Метаморфозы. Никарагуа

      Сознание возвращалась медленно, наплывами — уже некоторое время он покачивался в его темных, упругих водах, точно в колыбели Великой матери. Под сомкнутыми веками расплывались цветные круги, а во рту чувствовался гадостный привкус сладко-горького дурмана.       Мужчина попытался повернуться на бок, но поясница ответила резкой жуткой болью, прострелив куда-то под колено. Пришлось закусить губу, чтобы не застонать, и остаться лежать на порядком затекшей спине.       Verdammt! Ему тридцать два, а не сто! Для волшебников это явно не тот возраст, в котором начинаются проблемы со здоровьем.       Тогда что ж так хреново-то?       Геллерт нахмурился, не размыкая век: хребтом он упирался явно не в мягчайшие перины собственной кровати в Нурменгарде, а обоняние улавливало вовсе не привычную кристаллизованную свежесть горного утра. Воздух пропитался резкими зельями, предположительно, восстанавливающего типа, теплым деревом, пухом совы, немного — рыбой, и даже, пожалуй, навозом.       Последним, нужно сказать, пахло довольно сильно.       Мужчина будто потерялся среди всех этих ароматов. На какие-то секунды ему почудилось, что этой неполной двадцатки лет с тех пор, как он в последний раз гостил на ферме у дедушки Феликса, никогда и в помине не было.       Ведь как может быть целой прожитой жизнью какая-то вспышка, стремительно пронесшаяся перед глазами и тут же исчезнувшая за горизонтом?       Наверняка это просто был сон. Да, очередной пророческий, до жути реальный, но, тем не менее, не перестающий от этого являться всего лишь тревожным сновидением. Сейчас Геллерт откроет глаза и увидит в оконном проеме зеленые холмы близ Санкт-Вольфганга, позавтракает свежими лепешками, отправится в сад, подхватив увесистое ведро удобрений, а в полдень искупается в ручье Пфаффенбах…       Вот только в его комнате на втором этаже небольшого дедушкиного коттеджа никогда не пахло навозом. Он лично позаботился об этом, наложив чары фильтрации на свои окна.       Ну какая ферма?       Мда, вот же изнежила безопасность Нурменгарда! Знал бы — не стал строить.       Лицевые мышцы расслабились, поверхностное дыхание углубилось, и, жестко отмеряя магию, Гриндевальд отправил невербальное следящее. Не хватало выдать себя еще и этими манипуляциями, раз не удалось сделать этого своими нелепейшими и глупейшими попытками подвигаться и поморщиться.       Впрочем, если бы те, по чьей милости он оказался в этом месте — где бы и чем бы оно ни являлось — хотели его убить, то они явно сделали бы это, пока он находится без сознания.       Но Геллерт все еще жив.       Да его даже обездвижить никто не потрудился! Какое уж тут убийство?       Судя по всему, лидер подпольного революционного движения зачем-то понадобился неназванному владельцу сарая, в котором волей судьбы оказался. Если тот в курсе того, кто перед ним оказался, разумеется.       Был и еще один вариант, но думать о нем решительно не хотелось. И Гриндевальд вполне себе справлялся с этой нехитрой миссией, но ровно до тех пор, пока следящее не сообщило ему о множестве живых существ вокруг.       Цензурных слов на сей счет у него не нашлось.       В каком же еще месте, под завязку наполненном живыми существами, могло бы так вонять? И где ж еще с самыми опасными волшебниками современности принято за норму обходиться так, будто они кули с картошкой?       Достали все-таки проклятые конфедераты…       Оно, конечно, неудивительно: Гриндевальд со своим Альянсом попортил им достаточно крови за последние пять лет. Но как же это все не вовремя!       Можно подумать, что для тюремного заключения когда-то бывает подходящее время.       Геллерт оскалился.       Так вот, значит, как воняют камеры Эркстага. Но… mein Gott! При чем здесь рыба?       Рассудив, что хуже уже точно не будет, волшебник открыл глаза.       Scheiße! Лучше бы, действительно, это были конфедераты.       Все пошло не по плану, и глаза против воли вцепились в фигуру вчерашнего школяра, расслабленно сидящего в паре шагов от лидера радикального общественного движения.              