Не по плану

      В столовой университета царила привычная суматоха, вызванная нашествием голодных студентов, которые стремились как можно скорее взять еду и отвоевать себе свободное место за столом. И пока люди вокруг преспокойно наслаждались обедом, Сонхва, подперев рукой щеку, краем глаза посматривал в центр зала — туда, где в компании друзей сидел Хонджун.              — Хватит на него пялиться, — посоветовал Ёсан, проследив за направлением его взгляда. — Ты слишком палишься.              — Ну и ладно, — отмахнулся Сонхва, невозмутимо отхлебнув из кружки чай. Нравоучения Ёсана он предпочитал пропускать мимо ушей. — Я же никому не мешаю.              В этот момент Ким Хонджун как будто понял, что речь идет о нем, потому как он повернулся и безошибочно нашел Сонхва в толпе других студентов. Немая сцена длилась несколько секунд, однако чуда так и не произошло. Состроив кислую физиономию, Хонджун вернулся к обеду и больше уже не поворачивался.              Эта подчеркнутая холодность ранила Сонхва в самое сердце.              Кажется, назвав произошедшее ошибкой, Хонджун не драматизировал. Он действительно не хотел иметь с ним ничего общего.              — Я же говорил, — резюмировал Ёсан. — Смирись, что ты ему неприятен и найди себе уже кого-нибудь другого. Вокруг столько парней и девчонок, которые хотели бы с тобой встречаться, а ты продолжаешь мечтать о самом недоступном варианте.              В его глазах отчетливо читалось: ну не дурак ли?              — Наверное, ты прав, — сник Сонхва, однако его хандра продлилась не дольше пары секунд, быстро сменившись воодушевлением. — Но я не сдамся, пока не сделаю всё возможное, чтобы наладить с ним общение. Это дело принципа, понимаешь?              — Ты безнадёжен…              — Скорее, никогда не теряю оптимизма.              Ёсан обреченно покачал головой, без слов давая понять, что он думает обо всей этой ситуации, но выказывать осуждение или пытаться навязать свою точку зрения не стал. В конце концов, Сонхва был взрослым парнем, пусть иногда и вёл себя, как упрямый пацан. Ёсан был уверен: его друг самостоятельно разберётся со своей одержимостью Ким Хонджуном, и чужая помощь в этом вопросе ему не нужна. Поэтому Ёсан предпочитал оставаться сторонним наблюдателем — до тех пор, пока ситуация не выходила за рамки допустимого, разумеется.              — Ей богу, вы друг друга стоите. Два упертых барана.              — Я рад, что у меня есть такой понимающий друг, как ты, — широко улыбнулся Сонхва. — Вот увидишь, пройдет время, и ты признаешь, что выбранная мной тактика была верна от начала и до конца.              Подцепив палочками кусок мяса из тарелки, Ёсан многозначительно хмыкнул. Судя по скучающему выражению лица, у него на этот счёт имелись определённые сомнения.              — Скоро и узнаем.

***

             Притвориться, что между ними ничего не произошло, получилось на удивление легко, вот только как бы Хонджун ни старался, выбросить произошедшее из головы не удавалось при всем желании. С той ночи навязчивые мысли о Сонхва гудели в голове, словно рой потревоженных пчел, не позволяя сосредоточиться на повседневных вещах. Хонджун стал рассеянным, не мог сконцентрироваться на учёбе и даже во время тренировок подвисал, словно старый компьютер, который давно следовало отправить в ремонт. К сожалению, функции стирания неприятных воспоминаний человечество ещё не придумало.              «Кто бы мне мозги вправил…» — тоскливо думал Хонджун, в очередной раз вспоминая красивую и вместе с тем чертовски раздражающую улыбку Сонхва. Как бы ни пытался он притвориться, что всё в порядке, его паршивое состояние не укрылось от внимания лучшего друга. С Уëном они дружили целую вечность, прошли вместе огонь и воду, и побывали в таких ситуациях, о которых приличные люди предпочитают помалкивать. Несмотря на безалаберность и дебильные шуточки, при желании Уëн мог быть весьма проницательным, а ещё всегда оказывался рядом в нужное время. Или наоборот в неподходящее, тут уж как повезёт.               — Ты чего такой хмурый, кэп? — в лоб поинтересовался он, когда остальные ребята из команды ушли в раздевалку, и в зале остались лишь они вдвоём. — Все нормально? Ты несколько дней ходишь, как пришибленный. Не заболел ли?              Хонджун покачал головой. На душе теплело при мысли, что судьба подарила ему такого заботливого друга, но его оторванность от реальности не имела ничего общего с плохим самочувствием. Он понимал, что и дальше держать это в себе не сможет — ему нужно было выговориться, а Уëн на роль слушателя подходил идеально. Желание пожаловаться стало совершенно невыносимым, поэтому Хонджун признался:              — Это всё Сонхва виноват.              — Опять этот чудик с параллели? — удивился Уëн. — Что он на этот раз выкинул? Оскорбил тебя, угрожал? Только скажи, и я мигом с ним разберусь.              — Эй, решала, полегче, — поспешил успокоить друга Хонджун. Зная характер Уëна, он не сомневался, что тот хоть сейчас мог пойти выяснять отношения, но Хонджуну это было не нужно. Во-первых, он и сам мог разобраться в своих проблемах, а во-вторых, Уëн имел весьма поверхностное представление о ситуации. — Он не сделал мне ничего плохого. Пока что. Тут дело в том, что после той вечеринки мы с ним… ну в общем… переспали.               — Чего?!              Возглас Уëна в пустом спортзале прозвучал до неприличия громко. К счастью, других людей, которые могли подслушать их разговор, в непосредственной близости не наблюдалось.               — Блять, да не ори! — сделал страшные глаза Хонджун. — Хочешь, чтобы весь универ был в курсе моих пьяных похождений?              Уëн послушно захлопнул рот, несколько секунд молча таращился на него, как на восьмое чудо света, а после выдал ошарашенное:              — Пиздец, никогда бы не подумал.              — Сам в ахуе.              Хонджуна внезапно накрыло волной иррациональной тоски, и эйфория от едва закончившейся тренировки тут же сошла на нет. И дело было вовсе не в их бессодержательном диалоге — рассказав о Сонхва кому-то ещё, он ощутил себя последним идиотом, который пытался выдать желаемое за действительное.              — Как ты так умудрился? — спросил Уëн уже тише, когда немного переварил услышанное. — Ты же терпеть его не можешь. Или у вас от ненависти до любви одна бутылка соджу?              — Их было больше чем одна, — пробормотал Хонджун. — Иначе я бы точно на такое не решился.              — Так ты боишься, что он распиздит об этом кому не следует?              — Нет, — покачал головой Хонджун. — Мне плевать на слухи, даже если они будут. Настоящая проблема в том, что теперь я думаю постоянно об этом придурке.              В глазах Уëна заискрились хорошо знакомые Хонджуну лукавые огоньки, а уголки губ медленно поползли вверх. Только не это.              — Влюбился, значит, — хохотнул Уëн. — Пиздец, Ким Хонджун запал на красавчика Сонхва, которого терпеть не мог. Вам бы в дораме сняться, девочки такому сюжету только обрадуются.              — Заткнись, — вяло огрызнулся Хонджун, у которого не осталось ни сил, ни желания реагировать на подколки лучшего друга. — Пойдем уже переодеваться. Время девятый час.              — Точно, нам же завтра к первой.              — Сказал так, будто ты хоть когда-то ложишься спать раньше двух часов ночи, — фыркнул Хонджун. — На следующей тренировке будешь пахать как проклятый, готовься.              Уён состроил страдальческое лицо и пробормотал что-то невнятное про жестокого капитана команды, которому только повод дай поиздеваться над товарищами. Хонджун толкнул его в плечо, и они, принявшись обсуждать какую-то неважную чушь, направились в сторону раздевалок. Утомительный день наконец-то подходил к концу.       

