I love you, Ukraine

Кантриболс (Страны-шарики) Персонификация (Антропоморфики)
Слэш
Завершён
NC-17
I love you, Ukraine
Ucrainam amo.
автор
Пэйринг и персонажи
Описание
Украину все любят.
Примечания
Части и пэйринги будут добавляться несмотря на статус "завершенный". Главы между собой не связаны. Прошу, всерьёз многие главы не воспринимать. Это фанфик, а значит, пространство для творчества и фантазии. Комментарии в духе "так себя не вел бы" или прочие претензии к характерам персонажей оставьте при себе — это ПВП, и всё подчиняется моему замыслу.
Поделиться
Содержание Вперед

От чего страны влюбляются?

I j'aime you, Ukraine

І я тебе, Канадо

***

      Отчего влюбляются страны? На первый взгляд может показаться, что раз уж страна появилась на свет, её предназначение — лишь заботиться о своём народе, быть его защитницей и жить этой ролью. Казалось бы, она создана для этого, обязана соответствовать своей природе и исполнять эту миссию. Но страны, как и люди, полны противоречий — от самых простых потребностей до глубинных, почти человеческих чувств.       И среди всех эмоций любовь — самая сильная. Но как и почему страны способны испытывать это чувство?       Вот она, страна. Её происхождение — загадка. Большинство стран представляют мужчины, что может показаться парадоксальным, ведь они способны «родить» себе подобного, то есть бессмертного. Однако в них нет привычной человеческой анатомии. Они — иные, метафизические существа, обладающие душой, характером и собственной волей.       Все страны разные — от внешнего облика до внутреннего устройства. Но почему для людей образ их родины столь важен? Возможно, потому, что страны — это не просто территории. Они — хранители памяти, культуры и духа нации, живые хроники истории, направляющие народы в будущее.       История стран полна удивительных историй любви — таких, что на первый взгляд кажутся вымыслом. Древний Израиль, чья любовь к царице Савской стала мифом, полным драм и загадок(ходят слухи, что он все таки использовал девушку против ее воли, и именно она — мать Израиля). Римская империя и её связь с юношами из завоёванных земель. Побеждённая Персидская империя, о которой говорили как об "мужчине" древней Македонии Александра Великого. Гаремы Османской империи, которые будто служили не только императорам, но и самой стране. И, конечно, вечное соперничество Британии и Франции, где сплетались ненависть, восхищение и взаимное притяжение.       Эти истории — лишь малая часть огромного мира, где страны ведут себя как люди, но остаются непостижимо иными. Так для чего они пришли в этот мир? Ради любви или ради своих народов? Возможно, их сущность — в стремлении соединить оба этих пути.       Канада всегда с благоговением и лёгким недоумением смотрел на любовь своих родителей. Их отношения были сложными, драматичными, полными противоречий, но в этом хаосе он видел нечто прекрасное и глубокое. Ещё в юности он мечтал однажды испытать нечто столь же сильное, такую же всепоглощающую любовь. Однако с годами эта мечта казалась всё более далёкой, пока Канада не решил посвятить себя своему народу, убедив себя, что любовь — не для него.       Ведь среди стран подходящих вариантов было немного. Он граничил лишь с братом, Соединёнными Штатами, с которым отношения были дружескими, а порой даже напряжёнными Недалеко была Гренландия, холодный и молчаливый, но их общение не вызывало у него никаких чувств, а сам Гренландия смотрела на него сдержанно и отстранённо.       Тогда Канада решил обратить своё внимание на людей. Он пытался подружиться, а иногда даже заводил робкие отношения с девушками, но всё это оставляло его равнодушным. Франция, не способствовал этим попытка называя своего ребёнка «вечным дитя», которому любовь и вовсе не нужна. Ясно, что француз видел всех своих детей малышами.       Так Канада жил, привыкнув к мысли, что любовь — не его судьба. Он стал тихим, спокойным, уравновешенным, полностью посвящённым своему народу. Но однажды всё изменилось. Словно сама судьба решила пошутить над ним. Может, это был Эрос или Купидон, но кто-то незримый коснулся его сердца. Он не знал, как и почему это произошло, но вдруг понял: есть кто-то, кто кажется ему настолько близким душой, что никакие расстояния больше не имеют значения.       