Чужаки

Тлетворный запах разложения ударил в голову, подчиняя себе волю. Ингве не мог пошевелиться — ему оставалось лишь неподвижно созерцать скорую смерть. Но подождите… Разве это существо желает забрать чью-то жизнь? Ингве заворожённо смотрел в стеклянные глаза мертвеца. В них плескалась тоска по собственной жизни. Чужая не заменит ему своей. Стекающая по нему бурая жидкость — это почти слёзы. Он похож на покойника с Острова Отдохновения не меньше, чем отличался от него. Гниение сильно износило его, а вместо кокосового молока он питается собственной трупной жидкостью, но ведь он так же скучает по миру живых? Ему даже повезло больше: вот он, прямо здесь, перед ним, а не далеко за бескрайним океаном. Его широко распахнутые глаза и отвисшая челюсть выражают эйфорический шок. — Ты рад снова здесь оказаться? — слабо просипел Ингве, глядя прямо в глаза зомби. Зомби не ответил: вместо него это сделал оглушительный выстрел, раздавшийся со спины мертвеца. Живой труп снова стал мёртвым: размозжённая голова, потянув за собой отяжелевшее мутно-зелёное тело, повалилась на Ингве, сдавливая ему рёбра. Задыхаясь от прижатых лёгких и усилившейся вони, парень из последних сил столкнул тело зомби с себя и еле поднялся на колени. Только сейчас его вывернуло наизнанку. С минуту Ингве оцепенело разглядывал лужу рвоты на каменной плитке церкви, после чего медленно повернулся в сторону, откуда пришёлся выстрел. Над ним возвышался преподобный отец Коллинз с дробовиком наперевес. Он по-солдатски перехватил оружие в правую руку, протянув Ингве освободившуюся левую. — Вы убили его, пастор? — обессиленно промолвил Ингве, с трудом поднявшись с его помощью. — Надеюсь. Обычно они умирают от выстрела в голову. Как вы, брат мой? — Живой, в отличие от этого бедняги. Мне его жалко. — Отчего же? — заинтересованно спросил отец Коллинз. — Он даже не успел толком повидать свой родной дом, — Ингве словно был загипнотизирован телом мёртвого мертвеца. — Какая страшная ирония. Зомби восстали из своих могил, когда вы исполняли песню про покойника, скучающего по бренному миру, — священник подошёл ближе к трупу, нарисовав пальцами в воздухе шестиугольник над его пробитым черепом. — Да упокой Смотрящий его душу и да прими его в своих чертогах Мрачный Жнец. — Пастор, а откуда у вас дробовик? — спросил Ингве, понемногу возвращаясь в сознание, уже засыпавшее его голову грудой вопросов. — Завёл для таких незваных гостей… Наверное, вечеринка на кладбище побеспокоила их. — Тогда почему вы не предупредили всех? — воскликнул Ингве поражённо. — Думаете, кто-нибудь стал бы меня слушать? — преподобный отец грустно улыбнулся. — К тому же, в последний раз они выходили года три назад. Я уже почти забыл про них. — А не могли вы сознательно допустить такой исход? — Упаси Смотрящий, — воскликнул Коллинз. — Я же тогда совсем паствы лишусь… Впрочем, уже и сейчас, думаю, ко мне перестанут ходить последние прихожане. — Хорошо, допустим, — Ингве присел на ближайшую скамью, переваривая полученную информацию. — Но повторюсь, *откуда* у вас дробовик? Сейчас его не выдают без лицензии. И больше того, каким образом священник научился так стрелять? — Священник раньше служил в армии, — усмехнулся отец Коллинз, поправляя жёсткий воротник сутаны. — И там, как это часто бывает, пришёл к Смотрящему после увиденных ужасов и собственных злодеяний. — Кающийся грешник? — Вроде того… Вам лучше пойти наружу, брат мой. Думаю, ваши друзья беспокоятся. — Лужа, — произнёс Ингве стыдливо. — Меньшее из всего образовавшегося бардака. Не беспокойтесь, брат мой, я поищу храбрых добровольцев и всё здесь уберу. Ступайте. — Спасибо, пастор… преподобный отец, — проговорил Ингве, путаясь в обращениях. — Да хоть Верховный Шаман, называйте меня как хотите, — улыбнулся отец Коллинз ему на прощание. По всей длине улицы растянулись кавалькады автомобилей и людской массы. Ингве принялся искать в толпе своих знакомых, но те нашли его ещё раньше: Мануэль и Микаэль чуть ли не под руки оттащили его от церковных ворот. Так он оказался на ступенях библиотеки, расположенной прямо напротив молитвенного дома. — Инг, ты в порядке? Тебя не покусали? — с испугом вопрошал Ману, разглядывая открытые для обозрения участки тела. — Нет, я в норме. Но, наверное, придётся обратиться к психиатру. Слишком много жести происходит в последнее время. Боюсь, я скоро сойду с ума. — А здесь, в Стрейнджтауне, все немного больные. Сойдёшь за своего, — ответил Микаэль, протягивая ему бутылку воды. — Держи, употреби для чего-нибудь. Ингве последовал совету пришельца и обмыл горло, где ещё оставался едкий привкус рвоты. По-хорошему ему нужно было незамедлительно принять душ и выбросить на помойку грязную одежду, но прямо сейчас было необходимо просто перевести дыхание. — Я выстрел слышал. Кто стрелял? — озабоченно выпытывал Ману. — Неважно, — Ингве решил умолчать о противоречивой роли священника. — Но выстрел снёс голову мертвяка, который напал на меня. — Точно, я видел, что на тебя навалился кто-то из зомби, когда уже был в дверях, — смущённо промолвил Микаэль. — Прости, что не помог. — Я бы тебе в такой ситуации тоже не помог, успокойся, — заверил его Ингве. — Своя жизнь всегда должна быть дороже. К тому же, я тоже выжил. Всё в порядке. — А, так вот чем от тебя пасёт. А этот зомби пробовал тебя укусить? Что он вообще делал? Он говорил? — завалил его вопросами Ману. — Да отстань ты от него! — шикнул пришелец. — О, ребята, вот вы где! Перед ними оказалась неразлучная троица. Офелия побледнела так, что её кожа приобрела какой-то серый оттенок, как у тёмного эльфа. Рипп лишь немногим был лучше, и только Джонни выглядел поразительно бодрым — кажется, он явно воодушевился зрелищем. Молодой пришелец тут же принял стратегию Ману, устроив Ингве хаотичное интервью, но и сам не получил от пострадавшего ни единого ответа. Ингве лишь хмуро созерцал происходивший на улице хаос, переводя глаза от одного человека на другого, как перед злополучным выступлением. Он встретился взглядом с Гвансоном: хотя кореец не подходил к ребятам ближе, он внимательно наблюдал за происходившим в их стане. Ингве коротко кивнул ему, подняв кверху большой палец, на что Гвансон едва заметно улыбнулся, вновь повернувшись к своим коллегам. Дальше по дороге, ближе к салуну, Ингве обнаружил Селин и Рауля. Мужчина почти держал свою сестру на руках — Селин, кажется, была на грани потери сознания. Шаткой походкой Ингве направился к ним, махнув рукой на замечания Микаэля и Ману. Рауль встретил его с осязаемой неприязнью, но никак не обозначил, что его присутствие здесь нежелательно. — Ты как, жива? — осторожно поинтересовался Ингве у Селин, заняв почтительную дистанцию. — Это кто? — слабо пролепетала она, поднимая голову. — Ингве? В одночасье она переменилась: к лицу прилила краска, а к телу — сила. Она аккуратно освободилась из объятий брата и встала против Ингве, оправляя подол платья. Девушка смотрела на него с нескрываемым удивлением. Приятным удивлением? — Я тебя не видела вместе с остальными. Я думала, что они тебя убили. — Я даже не был уверен, что они способны на такое, — ответил парень сиплым голосом. — Может, они боятся нас больше, чем мы их. — Рауль, можешь оставить нас? — обратилась она к брату, на что тот недовольно закатил глаза и, не говоря ни слова, ушёл. — Кажется, он не очень рад меня видеть… И, честно говоря, я ожидал такой же реакции от тебя. — А, ты про вчера? — рассеянно протянула она. — Alloh, это было вчера. А сегодня… Чёрт, я просто рада, что