Пластик

Всё началось с неудачного урока физкультуры. Михаил Витальевич решил, что десятиклассникам не хватало проблем, и устроил им сдачу норматива. Шеренга несчастных школьников ждала своей участи, сидя на длинной скамейке. Михаил методично пробулькивал фамилии одну за одной. У него было удивительное свойство: он умел говорить ужасно громко, при этом настолько неразборчиво, что сказанное приходилось читать по губам, понимать из контекста или попросту угадывать. Итак, когда он называл фамилию, один из молодых людей выходил вперёд, брал в руки баскетбольный мяч, набивал его немного (это не обязательно для норматива, просто для понтов) и бросал в кольцо. Двенадцать бросков: два пробных и десять на оценку. Каждый — по полбалла. Испещрённый чёрными линиями оранжевый мяч летал из одного конца зала в другой с впечатляющей скоростью. Туда-сюда, туда-сюда. Сдающий норматив кидал, кольцо то ловило, то отбрасывало, кто-нибудь из сидящих на скамейке бросал обратно — в общем, мяч бойко носился по залу, как угорелый. Тошины зрачки беспокойно носились по залу вслед за мячом. Туда-сюда, туда-сюда. Пальцы потирали друг друга с таким рвением, словно собирались один другого открутить. Нога отбивала быстрый ритм. Глаз подёргивало. Сильно сжатую челюсть аж сводило. Сердце колотилось. Туда-сюда, туда-сюда. И каждый раз, когда одноклассник закидывал мяч точно в корзину, а случалось это на удивление нередко у всех учеников 10-г, даже у тех, кто не был особенно путёвым баскетболистом — обветренные губы Тяночкина поджимались, слюна нервно сглатывалась, а сам он задавался вопросом: а сможет ли он так же? Или он упадёт замертво от усталости и жутко кружащейся головы, как только выйдет на всеобщее обозрение, и даже не успеет сделать пробный бросок? «Хорошо, если так, — думал Антошка, опять нервно глотая. — Так хоть позориться долго не придётся». Как вы поняли, Антон сомневался в своих силах. Как раз на днях он тренировался в меткости, когда бросал в мусорку скомканные тетрадные листы с Сашулиными стихами, которые не удались — и попадал через раз. Тут же… ни расстояние до кольца, ни Тошин небаскетбольный рост, ни аудитория в тридцать с лишним пар глаз, испепеляющая тебя осуждающим взглядом и готовая высмеять любой твой промах — ничто из этого не добавляло мальчику уверенности и не сулило ничего хорошего. Парадокс: жутко переживающий за свои физические способности, Антошка в то же самое время выполнял сложное физическое упражнение, причём без малейшего труда. Держал своего молодого человека у себя на плечах. Да, этим утром Сашенька обнаружил, что возле Антона совершенно нет свободного места, и не придумал ничего лучше, как сесть любимому на шею и свесить с них свои стройные призрачные ножки. Пайцев промахнулся, а потом попал в кольцо дважды — шеренга из школьников стала издавать одобрительные звуки, и кто-то даже похлопал, отчего Пайцев начал кривляться и выкрикнул, что он сигма. Физрук на него прикрикнул, девочки залились смехом, а Тяночкин опять поёжился. Вот, над некоторыми ржут, даже когда они попадают. Что же будет с ним? Подобно спасательным канатам, сверху спустились белые, просвечивающие прядки. А потом показалось и лицо Сашули. Приведение наклонилось, чудом не сваливаясь с Тошиных плеч, внимательно рассмотрело перепуганное лицо Антона вверх ногами и хрипло спросило заговорщицким шёпотом: — Что, страшно? Шатен тихонько кивнул. — Не трусь! Трусы женщинам не нужны. — Мхм… — Антон не понял, к чему тут женщины, как и трусы, и в ответ издал лишь недовольный хмыкающий звук. Опять раздался Сашин голос. Только теперь — снизу: — Что ты, Антон? Трусишь? Антон вздрогнул и резко обернулся. Ему