Ирония была в том, что этот кто-то оказался не человеком, а другой страной. Страной, которая была так далеко, но чьё сердце словно отзеркаливало его собственное. Почему именно он? Почему только эта душа могла быть связана с Канадой так крепко, так неразрывно?       Но и этот избранный тоже, казалось, был пленён неволей своего сердца. Никто, кроме Канады, не мог заставить его сердце трепетать. Это было не объяснить, но судьба сама ткала нити их соединения, невидимые, но прочные.       Они встретились после Второй мировой. Просто столкнулись в коридоре, случайно. Взгляд. Мгновение. И всё. Канада оказался в плену стальных тисков синих глаз.       У-кра-и-на. Какое имя. Имя? Или лишь название страны? Для Канады теперь эти семь букв — целый мир. Мир, который вдруг разом наполнил его жизнь звуками и красками, доселе неведомыми.       Но почему? Почему сердце — всего лишь мышечный орган, совершающий простые спазмы — способно перевернуть всё? Почему любовь приходит, разрушая логику и раз за разом опровергая разум? Ни философы, ни гении науки не дали ответа. Что уж говорить о Странах.       Любовь странная, необъяснимая. Или... не такая уж и необъяснимая? Канадцу самому хотелось понять, что же произошло. Почему он влюбился в украинца? На первый взгляд всё очевидно — украинские мигранты, которые нашли свой дом в Канаде. Но... разве причина в этом? Разве можно свести всё к такому простому объяснению?       Канадец был уверен: мигранты тут ни при чём. Характер страны всегда особый, отдельный от её народа. Страны — это что-то большее, чем границы, флаги и люди. Они чувствуют иначе, их эмоции сложны и глубокие, как сама история.       Нет, эта любовь не зависела ни от политики, ни от истории, ни от диаспоры. Они были просто частью фона, не более. Что-то иное, необъяснимое, связало Канады и Украину. Был ли это случай? Или судьба?       Но как? Почему? Канада снова и снова задавал себе эти вопросы. Ведь полно других стран — славянских, красивых, исторически богатых. Чем же Украина отличался? Чем он тронул его душу?       Он не знал. И, наверное, никогда не узнает. Но одно было ясно: его сердце принадлежало ему. Без остатка. Навеки.       А как же этот славянин был красив... Его красота напоминала живое воплощение Эос — богини рассвета, что рождается из мрака ночи, или Афродиту, возникшую из морской пены, окутанную сиянием небес. Но его величие было мягче, нежнее, словно сама природа старательно шлифовала каждую черту его образа.       Украина, хоть и был мужчиной, обладал нежностью, будто застывшей на его лице. Личико — юное, невинное, словно мальчишка, который ещё не знал горечи мира. И всё же за этой кажущейся юностью скрывалась мудрость веков, пронизанная историями, песнями и воспоминаниями. Его возраст давно перевалил за столетие, но время будто забыло про него, оставив эту вечную метку молодости.       Его волнистые волосы, глубокого, небесно-синего оттенка, падали плавными шелковыми волнами, играя переливами света. Они спадали с правого плеча, мягко огибая скулы, как спокойные речные потоки, завораживая своей природной гармонией.       Но глаза… О, эти глаза. Глубокие, синие, как океан, в котором отражается небо. Они были полны жизни, притягивали, манили, заставляя забыть о времени и пространстве. Взгляд их проникал прямо в душу, оставляя в ней ощущение покоя и бесконечной свободы. В них можно было утонуть, и это утопление казалось бы самым прекрасным на свете.       Лицо Украины — словно картина, написанная мастером, где каждая черта была идеально выверена: золотистые губы, аккуратный, чуть вздёрнутый нос, ямочки на щеках, что оживали в улыбке. Его тело было атлетичным, выточенным, как у статуи античного героя. Но внешность была лишь началом.       Главное — это его душа. Его пылкая, живая энергия, его неугасающий оптимизм, его умение говорить так, что каждый звук, каждое слово проникало в самое сердце. Украина был человеком света, человеком слова. Его речь — живая и искристая, как молнии, несущие в себе тепло, не боль. Он умел шутить, вдохновлять, оставляя за собой следы радости и света.       Если кто-то просил, он без колебаний погружался в волны украинской песни. Его голос словно открывал врата в другую реальность, где звучала сама душа народа, воплощённая в мелодиях и словах. Каждая нота, каждая строка, произнесённая на родном языке, оживляла мир вокруг. Украинский язык в его исполнении был как ожившая поэзия, глубокая, живая, искренняя, наполненная неподдельной силой.       