Золотом за серебро

      Гильдия Воронов была лицом Антивы в той же мере, в которой барды – лицо Орлея. В стране страстных ночей и крепкого вина их чествовали как народных героев, персонажей любовных баллад. В любой другой их бы уже вздёрнули толпе на потеху. Справедливости ради, некоторые антиванские вельможи пытались, но за благими намереньями и громкими словами о справедливости они прятали собственное лицемерие. Каждый дворянин Антивы пользовался их услугами, да и не Антивы только.       Пусть и окутывали романтическим флёром, они всё ещё те, кто есть – палачи и воры. Преступники. И ни вычурные маски, ни замашки на учтивость, ни их выдуманный кодекс этого не изменят. Не бывает благородных разбойников. Не бывает хороших убийц. Как ни пытайся отмыться, перья, чёрные от чужой крови, светлее не станут. А вороны ведь чёрные, абсолютно все.       Тёмно-синяя форма, рисунок крыльев на коже, имена, что звучат благородно и громко – они отчаянно пытались гордиться тем, кем являются. Выставляли себя благодетелями и стражами. И некоторые им даже верили. Некоторые кидались им в ноги, рассчитывая на защиту и милость.       Некоторые никак не желали понять, что Вороны берегут лишь то, что считают своим. И делают это вовсе не из благородных намерений.       Ноа не нужно это слепое поклонение. Обожание – золото дураков. Женщина знает, что никакая она не героиня. Знает, кто она такая на самом деле, кем была и останется. Всего лишь наёмный клинок. Её кинжал одинаково служил и в Антиве, и за её пределами – деньги есть деньги, а звон серебра прекрасно умеет глушить голос совести. Сегодня она убивала врагов одного дворянина, чтобы завтра приняться уже за него самого. Пока на свете существует хотя бы две знатные семьи, де Рива не останется без работы. Вся знать ненавидит друг друга. Любое великое имя, какое ни возьми, прячет за своим блеском застарелую кровь и долгую историю заказных убийств.       Имена, чужие и собственные, для Воронов очень важны. Только те, кто прошёл испытание имели право на них. Это была метка, сродни той, что они носили на своей коже. Знак принадлежности тому или иному хозяину, показатель того, кто ты и как к тебе относиться. Символ, что семья, чью фамилию ты держишь в ладонях, дозволила тебе войти в её круг, приняла в объятия и не выпустит из них, пока не умрёшь. Или не разочаруешь.       Имя дорого стоит, потому Вороны берегут его пуще жизни, ревниво храня у самого сердца. У неё было имя, данное родителями, давно уже позабытое; было то, что она выбрала себе сама и то, которое Ноа заслужила, выстрадала, вырвала из чужой хватки, заплатив за него собственной болью. Мастер Луканис носит своё имя с рождения – по крови, не выбору. Но этому глупо завидовать. Его фамилия не столько привилегия, сколько обязанность. Ему приходилось не легче, чем ей, а может, даже сложнее.       Имена для Воронов очень важны. И он это знает. Вдали от чужих глаз Делламорте называл её "Ноа" и обращался на "ты", словно подавая пример, но де Рива всегда прибавляла к "Луканис" своё неизменное "мастер". Ему позволено звать её так, ей – нет. Имя ведь не просто набор звуков и букв, это цепь, что привяжет тебя к человеку. Потому она провела между ними черту. Ей необходима эта граница, чёткая, ясная, твёрдо прочерченная. Эльфийка боялась того, что может случиться, переступи она за неё.       Важнее, чем имя, для Воронов только семья, что его дарит. Мастер Луканис мало рассказывал о своей. За него всё говорили действия.       Делламорте любил своего брата, потому дразнил и подтрунивал: с тем, кого ненавидишь, не станешь делить шутки и смех. Он любил госпожу Катарину, и та любила его. Она была требовательна, беспрекословна, строга к своим внукам, но строгость эта проистекала не из ненависти – желания быть убеждённой в том, что какие бы удары ни наносил мир, они не согнутся. Причиняя им боль, закалила характер. Люди привыкли считать боль врагом, но она не была таковым. Это предупреждение и союзник, подсказка, что ты ещё жив. Вороны к боли привычны и тревога им – дорогая подруга.       Однако даже у Ворона есть свой предел.       Их Первый Коготь. Его семья. Ужасно вернуться к родному порогу спустя почти год и узнать, что та, кто дал тебе имя, цель, место и знания, мертва. Ноа не спрашивала, что мастер Луканис намерен делать теперь. Зачем? И так было понятно, что он станет мстить.       Она сопровождала Делламорте на похороны. И чувствовала себя там чудовищно лишней. Ей не место в кругу скорбящей семьи, де Рива для умершей никто. Но мастер просил пойти с ним, и разбойница согласилась. Не смогла отказать.       Эльфийка стоит с Вороном рядом, наблюдая меньше за церемонией и больше – за ним. Сдержан, собран, спокоен. Но она видела, как на миг дрогнули его пальцы.       Выдержал, не сломался. Вынес с достоинством страшный удар. И едва только погребение завершилось, начал намечать шаги наперёд. Задавал вопросы, пытался найти ответы, размышлял и составлял планы. Даже горюя, человеку действия сложно сидеть без дела. А мастер Луканис был именно таким человеком. Ему нужно глушить работой печаль, стремиться вперёд, идя по следу врага, подступая всё ближе. Но как, если у их врага не было даже тени?       Люди Зары Ренаты убили синьору Катарину, но кто-то ведь выдал ей Первого Когтя. Кто-то из своих. И ни де Рива, ни Делламорте не узнают покоя, пока не выяснят, кто. Они извлекут из темноты неизвестности имя предателя, Ноа не сомневается. Вороны всегда платят по своим долгам, золотом или кровью.

