Чужаки

Гулять до поздней ночи перед рабочей сменой было явно не самой продуманной стратегией. Ингве с трудом разлепил всё норовящие закрыться вновь глаза и встал с кровати, тут же чуть не рухнув обратно от скрутившего головокружения. «Ну всё, неукротимая молодость проходит. Теперь эта немощь будет лишь сильнее распространяться», — с грустью заключил парень, взглянув на себя в зеркале: где-то среди белокурых прядей уже должны были закрасться седые волосы, а на уголках глаз появиться гусиные лапки. Почему-то он удивился, не обнаружив их. Даже рыхлое брюхо, бич всех закрывающих третий десяток мужчин, ещё не появилось на тощем теле. Видимо, на одном пенном его не взрастишь. Мальм прошёл в гостиную посмотреть, вернулся ли Ману, и действительно обнаружил его. Он суетливо ворочался на диване, сминая одеяло между ног. Вскрик спящего пронзил почтительную тишину вокруг него, заставив Ингве вздрогнуть. — Эй, ты как? — шепнул ему Ингве испуганно. По Ману словно прошёлся разряд тока: он резко сел и, проморгавшись, повернул голову к другу. — Ты жива?.. А, чёрт, это ты, Инг. Утречка. — К кому ты обращался до этого?.. — Да забей, мне очередной боевик снился. В этот раз было что-то вроде нашествия пришельцев, которое мы отбивали на истребителях. Прикинь: наши «раптеры» против их тарелок. А ведь как план звучит на случай, если что-то такое всё-таки приключится. — Не знаю, я бы их просто зенитками сбивал… Ты лучше скажи, куда пропал вчера ночью? Ману в красках поведал о прошедшем с Энни вечере. Сначала Ингве не поверил ему, но сопоставив некоторые замеченные им детали и опыт с другими паранормальными созданиями он просто впечатлился, не найдя что ответить. — А ты что делал? Только не говори, что до полуночи вернулся домой и улёгся спать. — Я гулял с Селин. — Да неужели? И что, как оно?.. Хотя ладно, я знаю, что ты ответишь. То полярное сияние хоть застали? Упоминание «полярного сияния» точно отрезвило Ингве. «Чёрт, нужно было сообщить Дарвеллам про эту тарелку. Она явно не просто так светилась», — пронеслось у него в мыслях. От Мануэля не ускользнула обеспокоенность друга, о чём он спросил того прямо. Ингве рассказал как есть о своих опасениях — и теперь уже они оба они затревожились. — Окей, значит, едим и сразу к Дарвеллам. Оттуда уже пойдёшь на свою работу. — Да, давай, — кивнул Ингве. Быстро расправившись с завтраком, музыканты поспешили в дом братьев. Час был ранний, а потому те почти не рассчитывали, что откроют им сразу и примут с радушием. Однако уже через пару минут на пороге показался Микаэль. Обычно собранные в хвост его волосы ниспадали на плечи пушистой копной как у гамадрила. — Чего ради вы заявились в такую рань? — устало спросил пришелец, поправляя причёску. — Микаэль, дело чрезвычайной важности. Или чрезмерного беспокойства, — начал Ингве, по-свойски проходя внутрь. — Мне следовало сказать ещё раньше, но вспомнил только сейчас. В общем, вчера мы с Ману видели странное сияние, исходящее от вашей разбитой тарелки. И, насколько я помню из твоих слов, в нерабочем состоянии она светиться не должна в принципе. Помимо света вокруг неё образовалось магнитное поле. Всё это продлилось минут пять, после чего она затухла. Отсюда вопрос: стоит ли о ней беспокоиться? Всем своим видом Микаэль показал: беспокоиться определённо стоило. Он нервно зашагал по комнате, что-то бурча под нос. Энтузиазму Ингве и Мануэлю это не прибавило. — Да. Верно и обратное: если она светилась, то в какой-то степени работала. А как выглядело свечение? Ореолом, вокруг неё? — Столбом света. — Так, а вот это дерьмово, — вздохнул пришелец. — Я, конечно, могу ошибаться, но есть подозрения, что через неё отсылали сигнал в космос. — Она для такого пригодна? — Более чем. В техническую часть вдаваться не буду. Если коротко — то в рабочем состоянии сигнал с неё поступает на Тх’гирв, так что с земли её можно использовать в качестве ретранслятора. И, похоже, что для этих целей её кто-то и зажёг. — Кажется, это не очень хорошие новости, — задумчиво промолвил Ингве. — Нет, совершенно нет, это просто отвратительные новости! — выкрикнул Дарвелл. — Теперь наши соотечественники могут очень быстро выйти на наш след. И, вероятно, обнаружат здесь присутствие и Мистера Смита. В общем, нашу маленькую колонию диссидентов здесь накроют. — Что вы с Мэттом намерены делать? — Мы… Так, прежде всего — спасибо, что предупредили, — сказал Микаэль, немного успокоившись. — Это даст нам лишнее время, чтобы успеть уехать отсюда. — Уехать? Навсегда? И куда, если не секрет? — спросил Мануэль. — Нет, на время, пока ситуация с Тх’гирвом не уляжется. В сторону Сенд-Лейка, но я бы держал путь дальше для пущей безопасности… В любом случае, нужно будет обсудить это с Мэттом, когда он проснётся. — Что насчёт Смита? — поинтересовался Ингве. — Хороший вопрос. Он ведь тоже сильно провинился. Может быть, за его голову назначена ещё большая награда… Не знаю. По-хорошему, его надо предупредить. Как минимум оставить старика в неведении будет негуманно, к тому же, через него могут выйти и на нас с Мэттом. Но здесь тоже требуется коллегиальное решение. — Спросишь Лолу? — И её тоже, разумеется, — ответил Дарвелл, чуть смутившись. — А вместе с ней и Селин, которая временно прописана у нас