ты выжил. Это была бы ужасная смерть! От зомби! — откуда они вообще здесь взялись? — К сожалению, я уже не подхожу по возрасту, чтобы вступить в Клуб 27, так что пока не очень хочу умирать, — мрачно усмехнулся парень. — К тому же, даже известных музыкантов в Клуб не вносят. Сколько их там сейчас, пятеро? — Ладно, давай перестанем о смерти, и так жутко! — воскликнула она. — Хотя подожди… Ты говорил, что зомби не способны убить. Что ты имел в виду? Ингве пересказал ей свои наблюдения относительно напавшего на него мертвеца, но чем дальше он продвигался в рассказе, тем сильнее его охватывали сомнения. Однако Селин слушала его заворожённо, прося пролить свет на отдельные детали. Она ведь не подыгрывает? Ингве недоверчиво уставился на девушку, но не увидел в чертах её лица ни одного намёка на притворство. Она была искренне заинтересована тоской неизвестного мертвеца по дому? — И да, раз уж я здесь, то хотел извиниться за вчерашнее, — сказал Мальм, закончив свою историю. — Не знаю, что на меня нашло, но не хочу искать оправданий. Просто повёл себя по-свински. — Сама сцена была неприятная, дело не в тебе, — ответила она ему беззлобно. — Но, наверное, ты даже сделал правильно. Хотя я люблю больше язык дипломатии. — Я тоже. Поэтому мне жаль, что так вышло. — Но уже прошло. Всё в порядке. Её лёгкая улыбка обезоружила Ингве, а последовавшие за нею объятия окончательно вскружили голову. Такая низкая, она походила на прикорнувшую у груди кошку. Ингве растерянно провёл руками от её мягких плеч к спине под чёрным шёлком. Почему-то Ингве полагал, что под окутывающими её слоями ткани Селин очень худая, но его пальцы соприкасались с мясистой кожей, позвоночник под которой обнаруживался лишь при сильном нажатии, какое он осуществить не посмел. На мгновение он забыл о трупном запахе, исходящем от своей одежды. Отстранившись, ничуть не покривившись, Селин со всё той же улыбкой подала ему руку с вытянутым мизинцем. — Мир? — Мир, — кивнул он, скрестив свой палец, вдвое больше, с её. — Господа, не мог бы кто-нибудь съездить за Мамбо Лоа? — послышался громкий голос отца Коллинза. Священник уже вышел из церкви. Выглядел он крайне уставшим, а его мантия была безнадежно испачкана консистенцией, о составе которой было страшно даже делать предположения. На миг шумная многоголосая масса людей смолкла, устремив сотню глаз в сторону преподобного отца. Вдруг из толпы выступил Рипп, а за ним — Джонни и Офелия. — Мы можем. Я Мамбо Лоа знаю, — откликнулся Рипп. — Мы же можем, Джонни? — Ладно, давайте. Я, конечно, хотел вообще отсюда уехать, но можно и на пару минут вернуться, — ответил тот, крутя на пальце брелок с ключом зажигания. Кажется, до молодого инопланетянина наконец-то дошёл весь масштаб просходящего. — Смотрящий, здесь зомби!!! — завопил кто-то в толпе. Всё вновь погрузилось в хаос. Люди попятились к краям улицы, в страхе расступившись перед женщиной с признаками трупного окоченения. Она медленно шаркала по сколотому асфальту на искривлённых ногах, как живая насмешка над дефилирующими моделями. Но эта женщина отличалась от всех остальных зомби: у неё была пусть и не очень чистая, но не рваная одежда и пусть и не очень аккуратная, но уложенная причёска. Отец Коллинз, однако, среагировал моментально, помчавшись в церковь и тут же вернувшись с оружием. Без тени страха он приблизился к зомби на расстояние выстрела и навёл ствол на её голову, пока толпа переводила обеспокоенные взгляды от вооружённого священника к живой покойнице. — Опусти оружие, грязный поп! — вдруг закричала зомби, подняв руки вверх. Хотя её голос и был трудноразличим под сильной хрипотцой, как у старого курильщика, это был человеческий симлиш. Ошарашенный отец Коллинз едва не уронил дробовик наземь, всех остальных и вовсе словно парализовало. Почувствовав, что сейчас её жизни (если можно было говорить о наличии такой) ничего не угрожало, женщина беспечно поправила пряди термоядерно-синих с проседью волос и обратилась к священнику, хотя сейчас ей смятенно внимала вся улица. — Убери дробовик — тогда поговорим, — объявила она приказным тоном. — Откуда я знаю, что ты не нападёшь на кого-нибудь из людей, как остальные зомби? — огрызнулся священник, снова нацелив на неё оружие. — У меня есть американское гражданство, дом в собственности и государственное пособие по инвалидности. Я тебя засудить могу за такие угрозы! Отцу Коллинзу осталось лишь последовать её требованиям. Не отрывая взгляда от зомби, он медленно положил дробовик на асфальт, достаточно далеко, чтобы не вызывать у женщины подозрений, но достаточно близко, чтобы дробовик не украл кто-то из толпы. Когда священник выполнил её просьбу, женщина всё же немного смягчилась. — Кто ты и как здесь оказалась? Ты как-то связана с зомби на церковном кладбище? — Эдит Карно, изобретатель, — зомби прокашлялась, сплюнув густую мокроту на асфальт. — Начну объяснять, что там с зомби — обвинишь в ереси и снова начнёшь тыкать в башку палкой, так что избавь. — Смотрящий приемлет даже зомбологию. К тому же, народ тоже интересуется, — ответил ей отец Коллинз, широким жестом указав на собравшуюся вокруг них толпу. — Всё-таки не каждый день можно увидеть разумного зомби. — Разумного человека — ещё реже, — огрызнулась Карно. — Коротко: у зомби есть единая воля. Просыпается один — просыпаются все поблизости. Я их не очень хорошо понимаю, но эту волну улавливаю. Ощущаю, что они пробудились. Пошла посмотреть. Редко бывает. — Единая воля — как у инопланетян что ли? — уточнил Джонни. — Да плевать мне, как там инопланетяне живут. Дайте пройти уже! — Куда ты собралась? — недоверчиво спросил Карно отец Коллинз. — Не твоё дело, поп! — Ещё как моё, сестра Эдит. Прямо сейчас зомби вышли из могил с кладбища *моей* церкви. Вы бы очень помогли, если объяснили, как можно обратно их упокоить, раз вы, судя по всему, собираетесь идти в их сторону. — Откуда мне знать, как их обратно класть? — Эдит закатила выпученные глаза и продолжила путь к дому собраний. Коллинз и самые смелые из зрителей последовали за ней — последние тут же пожалели, что это сделали. На полу там и сям валялись трупы с прострелянными черепами в лужах крови и трупной жидкости. Кого-то из присутствовавших стошнило. Эдит флегматично оглядела эту сцену: — Знаю только, что вообще не так. Она без тени брезгливости схватила за руку одного из поверженных сородичей и попыталась поволочить его обратно к кладбищу, но ей явно не хватало сил. Коллинз, раздражённо хмыкнув, схватил мертвеца за обе ноги и помог Карно дотащить мертвеца. Поскольку больше никто не изъявил желанием заниматься этой грязной работой, им пришлось управляться вдвоём вместе с семью трупами. Благо, Рипп с друзьями уже поехали за Мамбо Лоа. Хотя Коллинз всё ещё находился в ступоре и греховной гневливости, он понемногу проникся любопытством к персоне своей полуживой напарницы: — Мне кажется, сейчас у нас есть отличная возможность познакомиться поближе. — Флиртовать пытаешься, поп? — в гримасе отвращения зомби вывалила голубой язык во всю длину. — Если бы мне и захотелось нарушить целибат, я бы сделал это с кем-нибудь другим, так что можете не беспокоиться, — галантно ухмыльнулся ей священник, берясь за ноги очередного трупа. — Я в отчаянии, — театрально вздохнула Карно с нескрываемым сарказмом и полным отсутствием артистизма. — Напомните, почему вы решили сами вернуть этих зомби земле? — Работать мешают. — Коллективная воля? — Ага. А ты, поп, откуда дробовик взял? Отец Коллинз пересказал ей историю, поведанную