Неправильный Поттер. Пуффендуй

             

***

             Честно признаться, Младший очень распереживался, когда, поднявшись с перрона в вагон «Хогвартс-экспресса», увидел, что с его формы пропали знаки принадлежности к факультету. Он конечно не признался никому — «Взрослый же мужик по сути!» — но внутри неприятно ворочались сомнения на тему: а не сможет ли Шляпа разглядеть, кого той вместо человека подсунули.       «Ведь если разглядит, да ещё если и заявит о таком казусе во всеуслышание, тогда кирдык отчаянному плану Гарри-старшего и Северуса».       За себя он не волновался, а вот за Гарольда…       «Ладно, о Шляпе потом буду переживать, когда до меня очередь на распределение дойдёт. Пока просто стоит радоваться тому, что причиной «изгнания» меня из «барсучьих» рядов все сочли смену фамилии. И тот факт, что я совершенно новая душа — увы, пока просто душа, без мало-мальски подходящего тела, — никому неизвестен, кроме Гарри-старшего и Северуса. Удачно получилось».       Он предпочёл понадеяться, что Гарольд что-нибудь придумает, если уж всё совсем пойдёт наперекосяк.       «Заявит, например, что артефакт Основателей не выдержал тысячелетнего использования, а потом, пока будет ту типа ремонтировать, они договорятся».       С такими мыслями он и уселся на диванчик купе, напротив Драко и Сьюзен, ждать неизбежной встречи со Шляпой.

***

      Постепенно народу на платформе прибывало. Становилось шумно, весело, многолюдно. Все искали друзей, обменивались новостями, прощались с родителями, разбредались по вагонам. Думать и бояться Младшему резко стало некогда: повзрослевшие девчонки смело лезли с поцелуями в щёку; парни с разной степенью интенсивности сдавливали руку в пожатиях и хлопали по спине. После третьего такого хлопка, взволнованная Сьюзен закрепила ему очки на лице чарами вечного приклеивания, и тогда Младший смог немного расслабиться, и перестать переживать хотя бы о том, что очки слетят на пол после очередного конкурентно-дружеского удара по хребту. А то сокурсники и прочие приятели Гарри Поттера, место которого теперь уже окончательно занял Младший, не сдерживали ни радость, ни чувство соперничества. Все были рады встретить своего лидера спустя два месяца отдыха, но все были не без глаз и могли по достоинству оценить произошедшие с внешностью Избранного перемены.       А перемены были прямо-таки шокирующими, тут было и чему позавидовать парням, и чем восхититься девушкам. Теперь, после ритуала и смешения внешнего облика личины со внешностью аналога Северуса из другого мира — «Или всё же времени?» — Младший стал гораздо выше, чем был предыдущий Гарри.       «Нет, не Гарри, а личина. Господи, я уже сам запутался, сколько Гарри, сколько Поттеров, и кто настоящий. Я, который Младший; Гарри-старший, который Гарольд, но который не Поттер; Гарри Поттер, который раньше был лишь иллюзией внешности, а теперь стал мной, который стал Тоддом-Поттером. Сложно, бля».       В общем, личина Гарри Поттера скачком выросла после ритуала, а за два месяца отдыха, один из которых прошёл на море, вытянулась ещё. Алгоритм внешних изменений, созданный Гарольдом, продолжал исправно менять ненастоящую внешность согласно условиям окружающей среды: обильной пище, йодистому воздуху, физическим нагрузкам. Так что на очень многих Младший теперь смотрел сверху вниз. Но ростом изменения не ограничились. Он раздался в плечах, хотя и явно не настолько, насколько стал бы мощнее, если бы остался просто копией Гарольда. Очевидно, вмешался тип сложения Северуса, который благодаря истязаниям Гарольда был теперь тоже весьма спортивным мужчиной — «Хотя скорее молодым человеком», — но не таким массивным, а более…       «Гибким, что ли? Лёгким».       То есть Гарри Поттер не просто стал Гарри Тоддом-Поттером, он ещё и сильно изменился за лето. И сейчас ученицы — в основном, но не только — Хогвартса демонстрировали как раз всё то, чего опасались Гарольд, Северус и сам Младший: на новые фигуру, рост и заострившиеся черты лица, на выразительную линию челюсти, на прямой тонкий нос, на ставшие более тёмными и густыми брови и ресницы и на резко отросшие волосы, забранные в высокий хвост, девчонки слетелись, словно мухи на мёд. И это было… Это было странно. Вектор популярности Избранного явственно сместился и отдавал теперь отчётливым привкусом сексапильности. Такое изменение не заставило Младшего, не являвшегося подростком, начать гордиться собой, как не заставило и начать стесняться, но это было…       «Странно».       Непонятно было, что теперь делать. Пользоваться пока не тянуло, значит…       «Значит, остаётся просто ждать, когда ажиотаж спадёт. Ну что ж, подожду».       И он терпеливо ждал. А ажиотаж лишь набирал обороты. В открытую дверь их купе то и дело кто-нибудь заглядывал, выражал свою поддержку Гарри Поттеру и невербально демонстрировал восторги или лёгкую зависть по поводу его внешних изменений.

***

      Поезд двинулся, но народ не утих, а чуть ли не быстрее забегал. Организовывались мальчикòвые и дèвочковые междусобойчики; сложившиеся в прошлом парочки искали друг друга; носились взмыленные старосты и перевозбуждённые младшекурсники; где-то кто-то отчего-то плакал. К ним в купе снова заходили: кто-то оставался на час и дольше, как Джастин Финч-Флетчли, например; кто-то здоровался и сразу уходил. Забежали братья Боулы со «Слизерина», Лерой и Люциан, угостили вкусным вином с крошечного семейного виноградника и остались поболтать. Каким-то чудом, не иначе, забредшая Чжоу Чанг присоединилась к их выпивающей компании и научила всех протрезвляющим чарам. Заглянул занятой и явственно замотавшийся Седрик. Сквозь румянец стеснения поприветствовал Гарри, более спокойно поздоровался с Драко, Сьюзен и остальными. Пробормотал, что рад всех видеть, и поспешно ушёл, отговорившись делами старосты и пообещав заглянуть позднее. Воодушевлённая Чжоу тут же унеслась следом за Седриком, а Младший только вздохнул столь наглядному проявлению чувств того.       Объективно говоря, Седрик был весьма хорош. Тоже заметно подрос, вымахал даже выше него самого, а уж внешне тот всегда был привлекательным.       «Вот и что мне с ним делать? Лучше бы Сед нашёл себе какую-нибудь Беллу Свон. Хоть и китайскую реплику».       Невесело пошутил про себя Младший, понимая, что чувство юмора и запас шуток ему явно передались по наследству от Гарольда.       После ухода Седрика расстроившийся не пойми из-за чего Джастин сменился крайне довольным Невиллом в обнимку с незабвенной мимбулус мимблетонией. Раскрасневшаяся от выпитого вина Сьюзен тут же предусмотрительно наколдовала нервному кактусу стеклянный клош. Во избежание.       Когда Драко предложил Младшему выйти «подышать», по пути к туалету они наткнулись на «Гермиону Грейнджер, кстати». Та, поздоровавшись и проводив их задумчивым взглядом, дождалась возвращения и попросила Младшего уделить ей пару минут. Он прекрасно помнил, что последний раз Гарольд под личиной Гарри Поттера разговаривал с ней около библиотеки и дал совет по поводу книг. Так что сейчас совершенно не мог предположить, что могло бы Грейнджер от него понадобиться. Но в разговоре не отказал.

