Метаморфозы. Никарагуа

      Предутренняя прозрачная синь лениво заигрывала с розовыми и золотыми красками. Кожей Геллерт ощущал теплый ветер, любопытно касающийся его волос, но шалун был недостаточно силен, чтобы заставить тяжелую зелень вдалеке очнуться от ночного сна. Постепенно тяжелые запахи ночных цветов сменялись свежим запахом листвы. Скоро к ним добавится влажная земля.       Альбус мирно спал, уткнувшись лбом в его плечо.       Oh mein Gott! Как же, черт возьми, невыносимо смотреть на него! Особенно сейчас, когда он, вздохнув, перевернулся на спину и открыл взгляду свое умиротворенное лицо.       Больно смотреть на высокий лоб с выбившейся из косы рыжей завитушкой, ранее полный светлых идей.       Горько разглядывать трепещущие веки и представлять синие глаза со спокойным морем за роговицей.       Тоскливо думать о том, что вчера Альбус улыбался ему тепло и рассказывал поистине фантастические вещи…       Вещи, достойные фантазии только безнадежных безумцев.       Рядом с Дамблдором лежали треклятые Метаморфозы, ловя стеклянными боками отсвет алой простыни. На секунду Геллерту показалось, что это кровь расплескивается по планете, а не рефлекс. Он моргнул — иллюзия исчезла.       Пора уходить.       Он осторожно встал с кровати, на ходу искажая пространство и разменивая свой халат на одежду, висящую в гардеробной Нурменгарда.       Появившийся китель отчего-то показался неуместным, просто чудовищно неправильным. Геллерт заставил его удлиниться до середины икр, брюки — вытянул, попутно уплотняя ткань. Тяжелые подошвы показались единственно верным решением; он укоротил сапоги.       Так-то лучше. Но все равно странно — еще позавчера собственный стиль его полностью устраивал. А впрочем…       Какая разница?       Просто Европе суждено удивиться еще раз.       Геллерт развернулся к выходу. Проходя мимо круглого стола, заметил еще кое-что неправильное и невербальным Акцио приманил из кармана позавчерашнего жилета кошелек. Поморщившись при виде золотой вышивки, выудил оттуда один франк, прикрыл на миг глаза. Удовлетворенно хмыкнул, глядя на пышные горячие круассаны и чашку ароматного кофе — в булочной месье Трюффо свежее пекли каждый час. Пусть франк — это многовато для такой покупки, но монет помельче не нашлось. Да и сам Геллерт предпочитал не мелочиться, когда речь шла о лучшем для лучших.       Все-таки он очень любил Париж.       Он набросил чары стазиса на стол, собирался уже пройти мимо, прямиком на выход… и не смог уйти просто так.       Беззвучно выругался.       Обернулся.       Альбус все еще спал. День, с каждой секундой заявляющий все больше прав на джунгли Никарагуа, золотил его волосы, огненным ручьем разлившиеся по кровати.       Геллерт не хотел целовать его в лоб как покойника, но и губ коснуться больше не мог — теперь, после всех открывшихся ему обстоятельств это было бы все равно что пятнать уста невинного ребенка. А Гриндевальд был кем угодно: темным магом, лицемером, убийцей, содомитом, революционером — но уж никак не педофилом.       Чем беспомощный в своей несовершенности разум отличается от детского?       Душу сжала жалость пополам с щемящим презрением.       Гриндевальд отвернулся и, прикрыв глаза, глубоко вдохнул пьянящий и искрящийся воздух Никарагуа. Больше не глядя на Дамблдора, он решительно покинул их счастливое убежище, по которому все еще бродили призраки его вчерашней влюбленности.       Несколько секунд растянулись в вечность, пока Геллерт шагал к выходу.       Все это время ему казалось, что он покидает родной дом…       Финальным аккордом он сдернул с шеи платок и безжалостно сжег его ко всем чертям, а пепел не глядя развеял по ветру.       …пусть даже и скроенный из облаков.

