Чужаки

С тех пор, как в доме Дарвеллов вместо одного длинноволосого мужчины стало жить сразу трое, слив в душе приходилось чистить по нескольку раз за день. Мануэль предложил ответственному за порядок в жилье Мэтту собирать пучки волос, чтобы потом вязать из них носки или варежки, как делала его бабушка со своими двумя кошками. Но если Мэтта эта ситуация скорее забавляла, то его брата совершенно выводила из себя. Хотя большую часть времени Микаэль проводил в лаборатории или в своей комнате, присутствие посторонних в доме всё же давало о себе знать: от вечно занятой ванной до столь же постоянного шума во всём доме. К несчастью учёного, самый буйный из этих двоих решил остаться в спальне на втором этаже — буквально за стенкой от его комнаты. Первое время этот факт имел слабое влияние: в гостевой южанин только спал, даже вполне себе без храпа и сопения. Но потом его сосед обнаглел совершенно. Дело было даже не в том, что Мануэль и Ингве фактически жили за счёт братьев, бесплатно кормясь с их стола и ночуя на их жилплощади. В конце концов, когда оба парня стали работать — Ингве в магазине электроники, а Мануэль в баре, — то взяли на себя покупку продуктов в дом. Проблемы, как в древнем как в античном сюжете, начались из-за женщины. После разговора с мистером Смитом касательно возможной помолвки, как и в случае с поиском шпиона, братья решили не принимать каких-либо мер, но одновременно сделать какую-то их часть сугубо для собственного комфорта. Поэтому Микаэль посвятил почти половину своего выходного дня поиску жучков в доме — и, к своему негодованию, даже нашёл парочку. С сёстрами Кьюриос же они решили просто наладить какие-то приятельские отношения, вернее, полезные связи. На удивление, Лола и Хлоя были не против проводить время с братьями и как будто бы даже пытались (Лола, во всяком случае) подтолкнуть их к созданию альянса, свободного от влияния Смита. Но то был план в зачатке, случайно брошенные пару фраз. Что было куда более основательно — так это «альянс» Хлои с Мануэлем, который присутствовал вместе с другом на общем воскресном завтраке. Но Ману искренне заинтересовался Хлоей. Вероятно, он-прошлый сильно подивился бы такой симпатии, но он-настоящий уже находил зелёную кожу и чёрные глаза не просто чем-то вполне приемлемым, но даже привлекательным. На великолепной фигуре эта расцветка смотрелась особенно удачно. В принципе, на этом достоинства Хлои Кьюриос заканчивались, но большего не было нужно ни ему, ни ей самой. Инопланетянка тоже осталась под впечатлением от компании Ману: чего-чего, а харизма южанина не затушёвывалась даже в условиях бедности. Их первое свидание в парке завершилось поцелуем, а второе продолжилось в спальне, отведённой Мануэлю. Спонтанно, без лишних обязательств. На счастье, Хлоя, как и её сестра, уже была вхожа в дом Дарвеллов. Алкоголь, выпитый в баре, и кипящая страсть бьют в голову им обоим, изолируют их в вакууме на двоих от остального мира. Мануэль с интересом первооткрывателя исследует поверхность кожи инопланетянки, всё гадая, какого цвета окажутся её соски и половые губы. — И я даже не пугаю тебя, Ману? — под её самодовольной страстью всё же теплится какая-то неуверенность в себе. — Нет, только ещё сильнее возбуждаешь, детка, — томно шепчет южанин, отточенными движениями ласкающий грудь девушки. — Нас могут услышать… — Тебе не всё равно? — Мануэль, точно с вызовом, запустил руку под её юбку. — Точно. Какая, к чёрту, разница? Микаэля раздражала как посторонняя членораздельная речь, так и нечленораздельная: ни то, ни другое не давало сосредоточиться на работе. Но когда вслед за приглушёнными, но всё же неплохо прослушиваемыми голосами раздались стоны, становящиеся громче с каждой минутой, пришелец чуть не перевернул стол, за которым трудился. Следующим утром за завтраком Микаэль был ещё угрюмее, чем обычно: даже хорошо знавший его брат несколько обеспокоился. Учёный нервно теребил бороду, не спуская глаз со врага своего спокойствия: тот, нисколько не обращая внимания на многозначительные взгляды Микаэля, как ни в чём не бывало перебрасывался шутками с Ингве и Мэттом. — Важный разговор, — наконец-то объявил Микаэль. — Китайская лапша или пицца? Я за пиццу, — простодушно сказал Ману. — Вы двое здесь задержались, — бородатый пришелец обвёл глазами музыкантов, сделав особый акцент на Мануэле. — Да, ты прав. Я уже начал искать собственное жильё, — начал Ингве, но его живо перебил друг. — Так, подожди! Что не так? До этого ты вроде не жаловался. Мы с Ингом, вот, еду покупаем, иногда у вас дома убираемся, а остальное время сидим на работе. Неужели глаза мозолим? — Да, мозолите. — Не знаю, меня всё устраивает, — возразил Мэтт брату. — Считай, и компания есть, и помощь по дому. — У нас в доме живут два маргинала, — констатировал Микаэль. — Четыре. А маргиналам надо держаться вместе, — улыбнулся южанин. — По-моему, ты охамел. — А что не так-то, Мик? Я не беру твою бритву, не ем твою еду, не появляюсь в твоей комнате. Просто, не знаю, почему ты только сейчас решил нас выгнать? — Не строй из себя дурака. Сам ведь в курсе. — Не понимаю, о чём ты, — Ману изобразил искреннее удивление. — Тебе нормально водить сюда женщин? — не выдержал Микаэль. — А, ты про Хлою? — Прошу прощения? — Мэтт, в поле зрения и слуха которого так и не успела попасть интрижка товарища со своей потенциальной