Но сам голос… О, этот голос был больше, чем просто звук. Он был легендой, ярче любой красоты, не подвластной описанию. Казалось, он был дарован свыше — неземной, бархатный, магически звенящий. В этом голосе было что-то божественное, словно через него говорила сама земля, напоённая дождём, согретая солнцем и прошедшая через века испытаний.       Каждый звук трогал самые тонкие струны души, пробуждая в сердце забытые эмоции и воспоминания. Этот голос был как арфа, струны которой вибрировали под лёгким касанием вечности. Он окутывал, влек, манил за собой, оставляя слушателя зачарованным. Голос Украины был не просто даром — он был его сердцем, его историей, его бесконечной песней.       Неудивительно, что Канада звал его своей Арфой. «Моя Арфа», — шептал он, вспоминая эту музыку. Голос Украины был его чарующей мелодией, которую он больше не мог не слышать, которая навеки запечатлелась в его душе.       Возможно, Канада преувеличивал. Возможно, его любовь делала Украину ещё прекраснее. Но разве это важно? Ведь, любя, мы всегда видим больше, чем есть на самом деле. И для Канады этот образ был совершенен.       Канада хотел его. Нет, жаждал. Каждая мысль, каждый вздох был пронизан этим желанием, этой любовью. Он знал, что Украина должен быть с ним. Только с ним. И никто другой не мог заполнить эту пустоту в сердце, которую он чувствовал, когда не был рядом с ним.       А Украина?.. О, он тоже любил. Любил по-своему — глубоко, тихо, без лишних слов. Его чувства не были столь яркими, пылающими, как у Канады, но в них была та самая неизменная искренность, что всегда живёт в сердцах тех, кто знает, что любовь — это больше, чем страсть. Но он знал и другое: эта любовь невозможна.       Родство с английской и французской семьями казалось неприступной стеной. Эти семьи вряд ли примут его, странного, непривычного, восточного. Да и о чувствах Канады он ничего не знал. Может, тот просто был вежлив, дружелюбен, как и всегда. Как он мог надеяться, что за этим скрывается что-то большее?       И всё же, сердце Украины билось чаще, когда он видел Канады. Но он понимал, что их разделяет не только семейные узы и традиции. Он был "освобождённым" страной под советской властью. Разве он имел право мечтать о счастье? Разве он мог позволить себе влюбиться в любимого сына Британской Империи и его любимого и драгоценного мужа — Франции?       Украина тогда горько усмехался, глядя на это чувство, которое, казалось, только усложняло его и без того тяжёлую жизнь. «Ну конечно, — думал он. — Только я могу так: влюбиться в того, кого никогда не смогу назвать своим».       После распада Союза их жизни продолжались, но уже в совершенно других мирах. Украина, обретший независимость, погрузился в заботы о своём народе, восстанавливая разрушенное и строя новое. Канада же продолжал жить своей размеренной жизнью, но сердце его по-прежнему тянулось к Украине.       С годами его чувства трансформировались в крепкую дружбу — или, по крайней мере, он убеждал себя в этом. Украина тоже больше не чувствовал той страсти, что вспыхивала в их первых встречах. Его сердце, истощённое заботами о своей стране, не оставляло места для любовных переживаний. И всё же каждый раз, когда они встречались, в их взглядах мелькала искра, словно воспоминание о прошлом, которое никогда полностью не угасло.       Но что это значит? Были ли их чувства настоящими? Или это был всего лишь механизм, чтобы сердца смогли пережить разлуку? Эти вопросы не давали покоя Канаде.       И вот настал момент, когда он понял: Союза больше нет, и преград перед их любовью тоже не должно быть. Но как только Канада решил, что готов сделать первый шаг, Украина оказался поглощён новой битвой. На его землю надвигалась война, и он полностью посвятил себя народу, не оставляя места ни для чего другого.       Канадец был в растерянности. Его сердце, как корабль без капитана, металось в поисках пристани. Внешне он сохранял свой обычный облик — вежливый, спокойный, милый. Но внутри кипели амбиции и твёрдость, которые скрывались за этим фасадом. Канада давно перестал быть наивным мальчишкой. Он был взрослым мужчиной, страной, в которой всё было идеально для своих союзников. Британия гордилась им, Франция видела в нём своего любимого ребёнка. Но был ли он хорошим возлюбленным?       