Ворон

Дни в этом облике тянутся так, что ощущаются месяцами. Едва ли проходит три, но Казу они кажутся маленькой вечностью. Вечностью, полной рутины и бездействия, он так сильно на это злится, что даже мрачные мысли отходят на задний план.   Роллинса почти нет, это неудивительно и вообще волновать не должно. У того сейчас столько дел и проблем, которые необходимо решить в самые кратчайшие сроки, что нет времени нянчиться со сварливым питомцем.  Бреккера волнует его отсутствие лишь по той причине, что он не может слышать новую информацию. Пекка почти не появляется в кабинете, а ночами, когда доделывает работу дома, старается делать её быстро. И в бумагах, которые мужчина оставляет на конец дня, мало чего-то интересного, полезного, Казу приходится многое додумывать самому, опираясь на одни только скупые записи и цифры.   Идея с Хеллгейтом всё ещё рабочая, пока идут убытки за восстановление тюрьмы и неустойку, но антиреклама начала приносить некоторую, но прибыль. Бухгалтерские гроссбухи тому подтверждение, Роллинс ещё вносит некие пометки на содержание загородного дома, на расходы других своих заведений. Вписывает несколько сумм, которые придётся потратить в Олендале, иногда что-то изучает на карте Блуждающего острова или морские пути, кратчайшие до Фьерды. Непонятно зачем, в такие моменты Пекка не рассуждает вслух, задумчиво кусает губы и рассеянно гладит ворона на своём плече. Потом сверяется с планами построек на Острове Чёрной Вуали, вероятно для того, чтобы в будущем спрятать там Элис, что было задумано в перспективе. Мужчина оставляет некоторые заметки на полях и тогда Каз искренне жалеет, что не знает каэльский. Остаётся только надеяться, что Роллинс расскажет после, а он всё подслушает, но тот даже собраний с бандой в кабинете не проводит, оставляя Каза то в полном одиночестве, то с проклятым Филипом.   Справедливости ради, Пекка вроде и пытается уделить ворону время. Самостоятельно бережно перебинтовывает крыло, всё ещё с ним говорит и не злится на сварливое поведение. Бреккер не ведёт себя лучше, наоборот клюется, кусается и царапается ещё чаще обычного.   Ведь какая вообще разница, если очень вероятно, что он Роллинсу скоро уже надоест. Игрушки быстро надоедают, особенно таким людям, Каз раздумывает о том, что будет делать, когда мужчина окончательно забудет о нём и станет оставлять дома, а не таскать за собой. Пока этого не происходит, но юноша убеждает себя, что оно всего лишь вопрос времени, пока нервно меряет прыжками столешницу в его кабинете.   Каз остаётся здесь в практически гордом одиночестве уже четвертый день подряд. Кто-то из "Грошовых Львов" заскакивает на минуты, общих сборов не проходит, вместо Роллинса - только его остывший паршивый чай. Вид за окном приелся, как и интерьер кабинета, даже Филип является ненадолго и печатная машинка могла бы покрыться пылью, потому что её не используют.  Однако, парнишка не забывает её протирать и в принципе оказывается дотошным до подобных мелочей. Если бы Каз не знал правды, то и он поверил бы в то, что Филип действительно печатает какие-то модные рассказы. Потому что он специально приносит листы с подобными текстами, оставляет их на столе, вставляет в машинку, как будто в свободное время сам эти тексты напечатал. Внимательный Роллинс периодически поглядывает на своеобразный творческий беспорядок, но не задаёт вопросы. Наверное, действительно верит или ему всё равно на причуды своего подчинённого.  Филип проводит в кабинете мало времени, что радует. И это единственный плюс, потому что от жалкого скива не дождаться никакой новой информации и вообще ведёт он себя отвратительно. Демонстративно громко шуршит письмами, в которые не даёт заглянуть Казу и вслух, с нескрываемым ехидством, проходится по всем недостаткам Бреккера. Начиная от характера и заканчивая прической, которая всем почему-то не нравилась. Каз мрачно думает о том, что кто ещё ведёт себя как капризный ребёнок, но даже не пытается клюнуть Филипа. Только втягивает птичью голову, пока парнишка критикует его моральные качества, ехидничает, бурчит и прожигает негодяя взглядом. С появлением Роллинса он резко становится дружелюбным, отвешивая птице комплименты и Бреккер мечтает вырвать ему язык. Даже ставит себе цель, когда вернётся в свой облик.  Единственное полезное, что Филип говорит - ложные обвинения так и не попали в газеты. У Каза вопросов становится ещё больше. Как так вышло, помогла ли с этим Инеж, что происходит с Пятой гаванью и "Отбросами", засветился ли где-нибудь ещё Баретти, настаивает ли на ужине Андерсен, понял ли кто-нибудь, почему у недавно найденных тел не было органов, актуально ли ещё подставное дело с ограблением Ледового двора и слышно ли что-нибудь про равкианского корсара. И это только малая часть вопросов, на которые Каз хочет знать ответы, но Филип, жалкий скив, как будто над ним издевается. И юноша ломает свою голову, не в состоянии додуматься до чего-то сам, потому что информации нет.  