свойственницей, выглядел озадаченным. — Ну извини, Мик, я не могу, как некоторые, месяцами жить без секса! — А обязательно, блин, это делать здесь? У нас в доме не открывался секс-отель, — разгневался Микаэль. — Вроде бы ни ты, ни Мэтт прямо не запрещали водить сюда девушек. — Я в принципе не против. Просто немного… необычный выбор, — добавил Мэтт. — Ну, если пару недель жить под одной крышей с инопланетянами, то зелёная кожа уже не кажется чем-то стрёмным Стой, или у вас на сестёр свои планы, а? — Ману, какого хрена? — Ингве как всегда подключался к дискуссии с запозданием. — Да что не так-то, блин? — Вообще ничего, за исключением того, что я уже третий вечер подряд вынужден слушать, как вы трахаетесь! — Смотрящий, Мик! Я даже не знаю, что тебе посоветовать… Я, когда на квартире жил, в таких ситуациях начинал подбадривать соседей за стенкой. Вроде: «Да, да, так её!» или «Молодец чувак, хорошо держишься!». Обычно ребята почти сразу прекращали. — Ты издеваешься? — Я бы послушал, как ты кричишь что-то в этом духе…. Хм, можешь ещё включить музыку, спуститься вниз или вообще выйти на улицу — там классно, отвечаю, — на худой конец, воспользоваться этим как её… суррогатной порнографией, как её Ингве называет. Я слышал, что кто-то на стоны… — Собирайте вещи, — Микаэль подвёл итог обсуждения, грузно встав из-за стола переговоров. — Чувак, серьёзно? Ну хочешь, я больше не буду звать Хлою сюда. Откуда ж мне было знать, что тебя это нервирует? — Собирайте вещи, — повторил учёный. — Микаэль, может… — Заткнись, Мэтт. Давайте, на выход. Мэтт зашёл к другу, когда немногочисленный скарб был уже упакован в рюкзак. Пришелец сообщил о том, что пытался отговорить брата от столь поспешного решения, но тот остался непреклонен. Мануэль лишь улыбнулся, попросив за них не беспокоиться, но гордая его самодостаточность тут же угасла, стоило в поле зрения появиться нескольким банкнотам крупного номинала. — Ой, Мэтт, правда, не стоило! — тянул южанин с притворной застенчивостью, а сам уже тянул руку. — Большее, что я могу сделать. Прости, что так вышло. Уже за дверью друзья посчитали накопления, которые они успели сделать за две недели. Выходило что-то около четырёхсот симолеонов, включая скромный подарок Мэтта (примерно треть от общей суммы) — в принципе, неплохо, но если квартиру они снимут с каких-нибудь других средств. Ингве успел справиться у Мэтта о том, где в городе можно найти гостиницы или мотели — самый доступный находился чуть ли не за чертой города. Поскольку ехать туда прямо сейчас никому из парней не хотелось, было решено отложить этот вопрос на вечер. Пока что музыканты вновь разошлись по разные стороны: Ингве — в центральный парк, погулять перед работой, Мануэль — домой к Хлое, уведомить о случившемся. Нормально погулять северянину так и не случилось: по выложенному сколотой плиткой тротуару навстречу ему шла лейтенант Гарди, видимо, совершая обеденный променад. Завидев Ингве ещё издалека, женщина быстрым шагом сократила расстояние между ними и схватила парня за локоть, чуть не силой потянув за собой. Как выяснилось, путь их пролегал аккурат к полицейскому участку. Снова всё тот же тесный кабинет, снова всё та же женщина со строгим лицом, возвышающаяся в кожаном кресле над подозреваемым на обычном стуле. Хорошо хоть, рядом не стоял генерал Грант: его трепетное, даже навязчивое внимание к музыкантам успело набить оскомину. Ингве сел на отведённое ему место, сжав руки на груди как душевнобольной в смирительной рубашке и надеясь, что Гарди отыщет где-нибудь санитарский колпак для полноты картины. — Мистер Мальм, верно? Прошу вас не беспокоиться, я привела вас сюда по другому поводу, — полицейская попыталась успокоить парня. — Я от лица всего отдела хотела извиниться перед вами и мистером Альвой. Решение о привлечение вас к уголовной ответственности было вынесено незаконно. — Правда? — Ингве саркастично взглянул на Гарди исподлобья. — Да. Впрочем, вы со своим другом, кажется, уже успели это подметить, — Карла, по всей видимости, не поняла издёвки, либо продолжила её в ещё более тонкой манере. — В общем, ваше с Альвой дело уничтожено, и… нам хотелось бы как-то компенсировать причинённый вам ущерб. Здесь пятьсот симолеонов. На столе появился конверт без каких-либо опознавательных знаков, который Гарди подвинула ближе к реабилитированному. Музыкант, увидев его, нахмурил брови. Степень законности такой «компенсации» примерно соответствовала самому аресту. Но вопрос был не столько в легальности подобной операции, сколько в препятствии, налагаемой чувством собственного достоинства. — Я не буду это брать, — отрезал Ингве, подняв голову. — Прошу прощения? По каким причинам вы отказываетесь? — настойчиво спросила женщина. — Я вам не доверяю после того случая. — Мистер Мальм, я уже принесла извинения за тот случай, — Карла сжала губы, постепенно теряя терпение. — И, полагаю, вы догадываетесь, почему я была вынуждена принять такое… некрасивое решение. — Вы перекладываете ответственность, — холодно заметил парень. — А вы перечите сотруднику органов правопорядка. Чего вы пытаетесь добиться, Мальм? Вам с Альвой нужны деньги и не нужны проблемы с копами: мой отдел даёт вам деньги и удаляет дело, в котором вы фигурируете. Вам этого недостаточно? — Вы лучше знаете, что мне нужно. Полувопрос-полуутверждение Ингве чуть не вывел Гарди