Чужаки

Обычно выгодная позиция на возвышенности оказывается совершенно непригодной в ситуациях отсутствия оружия у её занявших. Лола и Микаэль как раз подходили под это определение. Атаковать сгрудившихся снизу бойцов они могли разве что скудными запасами сколь-нибудь крупного мусора под рукой, а единственный путь к отступлению проходил прямо по траектории их автоматов. «Ага, ничего не будет, конечно!» — хотя Микаэль и не высказывал это возражение вслух, его лицо вполне убедительно передавало мысль. Лола отстранилась от него, не то в опаске, не то из смущения перед заставшими их вместе, и встала, крепко вжавшись в перила. Даже не растрать она всю силу на тот отвлекающий манёвр, её ментальной энергии вряд ли хватило бы на противостояние такому отряду. — Мы безоружны и отрезаны от всех выходов. Необязательно в таком случае наставлять на нас автоматы, — крикнула она, точно оратор с трибун. — Ври дальше, зеленокожая! Не хватало ещё, чтобы вы свои зонды повысовывали! — Какие к чёрту зонды? — Лола изумлённо оглядела солдат, затем повернулась к Микаэлю. — Смотрящий, ведь они даже не знают, кого отлавливают… — У нас нету зондов, как нету и никакой мотивации вас атаковать, — вступил в переговоры Микаэль, тоже встав с места. — Мы пойдём за вами добровольно, если нам ничего не будет угрожать. — А пришельцы всегда так нагло общаются с армией? Эти, вон, даже требования выдвигают, — сверху Микаэлю и Лоле было хорошо слышно, как перешёптываются друг с другом солдаты. — Либо они правда держат козырь в рукаве, либо блефуют, — говоривший боец, как остальные, бритый и туповатый на вид, возвысил голос, обращаясь к публике с галёрки: — Слезайте, дальше — за нами. Мы следим за вами, так что без глупостей… Как вы вообще туда залезли? Инопланетяне не ответили на вопрос солдата, вместо этого наглядно продемонстрировав свой путь восхождения в обратной. «Как залез, так и слезай», — говаривал прораб Микаэля. И тогда, и сейчас, он не особенно боялся разбиться. — Поймаете, если упаду? — крикнул он удивительным даже для себя самого начальством. — Закрой рот и слезай, чёртов мутант! — послышалось в ответ. Дальше пришельцы были отконвоированы к бронированному автомобилю, на каком их повезли куда-то на восток. Путь был долгим, но обстоятельства не позволяли его как-то скрасить. Дарвелл молчал, хотя тысячи слов, ещё не до конца оформившихся и связанных, так и рвались наружу. Лола избрала такую же стратегию, хотя скорее из принципиального желания избежать любого контакта с солдатами, что было весьма сложно в столь стеснённых условиях: трое армейцев сидели вплотную к задержанным, а один из них так и норовил погладить инопланетянку по бедру, из-за чего чуть не подрался с Микаэлем и самой Лолой. Они проезжали Стрейнджтаун, встречая на улицах праздношатающихся рабочих, мигрирующих из одного бара в другой — даром, что в городе их было всего три. Но Шоссе-в-Никуда под колёсами броневика так и не кончалось, хотя вот уже показались предместье города, россыпь маленьких домов, которые, казалось, никогда и не были заселены. Дальше следовали Стоун-Пит и Дивизион 47, после них и начинается то самое Никуда, к которому стремится шоссе. Конечным пунктом маршрута стала колючая проволока с будкой контрольно-пропускного пункта промеж. Конвоиры оказались на редкость вежливыми, не прижимая стволы меж лопаток задержанных, но и последние не оказывали никаких попыток сопротивления. Дальше их путь лежал к небольшому каменному зданию, вросшему в землю — таким образом, посетителям пришлось расположиться в полуподвале. Там, в тускло освещённом помещении с голыми стенами, их уже ждали два табурета и уставший мужчина с соломенным батчем поверх высокого лба на третьем, огороженном металлическим столом от своих собратьев. Следователь похлопал глазами, точно обдувая застопорившиеся извилины, и, вспомнив о своих должностных обязанностях, поспешил выпрямить спину. Пришельцы присели напротив, направив на следователя выжидающие взгляды. Стараясь остаться незамеченным, Микаэль осторожно коснулся руки Лолы под столом: она ответила ему взаимностью, оцарапав мужскую кисть острыми ногтями. — Обвиняемые Микаэль Дарвелл и Лола Кьюриос, — огласил один из солдат-конвоиров, впрочем, без особой помпезности и уважения к старшему чину: похоже, что следователь не пользовался на базе почётом и, возможно, имел чин ниже соответствующего. — Дарвелл, Кьюриос, — следователь откровенно бубнил себе под нос. — Вы обвиняетесь в… Минутку. Он очертя голову принялся копаться в бумагах, силясь найти нужную. На его раскрасневшемся лице проступили блёстки пота. Солдаты, всё ещё находившиеся здесь, толкали друг друга локтями и хихикали, тыча пальцами на сконфуженного сослуживца. — Э… Так… — найдя нужное досье, следователь зафиксировал взгляд на нём, избегая зрительного контакта с обвиняемыми. — Вы знаете, в чём вас обвиняют? — О, как раз хотел спросить это у вас, — ответил Микаэль саркастически: бессилие следователя и равнодушие к нему солдат бросалось в глаза. — Но, сколько я понимаю, в армии не принято объяснять людям, по каким причинам они угодили в казематы. Раз уж вы играете в перетягивание каната с полицией, то хотя бы соблюдайте правила игры, чтобы не позориться перед зрителями. — Эй, зелёный, тебя снова на мушку взять? — Пустые угрозы, вам просто не позволят нам навредить, — Лола обернулась к бойцам с проницательной полуулыбкой. — Тронете хоть пальцем — генерал Грант сделает вашу жизнь невыносимой за такую самодеятельность. Если бы он желал истребить стрейнджтаунских тх’гирвцев, то сделал бы это уже давно — сколько раз мы с ним пересекались в