Same wish

      Ранее              Самые чудесные дни – те, которые чудесны не запланировано, а просто так. Гороскопы, прогнозы погоды, графики отпусков и Великий, чтоб его, замысел могут смело самоустраняться из предвыборной гонки и дружно топать в направлении «на хер». Иногда достаточно оказаться в случайное время в случайном месте и ни на что не рассчитывать.       Первые несколько недель после саботированного Армагеддона и несостоявшихся казней ангел и демон скитались по миру, в кои-то веки полноправно забив на исполнение обязанностей, и каждый день встречали на новом месте.       Когда его друг по несчастью, этот ортодоксальный домосед, на полном серьезе и даже на трезвую голову вкинул идею кругосветки, Кроули от неожиданности уронил пульверизатор, согласился, добавил, что готов отправляться прям щас, и только затем догадался поинтересоваться, какая муха укусила ангела. В его оранжерее мухи не водились, так что нахалку требовалось срочно найти и умертвить.       Азирафаэль, который в тот момент заботливо рыхлил землю в горшке Большого Бена, пожилого фикуса бенджамина, наметил улыбку и признался, что собирается вернуть себе рассветы.       – В ту ночь, когда мы... ждали конца, я не хотел, чтобы наступало утро. Боялся, что с первыми лучами за нами придут. Глупо, правда? Прежде я любил наблюдать за восходящим солнцем, как оно гладит по спутанной шерсти грозовые тучи, как осторожно раздвигает их пальцами, прокладывая себе путь к заспанному миру. Обещает согреть, а не испепелить. И видно, что небо под шерстью прячется светлое, нежное, как пух. В него хотелось зарыться лицом, а теперь... Всё не так, Кроули! Знаю, это всего лишь воспоминание, оно ничего не значит, будут другие, но оно ранит. Я подумал, что если собственными глазами увижу, что мир по-прежнему жив и что всё было не зря, станет легче... Ты пойдешь со мной? Если хочешь.       Он бы еще спросил, мокрая ли вода! Едят ли кошки мошек? Едят ли мошки кошек? И, к слову, неспособность поразмыслить над ответами на оба вопроса вовсе не означает, что отвечать не следует.       – Конечно. Почему нет? Как раз в эти выходные я, по счастливой случайности, абсолютно свободен.       И в следующие выходные, между прочим, тоже. И в следующие за следующими, и дальше. Мы не знаем, сколько у нас времени, ангел, но всё оно – наше. Это становится традицией, не находишь? Опять пытаемся оттяпать от вечности кусок побольше, пока не догнали и не отняли. Так по-демонски. А, плевать, я всё равно последовал бы за тобой куда угодно, но раз ты приглашаешь...       К счастью, благодарный ангел снова занялся фикусом и широкой клыкастой улыбки не видел.       Каждый вечер они кидали жребий, и везунчик получал право выбирать место для пикника. Демон не подтасовывал результат – зачем, если проиграть невозможно? Главный приз будет ждать его при любой погоде. И это так по-ангельски.       – Вечно тебя в горы тянет, – клацнул зубами Кроули, в спешке подкручивая терморегуляцию, чтобы не уснуть прямо тут.       Азирафаэль набросил ему на плечи предусмотрительно счудеснутое из квартиры одеяло и вручил термос. Кроули скрутил крышечку, принюхался и с довольным стоном ополовинил свою первую порцию. Отличный термоядерно-крепкий кофе приемлемой, будто только что сняли с огня, температуры. И сахар почти не чувствовался. Какой талантливый ангел!       – Эти должны тебе понравиться. Взгляни наверх, – посоветовал Азирафаэль, и Кроули послушно задрал голову к небесам.       Те разверзлись над ними, открывая путь в далекий космос. Звезды усеивали небесный свод, как бледные веснушки – спину древнего темнокожего гиганта. Ее вспучивал белесый шрам Млечного Пути, похожий на скверно зажившую рану от чьих-то зубов. Один гигант цапнул другого? Кроули отогнал мрачные ассоциации. Галактику доделывали впопыхах и общими усилиями, потому что сроки по проекту горели, а расплывчатое техзадание с самого начала вызывало вопросы, отвечать на которые никто не собирался, но за всплывшие по ходу работы косяки, включая неказистый «вид с Земли», приходилось отчитываться по всей форме. Да бес с ней, с формой! Кроули смотрел на звезды. Как близко они, оказывается, были.       – Что думаешь? – спросил Азирафаэль, будто ответ был ему действительно важен, хотя явились они сюда не за этим.       – Я думаю, стоило ли оно того. – Демон решил не лукавить. – Сколько людей, по-твоему, выползает из своих электрических человейников и лезет в гору, чтобы поглазеть на небо? Проще приляпать на стену обои с космосом или повесить плакат.       Ангельский лик, который даже в кромешной темноте излучал мягкое сияние, на миг потускнел, но безмятежности не утратил.       – Ты прав, но я бы не стал их винить. Те, кто все-таки добирается до вершины, не жалеют. Сам увидишь, когда рассветет.       Кроули зевнул, плотнее завернулся в одеяло и наконец соизволил оглядеться. Безлюдная местность была какой-то инопланетной: зловещие длинные тени тут и там, бугристые склоны с островками снега и хитровыебанные фигуры из застывшей магмы.       – Что это за место? Смахивает на Луну из «Космической одиссеи». – Он ковырнул носком ботинка ближайший нарост. Так и есть, лава. До реконструкции Ада ею мостили округи и Круги, чтобы грешникам сподручнее было спотыкаться. – Вулкан?       – Килиманджаро. Этот кратер называют Пепельной ямой, – сообщил Азирафаэль, заставив демона фыркнуть. – Что?       – Ничего, просто не все так заморачиваются с местом... встречи. Ну, знаешь, учесть вкусы... встречной стороны. Яма, пепел, спящий вулкан, до раскаленной магмы, – он прислушался к ощущениям, – примерно четверть мили? Восторг!       Кроули сразу пожалел, что открыл рот. Неумение вовремя заткнуться отравляло жизнь наравне с необходимостью жрать грызунов и сбрасывать кожу. Хотя в моменты вроде этого он скорее предпочел бы слопать неосвежеванную мышь, причем без соли и не меняя облика, чем видеть, как ангел, который, в отличие от преисполненных совершенства родичей, не брезговал понимать сарказм и видеть двойное дно, корит себя за промах, которого не было.       Вулканы извергались во все времена, слизывали с лица Земли провинившиеся, неугодные или попавшие под горячую руку поселения, символично присыпая их пеплом. Если бы ангела не понесло тогда в Помпеи, Кроули бы и близко к обреченному городу не подошел, а одним воспоминанием и двумя идиотс-с-скими развоплощениями было бы меньше.       Умирать больно и страшно, особенно в первый раз. Телу не объяснишь, что оно – всего лишь сосуд, хрупкий, но легко, если не вдаваться в бюрократические детали, заменяемый. Для Азирафаэля та «смерть» была первой. И хотя Кроули ничего не грозило, ведь демоны, как известно, в огне не горят и серных испарений не страшатся, сбежать и бросить погибающего друга он не смог, за что и огреб. Подохнуть под обломками мраморной Венеры – тупо, зато пиздец как символично.       Ты любишь обставлять всё красиво, да, Господи? Уходящая из-под ног земля, которая гудит и трясется с такой силой, что опрокидываются повозки и падают с постаментов статуи. Черное облако, изрыгающее пламя. Ливень из камней и пепла. Скорченные человеческие тела, отпечатавшиеся в нем, их ужас и предсмертные мольбы. Другие люди потом это дело аккуратненько гипсом зальют, музей под открытым небом организуют, экскурсии. Картины напишут по мотивам, стараясь представить, как оно могло быть...       Кроули возвращался в Помпеи, когда хотел подумать в тишине или собирался принять важное решение, бродил по руинам под покровом ночи. Город-призрак, город-консерва, сохранивший в себе целую эпоху почти нетленной, служил демону отличным напоминанием: ничто не вечно. «Так страшно», – последние слова, которые он услышал здесь, и речь шла не о смерти. «Я тебя не оставлю», – последние слова, которые успел сказать, не подозревая, что приносит клятву.       – Сегодня никакой магмы, – пообещала реальность слегка напряженным голосом ангела, который развоплощаться и не думал, – даю слово. Но, если ты сомневаешься, мы можем уйти. Хотя, признаться честно, мне бы этого не хотелось.       Раз уж они теперь официально на одной – своей – стороне, пора учиться беречь не только Азирафаэля, но и его чувства.       – Меня всё устраивает, – сказал демон с предельной серьезностью, соскребая с себя всякий намек на двойное дно. – Мне вообще нравится Африка, тут не бывает скучно. Одни медоеды чего стоят! Он явно был не в Себе, когда их создавал... Что?       Глаза Азирафаэля улыбались. Эта улыбка не имела ничего общего с жалкими судорогами лицевых мышц, ее невозможно подделать, и Кроули в который раз задался вопросом: как можно было перепутать их двоих?! «Почерки» же совершенно разные! Увы, ему никогда не приходило в голову запечатлеть выражение собственных глаз, глядящих на ангела, когда тот воздает должное обеду, а иначе репутация непревзойденного мастера маскировки была бы безнадежно разрушена.       – Значит, пора занимать места. Я присмотрел нам чудесную «ложу». – Ангел взял его под локоть. – Еще кофе, мой дорогой?       Сидеть вдвоем на кромке кратера, задыхаясь и, несмотря на противный холод, практически плавясь от запретной близости небес. Это похоже на счастье, каким Кроули его запомнил. Лишь слабый отзвук ликования, искрящегося восторга и безграничной, беспримесной любви, что когда-то переполняли всё его существо, их убогое подобие, доступное старому циничному демону. Кроули благодарен, хоть и не совсем уверен кому. За призрачную, но все-таки свободу выбирать. За кончики пальцев Азирафаэля, которых можно, но никак нельзя, хотя всё же реально коснуться, если сдвинуть ладонь на пару дюймов. За всё богатство и буйство красок божественной палитры, которые Кроули не различает, зато легко может вообразить. На горизонте полыхало зарево вечного взрыва с добела раскаленным солнцем, как будто в Рай угодила ядерная боеголовка. Те немногие ледники, что торчали на склонах кусками пенопласта, затопило ржавым. Зловеще и завораживающе.       Неуправляемая первозданная стихия, готовая сплющить в лепешку, тишина и покой. Где еще встретишь такое сочетание? Демон щурился, яростно моргал, но очки так и остались лежать в кармане. Небо светлело, не торопясь. Отсюда, с высоты, наступление нового дня виделось роковой случайностью, милостью, чьей-то остроумной шуткой, но никак не... рутиной?       Азирафаэль неизящно хлюпнул носом. Он мог позволить себе не прятаться, когда растроган. Сентиментальный болван!       «Если бы ты не сомневался, что для нас всё кончено, что бы ты сделал?»       Язык бы свой блядский отгрыз, да поздно.       Кроули вдруг с отчетливой тоской понял, что завтра его не поднимут спозаранку: друг нашел то, что искал.       – Не хочу, чтобы это заканчивалось, – признался Азирафаэль, знатно всю тоскливую демонову уверенность поколебав.       – Ну, солнце всё равно вылезет, хочешь ты того или нет, – деланно небрежно буркнул Кроули. – Завтра будет новый день.       «Который можно провести вдвоем, если ты, конечно, не устал от меня. Напрашиваться и докучать не буду».       Он не представлял своего существования без Азирафаэля, причем уже... всегда? Бегство на Альфу Центавра в компании «естественного врага» – что может быть естественнее? Демон, однако, оправдывался тем, что в одиночку за пределы стратосферы ему не выбраться и что как спутник ангел был незаменим. Хиленькое оправдание, которое ничего не объясняло. Поменять планы и примчаться в любой момент? Без проблем. Подстроиться на ходу? Проще простого. Не так часто они встречались, чтобы отказываться от совместного досуга.       