И чтобы найти ответы на свои вопросы, Канада решил обратиться к тем, кто знал его лучше всех — к своим дедушкам, мудрым и чувствительным. Первым, кому он доверился, стал Шотландия, который с самого детства оберегал внука и души в нём не чаял.       Шотландия внимательно выслушал Канады, хотя тот и не назвал имени, кто завладел его сердцем.       Разговор с дедушкой оставил в душе Канады горьковатый привкус. Шотландия рассказал о своём опыте любви к Французскому Королевству, о той страсти, что с годами стала лишь воспоминанием. Он переживал, что Канада может повторить его судьбу, и, возможно, потому настаивал, чтобы тот открыл свои чувства.       — Don't hide this pain inside. It will either eat you up from the inside or fade away with time. But is love created to be hidden? You are proud of your country, your people. So be proud of the one you love, — говорил Шотландия, поглаживая белые кудрявые волосы внука.       Канадец молчал, опустив глаза. Он понимал дедушку, но внутри его бушевал вихрь сомнений.       — But we are too different... We are in different worlds. Sometimes it seems to me that I would give everything to become a simple person, without borders, without wars, — прошептал Канада, едва заметно сжимая кулаки.       Шотландец лишь тяжело вздохнул.       — Oh, I know this, — произнёс он с горькой усмешкой. — But you forget the main thing: even if we were simple people, our love would not be simpler. The heart, grandson, always shoots at the most difficult. This is part of our being. Countries also love, like people. We choose who to be: the emotionless faces of our nations or those who dare to live for themselves.       Эти слова глубоко запали в душу Канады. Он задумался, что любовь стран — это не просто страсть или привязанность, это вызов, который бросает их человеческое сердце.       После этого разговора Канада решил искать ответы у ещё одного родственника — Французского Королевства. Кто, как не он, знал всё о любви? Ведь этот старый романтик, хоть и изменился со временем, когда-то был символом страсти и неуемных чувств.       Французское Королевство встретило Канады с характерной лёгкостью и благородством. Когда Канада рассказал о своих сомнениях, Француз усмехнулся:       — L'amour, mon garçon, est un art, pas une science.Et comme tout artiste, il faut être prêt à prendre des risques, prêt à être vulnérable.Si votre cœur a choisi, alors il y a de la vérité là-dedans.Et quant aux obstacles... N'est-ce pas là toute la beauté de l'amour ?       Канада слушал и впитывал эти слова, постепенно обретая уверенность. Но одно он знал наверняка: его чувства к Украине — это не просто мгновенная вспышка. Это что-то большее, что-то, что заслуживает того, чтобы за него бороться, несмотря ни на что.       Французское Королевство сидел в своём любимом кресле, устало наклонив голову. Ему нравилось философствовать, но этот разговор с Канадой пробудил в нём воспоминания, которые он долго пытался забыть. Слишком болезненными они были.       Канадец смотрел на своего дедушку с неподдельным интересом. Он не мог понять, почему кто-то, способный на такую страсть, не бросился на зов своего сердца, даже если мир был против.       — Grand-père, — начал он тихо, но настойчиво, — pourquoi n'as-tu pas défié tout le monde ?Pourquoi n'as-tu pas couru vers Grand-Père Écosse quoi qu'il arrive ?L’amour ne vaut-il pas tous les sacrifices?       Француз опустил взгляд, пальцы его нервно перебирали подлокотник кресла. Он на мгновение закрыл глаза, словно видя перед собой что-то далёкое и болезненно родное.       Он невнятно лишь прошептал имя Шотландии, почти неслышно, но с таким трепетом, что Канадец почувствовал лёгкий холодок по коже.       Королевство поднял глаза, в которых блеснули искорки старой боли, и посмотрел прямо на внука.       — Alors tu n'existerais pas, — произнёс он, тихо и с грустью.       Канадец замер. Эти слова эхом отозвались в его душе, заставляя задуматься о той сложной связи, которая связывает любовь, долг и выбор.       Француз грустно улыбнулся, словно знал, какие мысли терзают его внука.       — Vous savez, parfois l’amour n’est pas seulement du feu et de la passion.Parfois, c'est un sacrifice.C'est accepter que votre bonheur puisse coûter celui de quelqu'un d'autre.J'ai choisi mon chemin en sachant qu'il apporterait plus de bien.Mais cela ne veut pas dire que mon cœur n’a jamais souffert.       