Неправильный Поттер. Пуффендуй

             

❤️‍🔥*❤️‍🔥*❤️‍🔥

             Пробуждение было тягучим и долгим, но однозначно приятным.       Хотелось устремиться навстречу тому ласковому нечто, что разливалось по телу, щекоча каждую сонную ещё мышцу. Не отдавая себе отчёта в собственных действиях, я выгнулся по-кошачьи, округляя спину и сводя плечи, напрягая и разминая мускулатуру, а следом подался в обратную сторону, прогибаясь в пояснице. Тут же захотелось повторить, потому что спросонок я не смог понять, которое движение принесло больше удовольствия.       Но мозг неумолимо пробуждался к новому дню, и слух начинал различать в полумраке спальни шорохи ткани, звуки трения кожи об кожу, тяжёлое дыхание… И не только моё. Я просыпался и понимал: я лежал на боку, а причинами всей той приятности, навалившейся на меня, были чужой рот на моём уже гораздо более проснувшемся, чем остальной организм, члене и чужие длинные пальцы в моём теле.       Хотелось… хотелось абсолютно противоположного: чтобы это состояние предоргазменной неги никогда не заканчивалось. И одновременно — чтобы балансирование на грани завершилось ожидаемым финальным аккордом; чтобы дыхание перехватило за миг до, а под веками промелькнули фейерверком вспышки нейронов, несущие к мозгу разряды удовольствия; чтобы голос пропал на несколько мгновений и вернулся только после того, как спазм удовольствия выкрутил бы вялое сонное тело, оставляя одновременно и бодрость, и леность. Но однозначно не хотелось, чтобы мой «мучитель» хоть когда-нибудь остановился и оторвался от меня. — Сееев… — Ммм?..       Вибрации от его горла прокатились по моим бёдрам, переходя в мурашки и теряясь в невольно поджавшихся пальцах ног.       Я приподнялся, опираясь на локоть, устраиваясь поудобнее, чтобы видеть его, и хрипло произнёс: — Хочу тебя.       Чужие губы скользнули снизу вверх по всей моей длине. Напоследок задержав во рту головку и огладив ту мягким горячим языком, он с абсолютно порнографичным чмоканьем выпустил мой член изо рта и ухмыльнулся, когда тот упруго шлёпнул меня по животу. В последний раз надавив на чувствительный бугорок внутри моего тела, его пальцы исчезли, оставив меня в сожалениях и предвкушении. Северус завозился, подтянулся и уселся на колени напротив моего паха. Теперь его пальцы нежно перебирали мои яички, вырывая из меня частые короткие вздохи.       Он смотрел на меня, а я любовался им: телом, лицом. Впитывал в себя, чтобы запомнить навсегда. В этом освещении он был таким резким, контрастным, чёрно-белым, блестяще-матовым. Черты лица и контуры фигуры в сумраке раннего утра казались угловатыми и острыми, линии — прямыми и ломаными, без плавных абрисов. Разворот широких плеч; чёткость и геометрия сухих мышц груди, пресса, напряжённых бёдер. Матовость кожи и волос. И лишь лицо было порочно-ярким сейчас: с непривычно-алыми губами, с несвойственным Северусу в обычной жизни лёгким румянцем, с полуопущенными тяжёлыми веками. Чёрные ресницы сливались с глубокими синеватыми тенями под глазами, когда он жадно смотрел вниз, на мой блестевший от его слюны член. И точно так же взблёскивали в полумраке то его нетерпеливо облизанные губы, то яркие белки глаз, когда он поднимал взгляд от моего паха, чтобы посмотреть мне в лицо. — Сев.       Прошептал я, страшась нарушить громким звуком очарование момента. — Что ты хочешь, мой хороший?       Точно так же, шёпотом, спросил он, не прекращая нехитрую ласку. — Тебя.       Он улыбнулся провоцирующие, прошёлся кончиком языка по губам, но в этот раз дразняще, нарочно оставляя те соблазнительно-влажными. Глядя мне в глаза, чуть склонил голову к плечу. Пальцы свободной руки зарылись в чёрные волосы на виске и тягуче-медленно прошлись до затылка, отбрасывая затем длинные пряди за спину, нежно скользнули через плечо, спустились по груди, по матово-белой коже, к началу тонкой дорожки чёрных волос… Наконец он коснулся своей не менее напряжённой, чем моя, плоти.       Моя рука тоже непроизвольно потянулась к паху. Легко-легко — самыми подушечками — проскользив по оставшейся после его рта влаге, я покружил по головке, сомкнул пальцы в кольцо и провёл сверху вниз, прихватив потом и яички, где ещё совсем недавно хозяйничал он. Вернулся к головке и повторил.       Северус в точности копировал на себе мои движения и выдыхал тяжело.       Теперь уже я облизнул пересохшие губы, а там и дал волю фантазии: — Я бы хотел когда-нибудь… Когда мы будем пресыщены друг другом так, что нам будет лень шевелиться… Я хотел бы просто посмотреть на тебя, когда ты сам себя ласкаешь. Чтобы ты сидел именно так, как сейчас. Хотя… Пожалуй, нет.       Он смотрел на меня внимательно, дышал тяжело, но ловил каждое слово, будто я говорил нечто очень важное. После моего «нет», чуть наклонил голову к плечу, изламывая бровь вопросительно.       Я сглотнул и продолжил: — Пусть бы ты раздвинул колени, так мне было бы лучше видно.       Улыбнувшись совершенно развратно и так радостно, словно только и ждал этих слов, он тут же сделал просимое, предоставляя мне шикарный вид на свою эрекцию и поджавшиеся яички на фоне чёрной поросли лобка. На основании его члена красиво блестело ярко-золотое кольцо. — Что… Это?..       Несвязно выдавил я из себя, но он всё прекрасно понял. — Нравится?       Спросил этот провокатор, снова изящно выгнув бровь, и привстал, выдвигая пах вперёд, ещё более беззастенчиво демонстрируя себя.       Я не мог выдавить ни слова, только пялился ошалело на этакую красоту: крупный мужской орган, возбуждённый, с покрасневшей от прилива крови головкой, так контрастно смотрящейся на фоне бледной кожи живота.       Северус гладил свой член, то и дело подхватывая мошонку, ласкал себя нарочито медленно, явно напоказ. И от каждого движения полированное золото кольца переливалось, притягивая внимание.       Я тяжело сглотнул и кивнул заторможенно: — Нравится. Тебе идёт… Очень идёт.       Он ухмыльнулся и пальцы одной руки погрузил себе в рот.       Я подавился вдохом, всё внутри меня подтянулось и ещё сильнее напряглось, а внимание теперь сосредоточилось на том, как втягивались его щёки, и чуть выворачивались и без того красные губы на движениях пальцев наружу. По шевелению щёк я понимал, что он старательно облизывал пальцы, ласкал те языком… Я нечаянно сдавил себя слишком сильно, зашипел от лёгкой боли и позвал: — Сееев. Я ведь сказал — потом когда-нибудь.       Он снова ухмыльнулся, выпустил с громким чмоком пальцы, лизнул подушечки, оставляя там ещё больше слюны, и провёл влажную полосу от своих губ через подбородок, по шее через кадык, через ключицу, по груди… И осторожно прикоснулся к шоколадному пятнышку ареолы, шумно выдыхая.       Я до боли закусил губу, а он прихватил свой сосок тремя пальцами, приласкал и чуть оттянул, еле слышно простонав. — Сееев, сука ты такая, что ж ты делаешь со мной.       Я уже сознательно сжал себя посильнее, чтобы всё не закончилось не так, как мне хотелось бы.       Он бархатисто рассмеялся, слезая с кровати, а я со стоном разочарования уткнулся лицом в подушку.       Матрас позади меня прогнулся под чужим весом, и забравшийся на постель Северус прижался со спины, обнимая и потираясь об меня всем телом, словно гигантский кот. Защекотал мне ухо своим дыханием: — А я ведь ещё почти ничего с тобой и не сделал.       Я прогнулся ему навстречу, и сразу дыхание перехватило от контраста чужого обжигающе-горячего члена и холодного металла, скользнувших вверх-вниз между моих раздвинутых его рукой ягодиц. Пара секунд копошения, и я ощутил распирающую отверстие головку. Выдох, расслабление и… Он скользнул внутрь меня и замер, позволяя привыкнуть.       Но вот мгновения привычной боли от потревоженных мышц растаяли в сумраке спальни, дискомфорт отступил, сменяясь приливом жара возбуждения. — Можно.       Прошептал я, осторожно откидывая голову, прижимаясь затылком к его плечу, доверчиво подставляя шею чужим губам и зубам.       Северус вошёл в меня полностью, обжигая края дырочки укусом холода. И ещё раз, и ещё. Каждое его движение в меня сопровождалось прикосновением к моей разгорячённой плоти металла кольца. И каждое такое холодное касание заставляло меня вздрагивать и сжиматься, покрываясь мурашками, чуть-чуть пугаться, сбивало и без того неровное дыхание. — Нравится?       Бархатно пророкотал он мне в ухо, прикусывая мочку и смыкая пальцы на моём члене. — Почем-му оно не нагревается?       Спросил я, а горло перехватило от очередного контакта со всё ещё холодным металлом. — Чары. Так нравится? Или нет?       Низко, отрывисто, в такт толчкам спросил он, горячими выдохами заставляя волоски на моём загривке встать дыбом. — Нра-авится.       Рвано ответил я, отчаянно прогибаясь в пояснице в попытке углубить проникновение и снова подаваясь вперёд, навстречу ласкающей руке.       Тело было ещё по-сонному заторможенным. Не до конца проснувшиеся нервные окончания делали ощущения расплывчатыми, неострыми. И только ледяные укусы в самом чувствительном местечке были яркими, отвлекали, концентрировали всё внимание на себе. Кончил я как-то неожиданно для самого себя.

