Да правит она долго!

      Конечно же, Бран не смог.       После заката он удалился в свои покои, приказав, чтобы к нему никого не пускали, чтобы даже не заходили в этот коридор. Мира прошла бы тайным путем, о котором ей Бран поручил сказать Тириону — его десница прекрасно понимал, что такое — тайком водить к себе женщин.       Солнце опускалось за горизонт, а Бран нервно кусал губы и злился на себя: он мужчина, он король, он понял, что способен на что-то, что не совсем мертв, но он боялся так сильно, как не боялся, когда за Стеной их отряд окружали вихты.       Наконец солнце скрылось. Светильники оставляли алые отсветы на стенах. Дверь в стене, замаскированная под каменную кладку, приоткрылась, и внутрь скользнула Мира — бледная, решительная, очень красивая.       — Я понимаю, что это не вовремя, — сказала она, садясь на кровать рядом с Браном. — Но… но бывает такое, когда осознаешь «сейчас или никогда»?       — У тебя… когда-то такое было? — Бран сглотнул. — В смысле… в постели…       — Нет. Но я представляю, как. Надо раздеться, — Мира завозилась со шнуровкой на своей ночной сорочке. — Седьмое пекло, на кой черт мне сдались эти веревки!       Ее нервозность передавалась и Брану, смешиваясь с его собственным волнением в причудливый коктейль эмоций. Он задрожал; Мира все же справилась с веревками, встала и повела плечами так, чтобы сорочка упала к ее ногам.       Бран ощутил тягучую тоску: она была прекрасна, она обладала красотой дикой лесной нимфы, и она на самом деле собиралась разделить ложе с кем-то настолько сломанным.       Или не собиралась, просто ей было неудобно отказаться, когда сама предложила. Буквально поставила перед фактом.       Сев обратно на кровать, Мира принялась развязывать шнуровку на штанах у Брана, и он приподнялся на локтях, чтобы ей было удобнее. Но ей не было удобнее. Ее щеки пылали будто лихорадочным румянцем, и Бран знал — он выглядит не лучше. Даже еще более взволнованным.       — Мира…       Нет, нельзя ее отвергать, нельзя, но она же сама не хочет…              — Мира, — Бран положил руку поверх ее ладони. — Ты точно уверена?       И тогда она горько разрыдалась, прижавшись лбом к его лбу — неожиданно, громко, по-детски. Бран впервые видел, как она плачет — за Стеной, когда ей пришлось самой убить Жойена, она тоже плакала, но иначе — просто слезы блестели в уголках зеленых глаз. Сейчас она всхлипывала, и каждый ее всхлип и каждое рыдание вонзались в него кинжалами.       — Я… я… я люблю тебя, я правда тебя люблю, — быстро заговорила Мира. — Очень тебя люблю, и выйду за тебя замуж, и буду счастлива, и ты будешь счастлив…       «Но» — повисло несказанным, как грозовая туча.       «Но мы не сможем быть мужем и женой по-настоящему».       «Но нам всегда будет хотеться большего».       «Но что это будет за счастье?»              — Мира, — Бран потянул ее на себя, укладывая рядом. — Давай просто поспим. Утром ты уезжаешь, и ты устала. Не нужно заставлять себя.       — Я не заставляю…       — Мира, — он приобнял ее крепче и поцеловал в висок. — Все хорошо.       Понемногу она расслабилась, перестала всхлипывать и так и заснула у него на плече. Бран провалился в сон сразу следом — а когда проснулся, Миры рядом уже не было, только подушка хранила лесной аромат ее волос.       Слуги сказали, что еще на рассвете леди Рид отбыла в Сероводье.