Крыло болит так же сильно, а Каз просто привыкает, как привыкал к своей хромоте, из которой сделал оружие, как привыкал к грязным кулачным боям в Бочке, в которых никто не щадил его страх прикосновений и юноша научился быстро выходить из них победителем, чтобы никто не заподозрил его самую большую слабость. Будучи человеком, Бреккер не привык только к ним, но сейчас это более-менее исправимо. Значит, привыкнет к крылу и плевать он хотел на неутешительный вердикт Зельды, он научится.  В действительности получается плохо, крыло раз за разом пронзает вспышка боли, которая заставляет ворона валиться на столешницу или вообще с неё. Тогда Каз упрямо учится взбираться обратно на птичьих лапах, использовать здоровое крыло. Но его полёт всё равно получается всего лишь немного выше прыжка и прекращаются в секунды. Каз расстраивается, злится, теряется в ехидном гомоне мертвецов в своей голове и пробует снова. Успехов нет, но времени хотя бы достаточно.  На исходе дня Филип как назло застаёт его именно за тщетными попытками. Злорадно усмехается, а Каз, весь потрёпанный, со слетевшей повязкой и злой, всё же не выдерживает и громко каркает на парня. Тот смотрит, пытаясь сохранить на лице выражение мрачного ехидства, но грустные почему-то глаза его выдают. Филип чертыхается, садится за стол, подготавливает печатную машинку и пристально смотрит на Бреккера, будто чего-то ждёт. Каз же упрямо стоит на одном месте, глядит в ответ и напряжение начинает ощутимо покалывать в воздухе.  - Если это утешит твоё самолюбие, то прости меня, я был прав, но всё равно мне жаль, что я задел твои чувства, - наконец выдыхает Филип.  У Бреккера нет цензурных мыслей по этому поводу и в сожаление засранца он ни капли не верит. Однако, Филип высказался предельно честно, а Казукатастрофически нужна информация, чтобы не сойти с ума от безделья. Он готов на время опустить всё, что парнишка говорил, тем более, если быть откровенным хотя бы сам с собой - многое из сказанного было правдиво. Бреккер это знает, он сам всегда демонстративно показывал себя последней сволочью, но слышать правду всё равно неприятно. Но его гордость претерпевала испытания похуже, поэтому Каз приближается к машинке и начинает нервно переминаться на месте, в ожидании.  Взгляд Филипа теплеет, он издаёт смешок и спрашивает привычным, добродушным тоном:  - Дашь погладить в знак примирения?  Бреккер яростно мотает птичьей головой, потому что это не примирение, а всего лишь временное перемирие из-за обстоятельств непреодолимой силы. Парнишка закатывает глаза, сверяется с часами и всё-таки начинает отвечать на печатные вопросы и охотно рассказывать что-то сам. Говорит он быстро, постоянно косится на дверь, но Каз великолепно усваивает желанную информацию.  Легче всего получилось уладить вопрос с газетами и Бреккер искренне испытывает досаду, что сам не думал в этом направлении за банальной ненадобностью. Справедливости ради, он хотел покопаться, когда только-только взял Уайлена под своё крыло. Хотел, планировал, но снова увлёкся своей собственной местью, не интересуясь какими-либо подробностями из жизни своей команды. Каз ещё совсем недавно думал, что знает всё про всех и даже больше, а теперь сомневался в том, знает ли достаточно даже про свою дорогую Инеж и сделал ли для неё действительно всё возможное или просто предпочитал так думать.   Журналистам была предложена по-настоящему сенсационная информация о том, что бывшая жена Яна Ван Эка, Марья Хендрикс, на самом деле не мертва, как было объявлено много лет назад. Женщину насильно держали в психиатрической лечебнице при церкви Святой Хильды и Бреккер сразу понял, при чём здесь Олендал и суммы, которые туда переводят. Вкупе с тем, как купец обошёлся с самим Уайленом, то правда может стоить ему и места в Торговом Совете, а может и жизни. Напечатать об этом должны позже, по планам после спланированного похищения Элис, которое под шумок можно будет свалить на самого Ван Эка и окончательно вывести его из игры.   Конечно, Каз по достоинству оценивает план, но всё равно испытывает бессильную злость. В глазах Филипа мелькает подобие мрачного удовлетворения, будто так ему и надо, а от этого только хуже.  Утешает мысль, что "Отбросы" стоически удерживают Пятую гавань, пускай и в негласном, но выгодном союзе с "Грошовыми Львами". Нельзя сказать, что обе банды от этого в восторге, но результат должен стоить того. Пер Хаскель всё больше и больше сдаёт позиции и теряет авторитет, Каз был действительно незаменимым членом "Отбросов", без которого старик пытается продать золотую жилу подороже и безуспешно ищет пропажу. До остальных доходит, что подобные потуги бессмысленны, Хаскель постепенно теряет авторитет. В таком положении, даже без личного участия Бреккера, свергнуть старика дело плевое, чего стоят только его Вороны. Именно те молодые люди, за которыми остальные пойдут без вопросов и сопротивления, а малое количество несогласных не имеет никакого значения.   Тем более, информация про долгое отсутствие Каза обросла слухами, один фантастичнее другого. Его поиски не были тайной, но учитывая личность молодого вора, в Бочке предпочитали считать, что он затаился специально. Сидит в тени, строит хитроумные планы издалека и даже объединение с "Грошовыми Львами" приписывали инициативой Бреккера.   