
Славя-рут - Глава 1 (Сделал дело - теперь всю ночь не спать)
Я учился восемь лет на экономиста
Аспирант, почти доцент, ВУЗ закончил чисто
Мир финансов для меня книга был открытая
Кризис грянул, и теперь угадайте, кто я?
Грузчик, грузчик — парень работящий
Грузчик, грузчик — прёт, кладёт и тащит
Все, кто может деньги правильно посчитать
Грузчиком, конечно, в детстве мечтали стать
Я приложил руки к своим глазам таким образом, будто бы у меня на них были очки.Стать я физиком решил после старших классов
Знал, как силу приложить, сколько нужно массы
Знал, как тело поднимать, чтоб росла энергия
Пригодились навыки. Угадайте, кто я?
Грузчик, грузчик — парень работящий
Грузчик, грузчик — прёт, кладёт и тащит
Все, кто науку хочет до конца познать
Грузчиком, конечно, сразу мечтает стать
На это куплете я напряг мышцы и выпятил грудь.Я учился в ПТУ на специальность «грузчик»
Обучался там 7 лет, чтоб водить погрузчик
И исполнилась мечта самая заветная
Ведь работаю теперь, угадайте, кем я
Главный грузчик — парень работящий
Главный грузчик — прёт, кладёт и тащит
Знайте, главный грузчик может слова сказать
После которых каждый захочет поразгружать
В этот раз я свой голос сделал выше, пусть мои связки и заболели от напряженияНе училась я нигде, да и не хотела
С детских лет мечтала выйти за миллионера
Олигарх не встретился, хоть я и красивая
И теперь живу одна. Угадайте, кто я?
Просто тёлка без образованья
Просто тёлка не имеет званья
Девушки, которых не взяли в институт
Весело и здорово с грузчиками живут
На последнем куплете я вернул свой обычный голос.Мы пропели, как смогли гимн студентов дружно
Песня близится к концу, закругляться нужно
Но уйти вот просто так мы никак не можем
Потому что закрепить зритель с нами должен
Грузчик, грузчик — парень работящий
Грузчик, грузчик — прёт, кладёт и тащит
Если бы не грузчик, люди планеты всей
Жили бы гораздо менее веселей
Девушка весь первый куплет стояла как статуя, ибо не могла понять как реагировать на мой внезапный перформанс. Но стоило мне запеть припев, то сдерживаться и пытаться быть строгой она уже перестала. Она хохотала во всё горло. И через некоторое время хохотала не только она. Хохотали и другие пионеры, что услышали мой перформанс. Их было всё больше и больше. А я не обращал внимание, ибо меня захватило веселье и азарт. Захотелось, как самый профессиональный клоун из цирка, заставить публику смеяться. И у меня это вышло, и более того — два последних раза, когда я пел припев, мне аранжировали с помощью хлопков. А когда я закончил петь, то все мои зрител разразились бурными апплодисментами. Я поклонился, и публика начала расходиться, продолжая давиться смехом. И как только последний внезапный гость исчез из моего поля зрения, я выключил музыку на телефоне. — Но как? — продолжала улыбаться девушка. — Как ты так спокойно танцевал и пел, хотя на тебя смотрело много людей? — Славушка, — начал я спокойно. — Мне уже два… Кхм… Семнадцать лет. Огромная часть жизни позади, да и я уже давно не в начальной школе. Сейчас я здоров, и более-менее взрослый. Так почему я должен обращать внимание на тех, чьё мнение для меня пустышка? Из всей этой толпы был только один человек, чью реакцию я жаждал узнать. И это — ты. Славю такая откровенность заставила смущённо улыбнуться. — Да и тем более, — я лишь показал всему миру одну простую вещь. Да, я танцую. И да, я не боюсь вам это показать. Смейтесь или унижайте. Можете даже критиковать, но мне наплевать. Ибо пока те люди, чьё мнение для меня важно, я буду продолжать делать то, что мне нравиться. Ибо тогда, и только тогда, я могу чувствовать себя живым. А ты потенциальный писатель, тебе тем более нельзя стесняться делать то, что тебе нравиться. — Поэтому тебе больше не