Метаморфозы. Никарагуа

      ♫ Agnes Obel — Riverside ♫       — Ну, здравствуй… Альбус, — ответил Гриндевальд и тактично опустил глаза, когда Дамблдор взрезал водную гладь, направляясь к берегу.       Зашуршал зеленый ковер, покрывающий пологий спуск к озеру, и вскоре в радиусе обзора показались блестящие мыски коричневых брогов. К Геллерту Альбус подошел одетым и сухим. Левую ладонь он с элегантной небрежностью сунул в карман отутюженных брюк, а правую протянул для рукопожатия.       Возможно, дальше темный волшебник отреагировал бы как-то иначе, если бы не был так очарован окружающей красотой Никарагуа, истаявшей его гнев и напряжение по дороге к водопадам.              И не только природой он был очарован, если быть до конца откровенным.              Возможно, если бы светлый волшебник при встрече повел себя по-другому, то этого было бы достаточно, чтобы застарелые обиды Геллерта послужили отличным топливом для синего пламени его темперамента.       Полыхало бы знатно.       Гриндевальд и сам от себя не ожидал подобной невозмутимости. Он мог предположить что угодно, но только не той линии поведения, что избрал для себя Дамблдор. И такого Дамблдора тоже не ожидал: уверенного, спокойного, как штиль в море, и взрослого.       По-настоящему взрослого, а не как тогда, в Годриковой лощине, когда ему в одночасье пришлось стать главой своего небольшого рыжеволосого семейства.       Альбус приветствовал его как давно потерянного дорогого друга. Так, словно четырнадцать лет назад не пролегла между ними пропасть, кишащая голодными инферналами, множащими лицо самого чистого и нежного ангела, что Геллерт когда-либо встречал и вряд ли встретит когда-нибудь еще.       Он вдруг понял, кого ему напомнил Скамандер.       Душу заполнила светлая грусть, почти ностальгия, и Геллерт увидел в Дамблдоре не извечного идеологического противника, почти врага… а старого знакомца, с которым его разлучила бурная река жизни. Альбус предстал перед ним добрым приятелем, с которым при случае не откажешься пропустить по пинте янтарно-красного венского лагера. Просто в какой-то момент безжалостный поток развел две судьбы по разным уголкам мира.       Они, и впрямь, очень долго не виделись, фотографии в газетах — не в счет. С событий, которые едва не превратили самого опасного темного волшебника современности в сквиба, прошло без малого пятнадцать лет.       Дамблдор за это время очень изменился.       И не сказать, что в худшую сторону.       Черты его лица покинула последняя юношеская мягкость, но из синих глаз так и не ушли задор и озорство; длинная рыжая коса убрана в сложное плетение, навевающее мысли о древних кельтах; он вытянулся и стал немного выше Гриндевальда — всего на дюйм примерно, но все же.              Завидный мужик.       Гриндевальд был возмущен. Учитывая предпочтения в постели, разумеется, он наслаждался увиденным, но в то же время не мог не сравнивать себя с ним. Собственный шейный платок, завязанный на бунтарский манер, вдруг показался ему абсолютно не уместным.       Просто до жути нелепым.       Однако Геллерт не собирался никому демонстрировать свою внезапную дрожащую неуверенность. Вместо этого он с удовольствием пожал протянутую руку — ладонь ощутила шрам от кровной клятвы и крепкую ответную хватку. Бегло мазнул взглядом по светло-серому костюму Дамблдора и мысленно присвистнул.       Ну и стиляга!       Незнающему человеку нынешний образ Альбуса наверняка показался бы скучным, но только не Гриндевальду. Лидер революционного общественного движения прекрасно знал о том, как внешний вид влияет на восприятие и ревностно следил за веяниями моды. Подобранный образ, как и язык цветов, мог передавать самые разные послания и активно использовался в высших кругах общества, куда был вхож и Геллерт.       