и живёт в Сенд-Лейке. Не говоря уже о том, что нам нужно как-то обойти пограничников, чтобы выехать из города… Но проблему нужно решить уже сегодня. Давайте вы зайдёте вечером, как у Ингве смена закончится — если решим уезжать и найдём, как это сделать, то попрощаемся, если нет — то вместе подумаем, что делать дальше. — Идёт… Микаэль, мне очень жаль, — виновато произнёс Ингве. — Следовало предупредить раньше, как только эта треклятая тарелка вспыхнула. А теперь вам в спешке нужно организовывать побег. Это… — Брось. Ночью решать все эти вопросы было бы ещё более проблематично, — он похлопал друга по плечу. — Всё в порядке будет. А теперь иди продавать не принимающие сигнал телевизоры попрятавшимся по домам горожанам. А ты, парень, найди уже себе нормальную работу, а не слоняйся без дела. Как и ожидалось, вести не обрадовали проснувшихся Мэтта и Селин. Концентрироваться на решении проблемы становится ещё труднее, когда паникуешь не ты один, но и окружающие. Встреча с Лолой, к которой Микаэль отправился, едва оповестив о будущих перспективах своих сожителей, помогла немного развеять тревогу. Уверенностью, что она источала, можно было напитаться и оказавшемуся поблизости. Но всё же сейчас Лола тоже выглядела неважно. — Насколько вероятно, что тх’гирцы десантируются в Стрейнджтауне? — Без понятия, но если они всё же окажутся здесь, то последствия могут оказаться крайне неблагоприятными. Понимаю, что это паникёрство… что это трусость. — Здесь это скорее благоразумие. Ведь своей жертвой ты ничего не изменишь. Вряд ли твои соотечественники перестанут заглядывать на Землю, как только выкурят оттуда всех дезертиров. А уехав… извини, но не могу сказать с полной уверенностью, что ты от этой угрозы избавишься полностью. Снизишь её риск — да, пожалуй. Но если всё настолько плохо, как ты описываешь, то тебя с Мэттом они могут схватить и за пределами Стрейнджтауна. — Это отметать нельзя, но, как ты сказала, это более безопасный вариант. Из немногочисленных имеющихся, — Дарвелл на минуту умолк. — Я бы не хотел умирать. Не сейчас, когда у меня есть ты. Лола чуть улыбнулась, притянув пришельца к себе. Микаэль умиротворённо опустил веки, вдыхая аромат волос возлюбленной. На его губах отпечатался поцелуй — недолгий, но выражавший все таящиеся в этой неприступной женщине нежные чувства. — Я поеду с вами, — тихо сказала она на ухо Дарвеллу. — Нужно будет ведь как-то нейтрализовать военных… И держаться поближе к тебе. Зная, как ты любишь напарываться на неприятности. — Как и ты. Не хотелось бы лишать тебя возможности тоже в них поучаствовать… Мне следовало тебя отговорить от этого решения, но буду честен: я хочу, чтобы ты поехала со мной, — поцеловав её ещё раз, Микаэль чуть отстранился. — Есть ещё один вопрос, касательно Смита. Стоит ли нам предупредить его о возможной опасности? На время между ними воцарилось молчание, в котором Лола напряжённо обдумывала заданный вопрос. — Ты считаешь, что нужно? — Да. — Я тоже. Но через третье лицо. Конечно, нам придётся раскрыть страшную тайну старика лишнему человеку, но, с другой стороны, мы можем создать для себя лишние проблемы. Зная, например, ту же подозрительность моего отца. Или в случае, если он решит поехать следом за нами. Как я понимаю, на родине он провинился ещё сильнее тебя с братом, так что к нему будет повышенное внимание со стороны тх’гирвцев. Он сейчас как заряженная взрывчатка. — Кого предлагаешь в качестве посредника? — Мне кажется, что Лазло бы подошёл. У них со Смитом не очень хорошие отношения, но по крайней мере я доверяю этому парню. К тому же, они со стариком родственники. — Имеет смысл, — Лола улыбнулась. — Мыслишь стратегически, это хорошо. — У меня неподалёку хороший пример, — ответил Микаэль в той же манере. — Тогда предлагаю разделиться: я скоординирую поездку с нашими попутчиками и попробую вместе с Мэттом выяснить, можно ли уехать из города окольными путями, а ты свяжешься с Лазло. — Сделаем, — сказала она на выдохе, погладив шею пришельца. — В таком случае удачи нам обоим. Пророчество Микаэля сбылось: за неимением клиентов, готовых купить новый телевизор в свою гостиную, владелец магазина отпустил Ингве пораньше со смены. Это означало меньший доход за день, но сейчас ему предстояло разбираться с куда более существенными проблемами. Ингве ненадолго зашёл домой — переменить омерзительное поло на что-нибудь более цивилизованное и в спокойном уединении решить, что делать дальше. От раздумий его отвлёк стук в дверь. Он поспешил открыть: на пороге его ждал Джеффри Новак. — Доброго дня, Мальм. Не могли бы вы зайти ко мне на минутку? Ингве не оставалось ничего другого, как неуверенно кивнуть и направить следом за шпионом. Войдя в свою квартиру, он жестом предложил Ингве присесть за столом. Вид у него был ещё более болезненным в сравнении с тем, в каком Ингве застал его в последнюю встречу, но скрытые за толстыми линзами очков глаза искрились отвагой. — Мне бы хотелось попросить вас об одной услуге, — Новак перешёл сразу к делу, вынув из кармана какой-то конверт. — Нужно доставить вот это письмо генералу Гранту, не называя моего имени. Я доверяю вам в этом деле больше всех, поэтому прошу вас об этом одолжении. Разумеется, за вознаграждение. Ингве обескураженно