Ингве. В ответ Эдит хрипло, до кашля, расхохоталась — её смех был почти смехом на грани плача, но ещё более жутким. Священник с сочувствием наблюдал за его приступами, за тем, как трясутся её обезображенные руки и ветвятся синюшные вены на зеленоватой коже, кое-где обрывающейся, где-то — покрытой язвами. Она напоминала прокажённого со средневековых гравюр, но ведь и те могли жить ещё очень долго. Негативные чувства к больным лепрой — не жалость к ним, а обыкновенное омерзение. — Сестра Эдит, а вам не больно… жить? — Чего? — Карно непонимающе уставилась на священника. — Ваше тело, сестра. Извините, если прозвучит грубо, но оно выглядит очень немощным. Возможно, вам в нём некомфортно? — Да нормально, только руки ходуном ходят и слушаются плохо, как у алкаша. Раньше вообще всё из рук валилось. Сейчас могу паяльник держать — уже хорошо, — в доказательство она пару раз сжала пальцы рук, а после сложила их в неприличный жест. Отец Коллинз, никак не реагируя на оскорбление, вытер пот на лбу рукавом сутаны, но всё ещё был полон сил — солдатская выдержка брала своё. Его ширококрылый нос уже приноровился к ужасающему смраду, который должен был вывернуть его наизнанку по меньшей мере дважды, но сейчас создавал лишь лёгкий дискомфорт. Сегодня был особенный день: в нём встретились забытые старые привычки и поражающее воображение новшество. Воистину, пути Смотрящего неисповедимы. Когда две главные звезды вечера скрылись в дверях молитвенного дома, подростки наконец-то вспомнили о возложенной на них миссии. Вообще, никто, даже Рипп, не хотел возвращаться в Дэдтри ближайшие недели две точно, но данное слово нужно держать. К счастью, сегодняшний день дал калорийную пищу для обсуждения, сплетен и домыслов, так что ребятам было о чём поговорить в дороге и за чем спрятаться от беспокойных мыслей, роящихся в голове, своих у каждого. Они были по-настоящему вместе лишь наедине с собой, воскрешая образы друг друга в памяти, фантазии и страхах. В этом мире они сотни раз ссорятся и расходятся, но после последних брошенных обличительных слов вновь вступают в схватку — эти сцены становятся навязчивыми идеями. Стало быть, так и не расстаются. Сколько раз Джонни бросал Офелию, узнав о её измене? Сколько раз Офелия разражалась проклятиями, видя Джонни со Стеллой? Сколько раз Офелия кусала локти, слыша от Риппа о Саре? Сколько раз Джонни бил Риппа за попытки покуситься на девушку первого? Высокие чувства обезображивают чистую дружбу и сами становятся низменными. Но это потом. Сейчас же можно скрасить время дискуссией об анатомии и диете зомби, поспорить о персоне отца Коллинза, посокрушаться о несостоявшемся выступлении Психо и, конечно, посплетничать о Мамбо Лоа. Скоро они оказались на пороге магазина последней. — Рипп, золотко, как я рада тебя видеть! А это твои друзья? Мамбо Лоа, похоже, воспринимала Риппа как родного внука, поэтому с порога стиснула его в объятиях. Рипп, оказавшись скованным жирными руками сзади и двумя огромными грудями спереди и по бокам, лишь чудом не задохнулся. Его престарелая коллега как всегда благоухала ладаном и терпкой до насморка хвоей. Рипп, выбравшись на свободу и отдышавшись, спешно отошёл от любвеобильной старушки и сразу перешёл к сути дела: — Мисс Лоа, у нас это… дело необычное, — так и не вспомнив слова, которым он хотел описать текущую ситуацию, Рипп остановился на первом синонимичным. — Ты знаешь, солнышко, необычные дела — это моя работа. Но давай ты сначала познакомишь меня с твоими друзьями, а то ты мне так толком ничего о своей жизни и не рассказываешь! — Рипп, это типа твоя бабушка? — шепнул ему на ухо Джонни. — Нет, но она ещё хуже моей бабушки, упокой её Смотрящий! — прошипел Рипп, повернувшись к Джонни, но после вновь обратился к Мамбо. — Это Джонни и Офелия. — Очень приятно, детишки. Вы уже поступили в колледж? А на кого учитесь, кем собираетесь работать? Есть у вас уже планы на будущее? Мамбо Лоа разогналась как двигатель самолёта, так что теперь Рипп, еле-еле определивший, как лучше будет сообщить ей о зомби, совершенно сбился с толку. — Да, мы с Офелией оба учимся в Техе, она на медицинском факультете, я на спортивном менеджменте. Я играю в футбольной сборной нашего факультета, плюс состою в сборной Стоун-Пита, — Джонни не на шутку разошёлся. — Надеюсь, скоро попаду в лигу. Недавно была игра с командой… — В доме собраний зомби из земли вылезли! — выпалил Рипп, не в силах наблюдать, как Джонни ведёт их в пропасть словоблудия и терминального любопытства коллеги. Это возымело эффект. Мамбо Лоа вдруг засуетилась, принявшись бегать по всему магазину, хлопая себя по юбкам и громко причитая про зомби, тёмную ауру, катарсис и нирвану. Все трое синхронно подняли правую бровь, наблюдая, как старушка мечется от одного оберега ко второй склянке, третьей статуэтке и четвёртым чёткам. Наконец, когда она сгребла всё, что, видимо, уместилась в её крупных руках, Мамбо скомандовала наступление. Джонни с теперь уже осторожной вежливостью усадил её на переднее сиденье отцовского автомобиля. — Вы уже встречали зомби, мисс Лоа? — спросила вдруг у женщины Офелия. — Видела, и не раз. Зомби тут не раз появлялись. Правда, последний раз они восставали уже очень давно. Видимо, это знак, послание судьбы. — Послание о чём? — с сомнением уточнил у Мамбо Джонни. — О грядущем хаосе, конечно! — сказала пожилая женщина, точно этот факт был донельзя очевидным. — Уже были знаки, но их никто не внял. Они интересуются лишь своими мелочными проблемами здесь-и-сейчас, не желая заглядывать в будущее даже на минуту вперёд. Думаю, я могу их понять. Они боятся. — Разве грядущий хаос — это не страшно? — Конечно страшно, когда человек сидит в своей крошечной клетушке, никчёмной жизни, в которой он прячется от неизвестного, злого и страшного, — рассуждала женщина с нездоровым блеском в глазах. — Но что, если они пересилят страх и выйдут наружу? Раньше у меня жил попугай. Я взяла его в зоомагазине, там он всю жизнь провёл в клетке. У меня тоже была для него клетка, но я её никогда не закрывала. Разумеется, бедная птичка никогда не вылетала из неё, хотя могла свободно это сделать. Когда мне нужно было почистить клетку, я почти вытягивала его оттуда. Он ходил около неё и даже не мог взлететь. Совсем как наш человек. — Э… А что стало с ним потом? — спросил Рипп, не совсем уверенный, хочет ли он знать, чем эта история закончилась. — После второй или третьей чистки он начал иногда выходить из клетки сам. Сначала ходил рядом, потом прыгал со стеллажа на пол или диван, затем стал летать по комнате. Через год он умер: отравился, когда поел мой амариллис. — Очень… душещипательная история, — пробормотала Офелия. — Со смыслом, — добавил Джонни, почесав бритый затылок. Все трое вздохнули с облегчением, когда сбоку показался молитвенный дом, ещё час назад вызывавший ужас. Мамбо Лоа вразвалку вышла из авто и тяжёлой поступью направилась к церкви. Рипп подначил друзей подсмотреть за слаженной работы этого странного трио — после некоторых колебаний Джонни и Офелия всё же сдались под даром убеждения Гранта. Поскольку в самом доме уже не было ни живых, ни мёртвых, они обогнули здание по правому боку и притаились за углом. Сцена действительно заслуживала внимания. Едва старушка Лоа увидела ожившую зомби, как тут же кинулась на неё со связкой своих оберегов. Карно не оставила этот жест без внимания и, не имея возможности навредить сопернице физически, нанесла урон моральный, обругав Мамбо Лоа трёхэтажным матом. Отец Коллинз, обливаясь