Наследие древних.

Я провожала взглядом Малфоя, который исчезал за дверью, а в голове настойчиво зудел вопрос: что же ему могло предсказать? И что такого я сделала? Эти мысли крутились, как завороженные, но прежде, чем я успела надолго погрузиться в размышления, зал взорвался оглушительными криками. В дверях появились близнецы Уизли, потрясывая какими-то склянками, похожими на бутылочки с чем-то зеленоватым, и их лица сияли, будто они изобрели эликсир вечной шалости. — Есть! Мы сделали это! — орали они, и их крики сразу вызвали бурные овации и возгласы радости. Я, честно говоря, смотрела на эту сцену с лёгким недоумением, слегка нахмурившись, как будто передо мной открывался очередной Уизли-эксперимент с возможными катастрофическими последствиями. — Сделали что? — спросила я осторожно. — Зелье старения! — гордо заявил один из близнецов, поднимая бутылочку выше, как артефакт великой силы. — Они считают, что смогут обмануть магическую защиту, — сухо заметила Гермиона, указав на светящийся круг вокруг Кубка. — Дамблдор сам провел эту черту, и вам всё равно не удастся её пересечь. Один из близнецов посмотрел на неё так, будто она что-то упускала из виду, и усмехнулся. — И что с того? — с вызовом спросил он, приподняв бровь. — Ваше дурацкое зелье всё равно не сработает, — с уверенностью заявила Гермиона, сложив руки на груди. Близнецы переглянулись, и в их глазах промелькнул опасный огонёк — тот самый, который обычно предупреждал о начале очередной авантюры. — Именно! Потому что оно такое дурацкое! — загорелся один из них, подмигнув, как если бы он рассказал секрет вечной молодости. — В этом-то и вся прелесть! — добавил второй, беззастенчиво улыбаясь, как подлинный гений в мире алхимии. Под дружный смех и аплодисменты близнецы выпили свои зелёные колбы с зельем и, приобнявшись, напыщенно прыгнули в магический круг, словно это был их торжественный марш на пьедестал. Меня, признаюсь, немного заинтриговало — неужели у них всё-таки получится обойти одно из самых сложных заклинаний, наложенных самим Дамблдором? Секунда, другая, близнецы закинули листочки с именами в Кубок — и ничего не произошло. Зал разразился аплодисментами, и в воздухе повисло напряжённое ожидание... как вдруг синее пламя огня Кубка вспыхнуло, словно решило показать всем присутствующим, кто тут главный, и швырнуло братьев на несколько футов назад, как две старые перчатки. Все застыли, а потом раздался дружный взрыв смеха, когда стало ясно, что близнецы не просто не обошли возрастное заклинание, а и начали быстро стареть. Один из них — кажется, это был Фред — тут же ткнул пальцем в Джорджа, обвинив его в провале эксперимента, на что Джордж парировал обвинения ещё более старческим голосом, и они покатились по полу, цепляясь друг друга локтями и коленями, словно два упрямых старика, затеявших спор о том, чей сустав скрипит громче. — Это была неудачная идея, — прокомментировала я, изо всех сил пытаясь удержать серьёзное выражение лица. — А я говорила, — с гордостью добавила Гермиона. Она вообще выглядела так, словно вся шалость велась ради этого торжественного момента, когда её слова окажутся правдой. Круг наблюдателей вокруг дерущихся старичков стал гуще, раздавались крики поддержки, подбадривающие возгласы — Рон, кажется, особенно вдохновился, выкрикивая: «Давай, Джордж! Фред! Кто кого!» Веселье в зале достигло максимума, и как раз в этот момент дверь открылась, впуская в зал профессора Каркарова, Виктора Крама и ещё нескольких учеников Дурмстранга, чьи лица, казалось, видели улыбку не чаще, чем они видели солнечный свет зимой. Интересно, они вообще умеют улыбаться? Они подошли к Кубку, как солдаты, и первым, разумеется, своё имя бросил Виктор Крам, глядя на кубок так, словно это была его следующая спортивная цель. Остальные ученики следовали его примеру с таким выражением лица, будто бросание своего имени в огонь было делом серьёзнейшей важности. Несколько часов спустя Дамблдор вышел в центр зала и стал рядом с