уставился на Новака и быстро замотал головой. — Так, Новак, во-первых, всё это выглядит ужасно подозрительно. Во-вторых, мне не позволяет совесть взять с вас деньги независимо от того, законные они или получены нечестным путём. В обоих случаях есть вещи, которые меня сдерживают… Почему вы сами не можете его доставить? — Потому, что я не могу водить автомобиль: добраться до адресата, живущего на другом конце города, будет проблематично, — в святой невинности ответил Джеффри. — Хорошо, допустим… Но что это за письмо? — Прошение. Вы, может, могли заметить отсутствие моей сестры. У меня есть догадка, что она не смогла выбраться из Сенд-Лейка из-за закрытия границы между городами… Должен признать, её пропажа вызывают у меня некоторое беспокойство и дискомфорт. — Точно. Я давно не видел её, — согласился Ингве: отчего-то ему хотелось верить каждому слову этого человека: так искренне он сейчас говорил. — Как вы без неё справлялись всё это время? — Мальм, прошу вас, не нужно принимать меня за немощного старика, не способного самостоятельно себя обслуживать, — устало промолвил Новак. — Мои болезни не мешают в повседневной — не слишком активной — жизни, а только лишь повышают риски попасть в реанимацию и немного сковывают меня в движениях. — Чем вы болеете, если не секрет? — Кардиомиопатией и перемежающейся хромотой. Сочетание плохой наследственности и перенесённого в детстве туберкулёза, — неохотно ответил он подобием скороговорки, точно до того заучил эту фразу наизусть. — Надеюсь, вы не станете вновь возвращаться к моей медицинской карте. — Сочувствую вам, — скорбно ответил музыкант, опустив плечи: его жалость была вполне настоящей. — Однако мне всегда было интересно, что испытывают неизлечимо больные люди. Как они воспринимают свои болезни после шока от их диагностирования, как к ним адаптируются и как оценивают свою жизнь. — Так же, как нищие люди свою бедность и обычные люди — свои обычные трудности. Приглядитесь к себе — и обнаружите тот же ответ, что заготовлен у меня. Это гораздо человечнее, чем препарировать чужие души. Ингве не ответил, вместо того склонив голову ещё ниже. Новак был прав, ужасно прав. — Вы передадите письмо? — Да. — Хорошо, спасибо… И ещё, — добавил он, когда Ингве собрался уходить. — Если моё состояние ухудшится, а Берта так и не вернётся, могу я попросить вас организовать мои похороны? У меня достаточно денег, чтобы сделать этот процесс максимально быстрым и опосредованным. — Только если не найдётся других вариантов, Джеффри, — ответил Ингве, открывая входную дверь. — Мне будет морально тяжело вас хоронить. На счастье, генерал Грант оказался у себя дома, а не в паре десятков миль, в штабе командования. Сделав глубокий вдох, Ингве нажал на дверной звонок. — Мистер Мальм? Зачем вы пришли? — точёная фигура генерала сейчас ощутимо осунулась и ссутулилась: Ингве было крайне непривычно видеть его таким. — Передать письмо. Не могу назвать вам отправителя, только заверить, что оно не таит в себе никакой опасности. Возьмите, пожалуйста. Грант не сразу взял конверт из рук музыканта, сперва внимательно осмотрев его издали. Наконец, он выудил бумагу и армейским жестом скомандовал посыльному «вольно», удалившись в другую комнату. Ингве не был уверен, что правильно понял знак генерала, но рассудил, что лучше ему здесь не задерживаться. Дальше по плану ещё с десяток встреч: нужно сохранить на них моральные силы. Генерал поднялся к себе в кабинет и распечатал письмо — оно, как выяснилось, было написано армейским шифром. Грант знал его наизусть, но всё равно оказался в замешательстве: ведь военные части имели с ним связь по рации и не стали бы рисковать передачей бумажных писем, так ещё и через такого связного. Разве что лейтенант Гарди — но и та предпочла бы личную встречу анонимному донесению. Ген. Грант, мне известно о вашей давней вражде с м. Смитом, но сейчас ему необходима ваша защита. Тх’гирв отправил своего лазутчика за головой Смита, который разыскивается на родной планете за антиправительственную деятельность. Исполнение приговора Смита не отвратит Тх’гирв от нападений на Землю, допущение убийства может быть расценено им как слабость, а сам Смит может оказаться ценным союзником в противостоянии Тх’гирву. Вам следует отправляться в дом к Смиту, предупредить его о нападении и в случае чего оказать силовую поддержку. Посредник Закончив читать, Грант оказался в смятении. Он всегда считал Смита засланцом с его родной планеты, выведывавшего стратегические планы и военные тайны Земли, но теперь выясняется, что он враг своего народа. Конечно, всё это может быть ложью, но как проверить это иначе, чем поговорив с самим Смитом или этим неизвестным Посредником? На поиски последнего потребуется ощутимо больше времени, так что единственное оставшееся — это направляться прямиком к Смиту. Если готовящееся нападение — правда, то его необходимо предотвратить хотя бы потому, что это преступление, чинимое инопланетными военными на территории Земли. Вряд ли существовал какой-то межпланетный договор, регулировавший уголовное судопроизводство на всех клочках Вселенной, но сам возможный исход был противен моральным принципам Гранта. Независимо от презрения, которое он испытывал к зеленокожему старику, сейчас