***

      Продираясь сквозь джунгли в поисках чемодана, полного зверей…       На самом деле, он мог бы и приманить его, но не был уверен в том, как он работает и что может произойти с животными. Не то чтобы Гриндевальд вдруг воспылал любовью ко всем живым существам, но и склонности к живодерству за ним замечено не было.       …Геллерт все прокручивал в голове их с Альбусом разговор.       — …и впрямь, система нашего мира несовершенна, — Альбус хмурится. — Я ведь сотрудничал с нашим министерством по парочке дел, им нужен был консультант, как раз по моему профилю. Море бюрократии, а чтобы освободить невиновного им потребовалось больше месяца. Конечно же, Азкабан не прошел для него бесследно, а они… вели себя так, будто личность не имеет для них никакой ценности.       Геллерт закатывает глаза и передает ему огневиски. Когда-то давно на том и зиждились их бесконечные споры.       — Аль, это слишком мелко. Чтобы изменить текущий порядок вещей, не достаточно думать об одном человеке. Или в принципе слишком погружаться в детали. Так ты не добьешься результата… эффективно и быстро.       Справа вспорхнула цветная птица. Геллерт не обратил на нее внимания и не задумываясь раздвинул магией лианы впереди, слишком погруженный в свои мысли.       — А как без этого? Разве не в том заключается Общее благо: дать личности все необходимое для развития… — Дамблдор протягивает ему бутылку. Геллерт смачивает горло и тут же возвращает ее обратно — Альбусу нужнее после рассказа о его приключениях, — для полета мысли в по-настоящему свободном и безопасном мире? Не пренебрегая при этом ее главной ценностью — жизнью.       Гриндевальд не медлит с ответом:       — Я видел достаточно, чтобы уяснить раз и навсегда одну простую вещь: то, как устроено управление сейчас… проще разрушить все до основания, а затем выстроить из руин что-то новое, действительно совершенное…       Но не заканчивает мысль, Дамблдор его перебивает:       — Проще — не лучше, — качает головой Альбус и с жаром продолжает: — Тебе хочется достичь результата как можно быстрее. Для чего? Даже если учесть, что изменения постепенные гораздо медленнее революции, этого должно хватить, чтобы успеть, — его язык не заплетается, но смотрит он уже сонно. — Зато не будет столько жертв. Все мы помним пример Робеспьера, и я не хотел бы для тебя такой судьбы.       Он нашел, наконец, чертов чемодан.       Остановился, глядя на восток, но не видя солнечный диск, плывущий в просветах листвы.       — А кто сказал, что я собираюсь казнить несогласных направо и налево? Плюрализм мнений необходим, в разумных рамках, разумеется. Нельзя будет выпускать это из-под контроля, — Геллерт качает головой, со вздохом отказываясь от алкоголя. — Однако тяжелые решения придется принимать в любом случае. Нам не уйти от жертвоприношений в пользу нового, лучшего мира… — глаза у Аля совсем осоловелые. Жестом Геллерт гасит свет и дальше говорит мягко и негромко, почти мурлыкая: — Кто как не мы, маги, которым открыто столько возможностей, сможет сделать это? Кому, как не нам рассудить? — не удержавшись, он в досаде поджимает губы. — А мы прячемся как крысы, прикрываясь никому не нужным Статутом. Я хочу жить свободно. Не скрываясь, не обманывая, не отворачиваясь от своей любви.       — Именно поэтому я против пути революции, Геллерт…       Альбус ставит пустую бутылку на пол и возится в ворохе подушек, льнет к нему. Геллерт успокаивающе пропускает сквозь пальцы его волосы, медные в лунном свете. — …и слишком много крови. Это затронет весь мир, и это точно не лучше войны, которую ты стремишься остановить, — зевает, сонно и тепло. — Мы продолжим завтра? Я уверен, что мы сможем к чему-то прийти в конечном итоге, — Дамблдор приподнимается на локте, заглядывает ему в лицо с надеждой. Во тьме не разглядеть, но Геллерту не нужно видеть, чтобы знать это. — Я хотел бы найти компромисс… завтра. Ты не против?       