Кубком, как актер перед самым важным выходом на сцену, сдерживая напряжение тысяч взглядов. Он развёл руками, призывая к тишине, и вся комната будто втянула дыхание, как будто кто-то велел всем ветрам замереть на месте. — Настал момент, которого мы все так ждали, — проговорил он, голосом, который будто вливал в зал новый уровень торжественности. — Избрание чемпионов! Он слегка провёл рукой вдоль зала, и пламя в боковых чашах угасло, погружая всё в полумрак, как будто само время решило тоже наблюдать за происходящим, притормозив свой бег. Повисло молчание, от которого даже темные углы казались наполненными скрытым волнением. Первый всполох красного пламени осветил Кубок, и обугленный клочок бумаги вылетел из его синего света. Дамблдор подхватил бумажку и медленно зачитал, словно произносил не имя, а древнее заклинателинание: — Чемпион Дурмстранга — Виктор Крам! Ну, конечно. Кто бы сомневался? Похоже, если бы Кубок не выбрал его, Каркаров, вероятно, просто взглядом расколол бы его пополам. Затем Кубок снова взмыл ярким светом и выпустил вторую бумажку. — Чемпион Шармбатона… Флёр Делакур! Студенты Шармбатона вскочили, приветствуя свою чемпионку, их аплодисменты были столь бурными, словно это был их последний шанс выразить энтузиазм. Флёр, словно в ответ, гордо подняла голову, как истинная звезда, достойная представлять свою школу. И наконец, Кубок испустил последний яркий свет, и Дамблдор, поймав ещё одну бумажку, с невозмутимым выражением лица провозгласил: — Чемпион Хогвартса — Седрик Диггори! Зал взорвался с удвоенной силой. Радость буквально пронизывала воздух, и среди взволнованных криков можно было уловить счастье и даже гордость. Глядя на ликующих друзей Седрика, мне вдруг стало интересно, как Кубок выбирает чемпионов? По каллиграфии? По тому, насколько ловко они умеют бросать свои имена? Или, возможно, по популярности? Тогда он не хуже других судей. — Превосходно, — произнёс Дамблдор, разводя руки с такой грацией, словно дирижировал оркестром, — Теперь у нас есть три чемпиона. Но только один из них войдёт в историю. Только один поднимет этот Кубок Трёх Волшебников, — сказал он, указывая на сверкающий трофей. И тут Кубок, как будто решивший, что три имени ему недостаточно, выдал ещё один неожиданный сюрприз. Красное пламя блеснуло в последний раз, и очередной клочок бумаги плавно спланировал в воздух. Дамблдор поймал бумажку, и на его лице отразилась целая палитра эмоций — от недоверия до неожиданного беспокойства. Он медленно, с видимой тяжестью, поднял глаза на зал и, словно пытаясь убедиться, что все по-прежнему на своих местах, громким и твёрдым голосом произнёс: — Гарри Поттер! Что? Гарри? Зал замер. Волна непонимания, словно мощный удар, прошлась по всем сидящим. Я машинально повернулась к Гарри, застыла, глядя на его растерянное лицо. Он сам выглядел так, будто кто-то случайно назвал его чемпионом танцевального турнира для невидимых гоблинов. — Гарри Поттер! — голос Дамблдора звучал ещё властнее, словно усиливая силу своих слов в попытке пробудить Гарри от оцепенения. Я толкнула его локтем в бок, пытаясь заставить его двинуться. Спустя несколько долгих мгновений Гарри всё-таки поднялся, шаг за шагом направляясь к Кубку, будто был не уверен, что этот путь действительно для него. В зале распространилась угнетающая тишина. Рон, сидящий рядом с Гермионой, уставился на происходящее с лицом, словно он только что случайно открыл, что его лучшего друга пригласили на грандиозный бал, о котором он даже не слышал. Гарри, заметно побледнев, подошёл к директору и взял бумажку с собственным именем, словно она могла оказаться фальшивой. Он медленно, с неуверенностью в каждом шаге, направился к остальным чемпионам, а осуждающие взгляды студентов, казалось, хлестали его, словно колючий ветер. Ещё немного, и этот путь можно было бы сравнить с затянувшимся, безрадостным маршем в один конец. Церемония закончилась так быстро, будто кто-то боялся, что ещё секунда промедления — и зал