В принципе, в этом присутствовала логика и малочисленные люди, знающие правду, эти слухи активно поддерживали.  Таким образом преступная часть Кеттердама не задавала вопросов и можно было более-менее спокойно заниматься своими делами и махинациями. Ведь все издержки возможно списать на слух, в который верят.   Не работало это только с тремя ублюдками, что прямо или косвенно причастны к исчезновению Каза. Вопросы могут появиться, но Андерсен подтвердил, что в облике птицы юноша сделать ничего не может. Его вообще списали со счетов, даже никоим образом не связав появление питомца у Роллинса с Казом Бреккером. Потому что фантастическая случайность, а учитывая их соперничество в прошлом - вообще вещь невозможная. Однако, реальность доказывает обратное.   Филип даже понижает голос практически до шёпота, делясь последними новостями и мыслями о главных соперниках. Птичий слух, конечно, великолепный, но Каз всё равно передвигается ближе к парнишке, снося его присутствие. В принципе, ничего нового он не рассказывает, но есть над чем подумать.   С Ван Эком всё понятно и на Острове Чёрной Вуали уже готовы необходимые декорации для дерзкого дела. Если кто-то из троицы решится сделать что-то грязное, план будет немедленно приведён в действие. Филип делится тем, что это неплохая перестраховка даже в случае с Андерсеном, при хорошем исходе тот не успеет навредить Роллинсу на ужине, ведь не посмеет ослушаться купца и ринется тому на помощь.  Причастность Руфуса к телам без органов доказать и связать не получается. Это всё ещё не имеет смысла и может быть просто демонстрацией, хотя что-то до сих пор не желает сходиться. Возможно, у Инеж получится покопаться в этом лучше и Каз раздражён даже тем, что Филип делает комплименты её способностям и вообще говорит про его команду. В хорошем ключе, но клюнуть всё равно дико хочется.  Общими усилиями стало известно про некоторые нюансы на Блуждающем Острове. Никто не объявлял военное положение, ведь по сути его и нет и каэльцы где-то умеют держать нейтралитет для других стран даже лучше Керчии. Но подпольная деятельность в самом разгаре, сражения уже начались в деревнях и на менее населённых пунктах, по слухам у правительства нет должных ресурсов, чтобы подавить восстание. Однако, каменоломни и выходы к морю хорошо обезопасили, если грядёт масштабная бойня, то до столицы и крупных городов дойдёт не сразу. Любопытно, что имя Луи Баретти нигде не фигурировало, Каз задумался о том, настоящее ли оно вообще. Зато ювелир упоминался в перехваченных посланиях в Равку, адресованных некой Дуняше Лазаревой. Филип объяснил, что та является наемницей и одной из фальшивых претендентов на равкианский трон. Бреккер помнил это, но достаточно смутно, ведь не интересовался делами Равки должным образом за ненадобностью. Возможно, зря, потому что Роллинс сам планировал заплатить этой девушке и заранее сделать своим оружием, пока это не сделают Ван Эк или Баретти. Пока у Пекки даже было преимущество, юноша помнил цифры и пометки о том, куда такие суммы отправить. Суммы, кстати, внушительные, но ответ на то, зачем эта Лазарева вообще нужна, Филип не дал. Отмахнулся тем, что не знает и задумчиво стал размышлять о том, что у Луи дела с журналистами идут похуже. Информация про Хеллгейт была сенсацией совсем недолго, если ювелир сунется туда в третий раз, то об этом не напишет и самая захудалая газетка. Прессе куда интереснее волнения на Блуждающем Острове, но информации слишком мало. Они могут написать об этом вообще всё, что угодно, ведь и равкианские войны уже приелись.  Казу стоит усилий напечатать клювом пару длинных абзацев о том, что близится Рингкелла и дело с ограблением Ледового двора актуально. Этим интересуется Штурмхонд и если он действительно соберёт команду в Керчии, то перед этой командной остаётся в долгу. Истинные мотивы ограбления заинтересуют прессу и с равкианского корсара можно поиметь намного больше выгоды, чем с Ван Эка, которого к тому времени скомпрометируют по всем фронтам. По подсчётам дело займёт не так уж много времени, за которое газеты можно будет занять даже выдуманными сказками про что угодно, здесь фантазии Филипа хватит. А как только всё свершится, внимание от Блуждающего острова они отвлекут знатно, новостей и доказательств хватит на добрый месяц, если не больше.  Честно, Бреккер не совсем хочет делиться этим, ведь относится к своим идеям ревностно. Но всё равно это делает, даже давая подсказки, кого и как уговорить и что может расписать план целиком и полностью, если ему только дадут проклятую карту и информацию о протоколах. Филип крепко задумывается и обещает, что сделает всё возможное.  В конце своеобразного разговора Каз зачем-то пишет о том, сказал ли он Уайлену про его мать. Почему-то это волнует, он ждёт, что Филип начнёт выдвигать какие-то требования взамен, но он только улыбается, грустно, слабо и очень искренне.  - Я скажу, Бреккер. Сегодня, если повезёт попасть в Бочку, - говорит парень.  "Почему?"  