***

      Вдыхая тёплый душный воздух Тревизо, Ноа глядит на звёзды над головой. За плечом мелькает тень мастера, что запрыгивает за ней следом на крышу. У них ушло порядочно времени чтобы отыскать магистра Ренату, но они отыскали. И сейчас идут, чтобы забрать жизнь, которую она им задолжала.       Их путь лежит по балкам и кровлям до белой церкви вдали. Есть что-то ироничное в том, что малефикар укрывается в доме Создателя. Охота, особенно на такого осторожного зверя – дело для одного, максимум двух. Потому больше никого с ними нет. Так они движутся быстрее и тише, и никто лишний не путается под рукой.       — Долго же вы.       Не путался, по крайней мере.       Ноа глядит на господина Илларио, что ждёт их внизу. Он улыбается кузену, тот хмурит брови.       — Что ты здесь делаешь?       — Предлагаю руку помощи.       — Не стоит. Мы справимся сами.       — Мы?       Младший из Делламорте смотрит ей прямо в глаза, и Ноа становится неуютно на миг. Выдержала его взгляд, не дрогнула, не отвернулась, пусть и хотелось уклониться от безмолвной атаки, скованно повести плечами. Снова она чувствует себя лишней, словно забрала не своё место. И ведь так и есть. Кровная месть – дело семейное. А она мастеру Луканису не семья.       И всё же позвал он с собой её, а не брата.       Качая головой, мастер пытается обойти живую преграду.       — Это моё дело.       — Так же, как и моё, – синьор Илларио вновь встаёт на пути кузена, не давая тому сделать и шага. — Катарина была не только твоей семьёй. И не только у тебя есть право на месть. Я иду с тобой, это не предмет обсуждений.       — Илларио, – Делламорте тихо вздыхает, — на этом задании не будет симпатичной капитана стражи, которую можно очаровать. Только горстка фанатиков, их купить на свои комплименты ты не сумеешь. Всё, чего ты добьёшься это собственной смерти. Возвращайся домой.       Молодой Ворон нехотя отступает, видимо прочитав что-то в тёмных глазах, похожих на его собственные.       — Как скажешь, кузен.       В последний раз окинув их долгим взглядом, господин Илларио всё же уходит. Шаги затихают среди черепицы и Ноа поворачивается к мастеру.       — Зачем вы прогнали его? Ещё один Делламорте бы не помешал.       — Илларио больше по разговорам, чем дракам. Он неплох, но… не годится для такой работы.       Тогда просто удивительно, как его ещё не прикончили – враги или Вороны. Хотя, если подумать, удивительного в этом нет. Любой другой бы так долго не продержался, но у молодого хозяина есть за душой нужное имя, что можно выставить перед собой словно щит. Щит тяжёл и держать его трудно, рука дрожит, пот катится по плечам, но ты защищён от нападок.       В отличие от брата, мастер Луканис хорошо знаком с танцем боя. Два разбойника пробивают себе дорогу через ряды венатори, идут вперёд, неуклонно и неотвратимо, как и сама смерть, что каждый Ворон несёт за плечом. Падают, захлёбываясь алым, один за другим слуги Зары, её стража, её сподвижники. И наконец, очередь доходит и до неё самой.       Толкая двери, они входят в зал. Приподнимая чуть бровь, де Рива смотрит на чародейку, что наслаждалась купанием. В бассейне с кровью. Впрочем, Ноа заставала свои цели и в ситуациях более неловких и странных.       Вороны не размениваются на разговоры. Выхватывая оружие, нападают без долгих раздумий. Это не займёт много времени, битвы на смерть всегда быстры – никто их противников не боится и не станет сдерживать силу. Поёт звонко сталь, нарастает гул заклинаний. Стук, плеск алого, наполняющего бассейн, пронзительный женский крик. Рената падает на пол, не в силах подняться. Смахивая с клинка кровь, Делламорте делает шаг к чародейке. Та отползает, цепляется за колонну, вставая на ноги. Умирать – так хоть не на коленях.       — Луканис, – голос ведьмы надтреснутый, и даже елейность тона не может его смягчить. — Ни к чему доводить дело до крайности. Вы, демоны, любите сделки, так давай заключим одну. Жизнь за знания. Я расскажу тебе о венатори. И о предателе-Вороне. Хочешь услышать о нём?       Чуть склонив к плечу голову, Зара вкрадчиво шепчет:       — Хочешь знать, кто продал тебя мне?       Поджав недоверчиво губы, де Рива сжимает кинжал. Рената скажет что угодно, лишь бы выторговать свою жизнь у смерти. Эльфийка оборачивается к мастеру. Видит, как он прикрывает глаза, слабо дёрнувшись, словно борется с кем-то.       — Рассказывай. Живо.       — Я знала, что мы всё уладим, – магистр тянет сухие губы в улыбке. И уже собирается что-то сказать, когда её прерывает тёмно-синяя тень.       — Я ведь говорил, право на месть есть не только у тебя.       Появился из ниоткуда, впорхнув в зал словно птица. И свернул шею Ренате одним быстрым лёгким движением. Для человека, что не умеет убивать, он слишком уж в этом хорош.       