❤️‍🔥*❤️‍🔥*❤️‍🔥

      Из томного марева меня вырвало очередное прикосновение холода и неприятное давление на излишне чувствительный сейчас бугорок простаты. — Не засыпай, Волчонок. Я с тобой ещё не закончил.       Прошептал Северус мне в ухо и дунул слегка, заставляя поёжиться и выплыть из приятной неги. — Я чувствую.       Усмехнулся я в подушку и потянулся рукой назад, проводя по его прохладному бедру, а он приказал: — Говори со мной.       И втянул в горячий рот нежную кожу у меня под ухом.       Я непроизвольно шумно вдохнул: — Что?.. Что ты хочешь услышать? — Ммм…       Протянул он, очевидно крайне занятый оставлением засоса у меня под челюстью. И заговорил низко, вибрируя горлом, когда закончил со своим важным делом: — Ты так и не рассказал мне толком, каким видишь тот наш раз. Ну когда мы пресытимся и обленимся. Ты хотел бы, чтобы я стоял на коленях перед тобой? Ммм?       Он скользнул рукой мне через рёбра и крепко прижал спиной к своей груди, на пробу двинув бёдрами вперёд.       Я застонал и упёрся ладонью ему в тазовую косточку, укрытую красивым изгибом косой мышцы: — Нет, подожди.       К активному продолжению нашего утра я ещё явно не был готов. Чужое движение в моём теле оказалось болезненно-острым, неприятным. Но я знал — несколько минут подобных разговоров, и всё начнётся сначала. — Тогда не молчи.       Прошептал он и, обведя пальцем мои губы, спустился на грудь, легонько сжал и потянул сосок.       Я мало что мог сделать в такой позе, когда дотягивался до него только одной рукой, потому просто продолжил поглаживать чужое прохладное бедро и наслаждаться даримыми мне ласками. Ну и естественно, начал говорить. Правда, немного сумбурно: — Наверное да, та поза — это было бы лучше всего. Так хорошо всё видно. — Что «видно»?       Мурлыкнул он, смачивая пальцы слюной и продолжая мучить мой сосок. — Тебя. Тебя видно. Ты такой красивый, Сев, ты знаешь?       Он тихонько хмыкнул и провёл языком влажную полосу от сàмого выступающего позвонка в основании моей шеи до чувствительного местечка за ухом, а потом подул, снова запустив по мне мурашки. И аккуратно потёрся бородкой, не позволяя расслабиться: — Не молчи.       Я усмехнулся: — Слушаюсь, мой господин.       Он тепло фыркнул мне в затылок, лаская слух своим бархатистым смешком, а рукой потянулся к моему паху. И пока его прохладные пальцы нежно кружили по низу живота и перебирали кудряшки на лобке, я, то и дело сбиваясь на собственные ощущения, замирая и прислушиваясь к реакции организма, попытался живописать ту картинку, что стояла перед глазами, не желая пропадать: — Я смотрел бы на тебя и…       Я запнулся, отвлекаясь на его пальцы, что чуть сжали мой начавший оживать член. — И повторял бы за мной каждое движение.       Закончил он фразу за меня, снова лизнув шею и подув. — Да… да.       Вздрогнул я, в очередной раз покрываясь приятными мурашками, и продолжил фантазировать: — Ты сначала просто гладил бы себя ладонями. По груди, по животу… Потом спустился бы ниже.       Он на пробу чуть двинулся во мне, и я понял, что уже готов к продолжению, тяжело выдохнул и прогнулся, прижимаясь плотно-плотно и получая новый ожог от металла. — Не отвлекайся, рассказывай. Пока мне всё нравится, но мы как-то медленно продвигаемся, не находишь?       Поддразнивая прошептал он, чуть откидываясь назад и укладывая меня спиной наполовину на постель, а наполовину на себя, одной рукой крепко перехватывая в поясе, а вторую просовывая под меня и начиная мучить другой сосок. — Ты… ты сначала обеими руками ласкал бы себе яички…       Он уже вовсю двигался во мне короткими толчками, каждый раз приятно потираясь головкой об набухший комочек нервов внутри. Дыхание у обоих участилось. Мой член опять неостановимо твердел. Чужие руки, раздразнив соски, разбежались: одна снова вниз, к члену, а вторая вверх, к шее. — Ммм… Продолжай. Не останавливайся.       Он подбодрил меня особенно глубоким толчком, от которого мои бёдра подкинуло вверх. — Потом, когда у тебя встал бы, ты облизнул бы ладонь и начал себе дрочить. — Фууу, что за слова, Волчонок.       Низко рассмеялся он и чувствительно прихватил меня зубами за то место, где шея переходила в плечо, и где раньше были шрамы от укуса Сивого. — По-моему, чей-то рот не мешало бы помыть, м?       Прорычал он, разжав зубы. — Лучше занять кое-чем…       Прохрипел я, имея в виду… Да мне было всё равно, честно говоря. — У меня есть другая идея. Не бойся. Не понравится, скажешь просто «не надо». Понял?       Буквально промурлыкал он, укладывая ладонь мне на шею и продолжая двигаться короткими частыми толчками. — Мне не может… Не может не понравиться.       Он только хмыкнул и аккуратно, двумя пальцами, сдавил мне горло под челюстью, слегка перекрывая доступ воздуха.       Мне стало…       Страшно? Нет. Пожалуй, чуть страшновато. И любопытно.       Больно не было, Северус сжимал нежно, несильно. Постепенно я понял, что в голове начинает звенеть, глаза закрываются, а удовольствие просто заполняет всего меня. Последним кусочком ещё свободного от ощущений разума я осознал, что прикосновения металла кольца к колечку мышц давно исчезли, а значит — скоро всё закончится. И в этот миг моё тело напряглось, замерло и расслабилось. А волны убаюкивающего оргазма всё накатывали одна за другой, и накатывали, и накатывали…

