Неправильный Поттер. Пуффендуй

             

***

      Так.       К дому мы прилетели. Зашли, как и положено приличным людям, — среди ночи с парадного крыльца.       «Алохомора» наше всё.       А вот за что хвататься дальше, я не знал. Если честно, очень хотелось бы чего-нибудь человеческого пожрать.       Мне эта каша молочная!.. Из ушей, блин, скоро покапает!       Но и помыться тоже не помешало бы. Но вначале — одеться. — Послушай…       Я опустил зверя на пол и начал объяснять тому наши планы на ближайшее совместное будущее совершенно охрипшим от длительного неиспользования голосом: — …я сейчас трусы надену, а потом сразу хавать пойдём. Ты подожди меня здесь, чтоб мне тебя потом не искать по всему дому. — Мфр.       На мою тираду тот закатил глаза.       Или мне показалось?       Озадаченно почесав в затылке, я счёл, что после такого стресса мой, очевидно, новый домашний питомец какое-то время точно не должен никуда деться, так что я выдал тому инструкцию: — Короче. Сиди тут и не шуми.       И пошёл в свой чулан.       В темноте с лёгкостью нашёл себе одежду и быстренько оделся в футболку и пижамные шорты.       Фух… Хватит с меня эксгибиционизма на сегодня! И так с голой жопой больше сотни кэмэ пролетел.       Я вышел, тихо прикрыл дверцу чулана и снова направился в прихожую.       Низл так и сидел, на том самом месте, где я попросил меня ждать. Тот и ждал терпеливо, замерев статуэткой египетской Баст из чёрного оникса, грациозно обвив передние лапы длиннющим хвостом и максимально вытянувшись вверх. Если не принимать во внимание размеры, то выглядело весьма изящно. — Пойдём. Только тихо, пожалуйста.       Низл встал и величественно прошёл мимо меня, явно направляясь мимо лестницы на второй этаж, в кухню.       И тут зажёгся свет, безжалостно резанув по моим чувствительным глазам.

***

      Мы с подельником так и замерли, как нашкодившие дети, прикрыв заслезившиеся глаза. Потом дружно проморгались и уставились на Петунию, стоявшую на лестничной площадке второго этажа.       Ой всё, дорогая редакция. Мне пиздец!       Я перевёл взгляд с тётки на огромного низла, а тот посмотрел на меня, будто спросив: «Ну? И чё теперь будем делать?» Потом зверь флегматично уселся в ту же самую изысканную — исключительно в его исполнении «изысканную», а так-то обычную котячью — позу и снова очень выразительно на меня глянул, словно бы говоря: «Ты меня сюда приволок, пожрать обещал дать и не дал. Ща нам люлей отсыпят, а я вообще тут не при чём! Вот и защищай меня теперь». И отвернулся, уставившись теперь на тётку.       Я бы очень хотел знать, что лучше всего предпринять в такой ситуации, но к сожалению, моего жизненного опыта катастрофически не хватало. И тут послышался тихий всхлип. Я поднял взгляд от пола на Петунию:       Она что, плачет? Почему? Неужто из-за меня?       Я растерянно посмотрел на животинку. Хотя конечно вряд ли тот смог бы мне объяснить, что происходит.       Послышались тяжёлые шаги, и за спиной тётки появилась огромная фигура дядьки: — Этот несносный мальчишка наконец-то вернулся?!       Вернон посмотрел на нас и конкретно так сбледнул с лица.       Чего это он? Низла, что ли, испугался? — Я могу всё объяснить.       Наверное.       Решился я подать свой хриплый голос, очень приблизительно представляя, как именно я буду объяснять своё исчезновение из дома и возвращение посреди ночи, спустя неделю, вместе с огромным магическим котом. — Ты чёго так хрипишь? Ещё и простыл вдобавок?       Всполошилась Петуния и закомандовала, беря себя в руки: — Вернон, вызывай скорую помощь.       А я растерялся ещё сильнее:       Скорую? А скорую-то зачем? Не надо! И полиции, пожалуйста, не надо!       Вернон согласно кивнул и послушно затопал к телефону, Петуния же быстрым шагом спустилась ко мне. Хотела взять за плечи, но отдёрнула руку и, прикрыв ладонью рот, снова всхлипнула, уставившись мне куда-то на шею.       Я моргнул непонимающе, повернулся к висевшему в простенке зеркалу и сразу же упёрся взглядом в рану на плече: поджившую, покрытую корочками, но достаточно большую. Как для шестилетнего мальчика, так даже очень большую.       Ааа… Так вот в чём дело! — Не надо «скорую», дядя! Тетя, это… это… У меня всё уже зажило. Честно!       Прохрипел я Вернону, когда тот уже набирал номер, и пообещал: — Я вам всё объясню, только не надо «скорую». И голос… Горло… Я не простыл, просто молчал долго. — Несносный мальчишка! Ты хоть имеешь понятие, как я переживала!       Завелась пуще прежнего Петуния, поняв, что со мной всё более-менее нормально. Видимо, действительно переживала, раз теперь переживания требовали выхода. Но от её возгласа я — ещё не привыкший к громким звукам — с перепугу втянул голову в плечи. Северус-то никогда голос не повышал, вот и стали для моего нового волчьего слуха неожиданностью такие крики.       Тут от лестницы послышалось: — Мааам?       Со второго этажа показался Дадли. Тот шёл, сонно потирая глаза, а потом встал как вкопанный, вылупившись на меня.       Вот точно — сын своего отца. Клон, я бы даже сказал. Поведение идентичное. — Можно мне сначала отмыться?       Неуверенно спросил я, надеясь, что сколько-нибудь крови просто отмоется. — У тебя есть пятнадцать минут, ждём тебя в гостиной!       Строго проговорила Петуния и, резко развернувшись, пошла с гордой задранной головой в упомянутую комнату. — И потрудись придумать вескую причину для того, чтобы я хотя бы на минуту задумалась над тем, чтобы оставить в нашем доме этого… этого монстра.       Ага! Видимо, шанс, что мне позволят оставить низла, всё-такие есть. Ну что ж, это не может не радовать.       

***

      Я ещё никогда так быстро и тщательно себя не отмывал. Рана от клыков Сивого действительно зажила, так что корочки я содрал безжалостно. К сожалению, шрам останется со мной на всю жизнь, благо тот почти целиком был на плече. А на шее — сбоку, внизу — совсем немножко, так что будет несложно скрыть отметину даже воротником рубашки. Зато шрам на лбу стал почти незаметен.       После горячего душа я опять переоделся в чистое и пошёл в гостиную, готовясь изложить заранее составленный за время пребывания в волчьей шкурке рассказ. Правда, теперь требовалось внести некоторые, связанные с присутствием низла корректировки, но пока мылся, я уже подготовился.       Главное — это максимально честный вид.       