краской и потом, как марафонец, пытался помирить двух разбушевавшихся женщин, но те не обращали никакого внимания на увещевания священника. Преподобный отец был вынужден пойти на крайние меры: взяв каждую за плечо, разнять спорящих. — Фу, у отца Коллинза вообще чувство отвращения возникает хоть когда-нибудь? — комментировал Джонни вполголоса. — Одной рукой — жирную старуху, пахнущую какими-то мазями, другой — сраного зомби! Его свежее дерьмо заставь взять руки — он по-любому даже не поморщится. — Джонни! — вспылила Офелия, уязвлённая не то богохульством своего кавалера, не то излишней грубостью в выражениях. — Так он с этой Карно трупы в ямы обратно клал. Мне кажется, ему уже глубоко пофиг, — пожал плечами Рипп. — Кстати, они очень мило вместе смотрятся. — Скажешь тоже! — инопланетянин издал тихий смешок. Когда участники своеобразной похоронной процессии худо-бедно пришли к хрупкому миру, они наконец-то приступили к следующему её этапу. У каждого в руках оказались какие-то амулеты и флаконы причудливых форм. Мамбо Лоа принялась лихо отплясывать вокруг одной из могил, рисуя амулетом в воздухе одной ей известные фигуры и окропляя уложенный в землю труп водой из сосуда. Отец Коллинз, несколько потупившись, принялся повторять за старухой, тогда как Карно вновь встала в позу. Каким-то чудом Коллинз умудрился утихомирить зомби, так что спустя некоторое время и она пустилась в танец, неуклюже переминаясь с ноги на ногу и то и дело роняя ритуальные принадлежности. — Я на Дне Колумба так же зажигал, — с чувством гордости изрёк Рипп. Лишь к вечеру друзьям удалось вернуться домой, окончательно вымотавшись, но жуткий особняк с личным кладбищем теперь, после вечеринки с зомби, внушал некоторые опасения. Джонни покосился на внутренний сад дома, видимо, осматривая его на наличие гуляющих на воле мертвецов. Его задорный пыл довольно быстро охладел: всё же это не то, к чему он привык. Рипп разделял схожие сомнения, а потому не преминул уточнить у Офелии: — Фел, а с твоего кладбища мертвяки не полезут? Офелия бросила задумчивый взгляд в ту же сторону, куда смотрели парни. — Я никогда не видела здесь зомби, — она качнула плечом. Это чистая правда, просто не совсем полная, но о призраках и без того напуганным друзьям знать пока что нежелательно. К тому же, пресловутая общая воля должна распространяться только на зомби? Этого хватило, чтобы успокоиться. По молчаливому согласию друзья решили оставить друг друга в покое и разойтись по разным комнатам, чтобы морально отдохнуть от пережитого. И переживаемого. Струи воды из прохудившегося душа стекали по плечам Офелии, тяжкие думы текли по её извилинам. Её, их общее положение было столь же скользким, как дно ванны сейчас. Эти бурые соски целовали оба парня, а бремя на сердце под ними было им обоим неизвестно. Рипп знал толику об измене, Джонни немного ведал о комплексах, и Рипп, и Джонни знают о проблемах в семье, но то — лишь малая часть, верхушка айсберга. «У них наверняка тоже. Даже у Джонни, пусть он напускает на себя такой беззаботный вид», — размышляла Офелия. Рипп осваивал импульсивно пущенные деньги — портативную консоль, — когда Офелия зашла к нему в комнату. Юноша глянул на неё исподлобья с лёгким смущением, отложив приставку. — Фел? — Можно с тобой поговорить? — Можно, конечно. Всегда можно было, а тут что, нельзя вдруг? — Рипп засмеялся с какой-то нервозностью и мигом встал с кровати, сделав пару шагов по комнате. — Это касательно того, что между нами было, — девушка виновато опустила голову, сцепив руки так, что едва не лишила кисти кровотока. — Да-а? — протянул Рипп надломленным голосом, в тоне, в каком ожидают продолжения, которое знают наперёд. — Давай забудем об этом. Прошу тебя. Это было ошибкой, — прошептала она, сев на неубранную постель, где только что потчевал юноша. — Я плохо осознавала последствия, поддалась порыву… Это не то, совершенно не то. — Как я и говорил, — подытожил Рипп с грустью. Он держался противоположного угла комнаты, у самой двери. — Да… — Окей, Фел. Не вопрос. Мы просто друзья, без всякой мишуры и подвохов, — юноша вымученно улыбнулся. — Хотя глупо полагать, что можно вот так легко и просто всё забыть, — продолжала она вполголоса, сминая одеяло под собой. — Так просто это из памяти не стереть. Поэтому… Я могу лишь просить тебя держать это в секрете, ото всех, не только от Джонни и его знакомых. — Я — могила, Фел, — Рипп кивнул с твёрдой уверенностью и полнейшим раздраем за её фасадом. — Спасибо, я ценю это. Офелия поднялась на ноги и подошла к другу. Взяв его за голову, она оставила посредине, на круглом лбу, лихорадочно-горячий поцелуй. Рипп неудержимо желал чуть приподнять голову, так, чтобы поймать её губы, но уговор, только что данная клятва обездвиживали его. Он не знал или мог лишь смутно догадываться, что девушка чувствовала то же самое. Вымочившиеся корни дредов обдувало вечерним ветром из распахнутого окна. В тот раз она тоже выходила из душа. Сегодня спалось плохо. Даже бодрящий сквозняк не способствовал засыпанию. Волосы Риппа растрепались по подушке и теперь подкарауливали его в каждой принимаемой позе, неприятно щекотали нос или заставляли преть. К двум часам ночи Рипп окончательно разуверился в возможности заснуть. Он поднялся в постели, сидя переждав накатившее головокружение, после чего осторожно встал. Лёгким беззвучным шагом (который он в совершенстве освоил в отцовском доме) он пробрался в коридор, накинул куртку, после чего выскользнул за дверь. Его путь лежал к саду, всё это время манившему своей грациозной таинственностью и настоятельной рекомендацией Офелии его не посещать. В сумраке могильные камни отбрасывали длинные чёрные тени — на фоне белёсого песка почти туманный лес, который Рипп, правда, мог видеть лишь на картинках. Его собственная вытянутая тень прорезалась между этими деревьями. На тёмно-синем небе в редкую крапинку звёзд прорезалась полная луна. Это явно не к добру. Рипп достал из кармана куртки сигареты и закурил одну, усевшись на неведомо зачем торчавший посреди кладбища стул. Кто здесь сидел? Тётушка Фелы? Небось, воображала себя тёмным властелином, каким-нибудь некромантом. Рипп прокашлялся после слишком глубокой затяжки и вновь вернулся к созерцанию могил. Дурацкое занятие, особенно ночью: если он и сумеет заснуть, то наверняка будет смотреть триллеры вместо снов. На этой мысли его и подкараулил широкий зевок, чуть не вывернувший челюсть. Смысл в нём, когда мозг сам не желает упокоиться на подушке до следующего утра? Как человек, жалующийся на свои проблемы вместо того, чтобы их решать. Как сам Рипп. Какой мозг, таков и его владелец. Он медленно открыл воспалённые глаза, когда зевота отступила, но за ту пару секунд окружающий пейзаж дополнился парой странных деталей. Возможно, Рипп бредил, но это походило на маленькие белые сгустки дыма. Это совершенно точно не туман, ведь он простирался бы одной пышной массой над всей поверхностью земли в пределах видимости. Это были именно дымки. Рипп недоумённо потёр глаза, но эти сгустки никуда не делись. Парень встал со стула — возможно, более резко, чем планировал — и подошёл к могилам поближе, чтобы тут же в ужасе отшатнуться. Маленький дымок прямо перед его глазами обрёл человекоподобную фигуру. Это был точно не зомби, но кое-что ещё более пугающее. Это бесплотный дух, в который не выстрелить в упор из дробовика. Инстинктивно дёрнувшаяся рука Риппа прошла сквозь привидение. Юноша отступил назад, чуть не ударившись затылком о каменную