I love you, Ukraine

I love you, Ukraine

I j'aime you, Ukraine

***

      В зале заседаний международного саммита, проходившего на живописном побережье Атлантики в Нью-Йорке, царила глубокая тишина. Делегаты и страны постепенно разъезжались, но трое всё ещё оставались на своих местах: США, Канада и Украина. Два североамериканских союзника часто задерживались после официальной части, обсуждая общие дела, но в этот раз с ними остался и украинская страна.. Его затянувшееся присутствие было вынужденным: из-за войны и длительного отсутствия он многое упустил и теперь стремился наверстать потерянное время.       Украинец чувствовал себя сейчас неловко среди них. Он знал, что с этими двоими нельзя расслабляться. Они были сильными, могущественными, а главное — они всегда играли в свои собственные игры.       Канада сидел на кожаном кресле, рассматривая документы. Его взгляд был мягким, но проницательным. Иногда он говорил с Украиной, легко и непринужденно улыбаясь.       США, высокий и уверенный мужчина в идеально сидящем костюме, стоял у трибуны. Его сосредоточенный взгляд источал хищную энергетику, словно он был тигром, играющим со своей добычей. Он бегло просмотрел документы, недовольно пробормотал что-то себе под нос и чуть нахмурился.       Американец, как обычно, выглядел внушительно. Его не боялись из-за угроз или агрессии — он никогда не позволял себе открытого запугивания. Но в моменты, когда он сердился, его грозный вид внушал трепет: рядом с ним человек невольно чувствовал себя крохотным. Тело, символизировавшее мощь сверхдержавы, излучало силу и уверенность, а его репутация как самого сильного на мировой арене оставалась непререкаемой.       Украинец, несмотря на частые разногласия, уважал его. США прошли через тяжёлые испытания, доказав, что умеют сохранять стойкость и достигать своих целей. В этом было что-то достойное восхищения.       Канада, напротив, был воплощением доброты и спокойствия. Его можно было сравнить с тёплой, мягкой булочкой — все его обожали. Он был страной-утешением, страной-другом, которую каждый воспринимал как чудо.       Без конфликтов, всегда готовый поддержать и выслушать, Канада создавал вокруг себя атмосферу уюта и взаимопонимания. Однако за этой ласковой внешностью скрывалась твёрдость: он мог быть резким и даже грубым, если его границы переступали. Это только добавляло ему уважения — он не позволял никому пользоваться своей добротой.       Рост этой страны вызывал у многих смесь восхищения и тревоги, заставляя одних замолчать, а других невольно отступить. Он был выше своего брата, и хотя оба внушали уважение своими размерами, старший всегда выделялся особенной величественностью.       Славянин устало вздохнул, переведя взгляд на бесконечную гору документов. Он понимал, что застрял здесь надолго. Вечер уже опустился на город, сумерки накрыли побережье, и возвращаться домой не имело смысла. Неужели придётся ночевать прямо здесь?       Канадец, заметив усталость друга, тихо подошёл и присел рядом. Его лёгкая улыбка и теплая доброта всегда умели найти путь к сердцу.       — Не хмурься, а то страна расти не будет, — с мягким весельем заметил он, будто стараясь разрядить напряжённость.       Украина невольно улыбнулся в ответ, его усталый взгляд потеплел.       — Спасибо за поддержку, — сказал он с искренней благодарностью, чувствуя, как внутри разливается тепло.       На мгновение ему так захотелось откинуть голову на это сильное и надёжное плечо, забыть обо всём и просто заснуть — в безопасности, рядом с тем, кто искренне понимает и поддерживает.       Канадец мягко улыбнулся, его добрый взгляд излучал тепло и заботу. Он слегка наклонился к Украине, будто проверяя, всё ли с ним в порядке.       — Да ладно тебе, — мягко проговорил он. — Усталость — дело поправимое. Может, сделаем небольшой перерыв?       Украина устало вздохнул и снова посмотрел на гору документов перед собой. С одной стороны, работа требовала завершения, но силы, казалось, были на исходе.       — Перерыв... — он на мгновение задумался. — А что, звучит заманчиво.       США, который всё это время стоял у трибуны, поднял взгляд от бумаг и, сложив руки на груди, посмотрел на них обоих.       — Если и перерыв, то только продуктивный. У вас там явно есть недосказанное. Может, стоит обсудить? — Его голос звучал уверенно и властно, но в нем сквозило что-то непринуждённое, почти дружеское.       Канадец усмехнулся и, немного разрядив обстановку, слегка хлопнул Украину по плечу.       — Давай так: ты перестаёшь хмуриться, а мы все вместе решим, что с этими документами. А потом — посмотрим, может, действительно поедем в особняк на ночь? У нас и без того напряжённый день.       Украина кивнул, чувствуя, как в напряжённой атмосфере появляется что-то лёгкое, почти домашнее. Возможно, ночь в компании этих двух сильных союзников была не такой уж плохой идеей.       — Это в мой-то особняк? — с приподнятой бровью уточнил американец, его голос звучал слегка надменно, но с оттенком любопытства.       — Ну не в мой же, — с ухмылкой парировал его брат, как всегда добродушный и немного шутливый.       — Не беда, если не хотите, — спокойно вставил славянин, хотя и понимал, что нарушил ход их диалога. — Я могу и тут остаться.       Штаты бросил на него быстрый, немного раздражённый взгляд. Он терпеть не мог, когда его перебивали, но быстро вернул себе спокойствие и, словно обдумав что-то, уверенно ответил:       — Нет, хочу.       Эти два слова застряли в голове Украины, отозвавшись неожиданной глубиной. Прозвучали они так твёрдо, так однозначно, что сложно было понять, скрывается ли за ними что-то большее. Он хочет? Хочет, чтобы Украина поехал к нему домой? Или просто имел в виду, что не против?       Славянин краем глаза взглянул на американца, пытаясь уловить смысл, который тот вложил в свои слова. Но взгляд Штатов был направлен вперёд, спокоен и уверен. Такой, что лишние вопросы задавать не хотелось.       Канада неожиданно подошёл ближе, приобнял Украину за плечи и слегка прижался, как будто искал тепла или поддержки.       — Скучал по тебе... — признался он, его голос был мягким, почти шёпотом. Это уже не первый раз, когда он делал подобные откровенные намёки, но Украина всякий раз списывал их на простую доброту.       Канада склонил голову на его плечо, будто впитывая тепло, и тихо вдохнул его запах.       — Ты, наверное, уже нашёл себе девушку... — пробормотал он, звуча почти задумчиво.       Украина тихо рассмеялся, слегка удивлён вопросом:       — Какая девушка? Во время войны об этом даже не думаешь.       Канада, кажется, облегчённо вздохнул, но быстро скрыл это за расслабленной улыбкой.       — А ты никогда не думал, что, может, стоит найти пару?       Украина слегка нахмурился, но в его взгляде читался скорее интерес, чем недоумение.       — Зачем? — с искренним удивлением спросил он.       Канада, собравшись с духом, слегка сильнее обнял его, теперь уже за талию.       — Ну... чтобы кто-то любил тебя. Заботился.       Любой другой на месте Украины уже бы понял подтекст. Но он, по-прежнему ничего не подозревая, лишь почувствовал тепло и уют в этом жесте.       — Знаешь, ты мне как папа или брат, — вдруг признался он, набравшись смелости прижаться в ответ.       Канада замер, ошеломлённый такими словами. Его взгляд, обычно спокойный, наполнился растерянностью.       — Как... брат? — переспросил он, будто не веря услышанному.       — Да, он тоже так меня обнимает, чтобы поддержать, — объяснил Украина, искренне улыбаясь, совсем не замечая смущения собеседника.       — О... понятно... — пробормотал Канада, чуть отстранившись, разочарование мелькнуло в его глазах. — Значит, я только как брат...       Но ответить Украина не успел. В их разговор ворвался властный голос американца, прозвучавший как гром среди тишины:       — Хватит болтать. Работайте.       Двое замерли, мгновенно вспомнив, что работа ещё не закончена.

***

      Внутри машины царила напряжённая тишина. Канада, обычно болтливый и лёгкий на подъём, сидел, отвернувшись, и грустно смотрел в окно. Украина чувствовал, как эта непривычная замкнутость заставляет его нервничать. Даже Америка, уверенно ведя машину, не пытался разрядить атмосферу, сосредоточившись на дороге.       Украина почувствовал себя неуютно. Ему казалось, что он, сам того не заметив, каким-то словом или жестом нарушил хрупкий баланс. Он украдкой бросал взгляды на Канаду, пытаясь понять, что могло пойти не так.       — Эм, Канада, с тобой всё нормально? — нерешительно спросил он, чувствуя себя неловко и желая, чтобы он лучше остался разбирать документы.       Канада не повернулся. Его взгляд оставался прикованным к пробегающим за окном огням, а голос прозвучал сухо, почти безразлично:       — Всё нормально.       Украина тяжело вздохнул, теряя уверенность. Что он сказал не так? Или сделал? Это молчание, непривычное и странное, будто нависло над ним грузом, заставляя сомневаться в каждой своей фразе.       Он отвёл взгляд в сторону, стараясь не смотреть на обоих, но ощущение, что что-то сломалось, не покидало его.