открылась занимательная картина: сзади, в узком проходе между скамейкой и пыльной батареей, спрятался живой Собакин. Точнее, просто прилёг. Одна рука поддерживала лохматую голову, другая — чесала пузо через зашитую футболку. И всё бы ничего: отлынивать от физкультуры, прячась от физрука — святое дело. Но можно же не ложиться при этом в пылюку зелёной кофтой и джинсами, которые Тяночкин, вообще-то, не так давно сам постирал?! — Ты что тут делаешь?! Собакин отвечал как ни в чём не бывало: — Отдыхаю. Набираюсь сил. А ты что тут делаешь? Встречный вопрос поставил Антона в тупик, зато Сашуля на его плечах не растерялся и ответил сразу: — Я тоже отдыхаю, очень утомился вчера, — он зевнул. Сашуля поздно лёг, допоздна смотрел с Антошкой нарезки со стримов Папича. — Да так, сижу… — Тоша сказал и за себя, а потом, чуть погодя, добавил: — и трушу. Лежащий за скамейкой Сашка поднял тонкие брови, изображая удивление, и спросил: — Чем трусишь? — … — Я вот патлами люблю трясти. Сейчас бы на концерт к Стекловате и патлами там потрясти, а не вот это всё, — телесный Саша задумчиво продолжал. Антон не видел своего Сашеньку, но прямо-таки чувствовал, как тот складывает руки ему на голову и понимающе кивает, потому что тоже любит трясти патлами и ходить на свидания с Тошкой на концерты Стекловаты. В общем, светская беседа у ребят проходила довольно мило и могла бы продолжаться в том же духе, но её прервал физрук. — Собакин дальше. Собакин есть? Собакин у Антона на плечах сразу спохватился: — Я форму забыл! Саша телесный, наоборот, кричать не стал, забился глубже под батарею, поднёс палец к губам и шикнул Антону: — Тш-ш! Вдруг пронесёт? Пронесло. Одноклассники решили не выдавать товарища, если не из чувства солидарности, то хотя бы из интереса, и физрук, недолго думая, подытожил: — Ладно, Собакина нет. Антон победно улыбнулся. — Тогда идёт Тяночкин. Антон перестал победно улыбаться. Прежде, чем был морально к этому готов, поднялся на ноги и вышел на всеобщее обозрение одноклассников неловко стоять и ждать, пока кто-нибудь подкинет ему мяч. Перед тем как подбрасывать Тяночкину мяч, последний пришлось выуживать из-под батареи. Видимо, тот тоже не горел желанием сдавать норматив и спрятался там по примеру живого Собакина. — Ой бл-, — прозрачный Сашка сдавленно обронил, пока сваливался, то есть, слезал с плеч Антона. Свалился окончательно, встал и отряхнул призрачные коленки. — Ну, Тош, жги. Покажи библинг! Или дриблинг, ну что-то такое. Уже сжимая баскетбольный мяч подрагивающими руками, Тошка встретился взглядом с беспечно улыбающимся призраком, всем видом давая понять, что не разделяет Сашулин оптимистичный настрой. Держа этот мяч, видя перед собой внушительное расстояние до кольца, предчувствуя крики родителей за двойку по физкультуре, Антон в который раз осознал, в какую плохую форму пришёл, как сильно ему нездоровилось в последнее долгое время. Даже не уронить мяч и стоять не качаясь казалось задачей со звёздочкой, не говоря уже о том, чтобы что-то куда-то забрасывать. Чем дольше он стоял в центре зала вот так, не решаясь начать, и чем больше косился на множество взглядов, направленных исключительно на него, ждущих малейшего повода, чтобы поднять его на смех, тем скорее терял крупицы уверенности. Самое время падать в обморок. Заметив замешательство Тяночкина, физрук ласково напомнил: — Два пробных, десять основных. Или неуд ставлю? — нахмурил лохматые брови и занёс карандаш над журналом. Карандаш, конечно, выглядел не так угрожающе, как, скажем, ручка, да и все знали, что физрук был настоящим добряком, но намёк Антон уяснил. — А-ага. Понял. — Тоша боится, а руки делают, давай. Лучше