взорвётся в протесте. Нас, студентов, отправили в спальни, а чемпионов увели в другое место, куда посторонним, как намекнул взгляд МакГонагалл, даже мечтать о попадании не стоило. Как такое возможно? Этот вопрос жужжал в голове, когда я, чувствуя нарастающее беспокойство, отправилась в гостиную Гриффиндора. Рон с каким-то раздражением пошёл впереди, не дождавшись ни меня, ни Гермионы. На следующее утро я нашла рыжеволосого, сидящего в одиночестве на лавочке у окна. Он выглядел непривычно тихим и задумчивым, что было ему совсем не свойственно. Я осторожно подошла, решившись присесть рядом. Минуту молчала, пытаясь подобрать слова, и, в конце концов, решила начать с самого простого. — Доброе утро! — бросила я, с лёгкой улыбкой, надеясь на обычное ответное шутливое подшучивание, к которому привыкла. — Доброе, — ответил Рон, не поднимая глаз. Его хмурый вид насторожил меня. Я вздохнула и попыталась разрядить напряжение. — Да ладно тебе, Рон. Он ведь не мог сам бросить своё имя в Кубок, — сказала я, пытаясь его убедить. — Да? А как оно тогда попало туда? — Рон посмотрел на меня с раздражением, и в его глазах сверкнула боль, замешанная на сомнении и разочаровании. Я на секунду растерялась, не зная, как ответить. — Рон, ты же знаешь Гарри. Он бы не пошёл на это, — я пыталась найти нужные слова, но у самой внутри зрела тревога. Рыжеволосый отвёл взгляд и посмотрел в окно. Было видно, что мои слова ему не особенно помогли. — Иногда... — он чуть помедлил, будто решая, стоит ли говорить, — Иногда мне кажется, что мы с ним живём в разных мирах. Он — знаменитость, весь в приключениях. А я? Я просто друг Гарри Поттера. Я вздохнула, понимая, что это не просто обида, а что-то более глубокое. Это чувство, что он всегда остаётся в тени, мучило Рона не первый день. — Знаешь, — начала я, наклоняясь к нему, — Все думают, что быть Гарри Поттером — это легко. Но посмотри, что с ним происходит. Он ведь и сам не понимает, как его имя попало в Кубок, и ему совсем не нравится быть в центре внимания... ещё больше, чем обычно. Рон молчал, но я видела, что мои слова задели его. Казалось, он боролся с противоречивыми эмоциями. — Может быть... — он снова отвёл взгляд. — Может быть, я просто устал всё время думать, что ему трудно. Иногда хочется просто... не знаю, чтобы кто-то заметил меня. Это чувство, когда ты всегда рядом, но остаёшься невидимым, незамеченным, как тень, которой не удаётся зацепиться за свет. Я хотела что-то сказать, что-то, что могло бы его утешить, но вместо этого просто молча сидела рядом, ощущая тяжесть тишины, между нами. — Ты важен, Рон, — сказала я наконец, подбирая слова с осторожностью. — Для нас, для Гарри. Ты не просто его тень. Ты его друг, и для него это гораздо больше, чем просто фраза. Он едва заметно кивнул, но по его лицу было видно, что слова мало что меняют. Словно что-то внутри него всё ещё не давало покоя. Я не знала, как его убедить, что его ценность не измеряется только тем, как его воспринимают другие. — Нам надо идти на урок, Снейп будет ругаться, — сказал Рон, избегая моего взгляда. Его слова звучали напряжённо, как попытка убежать от темы, от разговора, который он не был готов продолжать. Он быстро стал и поспешил уйти, оставив меня сидеть в тишине. В этот момент я поняла. Рон просто не был готов говорить об этом. Он не хотел разбираться в своих чувствах, предпочитая избегать этого. Я могла бы ещё пытаться его убедить, но что-то внутри меня подсказало, что только Гарри может помочь развеять те сомнения, которые бушуют в Роне. Гарри, который понимал его лучше всех, мог бы стать тем мостом, который соединит их миры и снимет все эти барьеры. Мне нужно было поговорить с ним. С лёгким вздохом я покинула лавочку и направилась к своей комнате. Забрав книгу, я шагала в сторону кабинета зельеварения, пытаясь составить в голове несколько предложений для разговора с Гарри. Но, не успев даже прикоснуться к двери, она открылась, и передо мной возник Снейп, как всегда, с этим