***

      Найти пустое купе было абсолютно нереально, потому они вышли в тамбур, где Младший наложил помеховые и отвлекающие внимание чары, пока его будущая собеседница вздыхала, прикусывала губу и выкручивала себе пальцы — в общем, готовилась к серьёзному разговору. — Гарри. Я хочу тебя попросить… То есть не я… Нет, я тоже хочу, но не во мне дело. Я понимаю, что так запросто нельзя рассчитывать ни на что, но… В общем, я хочу попросить тебя… Нет.       Грейнджер замолчала, очевидно растерявшись, и теперь просто стояла, не зная, с чего снова начать.       Младший вздохнул:       «Придётся, видимо, помочь. Интересно даже, чего она хочет». — Так, Грей… Гермиона. Не спеши. Давай по порядку. Ты передо мной уже извинилась в прошлом году, так что переходи сразу к делу. Что ты хочешь попросить у меня? — Не я. То есть я, но… — Стоп! Не ты. А кто?       Она выдохнула и, словно в воду с головой ринувшись, вывалила, спеша и проглатывая окончания, в своём лучшем стиле говорящего пулемёта со скоростью тысяча слов в минуту: — Рон! Это Рон. Он очень многое обдумал и понял, и хотел бы извиниться. Он мне письма летом писал. Но он боится к тебе подойти из-за того твоего желания! Вот я и решила, что могу помочь и поговорить с тобой сама! Фух. — Действительно «фух».       Младший тоже выдохнул с облегчением, с некоторой задержкой переварив смысл этой тирады. — То есть ты пришла попросить за Рона.       Уточнил он.       Грейнджер кивнула и посмотрела просяще. — М-дааа.       Он задумался, припоминая формулировку озвученного почти три года назад желания. Память у него была отличная, всё-таки мощностей в очках хватало, так что Младший и сейчас мог в точности воспроизвести слова Гарри. — М-дааа. А ты знаешь, Гермиона, что с магией шутить нельзя?       Она закивала с готовностью, а он сам передёрнулся, вспомнив, как выглядел и как вёл себя Гарольд после ритуала усыновления. Тот тогда только это и сказал Северусу, а Младший безбожно подслушал чужие слова. Интонации и дрожь в голосе своего более старшего «я» впечатлили его и убедили, что стоит взять себе за правило это утверждение. И сейчас он со всей серьёзностью, на какую только был способен, посмотрел в глаза своей собеседнице и произнёс проникновенно: — Нельзя. А иначе — поплатишься. — Я… я понимаю. Наверное.       Она сглотнула, а он покачал головой: — Нет, не понимаешь.       И процитировал: — «Я, Гарри Поттер, желаю: чтобы Рональд Уизли при любой попытке вернуться в «Клуб» с чьей-либо помощью или без таковой или при попытке посягнуть на имущество, деятельность или репутацию «Клуба» терял одну вторую от своего магического потенциала. Да будет магия мне свидетелем!» Я тогда так сказал.       Грейнджер молча кивнула, а Младший произнёс вкрадчиво: — А ты понимаешь, Гермиона, что сейчас твой друг — или кто он там тебе? — может лишиться половины своих невеликих магических сил? Ведь ты пытаешься ему помочь вернуться в «Клуб».       Она прижала руки к груди и замотала головой: — Нет! Нет-нет, он же об этом не знает! — Вряд ли это имеет значение.       Пожал он плечами. — Н-но… но как же так? А ты не можешь отменить? Ну… простить его? — Это так не работает.       Он ухмыльнулся невесело, а она неаккуратно стёрла ладонью выкатившуюся слезинку: — Но как же так?       Младший опять пожал плечами с некоторым безразличием: — Я предупреждал тебя, что это другой мир. Что слова здесь имеют свою цену. Здесь всё по-другому. Боюсь, он никогда не вернётся в «Клуб».       Грейнджер, явно отчаявшись, прошептала: — Совсем? — Нууу… Варианты есть всегда. Например, если Рон спасёт мне жизнь, и в уплату Долга Жизни попросит — не потребует, заметь! попросит — отменить моё желание. И если я буду ему искренне благодарен и действительно захочу отмены, то, возможно тогда… Но ты же понимаешь, что ситуация со спасением не может быть подстроена?       Она молча кивнула, внимательно слушая, а Младший равнодушно пояснил: — Но я не вижу в обозримом будущем возможности, когда Рон Уизли реально мог бы мне чем-то помочь. Тем более спасти меня. Уж извини, но… Мы с ним из разных весовых категорий, если ты понимаешь, о чём я. — Понимаю.       Прошептала Грейнджер, растерявшая весь запал, и добавила: — Я… Тогда я пойду. — Иди. Умойся. — Да.       Она кивнула и, уже взявшись за ручку ведшей в вагон двери, обернулась: — Спасибо, что выслушал. — Совершенно не за что. Пока. — Ага.       

***

      Грейнджер ушла, а Младший стоял в тамбуре и смотрел на пробегавшие за окном пейзажи. Лично ему Рона не было жаль. Не в том смысле, что ему вообще не было бы жаль Уизли-шестого, случись с тем что, а в том, что ни он, ни Гарри-старший, который Гарольд, ни разу не сожалели, что в этой жизни рядом нет такого человека, как Рональд Уизли. Младший надеялся, что тот не потеряет в магии из-за самоуправства своей чересчур деятельной подружки, но сожалеть о принятом три года назад решении не начал.       Пожав плечами, отбросил от себя эти мысли и решил пройтись по составу:       «Возможно, встречу Седрика. Ему, наверное, приятно будет».       Будет ли при этом приятно ему самому, он предпочёл не задумываться.

***

      Но стоило пройти через переполненный и небывало шумный вагон с первокурсниками, как в следующем его поджидало кое-что интересное. Младший наткнулся на запертое купе, из-за дверей которого, даже из-под кривовато наложенных заглушающих чар, доносились знакомые голоса.       «Ага. А вот и Рон. Странно. Грейнджер ушла не в эту сторону, так с кем он там скандалит?»       Но тут раздался особенно чёткий выкрик, и Младший узнал голос Фреда.       «Ну или Джорджа. Не поручусь».       Послушав доносившиеся из-за двери несвязные возгласы ещё пару минут, за которые он успел поздороваться с двумя когтевранцами и поболтать минутку со слизеринским охотником Грэхэмом Монтегю, который очень сокрушался об отсутствии в этом году школьных соревнований, он всё же решил вмешаться в братское общение. Младший громко постучал, предварительно сняв чары. — Ну кому там неймётся, блядь?!       Грубо рявкнул ему в лицо один из близнецов, так резко дёрнув в сторону дверцу купе, что та ударилась об стену и чуть откатилась обратно, наполовину перекрывая проём. — И вам здравствуйте, молодые люди. Фредди, а если бы вместо меня здесь была очаровательная Анджелина Джонсон?       Задорно усмехнулся Младший, отодвигая с прохода как-то не особо обрадованного его визитом Фреда, входя в купе и отмечая про себя, что они с тем будут теперь, пожалуй, одного роста. — Да и похуй. Привет.       Пробормотал тот, закрывая дверь и снова накладывая чары. Садиться Фред не стал, а развернулся и прислонился спиной к двери, сложив на груди руки. — Всем привет ещё раз, о чём ругаетесь?       Делано-радостно спросил Младший, нахально плюхаясь на диван к Рону, который от такого соседа шарахнулся и прижался к стене рядом с окном. На столь явный испуг он только приподнял бровь и смерил шестого рыжего весёлым взглядом. — Ну так? Ответит мне кто-нибудь?       Настойчиво переспросил он.       Ответил ему Джордж, старательно отворачивавшийся к окну: — Нет. Нет, Гарри. Тебе никто не ответит. Поэтому… Мы рады, что у тебя, по всей видимости, всё хорошо, но… У нас тут дела сугубо семейные, так что нет. Мы сами всё решим.       Конечно, магическим зрением своего…       «Своего прототипа? Оригинала? Своей более старшей версии? Сложно, бля!»       Магическим зрением Гарольда Младший не обладал, но даже простое, зато отличное зрение и максимум внимательности позволили заметить, что лицо Джорджа словно бы подрагивало, будто того мучил нервный тик. Обернувшись ко Фреду, он увидел точно такую же картину. Сделать выводы не составило труда: на лица близнецов были наложены простые маскировочные чары, которые сейчас, из-за напряжения носителей, немного сбоили.       В купе повисла тишина. Трое Уизли молчали: один отворачивался, двое других сверлили его взглядами. Младший разглядывал всех троих по очереди. И пришёл к заключению, что если Джордж разговаривать не желал, то Рон и Фред явно были не прочь пооткровенничать, но Рон боялся, а вот Фред…       «Непросто же так он перегораживает мне выход».       И он решил действовать: — Фините Инкантатем Максима. — Что?.. — Ну зачем!       Хором воскликнули близнецы.       Естественно, и так не особо хорошо державшиеся чары слетели, представив глазам Младшего не слишком приятное зрелище: через всю щёку Джорджа розовел свежий грубый шрам, тянувшийся от правого виска, через губы, до линии челюсти слева. На лбу у Фреда виднелся обширный шелушащийся ожог, над которым не хватало заметного куска рыжей шевелюры, такой же ожог уходил под воротник рубашки с шеи слева.       Со стороны Рона донёсся всхлип. Переведя взгляд на последнего из братьев, никаких увечий Младший не разглядел.       «По крайней мере на видимых участках кожи. Значит, скорее всего, досталось только двоим. Уже легче. И проще».       Проще было догадаться, за что могло достаться шебутным близнецам так, что те не смогли сами полностью свести следы.       «Хотя почему не смогли? Вот это странно».       Судя по нежно-розовому цвету шрама Джорджа, огребли те, как предположил Младший, не более двух суток назад. Покончив с разглядыванием и с выводами, он обратился к явно более настроенному на диалог близнецу: — Фред. Я рассчитываю на откровенность. — Зря!       Тут же окрысился в ответ непривычно злобный Джордж.       Младший не стал тому отвечать, а просто приподнял бровь в стиле Северуса, по-прежнему глядя на Фреда.       Тот кивнул и по привычке потянулся к волосам, но на середине движения рука замерла, пальцы сжались в кулак, и тот опять просто сложил руки на груди.       И тут не выдержал Рон: — Это всё мама! И Чарли! И… и я!       Младший повернулся к тому и смерил насмешливым взглядом.       Как ни странно, Рон понял значение этой пантомимы и зачастил: — Ну нет конечно! Не я сам! Но из-за меня! Я их увидел, ну… И… и Чарли сказал. И маме. А он… И она…       И шестой рыжий разрыдался некрасиво, завывая сиплым ломким баском, с перекошенным ртом утирая слёзы и сопли.