***

      Всё семейство Дарсли сидело рядком в гостиной на диване. Даже сонный Дадли торчал между родителям, ожидая моих объяснений. А перед ними сидел на полу чёрный низл. Они опасливо посматривали на животину, но выгнать не пытались.       Ну и хорошо. В смысле — что не гонят. А что опасаются… Так это и неудивительно.       Если этот кошак и был чистокровным низлом, а не смесью низла с кем-нибудь ещё, то размерами всё равно своих собратьев заметно превосходил. А те и сами по себе были тварями немаленькими.       Ну и монстрюгу же я принёс. И ведь допёр же как-то! Видимо, я стал гораздо сильнее и сам этого не понял. Только теперь дошло.       Но сейчас мне не про низлов надо было думать, а про свои оправдания. Я вздохнул и с обречённым видом уселся на краешек кресла, напротив целого дивана моих родственников. Низл тут же перебрался поближе ко мне. Чёрный красавец прислонился мягким боком к моим ногам и продолжил так сидеть, внимательно следя за семейством Дарсли. — Рассказывай!       Холодно произнесла Петунья, глядя мне прямо в глаза.       Я ещё раз тяжело вздохнул, даже тяжелее, чем в предыдущий. И начал вдохновенно врать: — Я не знаю, как так получилось, но… но вы же знаете, со мной иногда происходят всякие странные вещи… — Ближе к делу.       Поторопила меня тётка. — Ага… Но вы же помните, как я этой весной однажды оказался на крыше школьной столовки? — Столовой, а не «столовки».       Исправила меня они и возмутилась: — Ещё бы не помнить! Я чуть со стыда перед директором не сгорела за твою… твою ненормальность! — Ну вот и в этот раз получилось так же. Я пошёл спать. Сначала мне снился такой хороший сон, там был такой красивый лес! А потом вдруг я открываю глаза и… и я оказался в лесу! Вот… Я не знал ни где я, ни как вернуться назад. Я пытался позвать на помощь, но… но только сделал хуже.       Я старательно всхлипнул, стараясь показать, как же страшно мне тогда было. Взрослые переглянулись.       Считаю, я очень удачно вспомнил про тот случай. Очень удачно! Это же полностью снимает вопрос о том, как я вообще додумался взять и ночью из дому свалить. Ладненько, продолжим нагонять жути. — Я заплакал. И пошёл, думал, что смогу найти выход, но… В темноте загорелись какие-то жёлтые огни. Их было так много! И огни двигались! А когда они приблизились, то я понял, что это глаза! И я разглядел силуэты больших собак. И я побежал. Я бежал и бежал. И бежал… Они были такие быстрые!.. Они погнались за мной! А потом меня окружили.       Порывисто вздохнув, я обхватил плечи руками.       Взрослые напряглись. Дадли вообще сидел с открытым ртом, пялясь на мой шрам на плече.       Хорошо, что есть «доказательства», а то уж больно сказочная у меня историйка вырисовывается. — Я так испугался! Эти собаки… Одна из них набросилась на меня. Вот тогда она меня и укусила.       Я опустил голову, пытаясь выжать из себя слёзы. Но получалось плохо. Откровенно говоря, хуже некуда получалось. Пара слезинок и всё. — Дальше…       Дрожащим голосом потребовала Петуния, пытаясь сохранить строгость и холодность, но эта дрожь её выдавала, что называется, с головой. — Я… я очень испугался! И было так больно…       Жалостливый взгляд Вернона скользнул по видневшемуся из выреза футболки действительно жуткому шраму на моём плече.       Дадли всхлипнул.       Низл скептически взглянул мне в глаза, задрав голову.       Если честно, «задрал» — излишне громко сказано. Особо стараться ему не пришлось. Так, приподнял слегка подбородок.       Я всхлипнул ещё пару раз и продолжил устное народное творчество, то бишь откровенный пиздёж сочинительство басен и сказок: — Я знал, что я… я странный, но… но не думал, что настолько. Я только пытался прикрыться от собаки. Ну и ещё, конечно, хотел, чтоб она отстала. А её вдруг отшвырнуло от меня. А… а из моих рук появился… Огонь. Мне было так больно и страшно! И я не знал, что мне делать дальше. Поворачиваться спиной к ним было страшно. Вдруг они все сразу набросились бы на меня? Наверное, они меня разорвали бы. И я кинул в собак этот огонь! Они… они очень громко визжали. Некоторые. На которых огонь попал. А остальные разбежались. А я побоялся там оставаться и снова побежал. Я плакал, плечу было очень больно! Но я знал из книжек, что надо забраться на дерево, чтобы звери не напали. Ну и чтобы осмотреться. Но… но темно ведь было. И деревья там все такие толстые, без веток снизу. Я всю ночь просидел в кустах и проплакал. А потом стало получше видно, я пойти домой хотел. Ну как-нибудь. Но совсем устал. Я нашёл пещерку какую-то. Или норку. И… и я не помню… Я только помню, что просыпался. Иногда было совсем светло, а иногда — темно. Мне было так плохо, как тогда, когда мы с Дадли хрюшкой болели. — Свинкой.       Автоматически поправила меня роняющая слёзы в платочек Петуния. — Ага, свинкой. Тоже шею не повернуть было. И спать всё время хотелось. И… и вот. А потом появился этот кот. Он приносил мне какие-то травки, листочки… А я ел. Потом мне стало чуть полегче, и он отвёл меня к луже. Там она рядом была. Мы попили из лужи. Но это ничего, тётя, лужа не очень была грязная, да и без бензина, лес же. Я помню, Вы нас с Дадли учили, что вдоль дорог всё ядовитое, но там дорог вообще не было! А пить очень хотелось. Вот.       Петуния уже откровенно рыдала, прижав к себе явно завидующего мне Дадли.       По-моему, я могу гордиться собой.       Вернон хмурился, качая головой. Потом спросил осторожно: — И ты всё время был в таком состоянии? — Нет, что Вы, дядя. Мне стало легче, и я сразу же попытался вернуться домой. Но не получилось. А потом мы с котом ходили… И ходили… Я пытался — ну как тогда, ночью — захотеть и… Ну чтоб — бац! И дома уже. Но не получалось. Вот только сегодня получилось. — А что ты ел? Тоже там… Грибы-ягоды, да?!       Задал очень «своевременный» вопрос Дадли, очевидно пылая восторгом исследователя и завидуя пуще прежнего.       Ну держись, тётушка, готовь слабительное — или, наоборот, закрепляющее? — сын твой все окрестные кусты обожрёт и все живые изгороди продегустирует. Гусеница-переросток. Мини Робинзон Крузо. Лишь бы только ко мне никаких претензий не было. — А ты вообще ел хоть что-нибудь? Ну кроме трав, что кот приносил?       Уточнил Вернон.       Я зажмурился, умирая со стыда, тут же вспомнив свою голову в тарелке каши и бутылку с соской.       Взрослые, видимо, пришли к своему выводу, и Петуния поспешила на кухню, а Вернон вынес вердикт: — Кота… Или что это за животное такое?.. В общем, рысь эту оставить можешь, но заботиться о нём будешь сам! Ему наверняка надо будет много гулять. Прививки там. Глистов прогнать. И жрать оно, видимо, тоже будет немало.       Стоит отвлечь его от подсчётов, а то, не дай бог, передумает.       Я вскочил с кресла и врезался в чужое упругое пузо, в попытке имитировать благодарственные объятия: — Спасибо, дядя!       Адреналин от недавних событий наконец-то исчерпал себя, и я смог заплакать.       Вернон пыхтел и пытался не задеть мою рану успокаивающими поглаживаниями, Дадли хлюпал носом за компанию, низл… Не знаю, что тот делал, мне не было видно.       Прорыдавшись и «покаянно» опустив голову, я выдавил из себя: — Извините меня, пожалуйста. Но мне надо вам ещё кое-что сказать. — Что?       Напряглась стоявшая в дверях Петуния, которая пришла звать меня есть. — Я, пока лежал в той пещере, кое-что вспомнил. Я вспомнил… Как… как погибли мои родители.       Я поднял взгляд на побледневшую тётку: — И как меня вам подбросили, тоже вспомнил. Всё-всё вспомнил! Прям с самого рождения, представляете? — АААбалдеееть!       Протянул с восторгом в голосе Дадли.       Петуния стояла, прикрыв рот платочком и глядя на меня расширенными в испуге глазами.       Вернон только покряхтывал в неверии и нервно крутил ус. — Простите, что свалился вам как снег на голову, но меня никто не спрашивал. — Значит, теперь знаешь, кто ты?       Как-то обречённо произнёс Вернон и нахмурился. — Да, я — маг. — АаабалдЕЕЕть!!! — Узнал-таки.       Тяжело выдохнула Петуния.       Я решил чуть снизить накал страстей — А то щас как выставят меня за порог, вместе с ещё одним нахлебником! — и быстро протараторил: — Тётя! Дядя! Обещаю, я не буду никому рассказывать или показывать свои силы! И странностей больше не будет! Я теперь это всё умею контролировать!       Петуния тяжело вздохнула и, повернувшись к мужу, произнесла устало: — Идите спать, мне нужно поговорить с ним. — Всё будет хорошо?       Уточнил Вернон, очевидно имея в виду, не будет ли его жена меня пилить до самого утра, но мой дурной язык сработал вперёд мозгов: — Я никогда не причиню вам вреда!       Заверил я всех, уже понимая, что вообще зря это ляпнул. Но я-то имел в виду детские шуточки Лили, ну там: чашки — в крыс, говно всякое по карманам…       А Вернон удивлённо посмотрел на меня, видимо прикидывая вред от меня ему. «Примерно как от щенка креслу, если только об ножку зубы поточить» — такой вывод явственно читался на его лице.       Дадли непонимающе вертел головой.       Могу его понять. Итог разговора вышел… ммм… специфический.       