взглядом, который был не столько пронзающим, сколько смертоносным, как если бы он мог бы просто вонзиться в твою душу и сжечь её заживо. — Мисс Стоун, я как раз вас и искал, — произнёс он, словно я была не студенткой, а каким-то крайне важным объектом для его исследования, с которым ему не терпелось заняться прямо сейчас. И судя по его выражению, оставить меня живой в его план не входило. От этих слов мне хотелось как минимум исчезнуть, спрятаться в самом дальнем уголке планеты. Чувство, что на меня нависает нечто большее, чем обычный урок, нарастало с каждой секундой. — Что-то случилось? — попыталась я совладать с нервами, задавая вопрос, ответ, который даже сама не хотела бы слышать. — В этом году не будет никаких поблажек, — Снейп произнёс это так, будто все остальные годы были лишь игрой на его фоне, а теперь настала его эра. — И ваши друзья вам не помогут. Он говорил это как будто я год назад, отправила его в полёт к стенке. Развернувшись, Снейп направился к своему столу, где с сидячей грациозностью опустился на стул, ожидая чего-то важного. В этот момент рядом прошёл Малфой, бросив через плечо ухмылку, которая не то чтобы могла сделать моё настроение хуже, но точно не улучшила его: — Оу, бедная, Стоун, — протянул он с самодовольной усмешкой, — Лишили помощи. Смотря на блондинистый затылок Малфоя, я вдруг почувствовала, что мне больше всего хочется схватить свою книгу и, не колеблясь, съездить по его пустой голове. Впрочем, я сомневалась, что это могло бы решить проблему, но, черт побери, иногда мысли о таких вещах несли в себе определённое удовлетворение. Занятие, как назло, прошло для меня сумбурно. Снейп носился между столами, словно дух мщения, а мои мысли всё возвращались к вчерашнему дню. Сгущающаяся угроза его пронзительных взглядов никак не способствовала концентрации. К концу урока я уже всерьёз рассматривала вариант выхода в окно, когда Снейп, наконец, объявил завершение занятия. Облегчение оказалось таким внезапным, что я резко схватила книгу, решив покинуть кабинет в числе первых — если не первой. Надо бы подготовиться, иначе Снейп меня просто прилюдно четвертует. Каникулы, конечно, я посвятила древней магии и, признаться, почти не практиковалась в зельях. После отбоя, дождавшись, пока все погрузятся в сон, я прихватила книгу Персиваля Рэкхема и прокралась в гостиную Гриффиндора. Постучав по каменной стене в нужной последовательности, я открыла тайный проход. Скользнув в него, и спустя мгновение оказалась в той самой комнате, где призраки разгуливали с присущей только им непринуждённостью, словно время для них значило не больше, чем сквозняк. — Хех, этот парнишка, Поттер, навёл много шума, — усмехнувшись, Ветровоск, задумчиво пригладил длинную почти светящуюся бороду. — Вы уже всё слышали? — спросила я, удивлённая их осведомлённостью. — Естественно, — хмыкнул он, повернувшись ко мне с видом, будто это было так же очевидно, как ночь после заката, — Мы мёртвые, а не глухие. — Ах, да как я могла забыть, это ведь прозрачная истина, — произнесла я с ироничной улыбкой. — Я вам тут книгу принесла, — добавила я, показывая им том. — Ты уже расшифровала её? — поинтересовалась мадам Монпелье, изящно сложив руки. — Нет, но безопаснее, если она будет здесь. Боюсь, что если кто-то случайно наткнётся на неё, его может убить током, — ответила я, осматриваясь. — Очень разумно, — кивнул Эдгертон, его лицо оставалось непроницаемым, как старый камень в саду Мой взгляд неожиданно зацепился за свиток, лежащий на столе, слегка пожелтевший от времени и покрытый древними символами. На нём красовался герб школы и печать закрытой части библиотеки Махотокоро. Я подошла поближе и, удивлённая, взяла свиток в руки. — Откуда он здесь? — вырвалось у меня. — Этот свиток украли двенадцать лет назад из закрытой части библиотеки! Призраки переглянулись, и на их лицах, если это можно так назвать, решали кто же начнет объяснения первым. — Этот не украли, — произнёс Ветровоск, его голос был таким