Тело чародейки падает на пол, а в следующий миг – крик, вспышка, и блеск кинжала, приставленного к горлу господина Илларио. Вставать между одержимым и его добычей затея рискованная, младший из Делламорте на себе понял, насколько. Он отобрал у Злости трофей, и сейчас Ноа намерена поступить так же. Бросаясь вперёд, она может только надеяться, что не займёт освободившееся место жертвы.       Эльфийка хватает мастера за руку. Он в состоянии удержаться – пока, но никто не может сказать, когда его воля истончится настолько, что даже собственное тело предаст окончательно. Сжимая мужскую кисть, разбойница старается отвести нож от чужого горла, но всё, что ей удаётся – просто не дать тому поразить цель. Не рассчитала. Он мужчина, он сильнее.       — Мастер, – она из последних сил сдерживает его руку. — No le escuches. Eres más fuerte, lo sé.       Уговоры могут помочь только в красивом рассказе. Оттолкнув её так, что Ноа падает на пол, Делламорте рычит, последним усилием воли уводя удар в сторону и сталь бьёт в пол вместо плоти. Однако его рука, ведомая чужим зовом, уже поднимается для новой атаки. И вдруг разжимаются пальцы. Выпуская из хватки кинжал, который тонко поёт, соприкасаясь с мрамором плит, старший Ворон отшатывается. Молодой господин спешно отползает, глядя на брата, что, тяжело дыша, оседает вниз.       — Илларио, я…       — Не надо, – он поднимает руку. — Не говори ничего. Всё ясно и так.       Не отрывая настороженного взора от мастера, Ворон встаёт на ноги, небрежным и лёгким движением отряхивая камзол.       — Я думал, ты можешь держать в узде эту тварь. А оказывается, и тебе нужна рука с поводком. – Бросив последний взгляд на кузена, он переводит глаза на де Риву, что поднимается с пола. — Так держи его подальше от Тревизо. Подальше от Воронов. Он угроза для нашей семьи.       Развернувшись, один Делламорте решительным шагом скрывается в темноте, пока другой замер, сидя на кровавом полу, пустым взглядом смотря не в спину уходящего брата или на труп Зары – куда-то далеко.       — Мастер, – она протягивает руку, чтобы коснуться его плеча, но пальцы замирают в последний миг, не достигнув цели. — Нужно уходить.       — Да.       Слегка пошатываясь, он встаёт на ноги. Не смотря на неё произносит:       — Lo siento. Я не хотел нападать на тебя.       — Вы не напали. Это сделал другой.       Осторожно приблизившись, Ноа смотрит ему в глаза. Ни следа фиолетового.       — Что случилось?       — Не знаю. Злость просто вдруг... замолчал. – Глядя на женское тело со свёрнутой шеей, Ворон слегка хмурит брови. — Заберём её с собой.       — Что? Зачем?       — Она что-то знала. О предателе среди Воронов. И может рассказать больше о том, что со мной случилось. С живой мы поговорить не успели. Может, получится с мёртвой.       — А у нас как раз есть маг с подходящими навыками, – эльфийка кивает. — Только вот… нам же тащить её через полгорода. Два Ворона, несущие чей-то труп…       — Вполне привычная для Тревизо картина.       Согласно хмыкнув, женщина подходит поближе, хватая тевинтерку за руку. Мастер Луканис берёт вторую, и они подпирают покойницу с двух сторон. Можно было бы даже подумать, что они тащат вусмерть пьяного друга до дома, не будь этот "друг" холодным и скользким от крови. Устраивая у себя на плече поудобнее ношу, де Рива тянет губы в ухмылке.       — Знаете, я раньше с заданий прихватывала трофеи. Ложку серебряную там или что подобное. Таких сувениров у меня ещё не было.       Пусть лучше мастер отвлечётся мыслями на её неуместные шутки, чем думает о вещах куда более мрачных. Недолгая передышка. Но это всё, что она может дать.       — Зачем ты крала ложки? – Мужчина идёт вперёд, приноравливаясь под её небольшие шаги.       — Чтобы ростовщикам заложить. Нужно же где-то брать деньги.       Он усмехается.       — А Вьяго в курсе, что его ученица подворовывает чужое столовое серебро?       — Нет. И было бы неплохо, чтобы он не узнал.       — Не узнает. Не от меня.       Спотыкаясь, они бредут по улицам, и ловя на себе липкие взгляды, де Рива с запозданием жалеет, что не накинула на лицо капюшон. Да, Тревизо к убийствам и трупам привычен, однако это не мешает каждому встречному провожать их любопытными взорами. Мастера это кажется не волнует от слова совсем. Сосредоточенно двигаясь к цели, он снова хмур и задумчив. А она, глядя на фонарики, украшавшие улицы, старательно пытается отыскать тему для ещё одной шутки. Получается скверно.       Достигнув "Брильянта", де Рива почти с ненавистью смотрит на лестницу. Сама проходка по улицам уже далась тяжело, так теперь Ренату ещё и наверх переть надо. Стиснув зубы, Ноа делает шаг. Разбойница раньше никогда не таскала трупы. Она редко избавлялась от тел, пряча те на илистом дне реки или в тёмных проулках. Зачем? Смерть была посланием, а что может передать сообщение чётче, чем мертвец, найденный у порога?       