Неправильный Поттер. Пуффендуй

             

***

      Тот месяц, что моя главная безумная фанатка была занята другим «красавцем и героем», мы провели в комфорте, в своё удовольствие. Но месяц кончился, конкурс тоже, и теперь я снова был на грани нервного срыва. И не только я, но и остальные члены «Клуба отработок». Потому что, как легко было догадаться, Уизли-седьмая моим «посылом» её на известный орган не сильно-то и прониклась. Со временем вся взращённая Молли в её дочери самоуверенность вернулась к той в прежнем объёме, и эта противная девчонка опять принялась нудить о том, как я растрачиваю себя в совершенно не царских геройских занятиях. Видит бог — Мерлин тоже видит, надеюсь, — я пытался придумать, куда снова можно было бы деть эту маленькую рыжую… рыжую, короче. Но ничего кроме убийства мне на ум не приходило.       Хотя… Ещё, говорят, «Империус» — хорошая штука. Очень помогает от тех, кто зудит над ухом. Но увы, как и убийство тоже уголовно наказуемо. Точнее, Азкабано наказуемо. Неприятность-то какая. Ну так и куда её девать? А, это я спрашивал уже. Безответно.       Да, ответа не было. И решение какое-нибудь — наподобие закончившегося конкурса — тоже пока в голову не приходило. И бесполезно было дожидаться того момента, когда Тёмный Лорд занял бы «милую девочку Джинни» своими делами: кровавые надписи на стенах малевать, гусям шеи сворачивать…       Ой, с гусями — это не к девчонкам, извиняюсь. Петухам, да.       Да, дожидаться этого было, увы, бес-по-лез-но. Потому что дневник был надёжно припрятан мной. Тот сейчас спокойненько лежал в Гринготт’с, в специально арендованном сейфе, и ожидал завершения всей этой эпопеи, длящейся уже вторую мою жизнь. И никакой Тёмный Лорд со своим василиском в этом учебном году Хогвартсу не грозил. И это — конечно же! — было хорошо. Это было замечательно: не было крестража с его душными тёмными эманациями; не было страха и напряжения; не было тел в лазарете. Да. Но… но Джинни Уизли-то была.       Вспомнив о жупеле всея магической Британии, я Волдеморту даже чуточку посочувствовал:       Бедненький. Слов нет, одни соболезнования.       Ведь всё то, что в этой жизни кандидатка в невесты героя изливала вслух на меня и моих подопечных, в прошлый раз она ему одному в дневник писала. Я теперь был просто-таки уверен, что в прошлом крестраж Тёмного Лорда потому и осилил мерзкую девчонку едва-едва к концу учебного года, что только маленькими порциями мог воспринимать весь её «богатый внутренний мир». Видимо, даже не страдавшему особой переборчивостью Волдеморту не нравились найденная жертва и её — Что он там у неё забирал? — магия, аура, душа, жизненные силы… Я не знал, что именно, и выяснять не горел желанием. Всё это было уже никому не нужным прошлым, которое никогда не повторилось бы.

***

      Погрузившись в воспоминания об уже пережитом мной однажды втором курсе, я только окончательно распсиховался из-за мелкой рыжей поганки. Сильнее всего меня раздраконили почему-то мысли о том, что тогда виновница всего совершенно избегла какой бы то ни было кары за свои деяния. А ведь наказания она заслуживала.       И ещё как!       Заявление девчонки, что ею управлял Волдеморт, было простой отмазкой. Я ведь тоже тогда писал в ту тетрадь, тоже общался с Его Темнейшеством. И ничего. Никакого особого влияния на себя не ощутил, гусям шеи сворачивать…       Тьфу, бля. Дошучусь я когда-нибудь.       Петухам шеи сворачивать не побежал. А ведь — скажу без ложной скромности — я магически намного мелкой Уизли сильнее был даже в тот раз. Да и вкуснее, если можно так выразиться. К тому же и крестраж «во лбу звездой горел», как у Пушкинской Царевны-Лебедь. Казалось бы, что ещё могло понадобиться кусочку Тёмного Лорда? Брал бы да пользовался. Попользовался бы, а там, глядишь, и совсем заселился бы в уже обжитые другим кусочком его же самогò «апартаменты». Но нет. Ничего подобного не произошло. Видимо потому, что предрасположенности к деланию гадостей ближнему своему я не имел, в отличие от некоторых рыжих мымр, которых даже некоторые василиски есть не захотели.       Не иначе — по причине их повышенной говнистости. Мымр говнистости, не василисков.        А говнистость у одной конкретной мымры точно зашкаливала, потому что «лапочка» Джинни всё тогда делала сама: сама выбирала жертв, сама выслеживала и, вполне возможно, что сама же самозабвенно проклинала. Я не был уверен в том, что проклинала именно она, всё ж таки силёнок у неё маловато. А вот если ей кто-то помогал…       Тогда всё сходится.       Но в том, что окаменил детей/кошку/привидение не василиск, я был абсолютно уверен. Потому что не так давно — лет назад, думается, пять — прочёл одну крайне интересную книжечку как раз про василисков. И узнал, как именно охотятся эти змеи.       Василиск, встречаясь взглядом со своим будущим обедом, устанавливал ментальный контакт. Воздействуя на отделы мозга отвечающие за двигательную активность и мышечный тонус, змей лишал жертву подвижности, заставляя чужую мускулатуру застыть на пике усилия. Потому и стали говорить — «окаменяет взглядом». По сути же жертва замирала на долгие часы без возможности двигаться, а мышцы всего её тела были максимально напряжены, потому на ощупь были очень твёрдыми. Потом василиск заглатывал получившуюся «статую» целиком, как все змеи всегда и поступают со своей добычей. Маленькие василиски, правда, ещё и сдавливали предварительно жертву своим телом — опять-таки как и все другие змеи — чтобы сломать крупной добыче грудную клетку и таз. Чтобы проглатывать было удобнее и переварилось лучше.       Правда, хогвартскому Василиску ломать жертв было без надобности, этакому поезду в пасть и корова легко пролезала. Так что тот просто сразу проглотил бы добычу, и Колин, Джастин, Пенелопа и «Гермиона Грейнджер, кстати» исчезли бы бесследно.       Не уверен насчёт Миссис Норрис. Мелковата. Мог и побрезговать.       Всю эту крайне интересную и малоаппетитную информацию я почерпнул из одного старинного бестиария, что достался мне среди прочих книг, «изъятых» из Выручай-комнаты. Причём среди книг, как ни странно, по артефакторике. Назывался этот фолиант — «Живые артефакты», весил килограмм, наверное, пять, не меньше. А уж какие картинки там были!..       Да уж, картинки — закачаешься! Ну потому «закачаешься», что коленки ослабнут. А там ведь ещё и описания имелись, которые картинкам не уступали.       Например, смерть в желудке василиска в книжечке описывалась достаточно подробно. Отдельно было отмечено, что специалисты пятнадцатого и более ранних веков не смогли прийти к единому мнению, от чего же именно умирали жертвы внутри змеи: от утопления в желудочном соке или просто от удушья. А вот уже змееведы века семнадцатого договорились считать, что сие зависит от того, с какого конца василиск жертву заглотил: если головой вперёд, то утопленник; ну а если вперёд ногами — как у людей и положено — то задохлик. Выяснять, так ли это на самом деле, никто, естественно, не пожелал.       Вот ведь незадача какая.       И ещё был упомянут немаловажный моментик: паралич у жертвы взгляда василиска постепенно сходил на нет, если змей не подновлял это состояние. Вот эти сведения и убедили меня окончательно в том, что хогвартские «окаменелости», полгода и более пролежавшие в школьном лазарете, пали жертвами отнюдь не взгляда реликтовой змеи. Детей либо прокляли, либо наложили на них чары. Но любые чары, как и взгляд василиска, нуждались в регулярном подновлении, так что, скорее всего, это всё же было проклятье. Судя по всему — весьма мудрёное, а то и чьё-нибудь родовое. Потому что, начав после прочтения такого замечательного бестиария рыться в книгах по проклятьям, я ничего подобного на страницах ни общедоступной, ни совсем не общедоступной литературы не обнаружил. Что ещё раз заставило меня задуматься о наличии у мелкой рыжей говнюхи сообщника.       Ну кроме дневникового Тома Риддла.       Полезно было бы выяснить.       И ещё любопытно: кто в прошлом вместо василиска шипел мне?       Потому что шипеть, перемещаясь в стенах замка, сам василиск не мог. Это я точно знал, потому что проверял. Проверял стены на наличие пустот и потайных ходов. И если в пресловутом женском туалете на третьем этаже хотя бы обнаружился достаточно большой выход из подземных ходов, то…       Хотя в то отверстие ТА змеища всё равно не пролезла бы. Видать, «за время пути собачка смогла подрасти».       Таки да, ход в туалете явно был старый, а питомец Салазара знатно подрос за века жизни без хозяина. Но в туалете ход хотя бы был. А ведь ни рядом с библиотекой, где окаменели Грейнджер и староста «Когтеврана»; ни в коридорах замка, где окаменели Колин и Джастин; ни в тех местах, где я слышал якобы змеиное шипение, — нигде никаких потайных выходов из подземелий точно не было. Я проверял. К тому же такая огромная змея, каковой в действительности оказался василиск Слизерина, никак не смогла бы ползать по коридорам школы без шума, свидетелей и следов. Уж я умолчу в очередной раз о том, что все жертвы остались живы и даже не понадкусаны.       Вопросы… Вопросы…       Умом я конечно понимал, что должен радоваться тому, что в этот раз всё будет иначе, ведь дневник Тома Риддла не достался Джинни Уизли. Но понимание не мешало мне беситься и злиться, в том числе немного — Самую малость, но всё же… — и на самого себя. Ведь это я сам, своими действиями по предотвращению попадания стрёмной записной книжки Тёмного Лорда в цепкие лапки этой… этой девочки, спровоцировал нынешнюю ситуацию. Уизли-седьмой стало нечем заниматься в свободное время, и она всю себя посвятила мне. И то, что я не был способен пресечь это помешательство на моей персоне, бесило до крайности.       Меня вообще всё бесило. Бесило отсутствие возможности в точности выяснить прошлого сообщника младшей Уизлихи. Бесило точно такое же отсутствие возможности хоть как-то воздействовать на эту приставучую пигалицу. Ей снова, как и в прошлой жизни, безумно везло. При каждой нашей встрече, когда она доставала меня так, что я уже готов был наложить на неё «Круциатус» «Конфундус», как-то так получалось, что мне кто-нибудь мешал.       Просто поразительная удачливость!       В прошлом рыжей поганке повезло ни разу не «спалиться» рядом с жертвами. Да и мой бой с василиском она тоже вполне себе удачно пережила. Просто пролежала в сторонке: ни змей её не проглотил, ни камнем не придавило, ни шальным заклятьем не задело, ни… ни…       А ещё говорят, что это у Гарри Поттера удача на максимум выкручена. Ага! Джинни-падлу-Уизли они не встречали. Вот уж кто сухим из всей той воды с дерьмом вышел. Почти восемь месяцев всю школу терроризировала и что? Ничего. Вообще ничего! На курорт египетский свозили — вот тебе и всё наказание. И сейчас, бля, то же самое, похоже, намечается: терроризирует два, считай, курса из семи, все страдают, а этой мелкой сучке — хоть бы хны! Стёр бы ей о себе память — и пусть бы попробовали доказать, что это я сделал! — так ведь идиоткой останется, она ж, судя по всему, о Гарри Поттере с пелёнок от мамаши сказки слушала. Пока жалко. Но это только пока. Подбросить ей, что ли, дневничок опять?       Я уже, честно говоря, готов был рассмотреть и такой вариант. Нервы совершенно не выдерживали общение с этой… этой девочкой. Ещё я — в порядке то ли бреда, то ли эротической мечты — задумался разок о том, чтобы самому начать писать в дневник-крестраж.       Пусть бы тот научил меня тому сàмому проклятью. А что? Наложить на младшую Уизлиху и пусть «бамбук курит» в сторонке, до поздней весны.       Но про «самому начать писать» — это я конечно пошутил.       Наверное. Пока.       Тем более это никоим образом не отменяло перспективу ещё пяти совместных лет нашей с ней учёбы в стенах Хогвартса. В любом случае стоило бы начать с поисков похожего проклятья в Запретной секции школьной библиотеки. Там вполне могло что-нибудь найтись на эту тему. Всё равно заниматься мне было особо нечем, только прятаться. Жаль, что доступ к Запретной секции у второкурсника Поттера имелся строго в ночные часы. Не получилось повторить трюк Грейнджер со взятием «автографа» у нашего Пустомели. По всей видимости, Локонс за время конкурса привык смотреть, кому и что подписывает, так что… Не «прокатило», увы. А то ведь так удобно было бы скрываться днями напролёт в книжных архивах с ограниченным доступом от Джинни-исчадья-ада-Уизли. Совмещать приятное с полезным.       Но, кроме шуток, порыться в особом отделе хогвартской библиотеки действительно стоило. Там я вполне мог узнать, если уж не как окаменить нужного — точнее, наоборот, совсем ненужного — человека, то хотя бы как бороться, если вдруг в будущем нечто подобное опять мне встретится.       А там — Чем чёрт не шутит? — глядишь, и появится в лазарете жертва неизвестного проклятья. Одна.