из себя, поэтому ей пришлось прибегнуть к более привычным методам убеждения. Нет, не насилию и угрозам — это не совсем её компетенция, — а к вменению вины. — Мальм, послушайте, мне потребовалось много времени, чтобы собрать эти деньги со своих сотрудников. Столько же, если не больше, у меня уйдёт на то, чтобы эти деньги вернуть. Чем больше таких транзакций я осуществляю — тем сильнее ко мне подозрения со стороны руководства. — Вас заставляли собирать деньги? — Нет, это было моё собственное решение, которое поддержали мои сотрудники. Я понимаю, что в вас говорит гордость, Мальм, но подумайте вот что. Человек, который отказывается от подарка, чего в нём больше: уважения к себе или неуважения к дарителю? С одной стороны — нежелание брать на себя груз ответственности, быть должным дарителю — уже весьма эгоистично, — с другой — потраченные ресурсы и время дарителя. И ещё я попрошу вспомнить, что не вы одни принимаете решение. У вас есть друг, который числился с вами в том глупом деле. Вы подумали о нём? Ингве замолчал: Гарди попала в яблочко. Мануэль часто оказывался непреодолимым препятствием для реализации моральных принципов Ингве. Конечно, окажись Ману здесь вместе с ним, он бы выхватил конверт прямо из рук лейтенанта. Характеры друзей сильно разнятся, оба они — уникальные и непохожие друг на друга личности, но в ситуациях, где они оказываются замешаны оба, воля Мануэля почти всегда оказывается сильнее, так что Ингве остаётся лишь следовать выбранной не им самим линии поведения. Даже когда друга не было в непосредственной близости — он с тем же успехом мог контролировать Ингве и на расстоянии, и в неведении, и в том и другом разом. Северянин пристыженно, не говоря ни слова, взял конверт и ушёл, лишь кивнув на прощание. Карла с облегчением выдохнула и позвала секретаря принести кофе и сандвич из забегаловки, так ею и не достигнутой за время обеденного перерыва. Бар, где стоял за стойкой Ману, в будние дни открывался лишь вечером, когда горожане возвращались с работы — в противном случае «Салун», как он странно назывался, никто не посещал бы вовсе. Сейчас, правда, в нём тоже не то чтобы людно: несколько человек за стойкой, ещё пять-шесть — за столиками. В час пик — ближе к семи — думается, их будет целая дюжина, а сейчас Ману может позволить себе расслабиться за праздным разговором с посетителями у стойки. В этот раз его собеседниками стали трое мужчин с улавливаемым внешним сходством: быть может, родственники. Один из них, чуть полноватый и довольно свежий на фоне своих собутыльников, заказал всем троим по кружке пейл-эля. — Держите, ребята, — Мануэль элегантно, а главное звонко выставил напитки на стойку. — Можно, кстати, с вами познакомиться? — Разумеется: бармену нужно знать всех своих посетителей, — полный мужчина очаровательно улыбнулся. — Меня зовут Лазло, а это мои братья, Паскаль и Видкун. Не самые разговорчивые парни, как видишь. — Захотят — что-нибудь да вставят, — Мануэль подмигнул Видкуну и Паскалю. — Кстати, я ведь, кажется, что-то о вас слышал! — Надеюсь, не что-то плохое? — Лазло вытер тыльной стороной ладони пивную пену с усов и без всякой брезгливости облизнул руку. — Да нет, скорее любопытное. Ну, знаете… — В контексте связи с пришельцами, как я понимаю? — вдруг подал голос Паскаль, при ближайшем рассмотрении — старший из братьев, при беглом же обзоре — почти что старшеклассник. — Не столь большая тайна, учитывая, сколько разговоров ходят в городе. — Да, с пришельцами. А можно узнать, как вы с ними связаны? — Генетически, — Лазло усмехнулся и совершенно беспечно пояснил. — У Паскаля и Видкуна дети-инопланетяне. Притом, что они их родили… — Лазло, перестань, — вмешался Видкун, неопрятный молодой человек с жуткой причёской в стиле семидесятых. — Так Паскаль же правду сказал: сейчас-то какая разница, когда весь Стрейнджтаун уже знает? — удивлённо спросил Лазло. — Я уже кое-что знаю про опыление, — бросил Ману, попутно выполняя другой заказ. — Но от… скажем, плода опыления. Поэтому было бы интересно послушать и со стороны тех, кого так оплодотворили. — Это было около пяти лет назад, сейчас я мало что помню, — откликнулся Паскаль, поправляя круглые очки на носы. — Как железо магнитом, меня притянуло к летающей тарелке, нависнувшей прямо над моей головой — в то время я смотрел в телескоп на крыше дома. Так я оказался на борту корабля пришельцев. — А что они с тобой делали? — Сначала провели медицинский осмотр в аппарате, напоминающем автодок — полностью автоматизированная капсула, по всей видимости, выводящая измеряемые показатели на экран — я изнутри её не смог тогда разглядеть. Затем я оказался на подобии операционного стола с вмонтированной механической рукой. Представляешь: тх’гирвцы уже применяют на практике технологию, о которой люди знают лишь по фантастическим романам и фильмам? В общем, корпус этой руки был отлит, судя по всему… — Можешь не пытаться: я всё равно не разберусь в начинке этой техники, — перебил его Мануэль, предчувствовавший, что сейчас этот ботаник разгонится до космических скоростей в своей теоретике. — Если угодно. Так или иначе, на мне, вероятнее всего, провели операцию, присовокупив пару органов и вживив туда эмбрион. — Получается… ты сейчас ходишь с чем-то вроде матки? — Ману чуть не уронил тряпку, которой протирал бокалы. — Судя по недоумению врачей, которых я