он гражданин Симнации, на которого готовят покушение чужеземцы, которых принимают на Земле лишь как дипломатическую делегацию. Грант сжёг прочитанное письмо, достал из ящика стола табельное оружие и стал собираться на миссию. Ладони предательски вспотели. Главное, чтобы в ответственный момент они не соскользнули с рукояти ножа. Действовать нужно быстро — едва откроется дверь… Или не действовать вовсе? Паскаль никогда не видел силу старика Смита в действии, но слышал о том, сколь она могущественна. Если слухи о том, что именно он устроил коллапс в Дивизионе верны, то от Эверби не останется и мокрого места: где его сухощавое тело, а где огромная каменная глыба из глубин космоса? Он сунул нож поглубже в карман и позвонил в дверь. «Так, наверное, сначала стоит телепатически его отбросить и накинуться, когда он окажется на земле. Или вообще не нападать на него? Чёрт, решайся, время не терпит!» — судорожно размышлял он, ожидая, пока ему откроют. — «Точно, у него же есть семья. Если отворит кто-то из них, то что тогда? Мне резать Смита на глазах его жены и детей? Устранять их как свидетелей? Нет, это уже слишком». Дверь перед Эверби открылась, но едва он понял, кто из Смитов стоит перед ним, как его ноги оказались оторванными от земли, и он повис в воздухе. — Что за?.. Почти тут же он легко, как тряпичная кукла, влетел в стену коридора. Под оглушающий звон в ушах Паскаль потерял сознание, успев лишь заприметить две размытые фигуры под собой: пришельца и человека. Кажется, прошло пять или десять минут, прежде чем он пришёл в сознание. Затылок и позвоночник отзывались ужасной болью, а в глазах всё плыло. Хуже всего оказалась невозможность пошевелиться: похоже, что его, как в плохом боевике, приковали к батарее. — Грант, он просыпается, — послышался хриплый голос с помехами. Перед Эверби оказалось двое: генерал Грант и мистер Смит. Первый держал на взводе пистолет, а вокруг второго вибрировал воздух, подсвеченный светло-голубой дымкой. Паскаль хотел протереть глаза, чтобы убедиться, что это не наваждение, но крепкие узлы не позволяли сместить руки ни на миллиметр. Ещё немного — и они онемеют от оттока крови. — Это и есть тх’гирвский наймит? — недоверчиво произнёс Грант, осмотрев пленника. — А недавно у нас в лаборатории работал. Да и на пришельца не похож. — Сними своя маскировка! — грозно приказал ему Смит: сейчас его тон очень походил на грантовский. Паскаль непонятливо разглядывал своих противников, не понимая половины слов, что они — особенно Смит — произносят. — Здесь кто-то говорит по-английски? — Видимо, не зря я сюда пришёл, — закатывая глаза, произнёс Грант на знакомом Эверби языке. — Тебя просят снять маскировку. — Я человек. Грант перевёл ответ пленного Смиту, отчего воздух вокруг последнего задрожал ещё сильнее. Паскалю не требовалось знать симлиш, чтобы понять, что тх’гирвец его словам не поверил и повторил свои требования. Напрягая лицевые мышцы, сиксамец открыл чёрные склеры глаз, согнав человеческие зелёные. — И это всё? А где зелёная кожа? — озадаченно спросил Грант. — Да, всё. Я родился от землянки, — сказал Паскаль отстранённо, но затем вновь поднял взгляд на мужчин. — Выслушайте меня. Я действовал под принуждением, мне угрожали смертью. Но даже так я не собирался убивать Смита. Мне известно, что он гораздо сильнее меня, а потому в поединке с ним у меня не было бы никаких шансов. В моих планах было обсудить с ним эту проблему и прийти к какому-то компромиссу. Возможно, запросить его помощи. — Кто тебе угрожал? — Один тх’гирвец. — Почему он приказал это сделать именно тебе? — Понятия не имею. — Слушай! Ты должен отвечать наши вопросы, если ты не хотеть умереть, ты понял? — Смит говорит, что в твоих интересах отвечать на вопросы честно и не увиливая. Как минимум потому, что сейчас перед тобой стоят два вооружённых человека, готовых в любой момент лишить тебя твоей жалкой жизни, за которую ты так пёкся. — Вы освободите меня, если я удовлетворю ваш интерес? — Зависит от того, что ты расскажешь, но если перестанешь врать и препираться, то шансы твоего выживания существенно возрастут. — Я понял, — вздохнул Паскаль, тщетно пытаясь принять позу поудобнее. — Спрашивайте. — Первый вопрос я уже задал. Почему тот тх’гирвец поручил нападение именно тебе? — Я тоже нахожусь в розыске на Тх’гирве. За счёт исполнения судебного приговора Смита я мог бы добиться оправдательного для себя. — За что тебя разыскивают на Тх’гирве? — За кражу их чертежей и технологий. — Военных? — Скорее гражданских. Но вы, верно, знаете, как часто они использовались на вооружении. Взять хотя бы динамит… — Отставить! Конкретнее: что за технологии? — Модели протезов, сообщающихся с центральной нервной системой. Грант с сомнением поглядел на Эверби и обратился к Смиту, сказав ему что-то на симлише. После этого тх’гирвец грозно взглянул на заключённого: от этого взгляда голова Эверби пошла кругом. Наконец, Смит вновь повернулся к Гранту и констатировал: — Он врёт. — Выстрели ему в ногу или где-то ещё. Если надо будет, я её уберу. Немного поразмыслив, Грант последовал совету пришельца, зарядив пулю в бедро Паскаля. Тот взвыл от боли, но не был в состоянии даже прижать руками разорванную плоть, чтобы хоть как-то облегчить боль. Он