Same wish

      Всю дорогу на лифте до нужного этажа (к слову, самого верхнего; интересно, стремился ли демон возвыситься над городом или втайне желал почувствовать себя ближе к Небесам?) Азирафаэль размышлял о том, что готов ко всему. Что бы ни произошло дальше, кто бы за ними ни явился и какой бы сатисфакции ни потребовали оскорбленные стороны, сегодняшняя ночь не сможет стать еще более необыкновенной, чем она есть... Как же он ошибался!       – Да будет свет, – донесся из темноты приглушенный, но отчетливый голос Кроули, и каждая лампочка в его поистине впечатляющей квартире с готовностью откликнулась на зов.       Все светильники, прожекторы и даже одинокая гирлянда, чьи разноцветные огоньки пустились в бесконечную погоню друг за другом, вспыхнули разом.       – Но как?.. – Азирафаэль оторопело заморгал, начал крутить головой, ища следы чуда. – Ты ведь не?..       Демон показал ему маленький плоский прямоугольник с кнопками. Стоило нажать одну, и свет стал мягче. Второе нажатие погасило гирлянду и часть ламп под высокими потолками, третье разогнало сгустившиеся в углах тени.       – «Умный дом». Человечья лень творит чудеса. – Кроули приподнял уголки губ, но затем нахмурился и спрятал руки в карманы пиджака, привалившись спиной к шершавой бетонной стене. Неуверенно повел ссутуленными плечами, словно бы владелец этих плеч старался занять в пространстве как можно меньше места. – Ты... нгм... располагайся, а мне надо в оранжерею. Трогать и пробовать можно всё, только в остатки Лигура не вступи! Я не успел их убрать, мда.       Кроули был не в состоянии притворяться, что пустить кого-то на свою территорию для него – сущие пустяки и дело привычки.       – Хорошо, – ободряюще кивнул Азирафаэль. Он решил пока ничего не уточнять. – У тебя очень уютно. Такой простор!       Демон покачал головой, кажется, не поверив ни на йоту. Буркнул: «Налей себе чего-нибудь, я скоро вернусь» и скрылся за вращающейся дверью, которая, на первый взгляд, ничем не отличалась от стены. За ней в самом деле виднелись какие-то заросли.       Оранжерея, значит? Кроули, который, сколько они знакомы, избегал ответственности, покуда мог, ухаживает за растениями?! Ты полон тайн, друг мой. Впрочем, интересовался ли ангел когда-нибудь, чем занят Кроули в свободное время? Чем он предпочитает заниматься в одиночестве? Смотрит ли кино, слушает ли музыку ради удовольствия, а не для того чтобы унизить тишину очередной невыносимой какофонией? У демонов бывает хобби?       Даже если его это интересовало, Азирафаэль не задавал прямых вопросов, а Кроули не горел желанием делиться чем-то настолько личным, хотя сам был не прочь заглянуть в книжный, знал, где хранится запас какао и какие первоиздания самые ценные.       «Дело не в его скрытности, – строго поправил себя ангел, проходя вглубь квартиры. – Это я ни разу не догадался спросить».       Он бы и не стал спрашивать, предпочитая уединенную жизнь в своем уютном закрытом мирке, где время будто застыло на рубеже девятнадцатого и двадцатого столетий, так его и не преодолев. Возможно, как-нибудь потом?.. Однако когда тебе остаются считанные часы, многие вещи, которым раньше не придавалось значения, предстают в совершенно ином свете. Теперь он здесь, у него не осталось ничего – и, пора уже признать, никого, кроме Всевышнего и Кроули.       Но Господь молчит. Конечно, у Него есть на то причины, а демону они никогда не требовались. Кроули просто помогал, просто звал с собой, всегда был поблизости. И не отвернулся, не бросил одного, когда стало некуда возвращаться. «Теперь мы сами по себе».       – Ох, Кроули... – Ангел невольно содрогнулся, обнаружив себя напротив огромного, от пола до потолка, окна без портьер.       Такое чувство, что, обустраивая жилище, демон отталкивался от идеи «Полная противоположность Аду, но не Рай». Много света и воздуха, величие и лаконичность, свежесть и чистота до стерильности: ни пятнышка на панелях из черного стекла и темного дерева, ни паутинки под потолком. И вместе с этим – мрачные тона, голые трубы и провода, солидных размеров экран и еще более грандиозный домашний бар, занимавший собой всю стену. Непостижимое количество комнат, в которых с непривычки легко заплутать, и минимум мебели. Тут вполне можно устраивать пробежки без риска врезаться в напольную вазу династии Мин или случайно задеть локтем стопку книг или вычурное пресс-папье на столе, ввиду отсутствия оных. После тесного магазинчика, заставленного очень нужными и памятными вещами, – почти небывалая роскошь. Кроули с его длинными конечностями и деятельной натурой здесь наверняка комфортно.       Однако вместо головокружительного чувства свободы, о котором кричал каждый предмет, каждая виниловая пластинка, каждое отсутствующее фото в пустой рамке, Азирафаэль уловил одиночество.       Зная Кроули, его не назовешь компанейским парнем и любителем шумных сборищ, какой бы эксцентрично-эпатажный образ он себе ни создал. В последние годы Змий, как и ангел, больше предпочитал тишину и покой. И всё же эта квартира чересчур огромна для одного. Белый кожаный диван в гостиной понятия не имел, кто такие гости. Черный глянцевый холодильник под влиянием чуда тянул в себя деликатесы из ближайших ресторанов без разбору и так же машинально избавлялся, когда еда начинала портиться...       Впрочем, кажется, не совсем без разбору? Присмотревшись, Азирафаэль убедился, что полки забиты его любимыми блюдами из разных эпох. На первый взгляд, это мало что значило: каких-то других блюд Кроули, абсолютно к еде равнодушный, мог и не знать, но...       «Неужели ты ждал, что я все-таки к тебе загляну? А мне никогда не приходило в голову...»       Азирафаэль не глядя схватил плитку молочного шоколада, которому хранил верность уже больше ста лет, и аккуратно прикрыл дверцу. Прижался к ней пылающим лбом.       «Сколько мы дружим? Шесть тысяч лет... Я потерял лучшего друга... Такая вот история, друг мой единственный...»       Лучший друг за неимением иного. Тот самый рак на безрыбье. Как первый попавшийся порт в бурю – радость и спасение. Понимал ли демон разницу между настоящей дружбой и тем, когда тебя используют? Друзей не стыдятся, не отталкивают в страхе, что вас случайно увидят вместе. От друга не ждут подвоха, на него не смотрят снисходительно, не попрекают «природой» и «наклонностями». Получается, тогда, в беседке, в сердцах бросая в лицо Кроули «Мы не друзья! Мы ангел и демон. Нет больше никакой нашей стороны!», он не лукавил?       Даже в тот единственный раз, когда демон обратился к нему с просьбой, Азирафаэль тянул до последнего, в надежде, что Кроули, как обычно, перебесится и вернется с новым планом, а о святой воде забудет. Однако Кроули не вернулся.       «Расплата всегда была неминуема. У меня был выбор: остаться в стороне и потерять его окончательно, без права узнать, что с ним сталось, или дать ему желаемое и быть рядом. Без гарантий и сроков, лишь на какое-то время, но... вместе».       Такой выбор чудовищен по сути своей, и всё же ангел был за него благодарен. Это милосерднее, чем не давать выбора вовсе.       Что предпочтительнее: плохой друг или никакого друга? О, Кроули обозвал бы его «королевой драмы», если бы узнал.       – Это кощунство – предаваться пустым сожалениям в такую ночь, – сказал Азирафаэль холодильнику и решительно открыл дверцу. Холодильник, смущенный обрушившимся на него вниманием, согласно заурчал. – Мы будем праздновать спасение Земли и думать. Даже если у нас ничего не выйдет, по крайней мере, мы сделаем всё возможное.       «Я еще успею стать другом, которого ты заслуживаешь», – мысленно добавил ангел и с энтузиазмом принялся за дело.       Он не мастер сервировки, однако и без помощи чуда получилось симпатично. Кухня Кроули быстро смекнула, что хуже ей не сделают, и помогала, чем могла, выдвигая нужные ящики и позвякивая спрятанными тарелками.       Бар же, судя по всему, перенял несносный характер своего хозяина, потому что любезно подсовывал чужаку игристые вина, которые демон недолюбливал со времен их изобретения, и абсент. В итоге сговорились на бренди и скотче.       