проебаться, чем не сделать ничего, — подбадривал Сашка за спиной. Антон выдохнул, переступая страх, попытался забыть об одноклассниках. И бросил мяч в корзину. Тот пролетел зал, рассекая воздух так, словно время замедлили, пока Антошка затаил дыхание. Ударился о кольцо и отпрыгнул на полную народа скамейку. Чуть не угодил Алине в голову, но она успела увернуться, и снова застрял под батареей. — Аут! — выкрикнул довольный Собакин оттуда же. Он, кажется, уже не особо боялся быть раскрытым. Сашуля тем временем закинул руку на плечо Антошки и подбодрил его: — Первый блин всегда комом. В следующий раз целься лучше, и обязательно попадёшь, — он сделал паузу и добавил: — я имею в виду, в голову. — Не накаркай, Саш… — Тошка процедил сквозь зубы, ожидая, пока кто-нибудь неравнодушный подкинет ему мяч. И хотя он не был рад происходящему и всё больше терял надежду хорошо сдать норматив, не став посмешищем и никого при этом не убив рикошетом, но с щебечущим Сашулей под боком правда становилось не так страшно, и хотя бы это радовало мальчика в такие непростые времена. Он выдохнул, стараясь успокоиться. Пришлось собрать все оставшиеся силы, внимание. Унять дрожь, дышать животом, не думать про взгляды, сверлить взглядом квадратик над кольцом — бросок! Время не замедлялось в этот раз, мяч просто пролетел нужную траекторию и упал точно в кольцо. — Это не хэдшот, но тоже хорошо, милый, так держать! Антон ответил Сашуле дурацкой улыбкой и коротким смешком, всё-таки покачиваясь. Как хорошо чувствовать облегчение от тревоги и ощущать силу в своих уставших, подрагивающих руках. Со стороны скамеек раздались одобрительные возгласы Собакина из-под батареи. — Теперь на оценку, — предупредил Михаил Витальевич, пока Антон сам бегал за мячом и кивал уже с большей уверенностью. Потом Тяночкин сделал всё то же самое — подышал, сконцентрировался, прицелился — и промазал. — Не парься, ещё девять попыток. Опа, давай пас! — Нет, Саш, тебя мяч насквозь… — Тяночкин аккуратно оббежал прозрачного Сашеньку, который бегал по залу раскинув руки и позарился на его мяч. — Пас, пас! — Сашуля остался под кольцом, а сам Антон остановился на нужной точке, улыбнулся парню, нацелился на кольцо, бросил. Мяч полетел влево, как будто его сдувал сильный ветер. Потом Антон понял, что в сторону вело не столько мяч, сколько его самого, и он с трудом вернул себе равновесие, чуть не поскользнувшись на ровном месте. — Да, пять уже не будет. Но четвёрка по физре это самое то, — успокаивал Сашуля. — Ты ж хорошист, а не отличник, нафиг тебе пять? Меньше нервов, Тош, меньше нервов! Согласен? — Ага-ага, — тот бормотал, пока бегал за мячом и нутром ощущал, как смутная тревога снова подступает. Бросил зашуганный взгляд на аудиторию. Похоже, аудитории на Тошины неудачи было плевать. Кто-то смотрел на него, но без особенного интереса, куда больше людей шептались (может, всё-таки о нём?!), и ещё больше — просто сидели в телефонах. И только одна пара серо-зелёных глаз по ту сторону скамейки следила за Антоном с упоением. Её обладатель вскинул руку — придерживая пальцами рукав, чтобы не раскрывать бинты — с поднятым пальцем вверх. — Не сдавайся, Тоха!! Итак, заручившись поддержкой обоих Саш, подождав, пока голова перестанет кружиться так невыносимо, убедившись, что стоит устойчиво, Тоша бросил снова. Напряжённые руки дрогнули в последний момент, причём дрогнули так основательно, что мяч не долетел до высоты кольца и уныло ударился о стену где-то под ним. — Недолёт, — констатировало приведение, — бросай сильнее, и нормас будет. И Тошик бросал сильнее, но в его глазах так сильно двоилось, что он не знал, в какое кольцо бросать, выбирал