О судьбе

      На стенах снова была лёгкая влажность, усиливающая цвет красного камня, из которого был построен замок. Цинхуа с нежеланием всё же приподнялся достаточно, чтобы посмотреть на монстро-девочку. — У тебя есть, что сказать важного? — уточнил он. — Нет, — монстро-девочка как-то странно прищелкнула несколько раз щупальцем, прикрепленным к стене. — Госпожа Суйрюдан ничего не делала с бумагами.       Шан Цинхуа цокнул языком на ответ и снова упал лицом в кровать. Дышать довольно скоро стало неприятно и он повернул голову набок, переводя взгляд на девочку. Шпоньк-шпоньк-шпоньк.       Мужчина проигнорировал собственное раздражение и попытался хотя бы уловить ритм звуков, чтобы успокоиться. Не преуспел в этой задаче и отвернулся в другую сторону, вцепившись костяшками среднего и указательного пальца в нижнюю губу. Лёгкая боль немного отрезвила. Шпоньк… Шпоньк-шпоньк. Я её сейчас пришью, а потом съем.       Ладно, поморщился Шан Цинхуа, он, конечно, злился не так сильно. Не на монстро-девочку по крайней мере. У него была нестабильная психика в целом, ещё с прошлой жизни взявшаяся неприятность. Он терпеть не мог, когда кто-то нервно постукивал ногой, щёлкал костяшками или издавал какой-то ещё звук; очень быстро выходил из себя. Можно было справиться как-то с этим скопировав действие. Чем, извините меня? Щупалец не имеется.       Неприличный ответ сразу пришёл в голову и Цинхуа подавил распирающий ржач, сделав глубокий вздох. А потом кое-что осознал и развернулся обратно, рассматривая девочку внимательнее. Та всё ещё шпонькала, хотя и заметно тише. Вероятно, заметила, что ему не нравилось. Шпоньк.       Нервничала что-ли, удивился Цинхуа. Но с чего вдруг? Мужчина разбираться не спешил, просто наблюдал. Шпоньк-шпоньк-шпоньк-шпоньк. Попытеры все обзавидуются.       Наконец-то, успокоившись, он хмыкнул, а потом развернулся на не боляющую спину и засунул большой палец за щёку. Потянул и отпустил. Впо.       Монстро-девочка от удивления даже прекратила шпонькать и окинула Цинхуа странным взглядом. Мол, ну всё, батька окончательно того этого самого…       Цинхуа рассмеялся себе под нос и расслабленно закинул руки за голову. Монстро-девочка больше не шёлкала и провела всё оставшееся время вися на стене. Из её приоткрытого от удивления рта торчали острые неровные зубы, а глаза напоминали глаза девочек из Сейлор-мун. Мило.       В каком месте она была милой, Цинхуа не знал, но мнения своего менять не собирался. Идиотизм ситуации на самом деле слегка ослабил общий градус лавины чувств, висящих над головой.       Конечно, он отпустил часть ответственности, но вместе с тем пришли обида, разочарование и сожаление. Годы было не вернуть, утраченные возможности — тоже. Как только ушла ответственность, он вышел из состояния онемения, диктующего: Заслужил. Первые мгновения — легко. Дальше легко превратилось в наполненные водой лёгкие, сжатые давлением со всех сторон. Тонул, как и хотел. — Расточительно, — прошептала застенчиво монстро-девочка, заметив, что у него снова глаза на мокром месте. Мужчина тяжело вздохнул и постарался успокоиться и не реагировать слишком резко. — Откуда такая бережливость к воде? Здесь же неподалёку озеро есть, — завел он разговор на первую пришедшую в голову тему.       Девочка с укором нахмурила безбровные дуги над круглыми глазами. — Оно солёное, — Цинхуа даже покраснел щеками из-за её разочарованно-удивленного тона. — Не знал, — пробормотал он тихо.       Желание говорить после этого отбило наглухо. Он не слышал, как девочка исчезла, но спустя время погрузился в беспокойный сон. ***       От дыма першило в горле, слезились глаза. Всё это совсем невозможно литературно описать, он просто давится и кашляет, сплевывая горькую слюну. Он не знает, где он, он не понимает, что происходит, но ясно чувствует ошеломляющее чувство вины и горечи. Осознание приходит чуть позже. Из него рвётся жалкий плач, прерываемый кашлем. Что за бессмысленное и жалкое положение… Зависимое, унизительное и пресмыкательное.       Всего одно движение коротким мечом и многие проблемы были бы разрублены… По корню.       Что мешало? Жалость? Или он цеплялся за подобие праведности о котором писал, но не видел в этой жизни ни разу? Может, думает он сквозь дымку, когда разум пускается по спирали всё более нелепых вариантов. Может он хотел посмотреть? Может быть, часть его, тёмная и извращённая хотела всего, что происходило.       В конце концов, он бы не написал этот текст, если бы это не ему не нравилось? Весь этот текст был его больным отражением.       Борцы с демонами. Трижды ха и плевок сверху.       Запах горелой плоти забивал лёгкие, оставлял во рту привкус жжёного сахара.       