посещаю — да… Предвосхищая возможный вопрос: это не полностью идентичная женской матка. — Фух! Я уж подумал, что у тебя каждый месяц идёт кровь из… — Приятного аппетита, Видкун! — Лазло дружелюбно хлопнул по спине своего брата, чуть не подавившегося чипсами. — У Видкуна всё примерно так же проходило? — поинтересовался Ману у Паскаля, сообразив, что спрашивать у самого Видкуна напрямую будет бесполезно. — Да, аналогичным образом. Мануэль ещё немного поговорил с братьями. Между делом он узнал, что все трое работали в научной лаборатории и приходились коллегами Микаэлю. Ни один из Кьюриосов, само собой, не питал симпатии к ворчливому пришельцу, и тот, похоже, отвечал им взаимностью. Лазло также рассказал о своей собственной семье: он недавно стал отцом — в отличие от братьев, человеческого ребёнка. За третьей кружкой пива он начал сетовать бармену на тяготы семейной жизни, особенно с появлением первенства. Если раньше он вполне спокойно справлялся с ролью няни для трёх своих племянников, то сейчас, с одним родным сыном, он был готов лезть в петлю. Слишком большая ответственность, к которой он не был готов. Само собой, он будет помогать жене — девушке, которую он так долго добивался! — всем, чем только может, но он и сам ощущает себя беспомощным. — Вот скажи, Ману, — думается, Лазло даже и трезвым довольно быстро сблизился бы с музыкантом. — сколько тебе лет? — Двадцать восемь. — Ничего себе! — Лазло выглядел впечатлённым. — Я думал, ты меня младше. Но вообще, что ты сам про это думаешь? — В смысле, про семейную жизнь? Я о ней не думаю. Мне пока и одному хорошо. Конечно, я не говорю, что всем так делать надо! Но ежели ты сомневаешься в своём выборе, то попробуй что ли найти в нём хорошие стороны. Тем более, что это не совсем твой выбор. — То есть? — Судьба, друг. Она распоряжается нашими жизнями. Мне она завещала бедокурить, тебе — стать отцом. Даже если мы с тобой думаем, что это решение сами приняли. Ведь я не подписывал бумагу о моём отчислении из колледжа, а ты не лепил своего сына из глины только по одному своему желанию, понимаешь? — О, философские диспуты с барменами, обожаю это! — младший Кьюриос даже прихлопнул в ладоши. — Странная у тебя немного позиция. Где же тогда быть свободе? — В лозунгах либералов, конечно. Ладно, шучу. Свобода в том, как относиться к положению, где ты оказался. Микаэль был слегка озадачен, когда в дверь позвонил Ингве — недавно же он выдворил этих двоих. Блондин справился о том, дома ли сейчас Мэтт и, получив утвердительный ответ, объяснил причину своего визита. Сейчас им с Ману необходимо было поискать подходящую квартиру на съём, и Мэтт очень помог бы в этом деле. В этот раз учёный перечить не стал — тем более, что к Ингве относился гораздо лояльнее, чем к его другу. — Так, смотри, в Стрейнджтауне есть пять многоквартирных домов — все на одной улице, неподалёку от центра города, — сказал Мэтт, когда они с Ингве оказались в его комнате за компьютером. — Разного ценового диапазона? — Не-а, они все дешёвые. Ну, есть, конечно, совсем для нищих — перестроенный мотель, — но я думаю, у вас с Ману всё не настолько плохо. А сколько у вас денег на руках, кстати? — Достаточно, — уклончиво ответил северянин, поглядывая на сайт городского форума. — Открой вот этот вариант, с двушкой за пятьсот в месяц. — Действительно достаточно. Наверное, будет неприлично спрашивать, откуда у вас такие деньги… Так, ладно. Полистай объявление, посмотри, нравится ли, если не подойдёт… — Я умею пользоваться компьютером, — Ингве наградил пришельца фирменным взглядом исподлобья и принялся изучать предложение. Пять минут спустя музыкант спросил у Мэтта о возможности позвонить по телефону. Пришелец любезно провел его обратно в коридор, где Ингве уже смог позвонить арендодательнице — судя по голосу, пожилой женщине, равнодушной к чужим проблемам. Они договорились о встрече в этот же день, уже через час. Музыкант поблагодарил Мэтта за содействие и покинул дом, откланявшись обоим братьям. Микаэль даже снизошёл до того, чтобы пожать ему руку на прощание. Около дома — небольшой трёхэтажки из вековечного бетона — Ингве встретила хозяйка квартиры. Вернее, он встретил её: женщина приехала минут на двадцать позже назначенного времени. Подавив в себе недовольство, парень проследовал за ней по угрюмым серым коридорам на второй этаж, где размещалась их с Ману будущая двушка. На удивление, он не увидел в подъезде ни одного из соседей — впрочем, это совершенно не означало, что им посчастливится жить одним. Квартира, которую ему показала хозяйка — миссис Брайт, как выяснилось — отличалась от фотографии и тем более описания, причём в худшую сторону. Впрочем, на большее Ингве особо не надеялся: где же тут ещё, кроме модернового особняка Дарвеллов, найдётся жильё со свежим ремонтом, а уже тем более за пятьсот симолеонов в месяц? К тому же, то был чуть ли не единственный вариант с отдельной кухней — личный бзик Ингве после психологической травмы от проживания в бриджпортских студиях. Не успел он начать осмотр, как арендодательница уже объявила окончание показа и затребовала деньги на месяц вперёд. По уму следовало бы хорошенько подумать, прежде чем селиться на площади этой подозрительной женщины. С другой стороны, Ингве был слишком утомлён бесконечной ситуацией неопредёленности и одновременно до безрассудства воодушевлён