Гриндевальд улыбается ему и помогает устроиться на своем плече, обнимая крепко, почти баюкая:       — Конечно, я не против, Аль. Доброй ночи.       — Ночи, Лерт, — выдыхает Альбус.       Его дыхание щекочет шею, и так хочется поддаться сладкому забытью сна…       Ожившее сердце болит.       …но Геллерт не может себе этого позволить.       — Мистер Гриндевальд?       Кто ж еще-то.       — Доброго утра, мистер Скамандер, — обернулся к нему Геллерт. — А вы ранняя… птаха.       Ньют выбрался из раскрытого чемодана и поставил на землю ведро. Он обернулся и привычно склонил голову набок, глядя Геллерту не в глаза, но куда-то в шею.       Ну точно птаха. Без удушающей ревности воспринимать его было гораздо проще.       — Вы выглядите иначе, — заметил Ньют.       Да, теперь Гриндевальд точно знал, кого он ему напоминает и почему он не смог понять его в первую их встречу.       — Так и есть, — просто ответил Геллерт, рассматривая ведро, но продолжая наблюдать за ним боковым зрением. — Вы уже знаете, для чего я здесь?       Скамандер моргнул и подхватил металлическую ручку.       — Вы хотите вернуть свою палочку, вероятно, и покинуть Никарагуа. Свою часть сделки вы выполнили, и ваша магия уже восстановилась… впрочем, меньшего я от вас не ожидал.       С этими словами он развернулся и направился в сторону озера.       — Я могу подождать вас в чемодане? — спросил Геллерт у удаляющейся спины.       — Да, конечно. Будьте как… нет, будьте осторожны и лучше ничего не трогайте. Спасибо.       Гриндевальд прикрыл лицо рукой и тихо рассмеялся. Боги, он просто обожал этого человека, когда не хотел его убить.

***

      Скамандер вернулся довольно скоро. Геллерт был благодарен ему за это — наблюдение за его забавными манипуляциями с ведром воды отвлекали от ревущей тоски. Так она хотя бы становилась… не такой громкой, даже сносной.       Да и дел невпроворот — сегодня нет места для подобных эмоций.       Он немного понаблюдал за тем, как Ньют осторожно левитирует емкость вниз, затем спускается сам; зачерпывает воду и поливает цветы в расписных глиняных горшках, стоящих на полке. Не обращая на Гриндевальда ни малейшего внимания, он снова неосмотрительно повернулся к нему спиной, прекрасно зная при этом, что Геллерт восстановил запасы магии.       Но это так, к слову.       — Поделитесь, пожалуйста, мистер Скамандер… — убедившись, что привлек его внимание, Геллерт закинул ногу на ногу и продолжил: — Почему вы не используете Агуаменти?       Он не был уверен, что смысл спрашивать об этом есть. Ньют, глянул на него искоса, через плечо, будто не веря в интерес собеседника до конца и ему требовалось дополнительное подтверждение.       Гриндевальд быстро состряпал дружелюбную мину и кивнул.       — На самом деле никакого секрета здесь нет, — сказал молодой человек, возвращаясь к своему занятию. — Дело в том, что эти растения не наделены магическими свойствами. Из-за этого они плохо переносят питание, несущее в себе отпечаток волшебства и могут погибнуть. Кстати, — сказал он вдруг, замерев, — идемте, я покажу вам кое-что, — и бросился к двери, из-за которой несло навозом.       Заинтересованно подняв бровь, Гриндевальд поднялся и последовал за ним.       За дверью, в принципе, не обнаружилось ничего примечательного, кроме пары комнат, растений в напольных кадках и одного подозрительно посматривающего на него гиппогрифа.       «Где остальные?» — задумался Гриндевальд, оглядывая помещение, но Ньют уже зовуще махал ему рукой, стоя рядом с пышным, но вполне себе заурядным деревцем с заостренными темно-зелеными листьями.       — Смотрите, — разглядывая растение и чуть кренясь назад, сказал он, когда Геллерт подошел к нему, — это плюмерия рубра или франжипани.       