***

      Вернон повёл взбудораженного сына на второй этаж, укладываться спать.       Петунья же позвала меня на кухню.       На столе стояла глубокая тарелка горячего супа-пюре.       Не, я не против, но… Суп? Почему суп? А отбивная? А лучше — две. Ааа! Они же наверняка подумали, что я совсем ничего не ел! — Иди сюда, садись и кушай. Потом будешь рассказывать. Сейчас тебе нужна нежная пища, иначе желудок не справится. Ешь не спеша. Потом обсудим, что ты вспомнил.       Мы с моим зверем снова переглянулись и пошли к столу. На своё любимое место, за барную стойку, мне сейчас всё равно совсем не хотелось забираться, всё тело ныло и в целом мне было не слишком хорошо. Так что стараясь не кривиться от неприятных ощущений, что оказалось не так уж и просто, я устроился за столом, где уже сидела тётка. Низл устроился у моих ног и заинтересованно принюхался. Я глянул на боевого товарища.       А что? Мне кажется, пережив совместно разборки с родственниками, мы уже можем так называться. Так вот, жрать в одну харю, на глазах голодного боевого товарища, — это не по мне!       Петуния, проследив за моим взглядом, устало вздохнула и пошла шерудить в холодильнике. Через минуту она поставила перед низлом миску с молоком и блюдце с кусочками варёной — Или жареной? — курицы.       Или утки? Короче, с остатками вчерашнего семейного ужина.       Животное ничуть не выглядело озадаченным и тут же приступило к смакованию пищи, от наслаждения даже прикрыв глаза.       Мы оба следили за ним, удивительно деликатно кушающим.       Петунья, вернувшись за стол, с ностальгией в голосе заметила: — У твоей матери был такой же, только рыжий. — Да, я помню. Ну… Теперь помню. — Потом она избавилась от него.       Мне показалось, что она…       Скучает по тому низлу? — Я своего не брошу. Я же не моя мать. Тётя, а скажите, пожалуйста…       Но Петуния меня решительно прервала: — Гарри, заканчивай эти свои «выканья». Уважительное отношение — это конечно хорошо, но мы же… Мы же семья. У нас теперь и секретов друг от друга не осталось.       Она чуть отвела глаза, очевидно стыдясь так внезапно раскрывшегося факта, что, оказывается, они от меня многое скрывали.       Ну меня всё устраивает. — Хорошо.       Я проглотил несколько ложек умопомрачительно вкусного супа и осторожно спросил: — Скажи, тётя, а вы в полицию не заявили о моей пропаже?       Она цокнула языком и покачала головой: — Нет. Дверь-то изнутри была закрыта. Я уговорила Вернона подождать. Но мы решили, что, если бы тебя за неделю не вернули, завтра… То есть сегодня уже.       Поправила она саму себя, глянув на часы. — Так вот, сегодня Вернон собирался идти.       Мы посмотрели друг другу в глаза и с одинаковым облегчением выдохнули. А потом произнесли хором, но с разными интонациями: — Не надо никуда идти!       И рассмеялись.       Я съел ещё немного, а Петуния осторожно спросила: — А ты прямо вот всё-всё вспомнил? — Не знаю, тётя. Может, и не всё, но очень многое. — Понятно.       Протянула она и примолкла, а я решил не томить её и принялся рассказывать между ложками супа: — Я вспомнил своё очень раннее детство. Всё, что происходило вокруг меня. Какая-то вроде бы гадалка сказала, что я — тот, кто победит какого-то тёмного мага. Как я понял, мои родители не любили меня. — Что?       Тётка опешила от такого вывода, сделанного маленьким мальчиком, встала и зачем-то переставила кастрюлю на плите, явно не зная, что отвечать и отвечать ли хоть что-нибудь.       Я же, надеясь, что здесь всё шло по тому же сценарию, продолжил делиться воспоминаниями из своей предыдущей жизни, не забывая глотать суп: — Ну а что? Это же понятно. Они постоянно говорили, что благодаря мне станут известны и почитаемы. Но я не помню ни единого раза, когда мама или отец сказали бы, что любят меня. Они радовались, что у них родилось Дитя Пророчества, но не тому, что у них сын родился. А когда тот тёмный маг исчез, а родители погибли, меня просто выкинули. Подбросили вам. Друг родителей, которого назначили моим крёстным, просто отдал меня какому-то незнакомому громиле и даже не поинтересовался, не ранен ли я, хотя я точно помню, как сильно у меня болел лоб. Вот здесь.       Я дотронулся до того места на лбу, где ещё чувствовался шрам. — Так! Всё! Ешь, все разговоры потом!       