приобретением жилья — первое, впрочем, обуславливало второе. Вот в этом углу можно поставить инструменты, а эту стену изувесить плакатами — последнее скорее по части Ману. Завершив детальную ревизию своих владений уже post festum, Ингве взглянул на часы: пробило только девять. К часу ночи нужно заглянуть в бар и лично сообщить Ману благую весть, а пока можно расслабиться в гордом одиночестве — впервые за долгое время. Чем меньше оставалось до закрытия «Салуна», тем больше Мануэль отлынивал от своих должностных обязанностей. Тем более, что из персонала в баре он оставался один: владелец заведения, любивший проводить время в своём детище на положении простого посетителя, уже ушёл домой, так и не дав настырному музыканту согласия на проведения здесь любительского концерта. И ведь все условия располагали: относительно большое свободное пространство для обустройства импровизированной сцены, сломанные динамики, музыка из которых могла доноситься лишь с сильными помехами, публика, желающая закусить хлеб зрелищами… Но нет, маэстро Паркер, упрямый как баран старик, ни под каким предлогом не соглашался на это предложение. — Ты уже второй за неделю лезешь с такими вопросами, — проворчал хозяин, уже поворачиваясь корпусом в сторону выхода. — Да? А первый кто? — Какая-то девка с розовыми волосами, — пренебрежительно бросил Паркер. — Да ну, Психо даже да Стрейнджтауна добрались? — Сам ты псих! Всё, давай, не разнеси тут бар. Музыкант звучно выругался в его исчезнувшую за дверью спину. Лениво налив себе виски, он завёл разговор с уже изрядно пьяным мужиком за сорок. В половине первого, когда до закрытия оставалось всего ничего, к барной стойке причалил его белокурый друг. Видя улыбку на его лице, Ману почувствовал что-то неладное. — Инг, случилось что? — не спрашивая, южанин наполнил другу кружку фруктового эля. — Я снял квартиру, — произнёс парень с едва скрываемым воодушевлением. Ману, человек куда более впечатлительный, едва не пустился в пляс. Узнав, откуда были получены деньги на аренду, он нисколько не обиделся, напротив, поклялся расцеловать их спасительницу при следующей же встрече. Дождавшись часа закрытия «Салуна», парни на радостях отправились в сторону нового — а, главное, их собственного — дома, не забыв, разумеется, заскочить в окрестный магазин за продуктами и бутылкой вина, необходимой для празднования новоселья. Даже двухнедельное проживание у Дарвеллов не свело на нет привычку засыпать каждый день в разных кроватях, поэтому ночь парней в новом жилище прошла относительно спокойно. На пронзительный звон будильника Ингве откликнулся тихим стоном вселенской утомлённости. Теперь, когда он жил ещё дальше от места работы и был вынужден готовить самостоятельно, вставать приходилось ощутимо раньше. Едва только завтрак — классическая яичница с беконом — был готов, утренний покой парней был прерван настойчивым звонком в дверь. По всей видимости, неизвестным гостям было глубоко плевать на степень дискомфорта, причиняемого ими обитателям квартиры. Полусонному Ингве пришлось проигнорировать совершаемые другом водные процедуры в ванной и открыть дверь. На пороге оказался рыжеволосый человек в диковинной одежде, сразу за спиной которого вырастали две женщины схожей внешности — сначала постарше, затем помладше. — Приветствую вас, добрый сэр! Мы ваши соседи, услышали, что вы переехали сюда вчера и решили заглянуть к вам, поздравить с новосельем, — объявил мужчина: голосом он чем-то напоминал проповедника. — Не слишком рано? — пробубнил парень, потирая воспалённые глаза. — Смотрящий благословляет трудящихся с раннего утра, добрый сэр! — проникновенно затянул вестник. — Давайте лучше знакомиться. Меня зовут Вирджиль Баркер, эти прекрасные кроткие женщины — Анна и Эбигейл. Как я могу обращаться к вам? — Ингве, — кратко ответил музыкант. Он хотел было предложить гостям расположиться за столом, но они прошли на кухню ещё до приглашения. Квартиранту лишь оставалось последовать за ними. Там, на кухне, точно она принадлежала самим Баркерам, Сара уже принялась хозяйничать, раскладывая на прозрачной клеёнке (Ингве только-только хотел выкинуть её к чёртовой матери) овощи и и хлеб. Едва северянин успел сообразить, что в такой ситуации следует предпринимать, на пороге комнаты уже появился Мануэль, весь наряд которого состоял из полотенца, повязанного на бёдра. Женские две трети Баркеров в унисон взвизгнули. — Утро доброе. А вы кто? — в непонятках произнёс Ману: капли с влажных волос стекали по его мускулистой груди в знаках вопроса. — Мистер! Мы ваши соседи. Соизвольте прикрыть свой срам: вы порочите честь этих женщин! — в сердцах вскрикнул Вирджиль Баркер. — Не вопрос, сэр. Не знал, что вы нагрянете. Потерпите тогда минутку, — Ману, виновато улыбаясь, скрылся за дверью. Ингве совершенно не понимал, как вести себя с этими людьми мира. С минуту он стоял перед ними в молчании, напряжённо пытаясь подобрать нужные слова. Трое рыжих людей тем временем с блаженными улыбками сверлили его взглядом, от которых скручивало живот. — Простите, мы не были готовы праздновать. Могу предложить лишь яичницу с беконом и вино. — Помилуй Смотрящий! — воскликнул Вирджиль. — Мясо и алкоголь — тяжкий грех, заблудшая душа! Избавься от этой скверны, чтобы сохранить свой разум чистым, а тело — здоровым. — Как угодно, — Ингве отложил сковороду с размазанной