Волшебный мир тесен — ненадолго, конечно: ровно до тех пор, пока Альянс не наберет достаточную силу. Но бывший Геллерта — слишком заметная фигура в таком застоявшемся мелком болоте как магический мир, и, видимо, дурак, каких свет не видывал, если думал, что слухи о его любовных похождениях не доносятся и до самых отдаленных уголков Европы и отправил отлавливать Геллерта свою новую пассию, а не кого-то еще.       Перед Гриндевальдом сидел Ньют Скамандер собственной персоной. И только глухой не знал, что именно он на данный момент является протеже самого величайшего светлого мага столетия.       Оскал спал с лица сам по себе: уж кого-кого, а молодого любовника своего бывшего Геллерт уж точно не хотел бы встретить вот так неожиданно, да еще и при подобных обстоятельствах.       Да-а, совсем не так он представлял себе их встречу. Мечты.       Дело в том, что некоторое время назад Гриндевальд увидел в утренней газете очередное совместное колдофото Скамандера и Дамблдора. Стоит ли пояснять, что это была явно не та картина, которой он был бы рад, едва продрав глаза? Так, глядя на осколки взорванной со злости чашки с кофе, волшебник и пообещал себе, что если когда-нибудь ему доведется-таки встретиться с Ньютом Скамандером, то он без промедлений убьет наглого сопляка.       Сразу. Без промедлений.       Потому что Геллерт хорошо знал себя. И именно поэтому он не хотел оставлять себе даже малейшей лишней возможности сравнить себя с молодым любовником своего бывшего.       Но пути Господни, воистину, неисповедимы, и именно этим он, вопреки всему, сейчас и занимался.       Однако сколько бы мужчина ни вглядывался в веснушчатое лицо молодого волшебника, в попытках отыскать в нем хоть каплю, хотя бы малейший всполох того внутреннего огня, который мог бы привлечь такого человека как Дамблдор, его поиски оставались бесплодны.       Во рту стало горько от разочарования: пожалуй, сильнее Альбус разочаровывал Геллерта только поздним летом девяносто девятого. И то история та давно уже поросла быльем, и вспоминать о ней сейчас смысла не было никакого.       Взять под крыло? Да.       Влюбиться без памяти? Вряд ли.       Совсем не такой, чтобы можно было сойти от него с ума.       Слишком… хороший?       Что ж, ожидания не оправдались, страхи, впрочем — тоже, угрозы от Скамандера не чувствовалось, и Геллерт немного приободрился. Даже попробовал встать, но тут же поморщился от боли и сделал вид, что так и планировал: сесть, упершись лопатками в ножки стола, а руками — в дощатый пол.       Со спиной явно было что-то не так.       Ньют наконец заметил, что он очнулся, и встрепенулся потревоженной птицей.       — Доброе утро… кхм… скажите, эм, как к вам лучше обращаться? Герр или мистер?       Интересно.       — Доброго утра. Как вам угодно, мистер Скамандер. Право слово, меня не смутит ни то, ни другое, — ответил Геллерт и отзеркалил позу Ньюта, чуть склонив подбородок к левому плечу. Мягко добавил: — Все это лишь условности, не изменяющие сути.       Скамандер кивнул. По всем законам жанра, молодой человек должен был улыбнуться на его слова, но не сделал этого. Ньют вообще с первой фразы производил довольно необычное впечатление.       Возможно, Геллерт ошибся на его счет. А еще — он абсолютно точно уже встречал человека, который вызывал у него похожие ощущения.       Вот только где, когда и кого именно?       Пока он размышлял, Скамандер успел порыться на полках, заставленных таким количеством всякой всячины, что было ясно, что разобраться в своих владениях может только один он, и повернулся обратно.       — Вот, выпейте. Это настойка растопырника, — в раскрытой ладони Ньюта лежал маленький бутылек с фиолетовой жидкостью. — Видите ли, я магозоолог, а моим подопечным часто требуется помощь… в общем, я сделал диагностику, пока вы были без сознания.       Белые брови взлетели вверх. Так вот почему здесь, где бы они сейчас ни находились, стоит такой амбре, что Геллерт подумал, что оказался на чьей-то ферме.       Впрочем, он оказался не так уж далек от истины.       