Ангел же спокойно говорил приятелю «нет», если был не в настроении ехать в «Ритц» или запланировал провести вечер в одиночестве, обложившись книгами. Причем свой отказ он чаще всего заворачивал в нелепую, откровенно издевательскую обертку: «Мой дорогой грозный демон, у тебя усталый вид. Может, перенесем наш ужин, чтобы ты успел отдохнуть и выспаться?» Как будто вернувшийся из адской командировки Кроули обязан лучиться здоровьем! Лучшим лекарством для него оставался ангел внутривенно, внутриушно и внутриглазно, то бишь, молча смотреть на ангела, слушать его и напитываться им, изредка поддакивая. Но Азирафаэль считал иначе, найдя удобный предлог, а Кроули еще не пал так низко (ха-ха), чтобы кого-то уговаривать (ха-ха-ха). Демон хмыкал, пожимал плечами, напяливал очки и убирался – спать. Ангел не останавливал, убежденный, что поступил правильно. Он же ангел! Сытый не разумел голодного, а голодный предпочел не вспоминать, что когда-то тоже ел досыта.       «Хватит с нас этого дерьма, – одернул себя Кроули. – Ангелы, демоны, добро, зло... В этом нет смысла. Если так подумать, тело Азирафаэлю даровал вообще, блин, Антихрист. Не из небесной же канцелярии он его спер?»       Привычка требует времени. Возможно, и он когда-нибудь привыкнет не уродовать и не вымачивать в яде каждую свою драгоценность, каждый проблеск счастья, просто на всякий случай, чтобы никто не польстился и не отобрал из ревности.       – Новый день, – умиротворенно вздохнул Азирафаэль. Его радость согревала, как десяток одеял. Укрывала белым крылом. – Я не хочу ничего менять, Кроули. Пусть всё остается по-старому: ты, я и очередное приключение, в которое мы ввязались.       – Только не говори, что замахнулся на вечнос-сть, жадина, – протянул Кроули. – Ничто не вечно, ангел, с-сам знаешь.       Ладно, ладно, удобные предлоги не так уж и плохи! Холод, колючий ветер в лицо, перепады высот, способные в буквальном смысле слова разорвать мозг и/или остановить сердце, – да мало ли, отчего мог дрогнуть гадский голос?       Азирафаэль пожевал губы. Смертные грехи не переставали тревожить его, взывая к совести, даже теперь, когда в своем ведомстве он числился врагом народа. Алчность? Гордыня? Блуд? Никогда нельзя быть уверенным, в чем тебя обвинят и что именно предъявят. «Хотел, как лучше? ОТКУДА ТЕБЕ ИЗВЕСТНО, КАК ЛУЧШЕ?!» Кроули знал, каково это, и не осуждал.       – Тогда... до конца? Умереть – это ведь тоже ужасно большое приключение, – огрели его по башке цитатой из детской сказки.       – До конца, – эхом вторил Кроули и пожал протянутую руку, встряхнул ее чуть неловко. – Куда я денусь с подводной лодки…       – Да, к слову, об этом. Мой магазин находится в законной земной собственности, и даже если придется лишить его статуса Посольства, на улице мы не окажемся. Ты упоминал, что твоя квартира служебная, а у меня наверху есть свободная комната...       – Погоди, ты что, предлагаешь?.. – Демон потянулся к виску, чтобы царапнуть призрачную дужку отсутствующих очков. – Мне?       – Просто знай, что тебе есть где жить в случае чего! – выпалил Азирафаэль и, словно бы всерьез опасаясь, что с ним начнут спорить или поднимут на смех, зачастил, не давая вставить слово: – И для твоих растений найдется место! Правда, боюсь, роскошному бару придется немного потесниться... Н-нгм. Ты всегда можешь прийти ко мне, дорогой, что бы ни случилось.       Желудок сделал сальто, и выпитый кофе настойчиво запросился наружу. Не так часто приходилось вспоминать о наличии у себя капризных нутряных органов, но и убежище ему предлагали не каждый день. Не из вежливости, надеясь, что откажут. И не в обмен на услугу. О возмездии... возмедности? бес-возмездности? речи вроде не шло. Демон икнул, не зная, как реагировать.       Такая, казалось бы, мелочь для каких-то других друзей конкретно в их запущенном случае значила слишком много. Блядь.       – Буду иметь в виду, – несчастно пробормотал он. – Спасибо, что ли? Гхм. Это ведь сойдет за пожизненное приглашение войти?       – Что за глупости? Разумеется, – с облегчением хохотнул Азирафаэль. – Входи, когда пожелаешь, и оставайся, сколько угодно.       