Не то чтобы Каз надеется на честный ответ, тем более Филип всё ещё раздражает. И ведёт себя соответственно, словами и жестами показывая, какой же он полезный, хороший и явно достоин большего, чем сам Бреккер. Он явно не понимает того, что уже получил куда больше в конечном итоге и кто на кого должен ещё злиться. Не понимает, поэтому отвечает то, что нервирует Каза сильнее:  - Потому что я не ты.  Бреккер честно хочет причинить ему какой-нибудь вред, для этого он даже находится совсем близко. Но он только ежится, перья встают дыбом, а Филип зачем-то смягчается, как будто это вообще что-то меняет.  - Если хочешь, я могу уточнить и про родителей Призрака, когда дело дойдет до Штурмхонда. Вроде бы ты интересовался когда-то. Видишь, не такой уж я засранец.  "После всех твоих угроз?"  Каз просто не может удержаться, чуть не портит клювом одну из клавиш. Он великолепно помнит каждое слово, что сказал этот мерзкий скив, вообще ему не верит и всё, что ему от Филипа нужно - информация, а не подобные разговоры и фальшивые жесты. Бреккера это только выводит на эмоции, негативные, горькие и ненужные, а парень ситуацию не спасает.  Рискуя собственными руками, он вдруг коротко и ловко касается птичьей головы. Предусмотрительно сразу одергивает ладони, даже вжимается в стул подальше и смотрит с тем самым проклятым выражением, будто Каз не более чем фермерский дурачок или ещё хуже. Филип обычно смотрит так, когда поясняет откровенные глупости, которые касаются человеческих взаимоотношений и Бреккеру это не нужно. Ещё больше не нужно, потому что мерзавец в такие моменты неуловимо, но чётко напоминает уже не Уайлена, а Джорди. В конце концов Филип старше ровно настолько же и Каз не находит сил даже сдвинуться с места, чтобы что-то ему сделать, а парень улыбается и беззаботно говорит:  - Ничего ты не понимаешь, дурак.  Вообще-то Каз всё понимает, куда больше Филипа, но тот теряет к птице всякий интерес, сверяется с часами и быстро начинает убирать компрометирующие листы, заменяя их на свои псевдо мемуары. Оставляет некое подобие творческого беспорядка на этой части стола, достаёт какие-то письма, записки и пометки. Успевает очень вовремя, потому что не проходит и получаса, как возвращается Роллинс.   Пекка удостаивает Филипа только кивком, тянется погладить ворона, но хмурый Каз клюёт мужчину агрессивнее обычного и отпрыгивает в сторону. Пекка выразительно на него смотрит, явно замечая сорванную повязку, которую ему же заново и накладывать, раздражённо возводит глаза к потолку и вздыхает:  - И ты туда же, Ритвельд.  Его голос звучит достаточно сухо и устало, чтобы Филип даже не пытался заговорить с боссом первым, а сам Бреккер не попытался каркнуть или как-то ещё продемонстрировать своё недовольство и раздражение.   Роллинс предсказуемо допивает свой остывший чай залпом, грузно приземляется в своё кресло и закидывает в рот юрду, от которой морщится и трёт виски. Кажется, он мучается мигренью, о чём свидетельствуют непривычно хмурые складки на лице, что абсолютно Пекке не идёт, в отличие от ироничной гримасы и улыбок разной степени искренности. Кажется, что в него въелся запах чужой крови, пороха и самых грязных трущоб Кеттердама, где он больше не бывал часто до недавнего времени, а сейчас это ежедневная необходимость его будней. Кажется, юрда не помогает вообще, мужчина чертовски устал и круги под яркими глазами проступают достаточно отчётливо, чтобы их заметить. Кажется, Каза не должно это волновать, может должно даже радовать. Ему просто непривычно видеть старого врага по-человечески измотанным, Роллинсу просто не подходит подобный фасад, ничего более и юноше совсем неинтересно, что же творится в его голове и насколько сильно она болит на самом деле. Ни капли. А Филип зачем-то задумчиво смотрит то на босса, то на него, после чего в глазах загорается неясная вспышка понимания и парень неуловимо грустнеет. Знать причины этому Бреккеру тоже не интересно и он даже делает несколько прыжков в середину стола, подальше от обоих, в надежде избавиться от навязчивых мыслей.   Пекка кивком даёт разрешение и Филип начинает пересказывать ему последние новости. Парень специально говорит тише, потому что замечает как мужчина украдкой морщится. Каз же, который всё уже слышал, неосознанно затихает сам и почти не дёргается, пока Роллинс начинает менять повязку, чтобы чем-то занять руки. Он всё ещё надеется услышать что-то интереснее, но они уделяют внимание разве что слухам о Баретти, перекидываются парой слов о сроках поездки в Олендал, говорят про Хеллгейт и что сотрудничать с "Отбросами" действительно не так уж и плохо, как казалось.   За время этого диалога Пекка практически возвращается в своё привычное состояние, задумчиво улыбается, отпускает искромётные комментарии и привычно уже тискает Каза, будто он не ворон, а некая игрушка. Естественно, что Бреккеру оно не нравится, он начинает брыкаться, особенно злясь из-за лукавых огоньках в глазах Филипа, но Роллинса это мало волнует. Он терпит, что питомец калечит его руки, почти не вздыхает, упрямо гладит и чешет, используя запрещённые приемы. Настолько невыносимый и упёртый, хуже самого Каза в некой степени и он просто сдаётся. Замирает в тёплых мозолистых руках, позволяя себе разве что издавать недовольные звуки. В конце концов этот вечер должен скоро закончится, а терпеть юноша умеет прекрасно.  