Вот попал, так попал...

Времяпровождение с другими супругами продолжается распитием огромного количества алкоголя, а под конец пробой курения сигар. Нежные омежки кашляют, сам Лео кашляет тоже, он плачет от горечи вкуса и от счастья одновременно. О, да! Оказывается, два века назад делали отличные сигары… Современная дрянь с этим не сравнится. И все бы было хорошо, но блондинчик из их компании, этот правильный моралист, который скурил больше всех и ни разу не подавился, сдал их всех главному. Короче говоря, в их компании завелась крыса по имени Ами. И пришедший злой Дилис разогнал всю их сходку по комнатам, пообещав оставить их в этом месяце без ежемесячного выделения денежных средств на личные расходы. А деньги Лео нужны. Он не знает, зачем, но деньжат много не бывает. Он как старый гном, любит все копить и прятать в потаенное место. Так же было и в предыдущей жизни: он накапливал, накапливал, только вот незадача: он умер и ничего не забрал с собой. «Мораль сей басни такова — лучше жить во всю, пока не сдох», — думает пьяный Лео, шатаясь, идет по коридору зигзагами, от стены к стене. Все перед глазами и в голове плывет. Он напился, накурился, теперь ему хочется секса. И под руку удачно попадает какой-то симпатичный бета из слуг одного из супругов. — Эй, сюда, милашка, — зовет его Лео, ухмыляясь. — Господин? Вам плохо? — подбегает слуга, а вот проворный Лео тут же затаскивает его в свои покои, там прижимает к стене, и, продолжая похабно ухмыляться, говорит: — Да, мне плохо, хочется ласки, тепла, сладкого траха в конце-концов, — облизывается. — Тра… чего? Вам хочется сладкого торта? — не понимает бета. — Какой глупенький, — фыркает Лео, отпуская жертву. — Впрочем, сойдешь. Проходи, раздевайся. Он смотрит на бету, но… ничего. Даже в пьяном состоянии в области паха ничего не шевелится! Почему?! Омега не может возбудиться без феромона альфы, да? И что за бред?! Лео думал, что омеги могут потечь всегда, они же развратные ебливые твари! Но тут… оказалось, это так не работает. Плюс его новый член настолько мал, что даже в возбужденном состоянии едва ли принесет ему удовольствие от пихания его в чью-то раздолбанную дырку. Пф… Но есть же и другие способы удовлетворения! Если не может отыметь, то хотя бы потискает, потрогает! И только он зажимает слугу, как в дверь стучат. Так громко и требовательно, что на миг кажется, что по ту сторону сам дьявол, который вот-вот утащит его под землю. Однако, через миг сюда влетает никто иной, как нянь. Тот грозно размахивает палкой. Подбегает к бете и начинает его трясти: — Что ты сделал с господином?! Почему он едва стоит на ногах и шатается, почему он весь позеленел?! Боже! Его отравили! Кто это приказал, сознавайся, иначе я выбью из тебя всю правду! — нападает нянь, казалось бы, старый манерный омега. — Я… я… не делал! — пытается сказать слуга, но узурпатор-воспитатель уже его душит, а второй рукой бьет по голове палкой. Лео же действительно плохо. Слабое тело не выдерживает такого количества алкоголя. Вино просится наружу, хочет выйти обратно вместе с содержимым желудка. Лео мечется по комнате, в поисках укромного местечка, в итоге открывает окно и выпускает вино и все остальное на улицу. И попадает прямо на двух стражников у себя под окнами… Впрочем, с прицелом у него всегда все было отлично. Лео возвращается в момент, когда слуга уже синеет, а нянь краснеет от ярости. Он быстро разнимает их, отбирая палку. И невпопад, запутанным языком объясняет, что никто его не травил. Это все вино из погреба, которое они всем гаремом приговорили под веселые мелодии и песни… Однако Лео не учел, что пить как раньше он не может. Вот и вышло отравление, но алкогольное. — Так вы пытались себя убить! — делает выводы нянь, уже бледнея. Бедный бета тем временем тихо выползает из комнаты. Прямо по полу. — Ага, пытались. Вчетвером. — Что вы… — Говорю, вино я пил на пару с этими шаболдами, — поясняет Лео, пытаясь говорить внятно. — Ну, с султанскими куропатками. С крысами, черт их побери! Нянь качает головой, прикрыв рот рукой. На его глазах выступают слезы: он то судя по всему решил, что супруги решили от него избавиться и отравили. От его родного воспитанника! — Ну хватит сопли жевать, присядь, расслабься, меня топором не добьешь, что мне какой-то там забродивший виноградный яд? — Лео, шатаясь, усаживает на диван хнычущего омегу. Тот вытирает лицо краем головного убора, из-под которого не видно волос. Зато видно массивные серьги и мочки ушей, оттянутые под их весом слегка вниз. Одет тот в строгое закрытое одеяние темно-серого цвета. Это все его сильно старит, хоть сам по