Вальс в два па

      Джесси — странный человек, а у странных людей странное чувство юмора.       Всеобщий герой, легенда нескольких миров, гроза Иссушающей Бури. Слава Джесси идёт вперёд его же имени. И он всегда еë оправдывает. Целеустремлённый, неуëмный, дружелюбный, пытающийся всех спасти и всем помочь. И, что разительно отличает его от остальной бесполезной массы героев, у него получается всё, что он планирует.       Построить город? Запросто. Люди сами потянутся к живой легенде, желая хоть на кроху приблизиться к невиданному для них величию. Победить Древних Строителей? Это просто кучка старых людей, ничего сложного. Забраться в Подводный Храм, разгадывая секрет таинственной призмариновой перчатки?       — Эти ловушки — просто лепет детский. Видел бы ты, что Тыквоголовая в своём особняке творила, — усмехается Джесси прямо в лицо Восу. — Идём, ничего с нами не случится.       Джесси не занимать отваги в той же мере, в какой не занимать и самонадеянности. Вся команда поворачивается спиной, и «Вос» успевает даже усмехнуться.       Необходимо и впрямь много храбрости, чтобы сказать в лицо огромному колоссу, пробившему одним ударом каменную стену:       — Не знал, что я настолько популярен даже под водой.       Ромео едва находит в себе силы, чтобы не посмеяться. Такая выбивающаяся, неуместная шутка приводит его в восторг, особенно после ошеломительного побега. Джесси не получил ни единой царапины в Подводном Храме. Друзьям Джека стоило очевидно поучиться у Джесси чему-нибудь.       Когда колосс появляется у ворот города, все жители от мала до велика слышат, как их мэр-«я-не-мэр-я-просто-живу-здесь» успокаивает их словами:       — Всё это может показаться очень странным, но уверен, это просто ещё один мой фанат. Чëрт, не знаю, почему меня так любят в океане.       Джесси принимает каждое приключение воодушевлённо, с запалом. По крайней до того, как вещи начинаются касаться его города. Стоит Ромео просто погромить чужие дома — которые, в сущности, дешёвые настолько, что отстроить их можно даже до рассвета и без ущерба «казне» — и Джесси уже противостоит, прячется, окликает друзей, запутывает. Он не хочет представления, он не хочет веселья, только победы, за которой последует затишье. Колосс наступает на мемориал, и Джесси вкладывает в решающий удар всю свою ярость и боль.       Не то чтобы герою вообще стоило волноваться за какую-то свинью, но, что же, и герои не лишены маленьких недостатков. Незначительная оплошность, видно, сильно пошатывает его мнение о Ромео — Админе, как он его называет. Нельзя же так сразу раскрывать все карты. Джесси должен через многое пройти, чтобы заслужить знание хотя бы об имени Ромео.       На втором испытании Джесси не испытывает восторга. Безусловно, когда снеговик только появляется, Джесси почти рефлекторно говорит ему:       — Не ожидай тёплого приёма. Месть за это всё, — он оборачивается и показывает на город, — обязана быть ледяной.       А потом одним ударом сносит его голову мечом. Эффектно и агрессивно. Не особенно гостеприимно, впрочем, что-то в этом есть. Ромео думает, что, возможно, злость Джесси продержится так долго, что он опробует этот приём и на самом Ромео — как же хорошо, что админам не страшны ни мечи, ни топоры, ни лава. К тому же, всего один раз Ромео может ему простить. Ни единым больше, однако. И только, если меч будет по крайней мере алмазным, всё остальное — попросту неуважение.       