***

      Особняк Штатов был настоящим воплощением величия и современного комфорта. Расположенный на просторной территории, он возвышался, словно памятник власти и богатства.       Снаружи здание было выполнено в классическом стиле с колоннами, широкими мраморными лестницами и идеально ухоженными газонами, которые тянулись к горизонту. Высокие окна отражали свет многочисленных фонарей, придавая особняку величественный и одновременно уютный вид.       Внутри всё сияло роскошью. Мраморные полы переливались в свете изящных хрустальных люстр, которые висели на высоких потолках. Просторные залы соединялись арками, украшенными сложной резьбой. На стенах висели картины известных художников, каждая из которых могла бы стать экспонатом музея.       Гостиные утопали в мягкой мебели, обтянутой дорогими тканями. Библиотека, отделанная тёмным деревом, впечатляла бесчисленными рядами книг, которые казались бесконечными. Здесь же стоял камин, возле которого располагались кресла для уединённого чтения.       Бассейн был особой гордостью особняка. Огромный, с подогревом, он находился в стеклянной пристройке, через стены которой открывался вид на океан. У воды стояли шезлонги, а по краям росли экзотические растения, создавая атмосферу тропического курорта.       Этажей в особняке было три. На первом находились залы для приёмов, огромная кухня, где всегда кипела жизнь, и несколько уютных гостиных. Второй этаж был отведён под спальни — каждая с собственной ванной комнатой и балконом, открывающим захватывающий вид на побережье. Третий этаж скрывал личные апартаменты хозяина дома, а также тренажёрный зал и небольшую террасу, где можно было наслаждаться закатами.       Снаружи, рядом с особняком, располагался теннисный корт, гараж на несколько машин и небольшой парк с фонтаном, откуда вёл путь к частному пляжу. Всё здесь говорило о статусе хозяина: не только о его богатстве, но и о чувстве стиля и любви к комфорту.       Украинец, как всегда, был поражён великолепием особняка. Он осторожно оглядывался по сторонам, стараясь запомнить каждую деталь. Такая роскошь не была ему привычна, и сама мысль о том, что он удостоился увидеть дом Штатов, казалась невероятной.       — Не стой на улице, заходи уже, — строго, но без раздражения, бросил американец, стоя у двери.       США был немного не в духе: он не любил, когда кто-то посторонний видел его личное пространство. Но что поделать? Украина был одним из немногих, кому он мог хоть немного доверять. Он был нормальным, не болтливым и, главное, человечным. Это редкость.       Когда славянин, чуть опустив голову, проскользнул мимо него в дом, мелькнувшая синяя макушка волос неожиданно привлекла внимание Америки. На секунду ему захотелось прикоснуться к этим волосам, провести рукой, будто проверяя, такие ли они мягкие, как выглядят.       Украина, на фоне двух высоких стран, всегда казался младшим, почти подростком. Но Америка прекрасно знал: за этой кажущейся хрупкостью скрывались мускулы и сила, о которых стоило помнить. Правда, чаще всего он видел только эту синюю копну волос, которая вызывала у него что-то вроде умиления.       Америка усмехнулся своим мыслям, наблюдая за тем, как славянин осторожно вошёл в просторный холл. Затем, вернув себе серьёзность, он тихо закрыл дверь за ними, оставляя холодный ночной воздух снаружи.       — А где мне спать?.. — неуверенно спросил украинец, чувствуя себя немного лишним в этой огромной резиденции. Его взгляд заметил, как Канада, нахмурившись, сидел на диване, будто бы весь вечер не находил себе места.       — А душ принять не хочешь? — с приподнятой бровью ответил США, явно недовольный тем, что это пришлось уточнять. — У меня дом чистый, нечего тут грязным спать. Ванную я покажу, и спальню тоже, она на втором этаже.       Украина смущённо кивнул, решив не спорить. Когда Штаты ушёл вперёд, чтобы показать дорогу, славянин нерешительно присел рядом с Канадой, который продолжал избегать его взгляда.       — Канада, я что-то не так сделал? — спросил он, обеспокоенно заглядывая в лицо союзника. — Сказал?       «Сказал!» — хотелось выкрикнуть Канаде. Это единственное слово жгло его изнутри, но он подавил порыв, стиснув зубы.       — Нечего, — сухо бросил он, отворачиваясь ещё больше.       Украина тяжело вздохнул, чувствуя вину, которую он не мог объяснить. Он несмело дотронулся до плеча друга, пытаясь растопить эту стену.       — Прости, если я как-то обидел тебя, — искренне проговорил он, глядя прямо в глаза Канаде.       Его голос звучал настолько искренне, что даже Канаде стало сложнее держать обиду.       Украина поднялся и, бросив ещё один обеспокоенный взгляд, последовал за Штатами, который уже ждал его у лестницы, готовый продолжить экскурсию по дому.       Канада проводил его взглядом, весь вечер разрываясь между раздражением и умилением. Как Украина может быть таким? То ли он и правда не понимает очевидных намёков, то ли играет в равнодушие. Но вряд ли он такой хитрый. Скорее всего, просто милый и немного наивный котёнок. Хотя, скорее тигр. Ведь силой он отличался, но рядом с двумя гигантами всё равно выглядел почти миниатюрным.       Канаде часто хотелось просто поднять его на руки — не для унижения, а потому что этот контраст всегда вызывал у него тёплое чувство.       Канадец вздохнул, стараясь остудить себя. Он немного успокоился и, откинувшись на спинку дивана, твёрдо решил: ничего, ещё не всё потеряно.