арку, венчавшую трон некроманта. Призрак подплыл ближе: к нему тянулось неразличимое человеческое лицо. Ударяясь о стены и спотыкаясь о надгробные камни, Рипп панически бежал от духа, но рядом с ним стали материализовываться новые, окружая парня со всех сторон. Он рухнул наземь, подсознательно надеясь таким образом защититься от призраков, как от задымления при пожаре. Недогоревшая сигарета выпала у него из рук. Рипп перекатился в сторону, не зная, поможет ли это вообще. Не помогло. Всё больше призраков окружало его. Они безмолвствовали, но это было страшнее душераздирающих криков. Рипп силился подняться на ноги, марая одежду и руки в холодном влажном песке. Когда здесь успел пройти дождь? Вдруг бесплотные тела расступились перед одним. Голубоватый расплывчатый силуэт, оказавшийся в центре, начал сгущаться. Теперь в бельме поверх полупрозрачной массе Рипп разглядел человеческую голову. Женскую. Он застыл, в немом ужасе наблюдая за тем, как сгустки тумана постепенно обретают всё более чёткие очертания. Пожилые женщина и мужчина, молодой парень с африканскими чертами лица, седовласый господин, ещё несколько мужчин. Силуэт в центре складывался в ещё молодую женщину, красивую и, как все её сородичи, глубоко несчастную. Рипп вгляделся в черты лица призрака и почувствовал, как его яростно рокочущее сердце упало куда-то вниз. — Мама? Он в отчаянии потянулся к полупрозрачному телу женщины, но его руки проходили сквозь его очертание, а само оно всё больше отделялось. — Мама! Ответь! Она продолжала хранить молчание, тогда как другие призраки, вновь столпились, словно образуя единую массу. Холод пронзил до мозга костей, а голову сдавило в тисках. Пропажу Риппа обнаружили только утром, но опасения Офелии о том, что он сбежал, не оправдались, но, наконец обнаружив его, она поняла, что побег был бы лучшим для неё исходом. — Ох, зачем же ты полез сюда? — нервно причитала она, следя за дыханием друга. — С ним всё в порядке? — Да, слава Смотрящему, — девушка села на корточки перед ничком лежавшим на песке Риппом и резко возвысила голос, принявшись тормошить его. — Просыпайся, ну же! Рипп не сразу очнулся. Потянутое серым туманом небо пульсировало перед глазами. Оно было похоже на огромный призрак. Спина мстила за ночь, проведённую на земле, страшной резью. Рипп с трудом встал, приподнимаясь на подранных локтях. — Решил переночевать на кладбище, Рипп? — шутка из уст Джонни прозвучала слишком взволнованно. Не обращая внимания на пришельца, Рипп приблизился к Офелии. В его глазах сверкала ярость, граничащая с отчаянием. Он сжал что есть мочи руки на её длинной шее, сам тяжело дыша: — Что ты сделала с моей матерью?! Какого хера ты всё это время молчала?! Офелия широко раскрыла глаза, содрогаясь от ужаса и удушья. Она отчаянно била Риппа по рукам, умоляя его прекратить эту пытку, пока не вмешался Джонни. Одним выверенным ударом он отпихнул Риппа так, что сбил его с ног. — Только попробуй ещё раз её тронуть! Убью! — зарычал пришелец, угрожающе нависнув над другом. — Я ничего не делала с твоей матерью! О чём ты вообще?! — Я видел её! Здесь, на кладбище. Видел её призрак. Её убили. Я так и знал! Её убили! Ты должна была знать! — истерично кричал Рипп, содрогаясь на земле в конвульсивной дрожи. — Рипп, я же говорила, что ничего не знаю про это кладбище! — Офелия закашлялась, вновь обретя способность дышать, и отошла от Риппа как можно дальше. — Что вообще произошло с тобой? Рипп ничего не ответил: поднявшись с земли на ватных ногах, он ушёл в дом, заперев дверь в свою комнату. Громкий стук и крики за стеной не позволили Джонни и Офелии её открыть. Девушка тяжело вздохнула, потерев пульсирующие виски. — Что с ним, как думаешь? — тихо спросил у неё Джонни, пусть они уже и оказались в гостиной. — И что за призраки, о которых он бормочет? У тебя они действительно водятся? — Да. Прости, что не сказала раньше, — Офелия могла всё отрицать, тем более, что Рипп был не в себе, но сейчас она была не в силах лгать. Хотя бы об этом Джонни стоило знать правду. — Думаю, он увидел их ночью. — А… откуда там его мать? — Я ничего об этом не знаю! — вспылила девушка, нахмурив брови. — Я даже никогда не видела её! — Всё в порядке, остынь! Я просто спросил, — Джонни примирительно развёл руками. — Рипп вроде никогда не говорил о ней. — Да, мне тоже. Но это и должно было натолкнуть на мысль, что с ней что-то случилось. Мне жалко его. — Он тебя душил! — Думаю, это аффект. Джонни и Офелия решили позволить другу побыть одному, стараясь лишний раз даже не проходить около её комнаты. Но под вечер, когда он так и не вышел, пара забеспокоилась. Теперь Джонни уже вовсю колотил в дверь, едва не снося её с петель, но даже тогда Рипп не впустил их. Джонни и Офелия взволнованно переглянулись: — Он даже ничего не ел за весь день, -Офелия нервно кусала губы. — Да, дела. Нужно как-то вытаскивать его отсюда, — он ещё раз ударил по двери и крикнул с угрозой в голосе. — Если ты сейчас же не откроешь, я вышибу дверь! Ответом было лишь молчание. Джонни посмотрел на Офелию, безмолвно спрашивая у неё разрешение действовать. Помявшись с минуту, она неуверенно кивнула. Она уже проверяла — окно в комнате друга было закрыто и занавешено. Пришелец разбежался, насколько позволил узкий коридор, и с наскоку ударил по двери выставленным вперёд плечом. Старая древесина покрылась глубокими трещинами. Ещё одна попытка — и её ошмётки разлетелись по полу. Джонни просунул руку в образовавшуюся брешь и снял защёлку с обратной стороны, после чего грубо распахнул дверь. Рипп словно бы не обратил внимание даже на это — он неподвижно сидел на полу посреди комнаты, и только взгляд стеклянных глаз был обращён на потревоживших его покой. — Рипп, прошу, выйди хотя бы поесть! Так и голодом себя можно заморить. — Твоя тётя морила кого-нибудь голодом? — надтреснутым голосом спросил юноша, не то издеваясь, не то искренне интересуясь — лицо его, всегда подвижное, теперь не выражало никаких эмоций. — Что?! С чего ты вообще взял? Рипп слабо пожал плечами и немного переменил позу. — Я найду способ вернуть её. Пусть даже зомби или призраком. Всё равно. Я хочу вернуть её, — в пустых глазах юноши вдруг засверкала непререкаемая вера в свои силы. Он медленно поднялся наземь. — Теперь уйдите. Я хочу побыть один. После рабочего дня Микаэль Дарвелл как всегда корпел над отчётами. Было бы здорово, оплачивайся эта макулатура как сверхурочные, но о подобной роскоши инопланетянин мог лишь грезить в редкие часы сна — единственное время, когда он мог позволить себе это постыдное, по его убеждению, удовольствие. Зарывшись с головой в кипы бумаг, он не пропустил мимо ушей раздавшийся телефонный звонок — только нарушивший его покой брат заставил обратить внимание на этот факт. Микаэль неловко вынырнул из-за рабочего стола и поплёлся в коридор, подавляя накатившую зевоту. — Алло, кто это? — усталым голосом спросил он, подняв трубку. — С каким из Дарвеллов я сейчас говорю? Полагаю, что младшим? — голос женский, бархатно-низкий. Микаэль был уверен куда больше в своей догадке относительно персоны собеседника. — Надеюсь, тебе не пришлось пользоваться телепатией, чтобы узнать ответ, Лола? — Запомнить чужой голос — слишком простая задача, чтобы тратить на неё ментальные силы другого рода, — Микаэль как наяву видел её саркастично прищуренные глаза. — Давай ближе к делу. Я звоню тебе с предложением встретиться сегодня вечером. Извини, что так внезапно: у самой в последний момент поменялись планы, так что освободился