❤️‍🔥*❤️‍🔥*❤️‍🔥

— Э-эй, Волчонок. Ты как?       Донёсся до меня словно издалека голос Северуса.       Глаза упорно не хотели открываться, тело было будто бы бескостным. Но наконец я смог собраться и глубоко вдохнуть. Потом повторил. В мозгах чуть прояснилось. Я приоткрыл один глаз, прищурившись глянул на моего любимого зельевара. Он полулежал на боку на подушках, нависая надо мной. С усмешкой на всё ещё ярких губах он заглядывал мне в лицо и гладил по волосам, накручивая на пальцы мои кудри и осторожно потягивая.       Одна его бровь взметнулась вверх в немом вопросе, а я лишь прикрыл веки и чуть кивнул, обозначая положительный ответ. — Понравилось?       С ноткой самодовольства спросил он.       Я томно-лениво глянул ему в глаз исподлобья, потянулся аккуратно и, повернувшись всем телом к нему, уткнулся носом в чужое солнечное сплетение и звонко чмокнул. Просунул под него руку и, обняв за пояс, притянул коротко хохотнувшего Северуса к себе, слегка прикусывая кожу на рёбрах и рыча.       Когда мы утихомирились и улеглись одинаково удобно, я проворчал: — К этому можно привыкнуть.       Он усмехнулся, и продолжил наводить бардак у меня на голове: — Я тебе больше скажу, некоторые так подсаживаются, что умудряются умереть от удушья, не успевая вовремя ослабить петлю.       Я раскрыл глаза пошире, а он, в ответ на мой выразительный вопрос, пояснил: — Ну если без партнёра этим занимаются.       Я помолчал, наслаждаясь ощущением его пальцев на коже головы, и, в красках представив себе последствия подобной нерасторопности, хмыкнул: — Н-да, вот смеху-то. Помереть в процессе дрочки.       Северус чуть ущипнул меня за ухо: — Ничего смешного. Представь, каково родственникам найти такого любителя аутоэротической асфиксии.       Так вот как это называется. Ну Сев, ну… А ещё врёт, что ему не нравится быть учителем. А сам меня только и учит всяким извр… Всякому, короче.       Я представил «любителя» в петле, с голым задом. Передёрнулся: — Фу. Давай так не будем делать.       Он склонился надо мной и прошептал прямо в губы: — Даже вдвоём?       Я чуть оторвал голову от подушки и, слегка прикусив его начавшую уже бледнеть — Непорядок! — нижнюю губу, потянул на себя.       Он наклонился ещё ниже, укладываясь мне на грудь, а я, после долгого мокрого поцелуя, ответил: — Мне кажется, это… Ну как наркотик, что ли. — Примерно.       Согласился он. — Ну вот. А я не хочу, чтобы хоть что-то мешало мне наслаждаться тобой. Мне и так хватает ощущений.       Прошептал я ему в губы, затаскивая на себя и усаживая сверху, по-хозяйски оглаживая спину, спускаясь к ягодицам и ныряя пальцами в ложбинку. Низкий стон был мне наградой.       Я старательно терзал рот Северуса, желая вернуть его губам тот провокационный алый, что окрашивал те совсем недавно. Мне не хотелось так быстро выпускать его из моего рта, моих рук, моего тела, нашей общей постели, этой сумрачной спальни, это чудесного, одного на двоих, утра. А потому я попробовал снова завести откровенный постельный разговор: — Помоги мне. — Ммм?       Он глянул на меня тем самым полупьяным взглядом из-под бессильно опущенных наполовину век, который так мне нравился. В такие моменты томность и порочный эротизм его черт поражали. На секундочку я представил, что было бы со всеми теми старшекурсницами, которые думали, будто влюблены в своего мрачного профессора зельеварения — просто за неимением в этой школе иных кандидатур мало-мальски подходящего возраста, — увидь те ТАКОГО Северуса Снейпа.       Моего. Только моего. Вот такого: без скрывающего внешность медальона, без хмурых складок между бровей, молодого, с откровенно отсосанными губами, с румянцем и гривой в беспорядке, с поплывшим взглядом из-под полуприкрытых век…       Собственнический рык вырвался из горла, а пальцы впились в чужие молочные бёдра, наверняка причиняя боль. — Ай, аккуратнее, животное ты моё.       Усмехнулся он и спросил, отстраняясь и садясь, прижимаясь промежностью к моему уже снова затвердевшему члену: — С чем тебе помочь? Ну кроме этого.       И он повёл бёдрами так, что моя головка проскользила у него между ног и уткнулась снизу в яички. — Помоги решить.       Прошептал я, провокационно улыбаясь и облизываясь, нагло растягивая в стороны чужие ягодицы и прикасаясь подушечками к складочкам кожи: — Мне усадить тебя на член и вытрахать из тебя душу нафиг? Или…       Не переставая надавливать пальцем одной руки на нежное отверстие, пальцами другой я нырнул ему в рот, как мне давно хотелось сделать.       Северус мгновенно всё понял. Пара ласкающих движений горячего мягкого языка — и мои увлажнённые его слюной пальцы вернулись к такому увлекательному занятию. А он, прогибаясь в пояснице, подставляясь проникновению и тяжело дыша, спросил: — Или?.. Хотелось бы узнать какова альтернатива… Такому приятному способу расставания с душой. — Ооо!.. Думаю, ничуть не хуже.       Заверил я его, добавляя уже своей слюны и другой рукой поглаживая чужой член. И принялся фантазировать: — Или я усадил бы тебя себе на грудь, и ты трахнул бы меня в рот. А я ласкал бы тебя сзади. И ты кончил бы на моих пальцах глубоко в моём горле. Ну? Как тебе, душа моя, такая перспектива?       Он откровенно наслаждался моей болтовнёй и моими ласками. Насаживался на пальцы, ритмично подаваясь назад, и без стеснения выдвигал вперёд бёдра, при каждом движении заставляя покрасневшую головку далеко высовываться из моего сжатого кулака. Кожица на его члене натягивалась так сильно, что, мне казалось, ему должно быть больно. Но как только я ослабил хватку, он застонал недовольно и ухватился пальцами поверх моей кисти, заставляя сжать крепче.       Мне редко доводилось видеть такого Северуса, растерявшего последние капли сдержанности и стеснения, такого откровенно похотливого, бесстыжего, эгоистично гонящегося за собственным удовольствием. Я ценил эти мгновения и одновременно сам заводился от него такого до безумия, до абсолютно такой же бесстыдности. И я продолжил говорить, уже не выбирая слов: — Хочешь, Сев? Хочешь, мой хороший? Ты вставил бы мне так глубоко, что мне было бы не вдохнуть. Моё горло сжимало бы твою головку, а пальцами я ласкал бы тебя изнутри. Ты трахал бы меня до слёз. У меня слюна текла бы по подбородку. А мои пальцы в твоей заднице вытворяли бы такое!.. Сколько пальцев ты хотел бы получить в себя, м? Три? Или четыре? Только представь: ты так глубоко в моём рту, а моя рука так глубоко в тебе. Ты трахаешь меня прямо в горло, а мои костяшки трутся об края твоей растянутой дырки. Тебе понравилось бы? А? Понравилось бы слышать, как твои яйца при каждом движении шлёпают по моему мокрому подбородку?       Я уже так раззадорил сам себя, что был готов кончить с тем воображаемым Северусом. Да, честно говоря, и фантазия моя в «грязных разговорчиках» заканчивалась где-то на этом месте. А ещё заканчиванию фантазии очень способствовали движения Северуса, активно елозящего на моём прижатом к животу члене. Но настоящий Северус спас меня от фиаско в роли оператора службы «Секс по телефону», продолжать мне не пришлось. Непривычно-громкий стон вырвался из его горла, он замер на секунду, и я ощутил обеими руками биение его оргазма: член запульсировал в моём сжатом кулаке, а мускулы отверстия плотно обхватили пальцы.       Солоноватые брызги легли мне прямиком на губы. Я по инерции облизнулся, а Северус застонал так низко и жалобно, что заставил испугаться за него. Я взглянул в абсолютно чёрные чужие глаза и сразу понял, насколько ему понравилось то, что он увидел. А потому демонстративно облизнулся ещё разок. Он выдохнул так, словно выпускал из себя весь воздух раз и навсегда и не собирался дышать больше никогда в жизни. Тёплые капли защекотали мне грудь, и он тяжело навалился — почти упал — сверху, прижимаясь к моему рту пересохшими от дыхания губами.       Прижав к себе обеими руками его безвольное тело, глубоко целуя и почти не получая ответ, я бесхитростно и нагло тёрся об чужую промежность, догоняя свой личный кайф.

❤️‍🔥*❤️‍🔥*❤️‍🔥

      Пару минут спустя два влажных и липких тела раскинулись на постели, тяжело дыша и проваливаясь в сон.       А пару часов спустя два немаленьких мужика, матюгаясь и шутливо толкаясь, пытались обогнать друг друга на коротком пути к ванной.

