bury me again

       — Гортензии? — заломив брови, с сильным акцентом спросила девушка-продавщица. — Или вы говорить про розы? Или пионы? О нет, подождите! — утонула светлая макушка в режущей глаза пестроте.       Блядь.       Джотаро тяжело вздохнул, подавляя желание выкинуться в чёртово окно. Он уже жалел о том, что решил зайти в этот цветочный магазин. За всё то время, что ему насиловали (и всё ещё насилуют) уши, он успел задаться несколькими вопросами.       Во-первых, какого чёрта в Морио так много цветочных магазинов? Пока Джотаро пытался не врезаться в столбы, которых не было видно из-за метели, он увидел как минимум три магазинчика с одинаковыми названиями — и как минимум эти три магазинчика были одинаково закрыты. Возможно, Джотаро по дороге обронил в канаву часть своего мозга, поэтому не исключено, что он мог попросту ходить кругами из-за слепоты, временно дарованной матушкой-природой.       Во-вторых, какого хрена единственный открытый магазин оказался в другом конце города, где помимо него находилась одна заброшенная больница да поглощающая ботинки грязь вместо ровной земли? Такая погода была редкостью для Японии, но Джотаро — естественно — повезло припереться в Морио как раз в одни из таких аномально-метельных дней.       В-третьих, какого хера в продавщицы ему попалась какая-то француженка, которая разговаривала и на итальянском, и на китайском, но едва понимала английский? Про японский Джотаро и не заикался.       В-четвёртых. Какого хуя он всё ещё стоит здесь?!       Джотаро быстро посмотрел на часы и, обматерив про себя и погоду, и этот магазин, повернулся к перебирающей букеты девушке — Кларе, вроде.       — Вот! — шлёпнуло его по щеке пышным букетом из роз. — Идеальный подарок для девушки!       Это была единственная фраза, которую она могла произнести, перед этим не проводя сложного мыслительного процесса. И которую Джотаро за сегодня услышал раза четыре, не меньше.       — Сочетание, оттенки… она быть в счастье и делать прыжки! — воодушевлённо воскликнула Клара, видимо, этим имея в виду «будет прыгать от счастья». И вновь всучила ему в руки этот долбаный букет. — Берите, никакой жалости!       Вот уж точно, никакой жалости — к его нервной системе в частности.       Джотаро медленно положил цветы на стол — или полку, в этом магазине хрен разберёшься — и, поправив фуражку, вперил взгляд в о чём-то начинающую рассказывать ему Клару.       — Мне. Нужны. Эти. Цветы, — очень медленно и терпеливо проговорил он и указал ей за спину, где красовались хризантемы.

Повезло же родиться с аллергией на всё, что не выглядит, как вишня.

      Он нахмурился сильнее, когда знакомый голос постучался в виски болезненной пульсацией.       — Эти? — крутанувшись, обратила она внимание на скромно прижавшиеся друг к другу цветы. — Но… это не подарок для девушки. Девушка будет несчастлива. Девушка не любить такие цветы.       — Я покупаю эти цветы, — процедил Джотаро, чувствуя, как ещё немного и…       — Но девушке не понравится…

…прорвёт.

