Ты и я

Наблюдать за сценой чужого ужина из густоты кустов было чем-то клишированно глупым. Не в его возрасте, не в его статусе, не для его репутации… Если, конечно, в глазах Агаты у него ещё была какая-то репутация, отличная от преступника и подлеца. Сегодня он соответствовал ей в достаточной мере: незаконное проникновение на частную территорию — малоприятная статья. Только видеть вьющегося около небезразличной женщины «дружка» стало невыносимым. Оставаться в недосказанности Холодову претило. Пусть переступит через гордость, пусть заставит умолкнуть принципы, но, наконец, поговорит с ней. Хотел поговорить, пока не зашёл через открытые ворота и не разглядел в окне до зубного скрежета знакомый силуэт. К счастью, они заканчивали. Поэтому и задержался в случайном укрытии: в мокрых после полива и неожиданно колких кустах, клишированно глупо, до боли сжимая губы от ненавистного зрелища. Хотя в том, как Агата деланно смеялась и размахивала руками, оттесняя Лопатина к входной двери, — точно выпроваживала! — даже было что-то приятное, тешащее самодовольство. Игорь, поскользнувшись на камне, едва успел забраться в зелень поглубже, не заработав очередной перелом и не выдав себя, когда голоса отужинавших зазвучали совсем рядом. — Агата Денисовна, всё было прекрасно, спасибо! Смею надеяться, мы проведём ещё немало таких вечеров! — Да, спасибо… — напускная любезность в её голосе была истинной усладой для слуха. — Всего хорошего, счастливо. Тоша вас, наверное, заждался. «Агата Денисовна, всё было прекрасно… Мы проведём… Усатый чёрт!» — удержавшись, чтобы не покинуть укрытие раньше срока и не внести корректировки в мечтания Аркадия, Игорь стиснул кулаки. Как только очаровательная женщина в синей рубашке скрылась в доме, а след Лопатина простыл за воротами, он не без труда выбрался из кустов, отряхнулся и позвонил в дверь. Агата, очевидно, посчитавшая, что гость вернулся за чем-то забытым, через мгновение распахнула её с лёгкой улыбкой, так же скоро сошедшей с лица: — О… Ты… Его выставленная нога не позволила закрыть дверь, не дав случиться хоть какому-то разговору. — Привет. Вскинув бровь, она осмотрела местами пропитанный водой серый пиджак: — Вы к нам из дальних стран, где идут дожди и растёт… бересклет? — усмехнувшись, сняла с его плеча маленький зелёный лист, по знакомой форме определяя то, что украшало их сад чуть правее крыльца. Холодов невозмутимо одёрнул пиджак. Когда-то конспирация перестала быть ему верной подругой… Наверное, в аккурат с появлением в их посёлке Агаты. — Да вот… Шёл мимо — думаю, зайду. — М-м… — она закивала будто бы в понимании. — Ну иди. Шёл — и иди. Мимо. Не дожидаясь ответной реплики, упорно изображая безразличие, Агата ушла в дом. Репутация более не мешала Холодову быть наглым и счастливым — напротив, продолжал соответствовать, когда решил пройти за ней. — Агата… Она всё ещё не хотела его ни слушать, ни слышать. Убирая со стола посуду, предпочитала не замечать внушительную фигуру незваного гостя. Когда он предпринимал жалкие попытки заговорить, общество Лопатина казалось не таким уж навязчивым. — Агата… Дети дома? — окинув взглядом кухню, Игорь подошёл к столу. Вечно бегать от него у неё всё равно не получится. — О, крок-месье? Твоя тарелка или его? Женщина закатила глаза. С характерным стуком поставила собранные тарелки около раковины и нехотя повернулась: — Это моя тарелка, — фыркнула, наблюдая, с каким честным удовольствием мужчина откусывал сэндвич. — Ценитель французской кухни? — Да, знаете ли, доводилось, — ответил он, не дожевав. — У одной моей