проклинал всё на свете: Гранта, Смита, этого тх’гирвского мерзавца, поручившего ему это дело, Стрейнджтаун 2003 года, куда его занесло по какой-то роковой ошибке, себя самого за то, что участвовал во всём этом. — Не забывай, что он может читать твои мысли, — передал Грант слова пришельца. — И, как я понял, он не смог бы принудительно их узнать у тх’гирвца. Отсюда другой вопрос: кто ты? — Сиксамец, — сдавленно проговорил Эверби: от потери крови его бросило в жар. — Грант, он думает какую-то время-машину. — Машину времени? — удивился генерал. — С чего вдруг ты о ней думаешь? — Это та технология, которая он украл, — ответил за пленного Смит. — Звучит абсурдно? — Грант призадумался. — Хотя и многое объясняет: например, его неожиданное появление в Стрейнджтауне год назад. Камеры тогда не зафиксировали его пересечения границы города. — Что вы собираетесь со мной делать дальше? — спросил Эверби, когда боль немного поутихла. — Что с тобой делать? — эхом повторил генерал. — Судить за покушение на убийство по всей строгости закона. Крупная дрожь пробежалась по коже учёного. — Смертная казнь? — пробормотал он испуганно. Генерал, похоже, удивился его предположению. — Что? Нет, ты же для электрического стула ровным счётом ничего не сделал. Довольствуйся тюремным заключением. — Но… Ведь я даже не реализовал это покушение: вы со Смитом вырубили меня до того, как я смог что-то сделать. И, больше того… я не собирался этого делать! Я прекрасно понимал, что у этого предприятия будут неоправданные риски. И к тому же, я не хотел становиться убийцей. Я бы не смог… Было видно, что слова пленного заставили Гранта поразмыслить над вердиктом. Хотя его палец оставался на спусковом крючке, взгляд блуждал по комнате. Старик Смит с какой-то детской любознательностью разглядывал Паскаля, отчего тому становилось ещё более жутко. — А что, ты правда путешествовал в машине времени? — ни с того ни с сего спросил Грант. — Да, неоднократно. Останься она всё ещё со мной — вернулся бы в своё время. — Отчего же? Не нравится в двадцать первом?.. Из какого ты века, к слову? — Из двадцатого… Послушайте, — Паскаль вдруг оживился. — Не в ваших интересах заточать человека с такими знаниями. За лабораторным столом в научном институте Дивизиона я буду гораздо полезнее, чем за решёткой. Сбежать отсюда я всё равно уже не могу — так хоть буду заниматься тем, чем привык, с пользой для остальных. Грант обратился к тх’гирвцу с немым вопросом — тот кивнул головой, слегка улыбаясь. Генерал вновь повернулся к пленному: на лице Гранта отразилась неуместная моменту торжественность. Он присел рядом с Эверби и освободил учёного от пут. — И помни, мы за тобой следим. Эверби стиснул зубы. Может, отпустить потенциального убийцу было и плохим решением, но Грант ощущал, что это лишь очередная ошибка в череде уже совершённых: вряд ли он уже способен принять верное решение. Зеленокожий старик, его заклятый враг, шаркал по гостиной, поправляя сбитые фоторамки на стене, об которую он получасом назад приложил сиксамского горе-убийцу. — Что сейчас, Базз? — прошамкал пришелец, словно бы назло обращаясь к нему по ненавистному армейскому прозвищу. — Не думай, что после этого мы стали лучшими друзьями, — мрачно произнёс генерал. — Я помог тебе только потому, что твои родичи не имеют никакого права вершить здесь, на Земле, правосудие. Так что уезжай из города, чтобы они не слетались вокруг тебя как мухи на дерьмо. Я договорюсь, чтобы тебя пропустили. — Здесь мой дом, — упрямо проговорил Смит. — Ты не иметь право меня уехать! — Это временная мера. Никто твою лужайку конфисковывать не будет, старик. Если ты хоть немного поработаешь мозгами, то сообразишь, что тебе самому небезопасно здесь находиться: я не собираюсь всё время тебя прикрывать. — Хорошо, я буду уехать. Но я буду возвращаться, потому что ты мне не страшный! Я не позволяю вредить другим тх’гирвцам и сиксамцам, которые живут здесь. Я не допускаю, чтобы ты им хоть палец тронул! — Кончай свою полемику и собирайся, старик. Я ухожу, — сказал Грант. — Пока ты будешь в командировке, я буду думать, как следует поступать с инопланетными мятежниками вроде Эверби и тебя. Грант исчез, хлопнув дверью и оставив давнего неприятеля в ступоре. Как в замедленной съёмке, Смит поднялся наверх: его суставы скрипели в такт деревянным ступеням. — Дженни, Джилл, выходите. Мы закончили. Теперь я нужно уехать. Остаток дня прошёл для Ингве и Мануэля в хлопотах: к сожалению, деньги не росли на окрестных пальмах. Когда первый отпустил своего пока что единственного ученика музыкальному делу, а второй попросил коллегу подменить его на час-два, они встретились у дома Дарвеллов. Так странно, что теперь не их выпроваживают отсюда, а они — хозяев. Человек на проводы собралось не слишком много — спешка с ними и общая непопулярность братьев препятствовала организации полномасштабной вечеринки. Музыканты поприветствовали присутствующих: собственно, Дарвеллов, Лолу, Селин и Лазло. Последний был до странности бледен, совсем не походя на привычного весёлого толстяка. — Лазло, дружище! Что с лицом? — спросил Мануэль Кьюриоса, треснув того по плечу. — Ну… Тут же все свои, все в курсе? — обеспокоенно произнёс он. — В общем, мне нужно было предупредить