      — Да нет у меня девушки! — ударил он по стойке — да так сильно, что один из горшков упал на пол с громким треском. Он наклонился к Кларе, которая от страха проглотила язык. — Мне плевать, что подходит, а что нет, какое значение имеют эти чёртовы цветы, какие сочетания идеальны для подарка и в каком количестве. Мне насрать, понравятся они или нет. А знаешь, почему, Клара?       Она глупо моргнула. Джотаро воспринял это как «нет». Уголок рта скривился.       — Потому что тот, кто их получит, давно мёртв, — и на этот раз горечь сама выплеснулась наружу. — Теперь ты продашь мне эти цветы или повторить ещё раз на французском?       Клара быстро-быстро закивала. Джотаро медленно вздохнул и сделал шаг назад. Ещё раз поправил не нуждающуюся в этом фуражку и, засунув руки в карманы, устремил взгляд в окно, решив не пугать девушку ещё сильнее.       Каждый год его маленькие походы в магазин цветов превращались в какой-то цирк. Джотаро это не столько раздражало, сколько утомляло.       В прошлом году за ним увязался Джоске, и они задержались в магазине на добрых сорок минут, просто потому что продавщица высказала желание поболтать о его долбаной причёске.       Ещё два года назад ему пришлось тащиться на кладбище с Шизукой, потому что её было не с кем оставить. Она сожрала половину хризантем (этот ребёнок был всеяден), испугалась сосульки и исчезла — и Джотаро едва нашёл её у одного из надгробиев, рядом с которыми они сидели до тех пор, пока этому нестабильному существу не захотелось исполнить серенаду безразличному камню.       А теперь… это.       Этот день явно был проклят.       — Ваши… — не договорила Клара: он быстро взял с её рук букет и положил на стойку несколько купюр, явно отдав ей больше, чем нужно.       Он вышел из магазина, и ему в лицо тут же ударил сильный порыв ветра, который почти сбил с головы фуражку. Джотаро натянул её сильнее и, сжав букет, пошёл в сторону кладбища.       Сегодня было десятое января.       Около тринадцати лет назад в Каире они одолели Дио раз и навсегда — и несмотря на это, перед его глазами часто всплывали воспоминания из этого путешествия — и хорошие, и не очень.       Около тринадцати лет назад они наконец смогли вздохнуть спокойно — потому что после победы опасность была устранена как минимум на семьдесят процентов.       Около тринадцати лет назад погиб Абдул. Около тринадцати лет назад погиб… Какёин.       — И какого чёрта ты так далеко, — проворчал Джотаро после того, как споткнулся о попавшую под ноги ветку и чуть не выронил из рук цветы.       Слишком далеко.       Когда он, раненный и обессиленный, стремглав побежал за Какёином навстречу той злосчастной водонапорной башне тринадцать лет назад, то даже не представлял, что там не обнаружит абсолютно никого.       Он судорожно искал его вокруг башни, думая, что тот мог упасть, внутри зданий, в тёмных переулках — везде. И все попытки закончились неудачей. Дед говорил, что Какёина ранили слишком сильно, что он был обречён с самого начала, однако Джотаро этого было недостаточно.       Ему нужно было увидеть его, убедиться, что он действительно там был, действительно сражался — ему нужно было убедить свой мозг в том, что Какёин не мираж, рассеявшийся в момент, когда битва кончилась.       Всё указывало на то, что Нориаки попросту не выжил — несмотря на то, что его тело так и не обнаружили после битвы. И уже как тринадцать лет его гроб оставался пуст — а Джотаро и не думал останавливать поиски. Он был готов обыскать весь Каир, весь Египет — весь долбаный континент, чтобы найти хоть крупицы информации о человеке, который пропал, не оставив ни следа.       Он сумел немного подключить к поискам Фонд, но и им не удалось ничего выведать. Видеокамеры показывали какую-то рябь в момент, когда Какёин врезался в башню после удара Дио — и эта рябь рассеялась тогда, когда Нориаки на месте уже не было. Собаки теряли след на одном и том же месте — за следующим зданием. В канализациях тоже ничего не было.       Произошла какая-то херня, а Какёин оказался в центре этой херни. И Джотаро это жуть как не нравилось.       Первые месяцы он был сам не свой от гнева, скорби, боли. Они ведь даже попрощаться не успели. Ему снились кошмары, снился Какёин, Польнарефф, Абдул — все. Ему снилось, как им всем поочерёдно вырывают сердца, ломают рёбра, ломают судьбы. Он не мог различить сон и явь — граница стиралась, как только он оказывался в лапах ненавистных иллюзий. Он тонул, захлёбываясь в построенных сознанием образах, и никак не мог отыскать средств, способных выкорчевать из него приевшийся страх.       Конечно, как всегда бывает, после стало легче — не настолько, чтобы он мог назвать себя нормальным человеком, но достаточно, чтобы он начал коммуницировать с кем-то помимо своего цветочного горшка.       Пока он добирался до кладбища, цветы успело немного примять. Джотаро изо всех сил пытался спасти бедные растения своим пальто, но это не слишком им помогло — ветер был беспощаден. Он успел обморозить себе все пальцы (перчатки для слабаков), наткнуться на непромёрзшую лужу, из-за которой ему, видимо, придётся выкидывать ботинки, и почти врезаться в фонарный столб, а чёртова метель и не думала прекращаться. Его это настолько разозлило, что он даже на некоторое время позабыл, зачем вообще сунулся на улицу. Зачем вообще приехал сюда.       — Ненавижу тебя, — выплюнул он, как только в поле зрения появился знакомый камень.       Джотаро швырнул букет перед надгробием.       — Подавись своими хризантемами, — он шумно уселся на свободное место, не покрытое грязью. — Надеюсь, тебе станет так же хреново.       Витиеватые буквы осуждающе на него посмотрели.       — Что? — огрызнулся Джотаро, словно разговаривает не с мёртвой надгробной плитой, а с настоящим живым человеком. — Герани вызывали у тебя не слишком бурную реакцию. Может, — он подавился собственным поспешным вздохом, — может, хризантемы смогут тебя… вернуть.       Последнее слово он произнёс сорвавшимся на шёпот голосом. Клокочущее внутри раздражение быстро выветрилось, оставив после себя лишь неприятный осадок.       Он тяжело вздохнул, провёл по лицу ладонью, пытаясь соскрести с кожи въевшуюся намертво усталость.       Рука быстро переместилась вниз — к букету, обёрнутому в изрядно помявшуюся крафтовую бумагу. Он осторожно поправил цветы.       — Значит, ты врал, когда говорил, что аллергия настигнет тебя даже в преисподней? — пробормотал он, опираясь плечом о каменную плиту.       Воздух пропитался концентрированной тишиной. Сгустился до такой степени, что его можно было бы порезать ножом.       Обычно тишина была его верной подругой — оазисом, в котором можно было забыть о беснующейся реальности. В котором его всегда ждал Какёин.       Сейчас же она ощущалась по-иному. Он будто надышался смога и всё никак не мог выскрести его с лёгких. Отвратительное чувство.       — Хоть что-то остаётся неизменным, — ударила по ушам усмешка за спиной. Star Platinum выскочил, прежде чем мозг Джотаро успел что-то осознать, и метнулся вперёд, намереваясь схватить нарушителя их покоя. — Эй-эй, полегче, Джотаро-сан! Это всего лишь я.       Джотаро повернул голову, и брови его недовольно нахмурились.       — Что ты здесь делаешь?       Рохан натянуто улыбнулся. Стенд растворился в воздухе.       — Искал вдохновение, — он приблизился к надгробию и спокойно уселся рядом, перед этим убрав с земли гнилые листья. — Зима — красивое время года.       Джотаро ничего не ответил.       Рохан поправил свои неизменную повязку на голове и, наклонившись вперёд, вгляделся в выбитые на камне буквы.       — Нориаки Какёин, — с нотками грусти протянул он, вернув взгляд Джотаро. — Вы всё ещё…       — Да.       Рохан кивнул. Вытащил из лежащей на коленях папки-сумки лист с незаконченной работой и, положив его поверх него, молча взялся за ручку.       Кладбище вновь окунулось в тишину, перекрываемую лишь скрипом перьевой ручки, положившей начало очередному шедевру.       Удивительно, но за последние годы с Роханом ему лучше всего удалось найти общий язык.       Поначалу он не осмелился бы назвать его даже хорошим знакомым, но вскоре оказалось, что Кишибе бывает… интересным. С ним можно было поговорить о чём-то отвлечённом, попросить совета (в ряде случаев) или просто помолчать. Погрузиться в комфортную тишину и ждать, пока её кто-нибудь не нарушит — за это время (обычно) мысли приходили в порядок.       С самого первого дня знакомства Джотаро отчего-то потянуло к нему. В глубине души он знал, в чём дело — но себе признаваться в этом не хотелось. Это было бы слишком.       Он не любил анализировать, копаться в себе. Джотаро привык действовать — набить кому-то морду ему было легче, чем пытаться говорить о себе. Пытаться говорить о чем-либо ещё, впрочем.       — Джоске решил сдавать на права, — нарушил молчание Рохан. С родившейся у уголков губ ехидной улыбкой. — Этот идиот доведёт инструктора до ручки быстрее, чем я главу манги дорисую.       Джотаро отвлёкся от мрачных мыслей и выгнул бровь, повернув к нему голову.       — Вижу, ты очень в него веришь.       — Не люблю питать иллюзий, — он улыбнулся чуть шире. — Мне нравится их создавать.       — Думаю, от тебя он ожидает услышать не совсем это, — как бы невзначай напомнил Джотаро. На что Рохан лишь слабо махнул рукой.       — То, что я его парень, не должно лишать меня удовольствия поиграть на его нервах, — вернулся он к рисунку.       Для него всё ещё оставалось загадкой то, что эти двое каким-то образом сумели сойтись. И не просто сойтись — эти дьяволы во плоти, чёрт побери, встречались. Если они доставляли кучу проблем поодиночке, то, объединившись, могли бы и Дио до самоубийства довести.       Вместе они представляли гремучую смесь из неконтролируемый злости, выходящей за границы дозволенного токсичности и тонны ничем не прикрытого сарказма, который подпитывал их, как долбаный ядерный генератор. Часто Джотаро казалось, что в их — прости, Господи — отношениях важнее всего было уколоть другого как можно сильнее. Подобное обычно и происходило — по крайней мере, в его присутствии.       Справедливости ради стоит сказать, что Куджо не почувствовал никакой разницы между стадиями «Я ненавижу Хигашикату Джоске» и «Я встречаюсь с Хигашикатой Джоске», как только эта новость обрушилась на его несчастную голову.       Если так подумать — если бы судьба не обложила его жизнь дерьмом — если бы с Какёином сейчас всё было в порядке, остальные тоже не заметили бы разницы. Во время путешествия не замечали.