Волшебник забрал предложенное снадобье. Пахло оно, действительно, как настойка растопырника, но все же Гриндевальд немного помедлил, прежде чем его пить. Интуиция молчала, и он рискнул — боль отступила почти сразу.       Он спрятал облегченный выдох за вопросом:       — И что же вам удалось обнаружить, мистер Скамандер?       Тот забрал у него пустую склянку и отошел к столу, повернувшись к Геллерту спиной.       Как неосмотрительно.       — Осколок, — последовал простой ответ. Перебравшийся с пола на стул Геллерт мгновенно обмер внутри, но виду не подал. А Ньютон, тем временем, продолжил: — Судя по всему, это недавнее ранение, и он еще не успел натворить бед в вашем организме. Но он совсем близко к позвоночнику…       Он подошел ближе и, остановившись в паре шагов от старательно следящего за дыханием Гриндевальда, взмахнул палочкой. Геллерт заставил себя не дернуться.       — Его держит магия. Вот он, — сказал Скамандер, ткнув пальцем на красную точку среди голубых переплетений диагностической проекции. — Стоит только перенапрячься магически… риски увеличиваются, мистер Гриндевальд. Как сейчас. Он сильно вас беспокоит?       Беспокоит ли он его? Мягко сказано.       Гриндевальд немного помедлил, прежде чем ответить.       — Сейчас уже лучше, спасибо вам, мистер Скамандер. Не знал, что растопырник может помочь с ранениями не магического происхождения, — и осторожно задал беспокоящий его вопрос: — И как мне… исправить сложившуюся ситуацию?       В помещении повисло молчание.       Ньют долго вглядывался в развернутую перед ними проекцию. Невозможно было понять, о чем он думает — мимика молодого человека оставалась бесстрастной.       — Я мог бы вам помочь, — Скамандер покосился на темного волшебника и схлопнул светящиеся линии взмахом ладони, — но для этого нужно, чтобы ваша магия пришла в нормальное состояние. Она поможет… не навредить, когда я буду проводить операцию.       Геллерт медленно кивнул.       Оставался один нюанс: пусть даже Ньютон и производил впечатление довольно необычного человека, Гриндевальд ни на мгновение не поверил бы, что он готов помочь ему за простое «спасибо».       Так не бывает. Не в этом мире.       — И что же вы хотите за свою помощь, мистер Скамандер?       Уголок рта юноши дернулся, выражая неопределимую эмоцию.              Поразительно.       Гриндевальд искренне не понимал, о чем он думал, хотя тайны человеческих душ уже давно не были для него загадкой. Он бы не отказался сейчас от возможности заглянуть в голову Ньютона при помощи легилименции, но ментальные чары довольно энергозатратны, а Геллерту до истощения в ноль — рукой подать.       — Лишь самую малость, мистер Гриндевальд… самую малость, и, уверен, вас совсем не затруднит исполнить мою просьбу, — он снова смотрел на него косо, почти исподлобья и сильнее обычного наклонил голову к правому плечу. — Вам нужно сдать свои волшебные палочки мне на хранение. Обе, — он выдвинул ящик своего рабочего стола, продемонстрировав его содержимое. Ничего примечательного, а Геллерт поразился осведомленности нахала, — Затем выйти отсюда и встретиться с одним человеком. Он ждет вас снаружи, — Ньют поднял глаза вверх, и теперь темный маг понял, что стремянка нужна не только для того, чтобы добираться до верхних полок чем-только-не-заваленной мастерской. — Вот, собственно, и все, что от вас требуется.       Геллерт не перебивал. Он онемел от наглости сопляка и только надеялся на то, что лицо не выдало его.       Как же хотелось просто выхватить Бузинную палочку, что нетерпеливо вибрировала в кобуре на предплечье, чувствуя кровожадный настрой своего хозяина.       В обычное время он, без сомнений, так и сделал бы.       Но вот какая незадача: сейчас Гриндевальду приходилось выбирать между возможностью лишиться способности двигаться, перед этим убив человека, готового ему помочь и растеряв остатки магии, удерживающей осколок в считанных миллиметрах от поясничного сплетения нервов, и необходимостью согласиться на унизительные условия сделки, оставшись без своего главного оружия во время встречи с неназванным человеком.       Ну… не сказать, что он не догадывался о том, кем тот являлся.       — Это… все условия?       