нравиться помогать другим? — внезапно сказала девушка, будто вспомнив наш разговор четыре дня назад. — Да, — кивнул я. — Ты молодец, что догадалась. Ибо самому мне говорить это довольно неприятно. — Но почему? — Славя была немного расстроенной. — Ведь когда помогаешь другим, то у тебя наверняка всегда будет много помощников в этом хорошем деле. Ты станешь образцом для подражания, героем. И у тебя будет… — Славя… — меня её простодушие уже злить начинало, поэтому неудивительно, что я не смог сдержаться от небольшой резкости в моей речи. — Это только в твоём мире так. В том месте, где живу я, такие люди считаются умственно неполноценным. И знаешь, я горжусь этим! Ибо я занимаюсь тем, что мне нравиться. И помощь другим — этим я тоже постоянно занимался. Постоянно, понимаешь? Я прокашлялся, ибо этот разговор заставил моё горло болезненно драть. — Я был активистом года и волонтёром года. Меня приглашали на сцену, где перед всем городом награждали грамотами. Начальник молодёжи города так и сказал: «Этот парень помогал мне всегда, стоит мне только его попросить о помощи!». Однако всё это бесполезно. Ибо я этим занимался, а со стороны других встречался только с усмешками и унижениями. А родителям было абсолютно наплевать, ибо, по их мнению, люди не заслуживали помощи. Я увидел слёзы на глазах девушки. — А потом меня вообще наказали за то, что я желал мира. Меня избили трое… Трое парней только за то, что я сказал, что «война — это зло». Те самые люди, кому я привозил в детский дом конфеты в костюме Деда Мороза. Про тот факт, что потом на меня ещё и уголовное дело завели, я решил благополучно умолчать. Ибо в советское время такой жести, как жесть двадцатых годов двадцать первого века не надо было. Однако я понял, что переборщил с тем, что выпустил из своей души гниль. На Славю это подействовало слишком сильно, ведь с её глаз потекли слёзы. Что-то в моей груди защемило так сильно, что я сам чуть не начал плакать. Не знаю я, что на меня нашло. Однако жалеть я не собираюсь. Я подошёл к девушке и обнял её, стараясь таким образом перебить её слезы. — Ну-ну, успокойся, — сказал я тихим голосом. — Не переживай ты так. Со мной же сейчас всё хорошо. — Как… — сказала девушка, прерывая свой плач. — Что «как»? — Как ты живёшь с таким грузом на душе? — Да никак, просто я стараюсь не думать о том факте, что такие трудности вообще есть у меня. Ведь, когда я знаю, что могу заставить других людей улыбнуться или могу поговорить с дорогими мне людьми, или закрыться в своём доме, включить музыку и потанцевать, то понимаю, что я могу пережить любые проблемы, даже если иногда из-за такого груза мне приходиться некоторое время ходить с мрачной рожей. Славя продолжала тихо плакать, а я продолжал обнимать девушку, пока она наконец не взяла себя в руки. Тогда-то я и отпустил её и протянул ей свой платок. Она вытерла мокрые глаза, после чего глубоко вздохнула. — Пойдём уже в баню, а то в неё скоро черти придут. А мы её даже не затопили. — И то верно, — улыбнулась Славя, вытерев мокрые глаза. — Прости, что я такая плакса. — Я наоборот от этого только рад. Ибо пока ты плачешь, то я знаю одно — Славяна Ясенева жива, и готова приступить к новым подвигам, как только закончит показывать свои эмоции. Да и вообще — ты же не робот, поэтому не стесняйся своих эмоций. Но если ты боишься, что из-за этого тебя перестанут уважать, то выбирай тех людей, перед кем ты не боишься показаться обычным человеком. — И то верно, — кивнула девушка. — А ты не стесняйся делиться со мной тем, что тебя гложет. Я не буду против выслушать тебя. — Ну… Пожалуй о том, что я люблю есть зубную пасту, особенно если она с мятным вкусом, я тебе не скажу, — вслух подумал я. Славя звонко засмеялась.***
