Same wish

      Зачем ты это сделал, Кроули? Почему? В чем я перед тобой провинился?       Ладони смиренно обратились друг к другу, соединяясь в молитвенном жесте, хотя саднящие губы беззвучно шептали сейчас отнюдь не молитву. Человеку в минуты отчаяния и горя свойственно искать утешения там, где он привык с малых лет, и обращаться за помощью к тем, кто прежде, пусть и незримо, но всегда оберегал... Но как быть ангелу?       Слезы струились по щекам, крупными каплями срывались с дрожащего подбородка, пятная злосчастную белую «пудру». Обыкновенные слезы – прозрачные, соленые, горькие. Ничего общего с красивыми карамельно-медовыми капельками, что так аппетитно блестели на воздушном пироге, который с многообещающей ухмылкой презентовал ему демон.       «Хит сезона! Пирог «Слезы ангела», прикинь, а? Поэ-эзия... Короче, ставь чайник. Будешь есть и рыдать, а я сравню».       Пирог оказался изумительным – настолько, что даже Кроули, убежденный противник любой еды, которая не содержала в себе спирт, в итоге не удержался от соблазна и отломил кусочек нежного бисквита. Разумеется, вредный демон при этом скорчил такую гримасу, словно его пытались отравить, и процедил: «Сладко, аж зубы сводит», но, когда Азирафаэль отвернулся к заварнику, кремовый айсберг на его тарелке стал чуточку меньше. Хотя он не то чтобы возражал...       Очередное воспоминание ворвалось без спроса, сбивая с толку, торопясь сменить тему и неумело отвлекая внимание от главного. Впрочем, стоило ли удивляться, что воспоминания о Кроули вели себя ничуть не лучше, чем сам демон? Кроули понял, что затея не удалась, обратился в змея и был таков, один хвост мелькнул. Разве следовало ждать чего-то иного от исчадий Ада? Это ведь так по-демонски, так подло: ужалить исподтишка и в кусты. Всё как по нотам! Искусно втереться в доверие, влезть под кожу, притворяясь лучшим другом, дождаться, пока ослабнет бдительность и... Нет. Нет.       – Это неправда, – всхлипнул Азирафаэль, – он н-не мог...       И слезы, уже было иссякшие, хлынули тропическим ливнем.       Ангел сдался, позволив им течь. Всё внутри него рокотало, стонало на разные лады, скандируя одни и те же древние, ангельской кровью подкрепленные истины: «Демонам нельзя верить. Ты позволил, а значит, заслужил. Каждый демон – предатель и изменник по сути своей. Такие не ведают пощады. Если он предал доверие Отца, что стоило ему растоптать твое? Это жестокий, но необходимый урок, так прими же его с достоинством!»       Первый поцелуй обернулся для Азирафаэля первым предательством, лишив точки опоры. Его мир, неотъемлемой частью которого было присутствие вечного врага и соперника, а впоследствии – сообщника и единственного друга, пошатнулся. Все худшие ярлыки и стереотипы, тайные опасения, которые он всячески гнал от себя, разом подтвердились. Как понять теперь, сколько было между ними подлинной лжи? Какие слова, сказанные сегодня, были действительно искренними? Какие из улыбок – непритворными? Собственные стыдливые умалчивания, вызванные старым, почти изжитым за годы на Земле, но всё равно сохранившимся в глубине души страхом попасться и пасть, на этом фоне выглядели ничтожными.       Олух! Фигляр! Влюбленный... простофиля. «Это не похоть, ангел. Я знаю, как она смердит. Поверь, ничего общего».       – Что же мы наделали? – жалобно пробормотал Азирафаэль, обращаясь скорее к своему демону, чем к кому-либо еще.       Страшнее всего было то, что демон полностью отдавал себе отчет, искушал сознательно и хладнокровно. Такое невозможно не почувствовать, даже забывшись. И Кроули абсолютно точно знал, зачем он это делает, но... Почему?!       После стольких лет и сонма упущенных возможностей он рассудил, что другого шанса не будет, и решил закончить начатое?       