Однако, всё становится интереснее, когда появляется Нина. Девушка не утруждает себя тем, чтобы постучать, она и в Клепку всегда являлась бесцеремонно. Филип кажется несколько удивлённым, Роллинс же просто смотрит с живым любопытством.   - Прошу простить, я задержалась и без детишек, - язвительно говорит Зеник и по ней видно, что она ни капли не раскаивается и подначивает специально.  Филип странно краснеет, как будто хочет посмеяться с нелепой шутки, но остерегается реакции своего босса, но Пекка усмехается сам.  - Ну что ты, красавица, ничего страшного, дамам положено опаздывать. А про детишек очень и очень жаль, я рассчитывал на хорошую оргию перед ужином. Впрочем, ты такого же юного возраста, как и мой помощник, такая альтернатива меня устроит, - в тон ей скалится мужчина и Казу просто до невыносимого хочется снова вырвать ему язык.  Ведь нет бы замолкнуть и не разгонять опасную тему, даже если Роллинс и не виноват. Лояльность Воронов и так держится на чистой удаче и стечении обстоятельств, не время для подобных перепалок. Однако, Пекке как будто самому весело и Нина словно успокаивается, отвечает ворчливо, но почти беззлобно:  - Боюсь, что древние каэльские развалины меня не привлекают.  - Я знаю, милая, тебе по душе фьерданские прелести. Зря, ты и не представляешь от чего отказываешься, - Роллинс почти что мурлычет, сверкая ослепительной улыбкой, а по Нине непонятно даже, хочет она его ударить или рассмеяться уже сама.   Каз часто видел похожее выражение на её лице, когда равкианка разговаривала с ним и диалог заходил в тупик. Но так и не смог его разгадать, не прилагая к этому никаких усилий.   Зеник только фыркает, устраивается на свободный стул около Филипа и окидывает парнишку демонстративно уничижительным взглядом, полным превосходства. Каз и этот взгляд узнаёт, равкианка умыкнула у него же и что-то похожее на удовлетворение распускается внутри. Филипа она несколько смущает, он отворачивается к Роллинсу, пытаясь игнорировать её присутствие и даже неплохо держится. Вот только Нина наверняка слышит ритм его сердца, скорее всего тот неровный и то, что парнишка молчит и не лезет на рожон, крайне благоразумно с его стороны.  Про Роллинса этого не скажешь. Он расслаблен, смотрит насмешливо и по нему теперь не видно реальную степень усталости или признака какой-либо слабости. В прочем, похвально, Зеник не находит за что зацепиться и мешкает несколько мгновений перед тем, как начать. Она смотрит куда-то перед собой, не обращая на застывшего ворона внимания и Бреккер не знает, хорошо это или плохо.  - Я хочу поговорить про дело, которое предлагает Ян Ван Эк, - осторожно начинает она.  - Это обманка, - тут же обрывает её Роллинс и девушка злится.   Нагрубить Нина не пытается, лишь яростно поправляет локон волос, после чего пробует начать заново.  - Обманка. Но появились некоторые обстоятельства, из-за которых возможно извлечь выгоду.  Пекка смотрит на неё долго, изучающе и Каз догадывается, о чём он может думать. Нина Зеник не дура, он знает это прекрасно и согласилась бы на подобную авантюру лишь в том случае, если бы сам Бреккер её бы к этому подвёл. Или же, зная реальную причину будущего ограбления и беря в расчёт чисто равкианский патриотизм, можно предположить, что дело в этом. Но всё равно существуют нюансы, особенно те, из-за которых Нина пока не может вернуться в родную страну и она не стала бы рисковать, не имея хоть какой-то гарантии хотя бы от своей родины. Это наводит на мысль про загадочного Штурмхонда, он интересуется делом, собирает команду, но... Он всего лишь корсар. Или это тоже обманка, или Зеник знает больше, но отмалчивается.  В глазах Роллинса загорается огонёк, не предвещающий ничего хорошего, но тон остаётся намеренно ласковым, когда он начинает говорить:  - Как интересно. Что-то мне подсказывает, красавица, что кто-то дал тебе гарантии и правильно надавил на хваленый равкианский патриотизм. И мы оба знаем, что это не Бреккер. Ты не хочешь ничего рассказать про одного пирата? Это было бы полезно для общего дела.  Лицо Нины застывает, подобно восковой маске, но отвечает она слишком быстро, с лёгкой тенью досады. Наверняка недовольная тем, что очевидное наличие секретов так быстро разгадали, но открывать их всё равно не собирается.  - Нет. Пока нет.   - Нина, это помогло бы сэкономить время, - пробует начать Филип, но девушка смеряет его настолько испепеляющим взглядом, что тот благоразумно замолкает.  Зеник раздражённо кривит губы и говорит эмоционально, непонятно даже к кому из двоих обращаясь:  - Мы это время и так теряем, какой вообще толк в сотрудничестве? Мы даже Каза найти не в состоянии, когда он так нужен. Лично мне вообще мерзко иметь с вами дело, плюсов я не вижу.  - Мы найдём его. Не то, чтобы Каз Бреккер так уж важен, но найдём, - Филип осмеливается сказать это с настолько непоколебимой уверенностью, что смешно.  