Баня, как и говорила Славя, была не натоплена. Да и воды не было, однако весь инвентарь был в порядке. Кроме одного — топора. Топора для колки дров я не нашёл, была только кувалда. Для чего? Понятия не имею, но она была здесь. — Ничего, — утешила меня девушка. — У меня на складе был топорик, я его сейчас принесу. Подожди немного. Девушка ушла, а я взял два полена и положил на них доску, которую кинули на растопку после разборки какого-то здания. Такие дрова я называю «гнилушки». После чего взял в руки кувалду, и как вдарил по ней. В общем, финал у неё был таков — палка треснула напополам. Потом эти половинки ещё раз заставил треснуть на половины. И только тогда я отложил в сторону расколотые «гнилушки», как я называю древесину, что остаётся только на растопку. Потом была ещё одна доска, и ещё одна. К тому моменту, как Славя принесла топор, я уже разломал целую кучу досок. Но только досок, ибо полена кувалдой я не смог бы расколоть при всём желании. — Не смотри на меня так, — посмеялся я, когда увидел недовольное личико девушки. — Ты там, значит, топор ищешь. А я тут должен стоять, и ничего не делать? Я так не могу, уж прошу прощения. — Но ты наколол достаточно дров на растопку, пока я искала топор. Получается, я зря всё делала. — А вот и нет. «Гнилушек» максимум хватит лишь на то, чтобы печь первый жар дала. Они хороши для разогрева, но истинный жар они дадут только в одном случае, если их бросить очень много в печь. Поэтому всю эту кучу, — я показал пальцем на «гнилушки», что я расколол. — Я сжигать сегодня не собираюсь. Часть возьму, чтобы разжечь. А когда они дадут угли, я кину в топку нормальные дрова, которые получу расколов эти пеньки. — А ты довольно хорошо разбираешься в том, как разжигать печь, — похвалила меня девушка. — Часто дома печку топил? — Ага. С десяти лет сам топлю. И я не врал. Да, я живу в двадцать первом веке, и начиная с две тысячи шестнадцатого года, когда мы переехали в Волгоградскую область, я топил печь только пару раз. Ибо большая часть Европейской части России отапливается при помощи газа, поэтому многие о печах забыли, и я тоже. Да и зачем нужна печь, когда для обогрева дома достаточно повернуть вентиль на газовом котле? Но огромную часть своей жизни я прожил в Сибири, на своей Родине. И там, в какой бы части Сибири я не жил, газом никто не отапливается. Все отапливались дровами и углём. Только начинаются первые заморозки в сентябре, то сразу готовишься к тому, что весь день на выходных после школы ты тратишь на строительство поленниц из нерасколотых пней, либо из уже готовых дровишек. Чаще всего это была сосна, но больше всего тепла давала берёза. А как наступает первый снег, то привозят ещё и уголь. Если денег не так много, то лучше закупать крупные куски. Чтобы потом их сунуть в печь, то для этого нужно использовать кувалду. Лучше всего, когда кувалда полностью металлическая. Однако бить ей, не надев перчатки, глупо. Комбинация из ледяной кувалды, которую ты в таком случае берёшь в голые руки, и вибрации от удара по угольному камню. Скажем так, потом не удивляйся, если ты после такого даже ложку в руках удержать не сможешь. Звучит дико, но всё это моё детство. И сейчас, коля дрова к бане, я чувствовал странное чувство умиротворения. Такое же чувство у меня бывает, если я чищу лопатой снег. Но сейчас было лето, поэтому испытать его я бы при всём желании не смог бы. Громкий «хрясь», и ещё один пенёк раскололся на две части. Эти части я также расколол. И только тогда я откинул их в сторону, ибо теперь они смогут поместится в печь бани. Славя тем временем шагала мимо меня, неся по два ведра. Не в руках, а с помощью коромысла. И постоянно, когда она поднималась по лестнице, я боялся, что она упадёт. Благо эта