Наметанный глаз быстро разглядел красную нить на жилете и оценил выбор именно брогов. А дай Геллерту волю, то он обязательно смял бы так и просящийся в руки мягкий твид.       Повезло Скамандеру, ничего не скажешь!       Альбус отпустил его запястье и сделал шаг назад. Из-под брючин Геллерту подмигнули красные носки из тонкой ткани.       Он едва не рассмеялся.       Ну, хоть что-то осталось неизменным.              — Ты подоспел вовремя, — Дамблдор смотрел лукаво, — я собирался отправиться поужинать… составишь мне компанию?              Геллерт вскинул бровь.              Что ж, видимо, сходу узнать, зачем же он понадобился величайшему светлому волшебнику двадцатого века, не получится. Он отлично знал Альбуса, чтобы понимать: откажись сейчас, и оскорбленный в своих лучших побуждениях Дамблдор устроит ему такой марафон загадок, что не факт, что они доберутся до сути и к концу их совместного пребывания в Никарагуа. А Геллерт ведь не устоит и подхватит эту игру, иначе и быть не может.       Не то чтобы у него был большой выбор… да и потребность в еде пока никто не отменял.              Wunderschöner Schurke! И ни намека на бедственное положение Гриндевальда, коему сам же и поспособствовал. Будто они действительно старинные друзья, случайно встретившие на улице. Если бы Геллерт чуть хуже знал Дамблдора, то мог бы подумать, что это приглашение на свидание.       Он постарался улыбнуться. Вышло криво.       Ответил вопросом на вопрос:       — Что у нас сегодня в меню?       Дамблдор в ответ просиял и снова протянул руку.              — О, здесь водятся отличные сомы! Ты будешь удивлен, если не пробовал…              Да, кое-что точно осталось неизменным.       Гриндевальд усмехнулся и ухватился за его предплечье.       Сомов ему есть еще не доводилось.

***

      ♫ Lana Del Rey — Radio ♫       Гриндевальд никогда не был сторонником каких-либо условностей. Однако даже его поначалу обескуражили стол с круглой столешницей, длинные свечи, скатерть насыщенного бордового цвета с золотой каймой и серебряные приборы. Внезапные элементы европейской культуры резко контрастировали с первобытными джунглями на фоне.              Волшебники находились на вершине скалы, у подножия которой встретились. Тонкие и гибкие ветви деревьев, напоминающих плакучую иву, тянулись к степенно несущей себя задорной речушке. На небе зажглись первые звезды. Мужчины расположились посередине водного бега на постаменте, больше похожем на широкий деревянный плот. С этого места хорошо просматривались темнеющие верхушки джунглей, а уйти отсюда можно было только при помощи аппарации или рыбкой нырнув вниз, в озеро.       Гриндевальд по достоинству оценил и старания, и коварный замысел Дамблдора, но вскоре окончательно расслабился и поймал себя на том, что вопиюще, просто непозволительно, упивается настоящим моментом и всем происходящим в нем.       Что этому поспособствовало в большей степени неизвестно: легкая неспешная беседа на самые разные темы, в которой оппоненты успешно обходили острые углы, избегая всего, что связано с последними событиями в мире; тающая на языке сладковатая мякоть сома, запеченного с фета, оливками и помидорами; или авокадо и манго вперемешку с зеленым португальским вином, чуть щекочущим чувствительное небо игривыми пузырьками?       А быть может, виновата ночь цвета индиго, наполненная густым запахом местных ночных цветов? Их названий, наверняка чудных, Геллерт никогда не знал, да и вряд ли, честно признаться, когда-нибудь узнает.       Он задумчиво покрутил бокал в руке.       Так цветы пьянят сильнее или взрывающаяся на рецепторах фруктовая свежесть винью-верде?       Хотя… какая разница?       