Скамандер задумался, но довольно скоро ответил:       — Вам следует учитывать, то вам придется провести здесь некоторое время. Вы — очень сильный маг, мистер Гриндевальд, и восстанавливаться будете гораздо быстрее среднестатистического волшебника. Но лучше не усугублять свое положение использованием беспалочковой магии или активными движениями, — Геллерт закатил глаза: а то он и сам не понял. Ньют проигнорировал его реакцию. — И пообещайте мне, что не будете расстраивать человека, который ждет вас снаружи, необдуманными… действиями. Или словами.       Мда… расклад сложился отвратный.       Вот и что теперь? Он должен пообещать нынешнему любовнику своего бывшего не пытаться перегрызть глотку этому самому бывшему и вообще быть хорошим мальчиком, дабы, в случае возникновения идеологических разногласий, не расстраивать нежные чувства ни того, ни другого? А разногласия будут, в этом можно было не сомневаться.       Вот же… Verdammte Scheiße! К такому жизнь его точно не готовила.       Скамандер, мать твою, ты в своем уме?       Все-таки Геллерт не удержал лицо и скривился. Мерзость.              — А если… — он с трудом сдерживал гнев, и тон вышел напряженным, выдавая его с головой, но Гриндевальду было плевать, — я откажусь?       Ньютон моргнул.       — Вы можете уйти. Прямо сейчас. Но я бы не советовал вам аппарировать… а портключ вам выдадут только снаружи. Иначе отсюда вам не выбраться, мы сейчас в Никарагуа. Близ Сельва Негра, если вам интересно.       О, Геллерту было еще как интересно.       «Вот же ж суки! — со злым восхищением подумал волшебник. — Все предусмотрели!».       Горло плетью захлестнула ярость, давя на трахею. Он стиснул зубы.       — Мне нужны гарантии того, что вы вернете мне мое оружие… и того, что сдержите свое обещание, мистер Скамандер.       — Я тоже был бы не прочь быть уверенным в том, что вы не убьете меня после того, как я помогу решить вам вашу проблему.       Отлично. На таких условиях Гриндевальд был согласен заключить сделку.       Он довольно оскалился и протянул Скамандеру ладонь.       — Я согласен. По какой форме будем заключать?       — Упрощенной будет достаточно, — ответил Ньют. — Я возьму нагрузку на себя. Давайте обговорим формулировки, мистер Гриндевальд.       Осведомленность Скамандера не переставала удивлять, а Геллерт сделал неприятное открытие. Оно было еще неприятнее, чем поначалу прийти к мысли о том, что Дамблдор выбрал себе в спутники бледную моль.       Он понял, что Ньют Скамандер был кем угодно, но только не глупой пустышкой.       В груди заворочалась черная-черная зависть вперемешку с алой ревностью, задевая своими колючками живое горячее сердце. Непреложный обет он приносил, тщательно следя за тем, чтобы ничем себя не выдать.       И совершенно не был уверен в том, что у него это получилось.

***

      Джунгли встретили Геллерта влажным дыханием зелени, вымазанной в золотых и багровых акварельных оттенках. Вокруг разливался бесконечный вечерний стрекот тысяч и тысяч живых существ, спрятанных от взора волшебников в тени лиан и опахал мясистой тропической листвы. Невдалеке шумел водопад. Было тепло, но, на удивление, не так жарко, как он ожидал.       Гриндевальд прикрыл глаза и с наслаждением вдохнул густой как мед воздух… и упал на землю, уклоняясь от стремительной волны магии, направленной ему в спину. Перекатился и возмущенно уставился на Ньюта.       Тот стушевался и виновато дернул уголком рта.       — Прошу прощения, — он помог ему подняться с упругого зеленого ковра. — Я хотел наложить на вас отгоняющие зверей чары… но не учел ваш боевой опыт. Минуту…       Перед волшебниками снова развернулась диагностическая проекция.       Геллерт нервно одернул сбившийся воротник рубашки — редингот он за ненадобностью оставил в ньютовом чемодане.       — Все в порядке. Но лучше так не делать, — изрек свой вердикт Скамандер.       Темный волшебник поджал губы и одарил его многозначительным взглядом. Комментировать эту ситуацию он не собирался — все понятно и без слов, и Ньютон, взмахнув-таки палочкой и выполнив то, что планировал, поспешил скрыться в своем чемодане.              