Потрясающе бес-спечная формулировка! Кроули закатил глаза. Надо будет проверить договор на «земную собственность».       – Я демон, – напомнил он, скривив губы в злодейской ухмылке, – а ты доверчивый эфирный тупица, так что не удивляйся, если однажды я навеки поселюсь на твоем обожаемом диване и откажусь сваливать. Буду в своем праве, между прочим.       – Горе мне, горе. Как там говорят смертные? Пригрел змею на груди? – притворно вздохнул ангел. – О, гляди-ка! Вот и они.       Муравьи в ярких куртках взбирались на вершину из последних сил, засыпая на ходу и поддерживая друг друга. Некоторых шатало, других рвало, но они продолжали карабкаться. Каждый притащился сюда, в «колыбель человечества», с какой-то целью и полз к ней, как умел – с песнями, стонами, соплями, на адреналине или на чистейшем человечьем упрямстве.       Пока Азирафаэль смешивался с толпой и ненавязчиво благословлял всех нуждающихся, Кроули прогулялся до пика Ухуру. Рядом с заветной табличкой «Высочайшая точка Африки и прочие бла-бла-бла» стоял щуплый человечек в серой шапке и бессмысленно смотрел вдаль. По его белым трясущимся губам прыгала улыбка. Не верил, что добрался?       – Приветик, – сказал Кроули и непринужденно махнул рукой бодрым африканским гидам, болтающим неподалеку.       Те заулыбались и приветливо замахали в ответ, приняв за своего. «Серая Шапочка» развернулся к нему всем корпусом. Молодой, пыхтящий, весь какой-то нелепый и одновременно мудрый, даром что глаза прятались за темными стеклами.       – Я думал, буду орать. Как Тарзан, – тихо-тихо признался он. – А теперь одно на уме: скорее бы вниз! И «кока-колы».       – Не лучшая идея, – заметил Кроули, в очередной раз получив подтверждение, что главный враг человека – сам человек.       – Да знаю, шучу. Глупо. Тут всё другое. И я тоже. Без шелухи, настоящий. Никому не должен. Доказывать. Понимаешь?       – Пожалуй, – согласился демон и слегка ускорил регенерацию красной обветренной кожи. Учитывая, что у мальчишки болит и будет болеть едва ли не всё, одно миллипиздрическое доброе дело погоды не сделает. – И как, стоило оно того?       – Аг-ха. – Шапочка перевел дыхание и, двигаясь медленно, как сквозь кисель, потянулся к рюкзаку, начал слабо дергать «молнию», однако замер на полпути. – А, да, чего это я. Ты их сам видел... Я не ожидал. Не мечтал. Вышел ночью пописать, голову к небу поднимаю, а там – Млечный Путь! Настоящий. Столько звезд! Красота. А у меня ни штатива, ни... чего. Эх!       – Будет повод вернуться, – обнадежил его Кроули и почти умилился испуганной гримасе собеседника. – Когда-нибудь.       Раз в мире еще остались писающие мальчики, которым не лень взглянуть на небо, этот мир явно заслуживал продолжать быть.       Ангел куда-то исчез. Когда с горы ведут семь разных маршрутов, разминуться не так уж трудно. Впрочем, им не привыкать терять друг друга и вновь обретать самым неожиданным образом. Временами провидение и энтропия работали сообща.       – Я тут подумал, – с энтузиазмом сказал Азирафаэль, когда нашел своего демона в ближайшем поселении, окруженного стайкой местных ребятишек, – раз нас никто не ждет, что мешает задержаться на этом континенте, скажем, на некоторое время? Помню, где-то здесь были чудесные пляжи и неповторимый колорит. К тому же, я никогда не встречал медоеда.                     Настоящее              – Все-таки мы на удивление безмозглые создания! Тех, кто соображал хоть немного, скинули первыми. Ха-ха-ха-ха-хр... кхе!       – Над злодейским смехом еще предстоит поработать, – рассеянно бормочет Азирафаэль, ощупывая пространство вокруг себя.       Он сомневается, справедливо ли называть чужой хаос «пространством», но мыслить упрощенными земными категориями как-то привычнее. Сгустки тьмы липнут к «рукам», остаются на «коже», отзываются в «голове» обрывками воспоминаний и образов, сбивая с толку. «Сидели на крыше две девочки: одна добрая, а другая – злая, и бросали кирпичи в прохожих...»       