по ней «скверной» и поставил кипятиться чайник — остаётся молиться, чтобы чай тоже не попал под категорию харама. Когда на столе появилось пять кружек, к гостям уже подоспел пятый трапезничающий, теперь в более приличествующем ситуации облачении. С Мануэлем беседа оживилась: хотя Ингве хотелось хорошенько огреть своего друга чем-то тяжёлым — да даже той сковородкой с остывающей яичницей, — сейчас он сильно помог в деле развлечения гостей. Впрочем, веселье наверняка продлится недолго: можно засекать время, за которое обаятельный испанец доведёт Баркеров до лампочки. — Знаете, мне определённо нравятся ваши взгляды. В век капиталистического ада сохранять верность природе — это образ жизни редких избранных. — Рад, что вы понимаете нас, добрый сэр. У вас светлая душа: я думаю, вы сможете получить искупление, покаявшись в своих грехах. Теперь до Ману дошло окончательно, что эти ярко одетые ребята не хиппи, а самые обыкновенные сектанты. Пришлось аккуратно спрятать валявшиеся на подоконнике самокрутки, которые он хотел было предложить мистеру Баркеру на почве общности взглядов. Мануэль с грустью взглянул на молчаливую Эбигейл — видимо, дочь Баркеров. Она сидела в какой-то неестественной угловатой позе, умудрившись съёжиться при безукоризненно прямой осанке. Такую девочку по правилам подросткового приличия должно категоризировать школьным изгоем и соответствующим образом измываться над ней. Тут у неё остаётся лишь два пути — пойти наперекор двинувшимся родителям и пуститься во все тяжкие, не отличая сослепу хорошее от дурного, или последовать ролевой модели своей матери, став кроткой женой подобного отцу самодура. — Если не секрет, какой религии вы придерживаетесь? — вкрадчиво спросил Мануэль, ковыряясь в полной овощей тарелке. — Само собой, петерианства. Его правильной, чистой формы, — пояснил Баркер. — С тех пор, как современная цивилизация извратила человека, петерианство деградировало. Потомки правоверных погрязли в грехах. Мы же продолжаем вести праведный образ жизни, в единении с природой и в моральной чистоте. — Что вы имеете в виду? — Посмотрите вокруг. Мы оказались заперты в этих бетонных клетках, тогда как природа, наша мать, наша кормилица, пала под натиском алчных стяжателей. Не благочестивостью своей, но богатствами властвуют они над умами людей. — Согласен. Капиталисты — та ещё падаль. — Они лжепророки, ведущие людей на путь греха, всё дальше от Смотрящего. Они извращают священные заповеди, обманывая паству своими собственными. Их церковь — современная культура, воспевающая порок. С её кафедры они одурманивают паству, вменяя им ложные идеалы. И вы тоже вняли им. Вы едите невинно убиенных животных, вы попали под власть зелёного змия… — А ещё мы курим травку, спим друг с другом и мочимся на пальмы, — довершил Ингве, потеряв всякое терпение. — Мне нужно на работу. Будьте добры, освободите помещение. Вирджиль впал в ступор, так что Ингве пришлось чуть ли не выбить из-под проповедника стул, чтобы поднять его на ноги. Анна и Эбигейл, более внушаемые, раньше поняли недвусмысленный намёк хозяина квартиры и сразу направились на выход, хотя выглядели такими же смятёнными. — Гореть вам в преисподней! — крикнул Баркер, когда Ингве уже захлопнул дверь у него перед носом. Вернувшись на кухню, Ингве первым делом выбросил принесённые Баркерами овощи от греха подальше — мало ли, какая дрянь в них содержалась. Пока он повторно разогревал яичницу, Мануэль сообразил кофе, качеством кратно меньше дарвелловского, и тем не менее. Усевшись друг напротив друга, парни обменялись многозначительными взорами. — Что думаешь? — Мануэль затянулся сигарой. — Подумал, что риторика сектантов очень похожа на неомарксистскую. — Понял, можешь не продолжать. А на кой хер ты ему наплёл про травку и гейство? Вдруг болтать лишнего начнёт? — Не удержался. Но по меньшей мере, этот клоун вряд ли захочет с нами здороваться и тем более о чём-то ещё говорить, — ответил Ингве, чинно попивая кофе. — Да уж, радикально ты его отшил. В следующий раз лучше помалкивай. — Мне напомнить про Гранта? — Ну блин, зачем с утра пораньше настроение портить? — фыркнул Ману. — Ты уже на работу? — Да, — ответил Ингве из соседней комнаты, натягивая ненавистное поло. — Не разнеси квартиру. Если вчера гостей на работе принимал Мануэль, то теперь настала очередь Ингве. Вечером к нему нагрянул Мэтт, сегодня одетый особенно празднично. Пришелец аккуратно протиснулся сквозь груды техники к кассе, словно опасаясь задеть что-то невзначай. Ингве по-быстрому закончил обслуживать текущего клиента — благо, единственного в очереди — и обратился к своему знакомому. — Привет, Ингве. Я пока не узнал ваш новый номер телефона, так что пришлось пойти сюда… Кивнув в знак приветствия и понимания намёка одновременно, Ингве отыскал на своём столе кусок бумаги и по памяти воспроизвёл последовательность чисел — благо, ещё вечером ему пришло в голову осведомиться о номере их стационарного в новой квартире. Мэтт аккуратно сложил протянутый свёрток в нагрудный карман и с благодарностью улыбнулся, точно ребёнок, который получил в подарок страстно желанную игрушку. — Ты пришёл только за этим? — А, нет! Это скорее в объяснение причины визита… Ой, я ведь рассказывал только Ману… В общем, у меня есть коллега и хорошая подруга. Селин Триаль, у неё свой бренд одежды… — Слышал про неё. — О, славно! Мы