Вне здравого смысла

Польша никогда не отвечал на незнакомые номера, если знал, что никто чужой ему звонить ниоткуда не собирается, а такое событие было достаточно редким в его жизни. Как только он понимал, что на экране написан номер вместо имени, сразу игнорировал звонок, выключал звук и откладывал телефон, пока звонящий не сбросит, — этой тактики он придерживался на протяжении всех своих лет и жил спокойно, без навязанных разговоров с незнакомцами по ту сторону телефонных звонков. Последние дня три или четыре — он не особо помнил — ему стал названивать один и тот же номер, всегда в определённое время: ровно в три часа дня и тридцать три минуты — один раз днем, один раз ночью. Из-за странной организации и крайней пунктуальности ему захотелось даже посчитать, вдруг секунд тоже будет тридцать три, однако он всё время забывал об этом, забивал, а ночью отключал звук телефона, что не работало по каким-то неведомым причинам: телефон продолжал звонить и будить его средь ночи, заставлял с недовольными кряхтениями ворочаться в объятиях чёрной жижи, сталкивать с кровати Ватикана, начавшего без позволения тоже пристраиваться рядом по ночам, и тянуться к телефону, к заветной красной кнопке на экране, решающей все проблемы. Ему элементарно стало лень ждать, когда звонок сам прекратится, так что Польша мысленно посылал звонящего и отключался сам. — Боже, да прекратится это когда-то или нет… — проворчал Польша, садясь на кровати. Он ещё раз проверил, отключен ли звук, включил его, выключил снова и тяжело вздохнул: какой сейчас-то в этом был смысл, если звонить ему больше не будут, а утром звук придётся вернуть? Бархатные объятия Рейхугольника тянули обратно в кровать, по ногам, поставленным на пол, обратно забирался Ватикан. — Просто ответь хоть раз, — священник сел рядом, закинул ногу на ногу и важно хмыкнул, будто только что не валялся позорно на полу в который раз. Польша решил поступить иначе: заблокировать номер, что он почему-то всё ещё не догадался сделать, хотя именно это могло спасти его от назойливого звонящего уже давно. Он зашёл в телефонную книгу, поглядел на номер, понял, что порядок цифр выглядит знакомо, поморгал, протёр глаза, убирая с них сонную пелену, ещё раз посмотрел на номер и неожиданно для себя понял: это его номер телефона. Пугаться или нет — он не понял, но выбрал всё же первое. Почему-то видеть за занавеской статичный силуэт и жить бок о бок с двумя чертями ощущалось легче, чем видеть, как звонишь сам себе, даже при том, что ты сам и стоял за занавеской совсем недавно. Но… Не контактировал же напрямую, и вообще физически, можно сказать, не существовал. А здесь… Что будет, если ответить? — Да ну, бред, — сказал Польша, положил телефон, махнул рукой на всё это и лёг спать дальше, обнимая черную массу и чувствуя, как его обнимают со спины. Утром нового дня про происшествие Польша благополучно забыл, номер больше не проверял и спокойно отдыхал в свой законный выходной, проводя время с его двумя карманными нечистями. Маленьким открытием для него стало использовать Ватикана как большую подушку. Из-за его чудодейственных прикосновений лежать в объятиях стало отдельным видом удовольствия, особенно после нагруженного дня, когда хотелось снять всё напряжение, усталость и ничего не делать хотя бы полчасика. Ватикан был только рад лишний раз поконтактировать (и помять за щеки или бока, куда Польша позволял дотянуться его рукам, пока лежал и радовался жизни). Рейхугольник в такие моменты часто дремал где-то недалеко. Выходной проходил славно за «семейным» просмотром телевизора, пока не раздался звонок телефона из другой комнаты, и Польша не вспомнил вдруг о неприятном нюансе. Он ринулся искать звонящий телефон и вернулся с ним к демонам. — Ответь, будь добр, — он отдал телефон Ватикану, тот взглянул на экран и неуверенно занёс палец над ним, не понимая, что именно ему нужно для этого сделать. Он поднял голову, глянул на Польшу — Польша посмотрел в ответ и хлопнул себя по лбу. — Прости. — Он провел по экрану, взял руку Ватикана и поднёс её к его уху. Из телефона донесся жутко громкий писк и помехи, отчего священник отдёрнул руку и зажмурил один глаз. Польша испугался и звука, и его резких движений, отчего отшатнулся на шаг. Шум был громким настолько, словно была включена громкая связь, что Польша сразу проверил и убедился в её выключенности, однако звонок не сбрасывал, несмотря на крайне неприятные слуху звуки: он ждал, он хотел услышать за ними хоть что-то, что могло бы объяснить причины звонков ему с его же номера, ждал услышать собственный голос, который, как пророк, произнесет важные для его будущего слова, но ничего не случилось ни через минуту, ни через две, а дальше слушать это не хватило сил, поэтому он сбросил звонок. — Ты случайно не плюёшься святой водой? — спросил Польша Ватикана. — Нет. Могу даже дать проверить, — он облизнул губы и хитро улыбнулся, подпирая подбородок согнутым указательным пальцем. Польше нужно было успокоиться, он не хотел сейчас думать о звонке и застрявшем в голове оглушающем шуме, проевшем ему мозги, пока он ждал какого-никакого чуда. Он не знал, как справляться конкретно с этой проблемой, у неё не было физического воплощения или определённого места в доме. Оно жило в его телефоне или где-то вне пределов понимания и звонило ему каждый день и каждую ночь ровно в три тридцать три последние три-четыре дня. Смена номера телефона звучала как хорошая идея, но не могла ему гарантировать спасение, да и мучиться с переносом всех данных и оповещением знакомых о новом номере он не хотел, особенно когда существовала вероятность итоговой бесполезности сего поступка. Польша сел рядом с Ватиканом и потянулся к нему. Его сердце ускорило ритм, когда их губы соприкоснулись, когда Ватикан с лёгкостью пересадил его на себя, когда его руки оказались под растянутой старой футболкой и медленно погладили спину. Быть может, проблема крылась не в сим-карте, а в телефоне, быть может, ему пора было купить новый, если этот вдруг оказался одержим чем-то. Кто знает. Польша вот не знал и не хотел об этом думать хотя бы пять минут, пока телефон лежал рядом и не издавал ни звука, пока на часах было три тридцать шесть, пока Ватикан мягко сминал его губы, пока руки бродили по спине, пересчитывая позвонки. — Польша, любовь моя, — прошептал Ватикан, смотря на поляка из-под полуприкрытых век, — свет мой ясный. Польша прикусил губу, промычал непонятный то ли ответ, то ли нет, и положил голову на плечо священника, хитро избегая его пронизывающего до души взгляда, лаской пытающегося коснуться сердца. Он взял телефон, включил его и решился перезвонить себе же. Вместо оповещения о том, что номер занят, и просьбы перезвонить позже, начались гудки — это его немного удивило, но дало неплохую надежду на немедленное решение проблемы. Если свой силуэт он убрал, встав на его место, тогда почему бы не избавиться от звонков, позвонив самому? В теории, гениально, на практике — ещё неизвестно. Польша прождал до тех пор, пока из-за долгого ожидания звонок не сбросился сам. Он поднял телефон перед собой, потушил экран и хмыкнул. — Ну да, я ведь никогда не отвечаю на незнакомые номера…