Франжипани, франжипани… что-то он про это слышал. Впрочем, это не несло в себе никакой ценности, раз Геллерт не удосужился запомнить.       Скамандер продолжал стоять, глядя на серый ствол и листву. Геллерт заложил руки за спину, и глянул на него:       — Чем же оно так заслуживает внимания, раз вы решили мне его показать?       Ньют покосился на него как на идиота.       Полыхнуло.       Но Геллерт сдержался, ничем не выдавая свои воинственные настроения.       — Вам… с профессором Дамблдором подходит этот цветок, — как само собой разумеющееся произнес Скамандер. — Жаль, что он не цветет в январе. Вам бы он понравился… — и тут же без перехода огорошил: — Хотите его забрать?       Простите… что?       Вот уж цветов ему только не хватало! Для полного счастья, так сказать.       Геллерт заговорил осторожно и очень надеялся, что на лице не отразилось его полнейшее, мать его, удивление:       — Спасибо за столь щедрое предложение, мистер Скамандер… однако, я вынужден отказаться. Мой… образ жизни не располагает к должному уходу за цветами. Тем более, такого экзотического толка.       Ньютон повернул к нему голову, чуть склоняя ее на бок. Вопреки обыкновению, он заглянул в глаза, вгляделся пристально.       — О том и речь, мистер Гриндевальд, — Скамандер моргнул и снова перевел взгляд на плюмерию.       Он что… вздумал поучать его?       По венам знакомо растеклась жгучая лава.       А может, ну его, Непреложный обет? В конце концов, он клялся не убивать Скамандера после того, как он вытащит из него поганый кусок металла, а не до.       Гиппогриф за спиной заклекотал и захлопал крыльями.       Неизвестно, до чего в итоге довел бы их этот восхитительный в своей абсурдности диалог, если бы дальше сопляк, сам того не подозревая, не исправил свою оплошность:       — Ах да! Простите, я совсем позабыл. Идемте обратно, пришло время избавить вас от, — он неопределенно дернул подбородком, — известного недоразумения, — и вынесся в…       Прихожую? Кабинет?       На ходу сбрасывая китель и расстегивая рубашку, Геллерт поинтересовался:       — Как много времени это займет?       — Минут пять… может быть, десять, — Ньют вручил ему три пузырька. — Обезболивающее, регенерирующее, успокоительное.       Проигнорировав третий, Гриндевальд без сомнений опрокинул в себя первые два. Кивнув самому себе, Скамандер забрал у него успокоительное и, развернув диагностическую проекцию, зашел за спину.       — Так… уже хорошо, что осколок лег не вдоль… и в принципе не слишком большой, миллиметров пять… — пробормотал он, гремя какими-то железяками. — Позволите вопрос?       Спину окатило прохладой очищающего. Еще раз упругая волна ньютовой магии прокатилась немного поодаль — видимо, обеззараживал ланцет.       — Позволяю, — процедил Геллерт, прикрывая глаза и глубоко вдыхая.       Нельзя сказать, что его совсем уж не волновало предстоящее действие.       — Обопритесь о столешницу… да, вот так. Немного наклонитесь вперед. Замечательно, спасибо. Расслабьтесь… Я попросил вас расслабиться, а не еще больше напрячься. Ну право слово, мистер Гриндевальд, это для вашего же блага!       Боже, как же хотелось ему врезать.       — Вот никак не возьму в толк кое-что… без сомнений, у вас есть связи с достойными медиками и средства для оплаты их услуг. Так почему?..       Гриндевальд почувствовал холодное прикосновение стали и как неотвратимо под ним разъехалась кожа.       Ты сам на это согласился. Никто тебя за язык не тянул.       Договаривать Скамандеру было вовсе не обязательно — Геллерту тоже был весьма интересен ответ на этот вопрос. Кроме того, он являлся далеко не последним пунктом в списке из причин, по которым он решил довериться желторотому юнцу в этом крайне деликатном деле.       Он промолчал, сосредоточившись на своем дыхании и прогоняя прочь тревожные мысли.       — Думаю, что вам был бы интересен ответ на этот вопрос, но я не планирую сегодня экспериментировать…       Ну слава Мерлину!       — И вытаскивать осколок, — договорил Ньют.       Едва успокоившись, Гриндевальд тут же чуть не вскинулся. Остаться неподвижным стоило больших трудов.       Он напряженно спросил:       — Почему это?       — Ну-у… Так, расслабьтесь… да, вот так, — радовало, что несмотря на излишнюю болтливость, в голосе Ньютона слышалась сосредоточенность. — Думаю, вы не будете отрицать, что мероприятие довольно опасное…       Тень на полу показывала, как он скрючился в три погибели, почти уткнувшись носом Геллерту в… не важно.       — Именно поэтому я…       За эти секунды Гриндевальд успел пожалеть, что ввязался в очередную авантюру, раз тридцать, не меньше.       — Его просто испарил! — закончил Ньют и с довольным вздохом прогремел каблуками, практически падая спиной на полки позади себя.       Геллерт длинно выдохнул сквозь зубы.       Подышал еще.       С трудом расцепил плотно сжатые челюсти:       — Да вы, блять, просто ювелир, мистер Скамандер, — он злобно оглянулся через плечо. — Спасибо.       Все еще тяжело отдуваясь, тот ответил:       — Я польщен, мистер Гриндевальд. Правда, очень. Благодарю.       Геллерт в ответ на это протянул ему руку и практически сразу почувствовал, как ладонь согрело родное тепло Бузинной палочки. На вторую он практически не обратил внимания и замедлился, наслаждаясь приветствием Старшей.       Сила блаженно потекла через край. Ощущение могущества кружило голову и пьянило почище огневиски вчера — так было и тогда, когда он впервые коснулся узловатого древка.       Ньют что-то продолжал говорить, но Гриндевальд не смог бы его услышать, даже если бы очень захотел.       — Акцио, рубашка и китель!       Сквозь гремящую в ушах кровь вдруг прорвалось отчаянное восклицание:       — Да постойте же вы, у вас кровь!       Расплавленное марево отступило, будто испугавшись окрика. Геллерт закатил глаза, набросив на себя очищающее, повернулся к Ньюту, вопросительно поднимая брови.       Кожу неприятно стянуло. Как-то многовато очищающих на одного Геллерта за последние сутки. По прибытии в Нурменгард нужно будет обязательно принять ванну.       Ему просто жизненно необходимо спокойно подумать.       — Все?       Скамандер сердито — вот те на те! — помотал головой, напоминая всем своим видом нахохленную птицу, и протянул ему прямоугольный сверток из плотной коричневой бумаги. На поверку это оказалось плиткой шоколада.       — А это еще зачем?       — Порт-ключ, — буркнул Ньют и отступил на шаг. — На случай, если надумаете вернуться. Порез уже закрылся, но будет небольшое воспаление в течение пары дней. А это, — он кивнул на сверток, — нужно съесть, чтоб сработало.       Хмыкнув, Геллерт забрал у него портал и убрал в карман, вторая палочка отправилась туда же; поднял другую руку над головой и повел запястьем, закручивая вокруг себя кокон аппарации.       Съедобный порт-ключ? От Дамблдора он ничего менее экстравагантного и не ожидал.       Душу перекрутило болью, и Гриндевальд едва не потерял концентрацию.       Scheiße! Еще расщепиться ему не хватало.       Соберись.       Отвлекись.       — Никогда бы не подумал, что когда-нибудь именно вы будете человеком, собирающим меня в дорогу, — с усмешкой сказал Гриндевальд. — Не скучайте, junger Vogel! Возможно, мы, и впрямь, еще увидимся.       Последним, что он увидел перед прыжком, было удивленно вытянувшееся лицо Скамандера.       В следующую секунду Геллерт сощурился, прячась от ослепительного блеска Австрийских Альп, беззвучно всхлипнул, хапнув горлом колкий с непривычки воздух, и закашлялся.       Впереди темнела громада Нурмергарда. Наконец-то он…       Глаза пекло.       Это от холода, точно. Никак не иначе.       Уж себе-то… заткнись.       …дома.