***

      Отмывшиеся, одетые и откровенно затраханные, мы заказали завтрак в свои покои и уже усаживались за стол, когда мне позвонила Сьюзен.       На связи был Младший, своего магофона не имевший, как нетрудно догадаться. Потому как крови в марионетке, кроме оленьей, не имелось, а волос, отделённый от головы, тут же просто исчезал. Он звонил предупредить, что сейчас придёт. — Предусмотрительный какой!       Восхитился я, а наш с Северусом злоязыкий отпрыск тут же заявил серьёзным тоном: — Конечно. Сомнительная, знаешь ли, радость — в воскресное утро топтаться под дверью занятой друг другом парочки. — Так уж и «топтаться». Так уж и «под дверью».       Позволил я себе преуменьшить объёмы нашей с Северусом озабоченности заинтересованности друг другом.       На что Младший проговорил в трубку ехидно: — Ну кому ты сочиняешь? Я же не первый раз звоню. — Ладно. Приходи, ждём.       Поспешил я попрощаться и смог убедиться, что таки да, этот звонок был аж четвёртым. — Зато мы выспались.       Попытался подбодрить Северус меня, слегка расстроенного тем, что…       Не знаю даже, чем именно. Тем, что мы слишком предсказуемы? Подумаешь!       Наверное, я просто не хотел лишний раз наводить Младшего на мысли о том, что ему недоступно.       Да, верно. — Угу. Можно и так сказать.       Ухмыльнулся я в ответ тоже ухмыляющемуся Северусу.       Настроение у обоих было отличным, даже если не принимать в расчёт сегодняшнее утро. Вчерашний день был переполнен событиями и информацией, и всё это обещало избавление в самом ближайшем будущем от последних проблем.

***

      Младший заявился не один, а с Адамом.       Мы с Северусом жадничать не стали, и поделились всей информацией, полученной от Фламеля.       А потом меня словно толкнуло что-то, и я спросил: — Адам! А скажи-ка ты нам: ты-то Камушек для марионетки где взял?       А тот с совершенно безразличной рожей заявил: — Так украл.       Мы трое, мягко говоря, удивились. — Я думал, это только я места знаю, где можно Философские Камни красть.       Проворчал я, вспоминая о Зеркале «Желание».       Адам пожал плечами и бесхитростно пояснил: — А чё тут знать-то? В каждом городе мира — тыщщ от ста населения и крупнее — кристаллы заряжаются. А в столицах их знаешь сколько? В каждом районе, считай, ритуальная фигура под чарами спрятана. А в сраной Африке, где только у обезьян нет пулемётов? Так что я только подыскал тот, что уже почти до отказа заполнен был, да и подменил на новый. Почти и не украл, получается. Так, задержал чутка хозяина Каменюки.       Мы трое в полном шоке смотрели на предприимчивого вампира. Не знаю, о чём думали Северус с Младшим, но лично мне вспомнилась фраза Стэна Шанпайка из канона: «Эти магглы вообще ничего не видят».       Северус хмыкнул и пробормотал, не удержавшись от шпильки в адрес Адама: — Н-да уж. Как просто жить, когда много знаешь. А некоторые ещё и жалуются. Вот зря царь Соломон сказал, что во многой мудрости много печали. Тут явно не такой случай. — Да вот именно!       Поддержал я его и возмутился такой лёгкости вампирского бытия: — Тут вкалываешь, понимаешь ли, всё сам, всё своими рученьками, а он нашёл, подменил, и всё заебись.       Младший прокашлялся, любуясь потолком. Намекнул, по всей видимости, как моё «всё своими рученьками» было далеко от истины и насколько похоже на поступок Адама. Я ведь тоже знал, где хранился Камень, пришёл и забрал.       Ну прям один в один. Только без компенсации подменой кристалла. Ай да и ладно.       Но я всё равно чуть-чуть устыдился, а потому тему сменил: — Ладно. Забыли. Давайте-ка обсудим, как будем Грин-да-Вальда извлекать. Потому что мы вчера видали дневничок Дамблдора, но, скажу я вам, там столько на… на… нахуеверчено!       Вовремя припомнилось мне словечко из позапрошлой жизни. — На… чего?       Задрал светлые бровки Адам. — Чар много накручено разных, Гарри хотел сказать.       Сдерживая улыбку пояснил Северус, а я задумался:       Это он русский язык понял или просто меня в целом? — Ааа. Ясненько.       Покивал головой Адам и предложил: — Я тут обдумал на досуге и пришёл к выводу, что вариантов извлечения Грин-де-Вальда на самом деле много. Самые простые: я его трансфигурирую в мышь и выношу из камеры. Но если он очень слаб, то может не выдержать. Тогда придётся подкормить дядечку. И тут зависит: если у него в камере можно оставить запас еды — нам же проще; если же его регулярно обыскивают, то тут мороки больше предстоит. Мне, наверное, придётся пару-тройку недель пожить поблизости, чтобы еженощно — а то и дважды в сутки — приносить ему еду и зелья. Ну а потом, как и сказал, трансфигурирую в мышь и выношу — это первый вариант. Второй вариант быстрее и гарантирует, что узник переживёт транспортировку. Но куда дороже. Придётся раздобыть — ну или тебе, Гарри, сделать — такой сундучок с расширенным пространством, чтобы там можно было человека спрятать. Ну и который я в форме мыши смог бы поднять и хотя бы вынести за пределы охраняемой зоны.       Я представил объём работ над таким сундучком, а вернее было бы сказать — спичечным коробком. Вспомнил тридцать заказанных Гиппократом кос для его жнецов — Эээ… сотрудников! — и ужаснулся: — Что ж там быстрого-то? Этот «сундучок» знаешь сколько делать? А у меня заказ от Отдела тайн. И кукла тебе… Да ну нах! Я так и до нового года не справлюсь! Столько работы! Не. Давайте так: ты, Адам, на разведку слетаешь и, если это возможно, передашь Грин-де-Вальду сколько-нибудь зелий и еды. А если невозможно оставить «гостинцев» сразу с запасом, то ты просто пообещаешь ему вернуться позднее. Через пару недель напряжённой работы я тебе куклу на замену сделаю, и тогда ты точно сможешь пожить в Альпах и Грин-де-Вальда спокойно, до первого этапа Турнира, пооткармливать.       Ничего, Гиппократ подождёт свои косы, кукла нужнее. А я придумаю, что соврать. — А почему марионетку так долго делать? Это же… Ну…       Адам покосился на Младшего и, очевидно не желая того обидеть, аккуратно закончил: — Кукла деревянная просто.       Я пояснил: — Так марионетку мы за вечер соберём. А вот хранилище памяти, наподобие моих очков, все остальные дни изготавливать придётся. И это тебе ещё надо будет татуировки заживить, а это долго. На мне/волке заживали, правда, быстрее, чем на мне/человеке, так что можно будет тебе попытаться в мышь превратиться.       Адам даже размышлять не стал. Видимо, у того всё давным-давно было обдумано: — Гарри, мне не нужна моя полная копия. Ментально, я имею в виду. Мне достаточно действительно марионетки под саморазвивающейся иллюзией. И воспоминания я вложу ложные, за одну простую человеческую жизнь с младенчества и до моего теперешнего возраста в роли Адама Четырнадцатого. Чтобы кукла даже и не знала, что она… Ну то есть он — кукла. Мне-то нужно просто прикрытие долгой жизни, а не точная ментальная копия да ещё и с возможностью обмена воспоминаниями. Кукла будет жить как мой сын, закончит школу, уедет куда-нибудь учиться, а в нужный момент просто исчезнет со сцены, а я займу его место. А он превратится в младенца, «моего сына» Адама Пятнадцатого. И проживёт цикл по новой.       Я потёр виски, прикинул объём работ — вот тут точно придётся алгоритм для эрекции расписывать — и целесообразность подобного. И естественно, нашёл что возразить: — Я не буду говорить, насколько это всё этично, не мне поднимать подобные темы. Я просто скажу, что это будет тебя сильно ограничивать. Во-первых, при таком раскладе ты не сможешь — если самому понадобится стать на время Адамом Четырнадцатым — направить марионетку подменять другого тебя, Тринадцатого или Двенадцатого, например. А если будем делать три разновозрастных иллюзии, чтобы ты мог менять внешность марионетки в соответствии со своими нуждами, то необходим будет обмен информацией. Так-то.       В нашей гостиной повисла задумчивая тишина.