Чтобы позвать Кроули к столу, пришлось миновать кабинет, в который Азирафаэль прежде не удосужился заглянуть. Единственная комната, не считая спальни, куда он не посмел войти, пусть и по другой причине. Что-то подсказывало, что загадочные «остатки Лигура» следовало искать именно в кабинете. Если тот демон не развоплотился, а погиб, значит...       Последние капли святой воды вместе с клетчатым термосом сгинули со стола прежде, чем Азирафаэль понял, что он делает. Термос был пуст. Кроули не собирался убивать себя – он устроил ловушку. Термос был пуст! Но еще с утра он был полон, а каких-то полвека назад ангел протягивал его Кроули с мыслью, что не сумеет себя простить при любом исходе.       От следующей мысли Азирафаэль похолодел и был вынужден упасть на стул, до смешного претенциозный и напоминающий трон.       – Они не могли узнать, что я отдал... Или могли? Меня же не заставят... самому... его?.. Нет-нет, это святотатство, с водой так нельзя. Гавриил не посмеет, не станет уподобляться... предателю. – Он застонал. – Прости меня, Господи, я сожалею.       Азирафаэль молил не о снисхождении, лишь о прощении, ибо знал: даже получи он второй шанс, поступил бы так же. Не только касательно святой воды, хотя тяжесть этого преступления по-прежнему давила на плечи. Его путь от отступника до предателя занял шесть тысяч лет, и отчаянно хотелось верить, что блага миру людей он принес всё же больше, чем зла.       «А знаешь, что самое забавное, ангелочек? Не виси сейчас над тобой реальная угроза кары небесной, ты бы радовался, как ловко вы обстряпали это дельце».       Незримое присутствие Сатаны шевелило волосы на затылке. Кроули не ошибся.       – Я знаю, – спокойно произнес Азирафаэль, сдерживая свой истинный облик херувима, который рвался в бой с главным врагом рода человеческого. – И это печалит меня, однако никоим образом тебя не касается. Уходи и оставь нас в покое.       «Какое трогательное единодушие! У вас буквально одно желание на двоих. Это ж как нужно было задолбать анге...»       – У тебя нет надо мной власти. Ты не властен над этим местом, пока я здесь. – Херувиму не нужны обряды, чтобы изгнать бесов, пусть это и сам дьявол. Праведного гнева и искреннего желания ему более чем достаточно. – Убирайся прочь.       «Оу, и давно Папочка перестал отвечать? Зовешь-зовешь, а в ответ – тишина. С людишками своими, значит, треплется за милую душу, а к тебе посылает этого недоумка Метатрона. Неприятное чувство, да? Для меня всё начиналось та...»       – Вон! – рявкнул Азирафаэль, удержав обличье чудом и в последний момент. Серебряные копыта глухо стукнули по ковру.       Проклятье. Он с досадой ударил кулаком по мраморной столешнице. Квартира Кроули была напичкана «глушилками», призванными сбить силы Света со следа. Не посольство Ада на Земле, разумеется, но нечто подобное. Если Небесам требовались какие-то особые опознавательные сигналы, чтобы отыскать беглого ангела, то вот он, пожалуйста.       Азирафаэль подошел к окну, раздвинул пальцами жалюзи. Летом светает рано, и, хотя лондонские тучи, как в любом не спящем мегаполисе, по ночам подсвечивались зловещей рыжиной городских огней, он видел: горизонт потускнел.       – «С умом выбирай обличье, ибо скоро играть тебе с огнем», – пробормотал ангел. – Неужели придется драться?       Предположения, одно хуже другого, теснились в голове. Если... нет, когда... нет, всё же уместнее «если». Если его собираются низвергнуть, то что ждет Кроули? Пророчества зачастую стоило понимать буквально. Что имелось в виду под «огнем» – обычное пламя или адское? Возможно, молнии? Извержение вулкана? И при чем тут, простите, обличье? Сути оно не меняет, ангел в любом облике останется ангелом, а демон – демоном. Кроули не мог повлиять на свои змеиные глаза, как ни пытался.       Стоило ли уповать на милосердие и мудрость Небес? Или хотя бы на вечный дефицит кадров? Может, все еще обойдется?       Хотелось отвлечься. На полке с астрономическими атласами и энциклопедиями (бегло пролистав парочку, Азирафаэль подивился крупному начертанию букв и обилию иллюстраций) лежали большие современные наушники. Молодым людям так понравилась идея слушать музыку в любом месте и втайне от остальных, что многие из них не расставались с этим аксессуаром.       Ангел был согласен на самый безобразный визгливый «бибоп», но, когда наушники плотно обхватили голову, полностью отрезав от посторонних звуков, вместо музыки из мягких «ушей» донесся приятный усталый баритон:       – ...пуще прежнего уверился, что не сошел с ума. Быть в меньшинстве, даже в одиночестве, не значит быть сумасшедшим. Есть правда – и есть неправда, и если держишься за правду, пусть и против всего мира, ты не безумен. Желтый косой лу...       Азирафаэль сорвал с головы наушники и смотрел на них, как на адскую гончую, которую по ошибке принял за щенка. В том, что Кроули привлекали депрессивные мрачные антиутопии, не было ничего странного. Но... книги?! Аудиокниги?       Демон с таким презрением отзывался о «пыльных кирпичах», хвастливо заявлял, что он сам лучше любого справочника, в пух и прах разносил историческую литературу и был не прочь швырнуть в камин томик стихов Блейка. Ангел помнил, как пытался завлечь его модными детективами, а заодно и помириться, за что получил книгой по рукам и приказ: «Читай вслух».       Надо сказать, что чтение для Азирафаэля всегда было процессом интимным и непредсказуемым. Какие-то произведения проглатывались за вечер, возвращались на полку и сразу же забывались. Другие он смаковал месяцами, разыгрывая диалоги по ролям, перечитывая избранными кусками из разных мест. Он улыбался, хихикал, негромко плакал, морщился, а то и вовсе мог укоризненно закрыть книгу и какое-то время раздумывать, стоит ли дать автору второй шанс или всё безнадежно. Демон был от этого далек и, к тому же, скептически настроен, однако попробовать стоило.       Терпения хватило на полсотни страниц.       «Дурацкая фамилия. Опять эта истеричка?! Плевать мне на ее лицо! Пролистывай. Ску-учно... А, всё понятно, убийца – жених».       Ангел, не проронив ни слова, захлопнул книгу и указал на дверь. Убийцей, как ни прискорбно, действительно стал жених.       И как этому Змию с усидчивостью пятилетнего ребенка доверяли Книгу Жизни?!       Они не общались до Второй Мировой, и, получая обратно свой бесценный саквояж, Азирафаэль думал, что никогда не сумеет до конца понять Кроули.       ...Матово-черная аудиосистема подгадала момент, чтобы заявить о себе особенно жизнерадостным куплетом из «You've Got a Friend in Me». Когда ангел отмахнулся от нее чудом, уязвленный демонический проигрыватель прибавил громкость.       – SOME OTHER FOLKS MIGHT BE A LITTLE BIT SMARTER THAN I AM! BIGGER AND STRONGER TOO, MAYBE-Е-Е! BUT NONE OF THEM WILL EVER LOVE YOU! THE WAY I DO, IT'S ME AND YOU, BO-ОY! – мстительно выли отсутствующие колонки. – AND AS...       Хрустнула вращающаяся дверь, из оранжереи выскочил бледный от ярости демон и щелкнул пальцами. Из аудиосистемы повалил дым, завоняло паленым пластиком, и музыка смолкла. Кроули смотрел на ангела. Склеры были грязно-желтыми.       – Наушники. Там. – Демон дернул подрагивающим подбородком в нужном направлении. – Будьте. Так. Блядь. Любезны!       Способность Кроули прорычать слово, где нет и намека на «р», одновременно пугала и завораживала, но сейчас было не до предательских мурашек между лопатками. Кроули вернулся еще более подавленным и несчастным, чем уходил.       – Прости, пожалуйста, – мягко сказал Азирафаэль, вглядываясь в напряженную фигуру. – Я могу чем-нибудь помочь?       Хотите вогнать демона в ступор и в краску? Предложите ему помощь. Кроули сжал челюсти и уставился на свои ботинки.       – Помочь? – буркнул он в смятении, будто ему предложили оценить, насколько удалось блюдо эльфийской кухни. – Как?       – Не знаю, мой дорогой, – признался ангел. – Может, налить тебе выпить? Или дать совет? Помнится, лет пять назад некий Франциск был вполне сносным садовником. Признаюсь, в комнатных растениях я менее сведущ, но всё же...       – А налей. Хотя нет, тащи сразу бутылку. И совет... захвати, – друг смотрел куда-то сквозь него, – пригодится.       Азирафаэль принес бренди и бокалы, по пути задаваясь вопросом, насколько опасные растения выращивает Кроули. Когда он с опаской переступил порог, демон сидел прямо на полу под раскидистым фикусом, обхватив голову руками.       – Твоя оранжерея выше всяких похвал, – искренне сказал ангел. Его особенно порадовало отсутствие ядовитых выходцев с дальних островов и континентов. – Я давно не встречал таких роскошных пуансеттий. Но они, кажется, цветут зимой?       Упомянутые «рождественские звезды» виновато поджали яркие малиновые прицветники, не зная, куда им спрятаться.       – Угу, – Кроули одним махом, не поморщившись, осушил бокал, причмокнул и требовательно протянул руку за бутылкой.       – Так какой тебе нужен совет? Они прекрасно растут. Разве что... – Азирафаэль собирался осенить дрожащие цветы маленьким благословением, но встретил свирепый немигающий взгляд демона, и рука замерла в воздухе. – Будь с ними помягче. Они любят тебя, но им страшно. Ласка и доброе слово для живых существ благотворнее, нежели крик и угрозы.       – Пиздеж, – отрезал Кроули. – Эти мерзавцы только и делают, что выводят меня из себя! У них идеальные условия, а они...       – Возможно, ты слишком строг. Требуешь больше, чем они в состоянии для тебя сделать. Каждый может заболеть или...       – Ты меня вообще слышишь? Я делаю для них всё – только цветите, сволочи! А взамен получаю лень, желтизну и пятна!       – Не вижу ни одного пятна, – вступился за растения Азирафаэль, и те перестали дышать. – По-моему, это самые зеленые...       – Вот именно. У нас с ними уговор: все, кто посмеет чахнуть, сохнуть, желтеть и пятниться, не будет нормально расти, позоря меня и остальных, отправятся прямиком в Ад. – Кроули указал на пустой горшок с остатками грунта. – Дрого. Он был хорошей драценой, рос как не в себя, зеленел, а потом резко начал сохнуть. Я его простил на первый раз, поменял грунт, удобрения, стал чаще опрыскивать, и знаешь, чем Дрого мне отплатил? Он начал ГНИТЬ! Так стоило ли прощать?       – Конечно, стоило! – Ангел усиленно припоминал. – Может, температура была низкой, или грунт не пропускал воздух, и...       – Неа. Инфекционный блядский бактериоз, это не лечится. Дрого сдох сам и Морриган заразил, ублюдок. Я верил ему!       Маленькая, тихая, личная трагедия, о которой никто, кроме них двоих, не узнает. Или не такая уж и маленькая?       – Такое случается, Кроули. – К горлу подкатил ком, и Азирафаэль протолкнул его обратно, сделав глоток бренди. – Мы все...       – Знаю, знаю. Непостижимый замысел, Великий план, мы все его часть... План?! Идите вы на хуй! Отда-рр-й бутылку.       – Я принесу еще. Ты не голоден, дорогой? Понял, несу еще.       Они пили, не чокаясь.       – Ты расстроился из-за Дрого?       Всклокоченный демон со следами копоти на лбу и щеках какое-то время молчал, потягивая спиртное и глядя перед собой. Ему было горько и мучительно стыдно за свои чувства, но даже сейчас он разорвал бы на части всякого, кто посмеет заикнуться на этот счет. Горечь и вина разлились в воздухе, как дым, разъедали глаза, оседали на языке, просачивались во все поры – благословению не пробиться. Ангел закашлялся и выпил еще. Жизнь на Земле научила его, что не всякую проблему надо решать чудом.       – Ненавижу просить, – свистяще и еле слышно, словно он успел сорвать голос, сказал Кроули, – но сам не смогу. Пробовал.       – Я не могу обещать, что выполню любую твою просьбу, но даю слово, что выслушаю ее и сделаю всё от меня зависящее.       – Я... понимаю. Всё правильно. Дьявол, это так глупо! Но... Ангел, избавься от них, пожалуйста.       – От твоих растений? – Азирафаэль заморгал. – Но зачем?       Раньше ему не доводилось заливать горе, еще и на пустой желудок, и суть просьбы от него ускользала.       – Это служебная квартира, не моя. Как думаешь, много найдется желающих за ними ухаживать? В лучшем случае, их просто не заметят, а в худшем... – Кроули весь сжался, но взял себя в руки и с вызовом посмотрел на ангела: мол, давай, смейся. – Я не могу их убить. У нас был уговор! Они ничего не нарушили, они не виноваты, что всё так... Это нечестно!       На кончиках пальцев Кроули заплясало адское пламя, и он с испуганным возгласом метнулся в сторону, чтобы случайно не задеть Азирафаэля. Тот сгорел бы мгновенно, без права вернуться, перестал бы существовать. Страшно, должно быть, так.       «Ибо скоро играть тебе с огнем». Что ж, у него есть, по крайней мере, один, радикальный, но способ решить загадку. Это не воодушевляет – подобное не может воодушевлять, – но успокаивает. Логика друга, который был готов штурмом взять церковь, лишь бы иметь возможность самому решать свою судьбу, а теперь просил оборвать жизни тех, к кому был привязан и кого по-своему любил, чтобы им не пришлось страдать, становится еще на дюйм ближе и понятнее.       – Ты умеешь призывать адский огонь? – уважительно спросил Азирафаэль. – Я слышал, это не так просто сделать.       – Я... ну... – На похвалу демон реагировал еще очаровательнее, совсем терялся. – Блядь. Ты опять всё прослушал?!       – Отнюдь. Я просто хочу предложить тебе другой выход из положения. Если отталкиваться от самого благоприятного...       – Будь добр, отталкивайся от самого неблагоприятного! – раздраженно перебил Кроули. – У меня не бывает других.       – Хорошо, как скажешь. Мы обречены, нас уже нет, но жизнь продолжается. Кто из наших новых знакомых, во-первых, не удивится появлению у себя во дворе целого ботанического сада, а во-вторых, сумеет правильно им распорядиться?       – Если ты про психованную американскую ведьму на велике... Как там ее? Кара? Инквизиция?       – Анафема. Я напишу ей. Или можем написать вместе? Не сомневаюсь, что у Агнессы найдется подходящее пророчество.       На самом деле, он сомневался, однако невозможно вселять в других уверенность, когда сам ее совсем не ощущаешь.       – И если нам все-таки удастся выйти сухими из болота, – закончил Азирафаэль, – ты сможешь забрать их обратно.       Демон потряс головой, будто стряхивая с себя болотную жижу, из которой им еще только предстояло выйти.       – Чудо потребуется нехилое, – протянул он, наморщив лоб, однако беспросветная мрачность уже отступала с его лица, сменившись зыбким предрассветным сумраком. – В одиночку даже ты не осилишь. Может, вдвоем?       – Смешивать эфирное с оккультным? – возмутился ангел. – Хочешь, чтобы нас окончательно заклеймили извращенцами?       – Окончательно? – хрюкнул Кроули и, уже не сдерживаясь, заржал в голос, что твой конь. – То есть... ты... слышал... да?       – О том, что я давно попал под твое разлагающее инфернальное влияние и не способен тебе противостоять? Разумеется.       – Ага, – сипнул демон, – разлагающее и инфернальное, точняк. Внизу только ленивый не обсосал, как я тебя... разлагаю.       – Рад, что твои плоские шуточки на месте, Кроули, – не остался в долгу Азирафаэль. – Значит, не всё потеряно. Пишем?       – Давай лучше ты. У тебя красивее выходит, с завитульками. Серьезно, можешь даже не трезветь! Я подмахну, если надо. Дорогая мисс Анафема! Я бы не осмелился тревожить Вас, не будь ситуация безвыходной. Мой друг и я нижайше просим присмотреть за растениями, которых Вы неожиданно (или ожидаемо?) встретили поутру. Со своей стороны могу гарантировать, что это самые тихие, послушные и благодарные растения во всей Британии, они не доставят хлопот. Если всё пойдет по плану, мы будем рады навестить Вас не позднее следующего воскресенья. Если нет... Что ж, порой даже самые превосходные и недвусмысленные пророчества могут быть истолкованы ошибочно. К письму прилагается некая внушительная, как меня заверили, сумма, призванная компенсировать сопутствующие расходы и вероятные – заранее прошу прощения! – неудобства. Располагайте ею по своему усмотрению. Не знаю планировки Вашего участка, но небезосновательно полагаю, что проблем не возникло. Искренне Ваш, А.