У самого входа во дворец, стоя прямо перед снеговиком и смотря ему точно в чёрные глаза-точки, Джесси не упускает возможность сказать:       — Думаю, из всех твоих уклончивых ответов о том, зачем это всё и что нас ждёт, мы можем слепить не только наше понимание, но и твоего собрата. Что будет полезнее, как думаешь?       Ледяной дворец держит его под впечатлением, но Джесси не может высказать это открыто. Его «друзья», недовольные даже сильнее него самого, и слова не дадут сказать хорошего об админе и его происках. Ромео понимает их, совсем слегка. Сложно отпускать такого хорошего героя, как Джесси, но у Ромео куда больше причин и прав видеть его в своих рядах.       Джесси сильно его разочаровывает, то есть, не окончательно, конечно, но очень, очень сильно. Джесси хочет всех спасти и всем помочь, поэтому тянет за собой Радара и Джека. Он герой, этого не отнять, но как-то многовато в нём минусом для человека, которого Ромео зовëт своим чемпионом. Это начинает надоедать. Особенно, когда на вполне резонное возмущение снеговика, Джесси говорит:       — Если ты хотел оставит нас здесь наедине, стоило уточнять об этом куда раньше. — Джесси усмехается и пожимает плечами: — Я же, как ты говоришь, «твой чемпион», так зачем мне биться за место лучшего, если я уже в фаворитах?       Много он понимает в фаворитизме! У него среди своих особых фаворитов нет: спасает всех одинаково часто.       Но, очевидно, Ромео находится у него в глубочайшей немилости, раз Джесси совсем не хочет идти ему навстречу. Ломает игру, нарушает правила, спасает выбывших. Зачем начинать игру, не принимая её правил? Джесси стоит поучится манерам и хорошему поведению. Институт пойдёт ему на пользу. Ромео обещает себе однажды вернуться за ним, но Джесси знать об этом необязательно.       Меняя облик старого седого Воса, давным-давно провалившего своё испытание, на свой собственный, Ромео удостаивается от Джесси нескольких слов. Звучит он поражëнно, впрочем, совсем не испуганно.       — Никогда не думал, что заставлю кого-то так быстро покраснеть.       Ромео пытается пропустить это мимо ушей, как пропускают товарищи Джесси. Он поднимает его в воздух, и Джесси рефлекторно болтает ногами — нелепо и смешно. Он удивлëн, растерян, но на лице не видно ни паники, ни злости. До того, как Петра по щелчку пальца исчезает рядом с ним, Джесси, кажется, искренне наслаждается всем, что происходит. И судьба оказаться в институте видится ему захватывающей, а не изнуряющей.       — Последнее слово? — уточняет Джесси.       Ромео закатывает глаза и машет ему рукой. Ещё сильнее Джесси уже не способен его оскорбить. Смеяться, когда тебе угрожают? Переводить в шутку своë наказание и выговор? Непозволительно!       — Когда я вернусь из места, в которое ты хочешь меня отправить, я обещаю дать тебе автограф, потом кулаком в лицо, а потом, — Джесси ухмыляется, — посмотрим по ситуации, фанат.       Ромео мог бы убить его на месте за неповиновение, оскорбление и бахвальство в одном-единственном предложении. И Ромео точно соврëт, сказав, что ему этого хочется. Эта исключительная природная самоуверенность Ромео знакома, пусть уж очень непривычно видеть её в ком-то смертном. Если Джесси не растеряет её в институте, что же — Ромео просто обязан будет пронаблюдать, как она будет всё расти и расти с течением жизни.       Джесси это и впрямь алмаз среди угля. Нельзя такому потенциалу пропасть в никуда.       Джесси попадает в очередной скандал, пытаясь сбежать. Энергии у него не отнимать. Большинство за многие годы не способны совершить даже попытку побега. Джесси хватает от силы, наверное, пары недель? Ромео оскорблён и приятно удивлëн одновременно.       