Одолев треклятую лестницу, Вороны толкают дверь. Пронося тело мимо Когтей, Ноа мельком глядит на их лица. Мастер Вьяго не посчитал это достаточно странным, чтобы хотя бы бровь в удивлении приподнять.       Ещё двадцать два шага. Двадцать один. Смотря строго под ноги, чтобы не навернуться, эльфийка мысленно ведёт счёт. Четырнадцать. Немного осталось совсем. Девять. Светлый пол, окно, элувиан. Наконец-то.       Практически вывалившись на другую сторону зеркала, она спотыкается, чуть не выпустив тевинтерку из своей хватки.       — Дальше я сам понесу.       — Нет, – Ноа поджимает губы упрямо. — Я справлюсь. Идёмте.       Снова ступеньки, спасибо хоть, что на сей раз чуть меньше. Просто считай, говорит де Рива себе, и не думай, что впереди ещё одна лестница. Преодолев и эту преграду, они поднимаются в общий зал. Таща Ренату, женщина кивает сидящей на диване с книгой Белларе.       — Эммрик у себя?       — Да, – прижав том к груди, Странница смотрит на тело. — Эм, ребят…       — Объясню позже.       Останавливаясь, они взирают на последнее препятствие между ними и комнатой некроманта. Эта лестница всегда была такой ужасно длинной? Издав обречённый стон, эльфийка встаёт на ступеньку. Ворон косится на неё.       — Может…       — Даже не начинайте, – она фыркает, поднимаясь. Одна ступенька, вторая… пятнадцатая. Ноа старательно не думает о том, что потом им придётся тевинтерку ещё обратно оттаскивать. Не оставлять же гниющее тело на Маяке.       — Простите, что без стука, Эммрик, – вваливаясь в комнату некроманта, разбойница вновь чуть не спотыкается. — Надеюсь, вы не против гостей?       — Что вы, вашей компании я всегда рад, – закрывая книгу, что читал до этого, Волькарин разворачивается к ним и несколько удивлённо взирает на мёртвое тело. Отчего-то де Риве вдруг становится очень весело. Такой толпой к нему заявляются редко, а тут ещё и с трупом женщины. Абсолютно голой и вымазанной в бурой крови. Ноа машет морталитаси рукой. Зары. И говорит бодрым тоном:       — Знакомьтесь, магистр Рената. Она до смерти жаждет пообщаться с вами.       — Нам нужно задать ей пару вопросов, – Делламорте чуть морщится. От тяжести ноши или неудачного каламбура поди разбери. — Это важно, Эммрик. Мы бы не потащили её из Тревизо, будь иначе.       Выжидательно глядя, два Ворона практически наседают на мага, пока тот не сдаётся.       — Сделаю всё, что в моих силах. Сюда, пожалуйста, – Волькарин указывает на каменный стол. Щелчком пальцев он поджигает ритуальные свечи, пока разбойники водружают тело.       — Мастер, – по какой-то причине Ноа понижает свой голос до почтительного шёпота. — А если то, что услышим, нам не понравится?       — Если?       Она пожимает плечами.       — Можно же понадеяться.       Мановение руки некроманта – и оживают останки. Зелёный отблеск, болезненный хрип. Сухая гортань трещит словно ткань, что рвётся грубой рукой, когда Рената пытается сделать вдох. Подняв на Ворона взгляд, Эммрик кивает.       — Только прошу, поспешите. Её дух… довольно несговорчив.       Дважды просить нет нужды. Делая шаг вперёд, Делламорте практически нависает над столом. Он не разменивается на длинные формулировки или детали.       — Кто приказал тебе убить Катарину?       Рената скрипит зубами, но воля Дозорного заставляет её отвечать.       — Тот, кто и твоей смерти хотел. Тот, у кого ты забрал то, чего он желал. Признание, имя, титул. Власть, что этот титул даёт.       В упор глядя на мёртвую, мастер выдыхает чуть слышно:       — Илларио.       — Amatus…       Ноа не знала, что это слово значит, но тон говорил всё за себя. Печаль, горечь – и ненависть. Скребя стол ногтями, Зара воет, выгибаясь дугой.       — Убил! Обманул! Он обещал мне!       Яростный крик переходит в тихий шипящий скулёж.       — Он обещал…       — Думаю, хватит, – де Рива кивает Эммрику, и тот взмахом ладони отпускает духа обратно. Так и не вышло спросить, что же там с демоном. Но не всегда получается выяснить всё, что хочешь. Им хватит и того, что они сумели узнать.       Она глядит на старшего из оставшихся Делламорте, вспоминая слова Илларио. Тогда Ноа приняла их за шок и испуг, может, капельку гнева, но сейчас… "Держи его подальше от Тревизо. Подальше от Воронов. Он угроза для нашей семьи."       Ноа недобро щурится. Кто тут ещё угроза.       У Зары Ренаты было много подручных. Союзников, слуг. Они думали, что убрали все её фигуры с доски. И сосредоточившись на королеве, упустили из виду её короля. Король – фигура на первый взгляд бесполезная, даром что при регалиях. Но ведь неспроста проигравшей считается именно та сторона, что его потеряла.       