***

      Я съел вкуснющий суп, низл — свою курицеутку и молоко и теперь внимательно смотрел на меня.       Петуния молчала.       Я сам налил себе чаю с мёдом и приступил к рассказу, вывалив на неё всё, чего она знать не могла: про пророчество, про прятки от Волдеморта в домике в Годриковой Лощине, про Блэка и прочих «друзей». — Это «пророчество» было ловушкой? Ведь так, тётя? Ведь разве мог младенец победить сильного тёмного мага? — Кто знает. Кто знает. Не думаю, что Лили могла быть настолько наивной. Она всегда хорошо умела видеть свою выгоду. Так что ничего не могу сказать. Что планируешь теперь делать?       Спросила Петуния, глядя мне в глаза. — Ничего.       Она невесело усмехнулась: — Ну ты же маг. Как же магический мир? Будешь искать родственников отца? — Тётя, вы — единственная моя семья. Даже несмотря на то, сколько проблем я вам принёс, вы меня не отдали ни в какой приют. Не передали никому, как сделал тот родительский друг. Зачем мне ещё кто-то?       Петуния помолчала, очевидно не зная, что на это ответить.       Слишком умные рассуждения для шестилетки? Очень может быть. Стоит добавить наивности. — Тётя, я вас всех люблю. Даже Дадли, хотя его — меньше. Ну потому что он вредничает со мной постоянно и задирается, а в школе часто меня пытается подставить и пакостит. — Вот поросёнок!       Искренне возмутилась она и пообещала: — Я его обязательно утром отругаю как следует!       Хорошо бы. — Спасибо! Только не забудь!       Она кивнула, а я от широты душевной предложил, искренне желая, чтобы меня поменьше теребили: — Если хотите, если вам всем так будет проще и легче, я могу вообще из своего чулана не вылезать, пока не придёт письмо из Хогвартса. К сожалению, учиться там мне придется. Родители заранее заключили со школой договор. — Что ты подразумеваешь под «не вылезать из чулана»? Что за идиотизм? Тебе ещё начальную школу заканчивать!       Тут же возмутилась Петуния, а я бросился её успокаивать: — Не стоит волноваться, тётя, я сам всему обучусь до Хогвартса. — Что значит «сам»? Что за бред? А сертификат об образовании?       Разволновалась она ещё сильнее. — Да какая разница? Я всё равно планирую после окончания Хогвартса остаться в магическом мире, а там всем плевать, учился ты в младшей школе или нет. Писать умеешь и молодец.       Мы с низлом одновременно тяжело вздохнули. У меня, если честно, постоянно возникало впечатление, что тот реагировал на мои слова так, словно понимал человеческую речь.       Но ведь этого же не может быть! Ведь нет? — Если возможно, я хотел бы… Ну если это не слишком вас с дядей затруднит, перевестись на домашнее обучение. Пожалуйста. А в остальном… Ну продолжить жить так, как раньше. Только поговори с Дадли, пожалуйста, постоянно терпеть его придирки и приставания мне совсем не хочется.       Петуния нахмурилась: — Да-да. С Дадли я обязательно переговорю. И со школой вопрос решу. И не спорь! Сертификат необходим! В остальном… Посмотрим завтра вместе с Верноном. А вообще, этот ваш магический мир слишком… ммм…       Она попыталась найти подходящее слово, но, видимо, все пришедшие на ум прилагательные не пропустил её внутренней цензор, поэтому предложение так и осталось незаконченным. — Наверное. Я ещё не знаю всю степень их…       Я тоже запнулся, останавливая себя на мате.       Не дело это шестилетке материться, стоит пощадить если уж не тёткину нервную систему, то хотя бы собственную задницу. А то Петуния не посмотрит на мои «раны», нашлёпает, и буду как дурак в свои-то годы в углу стоять. — Ну ты поняла.       Мы ещё помолчали. Я пока спать не хотел, а Петунии, скорее всего, и не заснуть было бы. Так что я с радостью ответил согласием на её предложение рассказать мне что-нибудь о моих родителях. — Хочется выговориться?       Я понимающе улыбнулся.

***

      Мы перешли в гостиную, и усевшуюся напротив меня тётку буквально прорвало. Она красочно, но в то же время и достаточно вежливо донесла до своего племянника, какая же его мать была… Нехорошая женщина. У неё на славу получилось описать всю дерьмовость натуры своей сестры. Мы с низлом с интересом слушали.       А Петуния, оказывается, умеет подбирать слова!       А уж когда повествование дошло до моего отца и его друзей, мы вообще заслушались.       Вот это я понимаю — накипело. И главное, ни разу ведь не повторилась!       Впрочем, мне и без её рассказа была прекрасно известна гнилая внутренняя сущность Лили и Джеймса. Но я уверен, тёткино живописание навсегда останется в моей памяти, и в будущем я — с улыбкой на губах и признательностью в сердце — буду иногда освежать особо интересные обороты.       

***

      Разошлись мы уже под утро. Я завалился спать в своём чулане, перед сном проверив, на месте ли каждый из тридцати восьми зубиков, не провалились ли случайно в щель между досок пола пять тысяч галлеонов.       Ну что ж, все тут, так что можно готовиться к походу в банк.       

***

      Разбудили меня ближе к обеду.       Видимо, Петуния, выговорившись, морально почувствовала себя гораздо лучше и расслабилась. Подобрела. Во всяком случае разбудила она меня не привычным: «Вставай, несносный мальчишка!», а вполне даже ласковым, пусть и простеньким: — Гарри, вставай.       Я, может, и встал бы, но мне мешала туша низла, что лежал рядом, прижав меня к стенке.       Ну и громадина, прости господи! Он же в длину длиннее меня! Или я короче него?       Но как ни посмотри, а в вытянутом состоянии зверюга была длиннее меня, шестилетнего мальчика. Даже если не считать хвост. Оставалось только порадоваться, что тому не захотелось свернуться калачиком, тогда бы я точно спал на полу.       Осторожно проползя задницей вперёд между низлом и стенкой, я выглянул из-за двери и встретился взглядом с Петунией. — Гарри, иди умывайся и монстра своего выпусти. Ему явно нужно прогуляться.       Я повернулся к низлу. Тот что-то согласно мявкнул и, плавно спрыгнув с постели, пошёл к выходу из дома.       Нет, он точно понимает человеческую речь!       Выпустив загадочную животину на задний двор, я поспешил в душ.       

***

      Снова встретились мы втроём уже на кухне. Петуния кормила нас почти одинаково. Мне опять достался вчерашний суп-пюре. Тот был вкусным, так что грех было жаловаться. Но сегодня мне выделили и стакан молока, и тост — приказав жевать тщательно, — и яйцо всмятку. У низла не было супа и тоста, но был омлет, который тот поедал, уморительно закатывая глаза от наслаждения.       Вообще-то, достаточно странно, что тётка кормит низла, по сути кота, человеческой пищей, но… Кто я такой, чтобы с ней спорить? Ей виднее.       Да и понятно было, что низла всё более чем устраивало.       Пока мы с моим зверем насыщались, тётка прибралась в кухне и, сняв и аккуратно сложив фартук, удалилась на второй этаж.       Я поел, дождавшись, когда доест и низл, вымыл за нами посуду, и тут уже одетая для выхода на улицу Петуния меня огорошила: — Собирайся, нам нужно сегодня многое успеть. Мы едем в Лондон. Вернон нас отвезёт, он на сегодня заранее взял отгул, мы же собирались в полицию идти. Ну вот, не пропадать же отгулу зря. — Да?..       Я растерянно посмотрел на своего питомца.       Тот фыркнул и шмыгнул обратно в чулан, делая вид, что ничто из происходящего совершенно не касается низлов. — И к офтальмологу надо, ты очки потерял. — Не надо! У меня зрение исправилось почему-то.       Гордо заявил я и добавил, успокоения ради явно не поверившей мне Петунии: — Честно-честно! Совсем-совсем исправилось! — Вот и проверим заодно.       Подвела она итог нашему спору.       Мне же ничего другого не оставалось, как пойти собираться. Я надел одежду поприличнее и вышёл.       Перед домом нас ждал в машине Вернон. Мы отправились в торговый центр.       