Думаю, Польнарефф что-то подозревает. Он слишком часто на нас пялится.

Это имеет значение?

      Подувший с севера ветер закрыл ему глаза.       И стремительно окруживший холод сменился душной жарой. Крупицы снега обратились в разъедающие сетчатку песчинки. А солнце стало к Земле чуточку ближе.       — Эй, Джотаро, — проник в уши знакомый голос. Как только он открыл глаза, перед ним возник образ вглядывающегося в самую душу Какёина. — Ты меня слушаешь?       Джотаро потянулся к козырьку фуражки.       — Да, — коротко выдал он. — Продолжай.       Лицо напротив осветила мягкая улыбка.       — Итак, — он поудобнее расположился в их импровизированном убежище, паралельно поправляя брезент под собой. — Я задумался над тем, что пропорции тела в моих работах получаются немного… странными? Я привык рисовать только лица, но недавно захотел попробовать что-то новое.       Он открыл опухший от количества вложенных внутрь листов альбом и, вытащив один из них, протянул Джотаро.       — Вот, посмотри, — он придвинулся к нему чуть ближе. Не упустив возможности соприкоснуться коленями. Какёин ткнул пальцем в бумагу, на которой был изображён Куджо в полный рост, и медленно провёл линию вдоль изгиба нарисованных плеч. — У меня возникло ощущение, что эта часть получилась слишком вытянутой в то время, как ноги недостаточно длинными. Как ты считаешь?       Ярко-красная чёлка выбилась из-за уха: Какёин быстро сдул её с лица. Это не помогло.       Джотаро перевёл на него взгляд. Нориаки — будто почувствовав это — повернул в его сторону голову и замер.       Он медленно поднял руку и, едва коснувшись чужих волос, осторожно убрал прядь в сторону.       — Так лучше, — пробормотал он.       Нориаки моргнул. Руку Джотаро убрал только спустя долгие три секунды.       — Я спрашивал про рисунок, — глухо. С отдавшим в сердце мимолётным прикосновением к той же ладони. С оттаявшей на губах улыбкой. И перетёкшим в игривое настроением. — Но, видимо, сегодня кое у кого особое настроение?       — О заткнись, — тут же смутился он. Нориаки тихо засмеялся.       — Ты первый начал, — несильно пихнул он его. И, опустив голову на плечо Куджо, вновь протянул тому лист.       Отчего-то рисунок на нём поменялся. Сжимающие бумагу пальцы удлинились, побледнели. Испачкавший подушечки грифель исчез. А тяжесть в плече переместилась к солнечному сплетению.       Вырвавшись удивлённым вздохом в тот момент, когда Рохан случайно задел его ногу собственной.       — Как вам, Джотаро-сан? — вернул его в реальность голос Рохана. И маячащий перед лицом рисунок. — Я пытался передать все черты лица с максимальной точностью, но не уверен, что мне удалось это сделать.       И в миг, когда зрение прояснилось, Джотаро различил в изгибах линий знакомые черты лица. Лица человека, чей образ он видел меньше минуты назад.       — Какёин? — прошептал он. Рохан кивнул.       — Я нарисовал его по вашим описаниям и фотографии, которую видел в номере, — он ткнул в изображённый глаз с протягивающимся поперёк шрамом. — Я не до конца понял, как располагаются шрамы, поэтому добавил их, скорее, от себя.       С листа бумаги на него взирал Какёин — тот Какёин, которого он и запомнил с тех времён, когда они сражались бок о бок против приспешников Дио. Для человека, который мимолётно увидел Какёина на фотографии, Рохан изобразил его просто идеально.       