одно из них и не попадал. — Слушай, ёжик, если видишь два кольца — бросай посередине. Давай, щас заебашишь шесть попаданий, будет твёрдая троечка. И Тошик бросал посередине, куда-то между мельтешащих в глазах колец. Но с каждым таким броском мяч парадоксально оказывался всё дальше от любого из них. В глазах темнело, подташнивало, было сложно не заснуть на ходу, пока бегаешь за мячом, бросаешь, не попадаешь, бежишь за ним снова, бросаешь... Тошику начало казаться, что он мечется по залу не меньше, чем этот несчастный мяч. Шепотки на скамейке значительно затихли. Не по своей воле Антошка создал для всех присутствующих любопытное представление. Нелепую трагедию, в которой несчастный герой не смог попасть в кольцо ни единого раза. Точнее, один раз всё-таки повезло — но то был пробный бросок, что сложно назвать везением. Саша-призрак, когда почуял неладное, вначале тоже затих. Но потом сориентировался и стал молоть сущую чепуху. Как и раньше, в принципе, только другого рода: «ладно, Тош, подумаешь, двойка по физкультуре»; «ладно, Тош, подумаешь, единица по физкультуре»; «ладно, Тош, подумаешь, ноль по физкультуре»; «ладно, Тош, по физкультуре даже ЕГЭ нету, значит она не важна, не парься»; «принесём физруку чебурашку и закроем предмет, расслабься»; «ну посмеются все сегодня, а завтра уже забудут, вот увидишь, милый, не переживай!». Все эти слова лились из Сашиного красивого рта, пока он бегал за Тошей и стоял у него за спиной, единым потоком, в котором Антон слабо отличал одну мысль от иной. Хриплый голос беловолосого, бесконечно лепечущий что-то на грани сознания, просто давал мальчику чувство Сашиного присутствия, которое хоть как-то скрашивало эту пытку. В какой-то момент Антон даже не был уверен, что мучается. На его губах застыла ироничная, нервная улыбка. Стало плевать, что подумают одноклассники. Появился болезненный азарт: что, неужели правда ни разу не попадёт? Он просто улыбался, перебирал ногами, пока бегал из одной части зала в другую, или кивал, если укатившийся мяч милосердно подкидывали. И ожидал, когда всё это закончится. Всё закончилось довольно быстро. Грузный Михаил нахмурил брови и ссутулился над журналом, с трудом подсчитывая, во сколько баллов оценить перфоманс ученика. Десять блестящих бросков Тяночкина, один головокружительнее другого, и каждый — ровно по ноль баллов. Не нужно быть математиком, чтобы предположить, какая безрадостная перспектива ожидала клеточку в журнале напротив фамилии шатена. Антошка смирно стоял посреди зала и ждал своей участи. Комичная картина: вот он, растрёпанный, с мячом в обнимку. Глупо улыбается, чуть покачиваясь, пока приведение заботливо хлопает его по плечу. С нуля баллами в кармане на потеху одноклассникам. Смешно? Смешно снаружи, внутри — не очень. Внутри, то есть у Антошки в голове, вспоминалось, как мало проблем доставляла физкультура в недавнем прошлом, каким спортивным и здоровым он чувствовал себя когда-то. Михаил что-то пробурчал. — Что? — Говорю, садись, Тяночкин, потом с тобой разберёмся. Парни поспешили к скамейке. Некоторые встретили их восторженными возгласами, а какой-то гений даже похлопал в ладоши и сказал Тяночкину, что он «красава». — Давай сегодня всю ночь рубиться в Лигу и больше никогда не вспоминать об этом? — проворковал Сашуля. — Давай, — выдохнул Антон. Его ущипнули за бок. Он обернулся. Это Сашка под батареей. Вопреки ожиданиям Антона, Саша не стал подкалываться его или как-либо шутить, а только вытянул руки и поспешно потребовал, процедив сквозь зубы: — Дай мяч! Не задумываясь, зачем он Собакину, Антон вручил ему мяч. — Дальше идёт… — Михаил искал следующего претендента по списку. Живой