***

      В итоге с моими доводами по поводу куклы Адам согласился.       В остальном же план действий был таков. Сегодня в ночь Адам должен был аппарировать на берег Ла-Манша, перелететь через пролив в виде чёрного дыма, аппарировать в Альпы и навестить в виде летучей мыши Нурменгард.       Время до обеда Северус потратил на общение с подопечными слизеринцами, а я — на обучение Адама заклинанию полёта из арсенала Пожирателей Смерти. Потому как лететь маленькой летучей мышкой даже через Па-де-Калè, шириной ни много ни мало — более семнадцати морских миль, было бы, мягко говоря, опасно.       Северус выдал Адаму набор зелий для укрепления ослабленного организма. Младший согласился ради такого дела одолжить предыдущему Тёмному Лорду свою поясную сумку, а после был выгнан в известное местечко. То есть переправился через благополучно оставшийся в нашем распоряжении исчезательный шкаф в коттедж в долине. Ему вменялось в обязанность пополнить колбасные запасы для меня и поручить Симе приготовить и расфасовать порционно удобоваримые для нежного желудка завтраки/обеды/ужины.       Я конечно не думал, что в магических тюрьмах на самом деле такие условия содержания, как в кино показывали — так не то что полвека, а и двенадцать лет, как Блэк, не проживёшь, — иначе никакая магия не помогла бы заключённым. Но всё-таки дядечка немолод уже, да и…       Ну мало ли?       Потом Адам получил от вернувшегося к нам Северуса, справившегося со своими обязанностями декана, стеклянных пузырьков этак с сотню и ушёл готовиться морально к путешествию, а заодно сливать в фанфурики анализы воспоминания.       

***

      А мы и пообедать решили «в номерах», чтобы спокойно обсудить, что будем делать дальше. Пока мы ели, я вслух составлял свой примерный график работы, а мой любимый зельевар меня конечно слушал, но мыслями был явно где-то не со мной. Так что отобедав, я уселся поудобнее, налил себе сока — Нормального. Человеческого. В смысле — апельсинового, а не тыквенную срань! — и обратился к нему: — Ну, Сев, говори, о чём думаешь.       Он не стал тянуть и сразу признался: — Я кое-что прихватил у Дамблдора в кабинете.       У меня округлились глаза.       Подозреваю. Самому-то мне не видно, но по ощущениям — идеальный круг.       А потом я весело рассмеялся: — Ох, Сев. Мой мудрый ворон тоже стал воришкой. Сто процентов, там место такое. Вороватое. И это заразно. Ты погляди, как только подольше в том кабинете побудешь, так и подмывает спиздить что-нибудь. Так что это не Дамблдор клептоман, это он от кабинета заразился.       И я опять заржал. — Да-да, Гарри, очень смешно, очень. Как будто мы заранее не собрались украсть Мантию. Ну а где одно, там и другое. Вот я и положил в карман. А потом ты меня на второй этаж позвал, я и забыл. А там…       Северус неопределённо повёл пальцами. — «А там» одно за другим, ты и вообще забыл.       Усмехнулся я. — Ну да. А стал Адаму склянки собирать под воспоминания и сам тоже вспомнил.       Только я хотел спросить, что же именно он стащил — раз уж простые флаконы напомнили ему об украденном — как мой любимый зельевар выставил на стол между нами несколько замысловатых вычурных фиалов. В таких, как я помнил из прошлого, у Дамблдора в шкафчике с «Омутом памяти» хранились воспоминания.       У меня бровь непроизвольно поползла вверх, совершенно в стиле Северуса: — А ты по какому принципу брал, не поделишься соображениями?       Он еле заметно — всё, Гарри, моменты неприкрытой эмоциональности остались за дверьми спальни, теперь опять надета маска — закатил глаза: — Просто захватил первый ряд. Свежее. Ну я так думаю. Или самое популярное. — Когда смотреть будем?       Деловито уточнил я. — Вечером? — После ужина. — Договорились.       А у нас, между прочим — помимо хлопот с чужими телами, куклами и воспоминаниями — имелся один серьёзный момент, с которым необходимо было разобраться побыстрее. А именно — Мантия-Невидимка.       Я хорошо помнил, что артефакты Смерти влияли на своих хозяев, сводя тех с ума и подталкивая к необоснованным поступкам, а в итоге — к гибели, потому держать эту вещь в опасной близости от себя и Северуса не желал совершенно. И за него я опасался даже больше, чем за себя, потому что сам я к Смерти худо-бедно хоть какое-то отношение имел, а потому мог надеяться на некоторый иммунитет.       Но и это неточно. А потому…       А потому пользоваться Мантией я не собирался. Но и уничтожать ту пока не хотел. А всё из-за того, что я опять-таки помнил: при уничтожении артефактов Смерти «матушка» сможет со мной связаться. А поскольку имевшиеся у нас вопросы мы пока ещё надеялись хоть как-то прояснить с помощью Грин-де-Вальда, то Мантию имело смысл придержать до самого безвыходного положения. Если бы оказалось, что тот не знает абсолютно ничего, тогда да, тогда я сжёг бы Мантию и задал бы «матушке» заранее подготовленный список вопросов. Хотя где-то в глубине души — ну или мозга — я подозревал, что весь этот квест — это… это что-то…       Что-то навроде испытания? Не знаю. Просто если она могла сразу всё сказать: так, мол, и так, пойди туда, возьми то, прибей этого, и всё будет о'кей — так почему не сказала? Зачем было весь этот огород городить с намёками и загадками? Вот то-то же.       Потому я и хотел придержать такой козырь, как возможность разговора со Смертью, на совсем уж безвыходный случай. А значит — Мантию-Невидимку нужно было спрятать. Например, в тот же отдельный сейф, где ещё совсем недавно «жил» дневник Риддла.       Всё это я и озвучил Северусу, а он согласился с моей логикой. И я подвёл итог: — Хорошо. С этим тоже решили. Дождусь Младшего и аппарирую в банк. Заодно договорюсь с Ормоком по поводу зачарования кос для невыразимцев. — «Зачарования» чего?       Удивился Северус.       А я понял, что своим издевательским проектом чудо-оружия поделился только с непосредственно заинтересованным в реализации того Гиппократом, так что поспешил повеселить моего любимого зельевара.       Он прикол оценил. Даже почти ухмыльнулся целых три раза. — Вот я когда отрисовывал эскиз косы, то решил, что теперь каждый свой артефакт буду зачаровывать на самоуничтожение. На случай, так сказать, вторжения в мои гениальные авторские плетения стороннего специалиста.       Нахально похвастался я Северусу, а он поддержал мою задумку: — Ну… Логично, я бы сказал. Хотят иметь такое же, пусть сами придумывают, как реализовать понравившуюся идею. А косы — это вообще будет страшное оружие. Я помню, как мне тогда Люц про тяпку твою рассказывал. Совершенно не нужно, чтобы кто-нибудь, кроме служителей закона — причём тех, кто точно не перейдёт на сторону врага, — обладал бы подобной мощью.       Я, довольный полученным комплиментом, торопливо закивал: — Вот-вот! Так что пусть гоблины зачаруют каждую индивидуально для пользователя. Думаю, Отдел тайн не разорится на оплате. Потом сами же спасибо скажут.       Северус хмыкнул и подсказал: — А ты ещё и зачаруй так, чтобы в чужих руках косы эти взрывались при попытке использования.       Я обдумал идею. Покрутил и так, и этак. Я-то хотел, чтобы просто не действовала коса в чужих руках, а тут… — Что-то ты такой у меня кровожадный стал.       Ухмыльнулся я, глядя на него и вспоминая некоторые моменты сегодняшнего утра.

***

      Вернулся Младший, на стол вывалил уменьшенные ящички с мясными деликатесами от Кричера, а на наши с Северусом головы, лично от себя, — историю из поезда, с близнецами Уизли. — И что ты предлагаешь?       Первым спросил Северус, после нескольких минут молчаливых раздумий со стороны каждого. — Я?       Переспросил Младший и откровенно признал, пожав плечами: — Я не знаю. Они не хотят обращаться к Перси и Мордекаю Прюэтту. Планируют в этом году начать торговать. В целом всё как в прошлом, но чуть более законно, потому что Гарри познакомил их с тобой, Северус. Я предложил им материальную поддержку с открытием магазина и посоветовал не торопиться с радикальными решениями. А что ещё… Я не знаю. Да и стоит ли?       Младший посмотрел на нас, а мы с Северусом согласно кивнули, обозначая, что поняли, о чём он вёл речь. — Я тогда пойду?       Спросил тот, с хитрой улыбкой утягивая со стола один из пяти ящичков с колбасами. — Иди.       Я махнул рукой на «естественную убыль» мясных деликатесов и добавил: — Приходи завтра вечером, сумку заберёшь обратно и послушаем, что нам эта мышь белая расскажет.       На том мы с нашим пока ещё деревянным ребёнком и распростились.