***

      Несмотря ни на что, вернуться домой было приятно, особенно после смрада Королевской Гавани. Свежесть Перешейка в сравнении с вонью главных улиц столицы казалась райской. Родные болота очаровывали; изумрудная гладь мерцала под лучами солнца, словно россыпь драгоценных камней, отражая, как зеркало, пышные заросли камыша, колышущиеся на ветру, будто танцующие в невесомости. Ковер из мха, устилал коряги и поваленные деревья, кое-где над зеленью ярко цвели цветы. Над водой порхали стрекозы, чьи крылышки переливались на солнце. Среди зарослей квакали лягушки, ветер шелестел листвой, птицы беззаботно пели — как же Мире не хватало этого волшебного уюта…       Но радости не было. Приехала она не по радостному поводу, да и уезжала… плохо она уезжала. Не попрощалась, ничего не сказала Брану, и ужасно себя повела — напросилась к нему в постель, а потом передумала, будто он какая-то игрушка, будто можно вот так… Ему точно было больно. И ей было больно, она ломалась на части, но когда увидела мать — постаралась улыбнуться. Натянуто, но улыбнулась.       Жиана казалась очень хрупкой — всегда была хрупкой, но теперь больше обычного. Она похудела, погрустнела, в соломенных волосах серебрилась седая прядка. Мира обняла мать, поцеловала в щеку, взмолилась богам Севера, чтобы та ее ни о чем не расспрашивала, и она не расспрашивала. Они вместе занялись делами. Хоуленд спал, ни жена, ни дочь не захотели тревожить его сон.       Все началось, когда Сероводный Дозор окутали сумерки. Мира разбирала бумаги в кабинете отца, но отвлеклась от них, услышав стук в дверь. Леди-мать была бледной, как мел.       — Дорогая, твой отец…       Мира почти бегом бросилась в покои Хоуленда и ужаснулась его виду — лицо почти серое, глаза горели лихорадочными болотными огнями, на лбу проступили капельки пота. Не раздумывая, привыкнув действовать, она хотела дать отцу заранее приготовленной мейстером настойки, но Хоуленд отвел от себя предложенную чашу и покачал головой.       — Нет, не нужно, я не доживу до утра, — он поднял руку, обрывая протестующий возглас Миры, — Пока я еще в своем уме, пока я вижу тебя, я должен сказать тебе правду… Висенья.       Висенья?       Мира медленно села на постель рядом с отцом, не сводя с него удивленных глаз. Вряд ли Хоуленд в своем уме, какая Висенья, о чем он?       — Не думай, что я безумен от болезни, — улыбнулся отец. — Ты знаешь, кто такая Лианна Старк? Ответь, кто она.       Зачем нужно это озвучивать, Мира не понимала, но сказала:       — Она дочь Рикарда Старка, сестра Брандона и Эддарда Старков.       — А чья мать?       — У нее не было детей. Она рано умерла.       — Хорошо. А кто такой Рейегар Таргариен?       Мира недоуменно моргнула. Как можно было не знать кронпринца? Отец не стал требовать ответа, задав новый вопрос:       — Кого взял в жены Рейегар Таргариен?       — Элию Мартелл. Я все это учила, я помню…       — Это важно, дитя, не перебивай, — мягко, но твердо оборвал ее Хоуленд. — Чей отец Рейегар Таргариен?       — Рейенис и Эйегона… Их убили на глазах у их матери.       К чему все это, боги?       — Хорошо, — отец кивнул. — Но ты не совсем права. Ты не знаешь всего. Но ты ведь знаешь, что Рейегар якобы похитил леди Лианну Старк?       — Конечно, это стало причиной Восстания Баратеона, и ты сражался на войне вместе с лордом Старком, — Мира коснулась руки Хоуленда.       — Сражался. Он доверял мне. Он доверил мне нечто большее, чем свою жизнь… Слушай же меня, дитя мое, слушай внимательно… Рейегар Таргариен не похищал Лианну Старк. После турнира в Харренхолле, где Рейегар победил, он увенчал венцом королевы любви и красоты не свою жену, а чужую невесту, они полюбили друг друга, сбежали вместе и поженились. Но это не все. У них родились дети. Когда Лианна рожала, Рейегар уже был убит. Нед Старк успел к ней в башню Радости, и я был с ним, и… — Хоуленд крепко сжал руку Миры. — Лианна родила двоих, родила близнецов, мальчика и девочку. Перед смертью она успела только дать им имена — в честь великих предков Рейегара. Эйегон и Висенья… Эйегона Нед забрал к себе, выдав за своего бастарда. Висенью… забрал я. Если бы Нед вернулся к молодой жене с двумя детьми сразу, это было бы немного странно, а Жиана тогда никак не могла забеременеть… Мы были так счастливы, что у нас появилась дочь.       Лианна родила двоих? Близнецов?       Мальчика и девочку?       Мира слушала и не верила, не знала, может ли верить. Отец не выглядел безумным, и говорил не бессвязный бред, но разве такое возможно?       — Ты хочешь сказать, что я не твоя родная дочь? Что я дочь Рейегара? Что меня при рождении звали Висенья?       — Кажется, именно это я только что и сказал, — проворчал Хоуленд.       — Но почему… почему ты вдруг рассказал это? Почему именно сейчас?              — Кем был Рейегар, кроме как мужем Элии и отцом ее детей? — спросил Хоуленд, и у Миры по спине пробежал холодок.       Ее ответ упал камнем в пустоту, создав круги на воде.       — Наследником Железного Трона.