***

      Настал и прошёл Хэллоуин, который у нормальных магов называется Самайн и который по совместительству день смерти Поттеров. Всё было нормально. Хорошо всё даже было. Ну насколько оно могло быть хорошо, с такой «невестой» прилипалой под боком.       Точнее — «на хвосте».       Но по крайней мере тролли по замку не разгуливали, и василиски никакие не ползали. Всё было тихо-мирно, и я непозволительно, как очень скоро выяснилось, расслабился.       В один из учебных дней начала ноября, мы дружной толпой шли со второй пары в Большой зал на обед. Я рассчитывал где-нибудь на пути встретиться с Сэром Севером, накормить его и отправиться уже вместе со своим питомцем в библиотеку.       И вдруг Ханна спросила меня: — Гарри, а это, случаем, не твой низл?       Сердце дрогнуло от нехорошего предчувствия и сжалось. — Где? — В-вон. Там.       Я резко повернулся в указанную ею сторону и… Наверное я побледнел, не знаю. Просто мне показалось, что вся моя кровь разом куда-то делась, перестала снабжать кислородом мозг, перестала согревать тело. Я только и мог, что стоять замерев и тупо пялиться, не до конца осознавая, что же я видел. Потом прохрипел: — Сэр Север.       Там, где широкий коридор вливался в холл перед Большим залом, на самом последнем кронштейне для светильника-факела, висели головами вниз, на верёвке, привязанной к их хвостам, два пушистых тèльца.       Я сорвался и побежал. Добежал. Затормозил, с разгона проскользив по каменному полу пару ярдов. И остановился ровно под пугающим «украшением». Замер, задрав голову. Стоял и смотрел, а сердце в груди колотилось часто-часто.       Драко тронул меня за плечо: — Гарри?..       Я встряхнулся, приходя в себя. Беспалочковой невербальной «Левиосой», не имея моральных сил на соблюдение маскировки, снял подвешенных животных с кронштейна и непослушными пальцами аккуратно стал развязывать узлы, осторожно выпутывая верёвку из длинной шерсти. Одновременно я проводил диагностику, результаты которой меня слегка успокоили. Наличие — и у Миссис Норрис, и у Сэра Севера — аур живых существ свидетельствовало, что с теми всё было более-менее неплохо, но… Камень-накопитель в ошейнике моего низла был опустошён более чем на половину. А это значило… Это вполне могло означать, что, когда иссякнет запас в накопителе, заклятье примется за магический запас моего зверя. И если что-то не предпринять, то магия из моего низла может уйти полностью. А сможет ли жить без магии явно магически сотворённое существо, я не брался предсказать.       Я наконец освободил Сэра Севера и Миссис Норрис от верёвки. «Цыплятки» к тому моменту уже сгрудились вокруг меня в полном составе, взволнованно глядя на мои манипуляции и, очевидно, не понимая, чем помочь и как поддержать. Нельзя было сказать, что мысли мои успокоились окончательно, но я додумался, что стоило бы отнести животных к мадам Помфри:       Ей наверняка легче будет понять, нет ли у тех каких-нибудь внутренних повреждений.       И тут над моей головой послышался скрипучий голос школьного завхоза: — Что здесь происходит?!       Я встал и повернулся к нему, держа на руках жёсткое кошачье тельце: — Мистер Филч, кто-то проклял наших с Вами питомцев.       Я увидел, как он мгновенно побледнел.       Наверняка точно так же, как и я совсем недавно. — Мис… Миссис Норрис? Кто?.. Кто это сделал?! Кто убил её?!       Выкрикнул он, обводя взбешённым взглядом толпу учеников, выхватил у меня из рук свою окостеневшую любимицу и прижал к груди. — Она жива. Жива, мистер Филч.       Попытался я хоть немного успокоить пожилого сквиба.       Я прекрасно понимал и разделял его чувства. И никак не мог сообразить, кто же это сделал. Думать на Джинни Уизли было самым простым и логичным, но…       Но ведь дневник у меня! Как?! Ну вот просто… просто как??? Этого же не должно было случиться! Да этого просто НЕ МОГЛО случиться!       Но очевидно всё же случилось.       Ну почему именно с Сэром Севером? Кто? Кто же? Ненавижу! Ненавижу! Да я за Сэра Севера!.. А если он…       Даже на секунду задумываться о подобном было невыносимо больно. Мой мозг перебирал и отбрасывал варианты, пока тело действовало механически — осторожно поднимало с пола ощутимо полегчавшего и непривычно негнущегося моего чёрного низла. Я уже повернулся в сторону больничного крыла, как… — Посторонитесь. Что здесь произошло?       Строго спросила темнота коридора голосом профессора зельеваренья.       Я почувствовал непередаваемое облегчение. Видел и маггловский бог, и магический Мерлин, сейчас, как никогда ранее, я нуждался в поддержке сильного человека. И я просто-таки набросился на Северуса с просьбой: — Сэр, прошу, помогите! Чары показывают, что они живы, но я не знаю, как их расколдовать! Помогите. Пожалуйста.       Тот явственно опешил от моего столь эмоционального порыва. Отшагнул назад и тихо проговорил: — Мистер Поттер, успокойтесь. Успокойтесь. Раз Ваш низл жив, то всё с ним будет хорошо. — А Миссис Норрис?       Взволновано спросил Филч, вставая рядом с нами. — С ней тоже. Несите их к мадам Помфри. — Да, сэр.       Я кивнул, покрепче прижал к себе Сэра Севера и, аккуратно взяв завхоза за рукав, потянул его в сторону лазарета: — Идёмте, мистер Филч. — Нашли из-за чего трагедию устраивать.       Донёсся до моего волчьего слуха из задних рядов собравшейся толпы пренебрежительный шёпот Рона.       Я резко обернулся, выискивая взглядом парочку младших рыжих. Джинни стояла в первом ряду, но низко опустив голову, пряча лицо.       Ну если это она!.. Если только это она… Убить не убью конечно, но… Уж я отомщу! Я так отомщу! В психушке запру! В Азкабане, блядь! Мне бы только узнать: она или нет. И если нет, то кто?       Шестой рыжий братец дегенерат явно не понимал, в чём же была наша с Филчем проблема и беда, потому развернулся и поспешил в Большой зал.       Ну конечно! Жрать. — Пойдёмте, мистер Филч, нам надо отнести их в больничное крыло.       Продолжил я тянуть за рукав несчастного завхоза, шмыгавшего носом и бережно обнимавшего свою кошку. Он мелко закивал, отчего слезинка сорвалась с глаза и покатилась по морщинистой щеке, затерявшись в неаккуратной щетине.       Когда мы проходили мимо близнецов, я приотстал на шаг и тихо прошипел в лица обалдевшей от подобного парочки: — Скажу только один раз, надеюсь, вы услышите и своей младшенькой передадите: если это она, у её действий будут такие последствия, с которыми ваша семья не справится. Вы меня поняли? — Причём здесь…       Неуверенно начал кто-то из близнецов. — Когда я узнаю, что она здесь «причём», будет уже поздно. Если это она, остановите её сейчас, иначе потом это сделаю я!       Рыкнул я им. Парни побледнели и отступили на шаг.       Учителя наконец отмерли, пришли в себя, тут же принявшись разгонять толпу, подталкивая учеников в сторону Большого зала. А я ускорил шаг, догоняя бредшего по коридору Филча.       