Смита, чтобы он тоже уезжал, но его дома не было. И теперь я не знаю, уехал ли он уже сам, просто вышел погулять или уже лежит убитый где-то в пустыне. — Смит — очень прыткий дед, — ответил Микаэль. — Для того, чтобы его схватить, тх’гирвцам наверняка понадобится целый десант, который мы пока не наблюдали. — Да, наверное, ты прав, — кивнул Лазло, действительно чуть приободрившись. Среди гостей Ингве выловил Селин, отведя её в сторону. Кажется, этому резкому жесту испугался скорее он сам, чем она, хитро ухмылявшаяся в грудь музыканту. — Не хочешь прогуляться здесь неподалёку? Мне нужно с тобой поговорить. — Да, это возможно. Пошли, пока они нас не хватились. Они выскользнули через чёрный вход на улицу. Закатное небо снаружи чуть дрогнуло от порыва пыльного ветра. На Селин был непривычный наряд, больше напоминавший походный, чем её повседневный. — По итогу ты тоже уезжаешь? — спросил Ингве, нервно теребя волосы. — Это было бы разумным решением… — Да, я понимаю, — быстро произнёс он, не дав девушке окончить мысль. — В ближайшее время здесь будет неспокойно, и желательно держаться рядом с близкими. В таком случае я бы хотел попрощаться — кто знает, когда мы ещё увидимся. Мне было очень приятно сотрудничать с тобой и равно с этим — проводить время в дружеской атмосфере… И ещё мне хотелось бы извиниться за свои двусмысленные жесты сегодня ночью. Мне не следовало так поступать, и алкоголь в крови никак не оправдывает эти действия. — Ингве! — прервала музыканта Триаль. — Во-первых, я не собираюсь уезжать. — То есть? — конфузливо промолвил Мальм. — Мы это обсуждали с Мэттом и Микаэлем. Мэтт считает, что мне нужно вернуться к брату и уехать от Стрейнджтауна как можно дальше. Микаэль думает, что это небезопасно для меня, ехать по козьим тропам между каньонами и находиться рядом с ними, на кого тх’гирвцы могут охотиться. — И ты… Согласилась с Микаэлем? — Нет, у меня была собственная позиция. Я считаю, что я должна увидеть эти события своими глазами. Но это правда, что я не хочу ехать по ненадёжной дороге и пересекать границу города незаконно. — Звучит как противоречие. С одной стороны, ты хочешь попасть на первые ряды на представление грядущей войны миров, если таковая действительно наступит, пусть даже в самой безобидной форме. Но с другой — ты боишься поездки по непроверенному маршруту? — Здесь нет противоречия, — серьёзно ответила Селин. — Это одно дело, когда ты видишь пришельцев, которые к тебе равнодушны, и это другое, когда ты нарушаешь человеческий закон — закон твоего государства. — Резонно… Ты сказала «во-первых». Следует ли за ним «во-вторых»? — неуверенно уточнил Ингве. — А во-вторых, я ответила взаимностью на твои «двусмысленные жесты», как ты их называешь. И я была в трезвом уме. Это было согласием недостаточно чётким? — Видимо, достаточно… — Ну так что же тогда? — нетерпеливо произнесла она. — Я… Кхм, нам нужно проводить Дарвеллов и Лолу. Следует вернуться в дом. — Да, разумеется… Они вернулись в дом, откуда другие уже собирались уходить. Правда, Ингве с Селин считали так, покуда не застали братьев и Лолу Кьюриос беспечно сидящими на сумках. — Э… Вы раздумываете уезжать? — Нет, как раз уверенно отправляемся. Но Ману сказал, что непременно нужно присесть на дорожку. Честно говоря, не очень понял, зачем, — ответил Микаэль, махнув рукой. — Ещё одна мудрость, что ты почерпнул от своего русского коммуниста? — иронично заметил Ингве. — Ага, — улыбчиво подмигнул Ману. — Честно, я бы даже очень не против был, если бы он свернул, как хотел, доминиканское правительство и установил диктатуру пролетариата. Всяко лучше, чем военная диктатура, когда выборы президента проходят через свержение старого правительства. Ингве пожал плечами и обратился к Микаэлю. — Готовы? — Кажется, да. Что же… Не знаю, когда мы встретимся в следующий раз, но если это будет не скоро, хочу поблагодарить вас за проведённое вместе время. Даже тебя, Ману. — Я тоже буду по тебе скучать, Мик. — Смотрящий, я уже жалею, что это сказал… Наконец они вышли из дома, который Микаэль с траурной торжественностью запер на ключ. Обнявшись с провожающими напоследок, трое пришельцев сели в автомобиль и устремились на юг. — Я был бы рад ещё с вами потусоваться, но дома ждут дела, — сообщил Лазло. — Так и мне на смену возвращаться. Так что вы, двое, развлекайтесь вдвоём, — Ману хитро подмигнул. — Думаю, вам найдётся, чем. — Думаю, что ты проведёшь время ещё увлекательнее в компании твоих любимых постояльцев с хроническим алкоголизмом, — ответил другу Ингве, в этот раз никак не смущаясь его колкости. Мануэль и Лазло разошлись по противоположным сторонам, оставив Ингве и Селин наедине. — Сейчас мне нужно будет найти временное жильё, — сказала Селин. — Надеюсь, что Дарвеллы заедут в Стрейнджтаун, чтобы рассчитаться с братом. Мне неприятно пользоваться чужими деньгами. — Деньги брата — не чужие? — Само собой, они чужие, но как только я получу возможность ему перевести нужную сумму со своего счёта, то я сразу это сделаю. — Я видел твоего брата всего несколько раз, так что могу иметь несколько искажённое представление о нём, но мне он напоминает нашего общего знакомого, клавишника родом из Кореи. — Ты прав, они очень похожи. Может быть, по этой причине они