неприятность так и не произошла. А я наконец закончил колоть и начал расколотые дрова раскладывать под крышу бани, чтобы они меньше намокли в случае дождя. Наконец и это закончилось, после чего я взял кучу «гнилушек» и занёс их внутрь бани. Потом вернулся к поленнице и взял кучу дровишек. Таких куч я занёс внутрь ещё две. Затем вернулся за топором, ибо мне нужно было несколько дровишек уменьшить до щепок, чтобы наконец начать растопку печи. Славя тем временем продолжала наполнять бочки водой. — А где спички можно взять, чтобы растопку начать? — спросил я, параллельно с этим надавливая на лезвие топора, заставляя его прорезать дровишко, и отделять от него щепку. — По идее, мы должны всё подготовить и сообщить Ольге Дмитриевне, чтобы она зажгла. Ибо мы же дети с тобой и не можем заниматься такими делами, — сказала Славя. — Ну да, конечно, — не смог сдерживаться я от усмешки. — Как дрова колоть, так это нормально. А как печь растопить, это мы «ни-ни». — И не говори глупость, — понимающе улыбнулась девушка. — Но ты зря на неё так злишься. Наша вожатая тоже понимает, что это глупость. Она же тоже человек. — Неужели? А я то думал, что она житель Венеры. — Почему Венеры? — Такая же красивая и такая же опасная. Ибо если к Венере близко подлететь, то всё — сгоришь, — объяснил я. Славя хихикнула от моей шутки. А я думал лишь о том, какая она у меня нелепая получилась. А ещё удивился, что она кому-то понравилась. Помощница вожатой закончила с заполнением бака, после чего положила на печь коробок со спичками. И когда она вышла из помещения, я услышал, как она начала подметать территорию, где я колол дрова. Вот ведь хозяйственная какая! Не удивительно, что именно она стала помощницей вожатой. Наконец я удовлетворённо отложил ещё одну щепку в кучу, после чего положил внутрь печки практически всю, кроме одной. Её я зажёг с помощью спички и, подождав пока она разгорится, я сунул её к своим «собратьям». Огонь разгорелся быстро, и я, как заворожённый, смотрел на то, как маленький огонёк превращается в большой костёр, чьи языки нежно лизали другие щепки, тем самым заставляя их загораться. Минута, и все щепки весело горели, давая стенкам печи жар. Не упустив момент, я закинул внутрь часть гнилушек. Они так-же успешно загорелись. Теперь переживать было нечего, поэтому я закрыл дверцу. — Через минут двадцать кину первую партию дров, и можно будет начинать обратный отчёт к тому моменту, как можно будет начать пользоваться баней. — Мы славно потрудились, — сказала Славя, после чего залила последнее ведро в бак, тем самым полностью наполнив его. — И не говори. Однако мы чуть не пропустили ужин, — и как раз, когда я сказал эту фразу, где-то вдали раздался звук горна. — Поэтому беги, прихорашивайся и иди ужинать. — А как же ты? — недоумевала девушка. — Я переживу, ибо нужно следить за печкой хоть кому-то. А то профукаю жар и придётся тогда мыться в холодной воде. А мне уже хватило на сегодня бодрящей влаги. — Но… — начало было Славя. — Никаких «но»! Ты и так в этом лагере работаешь за пятерых, вот иди и отведай ужин. Если уж тебя так сильно совесть мучает, в чём абсолютно нет смысла, то принеси мне кефира и булочек. Мне и такого ужина хватит. Славя хотела ещё что-то сказать, но передумала. И только кивнула, после чего пошла в сторону лагеря. Я же вышел на крыльцо, не забыв плотно закрыть дверь. Не хотелось терять жар, который уже начинался скапливаться в бане. Небо, которое обычно в это время ещё светило красными лучами уходящего солнца, сейчас очень сильно потемнело. Лучи пробивались сквозь тучи, но уже не так хорошо, как обычно в это время. Явно приближалась гроза. Надеюсь до её начала все, кто желает, успеет помыться. А то получится, что только мы двое сегодня