целый вечер. Микаэль глянул в сторону своей комнаты, где его дожидались горы бумаги, затем — на висевшие в коридоре часы. Вечер — это уже сейчас, а отчёты должны быть готовы к завтрашнему утру. Но и Лола, с её-то президентской занятостью — едва ли ещё представится возможность встретиться с ней в ближайшее время. — Полагаю, сегодня ты занят? — спросила Лола, прервав затянувшееся молчание. — Нет, пожалуй, что нет. Я не против встретиться, — выпалил Микаэль наспех, не успев толком взвесить решение. — Где и во сколько? — Заедь за мной через час. — Хорошо, как скажешь… Микаэль рассеянно повесил трубку и, вернувшись в комнату, принялся бездумно бродить по ней. По-хорошему нужно собраться и в оставшееся время довершить хотя бы час работы, но неожиданный звонок Лолы сбил с толку. Если раньше Дарвелл воспринимал своё убранство в виде геометрико-хронологического круга, где каждый предмет использовался последовательно в течение дня, то сейчас все эти столы с бумагами, тумбы с выкраденной из кухни еды (однажды Микаэль пролил кофе на архиважные документы и с тех пор не держал провизию на рабочем столе), комоды со скудным гардеробом и кровати с жёстким матрасом перемешались в какую-то хаотичную геометрическую фигуру, если и имеющую название, то слишком длинное и труднопроизносимое. Во всяком случае, кровать из списка потенциальных объектов для взаимодействия отпадает точно, только если ему не захочется вдруг спрятаться от злого непредсказуемого мира и не менее злой и непредсказуемой Лолы Кьюриос под одеялом, как от бугимена. Но остаётся ещё много другой утвари, между которой Микаэль разрывался словно буриданов осёл. В конце концов, он всё же решил закончить оставшиеся пару абзацев в отчёте, надеясь, что по нелепой случайности они не растянулся на столько же десятков страниц. Это заняло восемнадцать минут — Дарвелл держал руку на пульсе, где у него висели карманные часы. «С одним покончено. Остальные — к чёртовой матери», — определил для себя инопланетянин, переходя, по часовой стрелке, к комоду. Как назло, он так и не затеял стирку одежды, почти в полном составе пропахшей нафталином. Издав звучное «пфф», Дарвелл выбрал самый пахучий свитер — маленькая, но всё же месть напыщенной соплеменнице. С той же установкой он решил в принципе не трогать бороду, которую в первые минуты после разговора и вовсе подумывал наконец-то побрить. Микаэль подъехал к дому Лолы, немного опоздав, хотя был при полном параде ещё часа за пол до выхода. Инопланетянка встретила его несменным ироническим прищуром с намёком на величавость. К сожалению, в этот раз такой взгляд получился у неё особенно хорошо — Дарвелл поневоле залюбовался по-азиатски раскосыми глазами и точёными скулы, уже страшась смотреть ниже. — Есть идеи, куда ехать? — спросил её Дарвелл, когда они сели в автомобиль. — Да. Собственно, из-за этого я и пригласила тебя. — Что, у такой влиятельной женщины нету даже собственного автомобиля? — Очень смешно, — Лола недовольно закатила глаза. — У меня есть служебный транспорт, которого мне большую часть времени и хватает: всё равно я работаю почти круглые сутки. — Ладно, допустим. Куда мы едем в итоге? Лола взяла на себя роль навигатора, указывая, где нужно поворачивать и по каким улицам проезжать. В таком режиме они довольно скоро выехали из города, что несколько озадачило Микаэля. — Мы точно правильно едем? — Да, всё так и задумано. Сейчас поезжай прямо, на следующей развилке возьмёшь левее. Они проехали электростанцию и углубились дальше в промышленную агломерацию. По сути, из действующих предприятий в ней кроме электростанции и двух небольших фабрик никаких других и не было. Дальше шли руины заброшенных заводов — уже сейчас они виделись пластом древней цивилизации, за тем лишь исключением, что находились прямо на поверхности земли. Лола, прожившая здесь больше времени, бегло описывала мелькавшие по пути достопримечательности, небрежно положив ноги на приборную панель. Микаэль старался не обращать на это внимание, но состояние приборной панели беспокоило его лишь во вторую очередь. — А теперь поворачивай направо, — скомандовала Лола, когда они преодолели всю территорию промышленной зоны. — Здесь же негде поворачивать? — Да, негде. Но ты всё равно должен повернуть. Микаэль немного поворчал, но просьбу всё же исполнил. Следуя дальнейшим указанием инопланетянки, он доехал до боковой стены какого-то уродливого бетонного гиганта — он и оказался местом назначения. Это здание напоминало один из заводов, встреченных по пути, и, кажется, тоже давно не функционировало. — И где мы? — Микаэль вышел из машины и недоверчиво огляделся по сторонам. — У кирпичного завода, который сейчас тоже прекратил работу. Мы направимся внутрь него, — безапелляционным тоном заявила Кьюриос. — Разве он не охраняется. — Разумеется, охраняется. Но мы проскочим мимо охраны. — Э… Я бы ещё понял, будь мы детьми и живи в городе без военного контингента, но здесь и сейчас это выглядит несколько неуместно, — замялся инопланетянин, клацнув зубами. — Рано ещё в могилу себя закапывать, — недовольно возразила Лола. — А проблему с охраной я как раз хотела решить. — Каким же образом? Пойдёшь к ним на переговоры? — Нет, это слишком долго. Лола оперлась о бетонную стену и положила пальцы на виски. Воздух вокруг них нагрелся и тронулся лёгкой вибрацией. «Ну конечно, телепатия… Так, секунду… Охранники должны стоять метрах в пятидесяти от нас. Как она вообще планирует это провернуть?» — задумался Микаэль, наблюдая за работой инопланетянки. Наконец Лола опустила руки, но тут же схватилась ими за голову. Её ноги подкосились, так что она едва не рухнула наземь. Микаэль, осторожно придерживая Лолу, помог ей удержать равновесие, беспокойно вглядываясь в её перекошенное от боли лицо. — Чёрт, что ты сделала? — Выиграла нам время и свободный проход, — она нашла силы улыбнуться. — Передала двум солдатам на входе, что они сегодня — как они могли это забыть? — должны быть в Дивизионе 47. — Но как? Без зрительного контакта, ещё и с такого расстояния? И откуда ты узнала, что их двое и они вообще там были? — удивлённо вопрошал Дарвелл. — Я довольно неплохо освоила свои способности. На такой приём уходит больше ментальной энергии, но зато получается более эффектно, — сказала она с нескрываемой гордостью. — Может быть, но с тобой точно всё будет в порядке? — Дарвелл смутился от своего же вопроса, а потому поспешно добавил. — Не очень бы хотелось тащить бездыханное тело и везти его по маршруту, который я всё равно не запомнил. — Даже не надейся, — ехидно подколола пришельца Кьюриос. — Единственное — я вряд ли смогу пользоваться телепатией в ближайшее время, но сейчас в ней уже нету необходимости. Эти ребята вернутся ещё не скоро, если вообще вернутся после такого нелепого случая. — Не слишком ли жестоко по обращению к ним? — Ты про солдат? Удивительно слышать такое от тх’гирвца. Ведь и на людной улице они вполне могут наставить на тебя винтовки. Лола бросила на пришельца короткий взгляд и пошла вперёд, к главному входу — стало быть, оставалось следовать за ней. Выезд находился со стороны противоположной стены, так что они могли оставаться незамеченными для охранников, но вместе с тем самым лишались способности за ними наблюдать. Микаэль направился следом, боязливо прижимаясь вплотную к стене. — Лола, а ты уверена, что это хорошая идея? — Абсолютно. Ты же сокрушался о том, что у тебя отняли детство? Сейчас ты сможешь примерить на себя роль стрейнджтаунского сорванца. — Насколько