городе. — Ну да, конечно, ври больше, — солдат с особой нежностью погладил рукоять пистолета в кобуре. — Так позовите сюда Гранта, пусть он нас и рассудит. Сейчас он как раз должен быть здесь, если вы и в процедуре допроса не напортачили. Солдаты переглянулись: следователь в немом вопрошании присоединился к ним. Пока они пытались собраться с мыслями, в комнату вошёл сам Грант. Вид у него был неважный: казалось, что гнев его, способный зажечь на небе тысячи молний, сейчас застрял где-то в гортани. Кажется, он был чем-то подавлен? — Сэр! Мы задержали пришельцев, которые хотели захватить промышленный объект, сэр! — выкрикнул один из солдат, на вид наиболее кроткий из всех, если не считать горе-следователя. — Правда? Я не слышал сигнала тревоги ни с одного из предприятий, — в интонации Гранта проскальзывали скука и утомление. — Откуда вы вообще их притащили? — Со старого кирпичного завода, сэр! — Смотрящий, ну и болваны! — Грант провёл ладонью по крепкой шее, удерживаясь, видимо, от того, чтобы сместить ладонь на лицо. — Этот *промышленный объект* уже тридцать лет не работает на благо промышленности! — Сэр, там стояла охрана, они её как-то обошли, сэр! — А, так вот из-за чего поднялся шум? — генерал безразлично хмыкнул и встал подле следователя, отчего тот нервно заёрзал на табуретке. — Освободи место, солдат. Грант присел на моментально опустевшее сидение, положив локти на стол. Лола и Микаэль переглянулись, как пару минут назад солдаты: этот противник обещал быть не в пример серьёзнее. — Ну, рассказываете, как вы провели вечер, — начал Грант: в ироничном вопросе не было ни намёка на улыбку. — Решили сменить обстановку после рутинных будней. И я, и Микаэль подолгу работаем, — Лола оставалась спокойно, хотя уголки её рта едва заметно подрагивали. — Хорошо. Как прошли через охрану? — Там не было никакой охраны, — опротестовала Лола с как можно большей убедительностью. — Мисс Кьюриос, давайте вы не будете мне врать, — Грант хрустнул пальцами: не разминая кулаки, как следовало бы от него ожидать, а скорее пытаясь взбодриться. — А на каких основаниях вы сами стоите? У вас есть какие-то доказательства, что мы столкнулись с охраной? — Вообще-то я не обязан предоставлять их вам, но так уж и быть, внесу ясность. — Грант беззвучно зевнул. — Один из солдат, стоявший на охране, пожаловался на головную боль, какая возникает у жертвы телепатических атак. Больше того, он был уверен, что всё то время держал информацию о вызове в Дивизион в памяти, но по каким-то причинам о ней забыл. Налицо работа пришельца. Здесь Лола не нашлась, что ответить. Кажется, она вообще не предполагала, что им придётся иметь дело с Грантом. Микаэлю тоже было сложно опровергнуть доводы Гранта, тем более что, как выяснилось, он знал о нём существенно меньше Лолы. Если они выберутся отсюда живыми, нужно непременно уточнить у неё это. — Отлично, стало быть, здесь вы спорить не станете. Что дальше? Для меня вы мелкие сошки, поэтому вы мне не нужны. Обвинение, которое вам предъявили, действительно надуманное. Но только наполовину: применение телепатии рассматривается как причинение физического и морального вреда. Подумаем, какое наказание вам за это назначить… Лола была вне себя от ярости. Едва они переступили порог ненавистной комнаты для допросов, как она принялась бросаться с кулаками на всё, что встречал её расплывшийся в пелене гнева взгляд. Микаэль тщетно пытался её успокаивать: она со всей прытью вырывалась из объятий: благие намерения едва не стоили Микаэлю увечьями. — Эй, ну по меньшей мере мы живы и на свободе. Это был самый лучший исход. — Самый лучший исход?! Лишить меня работы — это лучший исход? Это было бы смешно, если бы происходило не в этой выгребной яме, где мэрия под сапогом чёртовой армии! Он ведь добьётся, чтобы меня уволили! — Ну, Лола, не загадывай раньше времени. Раз в год и мёртвые вылезают из-под земли. В конце концов, пока он только огласил приговор, который сам же и выдумал. Нет никаких гарантий, что он сможет его исполнить, — Микаэль подошёл к ней со спины и легонько поцеловал в макушку, еле-еле в неё попав. — И, если честно, я не очень понимаю, почему до этого ты пыталась вывести из себя всю армию, а теперь вдруг свято веришь в липовый приговор Гранта. — Я была уверена, что нам никто и слова не скажет! — раздражённо вскрикнула инопланетянка. — Простые солдаты как огня боятся ослушаться Гранта, а Гранту до нас не было дела. Мы правда для него мелочь… — Подожди, с чего ты решила? — остановил её Дарвелл на полуслове. — А ты не знаешь? — Лола взглянула на него из-под насупленных бровей как на пустое место. — Ему невыгодно бить тх’гирвцев, потому что он убеждён, что остальные позовут своих сородичей, которые устроят войну миров. Звучит максимально глупо, но нам проще поддерживать такую версию. Смит в своё время постоянно грозился позвать своих «друзей из космоса», так что они поддерживают шаткий мир. Его липовый, как ты говоришь, приговор — это провокация. — В таком случае Смит не заставит себя долго ждать. Но я всё же не верю, что это провокация. В любом случае, прямо сейчас ничего не решится. Нужно прождать какое-то время. — Твоя излюбленная тактика, не так ли? Отсидеться где-нибудь в углу, спрятаться от угрозы. — А что я, по-твоему, делаю тут, с тобой? Захотел бы спрятаться — развернул машину сразу перед заводом, — Дарвелл закатил глаза. — Тут вопросов больше к тебе. — Это каких таких? — ощетинилась Лола: кажется, что гнев её был неисчерпаем. — Ну, о самом очевидном я даже спрашивать не хочу. Я почти уверен, что ты толком не подумала о последствиях, когда из желания порисоваться