будем мыться. Спина, которая сегодня слишком часто напрягались, таская на себе мой вес и танцуя, протестующе завопила. И её вопль хорошо угадывался мной из-за боли. А сдерживаться я не хотел, поэтому я расслабился и лёг на пол крыльца. Грязи мне боятся не следовало, ибо сейчас сухо. А щепки и прочий мусор, который я успел развести во время колки, канули в небытие с помощью Слави — она смела все щепки, и я их сжёг в печи. Поэтому сейчас я лежал на древесном полу и испытывал максимальное удовлетворение, которое сменилось желанием подкинуть ещё дров. Благо это делалось несколько секунд, поэтому вскоре я вновь вернулся к лежанию на крыльце. Тучи в вечернем небе лениво плыли в сторону, и это движение действовало на меня, как маятник. Мозг постепенно отключался, и я только усилием воли умудрился не закрыть глаза и не заснуть. Веки, явно недовольные этим фактом, начали требовательно побаливать. И я наконец сдался усталости. Глаза закрылись, и я с удовольствием дремал, слушая шелест травы и тихий шёпот летнего ветерка. Мне было так легко и приятно, ибо я почувствовал себя так же, как будто бы мне вновь исполнилось семнадцать лет. Не было тех проблем и переживаний, что сдавливали мою душу. А желание помогать ещё не успело деградировать, из-за полного отсутствия поддержки со стороны окружающих. Поэтому любое доброе дело приносило мне радость. И сейчас я чувствовал себя так же, как и тогда. Я думал о том, что сегодня весь лагерь будет мыться благодаря тому, что я затопил баню. И меня это радовало. А не раздражало, ибо я потратил на это свои силы. А ещё меня радовала компания этой солнечной девушки. Девушки, которая не назвала меня слабаком из-за того, что я раскрыл ей один из своих секретов. Она лишь расстроилась из-за того, что я попал в такую ситуацию. Ей двигало сочувствие в тот момент, и осознание этой ситуации заставляло мою грудь пылать странным огнём. Я знал природу этого огня, пусть и не верил в это. А как иначе? Я уже огромный промежуток времени не чувствовал жар в груди, когда я смотрел или вспоминал о какой-нибудь девушке. Возбуждение не в счёт — это просто совпадение, не более того. Я влюбился в эту девушку, и почему от осознания этой мысли мне стало легче, намного легче. Жар в груди перестал жечь меня, и стал согревать, как горячий чай в морозную пору. А голову наполнило одно желание — мне хотелось встретиться с этой девушкой, вновь поговорить. Да даже спору я бы обрадовался, но не судьба. Такая девушка, как Славя Ясенева для меня птица слишком высокого полёта. Нет, она не высокомерная, ни в коем случае. Просто мы слишком отличаемся друг от друга, поэтому я сомневаюсь, что у меня есть хоть какой-то шанс на то, что я буду ей симпатичен. Да и, откровенно говоря, нет во мне ничего симпатичного: карие глаза, бледная кожа, русые волосы, в которых есть седина. Да-да, мне дали абсолютно новое тело, зато вот седина в волосах осталась, пусть и не так много, как в старом. Да и мускулы выглядели несуразно — не было в них красоты, скорее надутость. Ибо я не занимался «сушкой» организма. А шрамы на бедрах? Руки коснулись кожи через ткань шорт, и я с раздражением вспомнил, что омолодившись на девять лет я вернул и свои шрамы. Нелепая случайность, которая стоила мне трёх лет до полного заживления. А ещё эти шрамы напомнили мне ещё кое-какой факт. У меня же после бани всегда идёт кровь из носу, если температура высокая! А эта баня уже успела изрядно натопиться, поэтому у меня осталось всего лишь полчаса на то, чтобы помыться. Либо был второй вариант — ждать до конца помывки всех остальных пионеров, но это было просто невозможно. Меня рубило, тело требовало сна. Вот и остался только один вариант. Я вскочил и быстрым шагом пошёл к домику. Там