***

      Ванная комната оказалась настоящим воплощением роскоши. Просторная, почти как бассейн, с мраморными стенами и полом, блестящими металлическими кранами и зеркалами, уходящими до потолка. Тёплый свет создавал атмосферу уюта, и даже лёгкий аромат эфирных масел в воздухе настраивал на расслабление.       — Будь как дома, только в рамках гостя, — сухо бросил США, прежде чем уйти.       Украина чуть нахмурился, не совсем понимая, что он имел в виду, но решил не задавать вопросов. Баловаться он в любом случае не собирался.       Погрузившись в горячую ванну, славянин почувствовал, как напряжение и усталость, накопившиеся за долгие недели, начали исчезать. Тело расслабилось, и он чуть ли не задремал прямо в воде. Глубокий вдох, пар, окутывающий лицо, — наконец-то он почувствовал себя человеком.       Когда он закончил водные процедуры, США уже оставил для него чистую одежду. Она оказалась велика, но вполне удобна. Её объём лишь подчёркивал его более скромные размеры в сравнении с хозяевами дома.       Выйдя из ванной, Украина ощутил необычайную лёгкость. Всё казалось таким непривычным: ночевать под одной крышей с двумя такими сильными странами, одна из которых — сверхдержава. Особенно странно было с американцем. Возможно, ему просто повезло, что с ним у него не было личных конфликтов.       Пока он приводил себя в порядок, братья тоже успели принять душ. В особняке ванн было несколько, и никто никому не мешал.       В гостиной царила почти домашняя атмосфера. США сидел за большим столом, неспешно попивая свою неизменную чашку зелёного чая. Это был его способ расслабиться после долгих и напряжённых дней. Рядом устроился Канада с собственной кружкой чёрного чая, щедро сдобренного кленовым сиропом.       — Это вообще-то мой сироп, — возмущённо заметил Канада, когда американец потянулся за бутылкой. — Ты и так всё у меня съедаешь, когда приезжаешь.       — Не жадничай, я же твой брат, — спокойно ответил Штаты, добавляя сладость в свой чай.       Украина, присоединившись к ним, впервые увидел братьев такими… домашними. Они были одеты в простые пижамы, которые всё равно подчёркивали их крепкие, словно высеченные из камня, тела. Мышцы на руках и груди, мощные ноги — даже в расслабленной обстановке их физическая сила напоминала о себе.       Для славянина это была новая, почти странная сторона их личности. В этот момент они казались не суровыми державами, а обычными людьми, наслаждающимися редкими минутами покоя.       — Чего встал в дверях, как памятник? — усмехнулся Америка, глядя на украинца с прищуром. — Этот романтик даже тебе чай налил.       Он с лёгкой небрежностью пододвинул к нему чашку и кивнул на место рядом.       Украина замер, почувствовав, как уши начинают гореть. «Романтик?» Это слово прозвучало неожиданно, и он невольно покосился на Канаду.       Тот опустил глаза, потупив взгляд, словно не знал, куда себя деть.       Украина, чуть сжав плечи, осторожно присел между двумя мощными фигурами. Даже несмотря на собственную силу и выносливость, он вдруг ощутил себя куда менее уверенно. Быть рядом с такими государствами всегда немного давило.       Повисла неловкая тишина. Лишь Америка нарушал её, шурша фантиками от конфет. Славянин изумился: кто бы мог подумать, что этот грозный мужчина — сладкоежка?       Не желая казаться невежливым, Украина протянул руку к чашке, аккуратно взяв горячий напиток. От аромата зелёного чая стало чуть легче, но напряжение всё ещё не покидало его.       — Завтра выходной, — вдруг произнёс Америка, разворачивая очередную конфету. — Домой или обратно за документы?       Украина заметил, как, несмотря на его силу и мощь, в этом моменте он выглядел почти… мило. Непривычное сочетание.       — Документы, — негромко ответил он, стараясь, чтобы голос звучал ровно. Всё ещё мысленно отмечал эту неожиданную, спокойную сторону сверхдержавы.       Америка откинулся на спинку и тяжело вздохнул:       — С ума так скоро сойдёшь. Стране нужно восстанавливаться после войны, а ты себя загоняешь.       — Я знаю, но… я слишком многое пропустил, — признался Украина, опуская взгляд в чашку.       — Ничего важного. — Америка отмахнулся, будто то, что казалось важным для украинца, было лишь мелочью. — Ешь лучше.       С этими словами он протянул славянину кусок брауни, мягкий и пахнущий шоколадом.       Украина замер. Этот жест его действительно тронул. Почему Штаты так вежлив с ним? Это было неожиданно, почти странно. Может, он просто всегда такой дома, когда не нужно никого учить жизни? Или… всё-таки что-то особенное в этой ситуации?       Канада, уловив едва ощутимую «химию» между двумя странами, молча вспыхнул ревностью. Его лицо на мгновение помрачнело, и он резко поставил недопитую чашку на стол.       Украина удивлённо посмотрел ему вслед.       — Ты куда? — голос Америки прозвучал скорее удивлённо, чем с тревогой.       — Спать захотелось, — сухо бросил Канада, даже не оглянувшись, прежде чем исчезнуть за дверью.       В кухне повисла тишина. Они остались вдвоём.       Украина нервно опустил взгляд, пряча смущение за чашкой чая. В его голове путались мысли: что это сейчас было? Почему Канада так резко ушёл?       Тем временем Америка выглядел абсолютно спокойным. Он листал что-то в телефоне, казалось, полностью поглощённый экраном, и деловито потягивал чай.       Украине было не по себе. Он чувствовал, как напряжение постепенно заполняет пространство между ними. Стараясь успокоиться, он осторожно поставил чашку на стол, пытаясь найти тему для разговора, чтобы разбавить неловкость.       Но Америка словно ничего не замечал, продолжая сидеть с видом, будто ничего необычного не произошло.       Украина чуть подался вперёд, решив всё-таки нарушить молчание.       — Он… обиделся? — негромко спросил славянин, неуверенно взглянув на США.       Америка, не отрываясь от телефона, чуть поднял брови.       — Кто? Канада? — спросил он с лёгким удивлением, будто это было чем-то совершенно невозможным.       — Ну да… Он так странно ушёл.       Штаты наконец отвёл взгляд от экрана и хмыкнул.       — Да нет, просто устал. Он такой. Иногда драматизирует из-за мелочей, но не переживай, до утра уже забудет, что вообще что-то не так.       Украина кивнул, но сомнение не покидало его. Что-то в уходе Канады было слишком резким, слишком… болезненным? Он вздохнул и поднёс чашку ко рту, чувствуя, как горячий чай обжигает язык.       — А ты? — вдруг спросил Америка, опершись локтем на стол. Его серо-голубые глаза изучали славянина.       — Что я? — тот поднял взгляд, растерявшись.       — Ты тоже не выглядишь особенно бодрым. Думаешь, я не заметил? Всё время будто в напряжении. Война — это, конечно, тяжело, но ты же уже здесь. Ты среди союзников.       Украина отвёл глаза, неловко потирая руки.       — Наверное, я просто ещё не привык… к тишине. Когда она наступает, мне кажется, что что-то не так.       Америка внимательно смотрел на него, словно что-то обдумывал. Потом откинулся на спинку стула, сложив руки на груди.       — Ты должен дать себе время, — серьёзно сказал он. — Никто не ждёт, что ты восстановишь всё за один день. Тем более, что здесь, — он ткнул пальцем в его лоб, — у тебя всё ещё война.       Украина растерянно посмотрел на него. Эти слова… он не ожидал такой искренности от Америки, который обычно был холодным и деловым.       — Спасибо… — тихо ответил он.       Штаты чуть улыбнулся уголками губ и вдруг потянулся к тарелке с брауни, разломав один из кусочков пополам. Он протянул его Украине.       — Ешь. Всё равно ничего не добьёшься, если будешь себя изводить.       Славянин смущённо взял кусок и машинально откусил. Мягкий, тёплый шоколад растаял во рту, и он вдруг почувствовал, как тепло разливается по всему телу.       — Ты… всегда так заботишься о своих гостях? — шутливо спросил он, чтобы разрядить обстановку.       — Только о тех, кто этого заслуживает, — ответил Америка со своей фирменной уверенностью.       Украина, сам того не замечая, улыбнулся. Впервые за долгие месяцы он почувствовал себя немного легче.       Только мысли о Канаде вновь и вновь возвращались. Его резкий уход, потупленный взгляд, непривычная сдержанность — всё это не давало покоя.