Эльфийка аккуратно складывает рваные края фактов друг к другу. Синьора Делламорте была женщиной умной, с разумом острым, как лезвия вороньих кинжалов. Кто же мог застать её врасплох? Только тот, кому она доверяла настолько, что позволила зайти себе за спину. Потому и проглядела блеск ножа, нацеленный в её горло.       Илларио отодвинул брата с дороги, и затем бабушку, чтобы встать на их место. Незаметно, изящно, не пачкая даже края своих перчаток в крови. Король сам не делает хода, лишь толкает на это других. Он слаб, и он это знает. И потому убирает своих врагов чужими руками.       Лишь один раз ему пришлось действовать самому. Стремление быть рядом, наблюдая за каждым шагом, когда они с мастером явились по душу Зары. Не беспокойство – желание, чтобы никто не узнал о предательстве. И поспешное убийство Ренаты. Убрать свидетеля, пока тот не сболтнул лишнего, Ноа сама так делала.       На похоронах Илларио был подавлен. Обеспокоен. А де Риву на тот момент слишком волновал другой Делламорте, чтобы она могла углядеть в горечи молодого Ворона слабый отблеск притворства. Чтобы могла понять, что беспокоится он за собственные планы, а подавлен тем, что его кузен жив, и выбрался из темницы, в которой должен был провести вечность. Да и как Ноа могла догадаться, когда даже те, кто хорошо его знал, оказались им одурачены?       Он хитёр и пронырлив, а ещё горд без меры. Он умён. Но выше его ума только его жажда славы. Признания. Власти. А в погоне за властью даже семья из союзника превращается во врага. Самым близким людям нужно меньше времени и усилий, чтобы воткнуть нож тебе в спину. И как тут увернёшься, когда расстояние минимально?       Вся знать ненавидит друг друга, знает же Рива. А семья Делламорте – довольно знатная. Стоит ли удивляться.       Мастер Луканис не удивился. Не отрицал, не упорствовал – Вороны привычны к предательству. То, с какой быстротой он решил избавиться от того, кого звал братом, не могло не восхищать. Госпожа Катарина неспроста решила отдать свой титул именно ему. Горе тому, кто, ударив, не сумел довести начатое до конца. Потому что у хищных птиц долгая память и обиды они помнят весьма хорошо. Вороны довольно мстительны по своей природе. Антиванские в особенности.       Не будет пощады, не будет прощения. Кому нужно и то, и другое, когда есть месть? Ноа помнила, кто она и кем был он. Убийцы без жалости и сомнений, их растили такими, это втравлено им под кожу, и от этого не избавиться. Даже намёки на рыцарственность не в силах побороть вороний инстинкт.       Она не спрашивала, что мастер Луканис намерен сделать с Илларио, она знала, как это будет – жестокая схватка, брат против брата. Медленно расплывётся по тёмно-синему бархату пятно алого, кровь на клинке будет капать, пачкая пол. И де Рива не допустит, чтобы эта кровь была мастера.       Снова ночь, снова Тревизо. Видимо, в родной город её отныне приводят лишь только дела. Скользнув по черепице, она перелетает на соседнюю тёмную крышу и слышит лёгкий стук каблуков у себя за спиной. Делламорте обгоняет её, перескакивая на следующее здание. Глядя мужчине в спину, Ноа хмурит тонкие брови. Думает ли он о том, чью жизнь сегодня собирается отобрать? Думает ли о чём-нибудь? Короткие перебежки, улицы, площади, ждущий его ножа где-то там человек, – всё это знакомо и позволяет отвлечься. Можно даже представить, что он вновь на работе. Обычный контракт, обычная жертва. И кровь, что ему предстоит пролить сегодняшней ночью, не бежит в его венах так же, как и в чужих.       Обычно, когда Вороны заявляются на светские мероприятия, это заканчивается парой оборванных судеб. Этот раз исключением точно не станет. Из окна башни Ноа глядит на далёкие тёплые огни виллы, что затмевали собою звёзды. Илларио осталось праздновать считанные минуты. Мастер Луканис выбрал его своей целью, а цель Воронов как известно не живёт долго.       Он добьётся своего. А она будет рядом. И поможет ему.       Запрыгивая в гондолу, де Рива садится на корму, оглядываясь на беспокойно дремлющий город. Сны Тревизо – о крови, о смерти и мести, находят своё отражение в реальности, выплёскиваясь на кварталы, и площади, и артерии улиц. Когда знать выясняет свои отношения, за это всегда платят те, кто стоит ниже, захлёбываясь алым и подставляя согнутые спины, чтобы господа могли стоять высоко, не пачкая собственных туфель. В последний раз грызня за власть среди Воронов стоила их городу очень многого. А история имеет свойство кусая себя за хвост вертеться по одному и тому же кругу.       Все эти люди, погибшие от рук венатори, разрушения и гибель в домах и проулках. У семьи Делламорте перед Тревизо долгов накопилось достаточно. И кто-то должен по ним заплатить.