***

      Лицо мадам Помфри надо было видеть, когда к ней принесли животных. Её удивление можно было понять. Она не являлась дипломированным целителем, а была лишь медиведьмой. И если за десятилетия работы в лазарете Хогвартса мадам многому смогла научиться на практике, то ветеринаром от этого всё равно не стала. Но увидев наши бледные лица и выслушав скрип моих зубов и взволнованные заверения Филча в том, что он готов оказать любую посильную помощь… В общем, сердобольная женщина вздохнула и кивком указала на самую дальнюю койку.       Пока мадам Помфри проводила диагностику наших любимцев, я позаботился о пребывавшем в заметном шоке пожилом сквибе. Усадил Филча на соседнюю койку и накинул ему на плечи одеяло. Вызвал домовика и попросил горячего сладкого чая. Откопал в своей сумочке флакон бодрящего зелья и щедро плеснул лекарство в полученный чай. Вполне возможно, огневиски был бы более действенен, но вряд ли школьные домовики согласились бы удовлетворить такую просьбу второкурсника. А светить своими запасами…       Зелья будет достаточно.       Простые обыденные действия выполнялись механически, но медитативно успокаивали моё взбаламученное сознание. Впихнув тёплую кружку в трясущиеся руки Филча, я наконец тоже присел и тоже накрылся одеялом, потому что мне резко стало холодно и пробрало крупной дрожью. Настиг адреналиновый откат.       Мой собрат по несчастью послушно сидел на койке, шумно прихлёбывал чай, обеими руками держа пузатую кружку за тёплые бока. Зубами о керамический край стучать он перестал, а значит — подуспокоился. Вздохнув, школьный завхоз грустно покачал головой: — Неправильный ты какой-то Поттер, Поттер. — Не Вы первый мне это говорите, мистер Филч.       Невесело хмыкнул я, наблюдая за работой мадам Помфри. — Да я в хорошем смысле: непроблемный, чуткий, добрый, вежливый. Не такой, как твои родители были. Извини.       Я тяжело вздохнул, устало потирая лицо: — Да я уже знаю. Тётя, старшая сестра матери, просветила. Порассказывала, насколько те были… Гриффиндорцами. — Ооо! «Гриффиндорцами» — не то слово!       Выпятил Филч нижнюю челюсть, чем подчеркнул вертикальные морщины на впалых щеках. Покивал сам себе и тоже вздохнул: — Хорошо, что ты, парень, нормальным уродился. — Спасибо.       Поблагодарил я за нехитрый комплимент, а он ответил: — Тебе спасибо.       Я вяло удивился, не особо поняв, за что глобально меня можно благодарить в сложившейся ситуации. Вряд ли Миссис Норрис могла быть истинной целью этого происшествия. По крайней мере — если бы кто-то спросил моё мнение — я поставил бы на то, что истинным «виновником торжества» здесь был именно Сэр Север как животное принадлежащее Избранному, а не обычная, хоть и крайне зловредная, питомица школьного завхоза.       Пока я пребывал в раздумьях, к нам подошла мадам Помфри. Филч торопливо отставил свою кружку и подскочил с койки. От резкого движения одеяло соскользнуло с его плеч. Я тоже поднялся. — Ну, как она?       Филч глянул на меня и исправился: — Они. — С ними всё нормально. Я не знаю, что конкретно это за заклинание, но точно какая-то разновидность стазиса. Вреда организму пребывание в таком состоянии не несёт, но пока я не могу сказать, как можно снять это оцепенение. — Это что же значит? Что? Совсем никак, что ли? Да? Никакого нету способа, да?       Зачастил Филч, нервно сжимая пальцы, и опять оглянулся на меня, словно надеялся, что я чем-то смогу помочь, раз уж мадам Помфри оказалась неспособна.       Она положила ему руки на плечи и чуть надавила, снова усаживая на койку: — Не волнуйся, Аргус. Успокойся. Способ конечно же есть. Просто придётся подождать до весны. А там — поспеет мандрагора и… — Ааа! Ну слава Мерлину! А то я уж подумал…       Филч нервно вытер достанным из кармана платком лоб и промокнул глаза.       Мадам Помфри утешающе погладила его по плечу и, поджав губы, неодобрительно покачала головой: — Шутников в школе развелось… Можете пока оставить животных здесь. Я присмотрю.       Я решил, что есть смысл — на будущее, если таинственный вредитель перейдёт с животных на людей — предупредить нашего единственного медика. Понизить градус её беззаботности. — Мадам Помфри, ошейник моего низла артефактный. Видите камушек? Это накопитель. Весьма и весьма ёмкий, должен заметить. Вмещает не один объём резерва взрослого сильного мага. Так вот, сейчас тот более чем наполовину пуст. А вчера вечером — был полон.       Она подошла поближе к койке, на которой лежала парочка пушистых пациентов, и всмотрелась в камень-накопитель на ошейнике Сэра Севера. Потом мадам Помфри произвела какие-то манипуляции своей палочкой и повернулась к нам: — Вы уверены в качестве накопителя, мистер Поттер?       Я был рад уже тому, что она не отмахнулась просто-напросто от замечаний ребёнка. Потому заверил с совершенно серьёзным лицом, даже не заостряя внимание на некотором недоверии в свой адрес: — Да, конечно, мадам. Этот ошейник — подарок. От моего очень близкого друга. Он артефактор и сам сделал эту вещь для меня. — Так для Вас или всё же для Вашего низла? И зачем Вашему питомцу накопитель, да ещё столь ёмкий, не посвятите меня в эту тайну?       Чуть иронично спросила мадам Помфри, явственно пытаясь скрыть озабоченность нехорошей новостью под лёгкой насмешкой над мальчишкой перестраховщиком. — Никакой тайны тут нет. Этот ошейник у Сэра Севера уже очень давно. Это тренажёр. Чтобы маленький я учился чувствовать свою магию и управлять ею. В детстве… Ну совсем в детстве, я просто гладил по вечерам низла и осторожно выпускал магию, заполняя камень. И так — каждый день. Мне нужно было не навредить животному, но и опустошить свой резерв перед сном. Говорят, для дальнейшего овладения беспалочковой очень полезно.       Я глянул на Филча и, кривовато улыбнувшись, пожал плечами, словно бы извинившись за то, что рассуждал тут перед ним, перед сквибом, о своих тренировках в высшей магии.       Но он только вздохнул и махнул рукой: — Да что уж…       И я очень уверенно продолжил врать дальше: — Потом надобность в подобных упражнениях отпала, но я по привычке продолжаю заполнять камень каждый вечер. Так что я уверен, что тот был заполнен под завязку.       Мадам Помфри виновато отвела взгляд: — Мистер Поттер, признаюсь честно, вряд ли я тут смогу что-то сделать. Придётся ждать весны. А там уж профессор Снейп сварит зелье «Живительный глоток мандрагоры». Зелье точно поможет, я уверена на сто процентов. Но пока вам остаётся только ждать.       Ну «ждать», так ждать.       Я ни на что иное особо и не рассчитывал. Радовало одно: единственный на весь Хогвартс хоть как-то связанный с целительством человек не принял мои слова за лепет взволнованного ребёнка и прислушался. Очень хотелось бы, конечно, чтобы все эти предосторожности оказались ненужными. Очень хотелось верить, что это действительно разовое происшествие, и больше никто не пострадает. Но… И здесь тоже оставалось только ждать. — Спасибо, мадам Помфри. Мистер Филч, сэр.       Я кивнул на прощание и направился к выходу из лазарета. — Всего доброго.       Донеслось мне в спину.       Вот так мои шутки про жертву неизвестного проклятья стали пророческими.