Ничего, дорогой, зато мою шутку о твоих скользких мыслях уже трудно будет переплюнуть. Ну, хватит прятаться, выходи!       – О-о, святая простата, неужели ты правда надеялся, что здесь будет прятаться униженный и оскорбленный ангелочек в коконе из растрепанных белых крылышек, который только и ждет, чтобы его спасли? Обняли, причесали, вдохновили...       – Это было бы чертовски мило, любовь моя, и, не стану скрывать, сильно упростило бы мне задачу, но, увы, мы с тобой не в фильме Диснея. «Русалочка» тебя особенно тронула, правда? «Sha-la-la-la-la-la, my oh my, look like the boy too shy...»       – С-с-с-сука! – злобно шипит голос не-совести, и на какое-то время его вниманием завладевает прилипчивый мотивчик.       Тьма бледнеет, исходит в своей глуби сиреневатыми электрическими разрядами, однако это всё равно не то, что он ищет. Свет дразняще близко, Азирафаэль чувствует его пульсацию и силу, слышит дыхание, зовет, манит, умоляет, но тщетно.       – Или, к примеру, такой вариант, – оживляется голос. – Вдруг вспомнить имя, которого не знаешь. Р-р-румпельштильцхен!       – Антариэль, – с сожалением поправляет ангел, который спустя шесть тысяч лет все-таки не сумел удержаться от соблазна, пролетая сквозь метеоритный дождь ранних воспоминаний. Утрачивать любимые иллюзии болезненно, хотя и небесполезно. – Кроли, я знаю, что его тут нет. И я знаю теперь, что он был не совсем таким, как я его представлял. Ты напрасно ревнуешь.       – Еще чего! С-старый добрый Антариэль, небесная заноз-са в заднице, только о галактиках с-своих и думал, вечно лез, куда не прос-сят. Невынос-симый тип! З-с-сануда. Неудивительно, что у него не было друзей. Вот что там было влюбляцс-с-са?       – Ты не виноват, что тебя создали таким. Вас обоих, – добавляет ангел. – Разве змеи виновны? Значит, так было нужно.       – Любопытс-с-ство – противовес-с прилежанию, с-слепому доверию, а значит, с-самой вере, – снисходительно поясняет Змий. – Желание с-самому ис-скать ответы, с-стремиться к тому, что находитс-ся вне с-с-сферы наш-шей досягаемос-сти. Люцифер мне потом объяс-снил, предус-смотрительная с-сволочь. А знаеш-шь, что он еще с-сказал? Не догадае-ш-шься!       Концентрация ненависти повышается с каждым звуком. Ледяное, воистину змеиное шипение действует на «нервы», но Азирафаэль берет себя в «руки». Процесс уже запущен, благодаря одному ангельскому идиоту (неудобно показывать пальцем, не имея при себе пальцев). Надо продолжать поиски, только так можно вытащить Кроули и выбраться самому.       – Полагаю, что бы он ни сказал, на пользу твоему душевному равновесию это не пошло, – резко замечает он. – Так что же?       – С-симпатичное колечко, – если бы голоса могли глумливо подмигивать, звучало бы именно так. – Не ждал, что с-сработает?       – Честно говоря, я и думать о нем забыл, – сознается Азирафаэль с нервным смешком. – Их должны были деактивировать.       «Я подумаю об этом после. У нас будет время разобраться и осознать. Недумайнедумайнедумай. Сейчас важно иное».       – Должны. Хорош-шее слово! Надо было кус-сать тебя в шею, чтобы наверняка с-сдох-х, а теперь уже поздно. Благовер-рный.       – Если я правильно помню, для заключения ангельского брака требуется искреннее желание сторон. Выходит, мы оба...       – МЕНЯ НИКТО НЕ С-С-СПРАШ-ШИВАЛ! – Колючая ядовито-желтая молния прошила «пространство», растворившись во мраке. Азирафаэль присматривается краем «глаза», не поворачивая головы. Неужели оно? Второй попытки не будет. – Ш-ШЕЛЬ...       Тусклые вспышки алого, лазурного, розового, теплого оранжевого сменяют друг друга. Это не может быть ловушкой?       – Извини, дорогой, но ты не сумасшедший кот, который идет в комплекте с любимой девушкой. Свое согласие я получил.       – Ты прав, – неожиданно идет на попятную Змий, – я неотъемлемая час-сть личнос-сти, такова Его воля. Убьеш-шь меня...       – Никто из нас не умрет сегодня, хотя ты приложил все усилия. Кроли, что именно сказал Люцифер? Что тебя гложет?       