***

      Встретить венатори в родовом поместье было сюрпризом. Отнюдь не приятным. Туннели, что вели за пределы города и которые были в любом мало-мальски знатном имении, набиты тевинтерцами чуть ли не под завязку. Для двух Воронов, один из которых сделал своей специальностью охоту на венатори, это было не особой проблемой.       Извлекая из груди мёртвого мага свой метательный нож, де Рива осматривается.       — Зачем Илларио привёл сюда их? – Эльфийка слегка пинает тело ногой.       — На случай, если кому-то не понравится новый Коготь.       Все Вороны, что хоть что-то значат, там, в оперном зале. Можно одним ударом срезать всю верхушку, если они будут упрямиться. Это крайние меры, на которые младший Делламорте пойдёт, только если не сработают все остальные. Глядя на алые одежды тевинтерцев, что почти сливались по цвету с кровью, разлитой по полу, мастер Луканис сжимает кулак.       — Впустил их в мой дом, – голос слегка дрожит от гнева, — в мою семью. Илларио, идиот… что же ты натворил.       Вдох. Выдох. Он усмиряет злость.       — Идём. Не будем заставлять его ждать.       Переход, следом ещё один, лестница – после недавнего Ноа находилась по ним на годы вперёд – и наконец дверь. Тихо присвистнув, разбойница осматривает гостиную, куда её тайными лазами привёл Делламорте. Так светло. И золото практически повсюду, даже в самых дальних углах. Женщина оглядывает богатство и роскошь первого Дома Воронов, вспоминая каморку, в которой жила, пока была ученицей. Ещё одно напоминание, как далеко они с мастером друг от друга.       Галереи и коридоры, тихие, бледные, переходы от тени к тени, избегая яркого света. Интересно, каково это – прятаться в собственном доме? Наконец они добираются до оперного зала, заходя бесшумно, как и подобает смерти. Скользят в темноте, глядя на лица. Ряды птиц с тёмно-синими перьями, Пятый и Седьмой Когти. И тот, кто объявил себя Первым. Все глаза прикованы к гибкой фигуре на сцене, что купается в свете внимания.       — Вы все знаете, что за трагичный случай собрал нас сегодня здесь. Гибель Катарины, что так долго вела нас с вами вперёд – утрата невосполнимая.       Тонкая дрожь в голосе, приправленная толикой скорби в глазах. Актёр из Илларио недурной. Обводя рукой залу, он говорит, и голос его отдаётся эхом в душе каждого из присутствующих, пусть и по разным причинам.       — И как будто этого мало, моей семье был нанесён новый удар. Я считал возвращение с того света Луканиса подарком судьбы. А потом оказалось, что это лишь тварь из Тени, носящая дорогое моему сердцу лицо. Мой самый близкий союзник, тот, кого я знал с детства и звал своим братом, напал на меня.       Гул голосов, одобрительные хлопки – антиванцы любят трагичность и хорошую драму. Окрылённый всеобщим признанием, Илларио продолжает, и каждое слово звучит всё громче и громче.       — И из-за кого это всё? Кто повязал себя кровью с демонами, кто желает подгрести целый мир под себя? Вы все знаете ответ. Венатори. Они душат Антиву, наш Первый Коготь и мой кузен пали их жертвой. Они думают, что способны отнять у нас нашу страну и свободу. Думают, что сумеют поставить нас на колени. Но я обещаю каждому из вас: это они преклонятся. Не бывало такого, чтобы дракон указывал Ворону. И не будет.       Останавливаясь в центре сцены, он разводит в стороны руки, словно стремится объять весь мир и тех, кто живёт в нём.       — Я приму мантию Первого Когтя. Я поведу Воронов за собой.       — И куда же? – мастер небрежно выходит из тени под звук изумлённого шелеста голосов. — Неужели только меня интересует этот вопрос?       Делламорте делает назад шаг, на лице чистейшее удивление пополам с горечью.       — Луканис. И как ты только посмел вернуться после всего, что сделал?       — Я могу то же спросить у тебя.       Он и сам всё поймёт, нет нужды говорить прямо. Обвинять младшего Делламорте в убийстве того, кто делил с ним фамилию, не имея на руках тузов доказательств – смерти подобно. Это серьёзное оскорбление. И смывается оно только кровью.       Невесело рассмеявшись, Илларио качает головой.       — Посмотри на себя, Луканис. Заявляешься без приглашения в дом, которому твоё возвращение принесло столько горя. Клевещешь на собственную семью и чего ради? Признания? Власти? Это голос демона в тебе говорит, кузен.       — Я говорю сам за себя.       Ноа чуть крепче стискивает рукоять вложенного в ножны кинжала, чувствуя на себе взгляды собравшихся. Ворон – птица скептичная и осторожная, он будет смотреть, слушать и ждать. И примет сторону только в самый последний момент.       Делая к сцене шаг, мастер Луканис снимает перчатку с левой руки. От его зорких глаз не уходит незамеченными ни напряжение в позах Когтей, ни тень опасения на лице брата.       — Хватит прятаться за словами, Илларио. Не впутывай других. Это дело нашей семьи, так решим всё один на один.       Дуэль, вызов чести и мастерству. И этот вызов он примет. Не может не принять. Молодой Ворон сжимает кулак и на мгновение в тёмных глазах загорается отблеск злобы. Степенно кланяясь, он цедит сквозь зубы:       — Que así sea.       Вороны окружают их, замыкая кольцо. Один подаёт претенденту на место Первого Когтя рапиру. Мастер скидывает нагрудник, оставаясь лишь в тонкой рубашке. Поединок должен быть честным.       