Бреккеру смешно, потому что ему легко говорить, зная правду. Нине не очень и по ней видно, что слова парня ничуть её не убеждают. Только Роллинс на мгновения кажется несколько удивлённым, возможно хочет ответить нечто, но ему не дают.  Обычно, секретарь никогда не приходит сюда без стука и без необходимости, а сейчас ещё и выглядит встревоженным. Сухо здоровается со всеми, вручает Пекке некий конверт и так же быстро уходит. Пекка углубляется в чтение, игнорируя заинтересованные взгляды обоих молодых людей, даже Каз позволяет себе сделать несколько прыжков к мужчине.  - Мистер Роллинс? - подаёт голос Филип и тон его сквозит беспокойством.  Неудивительно, учитывая, что на конверте печать Руфуса Андерсена. Каз помнит, что проклятый ужин должен состояться послезавтра, помнит, что Филип уже предупреждал босса о возможных опасностях. Не сказал прямо, но привёл достаточно доводов, которые может перечеркнуть одно только обстоятельство. Пекка Роллинс из ста вариантов обычно выбирает сто первый и судя по тому, как он сверяется с часами, это как раз тот случай.  - Планы немного поменялись, мне придётся вас оставить. Не скучайте, ребятки, - добродушно произносит мужчина, явно собираясь вставать.  Спокойно на происходящее реагирует только Нина, а Филип вскакивает сам, едва ли не роняя все записки и письма, что до этого держал в руках и изучал.  - Подождите! Вам нельзя туда ходить, - восклицает парень.  Роллинс не указывает подчинённому на его место и только отмахивается. Не удивляется даже, что парнишка решил оспорить его решение, встаёт из-за стола сам. Каз не знает какому порыву повинуется и зачем устремляется к краю столешницы. Он знает, что не удержит Пекку и знает, что его не удержат доводы Филипа. Не удержит и Нина, но той, по всей видимости, всё равно на чужие причуды, она разве что смотрит с искренним интересом и непониманием.  - Брось, парень, единственное, что может со мной случиться - несварение от паршивого вина, которое Андерсен подаёт на ужинах, - легкомысленно говорит Роллинс, поправляя жилет.  Несколько недель назад Каз думал тоже самое. В отличие от него, Роллинс хотя бы говорит куда идёт и это не является тайной, но у Андерсена наверняка есть план на этот случай и подставные свидетели. Старый идиот просто не понимает куда он лезет, а Бреккер не понимает, почему его самого это волнует насколько сильно.  Только потому, что уничтожение его врага принадлежит только ему, а не какому-то финансисту, ювелиру и купцу. Каз Бреккер не намерен ни с кем делиться, но единственное, что он может сделать - неловко прыгнуть вверх и пронзительно каркнуть, на удивление синхронно с восклицанием Филипа.  - Вы никуда не пойдёте, босс. Вы не понимаете, насколько оно опасно!   Пекка фыркает, смотрит на подчинённого тяжёлым взглядом и понижает тон до опасного, заставляя парня вздрогнуть, но не отступить:  - Ты ставишь мне условия?   - Один вы туда не пойдёте, - не унимается Филип, хотя в голосе слышна дрожь и нерешимость.  Вряд ли на Роллинса оно действует, парень пытается быть стойким, но взгляд, который он адресует Казу на долю секунды, полон мольбы. Каз мало чем может помочь, но хотя бы может потянуть время. Может попытаться и в нынешнем облике его никто и ни за что не осудит. А даже если и посмеются, то как знать, какие причуды есть у пернатых созданий?   Бреккер намерен хотя бы попробовать. Почему-то дыхание даётся с трудом, пару прыжков неуклюжие, резкие, здоровое крыло не желает слушаться. Филип и Пекка вступают в словесную перепалку, не обращая внимания, пристально смотрит только Нина, явно сбитая с толку странным поведением птицы. Но даже если существует шанс, что она может догадаться, сейчас абсолютно всё равно. Каз намерен не допустить тотальной ошибки, которую допустил сам.  Заново наложенная повязка только мешает, крыло болит, балансировать в прыжке получается очень плохо. Но получается, Бреккер упрямо пытается снова, пытается так яростно, что уже Роллинс удивлённо смотрит на питомца и наконец-то затыкается. Зеник задерживает дыхание, в её ясных глазах загорается странное подобие восхищения. Филип же старается на него не смотреть, что уже хорошо. Меньше поводов для ненужных верных догадок.   На третьем прыжке повязка слетает, у Каза получается взлететь, но низко, неуклюже и наверняка смешно со стороны. Высота не превышает положение локтя Роллинса, за который он и цепляется острым клювом и, чтобы не позориться ещё больше, так и повисает. Пекка пораженно вскидывает брови, но черты его лица смягчаются, пока он придерживает питомца поудобнее. Бреккер цепляется в ткань почти намертво, задевает кожу под ней и мужчине наверняка больно, но плевать.   - Птенчик, ну чего ты? - почти шёпотом говорит Роллинс, пытаясь Каза отцепить, но тот не поддаётся.  Филип пользуется заминкой и решается ещё раз, оглашая самый нелепый аргумент из всех возможных:  - Мистер Роллинс, вас даже птица отпускать не хочет. Ну пожалуйста.  