Змий пощелкивает, старательно держит драматическую паузу, что Азирафаэлю только на руку. Он уже не так уверен в своих предположениях. Свет не всегда есть добро. Что если действительно придется кем-то пожертвовать? Чем это обернется?       – Он с-сказ-сал, что вы могли с-спас-ти нас-с. Ес-сли бы кто-нибудь из вас-с, таких верных и преданных, полных гнева, осмелилс-ся вступитьс-с-ся за с-своего брата, у нас-с был бы ш-шанс-с на прощение. Но вы промолчали, потому что в глубине душ-ши боялис-сь попас-сть под раздачу! Вы и ваш-ша трус-сос-сть разочаровали Его не меньш-ше, ангел.       – Ты и сам знаешь, что это бред, – в сознании Азирафаэля лихорадочно мечутся «а что если», которые он отметает одно за другим. – В глубине души ты понимаешь, что наше вмешательство ничего бы не изменило, иначе давно бы спросил меня.       – Тебе легче думать, что это Ему нужен был Ад? Чис-с-стое зло, против которого можно бороц-с-са? Ангел, ангел, ангел.       – Если ты забыл, меня там не было! Я не мог смотреть, как ты... как тебя... Можешь считать меня трусом, но это...       – Ты стыдиш-шься, – безжалостно констатирует Змий. – Всегда с-с-стыдился того, что чувствуеш-ш-шь ко мне. Ханжа, даже убедил с-себя, что это не я урод и хам, который присосалс-ся к твоей благодати, а прос-сто обстоятельс-ства так с-сложилис-сь. Я з-с-снаю о твоих с-страхах, и твои желания мне извес-стны. Ты должен был пас-с-сть еще тогда, но почему-то...       Мелькнувшая догадка подобна молнии в темную ночь. Она слишком отвратительна и невероятна, чтобы быть правдой.       Кроули никогда не хотел, чтобы ангелы и люди падали. Искушение Евы было для него безобидным розыгрышем, который, кто бы мог подумать, повлек за собой непоправимые последствия, раскрутив колесо и запустив цепную реакцию событий. Беспечность, неосмотрительность, самонадеянность, но не злой умысел. Демон частенько порол горячку и долго об этом жалел, но злобным и жестоким не был. Не стал таким, несмотря на всю грязь и гнусность, что постоянно видел вокруг. Ох, Кроули.       Шесть тысяч лет. Для того, кто больше всего на свете ценил свободу... Шесть. Тысяч. Лет.       Успокойся, иначе сожжешь тут всё к чертям!       – Что ты собираеш-шься делать дальш-ше? – вкрадчиво шелестит голос. – Последуеш-шь с-совету... Метатрона и нас-с-сильно «назначиш-шь» меня ангелом? Как такое возможно? Если фарш-ш обратно прокрутить, получиц-с-са корова?       Азирафаэль останавливается и прекращает «искать». Садится, обнимая «колени». Крылья ободряюще трепещут за спиной, хотя встревожены не меньше. Есть слова, которые надо говорить наедине, держа за руку и глядя в глаза, однако сейчас без них не обойтись. Обиженный ребенок услышит то, что хочет: правду. Тем более что он не так уж и ошибался на чужой счет.       – Я трус, Кроули, но я... люблю тебя, таким, какой ты есть. Потрясающий во всех ипостасях, а порой и вопреки им. Да, я ужасно боялся оступиться, но этот страх не заставит меня навредить тебе, превратив в кого-то другого. Это не мне решать!       – Так почему бы тебе прос-сто не с-сделать шаг? – мурлычет Змий. – Ради меня. Из демона ангела не с-слепиш-шь, а вот из ангела...       – Потому что ты не выбирал быть демоном, а я могу дать тебе выбор. Вернуть то, что по праву твое, а дальше сам решай.       – С-слова, пус-стые с-слова. Бла-бла-бла! Они у тебя вечно рас-сходятся с-с делом. Врун! Твой «выбор» меня ис-скалечит.       В этом, как ни печально, тоже имелось зерно истины. Прав он или нет, но первое время Кроули будет очень, очень плохо.       – Прости, что не вступился за тебя тогда, – шепчет Азирафаэль, – но я делаю это сейчас. Прости. Да будет свет!       «Пальцы» прошли сквозь неожиданно тонкий пласт тьмы, пробивая ее, точно бумагу. Из прорехи с торжествующим ревом хлынуло мерцающее нечто, поглотив истошный, полный бессильной ненависти визг.       Змий-искуситель перестал существовать.