лучшие друзья… или нечто в этом роде. — Однако, — Ингве изогнул бровь. — А что кроется под «нечто в этом роде»? — Безуспешные попытки флирта со стороны Рауля, но я тебе не говорила это. — Хорошо. Тогда я это у тебя не спрашивал, — он заговорщически улыбнулся. — В таком случае… мы можем заняться поиском жилья, о котором изначально шла речь? Без телефона и интернета сделать это будет сложновато, но я знаю адрес моей арендодательницы, у которой, сколько я помню, была ещё одна квартира на съём. Либо же мы можем по-старинке поискать газетные объявления с домашними адресами. — Звучит неплохо, — согласно кивнула девушка. — Я не отниму твоё время? — Только скрасишь его… В смысле, на благородное дело времени не жалко. Пойдём. Жилищный вопрос основательно затянулся — настолько, что, вернувшись домой, Ингве уже застал там Ману. Тот расположился на кухне с привычным бокалом пива и совершенно непривычным томиком классического романа из библиотеки друга. — Не знал, что ты умеешь читать, — сказал Ингве, подсев рядом. — Ну да, конечно: после стольких-то лет сожительства? У тебя странные литературные вкусы, уже говорил тебе? — Да. А я тебе ещё раз повторю: ты вполне можешь не брать мои вещи, чтобы не разочаровываться так в них. — Скажешь то же! — фыркнул Ману. — А как же эта самая… ну как её? Реципрокность, вот! Я бы и шмотки твои носил, если бы они не висели на мне как на вешалке. Там даже несколько приличных найдётся. Например, та полосатая рубашка. — Которую ты сам купил? — закатил глаза северянин. — Ну да, разумеется. — Ладно, это фигня, — Ману подался вперёд со сверкающим в глазах любопытством — очень дурной знак. — Что там с Селин? — Искали ей квартиру. Наверное, штук пять арендодателей обошли, пока не обнаружили женщину, владеющую квартирой в этом же доме, но на последнем этаже. — И… это всё? — В общем и в целом. Если не считать полемики вокруг детерминизма. Но у тебя, кажется, такие темы отклика не находят. — Ингве, блин, ты серьёзно? — Мануэль сердито хлопнул по коленям. — Она тебе нравится или как? Ингве сделал глубокий вдох, отворачиваясь от друга, затем начал говорить, медленно и размеренно: — Селин — это как та популярная девочка в школе. Она прекрасна во всех отношениях, но именно потому, что она хороша, и что все так считают, она тебя отталкивает. Я не вижу между нами паритета, по меньшей мере социального и финансового. Она держит свой бизнес, родители у неё — голливудские актёры, одно её платье по стоимости эквивалентно нашей арендной плате включая коммунальные услуги. Представь, если вдруг между нами будет планироваться что-то серьёзное, мне придётся знакомиться с её родителями, я вхожу в их фамильный особняк и представляюсь: «Здравствуйте, меня зовут Ингве, я иммигрант из норвежской провинции, в прошлом музыкант-любитель, теперь продавец в магазине электроники». Не очень эффектно, как можно видеть. — Чувак, по-моему, ты её идеализируешь, — произнёс Ману, делая глоток пива. Ингве вновь воскресил в памяти объект их обсуждения, тщась найти решение возникшего противоречия в его созерцании. Если Мануэль прав, то это ещё хуже: из такой наивной влюблённости в мнимый образ тем более не может выйти ничего путного. Платоновский эрос страдает от многих проблем (как и его испытывающий): он эгоистичен и противоречив. Эгоистичен потому, что по существу есть жажда обладания превосходящими собственные качествами. С такой же интенцией первобытный каннибал (такой существовал когда-нибудь?) ест поверженного могущественного (какое забавное противоречие!) противника: получить его силу. Противоречив потому, что не бьётся с остальной философией своего автора: даже достойнейший из людей — блеклая тень своего прообраза из мира идей. — Ну как, что решил? — Платон был похож на полинезийского людоеда. Стук в дверь отвлёк Новака от работы. Зря любопытный гость потревожил его в это время: ведь сейчас ему придётся подождать минут пять, пока хозяин квартиры спрячет все нежелательные для любопытных глаз предметы. Там, по ту сторону, его ждал Паскаль Эверби, сегодня особенно взъерошенный и нервный. Меньше всего на свете Новаку хотелось видеть именно его. — Чем обязан, Эверби? — Присядем? Кажется, это он, а не захожий сосед, должен определять, где и когда они сядут, но резкость такого заявления заставила Джеффри опешить. В эту минуту замешательства Паскаль уже успел примоститься к его кухонной тумбе — своему излюбленному месту в каждом доме. — Видите ли, Джеффри, у меня имеются серьёзные подозрения в отношении вас, — начал Эверби в почти официальном тоне. — В родном городе у меня был сосед, который вечно шпионил за мной. Крал письма из почтового ящика, заглядывал в окна моего дома, даже рылся в мусорном ведре. Своим поведением он ужасно докучал мне, а теперь практически тем же самым занимаетесь вы. — С чего вы решили? — Новак удивлённо поднял брови. — Мне неинтересны ваши рутинные отправления и счета на оплату, мусорный контейнер у нас и вовсе один на весь дом. Что-то ещё, что мне *не* следует о вас знать? «Уходит в отрицание, ну разумеется. Может, мне стоит провернуть мне с ним тот же трюк, что Смит сделал со мной?» — подумал Эверби, пронзая соседа тяжёлым взглядом. Новак не отставал от него: Паскаль видел своё осунувшееся лицо в