На несколько мгновений кажется, что это работает. Перед жалобным и полным мольбы взглядом парня в принципе устоять сложно, Пекка тяжело вздыхает, аккуратно гладит ворона по голове. Каз хочет верить, что получилось, ослабляет хватку и делает это зря. Ведь Роллинс обманывает так же ловко, как и восемь лет назад, пользуется паузой, отцепив ворона от своего локтя. Делает это быстро, но очень аккуратно, возвращает птицу на стол и отходит от него подальше.  - Не распускай сопли. Всё будет хорошо, займись лучше делом и отвези Ритвельда ко мне домой, я вернусь через несколько часов, - не терпящим возражений тоном произносит Пекка и исчезает за дверью, прежде чем кто-то снова попытается его остановить.   Каз раздражённо громко каркает, а Филип в бессилии плюхается обратно на стул. Нина всё ещё не подаёт голос, но глядя на расстроенного парня, его взгляд зачем-то смягчается. Она думает недолго перед тем, как решается спросить:  - И что за чертовщина его там ждёт?  Конечно же она должна быть в курсе обезглавленных тел без органов, но может не знать про чучел. Эту информацию сложно связать между собой, если не знать правды про гриша под паремом. Филип рискнёт всем, если расскажет правду, но паршивец оказывается умнее. Бреккер даже не зол на него за это, ведь парень быстро смекает что сказать и на что ненавязчиво надавить.   Филип напоминает про людей, которые были неугодны Андерсену и что их количество совпадает с найденными телами, которые не удалось идентифицировать по закону. И раз законом пока является Ван Эк, это понятно. Делится тем, что видел странные чучела в кабинете Руфуса и не упускает факт, что у него есть гриш под паремом. И, дабы убедить Нину окончательно, вынимает последний козырь из рукава, говоря тихо и надтреснуто:  - Есть вероятность, что с вашим Бреккером произошло нечто... похожее. Только вероятность, но всё же. Вдруг разгадка там и мы никогда этого не узнаем, если мистеру Роллинсу грозит опасность?  Зеник смотрит на него долго, цепко, сомневается. Но есть нечто мягкое и понимающее в её взгляде, что Каз понять не может. Филип, вероятно, тоже, а девушка оглашает причину вслух:  - Ты, конечно, засранец, но у тебя сердце сейчас из груди от беспокойства выпрыгнет. Мы всё исправим.  - Мы? - с удивлением и какой-то робкой надеждой переспрашивает парень.  - Я и Вороны, разумеется, тебе дали другое задание, - фыркает Нина, снова глядя на него сверху вниз.  Бреккер искренне не понимает, почему Филип кажется неуловимо обиженным. Он не говорит этого вслух, но плечи опускаются, а во взгляде отчётливо видно обречённость. И ещё больше непонятно, почему на Зеник это тоже действует.  - До дома твоего Роллинса ближе, чем до Гельдштрат, если пошевелишь задницей, мы успеем в оба места. Инеж всё равно будет там раньше нас, собирайся, - с деланным недовольством произносит девушка.  Филипа не нужно просить дважды и Каз снова его ненавидит, когда паршивец небрежно берёт его в руки, вызывая неприятную дрожь и засовывает под пальто. Возмутиться не получается, но ничто не мешает больно царапать парня и неприятно елозить клювом по его груди. Благо, что хоть существует барьер одежды и Филип никак не возмущается, стоически терпит любой ущерб в свою сторону.  Бреккер из мелочной мести старается нанести его как можно больше по дороге. Нина и Филип не говорят ни о чём серьёзном, а из-под пальто ничего не видно. Путь проходит быстро, но Каз всё равно слышит до боли знакомые голоса и не только кого-то из "Грошовых Львов", вроде Доути, которого они уговаривают на авантюру, или Шэя. Каз слышит своих Воронов, каждого из них и сталкивается с полноценным осознанием того, насколько же соскучился на самом деле. Однако, сделать с этим ничего не может, даже вслушаться толком, ведь его очень быстро доставляют в место назначения. Филип не теряет время донести его до комнаты Роллинса, оставляет в гостиной на глазах несколько удивлённо дворецкого и слишком быстро убегает.  Оставшись один, Каз понимает, насколько же сильно болит крыло после его недавних выходок. Однако, боль привычно является неким якорем, что не даёт ему потеряться в водовороте противоречивых мыслей, эмоций и томительного ожидания, которое по ощущениям длится вечность.  Снова хочется крушить всё вокруг и агрессивно пытаться напасть на прислугу, но те предусмотрительно держатся от птицы подальше, наученные прошлым опытом. На самом видном месте находятся настенные часы, аляпистые, кричаще дорогие, безвкусные и их звук нервирует ещё больше.  Бреккер раздражен, потому что не знает, чем всё закончится и будь Филип проклят, что не взял его с собой. Конечно, рационально юноша великолепно понимает, что тот не мог этого сделать, но злость всё равно не проходит. Он злится, буквально бесится, нервно меряет столешницу прыжками и ни капли ни за что не переживает. Совсем нет, прокручивает в голове варианты, но подсознание выдаёт почему-то самые скверные и звучат они унылым хором мертвецов.  