Геллерт проводил его насмешливым взглядом и повернулся на звук низвергающихся где-то за изумрудным полотном тонн воды.       Ну, что ж, Альбус. Вот и настало время поговорить.       Аккуратно ступая по направлению к водопаду, мужчина с удивлением понял, что непривычная среда, в которой он оказался волей судьбы, вовсе не раздражает его, вовсе нет. Типичный городской житель, коим и являлся Гриндевальд, искренне наслаждался антуражем первобытной природы и звуками, лишенными ненатурального происхождения. Впервые за долгое, очень долгое время, извечная пружина напряжения ослабила стальные тиски на его душе, и дышать стало по-настоящему вкусно.       Даже глупая ревность и злость отпустили Геллерта к моменту, когда он вышел к небольшому озеру и своими глазами увидел место, которое только слышал, пока пробирался через зеленые заросли.       Он оказался на берегу небольшого кристального озерца, будто впаянного в оправу из буйствующей растительности Центральной Америки. Его вода была не спокойна — по правую руку оно беспрестанно наполнялось водой. Этот водопад был очень похож на те, что он видел запечатленными на магловских открытках в лавочках Нью-Йорка. Гриндевальд подумал, что он похож на место, созданные природой специально для человека: быстрые струи так и манили подставить под них уставшие плечи.       Геллерт перевел глаза левее и сглотнул. Дыхание выбило из груди.       Так вот где был основной источник шума…       Перед ним разворачивалась долина. Она была, словно чаша, до краев полная голубо-синих, вкраплений зеленых и коричневых каменных оттенков, вбирала в себя бархатные оттенки догорающего дня и грохотала, сотрясая своим первозданным величием весь этот мир. Она вся состояла из порогов, больших и маленьких, и Гриндевальд мог поклясться на крови, что ничего в своей жизни не видел красивее. А вдалеке низвергалась вниз целая стена ало-золотых вод, и казалось, что она занимает весь горизонт — настолько она была огромна.       В глазах необъяснимо защипало.       Он стоял перед величием природы без Старшей палочки в кобуре, с едва теплящимися за грудиной остатками растраченной магии, как маленький и слабый просто человек. Не лидер мировой революции и опаснейший темный маг разгорающегося двадцатого века, но один из миллиардов людей, настолько бессильных перед лицом чего-то настолько вечного, бесчувственного и прекрасного, что оставалось только бухнуться на колени и, возможно, помолиться.       О, Гриндевальд прочувствовал это всем своим телом и всей своей темной душой в полной мере. Дернул и без того слабо завязанный шейный платок — стало вдруг невыносимо душно; нестерпимо захотелось сбросить с себя такой неуместный сейчас потяжелевший франтовский жилет; стянуть сапоги, чтобы пройтись босиком по пологому берегу и охладить ступни в небольшом прозрачном озере, дальний берег которого был скрыт клубами тумана, взбитого водопадом.       Такого он не испытывал, даже глядя на родные Альпы, стоя у панорамного окна под самой крышей Нурменгарда.       Нужно было выдохнуть и осознать негаданно свалившееся на него откровение, но сделать этого ему не дали, а Гриндевальд совершенно непростительно забыл, что его здесь ждут.       Гром водопадов отступил на окраину восприятия, когда над озером раздалось мягкое:       — Здравствуй, Геллерт.       Дамблдор стоял по пояс в воде, а его длинные рыжие волосы обнимали лепное сильное тело — видимо, он только что вынырнул. На Гриндевальда смотрели синие-синие, как отпустившее ласковые лучи и стремительно темнеющее небо, глаза. Купался Альбус, очевидно, в чем мать родила, даже без исподнего.       Геллерт проследил взглядом за медными лентами и — не удержался — чуть ниже, за темной блядской дорожкой, ведущей его прямиком под воду.       Так, Геллерт. Ты здесь не за этим.       Он фыркнул и закатил глаза, пряча за насмешкой растерянность.       — Ну, здравствуй… Альбус.       Теперь-то сомнений в том, что его вынужденно-импровизированный отпуск будет, если не приятным, то очень интересным, у Геллерта Гриндевальда и вовсе не осталось.       Ни. На. Кнат.