Годы назад Делламорте тоже вышли на поле битвы. Но тогда они сражались с враждебным Домом. Сейчас – друг с другом.       Госпожа Катарина могла бы гордиться тем, кого она обучала. Мастер Луканис уклоняется ловко и движется быстро, сокращает дистанцию, занося руку чтобы ударить. Не нужно быть убийцей со стажем, чтобы понять – удар будет смертельным. Делая шаг назад, Илларио смазано дотрагивается до груди. Его золотая брошь вспыхивает алым на миг, и покачнувшись, мастер отшатывается, удержав оружие лишь силой привычки. Нечестно.       Они не докажут, что молодой Ворон убил синьору Катарину. Но он обманул и нарушил правило схватки. Этого вполне хватит.       Незаметно эльфийка смотрит на других Когтей. Четвёртый настороженно щурится, Второй поджимает губы. Госпожа Тейя хмурит тёмные брови, мастер Вьяго перехватывает взгляд своей ученицы и кивает легко. Они тоже видели. Магия крови не является разрешённым оружием даже в дуэлях Тевинтера. Если Илларио и победит, победа его чистой не будет.       Дыхание перехватывает на миг, когда она видит, как грань чужого клинка сверкнула так близко к горлу мастера. Не спуская глаз со знакомой фигуры, эльфийка сжимает рукоять своего ножа. Нельзя. Встряв в поединок, Ноа опозорит и его, и себя. И тогда их обоих убьют.       Если он здесь умрёт, венатори захватят Антиву. Но переживала де Рива далеко не поэтому. И отчаянно пыталась понять, почему.       Кто он ей? Союзник, напарник. Тот, кто подставит плечо, с кем можно посидеть в тишине и это не будет неловким. С кем можно готовить вечерами паэлью, пить чай или кофе, метая друг в друга острия шуток и не обижаться один на другого, ведь ножи эти затуплены и не способны причинить вред. Она не знает подходящего для этого слова.       В порушенном мире сложно найти место для веры, и всё же Ноа коротко молится. Не Создателю и уж тем более не Творцам. Разбойница и сама не знает, кого просить отвести беду, направить руку того, кто стал ей помощью и опорой. А теперь, когда мастеру Луканису самому нужна была помощь, де Рива не имеет права даже двинуться с места, не то, что закрыть собой. Ей остаётся только смотреть.       Вихрь синего, тёмного, смертоносного. Один Делламорте дерётся с другим в кругу света и взглядов, полных хищного интереса. Блок, удар, уворот. Замах, отскок, уходит в защиту. Изящным и быстрым движением Ворон делает выпад вперёд, перехватывая руку врага, выбивает из чужой хватки оружие, лязгает об пол металл. Ноа прикрывает глаза, удерживая полный облегчения выдох. Жив. Победил.       Упав на одно колено, Илларио утирает кровь с рассечённой щеки. Прижав ладонь к сердцу, поднимает свой взгляд.       — Значит, вот как это закончится? Ну что же, Луканис, ты получил, что хотел. Я перед тобой. Убей меня. Забери моё место.       — Нет, – мастер опускает руку, сжимающую кинжал. По рядам Воронов шелестит недовольный ропот. Пусть семья, но оскорбление, нанесённое непочтением правил, было серьёзным. И после такого живым никто соперника обычно не отпускал.       — Нет? И что же, позволишь мне просто уйти? Ты размяк, кузен. И даже такую малость до конца довести не способен, – обводя глазами присутствующих, Илларио повышает голос. — Такого вы хотите Первого Когтя? Слабого, бессильного, что не в состоянии прикончить врага, когда тот стоит перед ним.       — Стоит на коленях, – глядя на брата, мастер вкладывает в ножны клинок. — А Делламорте никогда не склоняют колен.       Если ты теряешь имя своего Дома, это значит, что ты провалился. Это значит, что родство с тобой бросает тень на оставшихся членов семьи. Ты позор, разочарование, ненужная ветвь, которую необходимо обрезать, пока твоя гниль не заразила и всех остальных. Мастер Луканис фактически подписал на бумаге судьбы Илларио своею твёрдой рукой: ты изгнан. Лишён тех двух вещей, что для любой птицы их стаи значили больше жизни. Честь у Воронов – вещь весьма условная, но она есть. Даже мертвецы сохраняли за собой фамилию. Но не предатели.       Кивнув мастеру Вьяго, Делламорте отступает на шаг, пока Пятый Коготь поднимает с колен Илларио. Тот ухмыляется, смотря кузену в глаза.       — Ты спросил, куда я намерен вести Воронов. Задам встречный вопрос: а куда способен их привести ты?       Он слегка поводит по золотой броши – жест незаметный почти. И дух внутри мастера взвыл. Вспыхнула магия, развернулись фиолетово-чёрные крылья. Отшатнувшись, Илларио указал широким жестом на брата.       — Посмотрите на него! Как он может быть вашим лидером? Он же одержимый!       — Как и ты, – Ноа выходит вперёд, вставая с мастером Луканисом рядом. — Имя его демона Злость. Твоего – Власть.       И ради этой власти ты убил того, с кем связан кровью.       Илларио глядит на неё – снисходительно, словно на запутавшуюся глупую девочку, легко и приветливо, с ноткой жалостливого сожаления.       — Mia cara, боюсь, ты ошиблась в выборе того, кому вручить свою верность.       — Я всё выбрала верно. Из двух Делламорте есть только один, кто может взять своего демона под контроль, – она чуть улыбается, смотря на мужчину, что прячет крылья, усмиряя голос, звенящий в душе. — И кому не нужна рука с поводком.       Илларио смотрит на Ноа – и под его взглядом она больше не чувствует себя рядом с мастером лишней. Смотрит на других Когтей и не находит в их лицах поддержки. Черты искажает бессильная злоба на миг. Его самое главное оружие – это слова. И сейчас оно бесполезно.       — Te arrepentirás de tu elección.       Никто не связал ему рук. А стоило бы. Третий раз касаясь заветной броши, он взывает к своим до поры надёжно скрытым союзникам. Последняя отчаянная попытка человека, который знает, что отступать ему некуда.       Крики, лязг, в воздухе сгущается магия. И Воронов окружает алое море.       Повинуясь приказу, венатори бьют со спины. Но убийцы Антивы сами любители тактик, подобных этой. Пусть отвлекли, пусть застали врасплох, все, кто здесь был, мастера своего дела. А мастер всегда быстро берёт себя в руки, каким вероломным бы ни было нападение. Когти и их подчинённые, все сражаются слаженно, отстаивая своё право на жизнь и свободу.       Вскрывая горло очередному врагу, Ноа быстро оглядывается. Их разделили, оттеснили один от другого, Делламорте дрался далеко от неё. Он устал и измотан дуэлью. И на нём нет брони. Вонзая кинжал магу венатори под рёбра, она скользит по залу, стремительно и проворно, прикрывая его, принимает удар на себя. Бок о бок, спина к спине, как тысячи раз до этого. Методично даря врагам милость последнего покоя, они защищают друг друга.       Мелькает знакомый синий, ярко мерцает алым чародейский кинжал. Перехватывая чужое оружие, мастер Луканис отбивает атаку. Ноа отходит назад, давая ему место для битвы. Этот бой – только его, де Рива лишь проследит, чтобы никто в их схватку не вмешивался.       Последний из венатори падает наземь с грудью, пронзённой насквозь, ждать подмоги Илларио неоткуда. Понимая, он сражается яростно, на пределе сил. Но это его не спасает. Блок, замах – и вскрикнув, предатель роняет кинжал. Илларио не уйдёт. Недооценил чужую силу или переоценил собственную, это неважно. Он ошибся, а Вороны не прощают ошибок. Его хватают, скручивают за спиной руки. Когти сурово взирают на человека, что должен был вести их за собой следом.       — Matarlo! – Кричит кто-то из Воронов.       — Muerte al traidor! – Подхватывают из толпы следом. Прерывая клич смерти властным взмахом ладони, мастер смотрит брату в глаза. Решать судьбу побеждённого – удел триумфатора. Он стоит гордо, за спиной у него груда поверженных окрашенных алым тел. Жив. Победил. Снова. Разве могло быть иначе.       — Ты привёл в наш дом венатори, предал меня, предал свою страну. Твоим наказанием должна стать только казнь.       Одобрительный восторженный рокот прокатывается по рядам. Взирая на ждущую последнего слова жадную до крови толпу, Ворон вновь возвращает свой взгляд на лишённого чести и имени.       — Но я не убью тебя. Смерть избавит от унижения. Жизнь не сделает такого подарка.       Мельком глянув на собравшихся в ближнем кругу, де Рива замечает голодный довольный отсвет в глазах у других Когтей. Вороны уважают лишь силу. И холодная выверенная жестокость каждому из них по душе.       — Заприте его, – Делламорте машет рукой на кузена. Хмуро сведённые брови, карие глаза тускло блестят. Но Ноа знала его достаточно хорошо, чтобы видеть, что тёмная искра во взгляде рождена вовсе не злобой.       — Мастер, – эльфийка сама не знала, зачем это говорит, — он продал вас. По его приказу убили госпожу Катарину.       — Знаю, – Ворон сжимает кулак и совсем тихо шепчет, чтобы услышать могла только де Рива. — Но он всё, что осталось у меня от семьи.       У неё братьев не было и семью свою Ноа помнит с трудом. Но она знает, какое же странное это порой чувство – привязанность. Когда есть кто-то, кто тебя раздражает до дрожи, кого ты и любишь, и ненавидишь одновременно. Однако как бы ни злился, как бы ни ссорился, какой бы ни получил удар, не можешь заставить себя пойти в своей ненависти до конца.       Существование в клетке, там, где до него не сумеют добраться чужие ножи – единственный способ сохранить Илларио жизнь. В позоре, бесчестье, но жизнь. Ослеплённый обидой и злостью, он не поймёт намерений брата. И возненавидит его. За момент триумфа, превращённый в величайший позор.       Веры хрупкий фарфор очень легко выпустить из своих пальцев. А разметавшиеся по полу кусочки так трудно собрать, пока они режут ладони. И даже если их склеишь обратно, как прежде уже не будет. Тот, с кем мастер Луканис рос, с кем делил радость и боль, учёбу и отдых, ходил на задания или проводил часы в дружеской тишине, ушёл. А он остался – стоять на вершине один.       Жив. Победил.       И лишился всего.       Наверное, ему больно, думает Ноа. Ей бы точно было больно. Быть может, стоило Илларио всё же прикончить. Чтобы он не маячил перед глазами, не был вечным напоминанием о порушенной дружбе и растоптанном в мелкую крошку доверии. О потерях, которые вынести одному практически невозможно.       Ей хотелось сказать мастеру что-то, но что? Она не могла помочь Делламорте, как не могла звать его по имени. Это была черта, очень ясно прочерченная граница, которую она сама провела и которую де Риве нарушать не следовало. Да и с чего она вообще взяла, что ей это дозволено?       Но ведь не обязательно попирать установленный рубеж. Можно ведь и просто подойти достаточно близко, несмело коснувшись раздела лишь кончиком пальцев.       — Lethallin, – тихо зовёт эльфийка на языке, что достался ей от родителей. — Ir abelas.       Мужчина переводит взгляд на неё. Улыбается краешком губ.       — Gracias, amigo. Хоть и не знаю, что ты сказала.