запудрила мозги тем охранникам вместо того, чтобы вообще не вести на ту фабрику. — Из желания порисоваться?! Тебе на ум никаких других возможных причин не приходит, что ты выбрал самую тупую и надуманную? Смотрящий, как я с тобой вообще… — Могу сказать то же самое о тебе. Под её крепкой бронёй, запальчивой гордостью, оказалась набитая тем же стёганка. Это сбивало Микаэля с толку. Губы, целовавшие его час или два назад, теперь извергали в его же сторону проклятья, руки, льнувшие к нему, с силой отталкивали его, дыхание, недавно медленное и глубокое, теперь почти переходило в одышку. Как действовать на этом минном поле, Дарвелл не понимал абсолютно, а потому начал ступать наобум, уже не заботясь о риске подорваться на снаряде. Зато и сам снаряд, исполнив свою функцию, тоже уйдёт в небытие. Пусть она давится нафталином, пусть её одежда покроется вековой пылью, а во рту появится металлический привкус крови с покусанных губ. Жаль только, кровь чистая, без пусть даже маломальской инфекции. — Ты совсем страх потерял?! Определённо. Какие бы противоречивые чувства не питал Микаэль к этой стервозной тх’гирвке, он был уверен — бесстрашие, порой самонадеянное до абсурда, Лолы было контагиозным. Тут, неподалёку, на них поглядывают солдаты, ехидно посмеиваясь. Там, чуть дальше, простирались приземистые ангары со смертоносным вооружением, которым с радостью вооружился бы против них практически любой из Дивизиона 47. Сейчас это не имело значение. В пучине неопределённости требовалась спасительная соломинка, за которую можно было бы ухватиться. Пусть ею будет Лола. Там, вдалеке, на запыленной дороге — продольному пятну тоном светлее остального песка — близился автомобиль. До ужаса знакомый: ещё пару метров — и можно будет разглядеть идиотскую подвеску с ламой на зеркале, а под нею — ещё одного бритоголового дегенерата с сигаретой в зубах. После него наверняка придётся проветривать салон, но по меньшей мере, теперь этот салон не придётся искать в пустыне глубоко за городом. — Всё-таки пригнали, — Микаэль сделал пару шагов навстречу, уводя за собой под руку Лолу. — Поехали домой. Офелия подсознательно сворачивала на боковые улицы и ступала медленно, взвешивая каждый шаг — лишь бы отсрочить возвращение домой. Кто бы мог подумать, что совместное проживание с друзьями не поможет справиться со страхом, а, напротив, усугубит его? Как можно было догадаться, что ещё живые станут внушать больший ужас, чем мёртвые? Такой спонтанный выбор маршрута нередко приводит путника к месту, где ему не хотелось бы оказаться и где его не должно быть в принципе. Район, куда забрела Офелия, всё ещё не был гетто, но уже не походил на очаровательные особняки в колониальном стиле центральной части Шоссе-в-Никуда. Место выглядело знакомым, даже слишком: ей приходилось бывать в одном из этих угнетающе-одинаковых домов, когда тянулись похороны тёти. «Может, зайти?» Офелия крадучись ступила на тонкую брусчатую дорожку, подводившую к тесному крыльцу третьего слева дома во втором ряду: её рука уже была вытянута по направлению к дверному звонку. Противная трель — пауза, скручивавшая живот — тихие шаги за дверью. Наконец, перед девушкой выросла нескладная вытянутая фигура — жуткая на вид, но виденная уже не впервые. Шрам под уголком губы оттянулся вслед за слабой улыбкой. Грим распахнул дверь за собой пошире, приглашая кузину войти внутрь. — Что-то случилось? — сдавленным голосом спросил он, бездумно царапая себе ключами ладонь. — Нет, ничего, просто проходила мимо, подумала зайти… Хотя, наверное, что-то всё же случилось. Даже слишком много всего… Но тебе необязательно это слушать, на самом деле, — лепетала Офелия, не особенно понимая, как лучше ответить на такой, казалось бы, простой вопрос. — Э… Как ты поживаешь? Грим точно не услышал её вопроса, уставившись на неё сверху вниз — так, что пришлось согнуть шею. Эта сцена могла бы затянуться до глубокой ночи, если бы в комнату не ворвался маленький зеленокожий мальчик, мчавшийся на полном скаку по направлению к коленям Грима. Тот же преобразился во мгновение: он подхватил малыша на руки, крепко прижав к груди. — А это… — Меня зовут Тайко, — пролепетал ребёнок по складам, точно декламировал стих. — Тайко?.. А, точно. Кажется, я уже слышала это имя от Паскаля. Это… ваш сын? — спросила Офелия, всё сильнее смущаясь. — Его, — ответил Грим, уводя взгляд ещё ниже Офелии и ещё крепче обнимая мальчика. Офелия не понимала, как ей действовать в этой ситуации. Она чувствовала, что и Грима что-то гнетёт, отчего было неясно, пробовать ли его утешить, поведать о своих собственных проблемах, коль уже с порога он спросил её о таких, или вовсе уйти. Девушка заметила, что Тайко повернул голову в её сторону. В чёрных склерах глаз было невозможно разглядеть направление взгляда, но становилось очевидным, что смотрел он на неё. Эти большие глаза на маленьком личике опасно гипнотизировали: Офелия почувствовала приступ головной боли. — Это Джонни! — воскликнул Тайко, обнажив в широкой улыбке полный ряд белёсых зубов, каких не должно быть у пятилетнего ребёнка. — Что? Где? — обеспокоенно вопрошала Офелия, оглядываясь по сторонам и вновь переводя взгляд на мальчика. — Почему он тебя бьёт? В ступоре Офелия рухнула на диван. Тайко уже прекратил улыбаться — выражение его лица сменилось на прямо противоположную горечь, — но всё ещё выглядел пугающе. «Но это же маленький ребёнок, почему я так его боюсь?» — безответно проносилось в её голове, пока она всё крепче вжималась в грубую потёртую ткань. — Грим, что это?.. — Тайко, прекрати! — гневно прикрикнул Грим, вытянув ещё покоившегося на его