Ведь прямо сейчас на него смотрят глаза с целым океаном за роговицей, он танцует и волнуется в теплом свете свечей. Это преступно красиво и вышибает дух на выдохе. Впечатляет даже больше, чем стена водопадов на горизонте, которая теперь целиком видна с возвышенности.       Вне всяких сомнений, ужин удался. Вечер — выше всяких похвал во всех смыслах.       Лучше мог быть, пожалуй, только забытый вкус магии Дамблдора, узнанный заново, когда он набросил на Гриндевальда терморегулирующие чары после аппарации.       Сам британец почти не пил и не ел — все больше развлекал своего «гостя» беседой на отвлеченные темы.       Ах, если бы только не кавычки, сковывающие слово как в кандалы, ей богу!       В них — вся соль, а Геллерт — давно уже не юноша, по уши влюбленный и златокудрый. Он больше не может позволить себе задвигать на второй план такое принципиально важное обстоятельство.       Просто… Дамблдор захотел поиграть. Гриндевальд же, зная его, решил не усложнять себе жизнь. Очарование сгустившихся тропических красок было лишь приятным, но вовсе не обязательным дополнением к их решениям, не более.       Так, ладно. Уж себе-то не ври.       Да даже если и так, и темный маг очарован не только Никарагуа, сути это не меняло. Им нужно поговорить открыто. И кто-то должен начать.       Сделает ли Альбус свой ход?       Возможно. Да, позже точно — да.       Но не в нужном Геллерту направлении.       Оттягивать момент истины еще дальше смысла не было. По правде говоря, его не было с самого начала.       Что ж. Очевидно, ход за черными.       Гриндевальд отставил пустой бокал и сложил пальцы в замок. Дамблдор договорил, наполнил опустошенный сосуд вином и расслабленно откинулся на высокую спинку. Перекатывая по кругу блики вина в хрустале, он смотрел, как ниспадает под их ногами тихо шуршашая вода.       — Ты был прав насчет сомов, Альбус. Ужин чудесен.       Дамблдор повернулся к нему и приподнял уголки губ в мягкой улыбке. Кажется, он был по-настоящему рад это слышать.       Продолжить говорить почему-то оказалось сложнее, чем представлялось.       — Мы оба понимаем, что я оказался здесь… — выдержанная пауза; человек напротив посмеивается, чуть опуская лицо и выглядит так, будто его поймали на безобидной школьной шалости, — далеко не случайно. Зачем тебе понадобилась моя скромная персона? Я устал теряться в догадках.       Альбус приподнимает бровь, глядит исподлобья. В глазах плещутся искры смеха, он улыбается шире.       Обезоруживающе.       Что из этого заставляет сердце нарушить ритм?       — Что ж… — начинает, подавшись вперед.       ♫ Nelly Furtado — Say It Right ♫       Бокал неслышно приземлился на стол, локти уперлись в столешницу. Длинные пальцы профессора соприкоснулись подушечками на уровне его глаз.       — Ты поверишь, если я скажу, что… просто хотел увидеться?       Scheiße!       Австриец на такое заявление едва не поперхнулся вином и подумал, что тут, вероятно, одно из двух: либо он упился таки до зеленых чертиков и слышит несусветный несуществующий бред, либо Дамблдор заслуживает звание самого хренового шутника в мире. Он, определенно, вошел бы в историю, если бы заставил Гриндевальда нелепо помереть, бесславно захлебнувшись вином, попавшим не в то горло из-за неудачной шутки.              Геллерт представил на секунду, что написали бы по этому поводу газеты. Не выдержал и фыркнул.              Голос Дамблдора звучал непривычно мягко, когда он продолжил:       — Ладно, вижу, что нет. Однако это действительно так, — белые брови взлетели вверх. — Мир не спокоен… а я знаю о твоей деятельности несколько больше, чем ты думаешь. Полагаю, что момент, после которого мы не сможем сидеть вот так, как сейчас, и спокойно разговаривать, наступит совсем скоро. Я… я просто хотел успеть.       Невысказанное «до точки невозврата» так и повисло в тягучем воздухе между ними.              