***

             Горячая вода удивительным образом смывала накопившуюся усталость, расслабляла напряженные мышцы и позволяла лишним мыслям исчезнуть из головы хотя бы ненадолго. Простояв под кипятком минут десять, Хонджун понял, что пора закругляться. Остальные уже ушли, даже вездесущий Уён, который после звонка своей девушки тотчас устремился к ней на крыльях любви, позабыв об усталости. Так что Хонджун остался совершенно один.              Закрутив кран, он повязал вокруг бёдер полотенце, зачесал назад мокрые волосы и собрался выходить, но замер на месте, потому что за дверью, отделяющую душевые от раздевалки, послышались чьи-то шаги. Хонджун предположил, что кто-то из ребят вернулся за забытыми вещами или ключом от ячейки, как вдруг дверь отворилась, явив взору того, кого он точно не ожидал увидеть.               — Ты? — растерялся Хонджун. В своем брендовом костюме посреди душевой Пак Сонхва смотрелся до ужаса нелепо. Спасибо, что хоть в тапочки переобулся, а не завалился прямо в уличной обуви. — Нахера вообще приперся?              Сонхва отчитываться явно не собирался. Он прикрыл за собой дверь и облокотился о неё спиной, скрестив руки на груди. Его губы изогнулись в многозначительной улыбке.              — В холле я встретил твоего друга, и он любезно подсказал мне, где тебя искать.              Хонджун мысленно выругался, матеря трепливого Уëна на чем свет стоит. Он пообещал, что позже непременно проведёт с ним воспитательную беседу на тему того, почему нужно держать язык за зубами. Однако болтливость Уёна была проблемой второго плана. А вот главная проблема нарисовалась в лице Сонхва, который зачем-то закрыл дверь, отрезав единственный путь к отступлению. Злость медленно, но верно сменялась недоумением.              Сейчас, обнажённый, прикрытый одним лишь полотенцем, под изучающим взглядом Сонхва Хонджун ощущал себя неуютно. Его рассматривали беззастенчиво, словно экспонат на выставке, и спокойствие, которое он пытался сохранять хотя бы внешне, грозило в любой момент треснуть, разлететься на тысячи осколков. Воспоминания об их совместной ночи, такие яркие и красочные, возникали в голове, как по волшебству, заставляя испытывать неловкость, совершенно не свойственную ему в повседневной жизни. Плевать, что не так давно он позволял Сонхва касаться себя везде, где только вздумается. Этот спонтанный секс случился на пьяную голову, и больше подобной ошибки Хонджун не повторит.              — Чего ты хочешь?              Сонхва состроил такое лицо, как будто вопрос Хонджуна был настолько глуп, что даже не стоил того, чтобы на него отвечать. В иной ситуации чужое высокомерие гарантированно вывело бы Хонджуна из себя, но в этот раз обстановка не располагала. Он действительно не понимал, с какой целью Сонхва завалился к нему в душ. Неужели караулил у двери, дожидаясь, когда в раздевалке никого не останется? Вот же псих.              — Хочу поговорить с тобой, — терпеливо пояснил Сонхва. — Ты всю неделю притворялся, будто меня не существует. Это, знаешь ли, раздражает.              — А ты не охуел ли часом? — возмущённо встрепенулся Хонджун. — Да плевал я, что тебя там раздражает. Я, кажется, ясно выразился, что больше не хочу с тобой общаться. Ты по-человечески не понимаешь что ли?              Сонхва лишь беспечно пожал плечами, не переставая загадочно улыбаться. До нестерпимого зуда под костяшками хотелось съездить ему по лицу, вот только у Сонхва были богатые родители, которые за покушение на смазливую мордашку их сына наверняка устроят Хонджуну веселую жизнь. Не стоило искушать судьбу и портить себе репутацию, ведь отмыться от подобного не получится до конца жизни.              — Не понимаю.              — Не думал, что ты настолько туго соображаешь, — Хонджун покачал головой в притворном разочаровании. — А теперь, будь так добр, свали. Пиздеть с тобой в таком виде я уж точно не собираюсь.              Его просьбу, больше похожую на приказ, ожидаемо проигнорировали. Вместо того, чтобы молча отойти в сторону, Сонхва оттолкнулся от двери и в несколько шагов сократил разделявшее их расстояние. Не ожидавший подобного поворота событий, Хонджун рефлекторно отступил, но позади была лишь стена, в которую он уткнулся лопатками. Холод кафельной плитки обжёг кожу, но он даже не поморщился — вскинул подбородок, с вызовом глядя в лицо нависшего над ним Сонхва. Кажется, тот мнил себя хозяином положения, охотником, загнавшим жертву в угол, вот только Хонджун не собирался играть в поддавки.              — Откуда в тебе столько ненависти ко мне? — Сонхва стоял настолько близко, что легкий запах его парфюма щекотал ноздри. — Готов поспорить, на самом деле ты ни о чем не жалеешь, но боишься себе в этом признаться. Ну, так что, ответишь или снова сбежишь, как в прошлый раз?              Его близость оказывала на Хонджуна странное, необъяснимое воздействие, под влиянием которого он ухватил Сонхва за галстук, намотав его на кулак, и притянул к себе. По растерянности, мелькнувшей в глазах напротив, не без мрачного удовлетворения отметил, что сумел застать их обладателя врасплох. Эта маленькая победа раззадорила его лишь сильнее.              — Иди к чёрту, — по слогам отчеканил Хонджун. Играть по чужим правилам было не в его стиле. Особенно по правилам Сонхва.              Послышался утомлённый вздох — кажется, кое-кто начал терять терпение. Сонхва подался ближе, ловко перехватил руками его запястья и прижал их к стене, лишив возможности пошевелиться. В иной ситуации Хонджун бы рассмеялся над нелепостью происходящего, но сейчас ему было не до смеха. Он мог легко вырваться, если бы захотел, мог врезать Сонхва по лицу или зарядить промеж ног, чтобы впредь сто раз подумал, прежде чем распускать ручонки, но отчего-то не стал этого делать. Вместо этого он склонил голову вбок, без слов подначивая и словно вопрошая: ну и что ты будешь делать дальше? Как далеко ты осмелишься зайти?              — Давай, скажи ещё раз, что больше не хочешь меня видеть.              Хонджун лишь нагло ухмыльнулся в ответ.              — Обойдешься.              Напряжение искрило между ними настолько ярко и ощутимо, что, казалось, поднеси спичку — и всё взорвётся к чертовой матери. К своему удивлению, Хонджун ощущал, что выводить Сонхва на эмоции ему не просто нравится — он получал от этого искреннее удовольствие, словно законченный мазохист. Хотелось испытать на прочность пределы его выдержки, стереть это безмятежное выражение с миловидного лица, чтобы в конечном итоге спровоцировать на какую-нибудь глупость. Чтобы убедиться: он тоже может потерять самообладание.              Старания Хонджуна окупились стократно, ведь терпение Сонхва все-таки лопнуло.              Он поцеловал его, прижался ртом ко рту в жестком, требовательном поцелуе. Хонджун распахнул глаза и рефлекторно выставил перед собой ладони в попытке отвоевать немного личного пространства, но Сонхва не собирался сдаваться так просто. Одна рука легла Хонджуну на талию, а вторая вплелась в мокрые пряди на затылке, оттягивая их у корней. Пришлось запрокинуть голову.              — Не делай вид, что тебе не нравится, — жаркий шепот на ухо заставил покрыться мурашками, судорожно сглотнуть и с побежденным вздохом прижаться ближе. Сонхва мягко усмехнулся, упиваясь своим превосходством. — Быстро же ты сдался, Джун-а.              — Не называй меня так.              — А как мне тебя называть?              — Никак, — Хонджун скользнул мокрыми ладонями по плечам, затянутым тканью пиджака, обвил руками шею, с трудом усмирив в себе желание посильнее сжать пальцы. — Сделай одолжение, просто заткнись.              — Как скажешь.              Сонхва в кой-то веки подчинился без лишних вопросов. Он вновь накрыл губы Хонджуна своими, целуя жадно и глубоко. Так, словно возможности остаться наедине у них больше не будет. И крышу от этой откровенности сносило похлеще, чем от алкоголя. Руки Сонхва, казалось, были везде. Хаотично гладили живот и спину Хонджуна, сминали бока, скользили по разгоряченной груди, заставляя лихорадочно вздрагивать. Каждое касание кипятком обжигало чувствительную кожу, и сдерживаться, чтобы не застонать в голос, с каждой секундой становилось всё сложнее. Сладостная пытка, от которой плыло перед глазами, а дыхание сбивалось напрочь.              Хонджун не смог бы сказать, сколько длилось это безумие. Жгучее возбуждение уверенно уничтожало последние остатки здравого смысла, погребая рассудок под лавиной острых, как импульсы, ощущений. Однако он не был бы собой, если бы безропотно сдался, позволив Сонхва полностью руководить процессом. Их беспорядочные поцелуи больше напоминали противостояние, где каждый стремился отвоевать ведущую роль, и уступить в этой бессмысленной борьбе значило окончательно и бесповоротно проиграть. А проигрывать Хонджун ой как не любил.              