я могу судить, стрейнджтаунским детям понадобится автомобиль, чтобы сюда добраться, — ответил Дарвелл со скепсисом. — Постановка не претендует на достоверность. Да и вряд ли бы тебе захотелось делить территорию с оборзевшими подростками, — вдруг Лола остановилась аккурат за углом и осторожно выглянула из-за него. Микаэль по инерции чуть не впечатался в неё. — Вроде чисто. Можем идти. Они оказались у фасада здания — такого же блеклого, как все остальные его стороны. Около его входа, обычной металлической двери под навесом, действительно не оказалось никого, зато на запыленной просёлочной дороге виднелись свежие следы автомобильных шин. Лола слегка подтолкнула пришельца ко входу. Внутри их ждал длинный узкий коридор, ведущий в двухуровневый цех. Отблески заката падали из потолочного окна на огромную бетономешалку — на её фоне все остальные навсегда заглохшие машины казались игрушечными. Лола и Микаэль бродили вокруг как туристы — не хватало только панамок и фотоаппаратов на ремешке — и делали догадки относительно предназначения тех или иных приборов. Вдруг Лола, хитро оскалившись, махнула своему компаньону, указывая перстом наверх, в сторону решётчатой галереи. — Предлагаю забраться туда наперегонки. Проигравший выкладывает пятьдесят симолеонов. — Так, подожди, какие перегонки? — оторопел пришелец, уставившись на Кьюриос. От одного упоминания такой альпинистской авантюры у него заболела спина. — Мистер Дарвелл, не будьте таким ханжой, — она показала ему язык. Микаэль впервые видел её такой… беззаботной? Он не успел возразить: Лола уже ухватилась за выступ бетономешалки, уперев ноги в её основание. Что предпочтительнее: потратить пятьдесят симолеонов на то, чтобы полюбоваться длинными ногами и упругим задом или заработать столько же, утерев этой выскочке нос, но рискуя переломать себе все кости? Боевой пыл Лолы, однако, передался и Микаэлю: поскольку других столь же высоких конструкций в цеху не наблюдалось, он подступился к бетономешалке с противоположной стороны. Кажется, чем-то подобным приходилось заниматься на тх’гирвских стройках — когда-то в прошлой жизни. Сейчас ему было куда тяжелее карабкаться по бетонным скалам: руки, не привыкшие поднимать что-то тяжелее папки с бумагами, гудели под тяжестью собственного веса. Громко кряхтя, пришелец подтянулся на перекладине: его мытарства сопровождались издевательским женским смехом. Каким-то чудом ему всё же удалось взобраться на самую верхушку бетономешалки, на круговую решётку, от которой к основной галерее отходило два тонких мостика. Лола уже сидела наверху, свесив ноги через ограждение. Она с нескрываемым наслаждением наблюдала за потугами инопланетянина. — Кажется, я победила, — Кьюриос широко улыбнулась: на её худых щеках проступили две тонкие ямочки. Микаэль, смирившись со своим положением, присел рядом. Разумеется, клининговый сервис давно не оказывал услуги этому предприятию, а потому решётка, где они расположились, была покрыта густым слоем пыли и ржавчины. — Бумажник остался в машине, — сказал Микаэль, присев на мало-мальски очищенный участок галереи подле приятельницы. — Ну я же не требую с тебя деньги прямо сейчас… В сущности, ты можешь и вовсе их не выплачивать: я сделала ставки, чтобы тебя растормошить. — Ох, ну надо же! Едва ли пятьдесят симолеонов помогли бы мне вернуться в двадцать лет. Староват я, знаешь, для такой эквилибристики, — Дарвелл демонстративно потёр согбенную спину. — А я будто не старовата? — Ну… Я бы не дал тебе больше двадцати семи. Лола залилась смехом — таким непривычно-искренним и свежим. — По паспорту мне тридцать четыре года, а фактически — сорок шесть. Так что возрастом ты никак не оправдаешься. — Так, подожди! — Микаэль округлил глаза от удивления. — В смысле сорок шесть? И почему фактически? — Что же, думаю, если ты видел меня такой… взбалмошной, то можешь и послушать эту историю. Стало быть, не показалось. Хотя трудно подвергать этот факт сомнению, когда за всё время их знакомства Микаэль услышал её смех лишь сейчас. Лишь сейчас она открылась ему с другой стороны: неугомонной девицей с заигравшим в пятой точке детством. Он даже не был уверен, что бок о бок с ним сидит Лола — может, это её сестра-близнец с видоизменённой стрижкой? Такой инфантилизм больше подошёл бы Хлое — и то с натяжкой: в глазах Микаэля она была скорее стервой, из каких к сорока годам вылупляются женщины с манией величия. Лола же… Она действительно напоминала ему детство, которого у него никогда не было. Детство, каким Дарвелл его себе представляет: беспечное, в чём-то сумасбродное и напрочь лишённое всяческого цинизма и притворства. Во многом утопическое, но ведь и нормальные люди тщательно приукрашивают свои юные годы, обманываясь относительно их нравственной чистоты и радостности. — Я провела в детстве лишние двенадцать лет. Хлоя, моя сестра, — ещё больше. Мать отпаивала нас каким-то снадобьем, замедляющим старение. Один Смотрящий знает, откуда она его взяла. Насколько я понимаю, она хотела как можно дольше нянчиться с нами маленькими — ведь дети куда больше привязаны к своим родителям. Во всех смыслах. — А как это было оформлено по документам? В плане: никого из паспортного стола и прочих госорганов не смутило, что в условные восемнадцать вы выглядите лет на десять младше? Да даже не только с документами: как вы учились в школе, общались с другими детьми? — Мать придумала гениальное, как ей показалось, решение: она говорила всем, что у нас редкая генетическая болезнь, острая задержка в развитии. Поэтому в документах числился наш реальный возраст, пока я не решила его переправить, а учились мы на домашнем обучении. Разумеется, в таком режиме заводить друзей было несколько проблематично. — Извини, но это звучит фантастически, — с сомнением произнёс Дарвелл, хотя уже и начал покусывать губы от волнения и нахлынувших чувств, жалости и гнева. — Спроси у Дженни. Она моя младшая сестра столько же, сколько и моя мачеха, — Лола иронически усмехнулась. — А ей при этом сколько?.. Кажется, сорок четыре? Микаэль действительно припомнил странную родословную Кьюриосов, краткое изложение которой услышал от одного из их фамилии — либо Лазло, либо той же Дженни. Если её отец родил сестёр в первом браке, а Дженни появилась на свет уже во втором, то Лола говорила правду. Правду, поражавшую воображение. Вот эта молодая женщина, лазающая по заброшенным фабрикам и совсем по-детски над ним подтрунивающая — разве ей могло быть сорок шесть? Хорошо, тридцать четыре ещё куда ни шло, хотя он и не думал, что она окажется старше его, но чтобы глубоко за сорок? — Извини, если оскорблю, но мне кажется, что твоя мать поступила очень эгоистично, — после пары минут задумчивого молчания ответил Микаэль. — Я сама так считаю. Мы с ней никогда особенно не ладили, а сейчас можно и не заботиться о примирении — её всё равно уже нет в живых. — Видимо, не только отсутствие родительской любви, но и её избыток травмирует ребёнка. — Представляю, как тяжело тебе пришлось. Ещё и носить клеймо умственно и физически неполноценного, — проговорил Дарвелл с трогательной заботой, которую Лола встретила поднятыми бровями. Тоже ожидала от него каких-то иных реакции и поведения? — Пришлось потратить много денег на психологов. И то не до конца помогло… Ну да ладно, хватит обо мне, — она вновь оживилась, точно между ними и не было этого разговора. — Расскажи и ты что-нибудь о себе. — Я? — Дарвелл с сомнением покачал головой. — Боюсь, ты уже слышала мою историю и, насколько помню, она