сегодня планировали встречу здесь, в Стрейнджтауне, обсудить деловые вопросы, просто провести время. И… мне кажется, будет здорово вас друг с другом познакомить. — Зачем? — Ингве приподнял бровь, в остальном не меняясь в выражении лица. — Ну… Как тебе сказать… Точно: я думаю, она сама тебе лучше объяснит, если она в тебе заинтересуется… То есть, не подумай, что она прямо какой-то первоклассный критик, а ты выступаешь с каким-то проектом перед ней! Просто мне кажется, что ей будет, что ей предложить. — Я не дизайнер. — Да нет же, никаких дизайнерских умений тебе не понадобится! Но у неё может найтись для тебя другая работа. — Где и во сколько? — спросил Ингве после минуты молчания и вздоха утомления. — Когда, говоришь, у тебя заканчивается работа? — В семь. — А у Ману? — Сегодня выходной. — Тогда можем встретиться вчетвером через час — в восемь, получается — в «Кактусе». Это кафе в двух кварталах отсюда, неподалёку от центрального парка. — Видел. Договорились, — белая и зелёная ладони сплелись в товарищеском рукопожатии, и Мэтт покинул магазин, попутно набирая номер на телефоне — вероятно, той самой Триаль. На благо, Мэтт соизволил выделить часовой промежуток между закрытием смены и встречей в кафе, поэтому Ингве даже успел забежать домой, чтобы привести себя в сколько-нибудь приличное состояние. Правда, на лестничной клетке ему встретился докучливый утренний гость, но тот, как Ингве предвещал, действительно не стал лишний раз заговаривать с соседом и даже, насколько это возможно в стеснённых подъездных условиях, максимально от него дистанцировался. На всякий случай перед тем, как войти в квартиру, Ингве проверил, оставил ли обиженный проповедник кучу дерьма под дверью или какое-нибудь начертанное мелом непотребство на ней самой. Уже из коридора стало понятно, что Мануэль дома и сейчас находится в своей комнате, причём не один. Ингве нарочито громко захлопнул входную дверь, так что женский нечленораздельный глас сменился смущённым молчанием, а затем — суетливым шорохом вещей. Испанец встретил своего друга с праведным гневом, но зато относительно одетым. За спиной у него спряталась напуганная инопланетянка. — Ингве, ну скажи, какого хрена? — Я работаю до семи, — северянин скрестил руки на груди. — Одевайся и провожай Хлою на выход. Нам нужно идти на встречу с Мэттом. — Дружеская встреча? Я ведь Мэтта тоже знаю. Мы можем… — Нет, не можем, — перебил Ингве инопланетянку. — Иди. Хлоя бросила на Ингве полный обиды взгляд, сердито поджав губы, но последовала требованиям разгневанного мужчины. Ману успокаивающе погладил её по спине, не забыв спуститься и пониже. Проводив Хлою, южанин потребовал у друга объяснений, но, узнав о запланированной встрече с Селин Триаль, мгновенно перестал на него дуться, воодушевившись перспективой. Хотя музыканты пришли немного раньше назначенного времени, Мэтт и его коллега уже успели занять столик. Музыканты подошли к ним, поприветствовав пришельца и представившись Селин. «Коллегой и хорошей подругой» Дарвелла оказалась девушка, соответствовавшая своему французскому имени лишь стрижкой и речевой грамматикой. В остальном она выглядела космополитической неформалкой, хотя и отличалась от бриджпортских рокерш более утончённым чувством стиля, как-то сохранявшимся при всей перегруженности её образа. Круглые оттенённые глаза Селин оценивающе прошлись по двум парням. Ману кокетливо улыбнулся девушке. — И вот Селин Триаль, о которой мне так много рассказывал Мэтт, появляется во плоти… — У меня была плоть с самого рождения, — в высоком голосе Селин ощущалась твёрдость и даже резкость, более соответствовавшие бы контральто. — Прекрасная плоть, должен признать, — Мануэль подмигнул девушке, но на её лице не дрогнуло и мускула. — У тебя действительно очень необычный стиль одежды. То, что носят бриджпортские девушки — лишь блеклое подобие… — Если мы закончили обмен любезностями, предлагаю перейти сразу к делу, — перебила его Селин, не скрывая недовольства. — Мэтт, о каких планах на этих парней ты говорил? Ах, да, планы, — Мэтт словно только сейчас узнал об их существовании. — В общем… Я уже говорил Ману, что Селин любит работать с непрофессиональными моделями… даже не с моделями вовсе. И я подумал, Селин, что тебе, возможно, приглянется кто-то из этих ребят — тем более, что мы планируем сделать рекламу на открытие магазина в Стоун-Пите. Девушка возобновила изучение двух экспонатов перед собой, теперь с ещё большей тщательностью. Но, как и предсказывал Мэтт, больше внимания она уделила Ингве. Взглядом художника она обвела контуры лица парня, его волосы и доступную обзору фигуру. У музыканта сложилось впечатление, что Селин пытается препарировать его тело силой мысли. На поднятые в непонимании брови она ответила милой улыбкой. — Я подумаю, Мэтт, хорошо? Если что — я тебе или самим Ингве и Мануэлю сообщу, — Селин тихо прокашлялась. — Пока мы можем обойтись и знакомством более будничным. Если я понимаю правильно, вы из Бриджпорта? — Жили там в последние лет пятнадцать. А сейчас, вот, захотелось пожить в пустыне, — ответил Мануэль. — А сама ты как здесь оказалась? — Это долгая история, — отмахнулась Триаль. Пожалуй, если бы не Мэтт, разговора между Ингве, Мануэлем и Селин не сложилось бы вовсе. Пришелец, как мог, выступал посредником между незнакомыми друг другу людьми, непрерывно курсируя между