Парем не изученная опасная дрянь и неважно, что перевес по количеству людей явно на стороне "Грошовых Львов" и "Отбросов". Подумаешь, один несчастный Андерсен и гриш. Вот только Каз по себе знает, чем оно может кончиться и на ум не приходит ни одно развитие событий, при котором они всё не испортят, не наделают много шума. Ни одного, при котором останутся целыми и невредимыми и, честно, ворчливого Доути и дурного Шэя не жаль. Филип волнует только как в качестве информатора и пока что единственного, кто может ему помочь, никак не более. Сами Вороны должны справиться, среди них как минимум два гриша. Только Каз помнит, что Джеспер не умеет пользоваться своими силами полноценно, а Нина вообще считается беженкой и чёрт его знает, как оно обернётся. Матиас слишком приметный, методы Уайлена слишком громкие, даже Инеж может начать геройствовать просто по своей натуре. И почему-то вспоминает Роллинса, все его раздражающие повадки, жесты, мелочи и конечно же вспоминает откровенно пошлую и безвкусную идею с чучелом льва.  Каз ненавидит его так же, как и прежде, оно не меняется. Меняется лишь то, что он почему-то не может позволить случиться непоправимому и ему противна одна только мысль, что всё закончится именно так. Каз даже признаётся себе в том, что искренне этого не хочет. И как же хорошо, что бесконечное по ощущениям ожидание заканчивается ближе к полуночи. Возможно, юноша даже рад, когда видит живого Роллинса, трепыхается на месте и смотрит жадно, внимательно, стараясь хотя бы угадать, что произошло на Гельдштрат.   Пекка злой, помятый, всё ещё уставший, но полон некой странной решимости. Яростно снимает с себя верхнюю одежду, не подзывает никого из прислуги, плюхается на диван и почти немигающе смотрит на Каза. Смотрит недолго, ведь потом издаёт вымученный вздох, откидывается на спинку дивана и старается выровнять дыхание.   Бреккер изучает его взглядом, не находя никаких ран или увечий. От мужчины разве что гарью и дымом несёт за километр, пепел с сажей где-то осели на одежде, почти незаметные следы есть на шее и лице. Не ожоги, просто грязь, которая сопровождает любой взрыв или пожар, что наталкивает на мысль о том, что на Гельдштрат произошло нечто такое, где не обошлось без талантов Уайлена. Каз уже с нетерпением ждёт завтрашний день, когда Филип даст ему ответы. Ему любопытно настолько, что великолепно получается игнорировать тот факт, что он испытывает облегчение из-за того, что с Роллинсом всё в порядке. Быть может оно и странно, но Каз всегда может подумать об этом после.   Пекка опять трёт виски, садится ровно и смотрит на ворона с какой-то безнадежной нежностью. Его губы снова трогает улыбка, он тянется ближе и Бреккер не отскакивает лишь потому, что не хочет ещё сильнее тревожить крыло. Дело совсем не в том, что зелёные глаза с карими крапинками в тусклом освещении гостиной сияют неким потусторонним, почти магическим светом. И конечно не в том, что сейчас, когда Роллинс здесь, его отсутствие в последние дни ощущается особенно и предательски остро. Как будто снова какая-то маленькая вечность и Каз не знает с каких вообще пор его присутствие стало чем-то имеющим значение.  - Моя ты катастрофа. Так не хотел со мной прощаться, что надумал добить своё крыло окончательно? - ласково приговаривает Пекка и тянет ладони, чтобы погладить.  Удивительно, но он всё ещё говорит так, как будто надеется на ответ от птицы. Бреккер издаёт угрожающий звук, пытаясь уйти от прикосновения, но получается не особо правдоподобно и старательно. Роллинс усмехается, а потом Каз снова чувствует тепло его рук. Это до сих пор не вызывает тошноту, тревогу и ужас и до сих пор остаётся за гранью его понимания. Некая откровенно жестокая шутка судьбы, что Каз может выносить только его прикосновения. Прикосновения человека, который разрушил его жизнь в самом её начале и отнял последнее. Бреккер ненавидит его как и прежде, но не в силах отрицать то, что касания, которых он был лишён всю сознательную жизнь, на самом деле приятные и даже могли бы вызвать привыкание. Он хочет этому сопротивляться и не допустить подобной ошибки, но какой вообще может быть спрос с вредного ворона? Каз решает, что никакого, когда вытягивает птичью голову, а мозолистые пальцы запрещённым приемом чешут под клювом.  - Я тоже скучал, птенчик. Знаю, тебе нужно внимание, а я заработался. Скоро всё изменится и станет как раньше, нужно просто пережить ещё пару паршивых недель, - говорит Роллинс, ласковым жестом перебирая перья.  Звучит правдоподобно и так, как будто это действительно имеет значение. Для Каза точно нет и он думает, что в некоторых моментах Роллинс просто сентиментальный старый дурак, раз даёт какие-то обещания птице. Такой он далеко не со всеми и это Бреккер тоже знает прекрасно. И ни в коем случае не позволяет даже думать о том, что было бы если, сколько бы предательская мысль ни билась на периферии сознания. Горькая правда в том, что ничего всё равно не изменится.  Однако, Каз всё равно льнёт к ласкам и слушает весь его сентиментальный бред. Конечно же ворочается от недовольства и пытается где-то цапнуть, чтобы просто неповадно было. Роллинс все равно на него не обижается, а самому юноше становится как-то спокойно, лениво и почти сонно. Возможно, таким образом хотя бы получится быстро заснуть и долгожданный завтрашний день наступит раньше.  А пока Бреккер просто слушает, до тех пор, пока долгожданный сон всё-таки его не одолевает.