***

      Сначала мы действительно заехали проверить мне зрение. Убедившись, что я не соврал, Петуния распорядилась везти нас в какой-то торговый центр, где она регулярно тратила заработки мужа.       Там тётка ураганом пронеслась по детским отделам и накупила мне одежды и на сейчас, и на вырост. Я тоже участвовал в гонке. Пришлось. Следуя её — стоит признать, весьма толковым — распоряжениям, я, нагло пользуясь своим маленьким ростом и хрупким телосложением, нырял в толпу за той или иной вещью и порой выхватывал необходимое чуть ли не из чужих рук. В жизни бы не подумал, что мои недостатки могут быть использованы подобным образом. Всё это так меня удивило и шокировало — но и раззадорило, стоит признать, — что в машину я садился раскрасневшимся, с горевшими азартом глазами, чем весьма удивил Вернона. — Гарри! Ты будешь всегда ходить со мной на распродажи!       Распорядилась тётка.       Мне кажется, или в глазах Вернона я действительно вижу сочувствие?       По дороге домой Петуния в красках рассказывала мужу, какой я прыткий, вёрткий, ловкий, как хорошо я справлялся с поставленными задачами. А я уверился, что в первый раз мне не показалось, и сочувствие во взгляде Вернона всё-таки было, потому что теперь там отчётливо читалась жалость. Наверное, он лучше меня представлял масштаб грядущих испытаний. А может, сочувствовал собственному кошельку, ведь теперь — имея в своём распоряжении такое супероружие — его жена сможет урвать гораздо больше нужных вещичек. И не очень нужных. И совсем ненужных.       Даже не знаю, что мне самому делать: радоваться покупкам или пугаться будущего.       В общем, мне обновили гардероб. — Какие планы на ближайшее время?       Спросил Вернон, когда тёткины восторги поутихли.       А что я буду делать в ближайшее время? Мне надо поскорее зубки продавать, а то вдруг Драко без зелья помрёт? Или — ещё хуже! — Люциус найдёт искомое у какого-нибудь другого продавца. Так что мне срочно надо к торгашам редкостями и аукционерам волшебного мира, то бишь к гоблинам. Но вот под каким благовидным предлогом представить родственникам свои делишки? А если…       И я на ходу сочинил неплохой, как мне показалось, предлог для посещения мира магов: — В самое ближайшее время мне нужно сходить провериться на предмет наложенных на меня проклятий. Помню, что меня тёмный маг — я вчера рассказывал тёте про него — чем-то приложил в детстве. Если так оно и есть, то заняться исцелением стоит побыстрее. А ещё я хотел бы посмотреть, что можно сделать, чтобы расширить мой чулан. Всё-таки с таким зверем нам там будет тесновато, да и я расту, а чулан больше не становится.       Совершенно неожиданно Вернон предложил: — Ты можешь занять вторую спальню Дадли.       Я покосился на него подозрительно, а он пожал мощными плечами: — А что? Раз теперь ты контролируешь свои… ммм… способности, то можешь жить в нормальных условиях. Ты же не будешь больше бить стёкла, поджигать занавески всё такое прочее? — Не буду.       Искренне пообещал я, совершенно не собиравшийся заниматься ничем подобным, поблагодарил и… Вежливо отказался: — Спасибо, дядя. Спасибо большое, но… но я предпочёл бы остаться в чулане. А вот сломанные игрушки из той комнаты я бы хотел забрать, если можно.       Петуния удивилась: — Зачем они тебе?       Вернон нахмурился: — Но ты же сам только что сказал, что не помещаешься в этой клетушке со своей скотиной.                          — С чуланом есть варианты.       Пробормотал я и счёл нужным увести разговор в сторону: — А игрушки я починить смогу. Я ведь всё-таки маг. Самое оно, чтобы тренироваться и учиться контролю над своей силой. — Чиня игрушки?       Не поверил Вернон. — Ну да. А не получится, не жалко выбросить, те же и так уже сломаны. Так можно, дядя? — Я подумаю. Приехали, вылезайте.       

***

      Семейный ужин был приятным. Мы сидели за общим столом, и всё было довольно мирно. Дадли, что удивительно, пока вёл себя тихо.       Не думаю, однако, что эта покладистость надолго. Или его так впечатлило моё житьё в пещере и питьё из лужи? Впрочем, оставлю вопрос его поведения на его же родителей, родители же вроде как именно за этим и нужны — воспитывать.       Перед сном я перетряхнул свои старые шмотки, оставил несколько комплектов для работы в саду, остальное безжалостно вышвырнул.       

***

      Утром следующего дня Петуния разбудила меня рано. Я выполз из своего чулана, удивлённо на неё глядя. — Ты хотел провериться на проклятья. Думаю, сегодня — самое время. Лучше будет выйти пораньше.       Отрывисто пояснила она свои действия, хотя было заметно, что ей немного неловко проявлять обо мне заботу. — Спасибо.       Искренне поблагодарил я и пошёл умываться и одеваться в обновки.       К столу я вышел нескоро и до крайности раздражённым поведением своего питомца: низл всячески мешал мне надеть джинсы и заставил отдать предпочтение рубашке и классическим брюкам. Угомонился тот только тогда, когда мой внешний вид напоминал мальчика-паиньку.       Только галстука-бабочки не хватает, бля! И скрипочки!       Но получив от тётки порцию одобрительных взглядов и вкуснейшего омлета — правда, пока ещё без бекона, — я сменил мнение и попытался даже расчесаться, и — О чудо! — волосы мои прилегли более-менее послушно. Это шокировало не только меня, очевидно не верящая своим глазам Петуния даже погладила меня по голове. Видимо, захотела убедиться на ощупь.       Помыв посуду после завтрака, накормив и выпустив во двор низла, я отказался от предложения Вернона подвезти меня куда надо, отказался от предложения Петунии сопроводить меня куда требуется и тихонечко исчез из коридора дома на Прайвет драйв, перенесясь на Косую аллею, прямо перед зданием банка Гринготт’с.       Ну-с, ни пуха мне ни пера.       