***

      Я дошёл до общежития «Пуффендуя», миновал пустую в силу раннего времени гостиную, прошёл по ведущему к дортуарам коридору и очутился в такой же пока ещё пустой спальне мальчиков второго курса. Забрался на свою кровать, закопался в сумочку, извлёк пару нечитанных ещё книг по проклятьям и с головой ушёл в чтение.       Если и не найду, как избавиться от стазиса на наших с Филчем кисах, то хоть просто прокляну этого неизвестного шутника каким-нибудь старым и особо хитрым темномагическим проклятием. Таким старым, чтоб никто и не вспомнил, что это такое и как оно снимается.       Понимал ли я, что отвратительно планировать такое относительно, скорее всего, какого-нибудь злобного ребёнка? Понимал. Было ли мне стыдно? Нет.       Да мне похуй! Если в ближайшие дни неизвестный мне пока что проклинатель не опомнится и не расколдует моего пушистика, то я сделаю так, чтобы он очень сильно пожалел, что когда-то вообще подумал, что можно обидеть чужого питомца. А если это всё-таки снова окажется Уизли-седьмая, то я уж расстараюсь! Клянусь, я сделаю так, что она будет мучиться лет несколько. А если она и ещё с кем-нибудь так же поступит, то после совершеннолетия не выздоровеет, а просто помрёт. И не только она, а любой, кем бы этот «шутник» ни оказался в итоге: подростком, взрослым… Да хоть самим Дамблдором!       Повторюсь — стыдно мне не было. Тут вступало в действие то же правило, что и с Квирреллом — на войне, как на войне. Если так смело гадишь другим, значит, и сам готов принять гадость в ответ.       Ну вот и получишь.

***

      Через какое-то время в спальню зашла Сьюзен. Я удивлённо поднял брови и посмотрел на неё. На «Пуффендуе» девочкам тоже запрещено было заходить в комнаты к мальчикам, а не только наоборот. Чар на дверях не было — иначе у меня не получилось бы в прошлом году «пригласить» «Гермиону Грейнджер, кстати» на просмотр одного увлекательного ролика — но это негласное правило не нарушалось. И тем не менее Сьюзен стояла передо мной. — Мне декан разрешила.       Пояснила она в ответ на мой молчаливый вопрос, затем тоже забралась на кровать и, обняв меня, тяжело вздохнула. Уложив мою голову себе на плечо, подруга спросила: — Помнишь, что ты посоветовал мне чуть больше года назад? — «Поплачь и станет легче»? — Именно.       Я фыркнул и обнял её в ответ: — Мальчики не плачут, Сью. — Ерунда!       Возразила она с горячностью и обняла меня ещё крепче: — Все плачут. Тем более, когда страдают те, кого мы любим.       И я с удивлением ощутил, как по моей щеке покатилась слеза. Я стёр мокрую дорожку и понял: что бесполезно было это делать; что глаза уже знакомо жгло; что губы дрожали и складывались в гримасу грустного Пьеро, уголками вниз. — А ты умеешь убеждать, подруга.       Ухмыльнулся я сквозь слёзы перекошенным ртом и всхлипнул.       Она погладила меня по волосам и аккуратно стянула очки: — Всё хорошо, Гарри.       Я, уже откровенно себя не понимая, уткнулся лицом в воротник чужой мантии и стиснул зубы. Конечно, мне было горько. А ещё было жаль. До боли в сердце жаль бедного Сэра Севера, обречённого теперь на несколько месяцев неподвижности.       Надеюсь, что действительно только на это.       И было гадко от собственного бессилия. И стыдно тоже было, но не за свои кровожадные мысли и злобу в адрес обидчика. Стыдно мне было за то, что из-за меня снова пострадал тот, кто мне так дорог. И злился я! Но плакать?..       Потратить ценное время на это? Вот на это???       Нет. Этого я не хотел. Точно не хотел.       Можно будет хоть обрыдаться от счастья, когда буду тискать расколдованного Сэра Севера и просить у него прощения за собственную бесполезность и неумение защитить. Но не сейчас!       Сейчас плакать точно было не время. Но слёзы текли, а к горлу подступал ком.       Что же за ерунда творится со мной?!       

***

      Перед самым отбоем Сьюзен ушла, запустив, наконец, в спальню наших бедных однокурсников. Мальчишки не задавали вопросов, никто не возмутился, что их так долго не пускали в комнату. Так мы и легли спать в траурном молчании. Пацаны быстро засопели под действием моих чар, а я потратил полночи на попытки понять, что же не так с моим психологическим здоровьем в этом году.       Я вёл себя то слишком агрессивно, то слишком эмоционально. Так порывисто, так… По-детски. Словно действительно стал ребёнком, а не просто надел на себя личину мелкого мальчишки.       То есть иллюзия ауры ребёнка, накладываясь на мой взрослый разум, так влияет на меня? Такое вообще может быть? Это ведь всего лишь иллюзия, а не сама аура. Иллюзия вообще может влиять хоть на что-то?       Но никакого другого логического объяснения происходящему я не видел. Как не видел пока, что же мне делать, если выяснится, что в этом на самом деле виноват мой летний апгрейд очков. Всё указывало на то, что я слишком рано начал себя нахваливать и собой гордиться. Я по-прежнему был артефактором недоучкой с кривыми ручками.       И что же мне делать, если так оно всё и обстоит в действительности? Я не могу в школе менять что-либо в очках. Слишком долго, слишком опасно. Оставить как есть? А если меня продолжит так «штормить»? Ведь скоро в моей иллюзорной детской жизни начнётся пубертат, и что тогда?       В допоттеровской жизни у меня с этим периодом всё было весьма непросто. Я/девушка материлась как сапожник. Невзирая на свой «слабый» пол постоянно нарывалась на выяснения отношений вплоть до драк. Для девушки это было, конечно же, не самое типичное поведение, но меня тогда это мало волновало. В теле же Гарри, в прошлый раз, переходный возраст я, можно сказать, прошляпил. Потому что, во-первых, я тогда и безо всякой оглядки на возраст со всем усердием играл роль неуравновешенного импульсивного подростка, так что перманентно вёл себя как псих. Да и жизнь в вечном напряжении давала о себе знать. А во-вторых, я тогда вообще о подобном не задумывался. Как-то автоматически считал себя уже взрослым, даже в голову не приходило, что взросление тела может сильно влиять на разум. Да и для моей тогдашней роли все эти перепады настроения и прочие гипертрофированные эмоции были только на руку. В общем, тогда мне было наплевать на психологию и всякую другую уравновешенность. Не думаю, что, даже избавься я тогда вообще от какого бы то ни было влияния гормонов, в моём поведении поменялось бы хоть что-то.       Но сейчас я совершенно не хотел проходить через это состояние в третий раз. Да, мне было плохо оттого, что Сэр Север из-за меня попал в беду. Но он был жив, и его можно будет спасти. А это значило, что стоило тратить время и силы не на самобичевание и истерики, а на поиски решения. Или, по крайней мере, готовить месть. А не вести себя как девчонка, чуть что — сразу в слёзы.       Неважно, что первая моя жизнь была именно девчачьей. Теперь-то я мужчина. И какой мужчина!       

***

      Утром я/мужчина чувствовал себя отвратительно. Даже аппетит куда-то пропал, и за завтраком я с трудом «победил» пять яиц, пять сарделек и тарелку овсянки. Для здорового оборотня — лёгкий перекус. Тут уж я по-настоящему забеспокоился и окончательно осознал, что мне просто-таки необходимо укрыться где-нибудь от людей и проверить теорию с очками.       Но подобный случаю с Квирреллом фокус я рискнул бы провернуть только во время отсутствия в замке Дамблдора и, желательно, большинства учащихся и преподавателей. То есть, чтобы повторить прогулку в Запретный лес, нужно было дождаться зимних каникул. Прогулка же была необходима для того, чтобы запастись восьмилапыми деликатесами для василиска. А василиск был нужен для того… Василиск мне на фиг не сдался, просто совершенно не хотелось опять убивать редкую тварь, тем более если бы он(а) напал(а) на меня исключительно с голодухи, а не по идейным убеждениям. Мне и за прошлый-то раз ещё было стыдно. Вот потому и надо было мне в лес, по акромантулы, так сказать, чтобы не с пустыми руками переться в гости к голодной, предположительно, зверушке.       Запретный лес был тем самым местом, где я в прошлом году, находясь в непосредственной близости от Хогвартса, рискнул снять с себя иллюзию, и никаких отрицательных последствий моё действие не повлекло. Проще говоря — не «спалился». Что давало некоторую уверенность, что, повторив этот демарш, я и в этот раз сумею сохранить свою тайну. Но в зимнем лесу копаться в артефакте явно было бы не слишком удобно, вот и оставалось только посетить для подобных манипуляций Тайную комнату.       Конечно, мне могла бы помочь Выручай-комната. Более того, там наверняка было бы гораздо удобнее, ведь можно было «заказать» мастерскую артефактора, но… Стыдно признаться, я про эту волшебную локацию замка просто забыл. Наверное, тут сработало подсознательное убеждение, что я уже вытащил из Выручайки всё нужное и полезное, а значит — это место мне более не интересно. А в Тайной комнате интересного было навалом.       Ну очевидно же!       За все прожитые во второй жизни Поттера годы я много раз позволял себе помечтать, как спускаюсь туда и нахожу что-то оставшееся от сàмого одиозного Основателя Хогвартса. Не в буквальном смысле, конечно, — «оставшееся от Основателя», а так… Артефакты, книги, записи… Это и доказывало, что мой визит в Тайную комнату давным-давно был делом подсознательно мною уже решённым.

