Двое в парилке, или банный день

      Сашка довольно урчит, как раздирющий кабана медведь, и от души отрывается за все месяцы разлуки. В особенности за те последние недели, когда мог видеть Андрюшу, но не прикасаться к нему. Теперь-то его мальчик полностью его, наконец-то можно трогать за все местечки, везде, где хочется. Сашкины твёрдые пальцы так крепко сжимают Андрюшины ягодицы, что на них обязательно останутся красные следы. Может быть, даже царапины от ногтей, у него ведь кожа очень тонкая, белая, нежная. Настоящий ижорец, чо уж там. Сашке и жалко его, и невозможно пересилить себя, не лапать, не сжимать, не царапать любимое тело от переизбытка эмоций.       Наверное, он слишком грубо напирает. Андрюше тяжеловато выносить его жестокие ласки, но тот должен понять и чуть-чуть потерпеть. Сашка очень, очень оголодал и невероятно его хочет. – Когда ты такой, тебе и в рот-то давать опасно. Ещё откусишь, – внезапно пошло шуткует Андрюша и сам смеётся над шуткой слегка хриплым смехом. Ох, кто бы знал, что он может быть таким бесстыдником! Никто больше его таким не видел. Во всяком случае, Сашка очень на это надеется.       Поздновато спохватился, Андрюшенька, ты уже во мне, даже если не планировал этого, и я сейчас засосу тебя, как хороший пылесос, только успевай подмахивать.       Сашка вопросительно поднимает глаза, пытаясь по лицу любовника понять, не чересчур ли разогнался, и видит, как озорная улыбка на лице гаснет, как личико становится растерянным, как широко распахиваются ясные глаза и выгибается вперёд шея, показывая красивый выступ маленького кадыка. Когда Андрюша возбуждается, у него всегда появляется такое выражение лица, лёгкая обиженная гримаска, как у ребенка, собирающегося зареветь.       Сашка и сам готов расплакаться от счастья. Наконец-то Андрюша здесь, рядом, ближе просто не бывает. Это его привычный запах тёплой кожи, его любимого мыла и неизменного парфюма, смешавшийся с только что появившимся тонким кисловатым запахом преэякулята. Это его тёплый животик с милой тонкой шерстяной дорожкой, об которую так приятно тереться лицом и которую Сашка уже хорошенько обслюнявил. Его возбуждающие узенькие бёдра, его стройные ножки. Это он, он, живой, настоящий голенький Андрюша, не эротическая фантазия. Такой близкий, такой до каждой косточки знакомый… и всё же какой-то другой, новый, в чём-то непривычный. Может, просто такое впечатление после долгой разлуки?       Ревнивые мысли всегда преследуют Сашку, как лёгкие тени. Он убеждён, что такого классного, такого сексуального и невероятно милого мальчишку у него обязательно уведут, это только вопрос времени. Не может быть, чтобы никто в него не влюбился до безумия и не постарался отбить. Поэтому Сашка всегда настороже.       Андрюша резко вскрикивает и наконец-то сам легонько подаётся бёдрами вперёд, деликатно и бережно толкается в Сашкин рот, задавая размеренный темп. Ну что ж, можно и так для начала. Он уже отяжелел внизу, скоро возбудится окончательно – и это очень классно. Зачем-то складывает руки внизу живота домиком, прикладывая ладони ребрами к своим тазовым косточкам. Откуда этот новый жест? Где-то увидел, в каком-то неприличном фильме? Или кто-то его научил? При мысли о том, что Андрюшин пенис, возможно, трогал губами кто-то другой, Сашке становится обидно и горько. Кажется, любовник угадывает его неприятные мысли, потому что убирает руки – и мгновение спустя его длинные изящные пальцы привычно смыкаются у Сашки на затылке, заключая его голову в кольцо, чуть надавливая и контролируя фрикции. Вот теперь всё правильно, всё хорошо, всё как раньше. Сашка сразу чувствует себя защищённым и успокоенным. – Саняяяя… – Андрей сладко постанывает, блаженно елозит пальцами, перебирая жёсткие короткие волоски у него на голове. – Что ты творишь вообще… Чокнутый, блин, поехавший, ааааа…       И Сашку так выносит от этих полуоскорблений, что он с жаром впивается в Андрюшин пенис губами, обсасывает его и облизывает в два раза интенсивнее, добиваясь таких приятных громких вздохов и стонов.       Андрюша, распалившись, стягивает с себя футболку, остаётся полностью голым – и Сашка балдеет, пожирает взглядом белую грудь с родинками и красивые широкие плечи. Он по-турецки садится на землю, заставив Андрюшу закинуть одну ножку себе на плечо – так любовник полностью открыт для его ласк. Вторая ножка, подрагивая, нетвёрдо стоит на земле, опираясь на носок, и Сашка, большой и сильный, подумывает забросить её на другое своё плечо: Андрей такой лёгкий, почти как Настя, пусть сидит у него на плечах, держать его не проблема– но тут ему приходит идея получше. Не очень ведь удобно дёргать свой перевозбуждённый член сквозь одежду, да ещё и одной свободной рукой, когда вторая щупает яички и игриво проводит по шовчику мошонки твоего мальчика.       