В какой момент почти детская ревность, невыносимое одиночество и отчаянная потребность быть любимым, которые ангел впервые так остро и явственно уловил в другом бессмертном, сменились вязкой гнилостной патокой искушения? А чего еще было ждать от существа, привыкшего все свои проблемы решать силой, бегством или, на худой конец, пьянством?       Вопросов было много, непозволительно много, а кончики пальцев до сих пор ощущали пугливую дрожь, пробежавшую по худой спине, грубые полосы шрамов на месте ангельских крыльев и маленькую выпуклую родинку под правой лопаткой.       «Счастье мое». Ну конечно! После этой беспечной, беспомощной мысли демон почуял слабину, и всё пошло под откос...       Не верилось! Не верилось, всё равно. Какая-то часть Азирафаэля – не добродетельная, однозначно, – которая с готовностью принимала из рук Кроули любые дары, зная, что ей не навредят и не отравят, решительно отказывалась верить в его виновность, что бы сам демон по этому поводу о себе ни думал. Пусть посмотрит в глаза и скажет, что все эти годы лгал.       «О-о, добренький демон и насквозь лживый ангел? Знали бы Небеса, какую змею собираются пригреть у себя на груди...»       Временами даже внутренний голос Азирафаэля переставал принадлежать ему. Как крепко и безнадежно они срослись!       Слезы не принесли облегчения, но, когда они кончились, в душе ангела ненадолго поселилась апатия. Сказав Кроули, что прощает, он не обманывал: ненавидеть и тем паче презирать того, кто дорог, не получалось. Или ненависть и презрение – это чувства, недостойные архангелов? Может, на него вот-вот снизойдет праведный гнев, призванный дать силы бороться?       Нет, ничего. Не считая обиды, непонимания и... тревоги. Где Кроули? Куда он исчез? И как теперь отсюда выбираться?       Опыт подсказывал Азирафаэлю, что, пока он рвал на себе волосы, непостижимый Змий успел вернуться домой, не подумав, как водится, о последствиях, и прячется среди... А если нет? Могут ли быть опасны воображаемые планеты-пустыни?       – Кроули, ты хуже всех «Этих» вместе взятых! – в сердцах произнес ангел, потирая виски, и обратился к предчувствию.       Было бы несправедливо полагать, что за шесть тысяч лет один только Азирафаэль регулярно попадал в неприятности, из которых его неизменно вытаскивал рыжий бес, хитроумный и неуловимый. Недаром говорят, что на всякого мудреца довольно простоты, а люди, при всем несовершенстве умов и тел, – весьма непредсказуемые создания. С тех пор как в моду вошли оккультные науки, не проходило и десятилетия, чтобы кого-нибудь из демонов не призвали по ошибке или умышленно. Стоит неверно замкнуть пентаграмму, и проблемы обеспечены. Не говоря уже о деликатных периодах линьки и зимовки, когда излишне самонадеянный Кроули в змеиной форме становился легкой добычей для желающих пощекотать нервишки или нажиться. Так или иначе, но вызволять разъяренного демона из тесного террариума, на котором кто-то из адской братии заботливо начертал кровью знак ограничения чудес, Азирафаэлю точно довелось.       Он знал, где следует искать и как именно. Надо было лишь потянуться к самому неугомонному клубку хаоса и позвать.       «Кроули, ты здесь? Ты слышишь меня? Нам нужно поговорить. Кроули, я... не сержусь на тебя. Ответь, пожалуйста».       По всем канонам кинематографа, имелась одна хорошая новость и одна плохая. Присутствие демона ощущалось где-то неподалеку – это хорошая, принесшая с собой невыразимое облегчение. Демон не отзывался и не реагировал – это плохая.       Крылья с непривычки капризничали и слушались из рук вон плохо, словно занемевшая от неудобной позы конечность, утыканная невидимыми булавками. Азирафаэль не слишком грациозно взмыл в пространство и, кое-как лавируя в потоке метеоритных осколков, отправился на поиски. Попробовать «проснуться» и уйти по-английски ему и в голову не пришло.       Заметить на белоснежном песке гигантского черного змея оказалось нетрудно. Только вот этот змей был крошечным.       – Кроули? – неуверенно окликнул ангел. Это даже прозвучало глупо, как будто здесь могли обитать другие пресмыкающиеся!       Змей, казалось, его не слышал. Пыльное тело толщиной с женское запястье монотонно скользило по земле, то неглубоко зарываясь в песок, то вновь выныривая на поверхность. Песчинки липли к его лоснящейся антрацитовой коже и словно бы таяли в темно-вишневых пятнах чешуй. Змей приглушенно шипел, подергивал хвостом, однако не останавливался.       – Кроули... – Ничего не понимающий ангел перевел обеспокоенный взгляд на уже знакомый ему светлый камень-диван.       Тот странно поблескивал в некоторых местах – бордовыми каплями и медленно подсыхающими бурыми пятнышками.       Сердце заколотилось от ужаса и оборвалось. Азирафаэль не сумел сдержать потрясенного вскрика. Он впервые видел, как плачет демон, которому не дано слез. Лишенные даже такой малости, падшие расплачивались собственной кровью.       А Кроули, видимо, посчитав, что такой боли ему недостаточно, в порыве ненависти к себе нарочно растравливал раны и посыпал их «солью»... Будто в подтверждение, змей взметнулся и всем телом шмякнулся о камень, сдирая тонкую кожу.       – Что ты творишь?! Прекрати! Хватит!!! – не своим голосом взревел ангел. – Кроули, остановись немедленно! Твою мать!       Прежде буйный демон всегда реагировал на крик: останавливался, замирал. Успокаивался, как бы дико это ни звучало. Но в этот раз что-то пошло не так, и распаленный змей, неуклюже развернувшись, внезапно кинулся на ангела с утробным рыком. Тот невольно попятился. Кроули шипел побитой кошкой, широко разевая пасть, бросался вперед, отступал и снова бросался. Не позволяя приблизиться. Из последних сил прогоняя прочь. Глаза были изжелта-белыми, бессмысленными и ледяными.       – Кроули, милый, прошу тебя, – Азирафаэль перешел на шепот. – Я просто хочу помочь. Ты не виноват, слышишь? Я не...       Его не понимали. Демон ухитрился полностью слиться со своей нечеловеческой ипостасью и теперь действовал, ведомый инстинктами. Азирафаэль преступно мало знал о змеях и не особо стремился узнать – даже в тонкости сезонной линьки Кроули пришлось посвящать его уже постфактум, когда демон не рассчитал время и свалился, обессиленный, прямо посреди книжного магазина, – так что по незнанию принял худшее решение из возможных: вскинул руки. Змеи этого не терпят.       Молниеносный бросок, и левую голень ошпарило крутым кипятком. Тонкие ядовитые клыки с легкостью прокусили ткань и глубоко вошли в плоть. «А ведь, будь ты своих обычных размеров, пробил бы насквозь», – растерянно подумал ангел, еще не до конца понимая, что произошло, но уже предчувствуя, что сейчас завалится набок. Так и получилось.       Азирафаэль мыкнул сквозь зубы. Жгуче-холодная боль охватила стремительно немеющую ногу до самых пальцев, будто ее продолжали держать в кипятке. Две симметричные точки на коже обильно сочились кровью.       Укус был смертелен, а страшно отчего-то не было. Да, случись с ним такое в реальности, и развоплощения не избежать...       – Ангел! Нет-нет-нет-нет-нет, не смей... Твою мать!!! – послышалось сквозь звон в ушах. – Лежи смирно! Сука, не шевелись!       Он подчинился. Только губы сами собой расползлись в робкой и глуповатой улыбке, но тут уж ничего нельзя было поделать.       – Тупой ты еблан! – Холодные, жесткие и заметно подрагивающие пальцы бегло ощупывали пылающую голень, даруя облегчение, пока сам демон, плюясь, изрыгал скулящие, свистящие и шипящие богохульства.       Первым делом он кинулся высасывать яд из ранки и поперхнулся ангельской кровью, которая обожгла язык и нёбо, однако упрямо продолжал пытаться, пока Азирафаэль не остановил его нетвердой рукой, прерывая бессмысленные страдания.       – Какого хера полез-с-с? Я себя не контролировал! И я раньш-ше никогда... Вот нахуя ты замахивался, имбецилина эфирная? Ангел, ну нахуя-а?!       – Хотел тебя исцелить, – честно ответил тот, с трудом переводя дыхание. Фантомный кислород вдруг стал необходимым.       – Себя исцеляй, бестолочь! – взвизгнул Кроули. – Давай! Раз умный такой – давай. Или сдох-хнуть хочеш-шь?       Ангел пошевелил пальцами, постаравшись вложить в это движение всю благодать, на какую еще был способен, и демон окаменел, клокоча от бессильной ярости, пока его чистые раны медленно затягивались, исчезая без следа. Все-все раны.       – Я вовсе не такой-сякой святоша, как ты выразился, – пояснил Азирафаэль и прикрыл глаза, убедившись, что чудо свершилось. – Твой яд... блокирует. И расходится... очень быстро. Очень. Ты ведь раньше... не кусал... бессмертных?       – Лежи молча. Не кусал, говорю же. Вообще никого. На кой черт? Так что ты у меня первый, – лающе хохотнул Кроули.       – Отрадно... слышать. – Многострадальные губы царапнули сухой язык. Даже сглотнуть, смочить хрипящее горло было нечем, но ангел понимал, что молчать ему сейчас ни в коем случае не следует. Яд туманил рассудок, пугал избалованное мирной жизнью и отвыкшее от болезненных развоплощений тело скорой гибелью, и то отчаянно сопротивлялось, но это как раз таки было меньшим из зол. – Ты напрасно... п-паникуешь, мой дорогой. Это всё... ненастоящее, мне ничего... не грозит.       То, что Кроули не ринулся доказывать, что он НЕ паникует, больно надо, характеризовало ситуацию как нельзя лучше.       – Откуда ты знаеш-шь?! Я, з-сначит, не знаю, а ты знаешь? – лязгнул он. – Мы не з-снаем, что это такое! Если бы знали...       – Я знаю, – убежденно сказал Азирафаэль и сам себе поверил. – Маленькое... досадное... раз... воплощение. Всё будет хо...       – А ЕСЛИ НЕТ?! – завопил демон, и в этом обреченном вое разом выплеснулось всё, что они оба так долго в себе душили.       Чужая застарелая, но никогда не прекращающаяся боль, отражение его собственной, полоснула Азирафаэля глубже всех клыков и клинков на свете. Это можно было списать на оккультный яд, на подступающую лихорадку и горячечный бред, однако ангел впервые воочию увидел ее, ничем не прикрытую, сумел к ней прикоснуться. Почувствовал, как ей страшно быть, как она задыхается, захлебывается, но всё равно живет. Нездоровая, эгоистичная, самоотверженная, ожесточенная, ранимая, безрассудная и беззаветная любовь Кроули к нему – ангелу-неудачнику, который однажды просто оказался поблизости.       Она подтачивала демона изнутри, как паразит, мешая обрести покой и цельность, стать тем, кем должен. Желание любой ценой прекратить эту агонию могло бы поглотить и растворить в себе всё, что угодно – ум, честь, совесть, принципы, веру, надежду, отказ бездумно следовать приказам и плыть по течению. Любой бы сдался, лишь бы оставили наконец в покое.       Но любовь не соглашалась. Ее было так много, никому не нужной, никем не замеченной, что она изливалась на всех, кто попадался под руку, пока не выкипела, оставшись тихо и скорбно бурлить у самого дна в ожидании, пока пламя погаснет...       Азирафаэль трусливо возрадовался телесной боли, которая мешала предаваться долгим печальным размышлениям. Все они грозили завести туда, откуда не выбраться – в болото собственных сожалений, упущенных шансов, несказанного и несделанного. Его следовало обходить по широкой дуге, ибо покаянием тут было не отделаться. Каюсь в том, чего не совершал?       – Иди ко мне, – попросил он, когда очередная судорога сошла на «нет». Голос, интонации, сами слова перестали ему повиноваться, живя какой-то своей жизнью, и демон от неожиданности послушался. – Кроули... чего ты так... боишься?       Ангел без церемоний (куда уж теперь церемониться?) притянул его к себе, чтобы лучше видеть, слышать и не опасаться побега. Тяжелый густой запах крови наполнил ноздри, усугубляя дурноту, но сделать хуже при всем желании не смог бы.       – Прости, ангел. – Кроули уткнулся лбом ему в плечо. – Я порчу всё, к чему прикасаюсь. И никогда не успеваю вовремя.       – Неправда. И я спрашивал... не об этом. – Свободная рука сонной гусеницей ползала по чужому телу, пытаясь не сорваться.       – Но я виновен! Это всё из-за меня. Тебе больно, ты можешь исчезнуть совсем, или сгинуть здесь, а сойти с ума там, или... нас могут разделить... Кто знает?! Из-за моей тупости. Я притащил нас сюда, а выйти не могу. Не знаю как. Не действует!       – Значит, квиты, – слабо усмехнулся на выдохе Азирафаэль. – Ты собирался... уронить меня? – Он больше не спрашивал зачем.       – Да почему?.. А-а, ты же не знаешь. Курс партии сменился, больше никаких падших ангелов. Типа вас и так не хватает, нечего разбрасываться кадрами, – демон тарахтел, боясь не успеть. – Напакостил? Минус память, минус чин, и начинай заново, младшим писарем 38 ранга. Инспектор Констебль в восторге, хотя, по-моему, это еще жестче, чем было. Но кто бы меня слушал?       – Никаких падших, – повторил Азирафаэль, и из слезящихся глаз посыпались искры. Виски сдавило гладким обручем с шипами на внутренней поверхности. Голова категорически отвергала любые попытки мыслить связно. – Значит, Гавриил и Вель... зевул...       – Ангел, не думай о них. Лучше о себе подумай! Ты лезешь в самое пекло, обратной дороги не будет. Остановись, прошу. Хотя бы на смертном, блядь, одре, хоть раз – послушай, что тебе говорят! – Кроули бодал его в плечо. Почти ласково.       – Отказаться... нельзя. Никто не позволит, ты и сам... понимаешь это, а прятаться... ждать, пока нас... Нет, не смогу.       Тело выгнулось в короткой мучительной судороге. Почему боль похожа на вспышку света? Демон пытался удержать его, распрямить, не дать корчиться, не зная, чем еще помочь. Ангелы хотя бы могли благословлять умирающих, облегчая их последние минуты. Кроули не подозревал, что ему достаточно просто быть рядом. «Не исчезай, не исчезай, не исчезай, нет...»       Кольцо с распухшего мизинца пришлось буквально скручивать. Задача оказалась непосильной, но Кроули помог и тут.       – Давай в карман спрячем, а то потеряется еще. – Расплывчатое говорящее пятно фонтанировало полезными идеями.       – Дай руку, – сказал Азирафаэль, когда обрел такую возможность, и в тот же миг ему безропотно вручили желаемое.       – А сердце не на-а-А-А?!..       Мизинец на ощупь был слишком тонок, а вот безымянный – в самый раз, словно так и задумывалось.       Кольцо возмущенно раскалилось, навеки вплавляясь в плоть, разъедая палец до кости, однако демон не издал ни звука.       – Мы с ним связаны, то есть оно... со мной. – Слова извинялись, оправдывались по привычке. – Теперь не потеряешься.       – Ангел, это что, предложение? – наконец выдавил из себя Кроули и нервно хрюкнул.       – А ты... согласен? – повел бровями Азирафаэль.       «Шутка, говорю, не очень-то удалась».       – Вопросом на вопрос. Невежливо.       – Прости. Мое... предложение, да, точно... Оно в силе.       Сознание неожиданно прояснилось, и боль пристыженно отступила в тень, оставив обмякшее тело блаженствовать.       Ангел и демон поняли друг друга без взглядов и слов. Они не дали себя обмануть: счет шел на минуты.       – Ладно, – прорычал Кроули ему на ухо, – чер-р... бо... кто угодно с тобой. Ладно! Я останусь, пока ты не освоишься. Помогу, чем смогу. Но ангелом не буду! Нейтральная сторона, наемный работник, всё. Сделаешь мне допуск, пропуск, плевать...       – Спа... Ох, я... Ты не представляешь... – Азирафаэль сморгнул слезы, на ощупь отыскал неестественно горячую сейчас руку и поднес пальцы к своим холодным губам, с трепетом целуя. Сухие костяшки, тыльную сторону, змейки проступающих вен, тонкую и нежную кожу запястья – попробовав однажды, он уже не мог остановиться. Демона беззвучно потряхивало. – Кроули, я тоже...       Стрелка часов, что остались в подлунном мире, ожила и качнулась вперед, но ее притянуло обратно, к отметке «Слишком поздно».