руках Тайко так, чтобы они оказались лицом друг к другу. — Я не умею! — всхлипнул мальчик, безвольно болтаясь в длинных крепких руках своего воспитателя. Грим тяжело вздохнул и вернул малыша на землю, сам расположившись на том же диване, с противоположного конца. Жестом он указал Тайко в сторону лестницы на второй этаж — он безропотно повиновался, уйдя из гостиной с понурой головой — тогда Грим обратился к кузине: — Паскаль говорит, это телепатия. Но не вини Тайко. Он её не сдерживает. Он ещё слишком маленький. — Так, подожди! — Офелия всплеснула руками, охваченная неприятным удивлением и вместе с ним — подозрением. — Откуда у него телепатия? — Он тх’гирвец наполовину. Смит его учит. — Тх… кто? Ты имеешь в виду пришельцев? — Да. Паскаль говорил, что тх’гирцы много умеют делать силой мысли. Читать чужие мысли, вкладывать свои, даже действовать на организм другого… Тайко только учится. Сейчас он не может это контролировать… — У меня заболела голова, когда он посмотрел на меня. Телепатию пришельцев можно отследить по этому симптому? Грим кивнул — этот простой жест принёс Офелии невероятное облегчение. Всё это время она припоминала случаи, когда у неё возникала мигрень в присутствии Джонни, но не смогла обнаружить в памяти почти ни одного. Головная боль сопровождала её часто, но не в тот момент, когда она оказывалась в его поле зрения. Он не должен был узнать. — Получается, ребёнок для вас — головная боль в прямом смысле этого слова? — спросила Офелия, тут же смутившись своей неуместной шутке. — У Паскаля почти всегда болит голова, поэтому он уже не ощущает телепатию. Я тоже. Наверное, это плохо. — Ох, сочувствую… — Кто такой Джонни? — спросил вдруг Грим мрачно. — Джонни?.. Ну… это мой молодой человек, — промолвила Офелия, всё сильнее краснея. — Почему он тебя бил? — Смотрящий, Джонни никогда не поднимал на меня руку! — горячо возразила девушка. — Просто… Это не воспоминания, это… мысли. Страхи? — Ты боишься, что он вдруг ударит тебя? — Послушай, я не очень хочу об этом говорить… Да, совершенно точно не хочу, — Офелия резко вскинула голову: несколько дредлоков выбились из пучка. — Я ведь твой брат? Я должен тебя защищать, — ореховые глаза Грима, до того затушёванные желтоватым светом, вдруг блеснули. — И ты даже не спросишь, что я такого сделала, чтобы навлечь на себя его гнев? — Нет. Это неважно. Мне неважно. Это твоя тайна. Не моя. Грим бросал одну за другой рубленные фразы, точно безуспешно пытаясь вытянуть из их груд нужную, ту самую, мучительно крепко въевшуюся в разум, но сейчас совершенно неуместную. Она уже пыталась выскользнуть сама, обрамляясь в имя — имя, что неудержимо рвалось наружу и жгло губы на выходе. — Вижу, и тебе тоже не очень. Офелия придвинулась к нему, положив руку на костлявое плечо. Оно выглядело хрупким, но при желании Грим наверняка мог раздробить бы им дверь. Она не знала этого наверняка, но почему-то была уверена, что его обещание защиты — не пустые слова. Но может ли защищать тот, кто сам уязвим перед лицом неизвестной угрозы? — Я совсем один. Снова. Долгая пауза, предварившая буйный поток слов. Слишком долго эти переживания нёс один он, слишком тяжело стало их бремя. Офелия слушала беззвучно, лишь изредка моргая — не было смысла в словах поддержки, когда они не уместились бы в редких паузах между фразами, нужных лишь для того, чтобы перевести дыхание. Она подозревала, что её кузена и Паскаля могло связывать и что-то больше дружбы, но не об односторонности этих чувств и их болезненности. — Почему ты просто не попытаешься оставить его? — спросила девушка, когда Грим закончил свою долгую исповедь. — Ведь если для тебя важно иметь близкого человека, ты можешь найти его в лице кого-нибудь ещё. На Земле — и за её пределами — их безгранично много. — Только он меня знает, и только он может помочь, — упрямо вымолвил Грим. — Без Паскаля я бы в первой канаве откинулся. — Ты не веришь, что можешь организовать для себя комфортную жизнь своими силами? — Я знаю это. Я неполноценный — не видишь разве? — Но ты мог сам себе внушить эту мысль, — настаивала Офелия. — Если ты будешь считать себя неполноценным, то и жить будешь исходя из этой установки. — Я не хочу врать себе. Их препирательства длились ещё долго, но так ни к чему и не привели. В своём неверии в себя Грим оказался уверен до крайности. Офелия ясно осознавала, что никак не помогла ему решить проблему, но хотя бы дала возможность выговориться. Её новый аргумент прервала распахивающаяся дверь, заставившая Грима дёрнуться. На пороге оказался Паскаль — Паскаль, которого они обсуждали все эти несколько часов. Девушка заметила, как обеспокоен стал её брат, преследуя взглядом загнанного зверька этого мужчину и тут же отворачиваясь, стоило тому устремить в ответ свой — утомлённый и чем-то обеспокоенный. — Привет, Грим. Доброго вечера, Офелия, — поприветствовал их Паскаль севшим голосом. — Паскаль, я… Извини, — заикаясь, проговорил Грим, отчего-то ужасно взволновавшийся. — Всё в порядке — я же не запрещал водить к нам гостей, — произнёс Кьюриос с лёгким удивлением. — На самом деле, я уже планировала уходить… Домашнюю работу делать, а вы, наверное, с работы устали, — пробормотала Офелия, уже направляясь в сторону выхода. — Вы нисколько не смущали меня своим присутствием, но и я не хочу вас стеснять. Отвезти вас до дома? — Нет, не нужно, я дойду сама. Спасибо. Едва девушка обернулась к входной двери, как Паскаль отвёл от неё глаза, точно она уже оказалась далеко за пределами их дома. Грим подошёл к нему чуть ближе — лишь настолько, чтобы достичь оптимальной дистанции для обыденного разговора — разговора