа. Захватив щипцами остаток древка, Галл медленно потянул наконечник наверх и ощутил, как на лбу выступают капли пота.       Но почему он не двигается?       — Черт, — пробормотал имперец. — Сейчас…       Придется развернуть. Терпи, друг. Мне тоже больно.       Ведь все это, в общем-то, из-за меня.       — Святая Серин милосердная, — выдохнул он, когда стрела с ужасающим звуком вышла из тела, — или Кинарет, что точнее — ведь Серин покровительствует пивоварам, а не целителям. У нас нет богинь целительства, представляешь? Неудивительно, что искусство лечения застряло на его нынешнем жалком уровне!       — Я тебя ненавижу, — прохрипел Мерсер, вжимаясь в подушки.       — А будешь ненавидеть еще больше. Лежи, надо зашить.       Галл намочил тряпку в стоящей на полу миске с водой, протер рану и продел нитку в иглу.       — Что, прям так? — Мерсер в ужасе выпучил глаза. — Я тебе что, игрушка, что ли?       — Походишь со швом, не развалишься, — отмахнулся имперец, — Дралси погреет огонечком, будешь как новый. Не шевелись, пожалуйста. Рукодельница из меня так себе.       Зашивать рану оказалось труднее. Каждый раз, когда игла входила под кожу, к горлу Галла подкатывал комок. Он даже перестал дышать.       Дождь шелестел листвой, барабанил по крыше, стучался в ставни.       — Держу пари, ты недоволен, — сказал Мерсер, отводя глаза. — Тем, что я здесь. Ты мог бы быть в лесах, разгадывать загадку. А приходится зашивать меня.       Галл дернулся, отчего игла чуть не ушла в сторону.       И рассмеялся.       — Ничуть. Ты видел руки Дралси? Таким рукам я не доверил бы даже подушку. Да и лапами, думаю, неудобно держать иглу. Ну все, поднимай руку, я перевяжу.       — Спасибо, — смущенно сказал юный вор, пока товарищ обматывал ему плечо. —       Видать, мы в расчете. Ты не откинул коньки — и я не смог.       Галл протянул раскрытую ладонь, и Мерсер ударил ее своей.       — Снова вместе?       — Ага.       Стало темнее; дрова в камине догорали. Дождь не прекращался. Из открытой двери пахло весной.       Галл сбегал наверх и принес из своей комнаты одеяло.       — Вот. Теперь совсем хорошо.       Мерсер поежился и вытянул ноги. Дезидений стянул с них сапоги: с подошв упали сухие иголки.       — Значит, Дралси живет здесь с дочерью?       — Точно.       — И отец этой дочери — Серый Лис?       — Похоже на то.       Галл вспомнил про письмо, забытое в суматохе, и пошарил рукой по ковру. Бумага кольнула пальцы.       — И это он ее похитил? — продолжал бретон. — И я… в этом ему помог?       — Думаю, да, — ответил Галл, поднося листок поближе к подсвечнику из козьего рога. — Ты говорил, что ничего не помнишь? Ты был один?       — Кажется, будто один, — вздохнул Мерсер, — но чем больше вспоминаю, тем меньше в этом уверен. Последняя пара недель… прошла как в тумане. Словно как сон.       — Может быть капюшон Серого Лиса. Не думай об этом. Лучше поспи.       Галл перечитывал письмо. Мерсер завернулся в одеяло.       — Знаешь, — сказал он, чуть помолчав, — если я ему помогал, то, наверное, доверился. А он знал, что вы меня убьете.       — И все равно послал на смерть, — пробормотал Галл, скользя глазами по причудливым окончаниям эльфийских глаголов. — Он тебя предал.       — Почему я этого не чувствую?       Имперец отложил листок в сторону.       — Потому что забыл?       — Нет! — Мерсер резко перевернулся и уставился в потолок. — Предательство — это серьезно! Если бы меня предал тот, кому я доверял, я бы не смог этого забыть!       — А как же я? Разве я не предал тебя, уехав в Винтерхолд?       — Нет, ты уехал лечиться. Это другое.       С улицы повеяло холодом. Рыжие блики прыгали по ковру, зажигая узоры.       — А ты, Галл, — сказал вдруг Мерсер, — ты мог бы меня предать?       Соловей потер переносицу.       — Отправив умирать? Вряд ли. Ты мне дорог как память.       — А по-другому?       Галл вдруг рассердился:       — Как девчонка, честное слово! Не собираюсь я тебя предавать, успокойся!       — Просто я подумал, — продолжил Мерсер разгоряченно, — я ведь даже не помню, как это! В Вэйресте жизнь была не сахар: куда ни плюнь — сплошные уроды. А потом я встретил тебя, и все наладилось. Ты мне как брат, Галл. Тебе можно подставить спину.       Соловей смущенно опустил глаза.       — Ну, ну.       Он потянулся и хлопнул Мерсера по плечу. Тот заохал.       — Ой, извини, — Галл похлопал еще раз, по другому плечу — здоровому. — Спасибо, брат. Все совершенно взаимно.       Мерсер ухмыльнулся.       — Отнеси меня наверх? Там тихо, а тут шастают кто ни попадя.       — Чего? — возмутился имперец. — Могу ошибаться, но, по-моему, в ноги тебе не стреляли!       — Ха, — усмехнулся Фрей, кряхтя и поднимаясь прямо с одеялом. — Ладно, я и так неплохо прокатился. Куда идти?       — Первая комната слева.       — Расскажешь потом, что тут творится. Храмы какие-то, даэдра — мама дорогая.       