Канада кивнул, не в силах ответить. Он почувствовал, как тяжесть веков и решений, принятых его предками, легла на его плечи. Теперь ему предстояло сделать свой выбор — тот, который определит его путь.       Он всё же решился. Жаркий июльский день был словно раскалённый металл, плавящий даже самые твёрдые страхи. Канада собрал всю смелость, что годами пряталась за сомнениями, и произнёс заветные слова. И о, чудо! Казалось, боги Олимпа спустились на землю, благословляя этот момент.       Они так долго боялись, терзались сомнениями, запутывались в своих чувствах. Но всё оказалось лишь страхами, лишёнными основания. Сердце, столь долго стиснутое в оковах, наконец обрело свободу.       Канада застыл в неверии, когда услышал ответ. Робкий, слегка дрожащий голос Украины, полный смущения, но всё же искренний, донёс до него желанные слова. Славянин поначалу даже не верил сам себе — неужели это не розыгрыш? Неужели реальность так щедра?       И с того дня началась их новая жизнь. "Розовые дни" любви, словно первые лучи утреннего солнца, озарили их сердца. Они были, как два молодые создания из древнего мифа, словно Эрос и Психея, открывшие заново красоту мира через прикосновения друг к другу.       Юные телом и душой, они резвились в своей любви, забыв обо всём. Их объятия были тёплыми, их смех искренним, а их взгляды — наполненными нежностью. Казалось, они пытались восполнить всё, что было украдено временем и расстоянием, с жадностью проживая каждое мгновение.       Они хранили свою тайну. Любовь между ними была словно драгоценность, спрятанная от посторонних глаз. Когда Канада находился среди союзников по НАТО, он невзначай пытался узнать об Украине. Небрежно задавая вопросы, он скрывал свою тревогу за маской дипломатической вежливости. Но сердце предательски сжималось каждый раз, когда кто-то бросал на него подозрительный взгляд.       Канада боялся. Боялся, что если правда выйдет наружу, его счастье разрушится. Одно неосторожное слово, один косой взгляд могли перечеркнуть их хрупкое счастье. Даже его родители, Франция и Британия, наверняка бы не поняли, а уж если бы узнали дедушки... мысль об этом терзала его.       И всё же иногда, в тишине, Канада думал: а стоит ли скрываться? Может, признание и освободило бы их, как это было тогда, в тот жаркий июльский день? Но страх был сильнее. Казалось, судьба их любви зависела от того, останется ли она скрытой от чужих глаз. Ведь сердце Канады, его "живое" сердце, билось только благодаря украинцу.       В моменты сомнений он искал утешение у своей любви. Ложась белокурыми кудрями на мягкие колени Украины, он обнимал его тёплое, родное тело. Их разговоры длились часами, они касались всего — от глубоких размышлений о судьбе народов до простых, тёплых воспоминаний.       Украина слушал его. Крепко обнимал, проводя ладонью по волнистым волосам, как будто успокаивая каждую тревожную мысль. Его руки, сильные и нежные одновременно, словно обещали Канаде, что всё будет хорошо. И в эти мгновения Канада чувствовал себя самым защищённым и любимым существом на земле.       Может, именно поэтому страны влюбляются?       — Арфа... — тихо сорвалось с бледно-белых губ Канады. — Сыграй для меня.       Когда сердце переполнялось отчаянием, украинская песня всегда становилась спасением. Словно это был неотъемлемый закон мироздания, установленный самим Богом для их утешения.       И Украина играл. Его голос, словно голос Вселенной, проникал в каждую трещинку души. В нём звучали века истории, крик народа, гнев, боль, страдание, но и любовь, свет, надежда. Это был голос, который никто не мог понять до конца, но никто не мог не почувствовать.       Украинская песня начиналась мягко, нежно, словно ручей пробивался сквозь камни, наполняя всё вокруг своей свежестью. Но вдруг она могла смениться яростным водопадом, грозным и мстительным, как сама природа, готовая защищать свою землю. Его голос — то нежный и мелодичный, то грубый и пронзительный — вобрал в себя всё: боль и страдания своего народа, радость и свет его мечтаний.       И каждое слово, каждая нота была проникнута чем-то, что нельзя было выразить словами. Это было больше, чем музыка. Это было само сердце Украины, обнажённое и подаренное Канаде. И, слушая этот голос, Канада замирал. Он видел перед собой не просто страну, не просто человека, а живую душу, прекрасную и неразгаданную.