двух малознакомых людей. — Ты покормил Тайко? — Сейчас собирался. Еду уже приготовил. — Спасибо большое, — Паскаль коротко кивнул, едва улыбнувшись. — Что-то стряслось? Выглядишь неважно. — Всё в порядке, — ответил Грим, прикусив губу. — Что же, остаётся только поверить тебе на слово, — невнятно промолвил Паскаль, взяв курс на второй этаж. — Позову Тайко. — Я накрою стол. — Рипп, мальчик мой, побереги свою светлую голову, хоть пять минут отдохни! — проворковала Мамбо Лоа над макушкой парня, укрывшегося под стойкой кассира. Рипп, погружённый в чтение толстого гримуара с почти отвалившимся переплётом, не заметил, как к нему приблизилась коллега. Только крепкий толчок в плечо привёл его к жизни: юноша огляделся вокруг с выражением потерянности, словно не понимал, где находится. — Видишь, покупатель новый? Это известие немного отрезвило Риппа. Он выскочил из-за прилавка, как Джек в коробочке, хотя фирменная улыбка продавца ощутимо запаздывала. В этот раз — женщина с отсутствующим лицом, как и предыдущие три. Нет, лица у этих женщин конечно же имеются, да только стираются из памяти в тот же миг, как запечатлеваются зрением. У Риппа хорошее зрение и отменная память — единственное хорошее, что досталось от отца. Он может разглядеть крошечную бородавку с двумя волосками на шее этой женщины и припомнить, что она уже приходила десять дней тому назад, но её образ так и останется безликим. Безликим призраком. Таким же, как все призраки, за вычетом одного-единственного. Рипп тяжело сглотнул перед наизусть заученной, простой как три копейки дежурной фразой и позже, когда женщина ушла с двумя нагруженными пакетами, так же тяжело выдохнул. Он медленно опустился вниз, на вышитый вручную коврик для стула без признаков стула под ним, и снова взялся за книгу. Мамбо Лоа сидела неподалёку, жалостливо наблюдая за юношей. — Нашёл что-нибудь, сынок? — Я не понимаю, где искать, — скорбно вымолвил Рипп, обессиленно откинув голову назад. — Здесь только про Смотрящего и Жнеца, как в Наставлении. — Так, а что я тебе дала? — Мамбо Лоа подошла поближе и пригнулась, взглянув на обложку книги. — Ах, ну да. Это труд средневекового мистика. На самом деле, я не очень уверена, что в нём описываются какие-то ритуалы. Это теологический трактат. — Тогда зачем его дали? — просипел парень, отложив гримуар. — Это единственное, что у меня было, милый мой! И вот скажи на милость, зачем тебе понадобилось читать про некромантию? — Я хочу понять, почему на той неделе появились зомби, — соврал Рипп, плотно сжимая губы. — Ох, это даже мне неведомо! — Мамбо Лоа досадливо хлопнула себя по пышным юбкам. — Мир живых, мир духов — это совсем не то, что мир мёртвых и призраков. Мрачный Жнец держит от нас в тайне свои секреты. — А Смотрящий — нет? — Если бы Смотрящий существовал, разве дозволял бы он мёртвым ходить по землям живых? — старушка неодобрительно хмыкнула. — Но если ты, мальчик мой, так хочешь узнать о мёртвых, то можешь поспрашивать их самих. — То есть…? Ну конечно! Озарение осветило потухшие глаза Риппа. Призраки тогда, на кладбище Спектров, не желали говорить с ним — возможно, и вовсе не умели, но ведь помимо них он видел и зомби, у которой с речью было всё в полном порядке — разумеется, относительно живых людей. Он облизнул пересохшие губы. Однако тут же закрались подозрения: сумеет ли он найти ту зомби, Эдит Карно? А если найдёт, то захочет ли она с ним разговаривать? А если захочет, то поведает ли о воскрешении мертвецов? А если поведает, то сможет ли он сотворить этот обряд над мамой? А если сможет, то смирится ли он с бросающим в дрожь уродством гниющей плоти вместо нежной материнской плоти? А если… Его анафорическую цепочку мыслей пресёк звон дверного колокольчика, уже ставший ненавистным. Сейчас он должен вновь отбросить неподобающие ситуации мысли и превратиться в говорящую болванку, должен состроить из стиснутых зубов обаятельную улыбку. Если раньше она почти не пропадала с уст школьника, то теперь, даже надетая на миг, приносила ужасный дискомфорт. Рипп вновь вынырнул из своего убежища, но застыл на месте: уже приевшуюся последовательность слов и действий прервала покупательница, чьё лицо уже давно и прочно отпечаталось в его памяти. Сара. — Ах, вот ты где, засранец! — в два шага девушка приблизилась к стойке, оказавшись в каких-то тридцати сантиметрах от юноши. — Чёрт, я уже затрахалась тебе писать — какого хрена ты не отвечаешь? — Тише, — Рипп строго посмотрел на подругу, движением глаз указав на уже навострившую уши Мамбо Лоа. — Что тебе нужно? — И это после недели игнора? Просто «что тебе нужно?»?! Да ты сбрендил! — ополчилась на него Сара, уперевшись в низкий прилавок руками: теперь она стояла почти вплотную к Риппу. — Я был занят. И сейчас тоже занят, — просипел юноша. — Офигенный ты друг, нечего сказать! — прошипела его одноклассница, от раздражения впившись длинными ногтями в деревянную столешницу. — Круто устроился: торчишь на своей дебильной работе вместо школы, ночуешь у подруги… — И…? — Что «и»? Знаешь, как меня заколебал твой мудак-брат в школе? Знаешь, как прикольно жить в сраной халупе с кретином-отцом? — А что ты предлагаешь? Поселить тебя у Офелии? Устроить сюда? — теперь и Рипп начал выходить из себя. — Я это никак сделать не могу. Причём здесь вообще я? — Ты что несёшь?! — крикнула она, залившись краской гнева и стыда. — Мне делать больше нехер, как в вашей оргии участвовать? Как здесь работать? — Молодая леди! — донеслось возмущённое восклицание Мамбо Лоа. — Смотрящий, ну так скажи, что тебе нужно? Ты ко мне чисто поорать пришла? — прошипел Рипп, отойдя от подруги