***

      Последовавшие за неудавшимся завтраком пары удовольствия тоже не принесли. Ловя на себе сочувственные взгляды, я старался их игнорировать. Но в скором времени эта траурная обстановка начала меня подбешивать.       МакГонагалл, по всей видимости, решила отомстить мне за вчерашний наезд на рыжую семейку в лице близнецов. Я даже на мгновение заинтересовался: слышала ли она меня лично, или просто ей кто-то донёс. В общем, она отправила меня на отработку. К Филчу.       Наивная!       Естественно, я пошёл без возражений.       Филч выдал мне целый список заданий, но палочку забирать не стал. С заданиями я справился минут за пятнадцать — двадцать, а потом мы просто разговаривали и пили чай. Точнее, он мне о жизни своей рассказывал, а я слушал. И мне очень даже понравилось. Не именно его истории — хотя было забавно, — а спокойное общение со взрослым человеком. Так наказание обернулось способом облегчить влияние иллюзии детской ауры.       Если дело, конечно, действительно, в ауре. Может, я просто с ума схожу, почему нет?

***

      Поскольку в ближайшую пару месяцев возможности разобраться с очками не предвиделось, весь свой нервный энтузиазм я направил, во-первых, на поиск способа побороть использованное на наших с завхозом пушистиках заклятье, а во-вторых, на изготовление для «цыпляток» артефактов с дополнительным магическим резервом. С реализацией второго пункта мне очень помогла наша мадам декан.       Конечно, у меня имелись в сумочке инструменты и некоторый запас как готовых изделий, так и материалов. В этом году я собирался в школу не менее тщательно, чем в прошлом. Но! Во-первых, отнюдь не на пять десятков человек я всего этого припас. А во-вторых, я решил использовать накопители максимально возможной ёмкости. Ведь, если судить по заполненности камня в ошейнике Сэра Севера, проклятье вытягивало из жертвы много. Больше, чем помещалось в стандартный накопитель. Камни-накопители мне передал через шкатулку-телепорт Ормок. Но вот просить своего управляющего бегать по лавкам Косой аллеи и закупать нужную мне мелочовку я не посчитал возможным. У Ормока и так имелась куча обязанностей, ведь именно он вёл всю бумажную работу, контролировал бухгалтерию, осуществлял контроль за производством артефактов по моим патентам, заключал договора о продажах. В общем, был очень и очень занят. Так что я просто составил список, взял деньги и пошёл к декану Стебль, просить сводить меня на Косую аллею.       Она же — как только узнала, для чего мне это всё было нужно, — забрала список, отказалась от денег и прямо в тот же вечер передала необходимое.       Теперь я, раз в трое-четверо суток, наплевав с высоты своей гормональной неуравновешенности на осторожность и конспирацию, прошмыгивал ночью в Запретную секцию, выбрал новую книгу, маскировал обложку и потом читал. Читал и днём, и вечером, и половину ночи. Всё свободное от скучных и по сути совсем ненужных мне уроков дневное и вечернее время я полностью тратил на копание в книгах, свалив львиную долю обязанностей по «Клубу» на Блейза, Драко, Невилла и Сьюзен. Спасибо им, ребята не возразили ни словом. Когда же к середине ночи мой мозг переставал воспринимать информацию, я сливал остатки резерва в накопитель на очередном браслете-артефакте и просто падал без сил в постель.       Наклепать пятьдесят артефактных браслетов — С моим-то опытом! — было легко. А вот заполнить пятьдесят ёмких накопителей — уже не так легко. На наполнение камня-«батарейки» до установленного максимума обычно уходило несколько объёмов магического резерва мастера. И мне предстояло одному заполнить все пятьдесят.       Естественно, первый готовый браслет я отдал Сьюзен и ещё раз порадовался предусмотрительности Нарциссы, словно заранее почувствовавшей поджидавшие её сына в этом учебном году опасности и заказавшей для него защитный комплект. Я объяснил своим другу и подруге, как самим заряжать накопители, и попросил: — Носите не снимая, очень вас прошу. И проверяйте каждый вечер, чтобы камень был полон. И Драко… Змейку тоже постоянно бери с собой. — Хорошо.       Кивнул он, соглашаясь.       В этом году мой самый лучший человеческий друг — у меня ведь ещё и гоблинский друг имеется — счёл себя чересчур взрослым, чтобы носить на плече подарок Гарольда Тодда. Изумрудная змейка с крылышками всё чаще оставалась скучать в дортуаре.       Но в свете последних событий придётся Драко немножко потерпеть. В конце концов, все в курсе, что имидж ничто жажда всё, когда речь идёт о жизни и здоровье.       Сьюзен взглянула на меня и, тоже с серьёзным кивком, надела браслет. — Ты так и не выяснил, что за проклятье наложили на Сэра Севера?       Вздохнул Драко, притронувшись через одежду к своему кулону. — Нет. Но на всякий случай старайтесь не задевать мелкую Уизли. Я всё же склонен считать — это она. И старайтесь не ходить по одному.       Ребята переглянулись и снова дружно согласно кивнули.

***

      Следующие несколько недель мне предстояло ходить с тенями под глазами, вечно «пустым» и уставшим, словно выжатый лимон. Но мне никогда не было особого дела до своего внешнего вида, так с чего бы сейчас начинать переживать?       Именно! Не с чего. Накопители — это реальный шанс защитить детей. А перманентное отсутствие магических сил… Вдруг слабость и вялость сделают меня более терпимым к чужим недостаткам?       Так оно и получилось — измотанный отдачей магических сил накопителям, я теперь заметно меньше злился и реже выходил из себя.       Я мог бы расставить в коридорах видео-наблюдение. Пусть артефактных камер у меня и было маловато, но на ключевые точки хватало. Да вот только толку в этом я не видел. У меня по-прежнему не было никого достойного доверия, кого я мог бы усадить перед мониторами системы наблюдения. А самому — да даже с Драко вдвоём — потянуть просмотр таких объёмов записей с кристаллов было просто нереально. Нереально. Ведь это значило бы сначала расставить записывающие артефакты, потом регулярно менять кристаллы, отсматривать запись… Занимаясь такой ерундой, вечно бродя по замку с той, почти год назад смастерённой «видеодвойкой», я рисковал пропустить любые реальные действия «шутника». Да и предотвратить таким образом я ничего не смог бы. В лучшем случае — только выяснить постфактум личность напавшего на Сэра Севера и на его почитательницу. Так что я решил пойти другим путём. Я решил в первую очередь раздобыть Карту мародёра.       Просто вскрыв голой силой каморку с реквизированным хламом, я зашёл, призвал Карту, вышел и запер каморку. На всё про всё не потребовалось и тридцати секунд, а в деле слежки этот артефакт — несмотря на выявленные мной ещё в прошлом неточности в работе Карты — был куда удобнее любых камер.       Пригодится.       Подумал я, пряча Карту в сумочку на поясе.       Теперь, имея в своём распоряжении следящий артефакт, я мог сосредоточится на двух главных задачах, одновременно держа руку на пульсе ситуации и приглядывая за моим единственным подозреваемым. Поскольку по поводу личности обидчика Сэра Севера подозрения у меня конечно же имелись.       Хоть отбавляй!       Всё-таки я склонялся к персоне Уизли-седьмой. Потому что… Ну просто «потому что». Сильно не любил я её.       В прошлый раз нападала она, так почему в этот раз должен быть кто-то другой? Её моральные качества намекают как бэээ. Если мои подозрения окажутся неверны, я перед ней извинюсь. Возможно. Про себя.       А вот если бы я сосредоточился на ком-нибудь другом, а это оказалась бы рыжая… Вот тогда обидно было бы.       

***

      Пригодилась.       Спустя три недели думал я на бегу, несясь из общежития «Пуффендуя» к классу зельеварения.