***

      Несмотря на первые эмоции, испытанные по прибытии в Нурменгард, сейчас, глядя на оранжевое пламя, пляшущее в камине, Геллерт мог бы сказать, что сдержанная холодность каменных стен незримо поддерживает его и успокаивает.       Напиваться было не ко времени, но хотелось чего-то незамысловатого, чем проще — тем лучше. Немного постояв в задумчивости перед своими запасами спиртного — на огневиски и брют Геллерт старательно не смотрел — он в итоге остановился на каберне совиньон.       Отличный выбор, чтобы подумать.       Теперь он сидел перед очагом, без лишних изысков: на полу, покрытом толстым ковром, и раскручивал в пузатом бокале свои мысли.       Комнату для Альбуса он уже присмотрел.       Пришлось, конечно, немного расширить пространство, чтобы туда поместилась лаборатория… но это уже проблемы пространства, а не Геллерта. Ему все еще было немного неуютно из-за того, что он так старательно его спаивал, чтобы уйти без лишних объяснений.       Оказалось ли теплых круассанов и горячего кофе достаточно для прощения?       В девяносто девятом Геллерт не сомневался бы: да. Сейчас в отношении Дамблдора он ни в чем не мог быть уверен.       Отставив бокал, он откинул голову на мягкое сиденье кресла. В том, что Альбус и впрямь побывал в будущем, он верил безоговорочно — слишком уж многие факты сходились с тем, что доводилось наблюдать самому. Но когда рассказ повернул в сторону встречи со Смертью…       А как ему удалось вырваться из плена безвременья? Или Аль слетел с катушек еще раньше?       …Геллерта прошибло осознание, что он разговаривает не с Альбусом Дамблдором, а с тем, кто бесцеремонно потеснил его блестящую личность и запер его настоящего Аля где-то далеко в лабиринтах общего разума.       Что с ним произошло на самом деле?       Способ выяснить был только один.       Он поднял к глазам маховик. Вещица ловила отблески пламени гладкими боками, жадно пожирая свет в своей сердцевине. Она не ощущалась тяжелой, но жгла ладонь своим тревожащим присутствием.       Чертов гений.       Чем на самом деле являлись Метаморфозы, кроме как красивым артефактом, порожденным воспаленным сознанием, знать не хотелось. От слова совсем. Но раз уж он решил не бросать Альбуса и защитить его… вернее, от него — мир и себя, в частности, то ему придется с этим столкнуться.       В то, что это просто, пусть и завораживающая, но обычная игрушка, верилось слабо — от Метаморфоз так и фонило сильной и настолько мертвой магией, что даже Гриндевальда пробрало.       Что создал Альбус? Для чего заключил в шар образ планеты?       От предположений становилось дурно, и Геллерт поспешил запить горечь алкоголем. Бокал опустел. Пить дальше не хотелось, и на бутыль легли чары консервации.       А что до жуткого сна… даже если это видение, Геллерт просто не даст ему сбыться.       Еще стоило наведаться в Париж.       Он поднялся на ноги и подошел к письменному столу. Выудив перо из чернильницы и приманив к себе лист пергамента с другого конца столешницы, Гриндевальд вывел:       J'y serai dans quatre heures. G.       Взял лист, подул на него, чтобы чернила быстрее высохли. Он мог бы воспользоваться чарами, но…       Подошел к камину и опустил его в шкатулку. В ней были еще письма, но сейчас было не до них.       Не прошло и минуты, как рубин вспыхнул, и Геллерт прочитав ответ, удовлетворенно хмыкнул.       Прекрасно, в Париже его ждут хоть сейчас. А иначе и быть не могло.       Хотелось аппарировать как можно скорее, даже сердцебиение ускорилось, разгоняя по венам жар предвкушения — наконец-то! — не боль.       Лицо рассек довольный оскал.       Ох, в Париже Геллерту не просто стоит появиться — нужно. Просто жизненно необходимо.       Но сначала — ванна.