Собакин, весь в пыли и паутине, выскочил из-под батареи. — Можно я щас?! Одноклассники вылупились на Сашку, как на восьмое чудо света. Те счастливчики, которые ещё не заметили, что Саша проводил физкультуру под батареей, удивились, что он вообще там был; те же, кто заметили, откровенно не поняли, нахрена он вылез. — Можно, — физрук пожал плечами. Телесный Собакин растолкал одноклассников и неуклюже, но смело перешагнул скамейку. В процессе подошва его берца, та, что отваливалась, оставила на штанине Антона прощальный черкаш. — Блять, С-!.. — Антон выругался, а потом заикнулся и замолк, пока провожал друга поражённым взглядом. Он мог покляться, что заметил у Саши на затылке паука. — Два пробных, десять основных, — физрук бубнил как минимум в пятнадцатый раз за урок. — Понял-принял, — Собакин кивнул, ловко набивая мяч то одной рукой, то другой по пути к линии, с которой нужно кидать. Добравшись до неё, парень пригнулся, почти присел в профессиональной стойке: из прорех на джинсах выглянули согнутые, ещё не совсем зажившие коленки. Откинул длинную чёлку со лба лёгким движением головы. В глазах, устремлённых точно на кольцо, блестела решимость. Потрескавшиеся губы изогнулись в хитрой ухмылке, которая давала понять всем окружающим, что её обладатель совершенно уверен в своих силах. Полная противоположность скованного, неуверенного, неуклюжего Антона. — Чекай, Тоша, щас сделаю десять из десяти! «Конечно, сделаешь», — подумал Тяночкин, но без особой радости за друга. Он знал, что Саша не был хорошим бегуном, да и силы ему, бывало, не хватало, зато меткости хоть отбавляй. Итак, сомнений в способностях Собакина не было, но почему тот решил похвастаться ими прямо сейчас — вопрос оставлял Антошку в полном недоумении. — Два пробных… — напомнил физрук, но Саша его уже не слушал. Смело бросил мяч. Мяч ударился о стенку неподалёку от кольца. — Ахах, это я специально!! — Сашка оправдывался по пути за мячом. — Всё, щас без приколов кидаю. Мяч ударился об угол футбольных ворот, которые стояли как раз под кольцом, и отскочил. — Забей гол, Санёк! — Саша-призрак не терял времени и принялся подбадривать живого Сашу, ещё и подначивать Антона: — Давай, скажи ему. — Забей гол! — Тяночкин тонко прокричал. — Щас забью! — Собакин подхватил и, похоже, на полном серьёзе сменил прицел на футбольные ворота. — Куда?!! — физрук хлопнул журналом по скамейке. — Шутка, Григорий Дмитриевич, просто шутка!! — Я не Григорий- Мяч стремительно полетел к кольцу, ударился об него, отскочил в окно. Окно, которое, кстати говоря, по неведомой причине начиналось высоко, в добрых метрах трёх от пола, не разбилось, зато баскетбольный мяч крепко-накрепко застрял между оконным проёмом и подоконником. На несколько секунд спортивный зал погрузился в тишину, все взгляды устремились на мяч. Вскоре Саша повернулся к физруку, улыбнулся ему и выдал: — Ну, хотя бы не в ворота! Потом физрук разразился проклятиями и отправил самых высоких парней доставать мяч. Скоро оказалось, что даже самые высокие мальчики не доставали до трёхметровой высоты. Тогда и началась шумиха: одни лезли по шведской стенке со шваброй, чтобы вытолкнуть мяч, вторые залезали друг другу на плечи в попытке дотянуться до окна, а кто-то вообще предложил забить и продолжать сдавать баскетбольный норматив волейбольным мячом, отчего физрук вообще рассвирепел, выхватил у школьников швабру и сам полез по шведской стенке. Собакин всё это время стоял на месте и наблюдал за происходящим с самой ангельской улыбкой. Ушло ни много ни мало десять минут на всю суматоху. Половина народу разбежалась: кто улизнул в столовую, кто — в раздевалку. Запыхавшийся Михаил вручил