***

      Этим вечером я — уже привычно — одним глазом следил по Карте за передвижениями седьмой рыжей. И пулей вылетел из спальни, уже на бегу дезактивируя Карту, едва только увидел, как цепочка следов с именем «Джиневра Уизли» догоняет цепочку следов надписанную: «Сьюзен Боунс».       Уже в подземельях мне на пути повстречался Драко и, не задавая вопросов, присоединился к забегу. Друг всё лучше понимал меня без слов.       Конечно же мы не успели.       Значит, это всё-таки седьмая рыжая. Ну сука!       Дети уже обступили Сьюзен, которая каменной статуей стояла у каких-то дверей. Я протиснулся сквозь толпу и наложил на подругу диагностические чары. — Как она?       Нервным шёпотом спросил Драко, очевидно всецело доверявший моему «экспертному» мнению. — Так же, как Сэр Север. Проклятье не затронуло её личный резерв, пока тянет магию из накопителя в браслете.       Шепнул я ему в ответ.       Подняв «Мобиликорпусом» окаменевшее тело Сьюзен, я собрался было отнести подругу к мадам Помфри, но… Кто сказал, что будет легко?       Из толпы зевак вылезла деканша «Гриффиндора» и недовольно поинтересовалась: — Что здесь произошло?       Увидев Сьюзен, МакГонагалл развозмущалась: — Что это такое? Кто это сделал? А ну! Кто наложил на мисс Боунс «Петрификус»? — Это не «Петрификус», профессор МакГонагалл. Это такое же проклятье, как на питомцах Гарри и мистера Филча.       Пояснил Драко со смирением в голосе, видимо уже осознав, что просто так мы от сюда в ближайшее время не уйдём.       В толпе детишек раздались охи и ахи, а до МакКошки словно не дошёл смысл сказанного:       Это у неё слух избирательный или сразу мозг? — Мистер Поттер! Куда Вы тащите мисс Боунс? Это что за самоуправство?!       Разнеслось по гулкому коридору замка её возмущённое восклицание. — Сьюзен нужен целитель.       Ответил я, даже не останавливаясь. — Что за неуважительное поведение, мистер Поттер! Верните тело мисс Боунс!       Это «тело» так меня задело, так царапнуло в глубине души, что я злобно зыркнул на МакГонагалл и, глядя ей прямо в глаза, прошипел, явственно выделив голосом кавычки на последнем слове: — Вместо того, чтобы глотку драть на меня, лучше бы за своими учениками следили. Может, не было бы всего этого. «Профессссор».       Развернулся и ушёл, аккуратно левитируя окаменевшую подругу, сопровождаемый совершенно растерянным и расстроенным Драко.       Правда, после этого выступления, я всю дорогу до больничного крыла про себя себя же и материл за несдержанность. В прошлом году мне было совсем не так трудно терпеть вечные придирки стервы-Минервы.

***

      Принеся Сьюзен к мадам Помфри, я уложил её на койку рядом с той, на которой лежали без движения два пушистых тèльца. И теперь мы с Драко смотрели, как бледная медиведьма делала то же самое, что недавно уже сделал я, — накладывала различные диагностические чары. Увы, но ничем больше ни она, ни я помочь Сьюзен и животным пока не могли.       Я, откровенно говоря, не знал, как поступить. Вполне возможно, я мог бы вывести подругу из состояния окаменения, просто поделившись с ней магией.       Возможно. Вполне. Но!       Во-первых, я всё-таки не был уверен в этом на все сто. Потому что проклятье я так и не определил. И по-прежнему ничего не знал не только о способах снятия, а и о воздействии на организм жертвы, и главное — магической ёмкости.       Хватит ли объёма моего резерва на то, чтобы проклятье спало? Не факт.       А во-вторых, я не терял надежды на то, что Дамблдор испугается произошедшего — всё же ученица не котик, а тем более племянница главы Департамента охраны магического правопорядка — и свяжется с целителями. Так что, пока ситуация не прояснится, я решил чуть подождать. В конце концов, опасности для жизни и здоровья Сьюзен и наших с Филчем питомцев — как физического, так и магического — не было. Мой артефакт прекрасно держал заслон перед проклятьем и не давал тому «пожирать» магию Сэра Севера, очень медленно разряжаясь сам. Наверняка то же самое будет и со Сьюзен. Так что какое-то время в нашем распоряжении имелось.       Да и честно говоря, очень уж мне хотелось избавить Хогвартс от Уизли-седьмой. А сделать это — не убивая ту, естественно — можно было, только дав делу официальный ход.

***

      Но как быстро выяснилось, я был слишком хорошего мнения о Дамблдоре. Всё ещё. Несмотря на всё то, что я об этом человеке знал, я всё ещё почему-то надеялся на наличие у того если уж не совести, то хотя бы… Ну пусть не страха, но здравого смысла.       Наивный гриффиндурок. Я, не Дамблдор.       Ничего тот не испугался. На следующий вечер, заметив по Карте, что преподаватели опять собираются в директорском кабинете, я пулей помчался к гаргулье и повторил свой прошлогодний подвиг — подслушивание под дверьми. И услышал. Дамблдор лично отдавал персоналу указания, как действовать в том случае, если до тётки окаменевшей Сьюзен каким-то образом дойдёт весть, что с её единственной племянницей случилось нечто. Схема действий была элементарна: декану Стебль принять «Оборотное зелье» и врать, что всех проблем и была-то — простая простуда. А регулярными письмами родственнице тот пообещал озаботиться лично.       Вот паскуда бородатая!       Оценив градус чужого спокойствия, я пришёл к выводу, что Дамблдор был в курсе происходящего.       Вот совсем-совсем «в курсе».       Тот явно догадывался — а то и просто-напросто знал — что это было за проклятье. Но помочь почему-то даже не пытался.       Интересно. Сам тоже «замазан», что ли? Или настолько трудноснимаемое проклятье? Интересно.

***

      А на следующий день, когда мы с Драко пришли проведать Сьюзен и Сэра Севера, мадам Помфри «обрадовала» нас вестью о том, что наша подруга, оказывается, все слышала, понимала и даже видела бы, не положи медиведьма той на глаза полноценную повязку, а не просто чары, предохранявшие роговицу от пересыхания. Я тут же изругал себя последними словами за то, что сам не присмотрелся внимательнее к ауре Сэра Севера.       Он-то, получается, которую неделю тут скучает!       Но на этом неприятные сюрпризы не закончились: — Визиты к мисс Боунс для всех официально запрещены, мальчики.       Мы с Драко одинаково задохнулись от возмущения.       Ну хуй ли, логично, чёрт подери! Как врать про простуду, если вся школа будет знать об окаменевшем теле «простуженной», валяющемся в лазарете? Никак. Ай да Пушкин Дамблдор, ай да сукин сын! — То есть Вы нас не пустите к Сью?       Дрожащим голосом спросил Драко, уставившись на мадам Помфри наполненными непролитыми слезами ртутно-серыми глазищами.       Ух, молодца! Ай да Драко, ай да Нарциссин сын! Вот это, я понимаю, актёрское мастерство!       Я поверил бы, тем более зная, как на самом деле относится Драко ко мне и Сьюзен. Поверил бы, если бы не был уверен, что он ни за что не позволит себе настолько «потерять лицо» перед посторонним человеком. Так что я чётко понимал, что это спектакль для одной отдельно взятой медиведьмы.       Но и мадам Помфри на детские почти слёзы не повелась. Она улыбнулась по-доброму и, обхватив нас за плечи, повела вглубь общей палаты, к койке Сьюзен: — Детская психика, мальчики, очень хрупкая материя. И поскольку общение — это единственное, что мы пока можем предложить мисс Боунс, то этим вы и займётесь. Я принимаю на себя ответственность за несоблюдение указаний руководства, так как уверена, что послушное им следование нанесёт вред пациенту. — То есть Вы пустите нас к Сью?       Уточнил запутавшийся Драко. — Пущу. И буду пускать каждый день на несколько часов. Вы будете обеспечивать мисс Боунс тот максимум общения, который сможете. Распределите грамотно своё время. Я разрешаю Вам делать здесь заданное на дом. Вслух, пожалуйста, специально для мисс Боунс. Остальное же время она будет спать. Вы согласны?       Естественно, мы согласились.       Я только уточнил: — Мадам Помфри, а…       Пока я думал, как правильнее сформулировать вопрос, меня уже поняли и так: — Ваши деканы в курсе. Этого достаточно.       Ну «достаточно», так достаточно. Кто бы спорил.       Проведя пару часов у койки нашей общей подруги, мы с Драко разбежались каждый по своим делам. В очередной раз придавленный осознанием факта, что хозяин из меня средненький, я утащил своего низла в факультетский дортуар. Там я в любом случае проводил не в пример больше времени, чем в лазарете.       Теперь по вечерам и ночам я накладывал на себя «Купол тишины» и читал вслух, сидя с низлом на коленях, перебирая мягкую шерсть за неестественно жёсткими ушами. На время своего отсутствия в спальне я Сэра Севера тоже усыплял. И не ленился делать то же самое для питомицы завхоза — Филч, узнав о такой особенности проклятья, тоже забрал Миссис Норрис к себе в комнаты.       