подальше и скрестив руки на груди. — Блин, ты чего, головой ударился? — произнесла Сара с выражением обиды, просвечивавшей через всю ту же боевую ярость. — Что с тобой вообще, можешь нормально сказать? — Если хочешь поговорить, то после того, как у меня работа закончится. А пока, если ничего не покупаешь… Сара ушла, не дослушав — за её спиной жалобно звякнул колокольчик, партию которого продолжили ушные каналы. Когда у Риппа звенело в ушах, он ощущал себя выброшенным из окружающего мира. Когда перед ним с обидой на сердце разворачивались люди, он испытывал глубокое чувство вины. Даже если бы у него был путь к отступлению, какие-нибудь подземные тоннели или тайный коридор, вряд ли он попытался бы избежать встречи с подругой. Слишком многих людей он безвозвратно лишается — в этот раз не должно произойти так же. Мамбо Лоа сама предложила поручить закрытие смены ей, так что за пятнадцать минут до конца рабочего дня Рипп уже вышел из магазина. Сара ждала его позади здания, нервно куря и ковыряя плохо прилаженную плитку. Грант присоединился к ней, дрожащими пальцами достав сигарету из своей пачки. Уже за несколько дней знакомства с табаком он успел прикипеть к нему. — Мы с тобой уроки прогуливали, а теперь, вот, хочешь, чтоб я в школу вернулся? — сипло спросил Рипп, рассудив, что при всём его страхе потери не стоит давать слабину — только не с Сарой. — Ничего я не хочу! Просто предупреждаю. У нас контрольные завтра, из-за которых тебя могут к херам выкинуть из школы. — И что? — равнодушно вымолвил юноша, делая глубокую затяжку. Сейчас школа его беспокоила меньше всего. — В смысле «и что?»?! Тебе вообще пофиг, что тебя исключить могут? Ты же себе так всю жизнь похеришь! — Она уже, — Грант махнул рукой: слабый порыв ветра стряхнул пепел с выкуренной до фильтра сигареты. — Вот как этот бычок. — Да что с тобой случилось, ты скажешь наконец? — воскликнула она раздражённо. — А должен? — Должен, конечно! — Почему? — Ну, — банальный вопрос поставил девушку в тупик. — Мы разве не друзья или что-то типа того?.. И вообще! С кем я за школой курить буду, если тебя оттуда исключат? — Чтобы вместе курить, друзьями-то быть зачем? — с некоторым беспокойством вымолвил Рипп, чувствуя, что его осторожная тактика рискует навредить и Саре, и ему самому. — Да, но… Для не-друга ты слишком много обо мне знаешь, — замялась Кетил, пожёвывая мятную сигарету. — Сама рассказывала ведь. — Да ты издеваешься?! Сара угрожающе приблизилась к парню: в нескольких сантиметрах от лица Риппа оказалась непотушенный бычок. Грант поспешно отошёл от девушки, после чего до боли схватил её за руку, выбив горящую сигарету. Сара стиснула зубы. — Отпусти! — жалобно простонала она. — Я же не собиралась ничего делать! Рипп послушался сразу: высвободив запястье девушки, он отошёл подальше, после, бросив на неё долгий испытующий взгляд, пошёл прочь по рыхлым пескам в стороне от дороги. Сара бросилась было бежать за ним, но быстро отказалась от этой идеи. Последовать за ним — значит окончательно себя унизить. В этом раунде он и так бескомпромиссно выиграл. Пускай уходит, упиваясь гордостью победителя. Тихо выругавшись, она достала из кармана мобильник — позвонить единственному человеку, которому ещё можно доверять. — Шон, в Стрейнджтауне сейчас?.. Олин тоже?.. Можете забрать меня с заправки на выезде?.. Супер, буду ждать. Это «супер» сейчас было как нельзя неуместно. Сара досадливо пнула камень, весьма кстати оказавшийся под ногами. Там, вдали, всё ещё можно было отчётливо разглядеть фигуру Риппа. Он удалялся медленно, то и дело останавливаясь, но ни разу не оборачиваясь. С десять раз Сара ставила ногу на протоптанную им дорогу, с десять раз заводила её обратно. «Как-то не очень перед Шоном будет», — заклинала она себя всякий раз, как выходила за незримо очерченный пятачок стоптанной земли. Йомошото братцева «друга» даже пах роскошью. Не самая престижная марка, но по меркам Стрейнджтауна его можно было считать F-сегментом. Сара залезла на заднее сидение: кожаная обивка кресел скрипнула под её ляжками. Имей Олин нормальные романтические предпочтения, Сара с удовольствием стала бы встречаться с ним сама: помимо ангельской внешности этот парень обладал какими-никакими деньгами, а к ним впридачу ещё и полной покорностью. — Привет всем. Простите, что дёрнула, — сказала Сара надтреснутым голосом: стоило бы его выровнять за десять минут ожидания экипажа. — Всё в порядке, Сара. Наоборот, хорошо: в последнее время мы только и ездим, что из дома в колледж и обратно, — ответил ей Олин, очаровательно улыбаясь. — У тебя что-то стряслось? — спросил Шон, потянувшись к ней со своего места. — Да так, забросило немного. Фигня, — Сара махнула рукой, изображая непринуждённость как могла: не хватало ещё обсуждать при этих двоих свои личные проблемы. — А мы куда, кстати, едем сейчас? — Ну, явно не домой… Рано ещё, можно где-нибудь погулять, — Шон нервно поправил очки на носу, взлохматив кудрявые волосы. — Сходим в парк? — Без проблем, мне как раз хотелось развеяться. Сара, ты как? — Высадишь там, сама где-нибудь потусуюсь. Блевать тянет смотреть, как вы под ручку ходите. — Ты прямо как моя сестра. Такая же грубая, — ответил Олин без тени упрёка или обиды. Сару же, однако, это сравнение задело: — Эй, ты меня с этой мутанткой не сравнивай! — Извини, если обидел, но правда, не нужно оскорблять мою сестру, — до приторности учтиво опротестовал Гарди. — Она хотя бы помогает слабым. Сколько раз она меня защищала от Танка, когда я в школе учился. — Танк — это тот генеральский сын? — уточнил Шон. — Ага. Конченный тип. — Да, припоминаю. Мне тоже