Он ставит Джесси против подруги, Петры. Оборачивает его силу в его слабость. Со слабостями надо справляться, как с врагами — безжалостно, ведь только так можно заработать искупление. И заполучить обратно место чемпиона, что Ромео также ненароком упоминает. Но в Джесси оказывается слишком много жалости. И спеси. Он всерьёз пытается ранить Ромео мечом на пару со подругой. Мечом! Чёрт, Ромео говорил, что один раз ему простит, но сдержать обещание перед самим собой оказывается сложно. Если с Джесси всегда так — на руку это не сыграет; вечно жить в сложностях просто невозможно!       Если Джесси все так любят, будет очень легко притвориться им. Ромео обожает, когда его талант и способности признаются публикой, а поражаться чему-то столь могущественному вполне легко. Нет ничего проще, чем быть всеми обожаемым героем, мэром и другом. И нет ничего приятнее этого. Ромео так думает, и старательно отгоняет мысль о том, как бы, возможно, было славно оказаться обожаемым и у Джесси тоже. Опыт общения с этим человеком всё же удивительно незауряден, пусть ни к какому хоть сколько-то приемлемому варианту взаимодействия они так и не пришли.       Ромео и Джесси, как ни странно, делят похожие интересы. Делили. Жаль, что вновь пришлось потерять кого-то... близкого по духу. Ромео не хочет об этом думать, и не думает. Ему нравится думать о себе, о своей славе, о всём том веселье, что он может получить, а не о других. Это всегда понятнее. Это не вызывает противоречивых чувств. И воспоминаний.

      ***

      — Кого я вижу? — Ромео разворачивается на стуле и кладёт ноги на стол.       Он должен быть ошарашен? Загнан в угол? Джесси наверняка так думал, пока поднимался сюда с надеждой, что Ромео останется на сцене и не заприметит ничего странного, например, недвусмысленно летящего к башне человека.       Джесси входит на самый верхний этаж со всей толпой: друзьями, знакомыми, простыми жителями города. Ромео явно указывал минимум нескольким из них уйти и не возвращаться, если им так уж разонравилось жить по новому уставу. Ну каковы упрямцы! Не хотят жить по законам города, пусть живут вне города и ищут своё место под солнцем. У них для этого, как-никак, необъятные просторы мира.       — Знаете, мне стало немного плохо на сцене. Вся эта музыка, фейерверки, аплодисменты — ух! Вы бы знали, если бы были там, конечно, — Ромео щурится на Лукаса, но Джесси закрывает его собой и хмурится в ответ. Уже и посмотреть ни на кого нельзя, сразу вписывают в злодеи. Ромео закатывает глаза. — И я решил вернуться в свой дом, знаете, немного отдохнуть перед разными этапами выступленя. А вот что вы здесь делаете все, да ещё и без приглашения — загадка. Никто не учил стучаться?       — Для начала стоило поставить двери, а не строить парящую башню, — фыркнул Джесси.       — В этом и весь смысл парящего дома — отпугивать незваных гостей.       Лукас и Петра что-то шепчут Джесси на ухо. Ромео мог бы подслушать, да слишком... плевать, вот правильное слово. Наверняка это диалог в духе: «Нападение или дипломатия», итог которого в любом случае определит Джесси.       — Хорошо, Ромео.       Не хочется даже выяснять, откуда он знает это имя. Всяко лучше звучит из его уст «админ», более почтительно, более уважительно. Джесси выступает вперёд, отделяясь от группы, и Ромео невзначай стучит пальцем по столу, заставляя их всех исчезнут. Личные разговоры им слышать ни к чему. Как, собственно, и подниматься так высоко.       — Мы готовы на разговор.       — Мы?       