отражении его очков. — Джеффри, проведите мне экскурсию по вашей квартире. В моей такая же планировка, но отчего-то я вижу существенные различия, — Эверби встал, призывая к тому же Новаку. — Вы пришли ко мне на экскурсию? — раздражённо вопросил Новак. — Если вам нечем заняться, почитайте книгу или сходите на прогулку, я не знаю. — Новак, не уходите от темы, — Эверби вздохнул, понимая, что ему придётся открыться противнику, чтобы нанести удар. — Почему, когда я решил сходить к Смиту, то он на пару с Грантом напали на меня? — Я даже не знаю, говорите вы правду или несёте откровенную чушь. Вконец обозлившись, Эверби вплотную приблизился к шпиону, схватив его за подбородок и заставляя смотреть ему в глаза. — Слишком близко, — холодно произнёс Новак, отводя взгляд как можно дальше в сторону: его тонкие веки подрагивали. — Посмотрите на меня. Или вы меня боитесь? «Боже, как же двусмысленно это выглядит…» — Эверби, отпустите меня. — Почему вы отводите взгляд? — Мне неприятно ваше лицо. Особенно так близко. «Врёт. Наверняка он знает, кто я» Ему явно недоставало харизмы и грубой физической силы для устрашения. Можно повторять раз за разом всё ту же просьбу, но большой вопрос, кто сдастся быстрее: Новак, наконец-то подчинившийся ему, или он сам, уставший быть заевшей пластинкой. Он опустил руки, отойдя от Новака, но тот вдруг поднял на него глаза, полные кипучей уверенности. Эверби не понимал, что мог значить конкретно этот взгляд, но прекрасно осознавал, для чего нужен прямой зрительный контакт как таковой. Небольшое умственное напряжение — на концентрацию и избавление от собственных мыслей, — и вот он слышит чужие. «Я знаю о тебе достаточно, сиксамец. Знаю, как ты оказался здесь, знаю, чем ты насолил Тх’гирву. Мне известна твоя маленькая слабость: влечение к такой же маленькой девочке. И если о первом уже кому-нибудь да известно, то о втором ты наверняка не распространялся. Что же, некоторым, возможно, будет интересно об этом узнать. Матери этой бедняжки, твоей покровительнице?» Паскаль испуганно отшатнулся. Новак декламировал эти мысли как стихи — зная наверняка, что их будут слушать. — Чего ты добиваешься? — Чтобы ты оставил меня в покое, — пожал плечами Новак. — Мне не нравится, когда в мой дом приходят посторонние и пытаются устроить мне допрос с пристрастием. — А сам ты чем лучше? — разозлился учёный. — Живи сам и давай жить другим, к чему эти интриги и шпионаж? Новак ничего не ответил, лишь лукаво улыбаясь. Вдруг Паскалю пришла на ум почти безумная мысль: — Раз ты знаешь, как я здесь оказался, не известно ли тебе, из-за кого я не могу вернуться обратно? И, едва этот вопрос слетел с его уст, снова притянул Новака к себе, пользуясь парой секунд его замешательства — спасительной парой секунд. На одно мгновение увидел тх’гирвца — того же самого, что посещал и самого Эверби, — держащего в руках неизвестный прибор, пока на столе подле него валялись детали, которые и владелец воспоминаний, и сам Паскаль хорошо запомнили — они были выкорчеваны из машины времени. А затем — снова начали дублировать его мысли, с точностью до интонации и каждой паузы. Его болезненные глаза были вновь нацелены на учёного. Это ему и нужно. Чуть побольше мысленных усилий, короткая вспышка, слегка поджигающая мозги — и дело сделано. Паскаль быстро ушёл из квартиры: в его собственных мыслях пока царила кромешная тишина. Новак не сразу понял, что произошло. Сначала он испытал облегчение: без меры надоедливый субъект наконец-то удалился. Стоило ли просвещать его в некоторую информацию? Вероятно, нет, но зато, кажется, ему удалось припугнуть учёного. Но затем всё поплыло перед глазами. Сердце и всю левую часть тела пронзило невыносимой острой болью. Новак едва удержался на ногах. «И ведь даже скорую не вызовешь», — сбивчиво пронеслось в его голове, пока он почти ползком добирался по шкафа-купе с таблеткой аспирина в зубах. Время идёт на минуты. Он распахнул дверцу шкафа и вошёл в тесную каморку, прячущуюся за ней. Почти не движущимися руками он включил компьютер, проклиная каждую секунду задержки. Затем, наконец увидев голубой экран, быстрыми отработанными движениями открыл несколько вкладок. «А если всё же выживу?.. Нет, лучше не рисковать. Как минимум один человек точит на меня зуб» Из оставшихся сил он запустил процедуру форматирования диска. Когда полоска загрузки медленно начала окрашиваться в зелёный, он встал из-за стола и, согнувшись напополам, побрёл обратно. Самым лучшим решением сейчас было бы выйти из квартиры и стучаться во все двери, привлекая внимание соседей к своей проблеме. Пользы от этого будет немного, ведь оперативно вызвать неотложку всё равно не выйдет. Стоило ли пробовать? «Будь проклят этот Эверби», — проскулил он, пытаясь подавить тошноту. Но едва Новак добрался до коридора, ноги перестали его слушаться. Глухой удар о застеленный линолеумом пол — всё как в прошлый раз. «Даже инфаркт проходит с осложнениями», — отметил он с ужасной самоиронией. Сейчас оставалось только кричать во всю глотку, надеясь, что кто-то услышит его отсюда, но из горла доносился лишь приглушённое сипение. «Наверное, хорошо, что ты не вернулась, Берта. Тебе бы это не понравилось», — беззвучно прошелестел он губами, прежде чем и они онемели.