***

      И вот, спустя все эти бурные годы, когда сердце не раз разрывало молнией воспоминаний, их тайные отношения продолжались уже десять лет. И вот, на пороге очередного 14 февраля, дня всех влюбленных, для Украинца февраль был не только месяцем холода, но и неизбежной тенью печали, обвивающей душу. Канадец же, зная это, стремился подарить ему что-то совершенно особенное.       Его выбор пал на консультацию у самого великого знатока романтики — его папы. Однако Канадец не стал прямо спрашивать, что подарить, а с интересом поинтересовался, какой подарок когда-то сделал французу Британия.       — О! — Франция оживился, в его глазах загорелась искра, и он моментально начал искать среди сокровищ. — Ici!Collier luxueux en diamant «Mouawad L'Incomparable».       Канада, смотря на сияющее лицо своего отца и на драгоценный подарок, в душе понял: это не для его Украинца. Он не носил украшений, да и вовсе был чужд подобной роскоши.       — Qu'as-tu donné à ton père? — тихо спросил Канада.       Франция на мгновение задумался, а затем его лицо озарилось нежной улыбкой. Он посмотрел на сына, и, как бы внимая важному моменту, ответил.       — Je lui ai donné... mon cœur.       Канада замер. Его глаза встретились с глазами отца, а тот, улыбаясь, подтянул его к себе, прижимая к своему теплу.       — Et toi et tes frères... — прошептал Франция, и этот шепот был, словно заклинание, согревающее в холодные ночи.       Канада только вздохнул глубоко внутри себя, понимая, что для его Украинца, возможно, именно этого было достаточно — простого и искреннего подарка, не нуждающегося в словах.

***

      На романтичном ужине всё, как всегда, было безупречно. Их отношения, хоть и омрачённые государственными заботами, долгими разлуками и тайной от всего мира, всегда были полны нежности и взаимной заботы. Иногда оба боялись, что со временем чувства угаснут, но любовь их казалась непреклонной, словно закованной в броню из непоколебимых обетов.       Они говорили, словно забыв обо всём. Украинец рассказывал о последних событиях на родине, о мелочах, а Канада, с мягкой улыбкой, слушал каждое слово, легко касаясь руки возлюбленного, будто боясь нарушить этот момент. Их прикосновения, лёгкие, как дуновение ветра, придавали вечеру ещё больше тепла.       Но и Канада, и Украина были слегка нервными. Украинец, хоть и не показывал этого, ощущал какой-то подвох в напряжении своего возлюбленного. А Канада… Он был готов сделать шаг, который пугал его своей смелостью.       Когда момент настал, Канада встал, обойдя стол, и опустился на одно колено перед своей Арфой.       — Ты, возможно, не привык к подобным жестам, но… — начал он, доставая из кармана маленькую деревянную шкатулку. Внутри не было драгоценностей, лишь простое золотое кольцо, гладкое, как река, без камней, но с гравировкой: "Моє серце — твоє."       Украина замер, его синие глаза расширились от удивления, а на щеках заиграл румянец.       — Я хочу, чтобы ты знал: моя душа, моё сердце, всё, чем я являюсь, принадлежит тебе. Будь со мной. Навсегда.       Мир будто замер, оставляя их вдвоём. Украина с трудом сглотнул, чувствуя, как его сердце сжимается, а потом наполняется теплом.       — Канада… — голос его был тих, но дрожал от чувств. — Ти навіть не уявляєш, наскільки я вже твій.       Он протянул руку, позволяя Канаде надеть кольцо, и, прежде чем тот успел подняться, крепко обнял его, притягивая к себе.       Жизнь сложна. А для стран она сложнее вдвойне. Их бремя — не годы, а целая вечность, груз, от которого их не может освободить даже смерть. Они идут по этому пути, принимая на себя боль, радость, войны и миры. Но может ли быть место любви в их непрекращающемся бытии? Может ли два сердца найти своё счастье в этом жестоком мире?       Славянин, немного смущённо улыбаясь, взглянул на своего возлюбленного. Его рука чуть дрогнула, когда он достал маленькую коробочку и протянул её Канадцу.       Тот с любопытством посмотрел на неё, а потом на Славянина, заметив с лёгкой улыбкой:       — Тебе не стоило…       Но слова замерли на его губах, когда он открыл коробочку. В следующий миг Канада застыл, будто душа его вот-вот покинет тело, отправившись к господу и всем его небесным созданиям за объяснением.       Внутри лежал тест. С двумя полосками.       