Гриндевальд отставил бокал — право же, стоило остановиться полбутылки назад, сколько он уже выпил? — и стиснул подлокотник.       Вот так, играючи просто, школьный профессор выбил почву из-под ног лидера революционного общественного движения.       Признание было крайне неожиданным. Все было кристально ясно и одновременно ничерта не понятно.       Не сказать, что это было однотонно неприятно, но…       Такая чушь!       С какого хрена Альбус Дамблдор решил, что может просто взять и утащить Геллерта Гриндевальда к черту на кулички, просто потому что ему так захотелось?       Полыхнуло.       Но Геллерт заставил себя сдержаться. Дал себе время: не глядя на своего старого знакомого, он медленно, очень медленно, вдохнул такой раздражающий сейчас цветочный воздух. Выдохнул.       И процедил:       — Что ж ты не воспользовался благами магической цивилизации, великий чародей, и не послал сову?       Ответ не заставил себя ждать.       — А ты прочитал бы мое письмо? Я даже не говорю об ответе.       Изгиб губ Альбуса стал непривычно жестким, а взгляд — острым.       Ну-у… в чем-то он был прав. Но Геллерт не собирался сдаваться так просто.       — Подожди, давай-ка разберемся, Альбус. Я правильно понимаю, что из-за того, что я не ответил тебе… в каком году это было? — он, и впрямь, подзабыл. — Лет десять назад? Ты решил, что похитить меня и увезти в какие-то ебеня будет наилучшим решением?       И ожидал чего угодно, но только не штиля в глазах напротив и абсолютно спокойного:       — Да.       Слово медленно упало в воду и скатилось вниз. То же произошло и с самообладанием Геллерта. Определенно, он пропустил свою остановку бокалов пять назад, не меньше.       Но дело не только в этом, правда?       Это ведь, черт побери, просто какой-то сюр.       Внешне Гриндевальд остался бесстрастным и спокойным, даже расцепил ноющие от силы собственной хватки пальцы на подлокотнике. Прежде чем ответить, отпил еще вина. Подумал, что Дамблдор, слава Мерлину, научился-таки неплохо разбираться в благородных напитках. Принял обманчиво расслабленную позу и подпер щеку кулаком.       Люди, хорошо знающие Гриндевальда, сейчас постарались бы тихонечко исчезнуть. Дамблдор же молча наблюдал за ним, и в лице его не было беспокойства. Он был, разве что, слегка насторожен.       Оно и понятно, Геллерт же не может полыхнуть буквально… пока что. Да и Альбуса недаром величают величайшим магом столетия. Пожалуй, только он и мог бы с ним сразиться на равных.       Но это ничего, магия — не единственное убойное оружие в арсенале Гриндевальда.       Как там было? В начале было слово.       Разноцветные яростные глаза скрестились со спокойными синими.              И его натурально понесло.       — То есть ты, мой дражайший бывший близкий друг и главный поборник прав людей на жизнь и свободу по совместительству, принял решение похитить меня.       Приложил указательный палец к губам, остановив собравшегося его перебить волшебника. Картинно покачал головой, изображая вселенскую печаль.       — Нет, не нужно, Альбус. Позволь я, однако, договорю. Таким образом, ты отправил нынешнего своего мальчика на охоту за мной, как за очередным волшебным зверем, прекрасно зная и понимая, на что я способен. Ты отправил его на убой, Альбус, — Геллерт почти шептал, чеканя каждое слово и глядя Дамблдору в глаза, — и я искренне не понимаю, чем ты руководствовался. Только чудо помогло ему застать меня не в форме…       Даже будучи вдрызг пьяным, он отлично считал, как сжались челюсти и участилось дыхание светлого волшебника. О, Дамблдор был в бешенстве. Теплые огоньки едва заметно моргнули.       