мяч Собакину, тот кивнул всё с тем же невинным видом и продолжил бросать мяч. — Десять промахов… — физрук подытожил с тяжёлым вздохом, когда Саша закончил. — Как это? — Сашка уставился на Михаила с искренним удивлением. — Я ж попал разок. — Куда? — Ну в окно. — …Садись. Пожимая плечами, сопровождаемый громким гоготом одноклассников, Саша сел. Все смеялись, хлопали его по плечу и интересовались, как ему удалось побить рекорд Тяночкина: промахнуться двенадцать раз подряд. В ответ Собакин божился, что он тут ни при чём, это «мяч кривой», «кольцо тупое», а физрук «вообще пидорас, пусть только попробует кол поставить». Как на самом деле обстоят дела с предпочтениями Михаила Витальевича, можно только догадываться, но вот насчёт мяча и кольца вскоре было доказано обратное: следующий по списку малый без особых проблем попал в кольцо семь раз и вернулся на скамейку с честно заработанной четвёркой. Тогда Саша стал кричать, что одноклассники мухлюют, чем вызвал ещё больше смеха. А Тошка не смеялся. Когда шок от собственного позора начал проходить, в глупенькой кудрявой голове появилось много вопросов. Что с Сашей? Или, если белокурый специально устраил этот цирк, то зачем это ему? — Ты рад? — по-доброму снисходительный голос Сашули заставил Тяночкина вздрогнуть. — А? — Антошка вскинул голову. Дымчатый Саша глядел на Тяночкина сверху вниз, спрятав руки в карманы и беспечно покачиваясь из стороны в сторону. Но не так, как покачивается Антон — от физической неспособности стоять прямо, а так, от безделья. — Рад, говорю? — эфемерная рука в кольцах потрепала Тошины волосы. Антон непонимающе поморгал: «чему?». — Смотри, — Сашенька кивнул в сторону начала строя, где сидел Собакин, — все смеются над твоим торчком, а про тебя уже забыли. — И правда, — Антон прошептал, озарённый, и ещё раз осмотрелся. Действительно, на Сашу показывали пальцем, на Сашу обращали внимание, над ним шутили. А над Антоном — нет. Потом Михаил Витальевич сказал Собакину и Тяночкину подойти к нему после урока. *** Наспех переодетый Антон и пара непереодетых Саш стояли у стола физрука. Антон — словно по стойке смирно, Саши — как попало. Шатен уже представлял реакцию родителей, когда они увидят «0» в электронном дневнике, если такую оценку вообще можно там поставить. Саши считали ворон. Пока физрук застрял где-то в подсобке, Тяночкину не оставалось ничего другого, как задать живому Собакину вопрос. — Зачем ты это сделал? Живой Саша слегка улыбнулся, повернувшись к Тяночкину, и поправил лямку рюкзака, что пустовал у него на одном плече. — Сделал что? — Устроил цирк. Пауза. Живой Саша подошёл ближе. Возможно, даже слишком близко. Понизил голос: — Отвечу, если ответишь на мой вопрос. Антон сделал шажок в сторону, поближе к Саше-призраку, и робко переспросил: — Какой вопрос? — ему хватило силы посмотреть Саше прямо в глаза. Расслабленный, живой Собакин пестрил добротой. Его поза, чуть наклонённая к Антошке, его участливый взгляд явно давали понять, что беловолосый очень хочет получить ответ и готов из кожи вон лезть, чтобы этого добиться. — Что с тобой? Антон нервно сглотнул: — Не понял вопроса. — Ну, — Сашка опустил глаза, пожимая плечами, — я тогда тоже не понял. Дальше троица дожидалась физрука молча. Или даже четвёрка, если считать паука в Сашиных волосах. — Скажи ему, пусть повизжит, — Сашуля подначивал. — Эм, Саша, — Тошик осторожно начал, — у тебя, ну, паук в волосах. Собакин не стал визжать, только усмехнулся, прищурившись: — Ага, а у тебя спина белая. Потом пришёл физрук и провёл парням лекцию о том, как меткость необходима мужчине в каких угодно сферах жизни: от сдачи нормативов по физкультуре до походов в