Канадец медленно взял его в руки, будто перед ним была древняя реликвия, воплощение чуда, которому он не мог поверить. Он вертел его, рассматривая каждую деталь, словно пытался убедить себя, что это не шутка, не подделка. Шок в его глазах не был холодным или отталкивающим — это было потрясение радости, нежданной и невероятной.       Он поднял взгляд на улыбающегося Славянина, словно пытаясь найти в его глазах подтверждение. И нашёл.       — Это… возможно? У нас? У таких далёких, таких разных? — выдохнул он, голос дрожал от переполняющих эмоций.       Славянин тепло кивнул:       — У стран, которые носят в себе души, возможно всё. Даже это.       Не сдержавшись, Канада в порыве чувств подхватил своего возлюбленного, поднял его на руки и закружил, прижимая к себе так крепко, будто боялся, что тот исчезнет.       — Тише, тише! — посмеялся Независимый, хотя в его голосе звучало счастье. — Не так резко, а то ты и меня уронишь, и будущее.       Канадец остановился, всё ещё держа его в объятиях, и посмотрел в глаза Славянина. Его взгляд был наполнен такой искренней радостью и любовью, что время вокруг словно остановилось.       — Ты даже не представляешь… как я счастлив, — выдохнул он, и голос его дрогнул. — Арфа… нет, Украина… нет, любимый… нет… муж.       Он нежно притянул Славянина к себе и поцеловал, чувствуя вкус будущего, в котором их любовь смогла преодолеть всё. Вдохнув его родной запах, Канада понял, что теперь у них есть нечто большее, чем просто чувства. У них есть семья.       Но это было ещё не всё. Канадец неожиданно передал украинцу большую коробку, запечатанную с особой тщательностью. Украинец недоумённо посмотрел на неё, а затем, открыв, замер. Перед его глазами предстали вещи, каждая из которых хранила частичку их общей истории.       То были старые письма, аккуратно сложенные в стопку, засохшие венки и цветы, которые когда-то украшали их встречи. Книги, что читались в долгие вечера. Шарф с разрывом на краю – тот самый, что пострадал во время беззаботных качелей, когда они смеялись до слёз. Украинец невольно улыбнулся, вспоминая этот момент. А Канада всё это время хранил шарф как память.       Его пальцы осторожно коснулись картонного стаканчика от кофе, на котором было написано: «Good mornin’, my Arfa. Ya lookin’ great as always today🖤». Украинец даже почувствовал знакомый аромат того утра. Среди вещей были морские ракушки и гладкие камушки, собранные на берегу. Очки из кинотеатра вызвали смущённый смех — те самые, которые он надел в первый раз, когда пошёл на 3D-фильм. Украинец тогда испугался живых картинок и, не осознавая, прижался к Канадцу.       В коробке скрывалось ещё множество подобных сокровищ, каждое из которых пробуждало яркие воспоминания. Украинец, пролистывая прошлое в этих мелочах, не заметил, как по щекам скатились слёзы.       — Ты всё это сохранил… — прошептал он, голос дрогнул.       — Пытался понять, от чего же страны влюбляются, — почти шёпотом произнёс Канада, опуская взгляд на коробку, что он держал с такой трепетной осторожностью.        — И к чему же ты пришёл? — спросил Украина, его голос звучал мягко, а в глазах, как будто вспыхнули отблески старых, почти забытых воспоминаний.        Канада лишь улыбнулся и указал на коробку. В этом жесте было что-то детское, неуловимо трогательное. Но затем он приблизился, словно боялся отпустить самое драгоценное. Его руки, теплые и уверенные, легли на живот Украины. Их разница в росте стала почти символичной — Канада, высокий и сильный, склонялся над любимым, будто оберегая, пряча от всего мира.        На первый взгляд, это могло показаться слишком простым, почти банальным. Что там — безделушки, старые вещи? Разве это может стать ответом на извечный вопрос о природе любви? Но в реальности дело было совсем не в материальном.        Эти вещи — маленькие, скромные, без блеска и пафоса — дышали жизнью. Они были сотканы из их общих мгновений, тех самых, которые связывают души крепче любых географических границ или политических интересов. Для Канады это было сокровище, куда дороже любых карат. Потому что в этих вещах — он сам, Украина и их простая, искренняя история.        Они любили не за что-то, а несмотря ни на что. Их чувства были честными и неподкупными, рождёнными не в головах, а в сердцах. Это была не политическая или культурная привязанность, а любовь двух человеческих душ. Канада тянулся к той самой «человечной» сути Украины, что пробуждала в нём тоску по простоте и теплу, которых так не хватало его собственному сердцу.        