пару раз чуть не прилетало от него. Правда, думаю, больше всего всё равно доставалось его брату. Как его звали… Рипп, кажется? Сара покраснела, услышав это имя. Оттого, что только что рассталась с ним на неприятной ноте. Оттого, что не слишком обременяла себя мыслями о том, как ему приходится жить под одной крышей с таким болваном. Даже синяки, что она несколько раз видела на его коже, не подводили к таким размышлениям. Они ведь могли быть нанесены не только отцом. Прятаться от двух тиранов куда сложнее, чем от одного. Будь это кто угодно ещё, Сара сочла бы эти ссадины клеймом слабости — того, что она так сильно ненавидела. Но Рипп с ними не выглядит беспомощным. Скорее, наоборот, до безрассудства храбрым. Но вместе с тем и его побег из дома не виделся трусостью. Эта идея выглядела необоснованной героизацией и идеализацией, но Сара не могла отбросить её так просто: его травмы каким-то образом стали причинять такую боль, как если бы были собственными. — Всё в порядке, Сара? Ты подозрительно долго молчишь. — В полном, — она натянула на лицо подобие улыбки. — Изо всех сил, вот, стараюсь не пошутить про то, как гомиков возбуждают драки. У какой-то восьмиклассницы вскрыли шкафчик — теперь ей будет не в чем идти на физкультуру, а гардероб подружки местного задиры пополнится кроссовками за триста симолеонов. Сама виновата: здесь, в средней школе Стрейнджтауна (и начальной, и старшей тоже), право частной собственности гарантируется лишь силой самого владельца. Сара равнодушно прошла мимо девочки к своему шкафчику. Красноречивая наклейка «не влезай — убьёт», как на электрощите, сама по себе никак не защищала его от чужих грязных рук, но указывала на всклочный нрав владелицы: Сара уже несколько раз успела подтвердить это звание. Школьники оглядывались на неё, но почти никто не спешил здороваться. Досадно, что репутация среди этих дегенератов, на чьих уродливых лицах отпечатались страх и злоба, определяет всё существование эти несколько лет. Сладкие шестнадцать Сары отдавали спиртовой горечью. Когда девушка вошла в класс, то до начала занятия оставалось ещё минут десять. С таким редким посещением школы немудрено и забыть расписание звонков. Она оглядела своих одноклассников: всё такие же асимметричные и шумные. Если это — будущее Америки, то будущее постапокалиптическое. Сара ловко поймала летящий в неё пенал и, не утруждая себя поисками его отправителя, просто бросила его в самого неприглядного парня из шумной компании на последних партах. И с чего они вдруг удумали так безрассудно лезть на рожон? — Ты совсем больная?! Не я же кидал! Во всяком случае, он не кинул в неё чем потяжелее. У таких людей лишь два состояния: либо они творят сумасбродную дичь, либо обвиняют в этой дичи кого-нибудь другого, старательно (хотя и совершенно неубедительно) доказывая свою непричастность. И те, и другие жалки, но первые всё же представляют реальную угрозу. В таком разе их нужно незамедлительно ставить на место. Однажды кто-то из этих ребят выкинул рюкзак Сары в окно — в наказание он сам чуть не последовал за сумкой. — Ты орал громко. Это чтобы ты хлебало прикрыл. Едва Сара достала телефон, чтобы хоть немного закрыться от неприглядного общества, как её вновь потревожили. Девушка недовольно подняла голову: перед ней стояла Эбигейл, рябящая крупной дрожью. Как бы Саре хотелось, чтобы отсутствие зрительного контакта не расценивалось как страх: ей было противно созерцать эту уродливую рыжую чёлку и старушечьи очки. — Чего тебе, хиппи? — Э… ну, я… Я здесь сидела, — промолвила Эбби, сильно заикаясь. — Теперь не сидишь, чё. Вали давай отсюда, от тебя воняет. — Пер… перестань меня оскорблять! — воскликнула Баркер: к её глазам уже успели подступить слёзы. — Ты ещё соплями мне парту измажь. Пошла вон, сраная хиппи! — Прекрати! — А то что? — Не то… не то я… я расскажу всем, к-как ты спишь с в-взрослыми мужчинами! — О-о, интересно! — в классе раздался чей-то гогот. — Эбби, дорогуша, маленькая ты ещё слишком о таких вещах думать, — процедила Сара, закипая от гнева. — Тебе ещё в куклы играть и плакаться мамочке. Помой рот с мылом и больше так не говори, не огорчай маму-папу. — А т-ты не огорчаешь своих ро… роителей, когда п-путаешься со всеми, как последняя шлюха? — Так, Баркер, доигралась! Сара резко встала со своего места, схватив Эбигейл за ворот джемпера так, что верхняя пуговица на нём отлетела куда-то в другой конец класса. Маленькие глазки под толстыми стёклами очков широко распахнулись в страхе, как у какой-нибудь морской свинки или декоративной собачки. Эбби пыталась сопротивляться, но крайне безуспешно, так что их драка больше напоминала линчевание. Эбигейл могла бить только словом, известными многим сплетнями, о которых эти многие из благоразумия не распространяются. Сама виновата: здесь, в средней школе Стрейнджтауна, нужно всегда следить за языком. Сара брезгливо стряхнула с ладони клок рыжих волос. Она уже хотела было занести кулак, чтобы ударить обнаглевшую одноклассницу по челюсти, как почувствовала, что кто-то схватил её за руку сзади. Она резко обернулась, вскидывая свободную, чтобы контратаковать, но и та оказалась обездвиженной. Вплотную к ней стоял Рипп, глядя на неё с глубоким разочарованием. Сара тихо ахнула от удивления, но не смела и двинуться с места. С такого расстояния она могла разглядеть тонкие морщинки на нижних веках и пару седых волосков на макушке. Словно бы за пару дней он постарел лет на двадцать. — Какого хера ты здесь забыл?! — воскликнула она раздражённо. — Немедленно отойди от Эбигейл, больная! — прошипел он, крепче сжимая ей руки — совсем как вчера. Она сделала