искал себе запасное бельё и полотенце. Почему я их искал в домике? Да просто забыл, что оставил их у бани. Вот и начал рыться. Благо рылся недолго, ибо знание об истинном расположении вожделенных элементов гардероба достаточно быстро вернулось в мои мысли. Поэтому я вернулся к бане. Дверь в предбанник была открыто. Вот блин, выходит закрыл плохо, так ещё и не проверил. Ладно, в этот раз закрою хорошо, а то пионерам пара не хватит. Вскочил в предбанник, разделся и залетел внутрь. И сразу, как только вторая моя нога коснулась деревянного пола храма чистоты, меня немного укачало. Благо это длилось пару секунд, но от последствий меня это не спасло. Какие последствия? Да подскользнулся я и, падая на пол, задел рукой стопку с одеждой. И она, совершив невероятный маневр, упала прямо в бак с холодной водой. Это означало одно — теперь, чтобы выйти мне из этого помещения, мне придётся ждать, пока одежда не высохнет. — Чёрт побери, да что за день сегодня такой… То вода летом, оказывается ледяной, то теперь в бане одежда мокрая, тьфу! Да, я ругался, а что толку? Ругань не заставит мою одежду высохнуть. Ладно, надо приступить к мытью и сушке. И чем быстрее, тем лучше. А то температура бани продолжала увеличиваться. Я повесил свою одежду вместе с полотенцем на крючок, прямо перед печкой. После чего взял один из тазиков, и набрав в него воды, облил себя из него. Мытьё начинается! Сначала я помыл голову своим шампунем, по классической схеме — сделал воду и зачерпнул из неё ковш для споласкивания головы после мытья. После чего нанёс шампунь на мокрые волосы и массажными движениями втёр его. Волосы от шампуня затвердели, будто бы я нанёс на них гипс, а не шампунь. Благо этот мираж быстро стёрся, когда ковш с водой смыл с моей головы шампунь. Ещё несколько споласкиваний, и голова была чистая. Теперь пора мыть остальное тело. Но это я такой уникум — в нормальной компании, где все пришли в баню париться, а не мыться, после мытья головы следует парилка, а не мытьё. Но у меня не было ни времени не желания париться, поэтому я и начал сразу же с мытья. Сначала облил себя с таза, потом взял мочалку и начал всё тело буквально отскребать от грязи. Было такое ощущение, будто я мочалкой чищу не только поверхность кожи, но и поры. Ибо после применения мочалки кожа приятно сжималась, что приносило мне приятное ощущение. Осталось только ополоснуться. Это я сделал быстро, благо воды хватало. После подошёл к крючкам у печки. И как только я снял полотенце, которое успело высохнуть, я услышал как уличная дверь тихо хлопнула. Видимо, ветер слишком сильный. Ну а как иначе? Не мог же это человек войти и начать там раздеваться. Ибо любой человек, перед такими вещами, сначала откроет дверь в баню и спросит есть ли там кто. А этого никто не сделал, поэтому переживать мне вообще не о чём. Однако повод для переживания нашёлся — я почувствовал, как из моих ноздрей потекла теплая жидкость. Да ёперный театр… Даже такая большая скорость не помогла мне спастись от кровотечения. Ай, пофигу уже. Выйду в предбанник, там и оденусь. Заодно охлажусь чуть, это наверняка поможет мне утихомирить кровотечение. Я скатал одежду в трубку, которую удерживал левой рукой. И, вытирая волосы полотенцем, открыл дверь в предбанник. Было всё хорошо, а вокруг была тишь и гл… — Что? — спросил испуганный голос, как только я открыл дверь. Мои внутренности болезненно сжались. И было такое ощущение, будто бы эти руки состояли из льдов Арктики. Мне было так отвратительно, и так страшно. Ибо я понял одну простую вещь — я стоял перед кем-то абсолютно голый. Полотенце, которое перестали сдерживать дрожащие руки, легко соскользнуло на пол. К нему пошла и трубка из моих рук. А я увидел ту картину, которую никогда не