старой знакомой были потрясающие французские булочки! Агата нахмурилась и выронила из дрогнувшей руки вилку: — Избавьте меня от этих отвратительных подробностей. — Ну… Булочки — в смысле хлебобулочные изделия. Она была талантливым кондитером. Просто потрясающе! — Я же сказала: мне неинтересно. Неинтересны. Ни булочки, ни ваши старые знакомые… ни вы! Я как-то не так объясняю что ли… Не на русском языке? Объясняю и объясняю — а всё не доходит! — Агата… Игорь отставил тарелку и поднялся из-за стола. «Ты», «вы» — они игрались этими чередующимися местоимениями так же плохо, как и в целом складывались их взаимоотношения после той ночи, что была полна позабытыми прекрасными чувствами, а утром… Утром растаяла и расставила по разным сторонам. Как можно было выкать человеку, которого с самой искренней, пылкой нежностью прижимал к себе в постели, чьё имя шептал самым томным, развязным образом? Впрочем, для этой женщины не было ничего невозможного — странно, что он периодически сомневался в её умениях. — Агата… — Холодов пальцем хотел коснуться её плеча, но она отпрянула, словно от огня. — Поели? На выход. Жаль, что старые талантливые знакомые больше не кормят, а Евгении Марковне готовить, наверное, некогда — работает в поте лица… Жаль! Но… Давайте: к себе домой, к вашей «Ж» — куда хотите. — Агата! Допекла. Довела. До края, до предела, до мыслимых и немыслимых границ. Что за женщина такая! Любимая… Переступив через гордость, обязательно поговорит с ней об их главном деле давно минувших дней… Но не сейчас. Сейчас поцелует её. Перехватит за кисть и, вдавив в столешницу, не даст сбежать в комнаты; сожмёт в кольце крепких рук и не позволит вырваться, не обращая внимания ни на колотящие по спине ладони, ни на плотно сжатые губы, не спешащие отвечать взаимностью. Ещё не простила, конечно… Обижалась, подозревала, не верила, разрешала нашёптывать в уши ложь. Но — Игорь был уверен — ощущала то же шевелящееся в груди, не дающее покоя чувство. Тоже любила. Должны же её книги, которые читала едва ли не до рассвета, в конце концов, напомнить ей о том, что тот герой, кого очерняли, на кого указывали самые аргументированные подозрения, всегда оказывался невиновным, напрасно обиженным неверием? Должны. Не расскажут книги — объяснит он. Уж как-нибудь снова задержит около себя на лишнюю минуту — хоть поцелуем, хоть верёвками. Агата ещё слабо отбивалась, когда он отпустил её, как показалось, уже не так яростно желающую вырваться. С припухшими губами, со спутанными от его ладоней волосами, с поблёскивающими глазами — не то от гнева, не то от противоречащего убеждениям удовольствия. — Я… Мне нужно наверх… Телефон… Вдруг дети позвонят? Телефон наверху забыла… И правда забыв, что мобильный тихо лежал на столе, судорожно поправляя причёску и не зная, куда деть — будто впервые! — глаза, она развернулась и, спрятавшись от его взгляда, позволила себе улыбнуться — широко, довольно, триумфально и так глупо умножая на ноль всё, что было, что знала, что предполагала… — Агата? — имя, за последние десять минут прозвучавшее столько раз, что почти начало терять смысл, теперь принадлежало другому голосу. Дуэту. Женщина закашлялась от неожиданной встречи. Не придумать оправдание ситуации в течение пяти секунд всегда пророчило провал. Сегодня у неё случился провальный день. День провальных убеждений и умений. — Варя? Гриша? А вы… Когда вы вернулись? «И как давно стоите здесь?» — продолжение вопроса так и осталось в её разбросанных по углам мыслях. Кто-то дышащий в затылок незаметно для других всё-таки провёл по плечу.