это незамедлительно — так же, как и он тогда, — но всё ещё считала себя правой. Рипп словно бы её не слышал, снова и снова вменяя ей в вину эту перепалку. — А что, приятно тебе будет, если, например, мать твою назовут шлюхой? «Чёрт, ведь называли же, года два назад, пока Рипп не разукрасил морду остряку», — вспомнила Сара. Кажется, Рипп думал о том же, хмуро глядя на неё. Кажется, так мыслил каждый подросток в здравом уме — по крайней мере, здесь. Чтобы иметь право на личную жизнь и скелеты в шкафу, необходимо убедительно доказать — быть может, не один раз, — что посягательства на них чреваты жестокой расправой. Раньше всех это понял Джонни — Сара помнила его головокружительный взлёт от изгоя класса до короля школы. Хотя к Джонни она относилась с подозрением, выступать против него ей мешал не страх, а всё-таки некоторое почтение. Думается, с момента его поступления в колледж здесь больше не зажигались такие яркие звёзды. Это понял Танк: когда его осенило, что с уважением к его папе относится один лишь он сам, Грант вышел из-под защиты отцовской фигуры и сам стал её охранять. Его миссия, конечно, напоминала борьбу с ветряными мельницами, но по меньшей мере Танк добился того, чтобы его семейная драма осталась внутри семьи. Это поняла Лана, самопровозглашенная защитница всех угнетённых. Разумеется, и добрые полицейские должны носить на бедре резиновую дубинку и девятимиллиметровый глок — отбиваться с их помощью от плохих преступников. Или обычных людей, посмевших усомниться в святости её фамилии. Сара считала Гарди выскочкой и лицемеркой, но открыто высказывать своё мнение не спешила — потому что это уместно лишь там, где ты гарантированно сможешь за себя постоять. Это понял и Рипп. Хотя он был куда приятнее старшего брата, на его долю тоже переходили всякие гадости — в основном из-за неспособности постоять за себя, дополненный откровенной наглостью. Очень опасное сочетание, давшее в своё время соответствующие последствия. Синяки от побоев отца и брата в школе наливались ещё ярче, словно выступали мишенями. Сам Рипп дрался крайне паршиво, но зато дружил с теми, кто это делал хорошо. Это давно поняла Сара. Она прекрасно осознавала, что её стратегия защиты далека от идеала: совершенно очевидно, что её начнут травить, едва только какой-нибудь смертник решит сболтнуть уже всем известный слушок. Подобно эпидемии. Ей, в общем-то, было плевать на сплетни о себе: в них таилась зависть, обычная зависть под личиной целомудренной скромности и рассудительности, положенной «почти-совсем-взрослым» шестнадцатилетним лбам. Может, эта рыжая мразь и сама втайне хочет оттянуться с каким-нибудь престарелым панком, разочаровавшись в ещё больших генетических уродцах среди одноклассников? Но оскорбления в адрес семьи — это принципиально иная вещь. Сара и сама разделяла точку зрения злых языков, вот только бесчинства домочадцев бросали тень и на неё саму. Но она сама, тем не менее… Крайне противоречивое разделение. Словно бы это было какое-то внешнее ограничение, табу, от которого она не могла откреститься. Семья — это святыня, которая оскверняет самих верующих, что стоят на её страже, но всё же святыня. — Мою мать?.. — Рипп будто совершенно растерялся. — Я помню, как это было. Ты тогда Джеку нос сломал. Почему тогда я больная? — Ты… ты реально не выкупаешь? Она ж тебе ничего не сделала, идиотка! — Это я идиотка?! Эбигейл всё это время находилась рядом, тщательно прислушиваясь к каждому слову спорящих. На её лице, покрасневшем от пролившихся слёз, расцвела злорадная улыбка. Она нисколько не сомневалась в Риппе — пусть он и почти не общался с ней, а всё же защищал от чужих нападок. После такого он наверняка разочаруется в своей подруге, а она как следует помучается. Но стоило ему бросить на Эбби короткий взгляд, как она тут же стушевалась, поспешив занять свободное место на первой паре, сразу за учительским столом. Рипп предпочёл соседство одного из местных хулиганов, хотя подле Сары ещё оставались парты. О, это определённо не могло не радовать. У Риппа был козырь в рукаве — вернее, шпора мелкой работы, легко помещавшаяся в этом месте, — но совершенно не было желания и сил даже браться за ручку. Неприятности настигают его одна за другой, даже не давая времени на передышку. Он выводил буквы с огромным трудом, будто рука прибавила в весе лишний центнер. По ней уже давно никто не бил, но сейчас бы он предпочёл по десять свежих ушибов на каждой части тела боли психологической. Он украдкой взглянул на Сару. У неё, конечно, тоже шпаргалка — под подолом юбки, которую мог разглядеть, пожалуй, лишь он один. Перед ведущей в кабинет дверью он уже проводил генеральную репетицию своего извинения, но в этот раз вновь всё пошло наперекосяк. Не по его вине — да только это совершенно не утешало. С концом урока он сразу вышел в коридор, игнорируя назойливых одноклассников. Интуитивно он чувствовал за спиной прерывистое дыхание Эбби, следующей за ним по пятам. Никогда бы Рипп не подумал, что помимо всего прочего он будет бояться ходить в школу из-за этой щуплой девочки. Но к Баркер с горем пополам ещё можно было привыкнуть. Перестать концентрироваться на ощущениях — и вот её уже нету. С Танком такое не сработает — он всегда где-то рядом, как бы далеко ни находился. Рипп специально сверился с расписанием их классов и выбрал оптимальный маршрут до следующего кабинета, чтобы минимизировать шанс столкновения с ним. Кажется, всё шло по плану: ни Танка, ни его одноклассников не было видно поблизости. Он собирался выдохнуть с облегчением, но воздух вылетел из лёгких под мощным толчком, сбившем юношу с ног.