себе он явно еще не стар. Воспитателями становятся молодые омеги низкого дворянского происхождения, кому дозволено было обучиться письму, чтению и пойти прислуживать детям более знатных семей. Странная тут система. — Я не могу не волноваться за вас, я помню вас с рождения и до этого момента, я всегда был рядом, во все самые трудные и радостные моменты… Вы мне как родной сын, ведь своих детей у меня нет и не будет, — говорит нянь. А Лео словно прошибает. Так это все, что делал и говорил этот чудаковатый омега — называется «заботой»? Это потому, что нянь любит Кая как родного ребенка и переживает за его судьбу? Лео в растерянности, ведь его собственному папе было плевать на него. Он вновь вспоминает холодного, расчетливого омегу, коим являлся его папочка. Деспотичный, злой, агрессивный. Он наказывал вредного сына порой до кровавых излияний под кожу, лупил ремнем, руками, книгами, всем, что попадется под руку. Однажды чуть не задушил его шнуром от пылесоса, этот момент Лео помнит отчетливо. Ведь тогда он осязаемо подумал, что умирает, ему казалось уже, что душа покидает его тело… и он тогда был этому рад. Психопат, увидев, что его ребенок улыбается, отпустил его и выгнал прочь, отлупив кашляющего Лео тем же шнуром. И это лишь одно из тысячи подобных воспоминаний. Мог ли Лео вырасти нормальным? Был ли у него шанс? Обида, душившая его всю жизнь, не прошла до сих пор. А сейчас, когда он сильно пьян, Лео словно вновь почувствовал себя ребенком, который всего-лишь хотел быть любимым. Он тянется к воспитателю и обнимает его, а тот рыдает и прижимается. — Мой Кай! Мой маленький, как же вы настрадались, а теперь вас выдали за это чудовище, его супруги сведут вас со свету, вы же такой нежный… — продолжает причитать нянь, а Лео почему-то нравится, что его жалеют. Слова «Кай мертв» Застревают в горле. Нянь не поймет. Лео и сам не понимает. Он просто взял и проснулся в чужом теле, он даже не знает, что стало с его настоящим телом там, в другом времени. Его похоронили? Или никто так и не пришел навестить его в той квартирке, забитой доверху хламом? Ну да, друзей у него не было, а врагов — хоть отбавляй. Наверняка его тело так и лежит там рядом с диваном и гниет. Разлагается медленно, а соседи думают, что эта жуткая вонь — из-за мусора. Его жалкие останки некому хоронить. Наверно, это худшее, что может ждать человека. И что же? Он опять будет вести себя как мудак, опять наживет сотни врагов, потеряет всех, кто хорошо к нему относится? Опять умрет нелепой смертью и его тело выбросят куда-нибудь в реку, на корм рыбам? Если он продолжит чудить, то останется один. Вот, что он осознает будучи пьяным и обнимая плачущего няня. Видимо, Кай заслуживал, чтобы его любили. Тогда и Лео надо это заслужить. Хватит валять дурака и издеваться над окружающими. Иначе его ждет тот же печальный конец, что и в прошлой жизни. Лео так и засыпает, чувствуя чужое тепло. Утром он просыпается в постели, укутанный одеялом, переодетый в ночную сорочку. Ему приносят завтрак, но хочется только воды. И чем побольше. Да уж, у Кая никакой выдержки… В итоге Лео выпивает всю воду из кувшина, и из всех четырех ваз с розами. Чувство, будто он и не засыпал. Но свои мысли Лео помнит отчетливо. Нужно что-то менять. В этот раз он без капризов и матов позволяет себя нарядить в нежно-голубой наряд, закрытый, с рукавами-фонариками, с вновь просторной, не пышной юбкой и без шлейфа. На нем есть вышивка, кайма отделана узорами роз и гипюром. Довольно красиво, похоже на дедушкину занавеску на кухне. Лео почти не помнит деда — кажется, тот был хорошим. Он не ругается даже тогда, когда слуги пытаются выдрать ему волосы, сооружая из них замысловатую прическу с косами. Но всей этой красотой и слоем макияжа не скрыть его позеленевшее после вчерашнего, помятое лицо. А позже к нему приходит свеженький, как огурчик с огорода, Бетси, третий супруг. Он тоже на марафете — весь такой воздушный в желтеньком платье с кружевами и заложенными назад каштановыми волосами. У висков кокетливые завитки. Сам Бетси довольно симпатичен, но не красив. У него круглое лицо, небольшие глаза и россыпь веснушек на щеках и носу, а так же на открытых плечах. И немного пухленький. Он не подходит под идеал своей эпохи: тонкого, прозрачного, как призрак, омегу, который настолько нежен и хрупок, что, кажется, рассыпется от дуновения ветра. Бетси громко смеется, он хохотун, а это тоже неприлично: в моде тихие и скромные, точнее сказать, никакие, бесхарактерные мямли, не смеющие перечить мужу и родителям. Далеко не все попадали под светлый идеал, но многие стремились. Отбеливали себе