тебе не очень понравилась. — Да, потому что она напоминала речи моего политического оппонента, — ехидная улыбка рассекла угловатое лицо инопланетянки. — И, наверное, тогда я была не в настроении. Но сейчас — вполне. Объявим этот день днём детских травм! — Ты издеваешься. — Ну разумеется! — Это последствия перегрева мозгов после неумеренной телепатии? — Не исключено, — Лола пожала плечами. — Но я думаю, что ты вполне можешь мне подыграть. — Ох, чёрт с тобой! — Дарвелл отклонился назад, оперевшись руками о решётчатый пол. — Я мало что помню из жизни здесь, на Земле, и первых годах на Тх’гирве. Если так интересно — можешь спросить у Мэтта. Про нашу подростковую жизнь я, в общем-то, тебе рассказывал. Летали со Смитом по всей Земле, но нигде не задерживались надолго. Прогуляться по какому-нибудь из посещаемых городов было большой редкостью. Я такие моменты чаще всего упускал и просто слонялся там, где нет людей, чтобы нам друг друга не пугаться. Мэтт был смелее: он и в библиотеки захаживал, и в кино ходил. Разумеется, чаще всего тайком: кто бы ему с такой колоритной внешностью дал нужный билет? — Получается, на Земле ты был неоднократно? — Да, но опять же, немного и недолго. Можно сказать, почти проездом. Всё же моя сознательная жизнь протекала на Тх’гирве, на стройках, в шахтах и бараках для местных неприкасаемых. — Было в таких условиях хоть что-то хорошее? Что-то, что заставляло хоть на пару минут забыть о том, кем ты являешься? Дарвелл погрузился в воспоминания, пытаясь обнаружить в их толще такие светлые эпизоды. И, кажется, где-то на дне их действительно что-то блестело. — Мы общались с жителями порабощённых племён. Остальные говорили с нами по минимуму. Среди пленённых и протекала наша социальная жизнь: они были нашими с Мэттом друзьями, возлюбленными, врагами. — Сильно они отличались от «граждан империи»? — Нет, не особо, — ответил Микаэль, махнув рукой, словно бы был разочарован этим фактом. — Они ведь такие же коллективисты. Просто в их иерархии стоят другие тх’гирвцы, только и всего. — Да, но они были порабощены другими тх’гирвцами, разве это не должно было как-то настроить их против имперцев? — Всё дело в том же коллективизме, — разъяснял Микаэль, немного оживившись. — Видишь ли, рядовому тх’гирвцу совершенно плевать, кто стоит над ним. Он живёт в общине, и для него трагедией будет не смена правящей верхушки, а потеря связи со своими соплеменниками. Они были самыми слабыми и одинокими существами из тех, которых я когда-либо встречал. В этом отношении нам с братом жилось чуть проще, потому что нам не с чем было сравнивать свою изоляцию… Племенные жители, если так подумать, не особенно стремились идти с нами на контакт. Скорее условия общежития вынудили. Но мы так и не стали их новым племенем, новой общиной. — А что касается местных: неужели не нашлось ни одного «чистого», кроме Смита, кто обратил бы на вас хоть какое-то внимание? — Хм… Была одна из лидеров оппозиции, но, кажется, она использовала нас в своих интересах. Я понял это уже после того, как её казнили. До того я почти боготворил её. Моя несчастная любовь, — смущённо ответил Дарвелл: сейчас эта тх’гирвка здесь, в их разговоре, казалась ужасно неуместной. И зачем нужно было упоминать своё к ней отношение? — О, стало быть, ты всё же не лишён чувств напрочь? — голос Лолы — он стал более… томным? Микаэль не был уверен, реальна была эта перемена или же выдумана им самим. — Могу задать тот же вопрос тебе. Откуда такое внимание к человеческим чувствам? — Когда женщина делает себе маникюр, то невольно присматривается к ногтям других женщин. — Прошу прощения?.. То есть, если следовать по аналогии, ты… — Мик, не вслух! — Что?.. Его имя сократилось вместе с дистанцией между ними. Теперь он видел поры на её нежно-зелёной коже, чувствовал древесные нотки духов, слышал её участившееся дыхание и осязал её распалённое тело. Этим вечером всё было не таким, как он привык: чужая обстановка вокруг, чужая Лола, чужой он сам. Всё это не могло принадлежать ему в полной мере, но что, если выкраденное из рук другого было столь трепетно желаемым? Или же нет? Своя вполне комфортная комната была роднее грязного заводского цеха, привычная собранность ближе нахлынувшей сентиментальности, а гордое одиночество и идейная вражда лучше глупой влюблённости. Но и попусту отказываться от новоприобретённого он не желал. Перемены, понимание человеческих чувств и простая близость с другим существом — это то, чего он всегда хотел, пусть и не всегда отдавал себе в этом отчёт. И сейчас, получив это всё одним днём, единым мгновением, он едва ли смог бы себя контролировать. Долгожданное счастье смешивалось с чужим теплом в пьянящий коктейль, под градусом которого Микаэлю окончательно снесло крышу. — Прости, но… Остаток фразы затерялся где-то между их губ. Под резким толчком Микаэль оказался спиной на пыльных прутьях. Всё-таки это та же самая Лола: желающая подчинять и не желающая лежать сама посередь грязи. Точно: эта юношеская безбашенность всегда была в её крови, просто до того она не показывала её в столь явной форме. Эта юношеская безбашенность — обратная сторона её самохвальства. Эти вполне негативные черты видятся изюминкой теперь, когда побуждают их владелицу нависнуть над ним с хищническим оскалом. Микаэль вновь оставил поцелуй на этих тонких живых губах. — Чёрт, щекотно! — она состроила комичную гримасу отвращения и щипнула его за безмерно отросшие усы. Руки Лолы скользнули под ворот его свитера, крепко сдавив шею. На мгновение Микаэль подумал, что она специально усыпила его бдительность, чтобы в конечном счёте придушить, но женщина достаточно быстро ослабила хватку, спустившись ниже, к ключицам. Микаэль гладил её столь очаровывавшие бёдра, от коленей и почти до ягодиц. Сейчас всё же явно неподходящий момент для чего-то большего. Лола словно бы так не считала — или же несколько переоценивала его силу воли. Когда она опустилась ближе, усевшись на бёдрах пришельца, он осторожно приподнял её за талию и подвинулся назад, поджав ноги. — Я и так еле сдерживаю себя. Давай не будем торопить события, — проговорил он, тяжело выдыхая. — Да, наверное, мы как-то заигрались, — она озадаченно хмыкнула и уселась сбоку от него, как до того. — Прости за этот порыв. Хотя… как я вижу, ты не особенно был против. — Пожалуй, да… Мне не хватало чего-то такого. — Если мужчинам не хватает «чего-то такого», они снимают проститутку, — она с напускной обидой закатила глаза. К ней вновь вернулась холодная дерзость. — Ладно, мне не хватало тебя, — вымолвил Микаэль пристыженно. — Вот, другой разговор. — Что ты вообще во мне нашла? — Чёрт, вот только не унижайся снова! — она вновь повторила предыдущее выражение лица. — Я не унижаюсь, а интересуюсь! — Ничего я не искала. Не надеялась, знаешь ли, найти, — Лола издала смешок, как всегда едкий. — Ты похож на стареющего рокера и, парадоксальным образом, очень дисциплинированный и ответственный человек. Я ценю эти качества. — Ну надо же, меня ещё никто не называл стареющим рокером, — засмеялся Микаэль, заправляя прядь длинных волос за ухо, но вдруг последнее уловило какой-то шум. — Так, подожди, ты слышишь это? Звук распахнутой двери где-то там, вдали. Кто-то зашёл внутрь. Микаэль навострил уши. Шаги, частые и громкие — такие же он слышал тем несносным утром перед арестом. — Похоже, нас засекли. Ещё несколько секунд — и в цеху оказались пятеро вооружённых людей. Ещё мгновение — и пришельцы встретились взглядом с дулами автоматов, наведённых на них.