***

      А мы двое остались сидеть в задумчивости.       Северус поинтересовался: — А ты-то сам что хотел бы с близнецами Уизли сделать?       Я помолчал, вспоминая прошлое, и повторил незамысловатый ответ Младшего: — Я не знаю, Сев. Когда я только-только сюда вернулся, я прямо-таки пылал желанием помочь им, уберечь. А сейчас… А потом…       Я чуть запутался, ещё помолчал и, расставив в голове всё по полочкам, попытался подоходчивее изложить свой взгляд на ситуацию: — В прошлом мы хорошо и плотно общались. Дружили. Ну ты и сам видел. — Видел. — Ну вот. У меня тогда никого другого в друзьях не было. Они обо мне заботились. — «Заботились».       Сердито передразнил Северус и цыкнул сквозь зубы, очевидно вспомнив совместный наш с близнецами поход в бар, с целью лишения меня девственности. — Не злись, душа моя, всё равно ведь ничего не получилось.       Ухмыльнулся я, наслаждаясь его ревностью. Он только хмыкнул сердито, а я продолжил: — Потом мы расстались на девять месяцев. А уж после — перенос сюда в тело шестилетки… Я тогда по инерции готов был мчаться и заново с ними знакомиться. С трудом убедил себя подождать, не лезть, не нарываться. А потом жизнь закружила. Сначала принялся выстраивать отношения с семьёй тётки. Потом я с крестражем разобрался, сам знаешь как. Потом быт налаживал, потом самообразованием занялся. Одно, другое, третье… Как в жизни всегда и бывает. А дальше понял, что я меняюсь и расту. Взрослею. Новые перспективы захватили. Увлёкся, отвлёкся… Да и думать я тогда мог, если честно, только о том, как в школе буду контактировать с тобой. На мысли ещё и о близнецах мне просто мыслительных мощностей не хватало. А когда время до школы всё-таки дошло, выяснилось, что за прошедшие пять спокойных лет я очень сильно изменился. Повзрослел-таки. И остыл. У меня появился другой друг, я сблизился с Драко. А потом — распределение на «Пуффендуй». А Хогвартс не та школа, где удобно дружить, учась на разных факультетах. — Была, не забывай добавлять.       Прервал меня Северус. — Что?       Недопонял я, глубоко погрузившись в прошлое, и он пояснил: — Была «не та школа». Теперь очень даже та. Благодаря тебе и твоему «Клубу». — Ну да.       Согласно кивнул я и улыбнулся не без гордости: — Ну и вот. А потом случилось наше противостояние с Роном. Какая уж тут дружба. А на втором курсе — и вообще! Я очень был удивлён, когда близнецы ко мне подошли за Перси поблагодарить. Так что по сути мы только весной второго курса и начали общаться. Ну и третий зацепили немного. До тех пор пока я тебе не открылся, потом-то мне вообще не до кого стало, хотя и пересекались часто, даже и у тебя в кабинете. Вот и получается, что в этой жизни более-менее близких отношений у нас всего ничего — один учебный год с перерывом на лето. Вот и что делать? Я-то их знаю, а они меня… Да и не станут они уже никогда именно теми самыми. Не знаю, Сев. Посоветуй?       Северус привычно-незаметно усмехнулся, чуть дёрнув уголком рта: — «Посоветуй». С чем посоветовать-то? Ты в идеале-то чего хотел? Озвучь мне свой максимум, а я… я тебя отговорю.       Я рассмеялся, а он скупо улыбнулся. Я ничуть не сомневался, что в данном вопросе он будет голосом разума. — Ну вообще, я думал, что мы могли бы их… Усыновить?..       Довольно неуверенно высказался я, а он закашлялся, поперхнувшись слюной на вдохе. — Чевооо?       Протянул Северус, отдышавшись. — Ну вот я же говорил, что не знаю!       Я окончательно смешался. Только озвучив свою идею, я осознал, как глупо на самом-то деле это прозвучало, и принялся оправдываться: — Вот потому и попросил: «Посоветуй». Когда я об этом думал, у нас ещё не было Младшего.       Я с робостью, что не должна бы быть свойственна взрослому мужчине, уточнил: — Хуйня идея?       Северус глубоко вздохнул, покачал головой, глядя на меня, и выдохнул: — Ну просто пооолная хуйня! Фееричная! Ты как вообще всё это себе видишь? Вы в этой жизни, считай, едва знакомы. Это в прошлом ты в «Норе» надо не надо торчал, а здесь? Как ты себе вообще это представлял? — Ну они же хотят уйти из дома, ну и вот… Я думал предложить им отречься от семьи, стать Тоддами. А взамен я помог бы им с магазином, а ты — с их продукцией, обучил бы их. А потом мы им всё рассказали бы. Может, под клятву.       Северус прикрыл рукой глаза и снова покачал головой: — Когда «потом»? Рассказывать всё пришлось бы сразу. А иначе как они должны были бы обдумывать твоё предложение? Или ты считаешь, что они сразу же на всё согласились бы? С чего вдруг? И вообще. Ты себя слышал сам? «Взамен». Звучит странно и неприятно. Ты их как будто покупаешь. Причём покупаешь неоправданно дорого. За то, чтобы они отреклись от семьи, ты готов им заплатить, организовав проживание, обучение, инвестиции в бизнес. Что ещё?       Я промолчал. — И скажи, Гарри, нахуя усыновлять здоровенных лбов, которым через… Сколько? У них когда день рождения? — Первого апреля.       Пробубнил я, понимая, что он во всём прав, а я совершенно ничего не продумал.       А Северус между тем продолжил разносить в пух и прах мою идею: — Ага, которым через семь месяцев исполнится семнадцать. Детки, бля. Они вернутся летом домой уже совершеннолетними. На кой хер им сдалось твоё усыновление? Ты/Тодд им вообще кто? Они тебя первого сентября впервые в жизни увидели. Ты бы пошёл в семью к незнакомому мужику? Пусть даже по рекомендации национального героя, с которым они в неплохих — заметь, просто в неплохих, а не в отличных и близких — отношениях. Я их и так подучу за этот год. Денег они и так за этот же год поднакопят. Им вообще незачем будет домой на лето возвращаться. А в следующем году не будет Амбридж, близнецы не уйдут из школы. Они получат полное образование, сдадут свои ЖАБА на отлично, и вся жизнь перед ними предстанет совсем в ином свете, нежели в прошлый раз было. Что им даст усыновление? Смену фамилии? Так ведь все в курсе, что в их семье Молли — главное позорище, а она по сути даже не Уизли. К остальным и к Артуру в том числе народ неплохо относится. А об их младшем брате ты подумал? Или ты сразу троих усыновишь? Оптом? Или твои чудесные близнецы младшего братишку бросят на произвол судьбы?       Я только голову опускал всё ниже, словно пацан, которого ругал мудрый родитель.       А аргументы у моего любимого зельевара всё никак не заканчивались: — А вот вчера мы решили Молли упаковать в ЧПОК. И что? А я тебе скажу что. Получается, пацаны теперь с мамашкой своей вообще не пересекутся. И нафига им тогда Гарольд Тодд? А где они жить будут, сыновья твои, ты подумал? Ты понимаешь, что тебе тогда придётся давать им доступ в долину? А оно тебе надо? Малознакомые люди в твоём убежище. А они тебе малознакомые, как ни вспоминай прошлых близнецов. А доступ дать придётся. Это же будут твои дееети.       Протянул он с некоторой даже издёвкой и снова спросил риторически: — А им это надо? Он же хотят на Косой аллее и жить, и торговать. Это тебе нужен было свой дом, много места, глухомань…       Ага. В деревню, в глушь, в Саратов. — …а им? Они молодые, молодым всегда в цивилизацию охота, в толпу. Ооо!       Вскинулся он, словно вспомнив о чём-то важном. Так и оказалось: — А ты подумал, что они после усыновления кровного оборотнями станут? А они хотят тратить время на метания по лесам, ты их спросил? Нет, Гарри, не спросил. А я тебе скажу, чего они хотят и на что готовы тратить всё своё время без остатка, не отвлекаясь на леса и живность, — на работу. На разработки свои шуточные.       Он потянулся ко мне через стол и, накрыв мою руку своей, заговорил тихо, но проникновенно: — Гарри, пойми, я тебя не отговариваю. Ты конечно волен поступить по-своему, но вспомни ещё одну библейскую притчу — что-то эта книжка сегодня в тему, как никогда, — так вот: «Дай человеку рыбу, и он будет сыт один день, научи его ловить рыбу, и он будет сыт всегда». Всё, что близнецам может понадобиться, — это, как и в прошлый раз, тысяча галлеонов инвестиций. И всё. Остальное они сделают сами. Почти уже сделали. Не лишай их возможности собственными усилиями выстроить свою жизнь, как сделали их старшие братья. Они это могут, поверь. Не лишай их такой возможности. Ты уже им помог. Ты спас Фреда. Не будет войны, не будет сражения в Хогвартсе. Младший инвестирует в их бизнес, который они — заметь! — с нуля поднимут, и этого будет достаточно, поверь.       Я кивнул: — Я верю. Я тебе всегда верю, Сев. Ты очень умный. Здравомыслящий. — Надеюсь. Надеюсь, что «здравомыслящий», иначе нам капец.       Проворчал Северус и добавил уже спокойнее: — Тогда поверь и ещё кое в чём: иногда очень — ну просто очень! — хочется сделать всё за глупышей самому. Ведь ты знаешь и умеешь лучше. У тебя получится быстрее и правильнее. Но нельзя. Потому что это не помощь. Это лишение человека возможности приобрести собственный опыт, научиться самому после череды ошибок. Так, как это смог ты сам.       Я усмехнулся: — Ты так говоришь…       И сбился, замолчал.       Теперь уже усмехнулся он: — Ну? Договаривай. Как я говорю? Как мастер зелий, который ежедневно, скрипя зубами от злости, отходит в сторону от котлов с жидким говном, выходящим из-под рук бестолковой ребятни?       Я прикусил губу и ничего не ответил, придавленный осознанием своей слепоты.       А Северус чуть ухмыльнулся мне понимающе, поднялся из кресла, потянулся со стоном и, шагнув в мою сторону, игриво произнёс; — Всё ещё нуждаешься в моих советах? Тогда я иду к тебе.       Мой гогот было не остановить.       Проржавшись и угомонившись, заочно познакомив его со стиральным порошком «Тайд», я прихватил Мантию-Невидимку и отбыл в банк. Принятие собственной социальной инвалидности прошло, можно сказать, безболезненно.       