неторопливым, слегка небрежным. Меня захлестнуло раздражение, как прилив на берег: колючее и неудержимое. Я стиснула зубы. — Директор Махотокоро отправил этот свиток в Хогвартс для сохранности, — вмешалась мадам Монпелье, ровным тоном, явно рассчитывая, что это успокоит меня. — И сегодня утром Дамблдор отдал его нам, чтобы мы… — Чтобы мы научили тебя пользоваться древней магией, — добавил Ветровоск, и его глаза блеснули, будто он собирался приступить к занятию, которое обещало множество сюрпризов (не всех приятных). Я бросила на волшебника испытывающий взгляд, полный осторожного недоверия — он вёл себя так, будто свиток был просто старым куском бумаги, а не чем-то древним и почти легендарным. Аккуратно разворачивая свиток, я едва касалась пергамента, боясь навредить этому хрупкому артефакту. Мой взгляд скользил по строчкам иероглифов. Текст гласил, что раз в столетие, а иногда и реже, рождаются sainou — одарённые волшебники, которых называют Наследием Древних. Эти маги не просто владеют волшебством, они чувствуют его глубже, чем кто-либо другой. Их связь с магическим миром — это нечто большее, чем узы или способности. Она пронизывает их сущность, становясь частью самого их существования, частью каждого их вздоха и мысли. Каждое слово отзывалось где-то глубоко внутри, как будто древний свиток не просто раскрывал тайну, а шептал мне на ухо, что быть sainou — это больше, чем я могла себе представить. Мадам Монпелье мягко коснулась моей руки, и я почувствовала лёгкий холодок — почти как лёгкое прикосновение свежего ветра, а не ладони. Взглянув на её лицо, я вдруг заметила тёмные, едва заметные тени на её шее, похожие на синяки. Вопрос уже готов был сорваться с губ, но мадам Монпелье мягким, нежным голосом произнесла: — Тебе надо идти, завтра мы обязательно продолжим. Я покинула комнату призраков со странным чувством — смесью тревоги, удивления и, если честно, лёгкой дрожи от ощущения, что я шагнула в один из тех тайных уголков, в которых случаются события, идущие вразрез с логикой и безопасностью. Когда я вернулась в гостиную, передо мной неожиданно возникла картина: Гарри сидел перед камином и разговаривал с огнём. В первый момент я подумала, что он просто слишком устал, но тут заметила мерцающий в пламени лицо, и до меня дошло: Сириус. — Я не знаю, кто бросил твоё имя в Кубок, Гарри, — голос Сириуса звучал так, словно через него пропустили всю серьёзность мира. — Но тот, кто это сделал, явно не желает тебе добра. На этом турнире чемпионы погибают. Сердце забилось чуть быстрее. Мы все слышали истории о Турнире Трёх Волшебников, но одно дело — слушать их, сидя на безопасной школьной скамье, и совсем другое — стоять перед такой угрозой. — Я не готов, Сириус, — признался Гарри, отчего-то помрачнев еще сильнее. Его голос звучал неуверенно, как если бы он рассматривал все свои школьные навыки и находил, что ни один из них не спасет его от смерти. — У тебя нет выхода, — мягко сказал Сириус, и его слова пронзили тишину, как безжалостный сквозняк в запертой комнате. — Привет, Сириус, — прошептала я, подходя ближе. Гарри подпрыгнул, словно его укусила крыса, обернувшись с видом, будто увидел привидение, которое буквально и не догадывалось, что оно призрак. — Как ты тут оказалась?! Я даже не слышал, как ты подошла! — Ты просто не внимательный, — с улыбнулась произнесла я, присаживаясь рядом, словно ничуть не удивлена огненным собеседником. Сириус взглянул на меня с лёгкой улыбкой — или, может, это просто огонь играл на его лице. — Привет, Джессика, — произнёс он, словно проверяя, всё ли у нас в порядке. — Рад, что ты рядом с Гарри. И как раз в этот момент с лестницы донеслись шаги — знакомое и не всегда любимое предвкушение беды. Гарри и я вздрогнули синхронно, готовясь к любой развязке. — Кто-то идёт! — прошептал Гарри, резко вскочив на ноги. Я тоже не медлила, вставая рядом. — Вам нужно держаться вместе, — прошептал Сириус, его голос стал почти неуловимым, растворяясь в тепле огня.