Он зевнул и поплелся на второй этаж. Одеяло с шорохом тянулось за ним.       — Не упади, — не удержался Галл.       Мерсер фыркнул.       — Еще чего.       Шаги стихли, и шорох стих вместе с ними.       Дождь закончился. Галл взял подсвечник, поднял письмо и вышел на террасу.       Ночь пахла мокрой землей. Молодой Соловей поставил свечу на стол и сел, снова и снова вглядываясь в строчки. В них было что-то необычное.       Я люблю тебя.       Галл никогда не слышал этого и никому не говорил. Ему доводилось читать книги, оперировавшие подобными понятиями, но он прочитывал эти слова, не вникая: они ему были неинтересны. Казалось, что куда больше загадок и ключей к ним — в чужих языках, звездах, истории стран и народов.       А теперь он вдруг понял: ключ к этой новой загадке — не сломанная ветка. Не       Мерсер. И даже не размытые в лесу следы.       Ключ — здесь. В я люблю тебя.       Он раз за разом перечитывал письмо, сопоставляя факты. Украл у воровки — возможно, сам не вор. Знает, что Дралси является Соловьем — а это тщательно охраняемая тайна. Обещает дать Карлии свободу и безопасность — ему не чуждо благородство. Имеет связи в Мораг Тонг, которые почему-то хотят убить Дралси. Говорит о клятвах — и о любви, которой сотни лет.       Не вставай у меня на пути. Ты умрешь — а вместе с тобой и я.       — Если ты читаешь это, то не спросишь, почему я вернулась.       Галл поднял глаза.       Леди Индорил стояла возле террасы, опустив голову, опираясь руками на перила.       — Вы не хотите его искать.       Данмерка горько улыбнулась.       — Я не хочу найти.       В глубине леса заухал филин. По темно-синему небу бежали клочки рваных туч.       — Кто этот человек? — спросил Галл. — Тот самый Серый Лис? Тот, что украл Свиток?       — Нет, — ответила Дралси. — Он просто носит капюшон. Его настоящее имя — Сунна Сул. И он не вор. Он — грандмастер Мораг Тонг.       Галл покачнулся на стуле. Письмо едва не выскользнуло из руки.       — Мы были знакомы с детства, — продолжила Дралси, — выросли вместе, как Мерсер и ты. Мы были любовниками. У меня ужасное прошлое, Галл. Если бы ты знал, что я сделала, ты бы никогда не смог посмотреть мне в глаза. Я захотела искупления. Он — нет. Мы разошлись.       — Вы состояли в Мораг Тонг?       — Хуже. Наши грехи не поддавались исчислению. Все бесчеловечное, дикое, богопротивное — под всем мы могли бы поставить подпись. Ты замечал, как безвкусна добродетель? Нищенские лохмотья. Скамейки в храме. Святые похожи друг на друга, как братья… Зло же всегда красиво. Если, конечно, оно настоящее. Оно одевается в золото, в ночь, в нежный блеск десятков зажжённых свечей.       — Разве этого достаточно? — покачал головой Галл. — Я думал, зло — это разбой, насилие, предательство доверившегося. А не золото, блестящее в ночи.       — Смысл зла — имитировать добро, постепенно подменяя понятия. Насилие, особенно грубое, бесчеловечное, отталкивает даже ярых поборников морали. Предательство — другое дело. В нем нет хорошей стороны и нет плохой, есть только две правды, одна из которых оказалась сильнее. Думаешь, предатель совершает зло? Вовсе нет. Он восхваляет свободу.       — Нет свободы в том, чтобы обмануть доверие, — возразил юноша, покоробленный. — Это оправдание, особенно низкое потому, что паразитирует на исключительно положительной вещи.       Дралси кивнула.       — Об этом и речь. Извращать хорошее, прикидываться праведным, оправдывать грех тем, что по сути своей ему противоположно — вот арсенал истинного зла. Ведь прими оно свою изначальную форму, лишь безумцы согласились бы быть ему сторонниками. Сунна Сул служит настоящему, безупречно красивому злу. И против него у меня никогда не было оружия.       Галл положил письмо на стол. Огонек в подсвечнике закашлялся струйками дыма.       — Значит, этот Сунна опасен. Нельзя оставлять Карлию с ним!       — О, дитя, — усмехнулась Дралси. — Ты даже не представляешь, насколько он опасен. Помнишь Солитьюд, восемь лет назад? Разгром Гильдии, убийство моего мужа? Это был его прощальный жест. Он не смог смириться с тем, что его ребенок будет расти в доме другого мужчины.       — Тогда тем более! Я не знаю правды, но готов довериться вашему слову. Мы должны найти Сунну и вернуть вашу дочь!       Леди Индорил потянулась к поясу, но вспомнила, что к броне Соловья трубка не прилагается, и вздохнула.       — Благодарю, мой юный друг. Но, боюсь, помочь мне ты не сможешь. Я отправлюсь по его следу в одиночестве; это моя личная история, и я не хочу впутывать в нее кого-то еще. Дар'Йензо опросит людей в Фолкрите. С Мерсером нужно поговорить. Советую вам обоим в ближайшее время возвращаться в Гильдию.       — Вы напали на след? Что он оставил в лагере?       Дралси повернула голову, и Галл увидел, что все это время за ухом у нее был цветок.       Чуть помятый, лиловый, как глаза Карлии, паслён.       — Только это.