Оказывается, когда Джоске нахваливал способности Рохана, он совершенно не преувеличивал.       — Он очень похож, — единственное, что выдавил Джотаро. Рохану было этого достаточно: он довольно улыбнулся и в эту же секунду всунул лист в букет таким образом, чтобы его не сдуло.       — В следующий раз будет ещё лучше, — подмигнул ему Рохан, видимо, предпочитая не замечать, что Джотаро сейчас мыслями немного не здесь.       — Угу.       Молния на папке-сумке бзикнула.       — Погода ухудшается, — поднял Рохан голову на небо. — Стоит вернуться раньше обычного.       Джотаро кивнул, соглашаясь. Кинул последний взгляд на выбивающиеся из картины хризантемы с вложенным внутрь рисунком и, поварившись в собственных мыслях ещё с минуту, поднялся.       Этот день всегда начинался и заканчивался одинаково. Самое ужасное заключалось в том, что, едва оправившись от встречи с пустующей могилой, он оказывался в этом цикле вновь. И с каждым годом, с каждым «известий нет» он постепенно терял надежду. Отчаянное желание отыскать Какёина во что бы то ни стало всё ещё свербило под кожей, но уже не причиняло сильной боли. Словно до этого он ходил по раскалённым гвоздям, а теперь довольствуется гравием.       Разъедающая стопы лава закаляла так же, как следующая за ней тропинка, обложенная острыми камнями.       Дни, проведённые наедине с собственными мыслями, убивали — поэтому он пытался свести их количество к минимуму. К единственному дню — шестнадцатому января.       Этот день стабильно был самым длинным в году — удивительно, что зимой. Удивительно, что ощущал это только Джотаро.       — Джоске должен скоро приехать, — улыбнулся Рохан, ненадолго разгоняя нависшие над ним тучи. Поправил повязку не запятнанной чернилами рукой и поймал его пустой взгляд своим, наполненным едва скрытым беспокойством. — Вы же зайдёте к нам? Подкалывать его вдвоём гораздо веселее.       Рохан всегда это спрашивал, когда они уходили из кладбища. Обычно Джотаро отказывался. Он просто запирался в купленном им же доме, ожидая шестнадцатого числа, в хорошие дни баловался виски, в плохие — медитировал над старой выцветшей фотографией. В конце дня у него не оставалось сил на разговоры, и он превращался в безмозглую амёбу, которая даже с дивана встать не может.       Но…       Отчего-то сейчас — впервые за столько лет — он уже не чувствовал себя таким подавленным. Возможно, он уже начал исцеляться?       Странно.       Размер ран не менялся уже как…

…никогда.

      И последующие дни — как отмеченное на календаре клеймо — будто бы и не должны были стать исключением.       А ведь…

Обещай выжить.

Пф-ф, вот ещё.

      — Джотаро-сан? — ворвался в голову голос Рохана, которому Куджо так и не ответил. И который остановился прямо перед небольшим домом, который Джотаро купил пару лет назад. — Так что вы решили?       Он поднял взгляд. В глазах Рохана — бездонная пропасть, густой лес, в котором легко можно утонуть. Джотаро почти никогда не мог понять, что тут чувствует, и это нередко… напрягало.       Джотаро тяжело вздохнул. Запихнул расползшиеся по стенкам черепа мысли как можно дальше. Голоса в голове стали тише.       — Пойду с тобой, — не услышал он собственный голос. — Так лучше.