***

      Пять минут и три носовых платка спустя, догадки Младшего подтвердились: не так давно Рон застукал близнецов на горячем, как говорится, то есть за выражением друг другу своей отнюдь не братской любви. Шокированный шестой братец тихонечко удалился, не потревожив предававшихся плотским страстям четвёртого и пятого, и погрузился в раздумья. Думал тот не сказать чтобы долго, но для непривычного к такому делу Рона — более чем достаточно. Самым шокирующим в этой ситуации — ну лично Младшему — виделось то, что смутил Рона в отношениях братьев не сам факт наличия подобных отношений между братьями. Всё время своих раздумий тот задавался вопросом: «А не остался ли я на обочине семейной любви?» И вот тут ему стало до ужаса жаль шестого. — То есть ты чувствовал себя в вашей огромной семье настолько одиноким, что даже на такую братскую-небратскую любовь был бы согласен?       Тихо спросил Младший, охреневая про себя от уровня развития Рональда Биллиуса Уизли, которому, очевидно, понятия этики и морали, равно как и нормы приемлемого и неприемлемого не привиты были вообще.       «Хотя о чём я? Кто бы ему что привил, если пацан настолько не видел родительской любви, что… Н-да. Этакая квинтэссенция недолюбленного ребёнка, не видящего разницу между любовью родительской и иной, между платонической любовью и физической. Готовая жертва педофила, заранее переполненная стокгольмским синдромом. Правильно сказала Грейнджер: «Эмоциональный диапазон, как у зубочистки». Но он-то в этом не виноват».       Рон не стал отвечать на обидные вопросы, а просто продолжил рассказывать, икая от недавних слёз.       В общем, думал тот думал, и становилось чем дальше, тем обиднее. А посему, через пару дней Рон осторожно поинтересовался у Чарли, не случалось ли и тому когда-либо… Нет, не заставать Фреда и Джорджа, а выражать таким же способом свои чувства… Ну например Биллу. Или Перси.       Судя по тому, что последовало за этим вопросом, у Молли и Артура — видимо потому, что Чарли был всего лишь вторым по счёту их ребёнком — ещё хватило сил того не только вскормить, но и вложить что-то в голову, и… и да, любить, а не считать очередной провальной попыткой зачать дочь. И половой акт в сознании Чарли не равнялся способу выражения родственной привязанности. То есть второй сын, в отличие от шестого — и вполне возможно, четвёртого и пятого, — разницу ещё видел и понимал.       Сказать, что после таких предположений шестого из братьев второй по старшинству брат конкретно охуел, — это ничего не сказать. Простой, как кнат, и прямой, как рельс, животновод Чарльз Уизли рассвирепел и набросился на Рона. А так как кулаки у любого драконолога весьма увесистые, то тут уж, хочешь не хочешь, пришлось последнему искать спасения у матушки и всё выкладывать начистоту. Хотя после сцены на вокзале, в конце прошлого учебного года, Рон сделал свои выводы и старался лишний раз к родительнице не обращаться. Но не пропадать же самому ни за кнат, если не виноват ни в чём, кроме дурного любопытства.       Но, как всегда и бывает в жизни, в этой ситуации понимание и прощение не шли рука об руку. Едва оправившись от полученных новостей, Молли тоже задала трёпку Рону. За то, что тот сразу не пришёл к ней. А потом при полной поддержке Чарли отправилась наводить дисциплину в поредевших, в связи с предательством Персиваля, рядах своих сынов.       Дело было почти ночью — потому как задавать брату столь интимные вопросы Рон отправился, лишь окончательно потеряв надежду на спокойный сон, — ворвавшись в комнату близнецов, Молли застала тех мирно спавшими, но! В одной кровати, голышом и в обнимку. И тут те получили за всё и сразу: и за неспособность вернуть Поттера в лоно семьи Уизли; и за то, что не смогли прикрыть/помочь/спасти Джинни; и непосредственно за дело. Потому как терпимость и принятие гомосексуальности — это одно. Такие люди есть, и никуда от фактов не деться, так что нехай себе сношаются. Но делать это всё с родным братом — с близнецом! — совсем другое.       На взгляд Младшего, как раз таки то, что «с близнецом» служило не отягчающим, а смягчающим вину обстоятельством.       «Ну просто потому… Ну потому, что, занимайся Фред или Джордж ЭТИМ с тем же Чарли, вот это было бы воистину странно. И даже отдавало бы извращением. А уж если с Роном — или с Перси — и подавно фу! А друг с другом… С собственным близнецом… Почти не считается. Это ж как самому себе подрочить. Наверное. Но вообще — сложно, бля».       Но Молли философия Младшего была чужда, а потому получили близнецы как следует. «Добропорядочную» мать семейства так распидорасило перемкнуло, что Чарли пришлось не вносить свою лепту в укрепление морального облика младших братьев, а оттаскивать озверевшую мать, чтобы та не убила сыновей в аффектации.       Рон, надо отдать тому должное, близнецов лечил как мог, помогал и просил прощения. Но так как за день до у Фреда с Джорджем взорвался их очередной эксперимент, то лечебных зелий осталось всего-ничего. Потому было решено вылечить тела, дабы раны не сказывались на способности к движению, а лица залечить позже. Сегодня вечером близнецы планировали обратиться к мадам Помфри, а там и наварить себе запас.

***

      Теперь три пары глаз внимательно смотрели на Младшего, ожидая реакции. — Я только не понял, вы чего ругаетесь-то? Рон же всё объяснил, прощенья попросил, помог. Что не так?       Наверное это были совсем не те вопросы, которых от него ждали, но он не собирался лезть глубже. Об отношениях близнецов он прекрасно знал из воспоминаний Гарольда, критиковать никого не собирался, психоанализом заниматься тоже. — То есть больше тебя ничего не смущает?       Сверля его взглядом и нарочито противно ухмыляясь рассечёнными губами, спросил Джордж. — Мне самому мальчики нравятся.       Отзеркалил ухмылку того Младший, призывая из сумки на поясе подготовленную летом Северусом аптечку и извлекая из сундучка заживляющее, противоожоговое и зелье для роста волос. Последнее он сам между делом как-то ночью сварил в лаборатории Северуса, больше даже шутки ради, «налюбовавшись» на подпалённого Птичкой Дамблдора. — Братьев, правда, у меня нет, но если бы имелся близнец — такой же красавчик, как я, — то, кто знает, устоял ли бы я перед соблазном?       Подмигнул Младший Фреду, передавая два из трёх зелий, и поинтересовался: — Зеркала сами наколдуете?       Те согласно угукнули хором, а он полез за укрепляющим зельем и один флакончик передал Рону. — Спсибо.       Буркнул тот и зелье взял крайне осторожно, стараясь не соприкоснуться с Младшим пальцами.       А он решил прояснить ситуацию тут же, пока не нанесён ущерб: — Рон, Грейнджер подходила ко мне, просила за тебя. И пока ты не упал от ужаса в обморок…       А всё к тому и шло. — …скажу: обратного хода моё желание, боюсь, не имеет. Так что в «Клуб» тебе хода точно нет. Но вне организации, вне помещения «Клуба», можем встретиться, если вдруг возникнет необходимость. Но только если тема разговора вообще никаким краем не будет задевать сам знаешь что. Просьбу о встрече сможешь передать через близнецов. Но я бы советовал прежде подумать, стоит ли вообще. — А-ага. Да. Я буду думать, да.       Прозаикался Рон, а Фред не удержался от подъёбки: — Ох, Ронни, думать думай, только, когда придумаешь, спроси сначала у нас. А то нам твои думанья многовато здоровьишка стоили.       Тот опустил голову, а Младший встал и попросил: — Рон, не оставишь нас?       Тот пробрался мимо него, по-прежнему боясь соприкоснуться даже одеждой, и был выпущен в коридор Фредом.       С уходом шестого брата в купе повисла неловкая тишина.

***

      Выяснилось, что на повышенных тонах братья обсуждали варианты ухода из семьи. Рон предлагал просить помощи у Перси, соответственно у лорда Прюэтта, а близнецы хотели за этот учебный год попытаться реализовать свою идею с магазином, изготавливая приколы на продажу. Делать они это собирались договорившись с Северусом по поводу лаборатории, а с Хагридом — по поводу сырья.       «Ну хотя бы почти легально. Это уже радует».       Одобрив настрой близнецов, Младший посоветовал не спешить: — За год многое может измениться. Глядишь, и заработаете достаточно. А нет, так я в долю войду, деньги у меня есть.       «Почему бы и нет? В конце концов, прошлый вариант их взрослой жизни был неплох. Ну до момента смерти Фреда, естественно».       Попрощавшись с обрадованными близнецами, Младший запустил обратно в купе выглядящего несчастным Рона и пошёл дальше гулять по составу.