***

      Ещё через неделю, вечером мы с Драко стояли у окна в нашем любимом тупичке и обсуждали сложившуюся ситуацию. — Что ты насчёт всего этого думаешь?       Хмурился он. — Борюсь с желанием вызвать сюда тётку Сью.       Не менее хмуро ответил я. — Почему борешься? Разве не лучше было бы позвать? — «Не лучше». То есть лично для Сью конечно было бы лучше. Но… По большому счёту — только хуже. — Но почему?! Сью расколдуют, твоего Сэра Севера расколдуют, виновного её тётя найдёт, всё будет хорошо, разве нет?       Спросил он, по-детски доверчиво заглядывая мне в глаза.       Я вздохнул:       Как же неприятно лишать кого бы то ни было иллюзий. Особенно детей. — А как тётя Сьюзен найдёт виновного, ты подумал, Драко? — Но… но мы же знаем, кто это делает! Мы и скажем ей. Возможно мне одному и не поверили бы… Ну… Из-за вражды Малфоев и Уизли, но тебе-то!.. Тебе-то поверят! Ты же — извини, что я об этом говорю, но — ты же герой, ты же не просто ребёнок, ты — Мальчик, Который Выжил.       Возмутился он и даже начал слегка краснеть от волнения, расцвечиваясь свойственными ему неровными розовыми пятнами по щекам и шее.       Я безрадостно ответил ему: — Может, и «знаем». Может, и «скажем». Может, и поверят нам. Но где доказательства, Драко? Что по факту мы можем предъявить? Доказательств-то нет. Непосредственному виновнику, точнее — виновнице, мы вообще ничего предъявить, кроме нашей с тобой уверенности в её виновности, не можем. Получится — наше слово против слова Уизлихи. Дамблдор тут же за неё вступится и… Дальше всё понятно. А самому Дамблдору в этой всей истории вообще можно предъявить только то, что он не поставил в известность опекуна Сью. Но от этих претензий в свой адрес он запросто отбрешется. Скажет, что рассчитывал на то, что не сегодня-завтра Сьюзен пришла бы в себя. Скажет, зачем, мол, такую занятую мадам Боунс отвлекать на мелкие детские шалости? А мы, Драко, просто станем теми мальчиками, кто часто и понапрасну кричал «волки». — Но надо же что-то делать!       Он с досады ударил кулаком по каменной стене и зашипел сквозь зубы, обхватив здоровой рукой пострадавшую.       Я его понимал. Я тоже не хотел, чтобы наша подруга лежала камнем, но… Возможно, я мог бы надеть накопитель. Два накопителя. Три. Мог бы потренироваться на кошке Филча. Пусть это звучит подло, но — давайте будем откровенны — любой выбрал бы в качестве опытного образца чужую кошку, а не своего кота. Если бы получилось с Миссис Норрис, то мог бы попробовать повторить на Сэре Севере и Сьюзен. Но! При всём при том виновная осталась бы. И хрен бы с ней, что безнаказанной. Но кто дал бы гарантию, что подобное не повторилось бы? А на Сьюзен рыжая напала явно со спины. Это было понятно и по позе, и по выражению лица нашей с Драко подруги. Та была поймана проклятьем в движении и успела только изумиться. А значит — свидетельствовать против Джинни не смогла бы. Вот и получалось, что мы пока действительно ничего не могли сделать. Чтобы исключить дальнейшие нападения, мне нужны были железные…       Нет, чугунные!       Нужны были действительно чугунные доказательства против мерзавки. Чтобы повисли гирей у той на ногах и утянули на дно. — Я не могу не делать совсем ничего, Гарри.       Устало и как-то жалобно протянул мой друг, тут же снова начав энергично возмущаться: — И вообще! Хоть кто-нибудь пытается хоть что-нибудь сделать? — Пытаются, я точно знаю. Твой декан и мой, вместе с мадам Помфри, пытаются ускорить рост мандрагор.       Заверил я его. — А это реально?       Недоверчиво уточнил Драко. Я пожал плечами: — Не знаю, если честно, реально ли… Но я тоже попросил гоблинов прошерстить чёрный рынок на предмет этого растения. Вдруг где-нибудь в Суринаме каком-нибудь есть какой-нибудь садовод-энтузиаст, что как-то смог вырастить мандрагору не в сезон.       Проблема с изготовлением раскаменяющего зелья упиралась в то, что мандрагора была очень непростым растением. И сложность заключалась не в том, что вела та себя не как растение, а как гуманоидный — хоть и с полным отсутствием разума — младенец, а в том, что, как ни парадоксально, но во всём мире, невзирая на полушария и расстояние от экватора, мандрагоры развивались…       Ммм… Идентично? Синхронно? Параллельно? В общем, одновременно.       Скорее всего так происходило потому, что, даже будучи несколько сотен лет культивируемым по всему миру, это растение всё ещё жило в соответствии с природным календарём своей родины. А родиной мандрагоры была Южная Америка. И весна там начиналась в конце сентября. В это время мандрагоры по всему миру отпочковывали деток. Вызревали эти детки, как детям и положено, около десяти месяцев. По всему земному шару созревали практически одновременно. А в зелья шли только свежие «младенцы». Не хранились они в сыром виде. А оставленные в земле про запас, очень быстро теряли свои магические свойства, через пару месяцев в свою очередь обзаводясь «потомством». Вот и получалось, что не получалось. Не получалось ни у кого ни ускорить рост деток, ни сохранить зрелую мандрагору. А именно зрелая и свежая была необходима в большей части высших зелий.       Драко глубоко вздохнул, растрепал свою идеально уложенную шевелюру и прислонился лбом к прохладной стене, всем своим видом выражая безнадёжность.       Я выглянул в коридор и, убедившись, что тот пуст, набросил на вход в наш тупичок чары отвлечения внимания и заглушающие. И приступил к тем самым — трудным — объяснениям: — Дракончик, присядь.       Он послушно вернулся на подоконник.       Я последовал его примеру, уселся поудобнее, вздохнул и — в омут с головой: — Ты знаешь, как ловят маггловских маньяков? — Кого?       Светлые брови моего друга взметнулись вверх. — А. Ну да, извини, не с того начал. Маньяк — это тот, кто похищает и мучает или убивает людей или животных просто так. — А что, можно делать это со смыслом?       Неприятно усмехнувшись, прокомментировал Драко. — Ну в убийстве при самозащите есть смысл. В убийстве на войне… Там смысла нет, но есть приказ. В убийстве из выгоды, сам понимаешь, есть выгода. Что гадко, конечно, но хотя бы осмысленно. Согласен? — «Согласен».       Тяжко выдохнул он. — Так вот. Маньяк убивает и мучает из удовольствия. — Фууу!..       У Драко аж лицо перекосилось: — Какое же в этом может быть удовольствие?! Отнять чужую жизнь…       Я невесело усмехнулся: — Так они же маньяки, сумасшедшие с манией, понимаешь? — Не понимаю. То есть твои слова понимаю, а этих… этих «с манией» понять не могу.       Он передёрнулся всем телом и обеими руками вцепился в край подоконника, снова и снова зябко поводя плечами.       Я положил ему руку на плечо, во всем понятном жесте поддержки: — Так это и хорошо, Драко. — Что «хорошо»? — Хорошо, что не понимаешь. Нормальные люди таких и не должны понимать. Но сейчас речь не о маньяках, а о том, как их ловят. Поскольку в действиях ведомых маниакальной идеей людей нет общепринятой логики, то, чтобы предотвратить очередное убийство, эту логику пытаются проследить. А это можно сделать, к сожалению, только на примерах. Знаешь, как говорят: один раз — случайность, два — совпадение; а вот три раза уже закономерность. Поэтому, увы, но и ловят таких психов зачастую только после третьего случая. Когда понимают на примере их извращённую логику. Но если не получается…       Мы помолчали. Драко переваривал информацию, а я ждал его выводов. — «Но если не получается» что?       Осторожно уточнил он через пару минут тишины. — Не получается понять на примерах логику конкретного маньяка.       Пояснил я, а он снова соскочил с подоконника, снял со своего плеча змейку и прошёлся по тупичку, нервно тиская бедную игрушку.       Лицо его было взволнованным, а розовые пятна на щеках слились в одно большое. — Ну и что тогда? Что ты тянешь? Что ты выдаешь мне свои знания по крошке?       Недовольно высказался он, остановившись напротив меня. — Я жду, когда ты сделаешь логические выводы и сам придёшь к пониманию единственного гарантированного метода поимки такого психа.       Спокойно ответил я.       Я специально старался говорить длинными фразами, употребляя термины и сложные конструкции. Всё для того, чтобы Драко отвлёкся от личного, настроился на деловой лад. Мне очень нужно было, чтобы он трезво и непредвзято оценил ситуацию и согласился со мной. С моим решением. Согласился и не мешал, не отговаривал, а помогал и поддерживал. — И долго ты собираешься ждать? А если я тупой, и до меня ещё несколько недель будет доходить, как можно поймать этого твоего… Нашего… Этого маньяка? А? Что тогда? Сью же там… Она… Ей же плохо!       Н-да. Похоже, заинтересованность Драко в Сьюзен ситуации куда глубже, чем я предполагал.       Я заговорил, посылая голосом волны успокоения, как делал в Хэллоуин первого курса, в том зальчике, где мы прятались от тролля: — Друг. Успокойся. Присядь, Драко. Извини. Я больше не буду пытаться натолкнуть тебя на решение, а просто сейчас всё тебе поясню. Успокаивайся, садись, и мы поговорим.       Он глянул недоверчиво, но послушно сел рядом, а я решил действительно больше не тянуть и перешёл к объяснениям: — Драко, Сьюзен мне тоже подруга. Я тоже понимаю, что ей сейчас несладко. Я переживаю за неё и за Сэра Севера. Да даже за кошку Филча переживаю! Но нам нужны доказательства. А чтобы они у нас были, наш маньяк должен выдать себя сам. — Ага. Так вот он взял и выдал.       Пробурчал он. — А я тебе сейчас расскажу, что надо для этого сделать. Слушай и вникай.       Наставительно поднял я указательный палец. — Слушаю. — Вот и слушай. — Да говори уже.       Драко ткнул меня в бок локтем, уже будучи не настолько взвинченным.       И только теперь я перешёл к действительно серьёзному разговору: — Тех маньяков, чью логику так и не смогли постичь за первые три убийства, и тех, кого не могут найти или не могут арестовать из-за отсутствия доказательств их вины, таких маньяков провоцируют.       Он затих, нахмурив светлые брови, обдумывая мои слова, а я стал рассказывать.       Мой друг очень внимательно слушал и, выслушав… Нет, согласился он не сразу, для начала мы немного поспорили. Но потом мы решили — то есть я решил, а Драко смирился с моим решением, — что нам нужно спровоцировать мою невесту самозванку на гнев, обиду и ненависть по отношению ко мне. Добиться таких чувств от фанатично увлечённой женщины в адрес объекта её фанатизма можно прилюдно унизив, высмеяв, в общем — сильно обидев.       Но не мог же я просто так, ни с чего, начать принародно осыпать рыжую поганку оскорблениями? Это было бы странно. Хотя и очень — не могу отрицать — для меня приятно. Но логично было предположить, что за такие выкрутасы меня просто наказали бы, да и дело с концом. Точнее, не «просто наказали бы», а загнали бы на всё свободное от уроков время на различные отработки. И у меня не осталось бы возможности ни доставать Уизлиху-младшую, ни посещать Сьюзен и Сэра Севера, ни читать нужные, пусть и бесполезные пока книги.       Значит, начинать надо было с малого. Сначала надо было мелкими гадостями спровоцировать седьмую рыжую на хоть какое-нибудь отрицательное высказывание в мой адрес. А уж когда она совершила бы первый, так сказать, шаг в нашем «противостоянии», когда ляпнула бы что-нибудь, что — пусть и с натяжкой — я мог бы счесть оскорбительным, вот тогда… Вот тогда уж я смог бы отыграться по полной и довести стервозину мелкую до необдуманных шагов.       В идеале — до публичного нападения на меня.       