Гриндевальд опрокинул в себя сразу половину бокала и продолжил:       — И да, Аль, — пожалуй, на сегодня, действительно, хватит, — я ни за что, никогда в жизни не поверю, что человек, раз отказавшийся от меня четырнадцать лет назад, вдруг воспылал таким непреодолимым желанием увидеться, что отправил невинного, — Геллерт жестко ухмыльнулся — свечи опасно затрещали, — агнца на заклание. Поэтому Альбус, херов, Дамблдор, будь добр, оставь свои сказочки для хогвартских курсантов. А мне — скажи чертову правду.       Светлый волшебник смотрел на него так, будто увидел впервые.       Помолчал — но недолго.       — Ладно, признаю, ты раскусил меня…       Есть!       Взбеси Дамблдора, чтобы он не мог выстраивать свои бесконечные аллегории и сразу же продемонстрировал беззащитное второе, а иногда и третье, дно. Геллерт всегда знал, как его поддеть до красной пелены перед глазами.       В душе расплылось удовлетворение вперемешку с разочарованием. Все шло как нельзя отлично, но оказалось до смешного просто.       Невелика победа, Гриндевальд ожидал большего. Даже обидно.       Хотелось, конечно, крови, но не моглось по множеству причин, из которых клятва являлась главной.       Ну, раз так, то правда Геллерта вполне устроит.       — Я отлично знаю, что именно ты транслируешь волшебникам, которых вербуешь, — отчеканил Дамблдор. Геллерт на это выгнул бровь. — Учитывая то, что вся твоя пропаганда основана лишь на страхе перед маглами, их оружием, их… количеством… ты — первый человек в списке среди тех, кому будет выгодно продолжение войны на Балканах.       Что?       Как там было? Он посчитал сюром пиздеж насчет желания увидеться?       Так вот, то были цветочки по сравнению с тем, в чем только что обвинил его Альбус. Как оказалось, в карманах модных серых брюк была припрятана аж пригоршня ядовитых волчьих ягод специально для Гриндевальда.       Bon appétit, Gellert! Смотри, не подавись.       Напрочь позабыв о потребности контролировать каждый мускул на лице, он молча смотрел на мужчину напротив и не мог поверить своим ушам.       Так не бывает. Этого просто не может быть.       Любого другого человека, будь он на месте Дамблдора, Геллерт уже давно заткнул бы. Он нашел бы тысячи тысяч сочетаний слов, переубедил… но перед ним сидел Аль. Человек, с которым он пел колыбельные своему смыслу жизни, лелея его в две пары рук. Детищу, коим дышал с тех пор каждую секунду своей жизни, как до этого момента, так и в нем, здесь и сейчас.       У Гриндевальда будто иссякли все слова и высохла воля, необходимая, чтобы остановить то, что происходило сейчас.       Дамблдор, продолжил, и его прекрасные глаза смотрели прямо, слова били хлестко, смысл — на поражение.       — Кроме того, в ноябре ты был в Эдирне, а вчера достроил свой, с позволения сказать, замок. Или, вернее будет сказать, крепость? Может, военную базу?.. — делано задумался. — Так, с ходу и не скажешь, на что больше похож Нурменгард.       Геллерт закрыл лицо руками. Щеки пылали, будто его и в самом деле только что отхлестали. Давненько с ним такого не случалось.       — А ведь ты, мой дорогой Лерт, так извратил концепцию Общего блага, что…       Ну нет. Все.       С него хватит.       — Я ИЗВРАТИЛ? — взревел Гриндевальд и вскочил на ноги.       Сзади тяжело стукнуло дерево о дерево, но он не обратил на это никакого внимания. Бокалы разлетелись на миллиарды мелких осколков, и эта вспышка едва не забрала все оставшиеся крохи магии. Даже не подумав поставить щит, он инстинктивно прикрыл глаза веками. В голове шумело от щедро сдобренной алкоголем ярости, в ушах набатом бухала кровь.       Мир покачнулся, но маг упрямо вцепился в столешницу и сохранил равновесие.       Стекло не распороло кожу, но Геллерту было не до мелочей. Зрение сузилось до мужчины с полыхающим ореолом волос вокруг головы. Сейчас имело значение только это почти обеспокоенное, сосредоточенное лицо, едва видное за алым маревом из первородного праведного гнева.       — Verdammt! Bist du völlig blind, Albus? — проорал Гриндевальд. — Я — единственный, der die wirkliche Gefahr sieht, а вы все — просто hartnäckige Idioten, что только и могут, что прятать свои Ärsche по кабинетам да школам!       Кулак взорвался болью, на столе подпрыгнули, но устояли блюда. Пустая бутылка полетела на пол.       Удивительно, но Альбус был спокоен.       — Наука? Наука, ты говоришь? — он словно продолжил спор, начавшийся пятнадцать лет назад. — Чем поможет тебе наука, когда Ficken бомба упадет на головы японских магов? Нет ни одного вида Protego, что могло бы их защитить! Министерство? Что делают эти pompöse Truthähne? Чертовы маглы — опасны, пойми ты уже наконец!       Разноцветные глаза бегали по бесстрастному бледному лицу.       Что он там так отчаянно искал?       Точно не восхищение, что бывало написано на лице толпы, перед которой он вел свои пламенные речи.       Тогда что?       Узнавание? Понимание?       Но ничего Геллерт там так и не нашел. Только понял, что сам же и угодил в свою ловушку.       Хотел правды? Так вот она, держи.       Он выдохнул.       Черт… это все было бессмысленно. Зря он это начал. Не стоило так распыляться.       Так же внезапно, как и накатила, синяя волна вдруг схлынула, и багровая ярость отступила.       Он прикрыл лицо ладонью и глухо проговорил:       — Scheiße… забудь. Давай не будем. Если ты не понял этого тогда… ни к чему сотрясать воздух и сейчас.       Гриндевальд чувствовал себя так, будто только что на его плечи опустился небесный свод со всеми гроздьями его тяжеловесных звезд. Он был совершенно разбит, точь-в-точь разлетевшиеся от магического выброса бокалы, а еще — отвратительно пьян и крайне не рад тому, что налегал весь вечер на португальское.       Во всей этой ситуации хреново было только то, что все это дерьмо ему высказал именно Альбус. Тот, кто стоял у истоков всей его текущей революционной деятельности.       Вербовка и война мне выгодна, говоришь…       А сколько таких слепцов как Дамблдор?       Видит Мерлин, лучше бы они и дальше не виделись!       Он так устал от всего этого дерьма.       Смотреть на Аля не хотелось от слова совсем. Все и так было понятно, а к еще одному витку бессмысленного скандала Гриндевальд был как-то не готов.       Что нового он увидит на его длинноносом лице?       Что нового, сказанного мягким баритоном, рассчитывает услышать?       Они ведь все уже решили. И давно.              Он совершенно не рассчитывал на то, что аромат цитрусовых усилится, а голос раздастся совсем близко от него:              — Лерт… — теплая ладонь деликатно коснулась предплечья.              Гриндевальд отнял ладонь от лица и посмотрел на Дамблдора. Тот выглядел смущенным и, кажется, немного виноватым.              Ну, охренеть теперь. Вот он, Альбус Персиваль Вульфрик Брайан Дамблдор. Наговорить кучу всякого дерьма, а потом всю жизнь сожалеть — да, в этом весь он, определенно.              — Все-таки стоило отложить этот разговор до завтра, — Альбус бледно улыбнулся. Помедлил, будто сомневаясь. — Пойдем отдыхать? День выдался… нелегким. Для нас обоих. Отложим это на утро.       Глядя куда-то ему за плечо, Геллерт медленно кивнул.              — Да, ты прав. И впрямь…       А в следующий момент задохнулся не то от очередной неожиданности, не то от хватки рук, обвивших его вокруг ребер.       Ухо обожгло горячим шепотом:       — Не смотря ни на что, я очень рад тебя видеть. Чем бы все ни казалось.       И двух волшебников закрутил вихрь аппарации. Геллерт даже не успел ничего подумать.              Полнейшее, мать его, удивление, затопило его по макушку. В который раз за вечер слов у Гриндевальда просто не нашлось.       Да… кое-что в этом мире, и правда, остается неизменным.