***

      Встретил Луну в смешных очках, был обозван половинкой Гарольда и поспешил смыться.       Постоял под чарами отвлечения внимания в очередном тамбуре, насладился видами бездны под рельсами, когда поезд проезжал по магической копии виадука Гленфиннан.       Пошёл дальше и наткнулся-таки на разнимавшего второкурсников «Гриффиндора» Седрика, после чего они уже вдвоём постояли под чарами в тамбуре. Бесстыдник шестикурсник Диггори позволил себе взять наивного четверокурсника Тодда-Поттера за руку.       «Знал бы ты, пупсик невинный, что минут двадцать назад я даже не совсем в шутку рассуждал об инцесте со своим близнецом… Хотя лучше не знай».       Вряд ли Седрик решился бы на нечто большее, но способа проверить не выпало. Взволнованная Сьюзен влетела в тамбур, и Младший тут же отменил чары. Надо отдать должное Седрику, руки своей тот не отдёрнул и не покраснел, то есть заявка на отношения была обнародована. Но Младший собирался как можно более оттягивать развитие событий по данному направлению, а потому без возражений позволил Сьюзен утащить себя обратно.       Седрик тоскливо глянул ему вслед, улыбнулся и пошёл дальше наводить порядок.

***

— Гарри, может, я зря тебя искала?       Спросила Сьюзен, когда они оказались в купе, где — «Вот чудо-то!» — на данный момент не было никого из посторонних. — Нет, Сью, не зря, не переживай.       Успокоил её Младший, закрывая дверь, и предложил: — Давайте пообедаем и мы с Драко поможем тебе разобраться с магофоном. И номера друг друга запишем.       Никто не возражал, и они потратили час на еду и объяснения. Сьюзен была в восторге от открывающихся перед владельцами магических мобильников возможностей. А в конце их уединения Младший попросил друзей Гарольда, а теперь, как он надеялся, и своих, быть по возможности дуэньями при его встречах с Седриком. — Но, Гарри… Это же…       Сьюзен замялась, подбирая слова, а Драко высказался: — Зачем тебе это? Я готов конечно, но… У Седрика так нервы не выдержат.       Младший только вздохнул:       «Ну не объяснять же при Сью физиологию? Не готов я в её четырнадцать». — Они у него и так рано или поздно «не выдержат», «нервы» эти. Так лучше из-за вас, чем из-за меня.       Драко и Сьюзен зависли, но если первый что-то начал понимать, судя по прищуренным глазам, скользнувшим с чужого лица на ширинку, то вторая так и осталась в неведении и растерянности. Тем не менее оба пообещали ходить за ним хвостами и не обращать внимание на попытки Седрика их спровадить, буде таковые возникнут.       И как всегда и бывает, никто и предположить не мог, что нервы не выдержать отнюдь не у Седрика, и отнюдь не из-за постоянного сопровождения Младшего друзьями.

***

      Поездка завершилась на уже знакомой до мельчайших подробностей станции «Хогсмид», где чем-то больше обычного довольный Хагрид сообщил Младшему, что ему необходимо снова плыть через озеро с первокурсниками.       Мелюзга подхихикивала и явно потешалась над великовозрастным «коллегой», но когда узнала, кто именно будет распределяться вместе с ними, заметно притихла. В этой жизни, в этот момент времени имя Гарри Поттера было более на слуху, нежели в прошлой. Тогда имя героя «Рита» начала полоскать в нечистотах позднее, после выбора Кубка.       «Кстати, надо бы спросить у неё, почему. Ну не так прямо, мол, почему Вы, миссис Марчбэнкс, меня в прошлой жизни так ославили, а… Ну например: «А какого мнения Вы, мэм, были о Гарри Поттере ранее? Пока не познакомились лично?» Да, спрошу».       Сейчас благодаря летним судам со славы Избранного пораньше отряхнули пыль, и Гарри Тодд-Поттер был вполне себе медийной персоной. Возможно, слава победителя Волдеморта подувяла, но вот слава приёмного сына самого завидного холостяка магической Британии расцвела пышным цветом. А к той добавился и ореол жертвы непонятных заговоров. Так что сейчас Младший был вполне интересен даже первокурсникам.       Искреннюю же благодарность детишек он обрёл тогда, когда зажёг над теми, спотыкающимися в темноте, несколько шаров света.       Далее последовали пережитые уже не однажды Гарольдом — а значит, и самим Младшим, хоть и только в воспоминаниях — переправа на лодках, подъём по лестнице, встреча и сразу же очередная ссора с МакГонагалл.       В этот раз зловредная деканша/профессорша/заместительница Дамблдора расфыркалась на так и дрейфовавшие над головами детей светляки «Люмоса»: — Даже угадывать не надо, чьё это творчество. Несравненный мистер Поттер в очередной раз придумал, как выделиться. — Даже и придумывать не надо, любой здравомыслящий человек сразу же сам поймёт, что пешему маршруту Хогсмид-Хогвартс необходимо освещение. Не только мистер Тодд-Поттер.       В тон мымре ответил Младший, выделив первую часть своей двойной теперь фамилии и подмигнув ошарашенным подобной встречей детишкам.

***

      Препираясь, они дошли до дверей Большого зала и, почему-то миновав комнатку-бочку, где каждый год предварительно мариновались селёдки первокурсники, сразу вошли внутрь через центральный вход. Тут же бросился в глаза почему-то пустовавший золотой трон в центре преподавательского стола, но расстраиваться по этому поводу Младший, определённо, не собирался.       Так он и зашагал вдоль факультетских столов первым, рядом с недовольной МакГонагалл, а следом парами торопились остальные. — Вы, как всегда, невыносимы!       Подвела она итог дискуссии, на что Младший не смог не отшутиться, мимолётно представив картинку, где МакГи, пыхтя от натуги, тащит его на руках от дверей зала к распределительному табурету: — А меня носить не надо, я сам могу ножками ходить.       Еле подавив в себе порыв показать зловредной тётке язык, он прошествовал в конец колонны первачков, шепча на ходу: — Это, если кто не знает, деканша «Гриффиндора». Так что проситесь на «Пуффендуй», там лучше всего.       Пока шло распределение, в голове у наслаждающегося совершённой диверсией Младшего мелькали самые разные мысли. И что ответственным за процедуру артефактом может быть вовсе не Шляпа, а очень даже табурет.       «Ведь «работают» же они столько — А кстати, сколько? — лет в паре почему-то? Так может, табурет ничуть не менее важен? А то и более…»       И что в этом году надо будет передать в течение первого же месяца руководство «Клубом отработок» Колину и Астории.       «Чудесный тандем учеников противоборствующих — Уже почти нет! — факультетов. Да и ребята они работящие. А мне пора отходить от этого. Во-первых, времени явно будет не хватать. А во-вторых, я не Гарольд. Это он чувствовал ответственность и не мог не приглядывать за всеми-всеми, понимая, что был единственным, не связанным иными обязательствами взрослым. А я…»       Сейчас и обстановка была уже другая, да и Младший не чувствовал себя настолько…       «Как это назвать? Не такой широкой души я человек? Смешно. В общем, я, наверное, не педагог. Ну или не дозрел до детей».       А распределение тем временем подходило к концу, подходило, подходило и подошло. И вот настал его черёд.

***

      Что он перетерпел, пока сидел под оставшейся абсолютно равнодушной к нему Шляпой… Пару раз Младший уже думал, что пора вскакивать и бежать из Хогвартса вон. Когда бормотание недовольного артефакта и шипение МакГонагалл, так и не понявшей, в чём было дело, сменилось аплодисментами зала, ему показалось, что он просто не сможет встать, потому что от облегчения коленки ослабли. Но взяв себя в руки, он, гордо расправив плечи, прошёл до своего прежнего места и просто рухнул на скамью рядом с застенчиво глядевшим на него Седриком.       Тот, кстати, проявил небывалый — а уж как для фонтанирующих гормонами подростков так и вообще! — уровень эмпатии: ни о чём не спрашивал, просто испарил дурацкий тыквенный сок из его кубка и наполнил тот водой.       Благодарности Младшего не было предела. Не то чтобы он реально хотел пить, но если бы был настоящим мальчиком, а не деревянной Буратинкой, как часто сам про себя шутил, то… В любом случае, промочить горло и занять руки было не лишним.       МакГонагалл скомканно и торопливо довела до всеобщего сведения программу на ближайшие дни, а потом Гарольд устроил впечатляющее представление с совой, от которого первачки буквально запищали от восторга, а старшие удивлённо запереглядывались, поразившись не то талантам артефактора Тодда, не то доселе скрытому функционалу совы.

***

      Пир закончился.       Младший оценил порыв Гарольда — «Честно-честно!» — подойти к нему, но форс-мажор в лице Лавгуд сыграл свою роль. Как не обладал Младший магическим зрением своего…       «Создателя? Отца? Приёмного отца? Сложно, бля».       В общем, слухом оборотня он тоже не обладал, увы. Поэтому не очень хорошо расслышал, что странная девочка радостно сказала Гарольду, после чего лицо у того сделалось непонятным.       Так они и не пересеклись: замершего в ступоре Гарольда увёл Северус, а его самого утянул в общежитие чуть не за руку Джастин, гораздо менее тактичный, нежели занявшийся первокурсниками Седрик.       Первокурсников, кстати, в этом «урожайном» году в целом было раза в полтора больше, чем в прошлом. А в прошлом, стоило бы отметить, детей в Хогвартс поступило больше, чем в пару предыдущих лет. Послевоенный бэби-бум настиг школу.