***

      — Да кто он вообще такой? — выгнул брови Фуго, как только Миста выкатил ему достигающий длины его болтливого языка список того, что делать перед каким-то высокомерным павлином нельзя. — Вроде как, обговаривалось, что он всего лишь наш временный напарник.       Миста открыл ведущую в отель дверь.       — Эм-м… я бы не назвал его «напарником», — сковано улыбнулся он. — Мы обязаны выполнять любой его приказ, если ты не забыл.       — Мне повторить свой вопрос? — начал заводиться он. — Я просто не понимаю, откуда он взялся. Джорно не доверяет каждому встречному.       Миста как-то загадочно усмехнулся.       — Он долгое время работает на Семью. Я бы не относил его к категории «встречный».       — Эту информацию ты получил от него или от Джорно?       — От него, но…       — Тогда какого хера ты ему вообще доверился? А вдруг он соврал, чтобы через тебя найти Джорно?       — Слушай, он был одним из тех, кто помог Джорно встать во главе Семьи, я работал с ним много раз, — отрезал Миста. — Не стоит его недооценивать. К тому же, Джорно мне давно не отвечает, сам подтвердить не сможет, а действовать нужно быстро.       — Он страшный! — воскликнул один из стендов Мисты. Остальные кивнули в подтверждение. — И умеет сражаться с закрытыми глазами!       — И стенд у него недружелюбный, — буркнул другой.       — И похож на паука! — пискнул следующий.       — Тихо вы, — шикнул Миста. — Уши у него тоже везде, если вы не забыли.       Маленькие человечки синхронно ойкнули и тут же исчезли в карманах своего владельца.       Фуго это не впечатлило. От слова ни хрена.       — Мы бы и вдвоём справились, — буркнул он, раздражаясь от того, что им ничего не было известно. Разве что, кроме имени человека, от которого они должны были избавиться. И который — по словам Мисты — был настолько опасен, что Джорно привлёк к делу никому неизвестного человека, что стоял чуть ли ни на одной ступеньке с боссом.       — Твой стенд, конечно, неслаб, но против Джотаро Куджо почти бесполезен, — фыркнул он. — Как и против стенда нашего временного босса.       — Да ну? — они остановились перед дверью в номер, предположительно принадлежащий этому не-встречному. — Ты так в этом уверен?       Миста пожал плечами. Взялся за ручку.       — После знакомства с ним ты сам всё поймёшь. Если выживешь после проверки.       — Пф.       Дверь открылась с характерным раздражающим скрипом. Фуго смело шагнул внутрь, не слишком задумываясь над словами Мисты.       Внутри было тихо. Неестественно тихо.       Комната была погружена в полумрак. Шторы задёрнуты. Кровать нетронута. Возникало ощущение, что тут никто и не заселялся.       — Это шутка или… — и тут Миста хлопнул по выключателю.       Блядство.       Его глаза чуть не вывалились из глазниц. Челюсть шлёпнулась о пол.       К глотке подкатил отвратительный ком.       — Что за… — едва выдавил он, когда сумел хоть как-то взять себя в руки. Когда вдоль ног пробежала широкая лента, подозрительно отсвечивающая зелёным.       Миста прислонился к стене — к клочку без изумрудно-серой сетки, которой была покрыта каждая поверхность комнаты. Даже мебель не осталась без внимания.       — Посмотри наверх, — любезно посоветовал тот.       Фуго медленно поднял голову.       И обомлел.       Прилипшие к стенам ленты объединялись, образуя ленты шире, а те в свою очередь собирались у потолка, образуя настоящую сеть, которая вправду чем-то напоминала паутину.       Паутину с расположившимся на нитях человеком, к которому они направлялись всё это время.       Он полулежал на лентах, как на колыбели. Глаза были закрыты. Конечности свисали с неустойчивой конструкции так, словно он давно был мёртв.       Капающей на пол крови не хватало для полноты картины.       — Он… — обратился он к непринуждённо стоящему Мисте, но не успел и слова вставить, как руки коснулось нечто холодное.       Это нечто тут же потянуло его в противоположную от двери сторону. Фуго резко повернул голову и обнаружил, что это была лента.       Он мгновенно попытался избавиться от неё, но она сжала запястье сильнее. Настолько, что у него почти треснули кости.       — Миста! — воскликнул он, пытаясь удержать собственное тело на месте. — Что за херня?!       — Ты справишься, — кинул тот напряжённый взгляд наверх. — Удачи, — и, быстро открыв дверь, смылся.       Блядь.       Вторая лента молниеносно прицепились к спине. Ещё одна пристала к голени, тут же пробравшись в пространство под коленом.       Плюнув на всё, Фуго быстро вытащил из потайного кармана нож и полоснул им по обвившей запястье ленте — та тут же отпустила руку, но в следующее мгновение её место заменила ещё одна. И ещё.       Фуго расправился и с ними, но его настигла новая волна. Он вырезал их друг за другом, ленту за лентой, но чувствовал: одного ножа недостаточно. Нож не мог навредить стенду по-настоящему. Он понял, что такими темпами попросту выдохнется без каких-либо положительных результатов.       Он споткнулся об очередную зелёную хрень и громко выругался. Противное щупальце прилипло к задней части шеи.       Раздражение перемешалось с остатками удивления, крупицами страха и килограммом недовольства в ядрёную гремучую смесь, которая вырвалась из горла громогласным:       — Purple Haze!       Устрашающего вида стенд тут же появился перед ним. Низко зарычал и по молчаливому приказу хозяина направил яростный взгляд на свисающие с потолка ленты. Разорванные ленты.       Ленты, на которых должен был висеть этот псих.       Фуго судорожно оглянулся.       Его нигде не было.       — К чёрту, — процедил он, как только одна из конечностей чужого стенда начала обвиваться вокруг шеи. — Если ты — чокнутый выпендрёжник — решил разговаривать по-плохому, то я сдерживаться не собираюсь. Я не верю в твой статус.       Purple Haze — едва почувствовав нарастающую злость Фуго — сжал руки в кулаки и ударил их друг о друга. Да так сильно, что капсулы на костяшках громко лопнули, выпустив вирус, который начал стремительно распространяться по помещению.       С помощью Джорно он сумел выработать иммунитет к собственному вирусу, поэтому мог не бояться подохнуть раньше этого самодовольного ублюдка. Он дотянулся до пистолета и выстрелил в щупальце, когда то почти добралось до лица.       Он, правда, не хотел создавать шум, но у него попросту не оставалось иного выбора. Фуго уже не думал — злость прямо так и кипела в его жилах, не позволяя здравым мыслям пролезть в голову. Им управляла чистая ярость, стремительно родившаяся и заставившая всё внутри клокотать.       Он не думал о проверке. Не думал о предстоящем деле. О том, что — вроде как — находится в одном помещении с доверенным лицом босса, от которого сам же отвернулся бесконечность назад.       В руку впилась лента. Дуло пистолета наполнила зелень. А вокруг курка начали скапливаться тончайшие нити — которые не позволили ему выстрелить снова.       И сколько бы Фуго не сопротивлялся, им всё же удалось схватить его. Они обвились вокруг запястий, ног, торса и даже части головы. Как только он оказался связанным по полной, щупальца собрались в нечто, похожее на человека — стенда, чьи ноги плавно переходили в многочисленные нити, оплетающие всю комнату.       — Марионетки тоже теряют контроль, — прополз в уши едва различимый шёпот. А через пару мгновений перед ним из-за спины стенда появился тот парень, что висел под потолком каких-то несколько минут назад. Только теперь глаза его были открыты. А вокруг запястий обёрнута рябящая зелень.       — Сначала кажется, что ты непобедим, — шаг. — Что твой рукав трещит от козырей, — шаг. — Что вагу держат именно твои руки.       Он взглянул на Фуго так, что тому стало не по себе. Склонил голову, позволив длинной чёлке закрыть один из шрамов на глазах.       — А потом оказывается… — Purple Haze оказался за его спиной. В помещении всё ещё находился вирус, который отчего-то совершенно не сработал на этом психе.       Психе, который в это мгновение вновь призвал собственный стенд и обезвредил Purple Haze за считанные секунды. Прямо как самого Фуго, которого в этот момент уже распирало от едва сдерживаемой ярости.       — …что ты сам — не более чем шарнирная кукла.       По щеке поползло щупальце, заставив Фуго поднять голову.       Взгляд стянутых вертикальными шрамами глаз резанул по сетчатке, настолько он был холоден.       — Итак, — протянул он, склонившись к нему, — начнём сначала?       Фуго надеялся, что это равносильно выражению «проверка пройдена».