***

      Штаты выделил Украине роскошную комнату. Впрочем, других в его резиденции и не могло быть.       Обширные окна с панорамным видом на ночной город, большая двуспальная кровать с роскошным балдахином, тёплое освещение, льющееся с изысканной люстры. В углу стоял небольшой письменный стол, а рядом кресло, такое удобное, что, казалось, в нём можно утонуть.       — Располагайся, — коротко бросил Америка, стоя в дверях.       — Спасибо, — тихо ответил славянин, но тот уже исчез за дверью, оставив его одного.       Украина вздохнул, окинув взглядом роскошные интерьеры, но усталость взяла верх. Он, не раздумывая, упал на мягкую кровать, которая будто обняла его своим уютом.       — Вот это денёк… — прошептал он, закрыв глаза.       Мышцы расслабились, и тишина комнаты накрыла его, словно тёплое одеяло. Не успел он додумать последние мысли о событиях дня, как сон мягко подкрался и увлёк его в свои объятия.

***

      Посреди ночи Украина ощутил лёгкий жар, который пробрался в его сон. Горло пересохло, и хотелось воды, но окончательно разбудило его не это. Кто-то ласково проводил пальцами по его лицу, мягкие, едва ощутимые касания скользили к ключицам и вниз, подкрадываясь под свободную ткань футболки, чтобы погладить кожу на груди и талии.       Тёплое дыхание коснулось уха, обжигая мочку, и на кожу легли лёгкие поцелуи, пробегая от уха к пылающим щекам.       Украина резко распахнул глаза, растерянно оглядываясь в полумраке. Комната утопала в мягком свете, который проникал через большие окна с огней ночного города. Всё выглядело мирно, но происходящее было слишком странным.       Он попытался подняться, но сильные руки уверенно надавили на его плечи, заставляя снова лечь. Оказавшись в крепких объятиях, он почувствовал тепло чужого тела и внезапно узнал знакомый запах.       — Чёрт, кто... - пронеслось в его голове, но всё стало ясно, когда взгляд скользнул к белым кудрям и знакомому силуэту.       — К-канада?.. - ошеломлённо выдохнул он, встретившись глазами с северной страной.       Канада приложил палец к его губам, заставляя замолчать.       — Тише, не говори, просто послушай, — прошептал он, прижимаясь ещё крепче. Его дыхание обжигало, а руки скользили по спине Украины, нежно и властно одновременно.       Украина почувствовал, как ноги Канады сплелись с его, а тонкая ткань белья северного соседа едва отделяла их тела друг от друга. Всё это казалось слишком невероятным.       — Мне... это снится? — с трудом вымолвил славянин, чувствуя, как жар заливает его лицо.       Канада усмехнулся, но в его голосе была горечь. Он приподнялся, опираясь на руки, и их взгляды встретились в мягком полумраке комнаты. В его сиреневых глазах, освещённых тусклым светом улиц, было столько тоски и страсти, что Украина не знал, куда себя деть.       — Ты никогда не замечал меня, — произнёс Канада тихо, но сдержанно. Его голос дрожал, но руки оставались твёрдыми. — Я пытался… показать тебе, что ты мне не безразличен. Но ты всё время уходил. Всё время смотришь мимо. Я для тебя лишь... друг, брат..       Украина напрягся, не зная, как реагировать. Слова Канады звучали искренне, но то, что происходило, всё ещё казалось ему невероятным.       — Но я… — начал он, но Канада мягко прервал его, положив палец на его губы.       — Просто дай мне сказать, — прошептал он. — Ты думаешь, я такой весь милый, спокойный… но ты даже не представляешь, как я злюсь на себя за то, что молчал так долго. За то, что позволил тебе думать, будто я только друг.       Его пальцы чуть сильнее сжали плечи Украины, а дыхание стало ещё горячее.       — Я не могу больше молчать. Ты нужен мне. Я люблю тебя, Украина.       Украина замер. Эти слова пронзили его, словно молния. Он чувствовал, как его сердце начинает биться быстрее, как жар охватывает всё тело.       — Канада… ты… — голос сорвался, и он не смог договорить.       Канада приблизился ещё ближе, их лица оказались почти вплотную. Его губы коснулись виска Украины, и тот невольно вздрогнул.       — Просто скажи, если я ошибаюсь, — прошептал Канада. — Если ты этого не хочешь, я уйду.       Украина закрыл глаза, пытаясь разобраться в своих чувствах. Всё происходило слишком быстро, но в словах Канады была такая искренность, такая неподдельная боль, что он не мог отвернуться.       