***

      И вот почти половина из «урожая» этого года оказалась на «Пуффендуе», а теперь галдела в факультетской гостиной, обмениваясь впечатлениями и постоянно дёргая Младшего: то радостно благодаря за совет проситься к «барсукам»; то задавая вопросы по школьному быту; то интересуясь, будет ли он участвовать в Турнире.       Сказать, что не сможет из-за возрастных ограничений, он не мог, эта информация ещё не была озвучена. Говорить, что планирует, тоже не стоило, чтобы потом никто не подумал, что это всё-таки он сам умудрился забросить своё имя в Кубок. Поэтому просто отшучивался, пока такие же вопросы не стали задавать ребята постарше. Спас его Седрик. После того, как Сьюзен с перепугу привлекла совершенно ненужное внимание к его… К счастью, никто так и не понял, к чему, потому что Седрик действительно спас. И Младшего, и болтушку Сьюзен. — Гарри! Ты ведь будешь участвовать в Турнире?       Звонко и громко не спросил даже, а скорее утвердил, как об уже решённом деле, необычайно активная сегодня зараза — Джастин Финч-мать-его-Флэтчли.       Как раз подошедшая к ним Сьюзен, побледнев от, очевидно, представившихся ей перспектив, так же громко заявила: — Нет! Ему нельзя! — Это ещё почему?       Набычился действительно странно себя ведший сегодня Джастин.       И тут только открывшего было рот Младшего, который, честно признаться, ещё даже не придумал, как сможет объяснить полное паники высказывание подруги, со смехом перебил Седрик: — Конечно «нельзя»! Если Гарри будет участвовать в Турнире, соревнования потеряют смысл.       Первый курс сразу загалдел, горящими глазами уставясь на взрослых красивых парней, ведущих к тому же такой интересный разговор: — А почему? — Почему? — Что значит «нельзя»? — Потому что сразу будет понятно, кто победит.       Ответил Седрик, награждая Младшего таким нежным и одновременно преисполненным гордости взглядом, что, не будь он насквозь деревянным — «Ладно, не «насквозь», с полостью внутри, но смысл ясен», — сказал бы, что бабочки в животе взметнулись стаей. То, что он совершенно по-идиотски улыбается Седрику в ответ, Младший понял не сразу.       Джастин поспешил поддакнуть, а кому-то из непонятливых первачков объяснили, что победит, конечно же, именно Гарри Поттер, потому что тот в школе самый сильный, самый умный, самый-самый и вообще. — Но если бы ты участвовал, то мог бы посвятить свою победу кому-нибудь.       Мечтательно произнёс странный Джастин, глядя куда-то вдаль. — Кому же, Джас? Отцу только если.       Усмехнулся Младший. — Почему?       Ошарашенно уставился тот на него.       Он пожал плечами и ответил, как само собой разумеющееся: — Потому что именно Гарольд Тодд научил меня всему, что я знаю и умею.       Девчонки постарше, услышав такой ответ, заухмылялись хитро, запереглядывались с такими знающими лицами, что Младшему стало смешно. Глупенькие явно считали себя опытными женщинами, и взгляды их означали нечто наподобие: «Это у тебя девушки нет, потому и победу отцу посвятил бы. А вот был бы ты постарше и поискушённее… Знаем мы, кому та победа в таком случае была бы посвящена. Малолетки, что с них взять».       Джастин приуныл; Седрик уважительно кивнул его выбору; Сьюзен применила ему на очки «Финиту» и, неловко извинительно улыбнувшись, скрылась в коридоре, ведшем к спальням девочек, попрощавшись до завтра.       А сам Младший задумался над тем, что Седрик какой-то слишком идеальный, словно напрочь лишённый эгоизма. И лишь сильнее укрепился в их общем с Гарольдом желании уберечь того от смерти.       «Хотя теперь, в отсутствие Волдеморта и Петтигрю, ему по идее ничего и не грозит… Но ведь ещё испытания Турнира впереди, а что Сед пройдёт, — это точно. Кубок же выбирает достойнейшего, а уж кто тут достойнейший, если не он?»       В размышлениях о том, что стоит попросить Гарольда изготовить для Седрика защитный комплект, Младший и провёл всё оставшееся до отбоя время. Отказавшись посидеть за рюмкой с парнями со старших курсов — решил ведь по максимуму избегать ситуаций, в которых легко будет вывести их с Седриком отношения на новый уровень, — он в сопровождении довольного чем-то Джастина побрёл в дортуар четверокурсников.

***

             Проведя ночь за чтением, Младший раньше всех встал и в приятном одиночестве совершил всю утреннюю рутину. Вспомнив вчерашний день, постановил взять за правило приклеивать очки к лицу, что тут же и проделал.       А за пару минут до сигнала будильных чар отменил сонные, традиционно наложенные вечером на сокурсников.       Завтрак пролетел незаметно, породив волну паники и искреннего ужаса, задевшую всё половозрелое женское население школы-интерната Хогвартс. Девочки и девушки из несостоятельных семей рыдали и пытались придумать выход из положения; дочери же состоятельных родителей в большинстве своём обещали помочь менее удачливым по жизни подругам. Но обнаружилось и пышущее удовлетворённым злорадством меньшинство, уже лелеющее в мечтах отсутствие конкуренции на балах.       Потом его нашёл Северус и преподал мастер-класс по… по…       «Как это обозвать? По втиранию в доверие? По склонению на свою сторону?»       Потом их с Седриком и полностью оздоровившимися близнецами Уизли нашёл Гарольд и повёл репетировать вечерний запуск патронусов. Сьюзен и Драко тоже присутствовали. Гарольд устроил целое представление, «упрашивая» Младшего позволить запустить патронус вместо него, мол, уж больно хочется поучаствовать в празднике. Якобы патронусы у них всегда были одинаковыми. Все непосвящённые поверили, а Младший заявил, что тогда он с радостью присмотрит за многочисленными первокурсниками «Пуффендуя» вместо занятого в программе встречи Седрика. Ответный взгляд того, преисполненный нежной благодарности, породил в нём муки совести вперемешку с незаслуженной гордостью.       В обед за столом уже торчал Дамблдор.

***

      А потом как-то очень быстро настало время встречать гостей. Представление удалось на славу, но мысли Младшего мучили отнюдь не радостные. Во-первых, ему с превеликим трудом удалось нарочито замешкаться, а потом набросить на себя «Отвод глаз», чтобы не возникло ни у кого вопроса — а почему же знаменитый победитель Волдеморта не присоединился к устроенному его учениками шоу патронусов. Нужда в увеличении магического резерва становилась день ото дня — «Да что там! Час от часу!» — насущнее. А во-вторых, он нервничал потому, что сейчас предстоял ужин, на котором он, вполне возможно, обидит совершенно не заслуживающего такого с собой обращения Седрика.       Но всё прошло более-менее нормально. Младший выцепил в толпе девушку, которая в прошлой жизни Гарольда заплакала на объявлении избранников Кубка. Решив, что просто так эта дебелая, спортивная девица рыдать не стала бы, он просто и без затей воспользовался своими новыми внешними данными. Нагловато-чарующе улыбнулся безымянной пока что француженке и, пока она не опомнилась, увлёк за стол «барсуков», усадив между собой и Седриком. Девица — Жизель — откровенно поплыла от такого соседства. За что спасибо стоило бы сказать Седрику, который, несмотря на явное непонимание и расстройство, сквозившие во взглядах, бросаемых тем на Младшего, вёл себя с прибалдевшей Жизель безукоризненно вежливо и очаровательно.       Со второго раза справившись с доставкой до носа француженки еле заметной горошинки распылённого и затем сжатого зелья, Младший смог наконец-то расслабленно выдохнуть и благодарно улыбнуться несчастному Седрику. Пока тот, на вполне сносном французском, вёл светские беседы с отвечавшей ему на таком же вполне сносном английском Жизель, он сам оглядывал зал. В какой-то момент Младшему показалось, что из кармана увлечённо беседовавшего с Северусом Гарольда выпало что-то блестящее, но…       «Показалось, наверное. Ничего же не упало. Наверное, просто артефакт какой-нибудь у него там приколот с изнанки. Мало ли блеснул при движении».       Потом была речь Дамблдора, внос Кубка, возрастная черта. Потом момент паники, когда, выйдя в холл, Младший не обнаружил там заранее вышедших из Большого зала Гарольда с Северусом, но и это утряслось. А уж то, что Гарольд подтёр Седрику воспоминания об ужине…       «За то тому отдельная благодарность!»