***

      Лорд Хоуленд Рид, последний Болотный Король, умер на рассвете. Отдав заботы о теле в руки матери и слуг, Мира вышла во двор и села прямо на землю, обхватив руками колени. То, что рассказал ей Хоуленд… Что она должна с этим делать?       Висенья Таргариен.       Должно ли это было волновать Миру, выросшую не драконицей, а дочерью болот? Миру, которая теперь стала Болотной Королевой?       Висенья Таргариен.       Джон Сноу был ее близнецом — она видела его, но не говорила с ним. Но запомнила его. Черные кудри… у нее тоже черные кудри, но разве это повод считать кого-то родственником? Значит, и королева Дейенерис была ей… тетей? Мира и ее видела только со стороны. Драконья королева выглядела вовсе не такой ужасной, какой ее рисовали слухи, она была просто девушкой, она казалась расстроенной и потерянной, и почему-то Мира ощутила в ней что-то… родное. На миг. Как и в Джоне.       Она бы даже в самых смелых мечтах такого не предположила, а тогда все мысли занимала смерть Жойена, идущая с Севера армия Короля Ночи и жгучая обида на ставшего вдруг чужим Брана. Да и даже если бы она узнала, то что сказала бы им? И что толку гадать, сожалея о несбывшемся?

***

      Во время похорон отца новоиспеченная Болотная Королева не проронила ни единой слезы — не было слез, закончились. Она приказала развести погребальный костер, а не оставить тело в крипте, как делали Старки, как делали раньше Риды, как многие северные лорды поступали с мертвыми, храня их покой в фамильных склепах. Сейчас, после того, что видела Мира, она не могла поступить иначе, и никто с ней не спорил.       Она сама поднесла факел к телу Хоуленда, напоследок одними губами прошептав «валар моргулис». До того эти слова не значили для Миры ничего, хотя она учила валирийский — почему-то отец настоял, а после Мира сама втянулась в изучение, после уже без учителя с удовольствием разбирая знаки. Почему ее так манил к себе древний язык драконов погибшей страны — Мира не знала, но теперь ей стало понятно… все. Почему она любила смотреть на огонь, почему ей всегда нравилось забираться повыше — ближе к небу, почему ей так легко давался валирийский… драконья кровь. Все оттого, что в ее жилах текла кровь дракона.       После похорон Жиана Рид выглядела маленькой и беспомощной, Мира обняла мать, увела от кострища, уложила спать, будто это она была старшей, а не Жиана, спела матери колыбельную, но думала о другом.       Седьмое пекло, что же ей теперь делать?       Она была законной наследницей Железного Трона. Трона, на котором сидел Бран. Бран, который предложил ей стать его женой. Бран, который не мог стать ей истинным мужем.       Что она скажет ему и нужно ли говорить?