И вот, в этом молчании, где говорили лишь их жесты, стала очевидной истина: их любовь не поддаётся логическому завершению. Она вне времени и вне сюжетных рамок. Каждый может видеть в их истории что-то своё: кто-то увидит в этом символ миграции, другие — поиски идентичности, третьи — столкновение культур.        Но одно можно сказать точно: их связь была сильнее всех внешних обстоятельств. И, где-то в скором будущем, как символ их любви, появится малыш — тот, кто объединит их навсегда, станет связующим звеном между двумя такими разными, но так идеально дополняющими друг друга мирами.        Между Украиной и Канадой есть нечто особенное, что трудно выразить словами, нечто большее, чем просто дипломатические отношения или исторические связи. Это чувство выходит за рамки обычного понимания стран и их геополитических интересов. Может быть, они полюбили друг друга потому, что их сердца, в глубине своей сути, оказались удивительно схожи.       Канада, с его бескрайними просторами, холодными ветрами и теплом людских сердец, всегда тянулась к простоте и глубине. Украина, со своими плодородными землями, народной песней и тяжёлым, но гордым наследием, привлекал его так же, как магнит притягивает металл. Они были как две души, разделённые расстоянием, но объединённые одной мелодией — мелодией искренности, открытости и тихой, но несокрушимой силы.       Возможно, их притянуло сходство характера. Канада — тихий, но решительный. Украина — гордый, но нежный. Оба знали цену боли, оба стремились к свободе и оба умели хранить тепло в самых суровых условиях. Но любовь ли это? Или что-то ещё, более глубокое и необъяснимое?       Как понять любовь между Государствами? Зачем они, великие сущности с тысячами и миллионами человеческих голосов, ищут близости? Может быть, чтобы не идти по пути времени в одиночестве. Чтобы, даже сквозь века, чувствовать, что рядом есть кто-то, кто поймёт.       Любовь стран — это не о том, чтобы забыть свои народы или пожертвовать собой ради другого. Это о том, чтобы, оставаясь верными своей сущности, найти место для кого-то ещё, кто стал частью твоей истории. Это о том, чтобы помнить, что даже великие государства, несмотря на свои земли, законы и армии, сохраняют в себе что-то глубоко человеческое — способность любить.       Канада склонился над Украиной, его прикосновения были нежными, но настойчивыми, словно он боялся, что этот момент — слишком хрупкий и может рассыпаться, если он сделает неверный шаг. Его ладонь лежала на животе Украины, которий сейчас пока что бил впалм и даже подкаченнім. Это была их ночь — ночь, полная страсти, осторожности и тишины, где не требовалось слов.       Украина, сдавшись этому порыву, потянулся к Канаде, закрыв глаза, будто желая раствориться в этом мгновении. Никакие войны, никакие раны прошлого не имели значения, когда они были вместе. Они — два уцелевших фрагмента, сложившиеся в единое целое, восполнили пустоты друг друга, как будто их сердца ждали именно этого момента, чтобы обрести покой.       Однако, новая дилемма висела в воздухе, будто неотвратимая тень над их счастьем. Как рассказать об этом родным? Как объяснить нечто столь простое и сложное одновременно? Любовь, которой они горели, была настолько чистой и искренней, что, казалось, никакие преграды не могли её разрушить.       Канада, привыкший к дипломатии и сдержанности, понимал: он рано или поздно должен будет открыть эту главу своей истории. Его родные, пусть и любящие, но всё же с определёнными ожиданиями, могли не понять. Имперские корни и вековые традиции накладывали отпечаток, а подобные союзы не всегда вписывались в привычные рамки.        Украина, же ещё не задумывался об этом всерьёз. Но где-то в глубине души он чувствовал, что этот разговор с семьёй станет испытанием. Его родня, привыкшая к борьбе за свободу, вряд ли обрадуется идее родства с империями.       Однако, разве сейчас это было важно? Разве эти мысли могли затмить их мгновение? Украина, уткнувшись в грудь Канады, пытался поймать дыхание спокойствия. Это потом, позже, они будут искать слова, объяснять, убеждать. Но сейчас, в тишине их взаимной близости, все эти страхи казались далёкими и несущественными.        Сейчас был только он, Канада, и их любовь — одна из немногих, в которой не было расчёта, границ и условностей. Их связь была чем-то редким, чем-то почти невозможным, но всё же настоящим. Они нашли друг друга в этом хаосе миров, чтобы собрать свои разрушенные сердца воедино.
Вперед