***

      На утро за столом преподавателей почему-то было, как говорится, — шаром покати. Длинный узкий и абсолютно пустой стол в сочетании с применённой пословицей вызывал неистребимые ассоциации с дорожкой в кегельбане, где в роли кеглей выступили профессора и прочий персонал. Потратив некоторое время на объяснение окружающим причины распиравшего его веселья, Младший насладился звонким детским смехом и отправился в качестве сопровождения первокурсников на экскурсию. Там пришлось выступить и в роли гида, потому как экскурсию администрация Дамблдора просто сбросила на старост школы.       К обеду преподаватели появились за столом, но лица у всех были задумчивыми и усталыми. Трон Дамблдора по-прежнему пустовал. Директора приглашённых школ совершенно очевидно не понимали, что происходит, но никто не спешил тех просвещать.       А на следующее утро все снова обнаружили «Ежедневный Пророк» рядом с каждой тарелкой, и содержавшаяся на страницах газеты сенсация повергла в шок незрелые умы. А Младший понял, что за отблеск он заметил во время праздничного ужина:       «Это ж значит, тогда-то дедун-бородун и спиздил ручку у Гарри-старшего! Наверное, призвал «Акцио», в процессе сразу накладывая дезиллюминационные чары. Вот это наглость! Вот Дамблдор рисковый! Н-да… У всех, считай, на глазах…»

***

      Дальнейшие дни для школьников слились в череду разной степени тяжести флирта с гостями и попыток хоть как-то восстановить в глазах тех пошатнувшийся имидж главы Хогвартса.       А для Младшего дальнейшие дни слились в напряжённое ожидание развязки, которое разбавила только весёлая ночь, проведённая в компании членов его странной маленькой семьи и Адама. Младшему понравилось всё: начиная с прогулки по спящему замку, заканчивая выбранным именем и перспективой в возможном будущем не зваться Поттером вовсе. Ну и ещё порадовал момент с маячками, предоставив, как он сам счёл, некоторое преимущество перед Жизель.       «Ну мало ли… Вдруг Сед обдумает перспективы и решит переключиться на неё. А тут я такой заманчивый. С камушком под цвет глаз в одном интересном месте. Не в самом интересном, конечно, но всё же…»       Не то чтобы пирсинг в его пупке сильно помог бы Седрику полностью сменить приоритеты в выборе спутника жизни — это Младший конечно понимал, — но заинтересовать в нём как в некоем объекте страсти пирсинг, определённо, мог бы помочь.       «Почему нет? Для магов это что-то совсем новое».       Сколько проблем добавится, если Седрик действительно заинтересуется им в качестве объекта исключительно для страсти, Младший и думать в эти моменты забывал.       А почва для таких размышлений имелась. Ведь, невзирая на «очистку оперативной памяти», полученную от Северуса после приветственного пира, Жизель-скока-то-там-ещё-имён-Готье местом проживания выбрала «Пуффендуй», чем и нарушила душевное равновесие и Младшего, и Седрика. Причём страдали, похоже, оба одинаково, в равных долях: от интенсивного потока внимания к обоим со стороны Жизель и от ревности. Сам он ни за что не признался бы в таком, но… То, как рослая и классически красивая девица смотрелась рядом с вроде как кандидатом на звание его молодого человека, доставляло Младшему нешуточное беспокойство. И непонятные попытки Джастина всячески перетягивать на себя его внимание отнюдь не добавляли спокойствия.

***

      В пятницу с утра Младшего посетила замечательная идея, и он тут же поспешил донести до Гарольда суть. Благодаря этому стадион обзавёлся такой же системой экранов, какая отлично зарекомендовала себя в Испании. Этот момент Младший обоснованно считал своей личной заслугой, хотя был не против разделить лавры с Гарольдом и Адамом.       Так — в попытках разобраться в себе и в сумбурно начавшемся учебном процессе — и доползло время до субботы, до объявления имён избранников Кубка.

***

      Погода была чудесная, с самого утра светило тёплое осеннее солнышко. И Младший с товарищами поддались всеобщему безумию, набрали питья и закусок и пошли располагаться на трибунах.       Кубок возвышался на постаменте в центре идеально выровненного и подстриженного изумрудного травяного поля. В нескольких ярдах справа была установлена трибуна ведущего. Чуть дальше, развёрнутые к Кубку, в три ряда стояли длинные столы под алым сукном для должностных лиц стран-участниц, которых присутствовало немало. Напротив, слева от Кубка и трибуны ведущего, расположился стол для судейской коллегии, накрытый зелёным. Перед Кубком возвышался невысокий постамент, на котором судьи должны были принести Обет. А затем, после оглашения имён будущих участников Турнира, там должны были расположиться, лицами к центральному сектору, те самые избранники Кубка. В общем, сцена была готова.       Остальной народ, как и объятые предвкушением школьники, начал появляться на стадионе сильно заранее. Все общались, гости не спешили занимать места согласно купленным билетам. Ученики бурно обсуждали кандидатуры возможных участников. На краю поля гоблины, в большом количестве сидевшие за конторками под длинным и узким матерчатым навесом, принимали от населения ставки, которые не стеснялись делать все, включая первокурсников.       Мимо такой возможности увеличения собственного бюджета Младший пройти не смог, хотя и честно пытался. Но проиграв изначально неравный бой собственной жабе, улучил момент и, сбежав ото всех, сделал несколько ставок, принеся букмекеру магическую клятву, что не обладает даром предвидения. Поставил он по двадцать тысяч галлеонов на имена трёх основных чемпионов — указав, естественно, Диггори, Делакур и Крама, — и по столько же поставил на себя, МакДугана и Готье, благо в графе чемпионов указывать можно было не только три имени. За точно названного участника выигрыш был велик, но в случае неверно указанного имени поставивший терял всю ставку. Младший же в случае выигрыша должен был получить… Он даже высчитывать не стал, потому что…       «Пф! Ну это же гоблины. Где-нибудь да наебут».       Он действительно сильно сомневался, что сможет получить максимальный коэффициент и за вторые три имени тоже. Подумав, решил уточнить у букмекера. В итоге ещё двадцатку поставил на пункт «нестандартное количество участников». И после этого уже успокоился — в таком случае ему просто обязаны были выплатить по максимуму за все шесть имён. Спрашивать у гоблина, почему тот не предупредил сразу, Младший даже не стал и пытаться:       «Ну это же гоблины! Чтоб гоблин и не попробовал где-нибудь да наебать? Пф!»       Совершив вложение в своё обеспеченное будущее, он отправился на трибуну, занятую «барсуками».

***

      Начиная примерно с часу пополудни Гарольд и Северус, обряженные в парадные камзолы и мантии, первый — в зелёный и чёрную, а второй — наоборот, мелькали тут и там. Северус общался с какими-то гостями, а Гарольд принимал восторги магов техническим сопровождением турнира. Потом оба незаметно куда-то делись. Но если бы за ними кто-нибудь взялся следить — то есть кто-нибудь ещё, кроме Младшего, — то наблюдатель вполне мог бы подумать, что утомлённые насыщенной парой часов маги просто накинули на себя чары отвлечения внимания и присели где-нибудь передохнуть и выпить, в ожидании кульминации сегодняшнего дня, уж очень много общения выпало на долю этих двоих ещё до начала торжества.

***

      Включились экраны над полем, и волна восхищённых весёлых выкриков прокатилась по стадиону. Сильнее всего радовалась малышня, увидевшая самих себя или знакомых.       Народ стал спешно растекаться ручейками кто куда: гости — на трибуны; ВИП-персоны — в свои сектора на башнях; министры и прочие чины — на поле, усаживаясь за накрытые красным столы.       Ведущим оказался прекрасно знакомый Младшему Мордекай Прюэтт, а ответственным за стенограмму — Персиваль Прюэтт.       «Экий у них семейный подряд. Удобно, однако».       Перси с очередным безразмерным свитком и золотым «Прытко Пишущим Пером» умостился с краешку переднего стола чиновничьей братии.       Пять минут приветственную речь толкал министр магии Болгарии Тодор Бялков. Столько же — французский первый заместитель министра Адриан Сорель. Альбус Дамблдор разливался соловьём все пятнадцать.       После речей, через пару минут суеты на помосте выстроились в ряд пять человек. Отец Седрика как председатель судейской комиссии; какой-то невзрачный мужичонка из Министерства магии Британии, назначенный вместо скомпрометировавшего себя Людовика Бэгмена начальником Отдела магических игр и спорта; Бертран Делакур от французского Министерства магии; Димитрий Айков от болгарского и — «Вот же ж ни хуя себе!» — Николас Фламель от МКМ торжественно принесли Обет о непредвзятом судействе, что и было зафиксировано явственно видимыми магическими вспышками. Младший припомнил, что с Фламелем Северус чуть ли не за руку поздоровался, как раз перед их с Гарольдом исчезновением, и немного офигел. Но именно что «немного», потому что сильно офигевать было уже некогда.       Судьи повернулись к Кубку и по очереди произнесли, что готовы начать судейство. Затем те расселись за своим зелёным столом, а Прюэтт-старший покинул место за трибуной и подобрался к сменившему цвет пламени Кубку. Незаметно для других, тех, кто не присматривался, сидевший посередине ближайшего к эпицентру действий стола Дамблдор потёр грудь в области сердца и нервно оглянулся на Замок. Младший сделал вывод, что всё идёт как должно.       «Теперь успели бы они только вернуться во время. Хотя… Пока на меня орать будут, пока с ещё двумя избранниками разбираться… Некоторый запас времени у них будет».       Дальше всё пошло как в каноне. Мордекай поймал первую бумажку, назвал Крама, стадион и Каркаров разразились приветственными воплями. Но в этот раз Младший понимал, куда нужно смотреть, и видел, что сам Витя выглядел виноватым, а команда Дурмстранга радовалась достаточно вяло. Конечно, это можно было списать на конкуренцию, но… Но!       Вторая бумажка — и неимоверно гордая собой четвертьвейла старшая под бурные аплодисменты мужской части публики, прыжки четвертьвейлы младшей, салют от полувейлы-маман и воздушный поцелуй от папан прошествовала к скромно топтавшемуся на помосте Краму.       После оглашения третьего имени на стадионе разверзся филиал Ада. Придурок Диггори-старший наложил на себя «Сонорус» и орал: — Я же говорил! Я говорил! Я знал! Мой Седрик! Мой мальчик! Мой сын — самый лучший! Седрик победит! Кубок будет в Хогвартсе!       Он скакал и прыгал пуще четвертьвейлы младшей, потерял очки и пуговицу с мантии, отлетевшую под напором физической активности носителя, и дождался «Квиетуса» и «Сомнуса» в свой адрес от Прюэтта и Дамблдора соответственно.       На Седрика было больно смотреть. Тот невольно прослезился от стыда, а на поле пошёл только после того, как буйного папашу отдали спящим в руки мадам Помфри. Когда тот вставал со своего места на трибуне, Младший молча сжал чужую руку, заглянул в пасмурные глаза и улыбнулся. А потом тихо сказал: — В одном он прав: ты победишь!       