Джесси оборачивается и непроизвольно вздрагивает.       — Куда?..       — Джесси, Джесси, дорогой Джесси, — Ромео на грани того, чтобы рассмеяться. Он подлетает к нему почти вплотную, складывает руки на груди. — Ты говоришь так, будто хочешь выставить условия мне. Не замечаешь некоторого противоречия?       — Я пришёл разобраться с тобой, но даю шанс поторговаться, — усмехается Джесси. — С моей стороны это довольно щедро.       И Ромео наконец пробивает на смех, да такой сильный, что он не в силах больше держать чужой облик. Если Джесси это всерьёз, это ещё смешнее! Отправка его в Институт стоила всех потраченных нервов, он стал ещё самоувереннее, чем был!       — Ох, скажу честно, этого мне не хватало, — Ромео смаргивает проступившую на веках влагу. — Без тебя, настоящего тебя, я имею в виду, в этом городе очень скучно. Никаких новых событий, так мало интересных людей, одна серая — или, вернее, цветная — рутина.       — Ну, не прими за комплимент, — Джесси уводит взгляд, его губы недвусмысленно подрагивают, — но там, внизу, тоже довольно уныло без твоих испытаний. Всегда интереснее, когда что-то построено специально для тебя, а не просто так. Хотя твоя арена, признаю, повеселила.       Ромео глотает слюну, стараясь не реагировать на то, что Джесси, очевидно, заходил в хижину. В их хижину. Не мог не зайти, если был на арене и вернулся живьём. Ромео ещё посмотрит, сломал ли он там что-то. У Джесси хорошо это получается.       — Теперь я даже тебя понимаю. Так отчаянно бросаться во всякие приключения очень легко с такими, — Ромео цедит через зубы воздух, — жителями дома.       Джесси хмурится, но Ромео продолжает:       — Им всем от меня всегда что-то нужно! Почини то, сделай это, пойди туда. Как можно быть всемирным героем, если отношение собственных горожан к тебе такое же, как к мальчику на побегушках? Ты даёшь им во владение целый город, а они не могут отплатить тебе должным уважением. Никакого почтения.       Ромео спускается на пол, заводит руки за спину. Джесси не собирается нападать, и Ромео не волнуется о том, что придётся вновь учить его уму-разуму. Джесси уже понимает, что прока от обычного оружия не будет.       — Сначала, да, сначала, — Ромео начинает воодушевлённо и тут же сникает, — это было весело. Все поверили мне, восхитились моими способностями, всей толпой побежали меня встречать и бросаться в объятия — хотя эта часть была излишней.       — Они были рады увидеть своего, — он показывает пальцами кавычки, — «друга».       — Да, были. Скажу честно, друзей ты выбирать не умеешь. Я могу только вообразить, кем бы ты был, если бы общение с ними так не изнуряло. Они все до единого выматывают.       — Но ты же сам хотел быть моим другом, — напомнил Джесси.       — Не равняй меня, — подчëркивает Ромео, — и их, Джесси. Я был бы другом куда лучше, если бы ты не усложнял наши отношения.       Он сжимает челюсти и замолкает, чтобы перевести дыхание. Джесси удивлëнно хмыкает.       — Но мы всё ещё можем быть... друзьями.       Он запинается прежде, чем закончить фразу, и Ромео поджимает губы. Лгун из него посредственный.       — Уверен в этом, Джесси?       Ромео крутит пальцем, почти манит, и Джесси, как привязанного, буквально тащит к нему. Джесси приходится выставить руку вперёд, чтобы держать между ними хоть какое-то расстояние, и едва ли не сразу её одёрнуть. Кажется, колючий костюм и крайне высокая температура не приходятся ему по душе. Когда Ромео создавал свой облик, он не предполагал, что кто-то из смертных в принципе решит к нему прикоснуться. Какие же обычные люди хрупкие.       