***

      В банке я первым делом запрятал артефакт самòй Смерти в крохотную комнатушку-сейф с пятном идеально гладкого расплавившегося и затем застывшего камня посредине пола. А уже потом, обпившись с Ормоком какао, я посвятил своего гоблинского друга в задумку с косами. Он был в восторге.       Ну а что хотеть? Гоблин же. Это во-первых. Во-вторых — это же Ормок. Известный приколист. Хотя конечно, назвать приколом взрыв украденной вещи прямо в руках вора — тот ещё юмор, но… Повторюсь — гоблины. Войны, восстания, геноцид — это всё про них.       В общем, Ормок обещал согласовать персональное зачарование тридцати «огненных жезлов» — как он обозвал косу в сложенном виде — с шаманами и добиться скидки. Мой управляющий был отличным профессионалом, знал о рекламных акциях порошка «Тайд» не понаслышке, а потому понимал, что снижение цены в начале продаж в целом убытка бизнесу не нанесёт. — Кровные зачарования теперь разрешены Министерством магии. Значит, народ скоро валом повалит. Так что возьмём количеством. А цену действительно не помешает снизить. Это раньше за нелегальность и секретность доплачивали, а теперь что уж.       Разглагольствовал абсолютно довольный Ормок, развалясь в своём кресле, держа кружку с какао в одной руке, а второй дирижируя в такт своим словам. При этом его короткие ножки в крохотного размера ботиночках с золотой пряжкой нахально возлежали на письменном столе. Смотрелось крайне потешно.       Потом я прикупил информационных накопителей для артефакта марионетки Адама.       Ну и чек попросил, как без этого.       Всё-таки камушки были совсем не дешёвые. А чтобы втрамбовать воспоминания за тысячу лет — пусть даже и только избранные — да ещё и на несколько сотен лет вперёд свободного места оставить… Короче, заплатил я за накопители сумму близкую к астрономической и совершенно не горел желанием просто так делать подобный подарок нашему кровососу. Ещё пришлось пополнить запасы различных металлов — Тридцать лезвий для кос я из чего-то же должен сделать? — потом Ормок пристал с организационными вопросами по поводу наладки ретрансляторов. А потом я распорядился незамедлительно оплатить новый счёт от ЧПОКа, как только он получит тот от Гиппократа, за доставку и проживание на полном пансионе двух Уизли женского пола.       Это как раз тот случай, когда от проблемы проще откупиться, чем решать. Собственный покой всё равно дороже. Да и безопасность.       Так время и пролетело.

***

      Распростившись со своим когтистым и цепким — во всех смыслах — управляющим, я пошёл по стопам Младшего и тоже посетил коттедж. Забрал у Симы контейнеры с уже готовыми пюрешками, паштетами и супчиками для нурменгардского сидельца и уточнил у Кричера «рецепт» Кокона Рождения.       Поразился в очередной раз собственной дурости, когда тот повис у меня на штанине и завопил: — Гарри! Только не надо, как в прошлый раз, по целому флакону яда василиска и молока единорога вбухивать в кровяную смесь! Достаточно пяти капель. — Бляаа! Крич, а чё ж ты в прошлый раз-то молчал,а?       Я аж подавился от жадности:       Это ж сколько добра зря, считай, перевёл?       У меня даже горло заболело, так жаба задушила запоздалая.       Хотя… Не может ли это быть после наших утренних экспериментов? Да неее, Сев меня аккуратненько держал. Это точно она — земноводная!       Кричер оправдался тем, что даже рта тогда раскрыть не успел, как я влил драгоценные жидкости в недра марионетки.       Ну так-то да… Ай, что уж теперь, дело давнее. Но нет, ну надо же было так!.. Ай, ладно. Но нет всё-таки, вот я!..       Ну и ещё примерно минут пять в том же духе.       Накапал в домашней лаборатории Северуса по чуть-чуть обоих ценных ингредиентов в крошечные пробирки и рванул снова на Косую аллею, потому что вспомнил, что забыл — да-да, классика жанра — купить древесины для марионетки и кос.       Кстати, рукояти кос я решил делать из чёрного дерева. И прочно, и стильно. А лезвия будут из хирургической стали с чернением.       Красотища! Себе, что ли, тоже сделать? Уж больно стильная вещица намечается. Буду я этаким Смертем с косой. Даже с некоторыми на то основаниям. Уж всяко пизже садовой-то тяпки. Обдумаю. Но склонен согласиться на собственное предложение.