***

      Перекрестившись и поплевав через левое плечо — не столько по привычке, сколько прикола ради — я вошёл в операционный зал банка через высокие массивные двери.       Никогда не любил общаться с гоблинами, хотя и уважал за их бульдожью деловую хватку. Эти скупые карлики-крючкотворы даже в заранее составленных документах умудрялись оставлять для себя лазейки, чтобы наживаться на наивных глупых магах. В прошлом я даже вызубрил наизусть свод законов банка, благо в той части, что касалась сотрудничества с магами, свод этот был до обидного короток. А вызубрил, чтобы точно знать, если бы меня попытались обмануть.       А наеб… надуть пытались. Неоднократно и качественно. Ну и количественно, естественно.       Выбрав самого дальнего и с виду самого малозанятого гоблина — в расчёте на то, что тому просто любопытно станет, что такому младенцу от него может быть нужно, — я устремился к нему.       Готовимся. Иии… — Здравствуйте.       Гоблин перегнулся через стойку, свесился вниз и уставился на меня немного удивлённым взглядом.       Фрейда на них нет! Эта гигантомания меня ещё с прошлых приключений бесит.       Ответного приветствия я удостоен не был.       Ну что ж… — Мне нужен конфиденциальный разговор.       Гоблин нахмурился, скорчил мину, как будто бы говорящую: «Ходют тут всякие», помолчал, но стал спускаться ко мне. Очевидно, сработал мой расчёт на чужую незанятость и любопытство.       А ведь мог бы запросто отказать. — Прошу за мной.       Проскрипел любопытный банковский клерк.       Вот вроде бы и вежливая фраза, но ощущение такое, будто бы меня только что макнули лицом в какахи. Стоит поучиться у этих неприятных существ столь тонкому управлению интонацией.       