Джесси снова пытается выставить руку, и Ромео ослабляет жар. Возможно, в нём играет какая-то жалость, несвойственная ему жалость, однако Ромео не удивлён. Джесси делаёт всё, во что ввязывается, слишком странным. Ромео смотрит в зелёные глаза, изучает и замечает, как испуг в них стремительно меняется на задор. У Джесси внутри неисчерпаемый источник сил. Он человек, но никогда не устаёт, воин и герой, но никогда — проигравший. Ромео не хочется разрушать его милый волшебный мир, где ему рады все, и он рад всем в ответ. Он рад встретить даже Ромео, несмотря на всë произошедшее. Наверное, это кажется ему смешным, или захватывающим, или просто не настолько плохим, что нет причин прекращать радоваться.       Сил Джесси хватит на самое невообразимое — и на то, чтобы простить Ромео за всё, очевидно, тоже.       — Согласен, я немного лукавлю, — Джесси отворачивается на мгновение и поворачивается вновь с неуверенной улыбкой.       — Ха, Джесси, — Ромео цокает и наклоняется ближе, щурясь, как дикий оцелот, — ты же знаешь, меня не обмануть.       — Это не обман, если я просто не сказал всей правды, — ведëт Джесси. — То есть... Во славу Бури, я надеюсь, по-настоящему краснеть ты не умеешь!       Он хватает Ромео за ворот, однако не тянется к своим карманам. Если он планирует его задушить, а не изрезать, то стоит побыстрее передумать. Ромео совсем не хочется вновь прибегать к силе, это так топорно и уныло. Джесси сомневается очень долгие неловкие секунды, за которые Ромео удаётся только брови свести к переносице. Эти секунды обязаны его спасти. Ромео не просто так даёт так много шансов.       Не успевает Ромео устать и сослать Джесси ещё дальше, чем находится Институт, тот тянется вперед и задевает губами уголок рта Ромео.       Не случайно.       Джесси неуклюжий, слишком неуклюжий даже для человека, но быть настолько неуклюжим попросту невозможно. Джесси делает и именно это имеет в виду. Он отстраняется от Ромео с расслабленной улыбкой, будто наконец сделал то, что так долго планировал.       — Считается за автограф?       Ромео изумлённо распахивает глаза, не зная, какую бы из целого перечня испытываемых эмоций ему выразить.       — Ты прав, — торопливо продолжает Джесси и перехватывает его уже за грудки. — Для главного фаната недостаточно.       И притягивает уже Ромео. Губы Джесси кажутся холодными, почти ледяными. Ромео не уверен, насколько сильный всплеск жара в нëм вызывает поцелуй, но Джесси уже не боится обжечься. Джесси никогда не боится преград и сложностей. Джесси привык к ранам, превращающимся в шрамы. Ромео теряет момент, когда тянется к нему сам. Как-то бессознательно. Он так и не находит себе оправдания, ведь оправдание и вовсе не требуется — зачем ещё богу перед кем-то объясняться, даже если кто-то — он сам?       Ромео быстро находит выход из сложившейся ситуации с Джесси и Маяками: продуманный, рассудительный, ни капли не навеянный внезапностью Джесси и его странным проявлением почтения.       Он хочет спрятать этот мир под бедроком и создать новый, тот, в котором он не совершит ни единой ошибки. Непогрешимыми бывают только божества, пробующие начать всё сначала. У Джесси в любом случае есть природный талант к выживанию, не пропадёт. Он найдёт способ сохранить цивилизацию в условиях вечной темноты.       Ромео практически уверен в этом.       Ромео совсем бегло думает над тем, что, возможно, неплохо будет иногда вытаскивать Джесси из этого грота. Иначе Ромео будет сильно скучать по его импульсивности и... шуткам.