Андрюша не откажется ему помочь, он ведь не эгоист, он очень добрый и хочет, чтобы и его любовнику было хорошо. И зря, что ли, у него такие гибкие и разработанные, натренированные спортивные стопы и возбуждающие аккуратные пальчики на ногах. Чего нельзя сделать руками, вполне можно сделать ножками.       Сашка резво приспускает шорты и бельё, вытаскивает свою твёрдую плоть с набухшими на ней венками, и одной рукой удерживая Андрюшу на весу, другой нетерпеливо начинает его разувать и стаскивать с него носки. – Сань, ты чё,– разомлевший заласканный мальчик не сразу понимает, что происходит. – Что ты там ещё придумал?       Сашка призывно мычит и осторожно сгибает его ножку в колене, потом берёт в руку его узкую и длинную ступню, прикладывает к своему пенису, заставляя её чуть выгнуться, и делает ей несколько движений, показывая, как он хочет, чтобы его ласкали. – Извращуга, – Андрюша говорит это, нежно улыбаясь. – Конченный изврат, блять. Надо же такое выдумать, – чуть нагибается, пытаясь заглянуть Сашке в лицо, и ласково гладит по голове. Глазёнки при этом светятся искренней и безусловной любовью, которая убивает напрочь все грубые коннотации его слов, превращая их в милый любовный лепет.       Сашка удерживает партнёра на весу, прислонив его к дверце машины и крепко вцепившись в его ягодицы, и всё активнее стучит головой в его пах. Андрюша, слегка разведя колени, осторожно обхватывает своими голыми прохладными ступнями его большую и твёрдую плоть и неумело мастурбирует ему ногами. – Тебе так нравится? – прерывающимся голосом спрашивает он несколько раз между короткими стонами – Ты… ты так хотел? Я всё правильно делаю?       Сашка удовлетворённо мычит, благодарно поглаживая его по ягодицам и по спине.         Андрюшины фрикции становятся всё чаще, неритмичнее, дёрганнее, он, распалившись и плотно обхватив Сашкину голову обеими руками, направляет её, как ему нужно, резко приближая к своему лобку и так же резко отдаляя, развратно двигает тазом вперёд-назад, безо всякого стеснения быстро трахая Сашкин рот, вводя почти на всю длину. Тот готов и терпеть боль в шее, и пускать любимый пенис так глубоко, как только может проглотить, не задохнувшись, и сглатывать свою слюну и Андрюшины телесные жидкости. Детское страдальческое, как будто обиженное, но на самом деле невероятно счастливое Андрюшино личико с открытым ртом, с полуприкрытыми веками яркими глазами, со слезинками на ресницах – та награда, ради которой можно пренебречь любыми неудобствами. Тем более прохладные подушечки пальцев всё нежнее перебирают волосы на затылке, а холодные ножки всё сильнее теребят его распалённую плоть снизу, и всё это заставляет Сашку вздрагивать в блаженных судорогах.       Наконец-то они были близки. Да, всё получилось спонтанно, очень сумбурно, слегка по-дурацки и как-то неромантично, но ведь спонтанный секс – всегда самый лучший. И эта их оригинальная поза… Как там у Шекспира, Андрей же говорил? «Играть в скотинку о двух спинках»?       Какого чёрта он такой умный, такой начитанный, рядом с ним Сашка чувствует себя дебилом. С другой стороны, это же хорошо, Сашке есть к чему стремиться, куда расти. Вот уже и Шекспира вспоминает, пока делает любовнику минет. Скоро и цитировать начнёт. Прям в процессе, мычать в нос, чтобы Андрюшка загнулся со смеху раньше, чем кончил.       Партнёр как будто читает его мысли и решает, что пора, сжимает его голову так крепко, что кажется, череп сейчас треснет, вводит максимально глубоко и с надрывным стоном замирает внутри. Сашка чувствует пульсацию напряжённого члена и сглатывает тонкую солёную струйку, которая течёт ему прямо на язык. Андрюша слегка вытаскивает пенис, снова вводит, уже неглубоко, и со сладким вздохом вынимает совсем, оставляя все свои жидкости внутри Сашки, разом обмякая в его объятьях и внаглую наваливаясь на него, медленно сползает вниз, становясь сразу тяжёлым и неудобным. Сашка осторожно обнимает его одной рукой, а другой отчаянно теребит свою измученную плоть, хрипло и отрывисто дыша сквозь стиснутые зубы, стремясь поскорее догнать его, покончить со своим болезненным возбуждением.       Андрюша выскальзывает из полуобъятий, плюхается голой попой прямо на траву, перекрещивает свои согнутые в коленях ноги с его ногами и помогает ему кончить, дроча ему и стопами, и прохладными ладонями. Его обветренные и обкусанные губы, когда Сашка наклоняется и исхитряется их поцеловать, кажутся по-детски невинными. – Не брезгуешь? – зачем-то уточняет Сашка, имея в виду следы семени, оставшиеся у него на языке. Идиотский вопрос. – Неа. – наивно и просто отвечает Андрюша. – Это же всё моё. И твоё. Всё наше.       Меньше всего Сашке хочется сливать в траву или на землю. Лучше всего и приятнее всего было бы в Андрюшу, в его горячую дырочку, но он вот не хочет. Поэтому Сашка кончает ему на красивую лодыжку, выдавливая липкое семя прямо на нежную безволосую внутреннюю поверхность ноги и слегка его размазывая. Оставляет на своём мальчике знак, отметину. И ещё один – красный засос у основания бедра. На белоснежном теле он выделяется, словно ранка или укус.