***

      Так день и прошёл в хлопотах. А вечером мы с Северусом засели в своих прекрасных креслах, смотреть воспоминания Дамблдора, которые мой хозяйственный зельевар прихватил из директорского кабинета.       Увы, ничего особо компрометирующего мы не нашли, никаких оргий с вейлами.       Впрочем, не с вейлами тоже. Но шанс ещё есть, никто не мешает нам пробраться в кабинет и просмотреть содержимое остальных флаконов. Вдруг там оргии всё-таки будут? Не то чтобы очень хотелось посмотреть, но всё же…       Но всё же интересный фрагмент нам попался. В одном из фиалов обнаружилось воспоминание о том, как Дамблдор «увёл» протез «Грюма».       Этот хитромудрый старец дождался, когда псевдо-Аластор со своей ассистенткой встали из-за стола и скрылись за дверью Зала наград, и тоже поднялся, попрощавшись со всеми. Мы с Северусом к тому времени уже давно обжимались за поворотом коридора, ожидая Младшего с одурманенной француженкой. Закрыв за собой дверь Зала наград, Дамблдор тут же напялил Мантию-Невидимку и поспешил вдогонку за «Грюмом» и «Джейн Фрейзер». Догнав неспешно шедшую по коридору парочку, тот пристроился почти вплотную.       Я, пока смотрел этот путь от Зала наград до покоев, выделенных «Грюму» с ассистенткой, похудел не меньше чем на пару фунтов, так нервничал. Я всё ждал, когда же Габриэль ляпнет что-нибудь, что никакими потугами не будет возможно натянуть на играемый им образ Грюма. Но пронесло. Бывшие старосты действительно играли, со всем тщанием и явным удовольствием. Габриэль грубовато флиртовал, не стеснялся пожамкать то сиську, то полужопие «Джейн». Та скромно подхихикивала и сдержанно отмахивалась, бурча на мужскую нетерпеливость. Когда таким образом процессия добралась до пункта назначения, я разжал сведённые нервной судорогой пальцы, которыми уже привычно вцепился Северусу в колено, утёр холодный пот и нервно высказался, остановив воспоминание: — Ну вот! Лицедеи, бля! А сколько пиздежа-то было, что тошно им будет целый год в чужих шкурах. А сами-то! Артисты погорелого театра, бля. — Ты меня скоро без коленной чашечки оставишь.       Пожаловался он, растирая ногу. — Надо игрушку антистресс себе сделать.       Пошутил я, а он поддержал идею: — Ага. Позолоченную. С камнями. Тогда бедный Дамблдор сядет как вор-рецидивист. — Нам, главное, самим не сесть бы по соседству с ним, а то склонности у нас обоих соответствующие.       Посмеявшись и позлословив чуть-чуть, мы снова запустили воспоминание.       Так вот, когда недружная троица оказалась у дверей покоев преподавателя ЗоТИ, Дамблдор дождался, кода все защитные заклинания будут сняты, а дверь открыта, и подбросил «Джейн» под подошву туфли небольшой камушек. Та наступила, пошатнулась. Джентльмен Габриэль, вместо того, чтобы по-грюмовски выхватить палочку и начать палить по коридору в обе стороны, поддержал свою даму под локоток и завёл внутрь, буквально на пару секунд дольше нужного оставив дверь открытой. Чем и воспользовался Дамблдор, ловко проскользнув внутрь. Ну а там…       Северус шлёпнул меня по пальцам, и пришлось мне вцепляться в жёсткую столешницу, а не в его коленку.       Мужское колено, конечно, тоже не идеал мягкости, но куда как приятнее дубовой доски.       А психовать я опять начал потому, что в покоях-то «Грюму» и «Джейн» уже не было нужды притворяться, поэтому заговорить они могли прямо с порога о чём угодно. Но и тут пронесло. Парочка молча прошла в спальню, а на удивление деликатный — хотя скорее просто продуманный и опытный — Дамблдор остался топтаться в гостиной. А вот когда хлопнула дверь ванной комнаты, тогда-то тот и рванул бодрой рысью в спальню, цапнул стоявшую у стены готик-гжель ногу и рванул на выход.       И если за поддержание «легенды» при общении друг с другом даже без видимых свидетелей мне хотелось Габриэля с Джеммой расцеловать, то вот за зачарование выхода из покоев мне захотелось надавать им по… по чему-нибудь. По жопам вроде поздно, да и неприлично, а по рукам…       Я ж как вдарю, у обычного человека пальцы на пол посыпятся. — Ну как так-то?!       Не сдержавшись, воскликнул я, глядя, как Дамблдор просто открывает дверь и уходит. Изнутри покоев Габриэль не наложил ни единого зачарования. — Ну Гарри. А у кого иначе?       Возразил Северус. — У настоящего Грюма было иначе. Я уверен!       Возмущённо припечатал я, а он не стал спорить: — Возможно.       Но нашёл плюсы даже в случившемся: — Ты посмотри на это с другой стороны. Ведь если бы Дамблдору пришлось возиться с выходом, то он потратил бы время. Задержался. А там — мистер Трумэн и мисс Фарли вышли бы из ванной. И были бы они явно куда менее одетыми, чем до того, как вошли туда. А пропажу протеза они заметили сразу. И что тогда? — «И что тогда»?       Послушно повторил я. — А и то! Тебе же твой бывший староста сказал, что «Джейн» просила не активировать браслет, потому что культя слишком натуралистично выглядела. То есть у «Грюма» просто не было ноги до колена. Увидь Дамблдор такое… Не знаю. Задумался бы точно. И что-нибудь заподозрил бы. — Ну… Тоже верно.       Пришлось мне согласиться с чужими доводами. Поразмыслив, я задал вслух вопрос, беспокоивший меня на протяжении просмотра этого короткометражного психологического триллера от первого лица: — Я вот одного не пойму. Нахуя Дамблдор Мантию напялил? — Слушай, а у тебя не осталось твоего успокоительного?       Перебил меня Северус. — Вообще-то осталось. А тебе зачем?       Поинтересовался я, призывая зелье из сумочки. — Не мне, Волчонок. Тебе. Ты сегодня материшься… Не скажу, что как сапожник, но гораздо больше обычного. Я волнуюсь.       Я вздохнул и залпом выпил содержимое флакона. Сам прекрасно понимал чужую правоту. Проворчал, пряча обратно пустую бутылочку: — А ведь ещё недели учёбы не прошло, что же дальше-то будет? — Ничего, справимся. Что ты там не понял-то?       И я принялся объяснять то, что напрягло меня в действиях Дамблдора: — Я не понял, почему нужно было рядиться именно в Мантию? Дамблдор, что ли, дезиллюминационные чары разучился накладывать? Он ведь использовал купол тишины, чтобы шорохами одежды, шагами и дыханием не выдать себя. Так зачем именно Мантия? Почему не чары?       Северус задумался, но никаких идей не выдвинул, просто спросил: — А какие у тебя соображения? — Не знаааю…       Протянул я и уже привычно сначала растрепал себе волосы обеими руками, а потом пригладил заново: — Не знаю, Сев. Вариантов может быть масса, но ведь зачем-то он готовился, прихватил Мантию из тайника. Мне кажется: или он думал, что глаз Грюма может видеть через чары — и это самый простой вариант, — или же…       Я замолчал, а Северус подбодрил меня: — Ну-ну? — Или он что-то знает об этой Мантии. — Ну естественно, знает. Если он Палочку прикарманил, Мантию у Оленя выклянчил, кольцо с Камнем в твоей прошлой жизни первым делом себе на палец нацепил, даже на охранные заклинания не посмотрев, — конечно знает!       Заключил Северус, поднялся из кресла и пошёл к бару: — Выпьешь? — Ой нет! Я вчера навыпивался. Да и работы завтра много, не стоит расслабляться.       Отказался я.       Он пожал плечами и заказал у эльфов чаю, а я сидел и думал. Думал и никак не мог понять, что меня так зацепило в использовании Дамблдором Мантии-Невидимки:       Нет, ну логично же: у тебя есть полезная в хозяйстве вещь, и ты эту вещь используешь.       Но что-то цепляло. Что-то не давало покоя. Что-то нелогичное, на уровне подсознательных догадок, необъяснимых уверенностей и прочей недоказуемой ерунды, которую мы, бывает, вот просто знаем, и всё тут. — Разберёмся. Не переживай. Со всем разберёмся.       Северус присел на подлокотник моего кресла и, приподняв моё лицо пальцем за подбородок, прикоснулся к губам совершенно не эротичным поцелуем.       Я обхватил его и потянул, роняя себе на колени. И обнял, как большую плюшевую игрушку.       Тяжёлую такую. И жёсткую.       Я однажды играл(а) в далёком девичьем детстве с бабушкиным плюшевым мишкой. Старинным, набитым опилками.       Вот один в один.       Я прыснул от смеха в чёрные шелковистые пряди. — Ну что ржёшь? — Ничего-ничего. Это я так. От умиления.       Честно признался я.

***

      А с понедельника началась обычная школьная жизнь. По крайней мере у подавляющего большинства студентов.       За завтраком мы опять наблюдали за столом «Когтеврана» две чуть различающиеся оттенками белые макушки, чуть ли не смешивающиеся прядями.       И о чём они только разговаривают всё время? — Вернулся наш комар-переросток. — Вернулся.       Подтвердил Северус моё «важное» наблюдение.       Пару минут спустя из-за стола «воронов» к нам прилетел журавлик-записка:

Приду в девять. С Гарри.

                                          Адам

      Мне показалось, что даже написанное на пергаменте «Гарри» так и сочилось сарказмом.       Мудак. Вот сделаю ему дубля и тоже буду умничать.

***

      День прошёл у каждого в своих делах. Я с точностью станка с ЧПУ выточил и собрал марионетку и занялся древками для кос. Однообразная работа по дереву успокаивала. Я понял, что за изменения в характере Дадли нужно благодарить не только мои артефактные игрушки, которые я чинил и дополнял, а и его хобби.       А в обещанные девять вечера раздался стук в дверь. На пороге стояли Младший и Адам. И у последнего, как мне показалось, глаза были краснее обычного.       Пригласив и усадив визитёров, мы приготовились слушать интересный и долгий рассказ. Но Адам огорошил нас единственной фразой: — Живым из Нурменгарда не выйти.

***