З. Фелл P.S. На Вашем велосипеде действительно не было переключателя скоростей. Я подумал, что Вам следует знать. НЕ вꓱТедиꓛꓛꓒ нА Их УлОВкИ!!! Э. Дж. Кроули       – Кажется, кое-кто не до конца протрезвел, – мягко заметил Азирафаэль, на что демон равнодушно пожал плечами.       – Я отвык писать от руки. Кому это надо? Нормальные люди давно шлют эсэмэски. Если тебе не нравится – поправь.       Ангел неодобрительно оглядел скачущие по листу буквы – кривые перевернутые «с» напоминали вставших на хвосты гадюк, – но не стал вмешиваться в ход событий. Куда сильнее его беспокоила «посылка». Не оплошать бы с чудом.       – Перечитаешь? – бодро предложил он. – Возьми. Может, захочешь добавить что-нибудь от себя.       – Не-е, я тебе полностью доверяю, – отмахнулся Кроули, который на послание и не взглянул, в предвкушении разминая пальцы. На вид он был совершенно трезв, только острые скулы алели воинственными пятнами. – Да не трясись, ангел, сумеем! Почему нет? Даже если ебанет откатом, нестрашно. Тут экраны везде. Наружу не просочится, а нам с тобой терять нечего, да?       И у них получилось. До того естественно и легко, что невозможно было не задуматься: почему они не пробовали этого раньше? Кроули оказался отличным помощником. Ангельская энергия уравновесила демоническую, а та задала иной, более изящный и менее затратный вектор. В шальных янтарных глазах друга отражался восторг первооткрывателя: «Ой, как интересно!»       – Знаешь, ангел, по-моему, нас всех крупно наебали, – сказал он, окинув пустую оранжерею умиротворенным взглядом.       – А, по-моему, дорогой, тебе не помешает принять душ и переодеться. Этот запах сгоревшей краски сводит меня с ума.       – Как скажешь. – И Кроули действительно заковылял в сторону ванной, на ходу снимая ботинки. Он не оглядывался.       Помимо необъятной стеклянной душевой кабины, демон являлся гордым обладателем ванны размером с небольшой бассейн.       – Джакузи, в нем линять удобно. Лежишь себе, отмокаешь, чешешься... Э-э, ты не думай, оно чистое! Могу набрать.       – Спасибо, я воздержусь. Душ как изобретение человечества привлекает меня куда больше. – Азирафаэль со смешанным чувством рассматривал ярко-желтого утенка на бортике ванны. – Игрушки шли в комплекте? Это очень мило.       – Ха-ха, блин, – хмыкнул Кроули. – Обхохочешься. Посмотрел бы я на тебя, когда неделю лежишь пробитой шиной, сил нет, один хвост шевелится. Еще и глаза мутнеют, не видно ни хрена. Короче, скука смертная! Вот и развлекаюсь, как могу.       Ангел улыбнулся. От промелькнувшей перед внутренним взором картины – гигантский черно-алый змей меланхолично гоняет по воде кончиком хвоста резиновую уточку – было уже не избавиться. Обыденный образ Кроули обрастал новыми деталями.       – Ладно, раз уж ты у меня в гостях, иди в душ первым. Чистое полотенце сейчас принесу... Пиздец нормальность, а? Гхм.       – Мне не с чем сравнивать, – развел руками Азирафаэль, который не ощущал неловкости.       Несмотря на то, что ситуация никоим образом не попадала под определение «нормы», на душе было почти безветренно. Ему нравилось здесь быть.       С Кроули. Ему нравилось быть здесь с Кроули. С ним квартира оживала, бытовые приборы передумывали устраивать бунт, но главная причина заключалась всё же в другом. Случившиеся – и не случившееся – сегодня расставило точки над i, показало, кто друг, а кто нет, и безвозвратно изменило что-то в них обоих. Не страх сидеть и ждать конца в одиночестве подтолкнул Азирафаэля накрыть на стол и экспериментировать с чудесами. Совсем не он.       – У меня не было, нет и не будет никого ближе, чем ты, – поделился открытием ангел.       И встретил такой же беспомощный взгляд округлившихся глаз. Кроули не успел нахлобучить привычную ехидно-язвительную маску, и теперь та не налезала.       Демон выронил большое белое полотенце, выругался, кинулся поднимать, а когда выпрямился, треснувшая маска была на месте.       – Не валяй дурака, – грубо сказал он. – За шесть тысяч лет бок о бок ты бы и Хастуром проникся, от безысходности-то.       – Не думаю, что дело только во времени. Ты единственный, кому я смог по-настоящему довериться. Ты меня понима...       – Хочешь сказать, между нами не осталось секретов? – издевательски уточнил Кроули, сжав полотенце. – Как бы не так.       – Я смею надеяться, что секретов стало гораздо меньше. Почему ты скрывал, что слушаешь книги? Я думал, ты ненави...       Подводные мины, много лет назад захороненные во тьме, принесут столько же разрушений, если их случайно задеть.       – О, я ненавижу чтение! И ненавижу твои гребаные книги. Меня тошнит от них! Потому что эти сраные буквы постоянно дрыгаются перед глазами! Крутятся, вертятся, двоятся, меняются местами. Особенно мелкий шрифт. Ненавижу.       Очередная головоломка наконец сложилась, однако вновь – совсем не та, которую Азирафаэль начинал складывать.       Ошибки. Перевернутые буквы. «Читай вслух».       – У тебя... дислексия? – он почувствовал себя ужасно глупо, почти до слез.       – На-адо же, ты знаешь, как называется эта хрень. Я вот, представляешь, не знал, недавно выяснил. Проще не стало.       – Но ведь ты читал? Раньше? – Миллионы страниц, охотно, играючи. – Это случилось с тобой после Падения? Мне жаль.       – Вот! – Демон обвиняюще ткнул в него пальцем. – Именно поэтому! Этот взгляд. «Ах, бедные твари божьи». В жопу себе засунь свою жалость! Я отлично живу без этой дряни. И неплохо справляюсь, раз уж ты ни о чем не догадывался.       «Ты не справляешься. Чисто внешне, чисто технически – да, возможно, но проще всё равно не становится. Ох, Кроули».       Упреки били прицельно и куда следует: близкие, говоришь? Близкие замечают. Близкие знают. Не суйся, куда не просят!       – Пусть так, – смиренно кивнул Азирафаэль, рассуждая вслух, чтобы не начать корить себя. – Просить прощения за слепоту, глупость и высокомерие сейчас явно не стоит, а ссориться я ужасно не хочу. Но как?! Как ты составлял отчеты в Ад?       – Можно подумать, их читают доктора наук, – скривился Кроули. – Если вообще открывают. Тоже мне проблема.       – Я не считаю тебя слабым и не собираюсь жалеть! Но есть вещи, о которых трудно догадаться. Люди о них говорят.       – Мы не люди. Ангел, просто возьми уже. Чертово. Полотенце. Вымойся и освободи ванную. Хватит откровений.       После максимально краткого и сварливого экскурса в тонкости пользования душевой кабиной демон снова сбежал.       – Мы не люди, – тихо повторял Азирафаэль, подставляя лицо щекочущим струям. – Как перестать забывать об этом?       Не стоило поддаваться моменту. В плане эмоций друг был тем самым минным кладбищем: рвануть могло где угодно.       За шесть тысяч лет взаимодействия ангел пришел к неутешительному выводу: если он не хочет, чтобы Кроули исчез из его жизни, нужно как можно чаще попадать в переделки и относиться к своему демону по-скотски. Манипулировать, давить, пререкаться, потакать слабостям, не замечать потребностей. Иного отношения Кроули не приемлет, доброта и участие пугают его, вынуждая искать подвох и защищаться. Со временем это вошло у обоих в привычку, к огромному сожалению.       Возможно, их запутанные отношения потому и продлились так долго, что Кроули не хотел иметь хорошего друга? Ему нравился и всегда нужен был плохой. Тогда да, ангел определенно преуспел. Боже... Нет, о таком Его лучше не просить.       Под злополучным полотенцем нежданно обнаружилось еще кое-что – мягкая бежевая пижама ангельского размера, с узором из пушистых облаков и без следа чудес. Кроули ее что, купил? Ярлык с указанием режимов стирки был на месте.       Нечеловеческое, созданное оставаться неукротимым и беспристрастным сердце пустилось вскачь, наполняясь теплом и благодарностью. Ангел зарделся, как девица, которой преподнесли непристойный, но в глубине души желанный презент.       Демон знал, что сотворенная из ничего одежда не заменит настоящую. То же самое касалось и пищи. Демон об этом знал.       И если это не было добрым предзнаменованием от сострадательной высшей силы, то что вообще могло быть таковым?       – Какой же ты все-таки гад, – ласково прошептал Азирафаэль и украдкой провел подушечкой пальца по длинному рукаву.