Он оторвался от покрасневших, влажно блестящих губ Сонхва, скользнул приоткрытым ртом вниз по шее, прикусил нежную кожу и тут же зализал место укуса языком. Не сдержал самодовольной усмешки, ощутив, как пальцы Сонхва сильнее стиснули талию — наверняка потом останутся следы, но как же Хонджуну было плевать. Всё, что отныне имело значение — прерывистое дыхание над ухом и жадные прикосновения, от которых тело горело, словно в лихорадке. Низ живота охватила сладкая дрожь, мысли безбожно путались, но какой-то частичкой разума, еще не задохнувшейся в душном от страстных поцелуев воздухе, Хонджун понимал: нужно остановиться, пока происходящее не зашло слишком далеко.               — Хва… тит, — вырвался из горла сбивчивый вздох, когда ладонь Сонхва замерла в опасной близости от края полотенца. Немного усилия — и жалкий кусок ткани слетел бы к чертям собачьим, явив Хонджуна в чем мать родила, но опускаться до подобной подлости Сонхва не стал. Он лишь огладил живот Хонджуна кончиками пальцев, щекотно прошёлся выше, до груди, да там, прямо напротив гулко бьющегося сердца, и остановился. В кой-то веки послушался, а не поступил по-своему.              — Хочешь прекратить? Мы ведь только начали.              Усилием воли Хонджун заставил себя повернуть голову, чтобы поймать подернутый дымкой возбуждения взгляд. Его стараниями идеальная укладка Сонхва превратилась в полнейший хаос, голос звучал непривычно хрипло, а скулы окрасил лёгкий румянец. Хонджун не сомневался, что выглядит точно так же — за тем лишь исключением, что на нём самом из одежды было только повязанное вокруг бедер полотенце, которое практически не скрывало стоящий член. Прекрасная, однако, картина. А главное — весьма красноречивая.              От внезапного открытия краснота залила щеки до колючего жжения. Хонджун с досадой понял, насколько же сильно проебался. Списать свое развязное поведение на алкоголь — это одно, но теперь, когда он не выпил ни грамма спиртного, будет сложно придумать разумное объяснение, почему он не послал Сонхва куда подальше, а млел в его руках, охотно отвечая на поцелуи.              — Предлагаю на этом и закончить, — голова по-прежнему кружилась, но усилием воли Хонджун отбросил мысли о том, как же сильно ему хотелось довести начатое до конца. — Не знаю, что на меня нашло, но это была ошибка.              — Как-то часто ты стал ошибаться, Джун-а, — Сонхва испустил утомлённый вздох. — Знаешь, как говорят, первый раз — случайность, второй — совпадение, а третий…              — Можешь не продолжать, — покачал головой Хонджун. — Я и без твоих нравоучений всё понял.              — И что же мы с тобой будем делать, раз ты такой понятливый?              Хонджун недовольно закатил глаза, словно Сонхва задал самый тупой вопрос из всех возможных.              — Молча разойдёмся и будем заниматься своими делами, очевидно же. Моё решение не изменилось, даже несмотря на то, что ты присосался ко мне, как пиявка.              — У тебя сейчас полотенце сползет, умник.              Хонджун вовремя подхватил полотенце, держащееся на честном слове, и подтянул его повыше, прикрывая пах. Накатившее было возбуждение стремительно таяло, а на смену ему пришла привычная раздражительность, всякий раз возникавшая в присутствии Сонхва. Однако на сей раз к ней примешалось нечто иное, чему он сам пока что не мог подобрать определения.               — Подумай о том, что я сказал.              Сонхва обхватил ладонями лицо Хонджуна и осторожно, почти целомудренно поцеловал в лоб, словно заботливая мамочка любимое чадо. И это касание губ так сильно контрастировало со всеми предшествующими непотребствами, что Хонджун застыл в недоумении и даже не попытался отстраниться. Только изумлённо моргнул, не понимая, с какой стати Сонхва опустился до подобных нежностей.              — Знаешь, а ты красивый, когда не хмуришься.              Задерживаться он не стал. Поправил смятую, всю в мокрых пятнах рубашку, пригладил растрепанную челку и вышел из душевой, оставив Хонджуна в смятенных чувствах прокручивать в голове произошедшее. Очнулся он только тогда, когда услышал хлопок двери, ведущей из раздевалки в коридор. Распаленное ласками тело покрылось мурашками от царящей в душевой прохлады, и Хонджун крупно вздрогнул, обхватив себя руками за плечи.               — Пиздец, — невольно вырвалось у него. Пожалуй, для описания происходящего это слово подходило как нельзя лучше.