должен был лицезреть. Славя, которая до моего внезапного «визита», спокойно раздевалась. Но так как моё появление заставило её замереть в удивлении и шоке, она стояла передо мной наполовину раздетой. Нижняя часть рубашки висела на ней довольно свободно, открывая моему взору красивое тело помощницы. Я видел и живот, на котором были заметны упругие мышцы пресса. Видел и нижнюю часть груди. А это означало, что сейчас под ней нет лифчика! А ещё кожа — ровный загар, который только прибавлял этой картине пикантности. А её лицо — дьявол, оно было слишком соблазнительным! Её красивые голубые глаза, который в этот момент были широко распахнуты, смотрели прямо на меня. На личике был яркий румянец, который только прибавлял её прелестности. Юбка, из-за отсутствия ремня, сползла немного ниже. Я видел верхнюю часть её трусиков. А сам ремень я видел в её руках. Такая поза, такой взгляд, и ремень в руках. Мысль сразу нарисовала образ госпожи. И только я подавил это мысль, пришло понимание ещё одной ситуации. Какой? Славя перестала смотреть мне в глаза, ибо её зрачки начали смотреть куда-то ниже моего лица. Рискнул чуть опустить свой взгляд и… — Прошу прощения! — закричал я, прикрывая свой «интерес» первым попавшим в руку. А второй открывая дверь бани. После чего я быстро забежал внутрь и закрыл дверь. Во рту прямо разило железом, и я понял, что носовое кровотечение у меня так и не прекратилось. Более того, оно начало усиливаться из-за того, что я вернулся в баню. Ну и сцена, ёперный театр … Мало того, что попался перед девушкой голый. Так ещё и со стояком! Я что, стал героем эччи? Голый, со стояком, течёт кровь из носа! Может кому-то и будет смешно, только вот мне нифига не смешно. — Дима… — послышался за дверью слабый голос Слави. — Мы можем поговор… — Славя, давай без разговоров. Просто выйди, пожалуйста. И дай мне одеться. Прошу. Ответом мне послужил звон чего-то металлического, видимо бляшки ремня. А потом стук двери. Наконец собравшись с духом, я легонько приоткрыл дверь. Слави не было. Вот и хорошо, не хватало ещё раз мне с ней пересекаться. Одного раза хватило, блин… Лицо, которое было «украшено» кровью, я отмыл в холодной воде. Благо кровотечение наконец закончилось, что мне немного подняло настроение. И, решив больше не задерживаться в этом домике, я оделся практически так же быстро, как делал в армии. Как только рубашка оказалась на моём торсе, я обратил внимание на то, чем я прикрывал пах в этой ситуации. И, честно говоря, мне стало ещё хуже. Это была шапка для парилки, на которой было вышито «Всегда готов!». М-да, оригинально. Ничего не скажешь, на вставший половой орган надел шапку «Всегда готов». Дима Гордеев, ты «счастливчик», ничего не скажешь. Славя стояла на крыльце, смущённая. Однако одетая и, судя по её лицу, готовая к разговору. А вот я таким не был, находиться рядом с этой девушкой мне было тяжело, как в моральном, так и в эмоциональном плане. Мне хотелось исчезнуть из её поля зрения как можно быстрее. — Дима… послушай… — Не сегодня Славя, — сказал я убитым голосом. — Завтра… Сейчас я с тобой не могу трезво говорить. Я сказал это, так и не смотря ей в глаза. Постепенно запах мокрой древесины становился всё слабей и слабей, пока наконец полностью не исчез. А перед моими глазами не появился мой домик. Я вошёл внутрь и лёг на постель. Однако мою усталость как рукой сняло. Ведь я знал одну вещь — сегодня я засну только чудом. Даже молния через пару часов, что начала сверкать за стёклами окон не помогла, усталость ко мне так и не вернулась. Не помог и умиротворящий стук капель по крыше моего домика. Голова болела, сердце бешено стучало, но сон ко мне так и не вернулся. Вот действительно, сделал дело — теперь всю ночь не спать .....