туалет. Тяночкин на протяжении этого краснел и молился, чтобы оценку забыли выставить, а Саши кивали, поддакивали физруку и даже предлагали ещё варианты ситуаций, в которых мужчине нужна меткость. Всё это время физрука и школьников с пауком разделял стол и раскрытый журнал, над которым был занесён уже никакой не карандаш, а, к ужасу Антона — ручка. Потом журнал с хлопком закрылся, а ручка отложена. Физрук вздохнул: — Короче, тренируйтесь. На следующем уроке ещё раз бросать будете. Тяночкин выдохнул с облегчением, квартет распрощался с физруком и бросился бежать на следующий урок, до которого оставались считанные минуты. *** — Как мы его назовём? — спросил Собакин. Он бережно держал в ладони паука, которого достал из своих волос только спустя полтора урока, и рассматривал его на уроке, не особо к этому располагающему: географии. Антошка тем временем напрасно пытался усвоить хоть какие-то сведения из общей характеристики зарубежной Азии. Котелок всё равно не варил, а тут ещё и Саша со своим пауком. — Паук-ебук, — предложил Сашуля, особо не заморачиваясь. Он, конечно же, тоже был тут, сосед по парте по неволе. Сидел на краешке стола и принимал активное участие в рассматривании паука. Паук-ебук встрепенулся и стал бежать по Сашиной ладони. Был он, честно говоря, крошечным, зато бегал весьма быстро. Саша завороженно наблюдал за ним и подставлял ему ту одну руку, то другую, на которую паучок благополучно перебегал. — Может, назвать его Троицким? — живой Саша продолжал, чуть прикрыв глаза и монотонно покачиваясь на стуле, не отрывая взгляд от паука, словно тот вводил Сашу в гипноз. Вдруг Троицкий застыл и перестал бежать. Видимо, это имя ему не понравилось. — Как думаешь, Тош? — Да не знаю, — школьник буркнул, поглядывая на паука с явным недоверием. — Это что теперь, твой питомец? — Нет конечно, я что, дурак, чтоб делать из паука питомца? Это мой друг. — А паук-друг — это, типа, нормально?.. Оба Саш проигнорировали Тошино замечание. — Надо назвать его Ёжиком или Тараканом, чтобы подчеркнуть его маленькость, — вставил Сашенька. — Назову его Шорик. Он же маленький, — продолжил живой Собакин. В отличие от Саш, которые, похоже, понимали друг друга с полуслова, Антон не совсем осознал логику выбранного имени, но одобрительно кивнул. Муки выбора позади, а это главное. Потом Саши ещё поиграли со своим пауком, пока Тошик устало втыкал в учебник, чем он занимался скорее ради приличия, чем из практической цели. И вдруг телесный Собакин шепнул: — Слышь, Тош, у тебя мяч есть? Тяночкин оторвал глаза от карты Азии с месторождением полезных руд и удивлённо похлопал ресницами. — Какой? — Баскетбольный. — Тебе зачем? Сашка фыркнул: — Надо потренироваться. И не мне, а всем нам втроём. «Втроём» вогнало Тяночкина в ступор. Заставило усомниться в том немногом, в чём он до сих пор оставался уверен, а именно — в том, что прозрачный Сашенька остаётся невидимым для остальных. Сам мерцающий Сашка не растерялся, а сразу принялся отнекиваться: — Тю, ребята, я пас, мне оно не надо, я же не сдаю нормативы. Я того… — он задумался, подбирая слова, и в конце концов просто пожал плечами: — особенный, короче. Тяночкин понизил голос и всё-таки уточнил: — Втроём?.. Хриплый ответ последовал незамедлительно: — Ты, я. И Шорик. Да, конечно. Ни о каком другом «втроём» Саша не думал и иметь его в виду не мог. Антошка выдохнул с облегчением и нервно усмехнулся: — Ха-ха. Да. Хм, ну… Ну, может, и есть мяч. Надо будет поискать в шкафу. — Окей, — Собакин кивнул и провёл рукой по волосам. С тех пор Шорик затерялся в Сашиной шевелюре и больше на глаза Антону не попадался. — Сходим к тебе после уроков и пороемся. — Угу.