***

      Мы потратили целых десять минут на то, чтобы дойти нашими коротенькими ножками по извилистым коридорам до отдельного кабинета, где ещё минута была потрачена на рассаживание в излишне, на мой вкус, мягких креслах друг напротив друга. Гоблин явно собрался просто отдохнуть в удобном кресле, а возможно и позубоскалить за мой — человеческого ребёнка — счёт, потому как никакой серьёзности в его обращении к гипотетическому клиенту, то бишь ко мне, не наблюдалось: — Слушаю тебя, деточка.       Угу… «Деточка». Чтоб тебя такая «деточка» знаешь что?..       Фыркнул я, ёрзая в дурацком кресле.       Ну держись, «папочка»! — Сначала будьте любезны подписать со мной договор о конфиденциальности. — А не маловат ты для договоров, а?       Засранец даже ноги уложил на стоявшую рядом скамеечку, подтверждая мой вывод, что ничего он делать не желает и просто воспользовался столь щедро мной предоставленным ему шансом откосить хотя бы ненадолго от своей нудной работы. — Кто? Я?       И я демонстративно смерил хамоватого собеседника взглядом с головы до каблуков на туфлях с пряжкой, надетых на кривоватые ножки.       Ну а что? Он первый обзываться начал!       Моя наглость его позабавила, судя по широкой ухмылке.       Не злится… Ну точно пытается от работы откосить. — Вот это наглость!       Гоблин, продолжая насмешливо скалиться, откинулся на спинку кресла и постучал кривым пальцем с загнутым чёрным когтем по подлокотнику: — Маленький мистер, послушайте-ка меня. Я Вас не выгнал только потому, что Вы волшебник и… — И вот мы подошли ко главному!       Улыбнулся я, перебивая собеседника. И приступил к цитированию первого уложения из свода законов клана Гринготт, касающегося работы с людьми-магами: — Я волшебник, а согласно указу Гринготта Первого, датирующемуся тысяча четыреста семьдесят пятым годом, Вы обязаны, цитирую: «Предоставить необходимую консультацию или помощь, с учётом должностных обязанностей и квалификации». Ваших, сэр, должностных обязанностей и квалификации, как нетрудно догадаться. Указ же датированный тысяча четыреста семьдесят шестым годом гласит: «По первому требованию клиента, работник банка обязан предоставить стандартный бланк договора о конфиденциальности, подписать и в дальнейшем осуществлять обсуждение проблем клиента, придерживаясь пунктов, указанных в подписанном договоре, в дальнейшем именуемом Договор». Итак — Договор. Я жду.       Я внимательно следил за эмоциями, отражавшимися на страшненьком зеленоватом личике. Если бы я ошибся в трактовке нечеловеческой мимики и не смог договориться, то пришлось бы мне иметь дело с покупателем напрямую. И хотя против я особо ничего не имел, Малфой-старший мне нравился, но палиться пока ни перед Люциусом, ни перед кем-либо другим из волшебников абсолютно не хотел.       Гоблин же не сразу нашёлся что ответить. С минуту он смотрел на меня удивлённо, но потом взял себя в лапы руки и выдал самый предсказуемый контраргумент: — Вы ребёнок и… — С учётом примечаний от тысяча четыреста семьдесят седьмого года, любой маг, пришедший в банк, считается потенциальным клиентом и имеет право требовать оказания любых необходимых ему банковских услуг.       И я замолчал довольный собой, играя с гоблином в гляделки.       Чисто технически, он мог бы меня выпереть из кабинета ещё на первых проявлениях моей эрудированности. А то и расфасовать по пакетикам. Сомнительно конечно, но ходили упорные слухи, что «уважаемые банкиры» не брезговали и человечинкой торговать на чёрном рынке. Хотя, конечно, слабо верилось, что кто-нибудь стал бы — Вот так откровенно, средь бела дня! — нападать на клиента. Но…       Кто их знает? В конце концов, истина в том, что гоблины давным-давно господствуют на аукционах рынков всех цветов.       И сейчас мне очень хотелось всё-таки подружиться с этими… гуманоидами. Хотя бы с одним конкретным их представителем.       Этим вот.       И тогда мне осталось бы только внимательно прочитать договор, если, конечно, этот «зелёненький человечек» всё-таки предоставил бы мне сей документ.       Сидели, пялясь друг другу в глаза, мы ещё минут несколько. Чего хотел за это время из меня психологически выдавить этот гипнотизёр на минималках, я так и не понял. Мне ж, в конце-то концов, уже не шесть лет, чтоб я пугался…       Упс…       В общем, мне на эти приёмчики было плевать, я мог бы и ещё в креслице поотдыхать, но, видать, чем-то я гоблину всё же приглянулся. Раздался щелчок пальцами — Наконец-то! — и перед хозяином кабинета появился лист пергамента. Он, не прерывая зрительного контакта, прокусил себе острым желтоватым клыком палец и поставил в нижнем правом углу бланка теперь уже не просто типового договора, а Договора кровавый отпечаток. Я еле-еле смог сдержать облегчённый выдох:       Неужели наглый мальчик так сильно пришёлся по душе скопидому подземному? Впрочем, стоит сначала посмотреть, что мне впарить попытаются.       Дождавшись, когда пергамент подлетит ко мне, я принялся вчитываться в строки, а гоблин внимательно следил за мной, пряча в складках своего страшненького лица слабую улыбку.       Ага. Сторона «А»… Сторона «В»… Работники банка… Клиенты… Обязанности стороны «А»… Обязанности стороны «В» и… Ах ты, хитрожопый сукин сын! А вот хер тебе!       Магическим зрением я заметил два дополнительных скрытых пункта, добавленных ушлым клерком к стандартному перечню обязательств, где — если переводить с канцелярского на простой человеческий — было написано, что: сторона «А», а именно — работник банка, сама выбирала, кому возможно было разгласить информацию, выданную ей стороной «В», то есть мной. Также за стороной «А» закреплялось право выбирать, какую информацию и в каком объёме предоставлять стороне «В».       Я сохранил на лице маску внимательно читающего ребёнка и постарался максимально мягко и незаметно стереть с пергамента эти дополнительные пункты, направив на строки тонкую струйку своей магии. Затем, воспользовавшись «Кровавым Пером», гордо стоявшим в подставке на столе гоблина, я подписал. Морщась от неприятных, болезненных ощущений на кисти руки, полюбовался, как моя кровь, проходя через древний артефакт, проступает на пергаменте.       Лист засиял и раздвоился. Один экземпляр Договора порхнул в руки гоблину, второй остался у меня. А перо вернулось в подставку.       Надеюсь, этот раунд будет за мной.       Гоблин поймал свой свиток, чуть отогнул нижний край и ошарашенно уставился на имя клиента, которым я подписался: — Штооо?.. Это…       И он потянулся ослабить роскошный чёрно-золотой галстук, стягивавший высокий воротничок белоснежной рубашки.       Я логично предположил, что в чужом кабинете вряд ли кто-то стал бы располагаться столь вольготно, а потому воспользовался тем именем, что было обозначено на золочёной табличке, стоявшей на столе: — Ммм… Господин Ормок? С Вами всё хорошо, сэр?       И похоже было, что я не ошибся: гоблин кивнул. Ещё немного расслабив галстук и расстегнув верхнюю пуговку, он проскрипел насторожённо: — Мистер Поттер?       Никак подумал, что пацан смог обмануть «Кровавое Перо»? Даже несмешно! — Да, он самый, господин Ормок, приятно познакомиться.       Нервно поправляя монокль в правом глазу, он всё же счёл необходимым сесть менее фривольно и заспешил: — Я… Мне… Приятно! Несомненно, мне тоже приятно с Вами познакомиться, да… Но… Мы никак не могли предположить, что столь знаменитая личность…       Я улыбнулся, следя за тем, как осторожно мой собеседник подбирал теперь слова.       Дело в том, что Гарри Поттер как победитель Того, Которого… обзавёлся в глазах подземного народца некоторыми привилегиями. В прошлом я теми так ни разу и не воспользовался по собственному незнанию. Но сейчас я просто обязан был выжать и из тех, и из других — и из гоблинов, и из привилегий — по полной.       На самом деле всё было очень и очень просто. Гоблины — весьма воинственный народ. Основа их иерархии — сила. Основа договоров между гоблинами и людьми — страх перед сильным магом. У гоблинов ещё со времён правления Рагнука Первого в чести было правило: кто сильнее, тот и прав. Самый сильный — прав абсолютно. Самый сильный и правил всегда народом гоблинов.       Вот и я, как-то хитро одолев самого сильного тёмного мага современности, утвердил за собой «титул» сильнейшего, тем самым заимев трепет и преклонение гоблинской расы перед моей тщедушной персоной. В прошлой моей жизни этот трепет быстро себя исчерпал, потому как тогда до гоблинских стандартов сильнейшего мага я не дотягивал совершенно. Но! Но сейчас-то была совсем иная ситуация.       Но похоже, своим именем и выпендрёжем со знанием устава я немного излишне напугал собеседника. — Успокойтесь, господин Ормок.       Я улыбнулся гоблину как можно добрее, понимая, в каком он сейчас оказался положении. Примерно как с голым задом на муравейнике. И вставать, срамом светить, как говорится, неловко, но и зад очень хочется непогрызенным сохранить. А всё потому, что гоблин наверняка думал, что Гарри Поттер пришёл за наследством.       И я попытался его успокоить: — Не стоит нервничать. Я знаю, что Род Поттер от меня отрёкся. Также знаю, что без ключика Вы мне ничего не сможете выдать из родительского сейфа. Я тут по совсем другой причине.       Мой собеседник тут же слегка расслабился и заинтересовался: — А именно?       А вот теперь у нас начнётся война за проценты. Если выиграю, смогу разбогатеть. Немножко.       Внимательно следя во время разговора за своим собеседником, я не заметил, чтобы Ормок успел посмотреть в свитке с Договором куда-нибудь ещё, кроме как на мою подпись. Моё ухищрение осталось, по всей видимости, незамеченным и сейчас должно было начать приносить мне пользу. Ещё разок мысленно поплевав через левое плечо, я приступил к торгам: — Господин Ормок, мне тут птичка на хвосте принесла… Таком длинном, роскошном и абсолютно белом…       Я даже хихикнул, невольно представив себе белого павлина с лицом Люциуса и его платиновой шевелюрой вместо птичьего хохолка. — …что есть запрос на приобретение молочных зубок оборотня. «Птичка» меня не обманула, я надеюсь?       