***

      Прямо сейчас Кроули буквально гад самый натуральный. На четвертом по счету прокушенном пальце змей не выдерживает и отфутболивает взвинченного человека с его комплексами, буйством гормонов и префронтальной корой подальше, а сам, игнорируя досадную пустоту в желудке, оплетает кольцами ближайшую колонну и наконец выдыхает. «Холодная» змеиная кровь, крошечный примитивный мозг и полное отсутствие привязанностей – как раз то, что ему необходимо.       Будучи рептилией, демон спокоен, нетороплив и восхитительно равнодушен ко всему. Останься у него возможность склонять людей к злу в этом облике, Кроули сросся бы с ним еще в начале своей карьеры и, чем Люцифер не шутит, стал бы истинным сыном Преисподней. До Князя дослужился бы вряд ли, но каким-нибудь полчищем наверняка бы командовал. И вел бы сейчас своих демонов в последний бой на дымящихся руинах старого мира, и горя не знал. М-м, как же похуй.       Кролика бы сейчас, а лучше двух. Или хотя бы мышку. Белую. Нет, он согласен на любую, но у белых шкурка тоньше.       «Белая мышка», которая степенно выплывает в коридор, мурлыча что-то себе под нос, превосходит все самые смелые змеевы чаяния. Заглотить такую, и всю оставшуюся жизнь будешь переваривать. Главное в процессе не порваться.       Увы, даже неразумный и голодный змей понимает, что ангелы несъедобны. А этот, конкретный ангел, тем более. Он свой.       – Дорогой, я понимаю, что твой дом – твои правила, но, может, вернешься к более человечной форме?       «Нет уж, мои правила так мои правила». Кроули, рисуясь, с ленивой грацией стекает вниз, а затем мгновенно набирает скорость и юркает в ванную прямо сквозь закрытую дверь. «Очеловечиться» при ангеле значит разговаривать с ним, искать оправдания, раздражаться, злиться и неизбежно ляпать новые ошибки. Ни к чему из этого Кроули пока не готов.       Ха, как будто у них есть на это время. Морально подготовиться... Может, лучше аморально? Ну а вдруг?       Вернув себе конечности, демон торопливо запирает дверь на защелку и уже собирается встать под душ, как замечает на крючке то самое полотенце – сухое и абсолютно чистое. Азирафаэль, чтоб его, – омерзительно идеальный вежливый гость, не оставляющий следов. Кабина и кафель на полу выглядят так, словно здесь вообще никогда не мылись.       Кроули чувствует себя обманутым. Он не строил коварных планов, когда уступал ангелу очередь, но всё равно разочарован. Почему нельзя побыть сволочью в бытовых мелочах, а не только глобально?!       То, что Азирафаэль не отказался надеть идиотскую пижаму, которую Кроули, как сентиментальный смертный идиот, хранил в шкафу, вызывает у демона такую бурю противоречивых эмоций, что лучше бы не надевал, честное слово.       Ты решил, что ему понравится. Ты представлял его в ней. Ты жалок. Подрочи уже и успокойся, больше толку будет.       Одна из самых жутких и неудобных сторон бытности демоном, по мнению Кроули, заключается в том, что голоса в твоей голове могут принадлежать кому угодно, и ты не сможешь быть до конца уверен, что, слыша себя, действительно общаешься сам с собой. Поэтому он обзавелся полезной привычкой сумасшедшего проговаривать такие мысли вслух.       – Я надеялся, что ему понравится. Я представлял его в ней. Да, я жалок, но какая теперь разница? Подрочить всё равно не успею. – Он хихикает и недвусмысленным жестом показывает миру, войне и прочим, куда те могут идти.       Грязная одежда растворяется в небытии, минуя гардеробную. Дизайнерский пиджак, спизженный весной в Париже (Кроули не мог пропустить пожар в Нотр-Даме, пришлось сгонять и отметиться), уже не спасти, а остального не жаль.       Если бы Азирафаэль все-таки озвучил свой вопрос по поводу хобби, честный ответ прозвучал бы так: принимать душ. Демон мог целый день проторчать под теплой водой, на зависть другим лондонцам и европейцам, проклинающим счета за коммунальные услуги, и в пику экоактивистам, что призывали уверовать в таяние ледников и глобальное потепление. В душе Кроули мылся, грелся, думал, придумывал, отрицал, смирялся и подставлял спину. То, с какой нежностью колючие тугие струйки проходились по застарелым рубцам, заставляло ноги подгибаться, а сердце – верить в чу... эм, невозможное.       Иногда, особенно упоровшись тяжелым влажным воздухом, демон ненадолго позволял себе представить, что отращивает жабры не в одиночестве, что веснушчатую спину надежно и волнующе прикрывает, уверенно прижимаясь сзади, крепкая плотная фигура, а горячие ладони, настойчиво и жадно ласкающие гибкое, скованное, изголодавшееся по прикосновениям тело, – и не его вовсе... Не его?..       Секса в происходящем гораздо меньше, чем позволяла гордость. Образы размыты, ускользают от него, сменяют друг друга. Всего лишь тени, химеры. Кроули не цепляется за них, он не вправе.       «Очень хорошо, мой дорогой. Теперь попробуй это. Тебе понравится». Крупный палец с аккуратно обрезанным ногтем щекочет острый, набухший от прилива крови сосок, пока большой и указательный другой руки играют со вторым: мнут, пощипывают, мягко тянут, выкручивают, подталкивая к грани удовольствия и боли, но не переходя ее. Демон жалобно скулит, чувствуя, как по судорожно подергивающемуся животу прямиком к паху, где всё уже каменное, и вихляющим бедрам пробегают слабые электрические разряды. Перед глазами все плывет и смазывается, в ушах бешено грохочет пульс, заглушая остальные звуки. Ему хватит одного касания. Пожалуйстарожалуйстапожалуйстаомойблядскийбоже...       Правая рука ласково, но непреклонно зажимает ему рот. «И, как всегда, ты торопишься. Облизывай». Он с энтузиазмом принимается за дело: целует ладонь, лижет мякоть и между пальцами, не пропуская ни одной складки кожи, не скупясь на слюну. Мимолетно удивляется щекочущему чувству, но слишком увлечен своей задачей, чтобы отвлекаться на ерунду.       «Достаточно». Вместо поцелуя в затылок, на который он наивно надеется, но едва ли всерьез, короткие мокрые волосы прихватывают в горсть и с силой тянут назад. Ровно настолько и именно так, чтобы понравилось. «Ты умница. Отдыхай».       С губ срывается низкий протяжный стон, который тут же сменяется хриплым вскриком. Скользкая ладонь по-хозяйски оглаживает член, пару раз пройдясь по всей длине, бережно и осторожно освобождает головку от крайней плоти... Он был прав: хватило касания – одним пальцем, – чтобы познать истинный рай, добро, зло и рухнуть вниз на черных крыльях.       ...был чудесный день. Хотя, наверное, не такой уж чудесный, раз дождь уже сотворили. Вода обильно капала с мокрых перьев, и Кроули, вздохнув, крылья убрал. Толку от них? Жесткую посадку смягчили, спасибо и на том. Ох, бля.       Очнуться голышом на дне треснувшей в нескольких местах душевой кабины – не самое страшное. Со звоном в башке, шишкой в районе затылка и спермой на пальцах – неприятно, но некритично. Всякое бывает. А вот то, что твои пальцы, оказывается, ни хрена не твои, и рука очевидно не твоя, хотя приделана с правильной стороны и шевелится...       