Кто-то мог бы сказать, что его текст был о самопожирающей змее. Но правда в том, что этот текст был гниющей рыбой. И как бы организм ни боролся, рыба гнила с головы и борьба была не более, чем бесполезным барахтаньем. Процесс был неизбежен. Цинхуа остро вспомнил один из отзывов. Презрительный и обидный настолько, что даже его верный хейтер тогда за него заступился. …больного сознания. Искренне жалею автора произведения. Он не виноват в том, что нуждается в помощи…       Цинхуа облизнул слегка влажные губы и попытался проморгаться. Вспоминать текст снова не хотелось. Но сознание продолжало их повторять с безошибочной ясностью. К сожалению, это наша реальность. Не стоит наверное удивляться, когда почти все наши известные писатели и другие артисты просто уроды и несчастные люди…       Цинхуа с отвращением передернул плечами и потряс головой в попытке заглушить голос. Даже их попытка убежать в другую реальность…       Это должно было вызвать ярость, разозлить. Но ему будто крылья обламывали, тело тяжелело, плечи горбились. … потому что это плод их искажённого и несчастного разума. Не побег, а замыкание.       Шан Цинхуа неожиданно хихикнул, а потом рассмеялся издевательски и громко. Он мог перестать себя винить за то, что придумал этот текст таким, каким он был. Но что… Что если бы он… — Замыкание, — хмыкнул он несчастно вслух, — мда.       Зрение начало плыть по краям, когда раздался ужасный громыхающий звук, а земля под ногами затряслась. Сон резко прервался и Шан Цинхуа подскочил с кровати в панике. Кружил по комнате, как подбитое животное, шарахаясь от теней, пока не забился в угол.       Тело колотило, по спине бежали мурашки от прохлады и испуга. Он слепо зашарил по одежде, с каждой секундой всё более панично, пытаясь найти запрятанную сигаретку.       Сознание медленно приходило, но приступ паники оставил его обессиленным и пустым. По щекам потекли слезы. Не от испуга или чувства вины, как можно было подумать. Просто попытка избавиться от напряжения. Помогло.       В конце концов, он успокоился достаточно, чтобы откинуть чувства от сна в сторону. На самом деле… Не то, чтобы он застрял в совсем безвыходном положении, если бы захотел что-то изменить. Технически, уничтожение сект не было особым сюжетным моментом, просто отражением прогрессирующего сумасшествия Бинхэ. А дражайший сын уже демонстрировал признаки лёгкого отклонения от канона. Шан Цинхуа был готов ужом извернуться, локоть лизнуть, но сдвинуть рельсы с места. Но ему и не нужно было идти на такие подвиги, его герою понадобился бы всего лишь небольшой толчок. И кто, если не он?       Может быть, он не воплотил этот мир в реальность, но он тот, кто придумал. Как и было сказано, этот мир был ну… Им. Его собственным отражением. Будь то в людях, сюжете или в чем-либо ещё.       Если у кого и было право и, что важнее, возможность, так это у него.       Шан Цинхуа не дурак, никогда не был. Средний ребёнок, вечно потерянный среди прочих. Отхватывающий по поводу и без, что от родителей, что от старших. От него ничего особо не ожидали и вследствие не вкладывали. И посмотрите, разве не он из всех них умудрился поступить в один из лучших университетов столицы? Он, не старший - лицо семьи, не младший - любимчик. Среднего достатка из небольшого городка.       Он не собирался преуменьшать помощь родителей в последствии, да, он поступил сам, но, так или иначе, обучение и проживание требовали денег. Не то, чтобы он сидел у них на шее совсем. Цинхуа повезло, устроился библиотекарем в своём районе и на работе успевал и учебой заниматься, и своё детище строчить. Конечно, понадобилось время, чтобы всё устроить гладко, но он справился.       Адреналин и страсть сделали своё дело и Цинхуа, хоть и пахал, как лошадь, но всё ещё был полон сил и надежд. За неполный месяц он превратил процесс неинтересной рабочей рутины в искусство, умудряясь тратить на саму работу от силы час-полтора.       Честно говоря, первые годы в этой жизни было трудно отделаться от злости и разочарования. До получения выстраданного, горячо желаемого красного диплома оставался всего один гребаный месяц.       Только для того, чтобы умереть самым глупым образом и заново выбиваться в люди. И что бы там на других пиках ни шептались, как крысы, он его получил полностью заслуженно. Своим умом, трудом. Где не хватало таланта, там компенсировал настырностью.       Так что нет, Цинхуа может и придурок, но далеко не дурак. Насколько нужно быть слепым, чтобы не видеть, как Бинхэ тянется к нему. Не совсем дружеская тяга, не совсем детская. Скорее Бинхэ видел в нём самого себя. Как бы то ни было, поджимает губы заклинатель. …А Цинхуа не слепой.