лицо, руки специальными белилами и пудрой. Порой осветляли волосы, ведь в моде были блондины. Сидели на жесточайших диетах, мясо не ели, только прикладывали его — сырое — к щекам, для легкого, здорового румянца. А так, местные омеги из высшего общества были ходячими трупами. И болели они так же часто. Умирали, как мухи, от воспаления легких, послеродовой горячки и иных распространенных заболеваний этого времени. Лео не хочет себе такой же судьбы. Он планирует делать упражнения, развивать свое тело, сделав его сильнее и выносливее. Он наконец обращает внимание на гостя, переспрашивая, что же тот сказал. — Я говорю, доброе утро, шаболда, — повторяет Бетси и улыбается. — О, какой дивный и смешной у вас диалект в Землях Тюльпанов! Я был там проездом в прошлом месяце. С вами знакомился, но вы же не помните. — И каким я был? — интересуется Лео. — О, вы были крайне подавлены, очень грустны, были тенью от себя нынешнего. Вас не узнать, вы стали намного живее, а тогда вы показались мне мертвым, — признается болтливый Бетси, садясь на диванчик рядом с хозяином комнаты. — Наверняка вы не хотели выходить замуж за врага своих родителей. Либо были другие причины, мне это неизвестно. Вы были очень молчаливым, не сказали ни слова, зато теперь говорите много и часто вульгарно. Совсем два разных человека! Потеря памяти пошла вам на пользу. — Определенно, — кивает Лео и усмехается. Если они узнают, что в теле их Кая другая душа — не поверят, отправят его в монастырь, где дядьки священнослужители и монахи будут выгонять из него демона. А может он и правда стал после смерти демоном и овладел телом слабого омежки? Лео хищно усмехается. А что, если бы он был религиозно настроенным, то так бы и подумал. Информация о Кае, мертвом при жизни, его заинтересовала. Это из-за деспотов-родителей? Потери невинности? Этого уже не узнать. — Дилис места себе не находит, слуги донесли мне, что вчера он увидел вас в компании Альмонда. Вы мило беседовали. О чем? Что там было? Я поэтому и пришел, я сгораю от любопытства! — тараторит Бетси, краснощекий и улыбчивый. Он активно жестикулирует. Ему даже идет его полнота. — Мы столкнулись случайно. Я спизд… своровал сигареты, а он меня чуть не застукал. Я схватил книгу и начал читать, мы заговорили об этом, потом пришел Дилис и начал убивать меня глазенками, полез к муженьку обниматься, обвив его своим телом, как змея. Это все. — Господи! — восклицает Бетси. — Я надеюсь, именно вы станете тем, кто свергнет Дилиса с его высокопоставленного места. Альмонд позволяет ему многое, и прощает тоже. — Так кто ж ему виноват, сам гадюку выбрал, пусть теперь расхлебывает, — сплетничает Лео, ему это нравится. Бетси вспыхивает сильнее от его слов, раскрывает кружевной веер и машет им на себя. Сидящий рядом Лео ощущает дуновение ветерка на своем лице. — Боюсь, что вы правы, — хихикает омежка. — Эм, — Лео задумывается, но решает спросить. — У Альмонда есть четыре супруга, но нет детей? Как так вышло? Я думал, у него к этому времени детей с двадцать, но я вообще не слышал детского плача или смеха. Тут одни взрослые. Местный султан что, импотент? — О! Это запрещенная тема, ее нельзя обсуждать при Альмонде или Дилисе. Дети были, точнее, у Ами была двойня от мужа, но они оба умерли от оспы в пять лет. Другие дети Ами погибали, не родившись. После у второго супруга, у Женевьера, тоже было несколько выкидышей. У меня, благо, не было ни того, ни другого, я вообще мало был с мужем, так как он вскоре женился на Дилисе. Он мало нас навещает. В основном проводит время с любимцем, он его фаворит. — А Дилис от него не беременел с таким-то количеством секса? — не стесняясь, говорит Лео, а вот Бетси краснеет и прикрывает пухленькое лицо веером. — О, нет, ни разу. — А есть у вас тут травы, от которых не сможешь забеременеть? — догадывается он. — Да… — растерянно произносит собеседник, а после округляет глаза и рот, чуть не вскакивая. — Думаете?! — Уверен, — пожимает плечами Лео. — Еще скажите, что выкидыши были подозрительные, и тогда пазл сложится. Дилис сам не хочет рожать, но и другим не даст, так как тот, кто родит пиздюка… кхм, ребенка, станет по статусу выше, чем он сам, станет главным. Я не ошибаюсь? — Это так, — подтверждает Бетси. — Папа первенца и наследника будет тут главенствовать над всеми, таковы устои. Но пока у Альмонда нет детей, он волен сам выбирать того, кто будет нами управлять. Им сделали Дилиса, — Бетси кривится и показывает язык, видно, что тоже не любит главную занозу в заднице. — Рано или поздно Альмонд поймет. Кого подпустил к себе, — усмехается Лео. Он лично этому поспособствует.