***

      И хитрый Кубок словно замер, осознанно ожидая, когда можно будет нанести удар.       Три избранника уже стояли в ряд на помосте. Суетливо ёрзающий на стуле и то и дело оглядывающийся на Замок Дамблдор уступил кому-то там свою очередь произносить речь. На древний артефакт, выполнивший, как все сочли, свою задачу, никто не обращал толком внимания, и исполнительный и хозяйственный Филч подобрался к Кубку с явным желанием поскорее упрятать тот обратно в ларец. Во избежание, как говорится. А то мало ли? Мол, народу много, суеты ещё больше, и не заметишь, как артефакту «ноги приделают».       Вот Филчу-то в лицо и прилетела четвёртая бумажка, что и показал крупным планом какой-то сообразительный оператор.       Стадион замер. Последними угомонились отвлёкшиеся уже официальные лица, и всё внимание обратилось на сквиба завхоза, который не упустил свою минуту славы.       Филч развернул бумажку, прочистил горло и весьма громко огласил: — Гарри Джеймс Поттер. — Пиздееец.       Протянул рядом с Младшим девичий голосок, и он обалдело глянул на авторшу данной глубокомысленной сентенции. Это оказалась Сьюзен.       Какое-то время они смотрели друг на друга и только моргали. Младший просто играл удивление и неверие, в чём ему сильно помогло замечание их с Драко подруги. Воистину удивительно было, что мягкая и воспитанная Сьюзен выдала такое, да ещё и на публике.       Потом подруга опомнилась, но видимо, не совсем, потому что за свой матюг не покраснела, а твёрдо заявила: — Гарри, нечего прятаться, иди. Не бойся, Гарольд всё решит.       «Какая вера в авторитет друга».       Умилился он про себя, вставая с места и принимая вид максимально недоумённый.       Всё то время, что Младший шёл к оживлённо гудящему пятачку посреди зелени квиддичного поля, оператор крупным планом демонстрировал его растерянное лицо. А он про себя думал, что сейчас больше пригодилось бы, останься он тем пупсиком, которым был курсе на втором, не говоря уже про первый.       «Ну или хотя бы сохранил то лицо, что было до ритуала. Тогда я как-то больше доверия вызывал и жалости».       Младший встретился глазами с перепуганным Седриком и чуть растянул губы в извиняющейся улыбке. Крам смотрел серьёзно, Делакур надменно.       Остановившись перед красными столами, он твёрдо сказал: — Клянусь, что я не бросал своё имя в Кубок.       Заметная вспышка мигнула перед глазами присутствовавших, что тоже было видно на экране. Но для скандала людям в принципе не особо нужен повод, да и наверняка большинству просто хотелось дать выход напряжению, так что его подтверждённая клятва никому не помешала начать срач. — Дамблдор! Как ты это провернул, хитрая старая сволочь?       Возопил Каркаров, вскакивая со своего стула и поворачиваясь к оппоненту. — Выбирайте выражения, мистер Каркаров!       Одёрнул того сидевший рядом болгарский министр Бялков, но вряд ли был услышан.       Ну а дальше — понеслось говно по трубам, как говорится. Поскольку не поверить Поттеру возможности не было, то обсуждалась возможность пропихнуть в Турнир двух учеников. До определённого момента злющий Каркаров в дуэте с мадам Максим нападали исключительно на замершего и напряжённо о чём-то размышлявшего Дамблдора. Но то ли это было не так интересно, то ли что-то ещё, но спустя малое время Каркаров снова переключился на Младшего.       А он стоял молча, смотрел на сжатые в гневе кулаки Седрика, на закаченные к небу преисполненные вселенского долготерпения очи Крама, на презрительно сморщенный носик Делакур и ждал. И дождался. — Это кто тут пасть раскрыл на моего мальчика?       Прозвучал кажущийся равнодушным голос Гарольда. — А! Папаша пожаловали!       Как-то с лёту разобрался Каркаров в том, кто вмешался в его тираду.       «Видать, прессу мониторит, не пренебрегает источником новостей». — Как Вы это объясните?       Повернулся тот к новоприбывшему и уставился злобно.       Но Гарольд на болгарского директора внимания не обратил, а прямо посмотрел на якобы директора Хогвартса: — Гарри не будет принимать участие в Турнире.       Дамблдор умильно моргнул и медоточиво заявил: — Но почему же?.. Вы не можете ему запретить. — Нет. Нет, Гарри Поттер не будет участвовать в Турнире. Я сказал.       Чётко ответил Гарольд. — Но…       Опять начал было Дамблдор, но тот рыкнул зло: — Гарри Поттер не будет участвовать в Турнире. Это смертельно опасно!       Только теперь Дамблдор счёл нужным встать, но из-за стола выходить не спешил. Воздух между ним и Гарольдом явственно сгустился, начало потрескивать статическое электричество.       Кто-то из официальных лиц прошептал: — Но приёмный отец в своём праве. О чём вообще речь? Мальчик не нужен четвёртым в Турнире. Фадж! Вмешайтесь.       Но вмешался не явно перетрусивший британский министр, а Северус: — Я присоединяюсь к требованию лорда Тодда.       Напряжённый Дамблдор одёрнул того, не изменив своей вкрадчивой манере и не отводя взгляда от Гарольда: — Северус. Не вмешивайся не в своё дело.       Но тот не мог не вмешиваться, а потому громко произнёс заранее подготовленную реплику: — Но я поклялся на могиле матери мальчика, что буду защищать его даже ценой своей жизни.       Младший, стараясь как можно меньше крутить головой, оглядел волей-неволей вовлечённых в ситуацию.       В общем-то вполне ожидаемо было, что заинтересованные в споре с Дамблдором лица мгновенно решили положиться на тот результат, который будет достигнут Северусом и Гарольдом. Хотя напряжённо прислушивались все, но лезть никто не спешил, равно как и открыто вставать на чью-либо сторону. Четыре оставшихся бодрствовать судьи просто сидели за своим столом, лишь Фламель горящими — в прямом смысле, его глаза слегка посверкивали — глазами смотрел на представление, а встретившись взглядом с Младшим, незаметно подмигнул и показал оттопыренный вверх большой палец.       «И что, блядь, это значит?! Он видит магические нити клятв? Он узнал или почуял во мне свой Камень? Что? Как же сложно, бля!»       Седрик тоже не отводил от него взгляд, явно одёргивая себя, потому как то и дело тянулся к кобуре за палочкой.       Младший едва заметно отрицательно покачал головой, тот вроде как понял, даже постарался расслабиться, глубоко вдохнул и выдохнул, опуская ранее напряжённые плечи.       Тем временем дискуссия Дамблдора с Северусом очевидно возымела столь нужный последнему результат: раздался какой-то чуть слышный звон, тихий вскрик боли Дамблдора и тут же вердикт того: — Поттер будет участвовать в Турнире! Я сказал!       Окружающие зашевелились, загудели неодобрительно, огонь в Кубке взвился вверх с гудением и выплюнул в воздух ещё две бумажки, который Филч, этаким престарелым, но вполне ещё игривым котиком, бросился ловить.       Взгляд Младшего остановился на Гарольде. Тому явно приходилось несладко: волосы на висках потемнели от пота, из носа на парадный камзол неостановимо стекали, одна за другой, тягучие алые капли. Тот весь будто закаменел, словно невидимая тяжесть давила со всех сторон. Они встретились взглядами, и в чужих, заполнивших всю радужку зрачках Младший увидел настоящий страх. И он испугался.       «Что происходит? Неужели Гарри-старший не выдерживает? Что делать? Как помочь? Это же наш единственный шанс!»       Он неосознанно сделал шаг вперёд, и тут…