***

      Но сказать всегда проще, чем сделать.       На следующий же день на пути исполнения нашего плана появились первые препоны. МакГонагалл назначила Драко отработки и продлила мои. Мой друг попал под раздачу за то, что назвал главную гриффингадку идиоткой. За что он с ней так — я не вникал. Поводы заподозрить себя в неадекватности Минни давала ежедневно.       Но я уверен, Драко, будучи истинным джентльменом, должен был сделать это крайне вежливо.       Жизнь — зебра, это всем известно. И следом за, казалось бы, чёрной полосой, тут же проклюнулась белая.       Филч, добрая душа, посочувствовал нам: — Я слышал о вашей подруге. Ничего не надо делать. Посидите час и можете идти. Давайте вот чаю выпьем, что ли. — Мистер Филч, а можно мы почитаем лучше?       Спросил я.       Выяснив, что читать мы собираемся про проклятья, ставший на редкость сговорчивым пожилой сквиб тут же оставил нас спокойно работать с литературой, а сам уселся в кресло-качалку с Миссис Норрис на коленях.

***

      Теперь каждый день мы отсиживали пары и шли к Филчу на «отработки». Благодаря гриффиндорской деканше мы буквально прописались в каптёрке завхоза. Я отдал Драко все имевшиеся у меня, ещё непрочитанные книги по проклятьям, а сам по-прежнему таскал фолианты из Запретной секции. Теперь мы уже совместно погрузились в поиск информации.       После пары часов поиска информации на страницах старых, старинных и откровенно древних книг, мы шли вдвоём в больничное крыло к Сьюзен. Мадам Помфри будила её, мы садились рядом, делали домашнее задание, тихонько проговаривая всё вслух для подруги. Потом рассказывали ей, как прошёл наш день. Потом Драко читал ей вслух какую-нибудь книгу, пока я снова зарывался в различные исследования разной степени древности. Или же мы просто обсуждали что-нибудь, словно нас по-прежнему трое. Ну а потом мадам Помфри выгоняла нас на ужин и опять накладывала на Сьюзен сонные чары.       После отбоя я, сидя в спальне, опять-таки читал, потом заряжал накопители, а в районе часов двух ночи отрубался от усталости.       И нет, никто мне не мешал существовать в таком режиме.       Потому что отбой был в одиннадцать вечера. У всех парней факультета, а уж у моих однокурсников — точно. Как и повелось ещё с первого курса, благодаря мне и моим чарам.       И да, мне всё ещё ничуть не стыдно! С чего бы?       На выходе все имели сплошные выгоды: «барсучий» факультет единственный не терял баллы из-за ночного болтания пацанов по коридорам замка, а все мальчишки «Пуффендуя» за последний год стали крупнее своих одногодок с других факультетов.       И не в ширину, а в высоту, не надо тут на кухню близко расположенную намекать. Это потому так, что детские организмы получают достаточное количества сна. Гормон роста-то, он же ведь во сне вырабатывается. Так что совершенно мне не стыдно, потому что всем сплошная польза. Даже не говоря про мою выгоду в виде свободного времени.       Уизли-седьмую я начал прилюдно подвергать мелким, но неприятным и постоянным нападкам, по самому незначительному, а зачастую и вовсе надуманному поводу, провоцируя если не на нападение, то пока хотя бы на ответное оскорбление. А там и до нападения было бы недалеко. Уж я бы постарался.       Яду у меня в языке всегда было достаточно.       Глупо было бы упоминать, что баллы при этом полетели с меня как гуси-лебеди с северо-запада по осени — дружными косяками на хуй юг.

***

      Ежевечерне в ноль опустошая свой магический резерв, я таки смог до конца первого полугодия снабдить своими артефактными браслетами с камнями-накопителями всех перво- и второкурсников из «Клуба отработок». Себе тоже сделал ёмкий кулон с одним камнем и весьма аляповатый, зато роскошный по содержащемуся там магическому запасу, браслет. Браслет собрал из непригодившихся накопителей не самой большой ёмкости. Артефакт получился достаточно крупным и притягивающим взгляд варварской роскошью и блеском золота и камней. Наполненные магией накопители сияли ярче самых чистых бриллиантов. Этакую красотищу я носил над локтем, естественно под одеждой.       Всех «цыпляток» и «Пуффендуй» в полном составе я сумел убедить на каникулы разъехаться по домам. Не скажу, что это было легко, но в конце концов ребята меня послушали.       С нашим старостой у меня состоялся полный недомолвок разговор. — Ты знаешь, кто это делает?       Осторожно поинтересовался Габриэль. — Да, Габи, но у меня нет доказательств.       Мы с ним дружно вздохнули, помолчали, и он спросил, аккуратно подбирая слова: — А ты не боишься, что… что тебе тоже… ммм… достанется? — Нет. Мне — нет. Не «достанется». И не боюсь.       Габриэль глубокомысленно покивал и уточнил: — Уверен? Знаешь, почему это происходит? — «Уверен». А «почему»… Да потому, что напавшая на Сьюзен считает так: если она избавится от «преград» между мной и ею, то сможет меня заинтересовать собой.       Хмурый Габриэль растрепал мне волосы, и на этом разговор мы закончили.       Я намеренно не назвал вслух ничьих имён, тем более всему моему окружению и так было понятно, о ком шла речь. Имелся у меня перед глазами наглядный пример того, что случается, если не слишком угодные Дамблдору ученики озвучивают имена директорских клевретов, замеченных в не самых правильных делишках. И мне очень не хотелось, чтобы кто-нибудь из учеников Хогвартса повторил опыт шестикурсника «Слизерина» Северуса Снейпа, посмевшего произнести в адрес гриффиндорца Римуса Люпина слово «оборотень», и навесил на себя данный доброму дедушке директору Непреложный Обет.       Тот ведь так любит давать людям вторые шансы, он запутавшуюся крошку Джинни обязательно простит, а болтуна заставит настоятельно попросит не трепать почём зря имя такой милой, полностью раскаявшейся девочки.       Декан Стебль хотела на эти рождественские каникулы остаться в школе, но меня такой расклад никак не устраивал. Если бы она осталась, то мне из «барсучьей норы» было бы никуда не улизнуть. А это значило, что и проверку очков я провести не смог бы. И я принялся её переубеждать со всем пылом и имевшимся в моём распоряжении красноречием. Да и, честно говоря, на мадам декана уже грустно было смотреть, такая она была бледная и осунувшаяся. В конечном итоге я смог её спровадить, а сам занялся собственными насущными нуждами.

***

      На следующую ночь после безрадостного — лично для меня — рождественского пира, когда Дамблдор по своему обыкновению покинул Хогвартс, я сбежал в Запретный лес. Прихватив парочку наспех промеж делом сделанных — одноразовых, а там особо стараться и незачем — мешков под гостинцы василиску, я отправился за перекусом для змея. Вполне понятно, куда лежал мой путь — к логову акромантулов.       Какого хрена я просто не аппарировал к себе в долину, а пыжился и осуществлял весь этот квест с добыванием паучатины и кормлением как минимум полвека не жравшей как следует змеи?       Я не знаю. Вот честно!       Но мне даже в голову не пришло задаться подобным вопросом ни на протяжении двух, предшествовавших наступлению каникул месяцев, ни на протяжении всей этой супердлинной ночи. Наверное потому, что я так и не научился избегать опасностей. А может быть, ещё не осознал, что эта жизнь не равна прошлой, тут надо жить, а не играть. Не принял пока мозгами факт, что это мой второй и последний шанс, тут никто не вернёт меня обратно, как после вылета из стрелялки-бродилки. А может быть, просто хотелось месилова и кровищи, чтобы если головы не Уизлей летели в сугробы, так хотя бы паучьи хелицеры.       А может быть, мне просто нравится искать приключения на свою девственную задницу и выдумывать самому себе сложности. Не знаю. Наверное, на пятьдесят процентов я адреналиновый наркоман, а на вторые пятьдесят — был уверен, что справлюсь. И с пауками, и с василиском. Один раз справился в сопливом детском тèльце, а уж теперь — и подавно справлюсь. В конце концов, теперь я мужчина. И какой мужчина! А, это я уже говорил. Ну тем не менее!

***