Гоблин насторожённо протянул: — Нееет.       И тут же уточнил, мучимый любопытством: — А что у Вас за интерес в этом вопросе? — У меня есть что предложить этой «птичке», а заодно и Вам, господин Ормок. — И что же?       Прикинулся он дурачком.       Пришлось разъяснить как для дебилов: — Зубки оборотня. Молочные. — Ну! Зубки оборотня! Ха! Молочные! Ха! Скажешь тоже!       И куда, скажите на милость, тут же, как только речь зашла о гипотетической прибыли, девались уважение и пиетет перед убийцей страшного-ужасного Тёмного Лорда? — А что? Меня дезинформировали, и молочные зубки оборотня тут никому не требуются? — Если у вас есть в наличии, то банк готов выкупить этот ингредиент, но спроса на такое практически не бывает, потому цена будет очень и очень низкааа… ооо…       Гоблинская физиономия, и без того не самая приятная, перекосилось от боли, моментально настигшей врунишку за нарушение одного из пунктов Договора: не утаивать и никоим образом не искажать предоставляемую стороне «В» информацию. Без той «поправки», которую я удалил из Договора, хоть как-то дезинформировать меня он не мог. Хитрец прогадал. — Плохо, господин Ормок, врать своему клиенту. Он может обидеться.       Погрозил я пальчиком обманщику. — Что Вы сделали?!       Я впервые в жизнях — и в этой, и в прошлой — увидел страх гоблина. Даже Крюкохват во время нашего эпичного визита в банк, в сейф Беллатрикс Лестрейндж за Чашей, явно понимая, что запросто может погибнуть, не выказывал страх. Хотя причина была достойная, по-моему. А тут…       Вон какой у него ужас в глазах. — Бланк Договора внимательно читайте, прежде чем подписывать.       Зловредно ухмыльнулся я, раздумывая как продолжить разговор с напуганным клерком. То, что я перенял инициативу в беседе, — это было конечно хорошо.       Но вот удержать ту будет непросто. Надо стараться контролировать свои мельчайшие жесты и выражение лица. Нельзя выбиваться из того «крутого» образа, который сейчас закрепился в мозгу у Ормока. А иначе — сожрёт. В переносном смысле, естественно. Наверное. Хотя… В любом случае не подавится. Ненавижу переговоры! И гоблинов тоже не люблю. — А теперь вернёмся же к нашему делу. За один молочный зуб дают пять тысяч галлеонов. Я ничего не путаю?       Уточнил я, пока Ормок внимательно рассматривал лист пергамента с нашими подписями и пунктами Договора. — Не путаете.       С тяжким вздохом признал он. — Хорошо. Я могу предоставить покупателю зубки. Добровольно отданные, что немаловажно.       Алчная ухмылка расползлась по морде лица моего собеседника. Он, кажется, понял, как я его обманул, и сейчас собирался в отместку надуть меня на проценты.       Не дождёшься! — Я хотел бы снабдить лорда Малфоя столь ценным ингредиентом, а Вам за посредничество готов уступить пять процентов от суммы сделки.       Озвучил я свою цену, уже готовый морально к отчаянному торгу. И не прогадал! — Сорок!       Заявил Ормок.       И понеслось! — Не сходите с ума, господин Ормок! Вашего участия тут не более чем на три процента. Я даже могу анонимно известить лорда Малфоя о наличии на банковском аукционе интересующего его лота. Вам нужно будет только встретить его в фойе банка и пересчитать галлеоны. — Тридцать! Доплата за сохранение Вашей анонимности! — Господин Ормок, Вы меня разочаровываете. Моя — бесплатная! смею подчеркнуть — анонимность прописана в подписанном Вами Договоре. — Двадцать! — Три. — Пятнадцать! — Два с половиной. — Десять! А то ведь я могу Вам и не помогать.       Победно ухмыльнулся этот засранец.       Ну что ж, мы почти вернулись к моей первоначальной ставке. Я так-то парень нежадный, я был бы согласен и на пятнадцать процентов гоблинской комиссии, но… Нельзя было давать им настолько повышать ставки. По крайней мере, добровольно. В смысле — добровольно с моей стороны. Для гоблинов щедрость всегда была синонимом слабости и глупости, а такие у них не выживали. — Ладно.       Ормок явственно возликовал, но я со скучающим видом пожал плечами и продолжил спектакль: — Значит, придётся мне связаться с покупателем напрямую и получить всю сумму целиком.       Очевидно ошарашенный подобным финтом малолетки, он откинулся на спинку кресла, с прищуром меня рассматривая.       Я же старался придерживаться хорошо себя ранее зарекомендовавшего «рецепта» поведения с гоблинами: на три литра самоуверенности уверенности в себе — двести миллилитров вежливости, сто миллилитров откровенной наглости и сто миллилитров очарования. Смешать, но не взбалтывать. — Блефуете!       Попался! — А Вы проверьте.       И улыбочку пошире.       Теперь можно было просто сидеть и наблюдать, как постепенно темнела рожа жадины Ормока, наливаясь от возмущения дурной кровью. — Вы!..       Добавим чуточку агрессии: — Я их добывал, а потому только мне решать, какой процент отдавать посреднику, господин Ормок. — Согласен на пять.       И таки победа! — По рукам. Договор.       Он скривился, признавая поражение. Достал ещё один лист пергамента и начал составлять новый договор. Теперь уже — сделки купли-продажи. Я же пока не спешил радоваться, потому что самое сложное было ещё впереди.       Стандартный текст договора, который гоблины предоставляли по требованию клиента, — фигня по сравнению с тем, что умел составить за пять минут любой уважающий себя гоблин-банкир. Там могли быть такие «подводные камни», как: сбор за составление непосредственно этого самого договора; плата за консультацию юриста-финансиста; плата за услуги писаря; возмещение потраченного пергамента, чернил, перьев… Ну и прочая подобная белиберда, оцениваемая по совершенно заоблачному тарифу.       «Всё включено», как говорится, только в противоположном смысле.       И если не знать законы банка, легко было остаться с голой жопой с носом.       Ну у меня хотя бы нос будет, в отличии от кое-кого. — У Вас в роду гоблинов случайно не было?       Поинтересовался Ормок, передавая мне пергамент с текстом. Я улыбнулся, заметив внизу уже поставленный им отпечаток пальца. Очевидно, его настолько выбила из колеи наша встреча, что он уже запамятовал — со мной так делать нельзя. — Нет, уважаемый Ормок. Гоблинов не было. Смерть была, а вот гоблинов… Жаль Вас разочаровывать, но нет.       Развлекал я светской болтовнёй черноглазого пройдоху, снова стирая с бланка такие пункты, как: «штраф за восемь минут потраченного в ожидании реакции клиента времени», «стоимость пергамента и чернил для договора», «возмещение амортизации «Кровавого Пера». А ещё этот хитрожопый гад решил все оставшиеся сверх десяти нужных лорду Малфою зубки тоже выставить на аукцион. Но теперь уже мне отдать только пять процентов от конечной продажной цены.       Грабят! В наглую! Почти открыто грабят!!!       Убрав всё ненужное и поменяв обратно проценты банковской комиссии и размера выплаты клиенту, я про себя довольно оскалился и только тогда подписал.       Ормок довольно потёр когтистые ручки: — Отлично! — Совершенно с Вами согласен, господин Ормок. Благодарю за столь щедрые условия оплаты. — Что?..       Мгновенно растерял он всё своё довольство. Ещё не поняв толком и не прочитав в Договоре, он уже почувствовал в моём голосе некую заготовленную для него лично и для банка в целом гадость с моей стороны.       Да, коротышка, сегодня явно не твой день! Попрощайся со своими мечтами о сверхприбыли. На сиротах грешно наживаться! — С Вас — сорок семь тысяч пятьсот галлеонов с продажи десяти зубов лорду Люциусу Малфою. Это итоговая сумма, уже за вычетом прибыли банка. И в ближайшее время я ожидаю получить от Вас девяносто пять процентов прибыли от продажи с аукциона остальных двадцати восьми зубок, дорогой мой Ормок.       Чудом было, что он тут же в обморок не упал. Только и смог выдавить: — Что?..       А вот и то! — Что «что», уважаемый? Вы циферку не расслышали? Дайте листочек, я запишу.       С удовольствием ёрничал я. — Нет! Как?.. — Да как-то… Люблю, знаете ли, читать между строк, так сказать.       «Великий махинатор» тут тоже вчитался внимательно в наш Договор и схватился за сердце.       А я состроил из себя обиженного в лучших чувствах шестилетнего ребёнка и принялся причитать: — Я так рассчитывал на честные взаимоотношения, а Вы… Я ведь и обидеться могу. И «матушке» нажаловаться. Такой плевок в душу. Ай-яй-яй! Прям — нож в сердце! А я Вам довериться хотел! Поверил в Вашу… — Хватит!       Ормок, массируя правую сторону груди левой ручкой, выставил вперёд ладошкой свободную, во всем понятном останавливающем жесте.       Это была его капитуляция и моя полная победа в этой финансовой войне.       Что он тут же и подтвердил, скрипнув зубами: — Мы выплатим Вам причитающуюся сумму за продажу десяти зубов сразу же, а процент от продажи с аукциона, переведём на банковскую карту. Довольны? — Вы мне и карту сделаете? Бесплатно? Какая щедрость!       Прикинулся я восторженным ребёнком и опять вполне отчётливо расслышал скрежет гоблинских зубов.       Последовал долгий выдох со стороны Ормока, а после — усталым тоном заданный вопрос: — Ещё что-нибудь желаете продать? — Продать — нет. А вот распорядиться желаю. Восемьдесят процентов сегодняшней суммы, будьте так добры, предоставить в галлеонах, а двадцать — в фунтах.       И я изобразил улыбку.       Вежливость! Двести миллилитров. Не забываем!       Гоблин грустно вздохнул, прикрыв когтистой ручкой своё сморщенное от расстройства лицо, потом потёр лоб и согласно кивнул.       Я с усилием задавил в себе желание подскочить на месте и воскликнуть: «ЕХУУУ!!!»       А что? Имею полное право! Я смог облапошить гоблинов!       

***