      ***

      — Что же, — Джесси тяжело вздыхает, переводит сбитое рваное дыхание, — автограф дал, по лицу кулаком — тоже...       Ромео сражëн и едва может видеть вокруг себя, так мажутся перед глазами цвета и силуэты.       Мерзкая! Золотая! Перчатка! Фред даже после смерти не оставит Ромео ни с чем, нет, Фред точно так не сможет. Будет преследовать в воспоминаниях, напоминать во снах. Появится спустя столетия, как записанная голограмма, лишь бы Ромео ни за что не смог о нëм позабыть. Ромео не позабудет. Как не позабудет и о том, кто отнял у него силы.       Джесси смеётся, кривит уголки губ. С него ручьём течёт пот, тёмные волосы прилипают ко лбу, а весь Терминал по швам трещит; и Джесси весело, так весело, словно он снова бьëтся против колосса в храме, словно всё это не больше, чем очередное приключение. Ромео завидует его силам. Больше, чем должен человек, познавший могущество админа.       Веселью Ромео настаëт конец. Ничего смешного в его положении нет. Джесси побеждает во всех возможных смыслах, и у Ромео один путь: признать поражение с честью. Это единственное, на тчо он теперь годен.       — А теперь идём, — Джесси вдруг подходит и протягивает ему руку. — Это место долго не продержится.       — Оставь меня, — фыркает Ромео, устало роняя голову на ступени позади. — Это не имеет смысла. Я натворил слишком много и уже не могу ничего исправить.       — От того, будешь ты жив или нет, это не зависит. Ты человек, ты можешь быть искуплëн.       — Для искупления бывает поздно.       — Поздно после строительства нового мира над старым, — прыскает Джесси. — А сейчас самое время. Идëм. А потом посмотрим по ситуации, фанат.       Джесси хитро щурится, и Ромео непроизвольно хватается за протянутую руку. Совершенно бездумно. Кажется, если Джесси сделает так ещё раз, Ромео согласится снова. На всё, что предложат. С его позиции глупо отказывать. И Ромео, в самом деле, хочется проверить, что же значит «посмотрим по ситуации» от Джесси на этот раз.       Команда Джесси слабо понимает своего друга. Поблагодарить за спасение Ромео им сложно в той же степени, в какой не устроить выжившему персональную взбучку. Но они доверяют Джесси беспрекословно, и выбираются из Терминала вместе с Ромео. Джесси никогда не разочаровывает их, поэтому так легко принять все его слова на веру.       А Джесси говорит:       — Никто не останется позади. И это касается всех. К тому же, вы сами позволили мне руководить всей этой миссией по отвоëвыванию Маяков, так что...       Петра пихает его в плечо и беззлобно ухмыляется.       — Пожалуй, огромная башня из золота не худшее, что могло случится с городом, — продолжает он. — А вот огромная башня из золота без лестницы к ней проблем ещё принесёт.       Он упирается руками в бока и деловито заглядывает вниз, осматривая башню. Его друзья толпятся в одном месте, но он обходит их и подходит к краю. Так задумчиво он мало что разглядывает. Уже придумывает план по тому, как снести всё, построенное Ромео? Как превратить это в памятник или мемориал, как обнести всё это безвкусными сооружениями?       Изнурëнный любопытством, Ромео подходит ближе, заглядывает сначала на землю, а потом косится на Джесси. И сталкивается с игривым зелёный прищуром, обращённым только и только на Ромео. Ведь только у Ромео хватит любопытства и недоверия, чтобы приблизиться к Джесси, заглядывающему на никому не нужную летающую башню.       — Но мы найдём ей применение, я уверен, — невозмутимо говорит Джесси, пока его друзья увлечённо разглядывают башню. — Не пропадать добру.       Ромео цыкает, внутри всё на мгновение сжимается. Распознать весьма прозрачные намёки несложно, но где-то на подкорке всё же прячется мысль, что Джесси шутит. У Джесси неуклюжая манера поведения, неровный юмор. Джесси точно может пошутить так, а вот шутит ли?       — Если я смогу с этим как-то помочь, — тянет Ромео, проверяя, — то буду даже рад. Башня казалась немного выпадающей из общей картины.       — У нас получится сгладить её углы, — усмехается Джесси, и его улыбка становится хитрой. — Мы и не с таким справлялись.       Да, Джесси абсолютно серьёзен.       Насколько может быть серьёзен человек, флиртующий с существом, которое парой моментов ранее чуть его не убило. Что ж, это Джесси. Для него ситуация не столь внештатная. Ромео хмурится и отворачивается, пытаясь как-то спрятать от Джесси чувство, которое не испытывал очень и очень давно: насыщение.