***

      Несколько событий произошли практически одновременно. Было достаточно сложно сориентироваться, что же за чем случилось, но — скорее всего, благодаря тому, что Младший готов был к неожиданностям, и все чувства были обострены, — чёткая последовательность словно врезалась в его память.       Дышать вдруг стало легче, словно в комнате со спёртым застоявшимся воздухом распахнули окно на умытую недавней грозой улицу.       Дамблдор осел на свой стул, одной рукой вцепившись в рукоять лежавшей на красном сукне Старшей палочки, а скрюченными пальцами другой комкая мантию на груди.       Увидев это, стоявшая неподалёку, рядом с дремлющим на носилках Амосом Диггори, мадам Помфри устремилась к тому на помощь. — Я готов принять участие в Турнире вместо Гарри.       Разнёсся над стадионом усиленный «Сонорусом» юношеский басок.       Нервно оглянувшись, Младший увидел спешившего по полю Кассиуса Уоррингтона, ещё одного слизеринского охотника, как Грэхэм Монтегю, с которым они болтали в поезде на тему отмены квиддича.       Гарольд начал оседать на колени, и Каркаров, резко вытянув в сторону того руку с палочкой крикнул: — Импедимента!       А даже успевший тому благодарно кивнуть Северус рванул вперёд, подхватывая явно бессознательного Гарольда «Мобиликорпусом».       Что-то ударило Младшего в плечо, слегка развернув даже, сбив с намеченной траектории движения к парившему в воздухе Гарольду и стоявшему рядом с тем Северусу, а потом ушей его достиг какой-то грохот, словно близкий раскат грома.       Он непонимающе глянул вниз и увидел у себя на плече небольшую, с опалёнными краями дыру в одежде, откуда толчками выплёскивалась густая тёмно-бордовая кровь, впитываясь в мантию и рукав форменного джемпера.       «Это что, блядь? В меня стреляли, что ли? Что за хуйня?! И что теперь делать?»       Он в полном шоке поднял взгляд на Северуса и закусил губу, совершенно не соображая, что же предпринять.       Но Северус начал действовать раньше всех. Тот метнулся к нему, на ходу кастуя «Акцио». Довольно большой, не меньше дюйма, вытянутый цилиндрик со слегка сплющенным носиком рванул из «раны», а по сути — дыры, в протянутую руку шагающего к Младшему Северуса, попутно снова дёрнув его за собой.       «Ни хуя се! Это ж пуля из снайперки!»       Шевельнулся у него в мозгу багаж знаний из маггловских боевиков, и он резко осознал, что любому настоящему человеку сейчас было бы очень и очень больно. Настолько больно, что обморок от болевого шока был бы гарантирован.       «А ещё могло бы руку оторвать. Как нехуй делать! Как хорошо, что Гарольд сообразил укрепить марионетку всеми возможными чарами! Да и Кокон Рождения — крепкая штука».        Заторможенно думал он, уже оседая в траву и закрывая глаза, притворяясь потерявшим сознание. Но упасть ему не дали, чьи-то руки подхватили под спину и плавно опустили на землю.       Рядом раздался шёпот Северуса: — Вулнера Санентур.       «А подействует ли? На иллюзию-то?»       Промелькнуло у него в мозгу.       Но — «Слава господу!» — алгоритм Гарольда и тут не подвёл. Заклинание подействовало, и он различил в поднявшемся шуме близкий облегчённый вздох Северуса.       А сразу следом на ухом раздался знакомый бархатный баритон: — Мистер Диггори. Рану я залечил, на вас заклинание обезболивания, удаления крови, восстановления одежды и приведения мистера Тодда-Поттера в сознание. Именно в такой последовательности. Запомнили? — Да, профессор.       Тоже близко-близко раздался чуть дрожащий голос Седрика, отдавшийся вибрацией в той поверхности, на которой покоилась сейчас голова Младшего.       «Значит, это Сед меня держит».       Сделал он вывод.

***

— Джентльмены, прошу всех занять свои места.       Послышался странноватый, словно механический голос. — О! Мистер Браунинг! Вы, как всегда, вовремя!       Почему-то обрадованно произнёс Северус, а обозначенный Браунингом безразлично ответил: — Мастер Снейп, с мистером Тоддом-Поттером останется мистер Диггори.       И добавил с заметным сарказмом: — Младший.       Седрик надрывно вздохнул и прошептал себе под нос: — Пиздец. Это навсегда. — А я?..       Деловито, с затаённым весельем — «Не понял?..» — уточнил Северус. — А Вы вернитесь, будте любезны, к мистеру Тодду-старшему. Да и мистеру Дамблдору что-то всё хуже, не находите? Не могли бы Вы что-нибудь предпринять и по его поводу. Ваши крайне грамотные действия в ситуации с мистером Тоддом-младшим меня весьма впечатлили. — Слушаюсь.       Покладисто ответил Северус загадочному Браунингу и прошелестел мантией под шёпот Седрика: — Анастазио. Тергео. Репаро. Энервейт.       На последнем слове Младший «пришёл в себя»: медленно промогрался, посмотрел снизу вверх на взволнованно глядевшего на него Седрика, сидевшего на траве и прижимавшего его к груди, и… и завис. Потом нервно облизнулся и скользнул взглядом на чужие яркие чётко очерченные губы, между которыми промелькнул кончик языка, когда Седрик неосознанно отзеркалил его действие.       Они смотрели друг на друга. Под ухом у Младшего всё быстрее и быстрее колотилось чужое сердце, а он отвлечённо думал:       «Интересно, а моя иллюзия создаёт нечто подобное?..»       Потом Седрик наклонился чуть ближе, и губ Младшего коснулось чужое горячее дыхание — «Наверное, горячее… Должно быть горячим», — но сам он ничего не ощущал. Серо-голубые глаза приблизились и захватили всё поле зрения… — Северус! Да ты же убил его!       Ударил по ушам возмущённый крик мадам Помфри.       Момент был непоправимо испорчен. Седрик испуганно дёрнулся и заморгал, точь-в-точь как Младший минутой ранее. Сам он выдохнул тяжело, поняв, что всё это время пролежал задержав дыхание.       «Не то чтобы мне вообще требовалось дышать, конечно».       С горечью подумал он, но растянул губы в улыбке и поблагодарил, сначала садясь, а потом и вставая, опираясь на чужую руку.

***

      Когда Младший встал с травы и огляделся, ему представилась следующая картина.       Над завалившимся грудью и мордой лицом на стол Дамблдором, с безвольно свешенными вдоль тела руками — под пальцами правой на траве валялась Старшая Палочка — хлопотали мадам Помфри, Северус и почему-то Фламель.       Уже очнувшийся Гарольд сидел за столом судейской коллегии, на месте по-прежнему спавшего в сторонке Амоса Диггори, и дрожащими руками пытался вынуть пробку из пузырька с укрепляющим зельем.       К тому-то Младший и поспешил, сжав на прощание руку Седрику, который помялся чуть, но направился обратно, к помосту с остальными двумя избранниками и топчущимся рядом, явно не знающим, что делать, Уоррингтоном. — Ты как?       Прошептал он, присаживаясь на корточки рядом с Гарольдом. — Всё нормально.       Улыбнулся тот, но при ярком солнечном свете было прекрасно видно, какая бледная у того кожа, сколько сосудов полопалось в глазах, да и не отчищенное ещё обширное пятно крови на груди не тянуло на «нормально». — У нас получилось?       Ещё более тихим шёпотом уточнил Младший, глядя на то, как Гарольд дрожащей рукой — «И палочкой!» — отчищает кровь с одежды. — Да!       Прошептал тот в ответ, довольно блеснув глазами. — Совсем говённо?       Спросил Младший, движением подбородка указывая на палочку в чужой руке. — Ну как бы да.       Признал Гарольд, тем не менее радостно улыбаясь откровенной улыбкой вурдалака, обнажая зубы, перемазанные слюной напополам с кровью. — Тебе пока лучше не улыбаться.       Облегчённо хохотнул Младший, а его собеседник тут же прыснул следом, наклоняясь к нему и прижимаясь лбом ко лбу: — Представляешь, Младший? Мы свободны! Не верится… — Свободны.       Выдохнул он, понимая, что должен радоваться, и чувствуя радость — «Честно!» — но с привкусом горечи и страха.       Гарольд чётко уловил его эмоции и сжал плечо слабыми пока пальцами: — Не грусти. И ничего не бойся. Мы добудем тебе тело. Обязательно. Клянусь! — Гарри!       Прошипел ослеплённый очередной за сегодня короткой вспышкой Младший.       «Прям какой-то день клятв, бля!» — Не бухти, мелкий. Лучше иди к Севу. — Чем я там, интересно, смогу помочь?       Фыркнул он и добавил: — Тем более что совершенно не хочу помогать этому…       Гарольд прервал его тихим, но серьёзным голосом: — Ты сейчас очень поможешь нам. Видишь палочку? В траве валяется.       Младшему даже оборачиваться не понадобилось, он так шлёпнул себя по лбу, что чуть не сел на задницу: — Бляаа! Точно! Ведь смотрел же и понимал, что это именно та самая! И даже не сообразил, что стоит поднять и спиздить! — Вот тебе и «бляаа». Вот тебе и «спиздить». Сев тебя не слышит, а то сейчас наругал бы уже за маты. Не клептоман ты ни разу, мелкий. Так что вали. Наступи, что ли. Я сейчас оклемаюсь чуть-чуть и накину на Палку отвод глаз, а ты уж не зевай. Я чихну, как готово будет. — Но я же тоже палочку видеть перестану!       Возразил Младший. — Я же сказал: «Наступи». — Понял! — А раз «понял» — молодец. Шуруй.       И он пошёл.       

***