В попытке смыть, отскрести позор с ангельской длани, чтобы ни следа не осталось, демон чуть не сдирает с себя кожу. Так, в панике и неверии, борясь с тошнотой, судорожно отмываются от чужой крови новоявленные каины, еще не догадываясь, что всё зря.       Рассудком Кроули понимает, что может отменить частичную трансформацию, и всё, ничего не было, никто не узнает и не докажет. Но он не в состоянии этого сделать. Всё было. И он знает, что нарушил одну из собственных заповедей, разрозненных и нелогичных, которые сам до конца не мог объяснить. Демон предал друга.       Он даже не догадывался, что так умеет! Не в смысле друзей предавать – с этим как раз не было проблем. Менять облик на чужой, срастаться с ним, в упор не замечать подмены. Суккубы и инкубы искусно дурачат смертных, воплощая их «сокровенные желания» выебать в разных позах какой-нибудь плод позапретнее. И то нестыковки обязательно остаются: улыбка, наклон головы, жесты, привычки. И взгляд, не забывайте про взгляд. Тут даже профи с многовековым опытом разводят когтями: глаза – зеркало души, их не подделаешь. Отвести можно, конечно, но эффект будет кратковременным.       Ладно, о ком вообще речь? О людях с их примитивным восприятием и короткой памятью. Бессмертного так не проведешь.       «С умом выбирай обличье». А что если?.. Кроули застывает над раковиной, как был, в позе вопросительного знака.       От ангелов и демонов избавляются по-разному. Что бы для них ни приготовили, исходить будут из, тьфу на нее, природы.       Шесть тысяч лет. Я знаю, как ты пахнешь, как двигаешься, как смеешься, как поправляешь манжеты и переворачиваешь страницы. Черт возьми, я раздавал за тебя благословления и наставлял на путь истинный, когда решал поиметь совесть и не мухлевать в жеребьевке! Мы испортили Армагеддон и вместе сотворили чудо. Я знаю, какой ты.       Нет, Кроули не обнадеживает себя понапрасну. Надежда – самая живучая в мире гадина. И самая жестокая. Все сдохнут, а она подождет, чтобы умереть последней. Но если есть хотя бы мизерный шанс... Надо рискнуть. Ради Азирафаэля и, чего уж, слишком соблазнительного повода наебать обе гнусные конторы. Как бы всё ни обернулось, шутка выйдет отменная.       Заставив себя следовать от общего к частному, а не наоборот, демон закрывает глаза и начинает меняться, по памяти воспроизводя родные черты. То, что поначалу кажется заковыристым и трудоемким, на деле дается легче, чем дыхание. Ты же не задумываешься, как движутся ребра, как кислород добирается до каждой клеточки тела и как бы не задохнуться во сне, верно? Просто дышишь, и всё. Здесь тот же принцип. Кроули знает этот облик. Он всегда с ним, в его мыслях.       – Что ж, – «Азирафаэль» в зеркале скептически выгибает левую бровь, брезгливо морщит нос и заискивающе скалит ровные зубы, чтобы в следующую секунду осветить мир улыбкой мечтательной, безмятежной и доброй, как у ребенка. – Зато ты знаешь, что еще может стоять на кону. Ставки сделаны, ставок больше нет... АНГЕЛ! ИДИ СЮДА! КАЖЕТСЯ, У МЕНЯ ЕСТЬ ПЛАН!       Светящиеся желтым змеиные глаза, словно понимая, что на этом лице им не место, с облегчением прячутся под веками.

***

      – Это потрясающе, друг мой. Воистину не-двус-мыс-лен-но и превосходно, как завещала Агнесса Псих! Так просто, что даже гениально. То есть, я хотел сказать, гениально, как всё простое. М-м-м, или все-таки гениальное – это просто?       – Заткнис-сь. – Кроули уткнулся в свой бокал, которым оба потеряли счет, и нарочито раздражающе забулькал. – Бесиш-шь.       Тонкий черный свитер под горло демону категорически шел, не говоря уже о домашних штанах в темно-серую клетку (не почудилось ведь, да?), а торчащие рыжие вихры при одном взгляде на них провоцировали умиленные ангельские вздохи.       – Не мешай мне восхищаться шириной твоего коварства! – патетично воскликнул Азирафаэль и, не выдержав, рассмеялся.       – Широтой, дубина. И кто из нас еще бес дрожащий, безграмотный? Хотя нет, знаешь, всё пра-а-ально, входи в мой образ.       – Да в рот я... в рот... я... ох. Прости, не могу. Нужно разозлиться, испугаться, выйти из себя, в общем, а я счастлив. Мне хочется петь и обниматься! Нет, правда, – ангел подпер раскрасневшуюся щеку кулаком, – как ты до этого додумался?       – П-поверь мне, – пробормотал демон, сосредоточенно разглядывая дно бокала, словно пытаясь отыскать в пучине огненных вод сундук с сокровищами, – ты не хочешь этого знать... И вообще, ты решил проблему с глазами. Это круче!       – Это не было проблемой, – почесав место под волосами, где еще недавно проступало змеиное клеймо, тихо возразил Азирафаэль, но пояснять не стал.       Если бы ему предложили принять на себя часть проклятья в обмен на возможность смотреть в ясные тепло-карие глаза Кроули, он бы впоследствии пожалел о своем решении, не вынеся той скорби, которую они в себе таили. И всё же ангел, которым друг был прежде, не исчез бесследно. Это вселяло надежду, что когда-нибудь его простят...       Удивительно, как отуземились они с Кроули: перестали довольствоваться тем, что имеют.       – Видишь, нет худа без добра, – заметил он вслух. – Если бы ты не поскользнулся и не ударился головой, кто знает...       Демон поперхнулся, и ром пошел у него носом. Странная реакция. Если бы Азирафаэль лично не ощупывал и не исцелял здоровенную шишку у него на затылке, то решил бы, что история с падением выдумана ради какого-то умысла.       – Ес... если ты еще хоть раз вспомнишь об этом, я... я... обижусь, вот что я сделаю! Перестану с тобой разговаривать, учти.       – Какой кошмар. Неужели со стороны я, в самом деле, звучу как истеричная старая дева? Прокуренный голос не в счет.              – Предлагаю сделку, – сказал Кроули и протянул руку. – Я, так и быть, скажу тебе правду, а ты забудешь про... падение.       – И снова я попадаюсь на ту же удочку, да? – риторически спросил Азирафаэль, но руку – отчего-то левую, хотя нет, всё верно, сам он был амбидекстром, и Кроули, умница, проявлял внимательность к деталям, несмотря на опьянение, – пожал.       – Да-да. – Демон вновь схватился за бокал и плеснул себе доверху, а пустую бутылку отправил за диван к подругам.       – Какое именно да? «Да, снова попадаешься» или «Да, звучишь»? Только не лги, пожалуйста. Я не обижусь. Так какое?       – Двойное! Когда тебе надо, ангел, ты та еще манити... манилипути... Блядь! Короче, вертишь мной, сволочь, как хочешь.       – Но ты мне позволяешь, – полувопросительно сказал Азирафаэль, не показывая, насколько смущен и обескуражен этим откровением.       – Ага, потому что... могу, вот почему что. Хочу и позволяю! Нельзя, что ли? Тебе приятно, а мне... ну... э-э... нетрудно?       – О, Кроули, тебе не нужно заслуживать м... – в последний момент он остановился, – мое расположение. Только не так.       – А как? Серьезно, что мне сделать, чтобы ты... перестал быть таким индюком-говнюком и смотрел на меня как на ровню? Не, я всё понимаю, у нас неравенство: лохматый демон в шестом ряду с краю и херувим... Как ты, кстати, дослужился?       – А? Прости, я н-немного не поспеваю за твоей мыслью. – Ангел рассудил, что для ускорения ему не помешает выпить.       – Ты не похож на этих... безгрешных, с золотыми перьями во рту. Михаил, Гавриил. Ты... проще, что ли? Явно из низов.       Азирафаэль улыбнулся чуть виновато. Его воспоминания не были дурными, однако теплый свет их изрядно потускнел.       – После войны на Небесах освободилось множество вакансий, а я был на хорошем счету и хотел служить.       «Точнее, боялся оступиться, – мысленно добавил он. – Хотел во что бы то ни стало подтвердить свою благонадежность».       Это не мешало ангелу честно и со всей ответственностью исполнять свой долг и сражаться за правое дело. Но все-таки.       – Мда, блин, неудобно получилось, – согласился Кроули, не догадываясь, с чем согласен, – я подгадил Еве, она – Адаму, а они вдвоем, хоть и не нарочно, подставили тебя с этим пламенным мечом. Какой-то... ик! круговорот вселенской подставы.       – Не перекладывай мою ответственность на других. Я сделал выбор и мне с ним жить. Пути Господни неисповедимы.       – Ты никогда не думал, что нас обоих сослали на Землю в наказание – просто я забурился глубже, – а она возьми и стань нам домом? Коммуналка на семь миллиардов душ! Ради которой не страшно и против Замысла пойти. Каково, а?       Судя по ехидной резвости тона, демон успел незаметно протрезветь в пустые бутылки. Или ему только так кажется?       – Кроули, я твержу тебе уже шесть тысяч лет: против Замысла не-воз-мож-но пойти, потому что он не-пос-ти-жи-мый!       – Так, получается, наше с тобой возмутительное, бр-р, и богонеугодное братание – тоже часть Великого плана?       – Выходит, что так, – подтвердил Азирафаэль. – Я всё еще не... признаю за собой права судить, но всякое бывает.       Кроули лукаво посмотрел на него, впервые с момента пробного обмена обликами не отведя своих красивых глаз.       – Поймаю тебя на слове твоей любимой удочкой. Не передумал насчет песнопений и обнимания?       – Нет, но... – Ангел прикидывал, как бы покороче объяснить, что не против, но они набрались и для начала стоит остыть.       – Расслабься. Одна песня. – Демон непринужденно откинулся назад. – Когда еще я услышу ангельское пение?       – О? А! Хорошо. Тогда мне нужна музыка, а ты расплавил... ту музыкальную штуку...       Азирафаэль полагал, что друг щелкнет пальцами, и ошибся. Кроули принес гитару.       – Ты умеешь играть? Сам?! В смысле по-настоящему? То есть... Извини, я просто не ожидал.       – Забей. – Демон изящно примостил инструмент на бедро. Черные лакированные деки и хищная округлость форм напомнили о покойной «Бентли». – Кое-что умею, но только на слух и только то, что уже создано людьми. Никакого творения.       – Ты самый... удивительный из всех демонов, кого я знаю. Из всех демонов, ангелов, людей. Из всех.       – Ясненько, – с беззлобной насмешкой кивнул Кроули, подкручивая колки, – иди трезвей, слабак, я подожду.       – Это не... Ладно, черт с тобой! И хватит ржать.       Азирафаэль решил для себя, что протрезвеет ровно наполовину.       – Напой-ка мотив. Шестидесятые? Семидесятые?       – Кажется, нулевые, – засомневался ангел. – Да, скорее всего. Нулевые.       – Вау! Идешь в ногу со временем.       – Сказал верный почитатель Queen.       – Туше, – хохотнул Кроули, однако легкий прищур выдал иронию. – Ну так что?       – Есть одна песня. – Ангел сел ровно, сложил руки на коленях.       Сделал глубокий торжественный вдох, так же медленно выдохнул. Откашлялся. Потом махнул рукой на предисловия (его призванный утешать, порой слегка манерный голос был непривычен к пению, лучше всё равно не станет) и затянул, стараясь передать мелодию:       – «Прощай, детка. Завтра я должен спасти мир. Сделать так, чтобы солнце вновь озарило наши сердца. Надо идти и сделать это, но, дорогой, я...»       – «...СДЕЛАЮ ЭТО СТИЛЬНО!» Да, черт тебя дери! – Демон хлопнул в ладоши и едва не уронил гитару. – Ща, погоди.       Он вдохновенно промычал себе под нос куплет и припев, взял на пробу несколько аккордов и сочетаний, не столько наигрывая мелодию, сколько играя с ней. Так забавляется и мурлычет сытый гепард, в когти которому угодил мелкий зверек. Прекрасное создание, им хочется любоваться – открыто, вблизи. Но, не посадив его в клетку, это невозможно.       – Я готов. – Струны коротко брякнули и умолкли, придушенные смуглой ладонью. – С начала? Или продолжишь?       – Давай споем вместе. Ты же знаешь слова.       Видя, что Кроули собирается слиться, он добавил умоляюще:       – Пожалуйста, дорогой, окажи мне услугу... Нет-нет, звучит кошмарно. Окажи мне эту честь.       – Нгм, не говори никому! Это растопчет мою фальшивую репутацию. Демоны не поют, они перекрикивают друг друга. Мечты, Они растут в укромных уголках, Где-то в глубине души. Слезы, Они высыхают на радостных лицах. У птиц есть крылья, чтобы летать. И сегодня, когда взорвутся звезды, Нам придется поцеловать эту жизнь На прощание. Прощай, детка. Завтра мы должны спасти мир. Сделать так, чтобы солнце вновь озарило наши сердца, о да. Прощай, детка. Жизнь слишком коротка, чтобы горевать. Надо найти способ встретить конец дней, Которые мы провели вдвоем. Я знаю, у нас получится. И мы сделаем это стильно, дорогой. То, что я сказал, Я говорил не всерьез, прости. Прежде чем мир разлетится на части, Я передумаю Прямо сейчас. Но ты скажешь мне: «На хуй, детка! Завтра тебе спасать мир. Сделай так, чтобы солнце вновь озарило твое сердце, о да. На хуй, детка! Жизнь слишком коротка, чтобы горевать. Надо найти способ отменить этот приговор. Признай уже, что, возможно, Для тебя самого будет лучше Довести дело до конца».       Тишина оглушала. И тем громче, отчаяннее раздавался в ушах собственный учащенный пульс. Казалось, что трепещущее в груди огромное сердце, омытое горячей кровью, продолжает песнь. Чувствовал ли Кроули то же самое? Желание жить. Жить. Жить.              Азирафаэль облизнул сухие губы. Вздохнул, ощущая, как раскрываются легкие, ноет в желудке и покалывают онемевшие от неудобной позы пальцы ног. Всё это – чудесно. Слова были излишни, но что у них осталось, кроме несказанных слов?       – Спасибо, Кроули, – прошептал он, и демон вздрогнул, заозирался. – Прости, дорогой. Если я могу что-нибудь для тебя...       – Уцелей, иначе мне будет бесконечно уныло и однообразно... существовать. Или не существовать, неважно. Выпьем?       Очередная бутылка крепкого элитного пойла пошла по рукам, не оставляя после себя ни вкуса, ни воспоминаний.       – Можешь возражать сколько угодно, но это самая необыкновенная одежда в моей жизни.       – Она детская и нелепая! Вы идеально смотритесь вместе.       – Мне жаль твою «Бентли». Она была хорошей машиной.       – А мне жаль твой магазинчик. Там было уютно – быть, напиваться.       – Если бы мы были обречены... – всё тем же шепотом начал Азирафаэль.       – Формально, мы до сих пор обречены, – ввернул Кроули тоже шепотом, – но есть нюанс.       – Именно. Так вот, если бы ты ни секунду не сомневался, что для нас всё кончено, что бы ты сделал?       – Мы точно-стопудово-гарантированно обречены?       – Совершенно точно. Без вариантов.       – И мне ничего за это не будет?       – Мы же обречены, – напомнил Азирафаэль с нервным смешком. – Хуже не будет.       Впалые щеки демона по-прежнему заливал пьяный румянец, а зрачки поблескивали безумием. Как тут угадаешь?       – Я бы тебе отсосал, – скучающе сказал Кроули. – Ну, типа, зачем умирать девственником, если можно не? Хотя бы поймешь напоследок, чего вас лишают. Всей этой шумихи не стоит, на мой взгляд, но приятно.       – А ты... ты-то сам что с этого выиграешь? – Если ты ангел, это еще не означает, что ты идиот. – Какой тебе интерес?       – Научный, – скучающий тон стал острым и безжалостным, как скальпель. – Проверю, падешь ты или нет. Любопытно: в нынешние разудалые времена, где каждый может быть кем угодно, в ком угодно и под чем угодно, что такого нужно натворить ангелу, чтобы пасть, а не отделаться строгим выговором и штрафными работами? Давно об этом думаю.       – Насколько давно? – Азирафаэль решил не упускать возможности и потренировать без зеркала циничную ухмылку.       Судя по тому, как напрягся демон и как дернулся острый выступ кадыка на его шее, получилось вполне натурально.       – Я не помню. Давно. Содом и Гоморра? Казни египетские? Плюс-минус. Какая разница? Чего ты пялишься?!       – Мой дорогой мальчик, ты сказал, что не поведешь меня в Ад, потому что мне там не понравится. – Ангел с невыразимым облегчением вышел из образа, не до конца понимая, в чем именно прокололся. – Ты бы не стал «проверять», Кроули. Я верю.       – Молодец. Пошли спать, а? Мне нужно пару часов... хотя бы час... Полчаса, ангел. Дай мне тридцать минут, ладно?       – Конечно. – Азирафаэль как бы ненароком придержал его за талию. – Я останусь здесь, а ты иди отдыхай.       Друг в ответ издал один из тех неподражаемых эмоционирующих звуков, на которые он был мастак, отстранился и неприязненно качнул головой в сторону кавалькады пустых бутылок, однако трезветь передумал или не захотел.       – Не, ты мой гость и пойдешь в спальню. Там белье чистое, а здесь срач. И вообще, не спорь со мной! Я так хочу.       Препираться действительно было бесполезно и некогда, тем более что грозный демон уже утопал в кабинет и начал настраивать здешние чудеса. «Перераспределяет энергию», – догадался Азирафаэль, хотя сам так не умел: незачем.       Обитатели Преисподней издревле брали числом и количеством, нежели качеством. То же самое касалось и их сил.       В квартире стало заметно прохладнее. Температура упала на несколько градусов и продолжала стремительно снижаться. Азирафаэль энергично растер ладонями плечи, разгоняя кровь, прошелся по гостиной. Особых неудобств холод ему, эфирному и теплокровному, не доставлял. Чего, увы, нельзя сказать о Кроули. Но этот дуралей бездумно жертвовал сейчас собственным удобством ради... их безопасности? Почему нельзя было попросить помощи? Болтливый язык бы отсох?       – Раздвинул и растянул сигнализацию на два квартала, – отчитался демон. – Если кто-нибудь сунется, узнаем первыми.       – Это замечательно, друг мой, – сыронизировал ангел, – есть только одно «но»: теперь здесь уютно, как в склепе. Я могу...       Кроули, не сдерживаясь, хлопнул себя по лбу и притащил из спальни лохматое монструозное одеяло с длинным ворсом.       – Бога ради, Кроули! Знаю, ты невысокого мнения о моей полезности, но, поверь, обогреть пару комнат способен даже я.       – Не надо. Она может случайно сработать, сигнлзация. Я раньше не пробовал так далеко. – Кроули нахохлился, всем своим существом излучая неумелую заботу, протест, неловкость, желание завернуть строптивого ангела в одеяло, а самому куда-нибудь провалиться. Насколько же он был уязвим, если не замечал, что открылся. – Ладно, раз ты не хочешь...       – Я не хочу, чтобы ты мерз тут в одиночестве! Надумав себе любимому неизвестно чего, когда можно согреть друг друга.       – Обойдусь. Мы пока не обречены. – Демон со злостью швырнул монстра в самый дальний угол и улегся на белый диван.       – А это-то здесь при чем? Кроули! Еще и задом ко мне повернулся, бессовестный! Что на тебя нашло? Ведешь себя как дитя человеческое.       – Иди на хуй, детка. Завтра тебе спасать мир, – пробубнило нараспев его персональное проклятье и отключилось.       Будучи пьяными, люди обычно проявляют свое истинное лицо и перестают скрывать наклонности. Нетрезвый ангел ухватился за постулат «Да воздастся каждому по делам его», поднял одеяло, погасил свет и отправился, куда послали.       Как славно жилось в начале! Было только Правильное и было Неправильное, бери и следуй своей дорогой. Так нет же! Есть проблемы с доверием, личными границами и контролем гнева. Есть закостенелость ума и твердая уверенность, что знаешь, как лучше для другого. Есть потребность что-то изменить, открыться, поддержать и принять, но – нет умения.       Одеяло косматой тушей придавило Азирафаэля к мягкой постели, обволокло собой и быстро согрело, не выпуская ни капли тепла. Оно пахло Кроули – не демоническим, скорее человеческим запахом. Видимо, Кроули часто под ним спал.       Усталость брала свое. Не хотелось ни думать, ни терзаться, ни сожалеть. Полчаса покоя, и он пойдет греть своего демона и мириться – первым, как полагается взрослым сознательным сущностям. Потому что, когда любишь, не станешь мучить.       В какой момент Кроули пришел к той же мысли и шел ли он к ней, а не за одеялом, Азирафаэль так и не понял. Просто очнулся в раскаленной печи, опутанный по рукам и ногам чужими жесткими, как ремни, руками и ногами, не в состоянии пошевелиться. Кроули лежал на нем, напряженный и неестественно горячий, дышал хрипло и загнанно, вздрагивал, но явно спал. Разве сон не расслабляет?       Стоило на пробу повести относительно свободным плечом, и демон угрожающе зашипел, но не на Азирафаэля, а куда-то вовне. Глухо зарычал сквозь зубы, не обнаружил невидимых врагов, повозился и притих.       – Всё в порядке, это я, – кое-как выпростав руку и рискуя ее лишиться, ангел погладил узкую спину, влажную от пота. Чуть осмелев, осторожно запустил ладонь под сбившийся свитер друга. – Это я, милый, ты со мной. В безопасности.       Теплое дыхание щекотало ключицу. Кроули с подозрением принюхался, кончиком языка робко лизнул кожу... и обмяк, уткнулся в нее холодным носом, протяжно вздохнул, наконец расслабившись и поверив, однако цепляться и укрывать всем телом не перестал.       – Видишь, всё хорошо, – твердил ангел, давя рвущиеся из горла всхлипы. Слезы текли по вискам, смешиваясь с потом. – Давай-ка ляжем удобнее. Вот так, дорогой, спи. Я никуда не денусь. Никто сюда не войдет, а если посмеют... Им же хуже.       Он вдруг с кристальной ясностью понял, что так и есть. Неважно, что будет после. Любому, кто посмеет сейчас – не жить.       – Не бойся, ангел, – отчетливо произнес Кроули, не просыпаясь, – я что-нибудь придумаю. Не плачь.