Сенд-Лейком и Бриджпортом, модой и музыкой, карьерными амбициями и голодным творчеством и пытаясь сам вписать себя в какое-нибудь из этих множеств. Хотя на первый взгляд Селин показалась ужасно скучающей, тема музыки зажгла в ней искру интереса. — Как ваша группа называется? — На Небесах пасмурно, — отрапортовал Ингве, до того хранивший молчание. — Неудачная игра слов. — Это самокритично… Подождите, я что-то слышала о вас. Кажется, вы выступали на разогреве у Психо в Бриджпорте? Ингве скривил лицо. Действительно, эти несчастные две песни стали самым важным пунктом в их музыкальном резюме, по которым их чаще всего и идентифицировали в бриджпортской тусовке, но для Ингве это было дурной славой. Психо брали эпатажем, а не техникой игры. Их психоделик-рок был психоделичным лишь за счёт вызывающего внешнего вида и поведения — на самом деле, не таких уж и провокационных, ведь всё это было, и в куда большем масштабе, в далёких восьмидесятых, когда андрогинный музыкант и его вечно бунтующая подружка только пробовали курить тайком от родителей. — Выступали, — бросил Ингве с пренебрежением. — Я вижу, что тебе они не очень нравятся, — сказала Селин. — Могу я узнать, почему? — Да Ингве просто такой старпёр, записывает в попсу всё, что играют сейчас, — ответил за друга Ману, хлопая того по плечу. — Разумеется, нашу музыку — вернее, ЕГО музыку — считает исключением. — Ты закончил? — Смотрящий, Ингве, ну хоть бы раз шутку продолжил, чего ты всё в штыки воспринимаешь? Компания ещё какое-то время была занята поглощением пищи и будничной беседой — к более чувственной не располагал уровень отношений, а более деловая, судя по всему, тоже не предназначалась для ушей музыкантов и была исчерпана ещё до их прихода. Когда знакомые уже выходили из кафе, готовясь разойтись по разные стороны, Ингве услышал голос Селин за спиной, возвещающий его о необходимости немного задержаться в компании дизайнерши. — Смотри-ка, на меня она закатывает глаза, а чувака, который и двух слов связать не может, просит «уделить ей немного времени», — оскорблённо прокомментировал эту ситуацию Мануэль. — Ты час назад трахал свою подружку и уже катишь яйца к другой девушке, — парировал Ингве. — Так мы с Хлоей так, чисто развлекаемся. Ничего серьёзного… Ладно, хрен с тобой, иди. Хорошо постарался вообще-то. Молодцом, — Ману одарил его на прощание крепким ударом между лопаток и дальше продолжил путь один. Ингве подошёл к девушке и вопросительно уставился на неё. Скрытой угрозы взгляду придавала его направленность сверху вниз: Селин была намного ниже его. Тем не менее, Триаль сохраняла невозмутимый вид, так и лоснящийся самоуверенностью. Она предложила музыканту пройтись до ближайшего парка, чтобы обсудить одно дело. — Итак, мы пришли, — сказал Ингве, когда они оказались за уличным шахматным столом друг против друга: Селин настояла именно на таком способе рассадке. — Ты что-то хотела обсудить. — Да. Ту авантюру Мэтта. Мне действительно нужны модели для новой коллекции, и я подумала, что ты хорошо подойдёшь для этого. — Селин, я занимаюсь музыкой, а не модельным делом, — Ингве как будто объяснял очевидные вещи несмышлёному ребёнку: ему даже стало несколько неприятно от такого оттенка снисходительности в собственном голосе. — Я сомневаюсь, что подойду для этого. — Навыки здесь совершенно не имеют значения. Для меня достаточно лишь яркой, необычной внешности. Остальным я займусь сама. И, разумеется, заплачу за твоё время. Не слишком много, конечно, но ты получишь с этого свою выгоду… Скажем, пятьдесят симолеонов примерно за пять-шесть часов работы. Ингве удивлённо округлил глаза и даже подумал было стать профессиональной моделью: за полную восьмичасовую смену в магазине ему платили почти вдвое меньше. В такой перспективе ему не оставалось ничего иного, как согласиться на предложение и надеяться, что Селин не заработает нервный срыв, работая с таким неповоротливым манекенщиком. Хотя он не питал к девушке особенной симпатии, он уважал её ответственный подход к работе — к тому же, работе творческой. Он пожал худую кисть девушки, почувствовав на своей ладони холодный металл многочисленных колец — впрочем, такой же температуры была и кожа рук Селин. — Умеешь играть в шахматы, Ингве? — вдруг спросила она перековавшегося в модели музыканта. — Умею, — коротко ответил он, но, подумав, добавил. — Предлагаешь партию? — Ну, раз мы сидим за шахматным столом, где даже… — Селин заглянула в ящик под доской. — Где даже есть фигуры. Странно, что их никто не украл… Ну так что? — Давай попробуем. Кстати… — Да? — Рауль Триаль — не твой родственник? — Да, он мой брат, а что? — Я вспомнил, что у меня был диск одного из его альбомов. Он хороший музыкант — действительно, один из немногих, кто сейчас делает качественный продукт. Ингве немного лукавил: диск Триаля действительно пылился где-то в недрах его старой квартиры, но при переезде его пришлось продать вместе с остальным малонеобходимым для кочевнической жизни барахлом. Но его сестре, сейчас сидящей перед Ингве, вовсе необязательно было знать все эти драматические подробности. — Если верить твоему другу, то в список этих «немногих» входишь и ты сам? — Селин иронично ухмыльнулась, но знакомство Ингве с творчеством её брата не могло не порадовать девушку. — Лучше ему не верить, — Ингве едва заметно улыбнулся в ответ. — Твой ход.