Украина опустил длинные ресницы, скрывая глаза, которые блестели от смущения и смешанных чувств. Щёки пылали ярким румянцем, а пухлые губы едва заметно дрожали. Руки канадца обхватили талию, прижимая, от чего жар только нарастал. Но он чувствовал — это было не просто смущение.       Тепло, которое исходило от Канады, его прикосновения, их переплетённые ноги... Всё это пробуждало что-то внутри, что-то, что Украина долго старался подавить. Было ли это страхом? Или, напротив, желанием? Он сам не мог понять.       Ему всё ещё казалось, что это сон. Не страшный, а скорее странный и... удивительно приятный. Украинец едва заметно прикусил губу, ощущая, как напряжение растёт. Смешанные мысли роились в голове.       Канада... Разве он не привлекателен? Украина однажды уже ловил себя на том, что думал о нём не просто как о друге. Но ведь его доброта и мягкость всегда создавали иллюзию, будто он просто брат, товарищ, поддержка. Или это была лишь ширма?       Украина сделал глубокий вдох, а затем вдруг подался вперёд, решительно, даже неожиданно для самого себя. Он обхватил Канады за шею, притянул его ближе, и их губы встретились в жарком, настойчивом поцелуе.       Поцелуй был стремительным, как вспышка молнии, и в то же время удивительно нежным. Их дыхания смешались, а губы двигались так, словно оба боялись потерять этот момент.       Украина не понимал, что именно его так захлестнуло — то ли ночная атмосфера, то ли тело Канады, то ли всё вместе. Но он больше не хотел сопротивляться своим желаниям.       Мысли о чае и том, что Канада мог его подстроить, всплывут позже. Но в данный момент это не имело значения.       Неожиданно в дверном проёме появился Америка. Сонный, с чуть растрёпанными волосами, он направлялся на кухню, но его шаг замедлился, когда взгляд зацепился за приоткрытую дверь. Любопытство взяло верх, и он заглянул внутрь.       Картина, предстающая перед ним, заставила его остановиться. Два переплетённых тела, мягкий свет ночного города, струящийся через окна, нежные прикосновения и приглушённые вздохи. Это зрелище поразило его и… разожгло едва тлеющее внутри пламя.       Америка знал, что его младший брат давно питал чувства к славянину, но чтобы это проявилось так откровенно...       Его взгляд блеснул в полумраке комнаты, и остатки сна моментально улетучились. Вместо этого внутри заиграла смесь любопытства, ревности и чего-то ещё, более примитивного.       Не сказав ни слова, он сделал шаг вперёд, сдержанно, но уверенно приближаясь к паре.       Америка остановился у края кровати, наблюдая за сценой, словно хищник, изучающий свою добычу. Серые глаза блеснули в полумраке комнаты, а на губах заиграла кривая усмешка. Сон, как рукой сняло, и теперь он стоял, будто наслаждаясь видом.       Украина, который лежал, едва осознавал происходящее. Его голова была тяжёлой, а жар разливался по всему телу. Он пытался понять, что происходит, но ощущения и близость Канады мешали сосредоточиться.       — Так ты говоришь, был уставшим? — прозвучал хриплый голос Америки, прерывая напряжённое молчание.       Канада, обнимающий Украину, медленно поднял взгляд на брата.       — Нет, я был разозлён, — коротко ответил он, сильнее прижимая к себе пылающее тело славянина.       Америка склонил голову, его взгляд был полон хитрости и какой-то неприкрытой жадности.       — Да уж, это мы заметили. И всё из-за него? — он кивнул на Украину, его тон был провокационным.       Канада не ответил словами, лишь слегка кивнул. Его руки снова скользнули по спине славянина, успокаивающими движениями проводя пальцами.       Америка усмехнулся и сделал шаг ближе, его высокая фигура казалась ещё внушительнее в полутени.       — Ты ведь знаешь, что братья всегда делят всё вместе, не так ли? — произнёс он, голос был низким, почти бархатным, но от этого стало только тревожнее.       Он взобрался на кровать, заняв место с другой стороны Украины, и коснулся его плеча. Славянин дёрнулся, но из-за жара и растерянности не смог даже подняться. Он попытался посмотреть на Америку, но взгляд был затуманен, а голова кружилась.       — Ч-что... что вы... — пробормотал он, не в силах закончить мысль.       Америка обвёл взглядом Украину, задержавшись на его немного дрожащем теле.       — Просто расслабься, — выдохнул он, притягиваясь ближе. Теперь Украина оказался зажатым между двумя мощными телами, их тепло обволакивало его, делая мысли ещё более запутанными.       Славянин снова попытался сесть, но голова кружилась и руки Канады мягко, но настойчиво вернули его обратно.       — Чай с твоими особенными ягодами, кажется, был не таким уж простым, верно? — протянул Америка, приподняв бровь и бросив укоризненный взгляд на брата.       — Всего лишь маленький толчок к правильному выбору, — невинно отозвался Канада, не отпуская Украины из своих объятий.       — Даже не сомневался, — усмехнулся Штаты. Его голос звучал легко, но взгляд, устремлённый на брата, был обжигающе проницательным.       Америка  бесцеремонно вытянул Украину из рук Канадца, развернув к себе так, что славянин оказался прижатым к его твёрдой груди. Украина ахнул от неожиданности, его взгляд метнулся то к одному брату, то к другому.       — Ты этого хочешь? — заговорил Штаты низким, хрипловатым голосом, который пробирал до мурашек. — Хочешь, чтобы этой ночью мы были твоими мужчинами?       Он говорил спокойно, будто обсуждал очередной международный договор. Однако в его тоне была неподдельная уверенность и власть, от которых у Украины перехватило дыхание.       Славянин облизнул пересохшие губы. Ему казалось, что его сердце вот-вот выпрыгнет из груди. Он поднял взгляд, который встретил пристальные, глубокие глаза Америки, затем скользнул к Канаде, который сдержанно, но внимательно ждал ответа.       — Хочу, — наконец выдохнул он, едва слышно, но слова его прозвучали так, будто этот ответ был единственно возможным.       Америка лишь коротко усмехнулся, глядя на Украину, который сгорал от смущения и желания одновременно. Его прямолинейный вопрос был не просто провокацией — он хотел убедиться, что каждый шаг осознан.       — Ты уверен? — пробормотал он, опуская взгляд на пухлые, припухшие от смущения губы славянина.       Украина поднял на него свои глаза, наполненные решимостью, смешанной с лёгкой неуверенностью. Он уже не мог отступить, не хотел отступать.       — Уверен, — едва слышно прошептал он.       Америка кивнул, улыбаясь той своей фирменной, дерзкой улыбкой, и наклонился к славянину, легко касаясь губ. Это был властный, уверенный поцелуй, словно он пытался показать, кто здесь главный. Его руки крепко обвили стройную талию Украины, притягивая того ближе, так что между ними не осталось и сантиметра.       Канада наблюдал за происходящим, его глаза вспыхивали то ревностью, то страстью. Однако, не выдержав, он приблизился с другой стороны и осторожно провёл пальцами по спине славянина, заставляя того вздрогнуть от неожиданного прикосновения.       — Мы сделаем всё так, как ты хочешь, — шепнул северянин, его голос был тёплым и обволакивающим.       Украина с трудом перевёл дыхание, растерянно оглядывая обоих. Он чувствовал себя как в центре урагана, где два сильных, могущественных мужчины боролись за его внимание.       Америка, не отпуская его из объятий, бросил взгляд на брата, уголки его губ приподнялись в полуулыбке:       — Только не перегни палку, Кан.       Канада хмыкнул, его руки теперь скользнули выше, едва касаясь плеч Украины.       — Я знаю, что делаю.       Славянин, оказавшийся между ними, чувствовал, как сердце вырывается из груди. Он облизнул пересохшие губы и, посмотрев то на одного, то на другого, тихо прошептал:       — Обоих вас хочу...       Эти слова стали разрешением. Америка, довольный ответом, наклонился ниже и снова поцеловал его, на этот раз глубже, заставляя Украину раствориться в чувстве. Канада не отставал — его мягкие поцелуи касались виска, щёк, шеи, дополняя эту необычную гармонию.       Славянин ощутил, как два мира сливаются в один, погружая его в вихрь ощущений, от которых невозможно было убежать.       Америка, одним резким движением сильных рук, с прожилками, не стал церемониться — футболка украинца со звучным треском была сорвана.       — Ты зачем порвал? — спросил Канада, пока славянин удивленный, прикрыл обнажённый торс ладонями.       — Да она мне всё равно не нравилась, — отмахнулся Штаты, будто это был пустяк.       Украина смущённо взглянул на Канаду, но тот лишь тихо усмехнулся.       — И зачем ты вообще её дал? — уточнил Канада с наигранной недовольностью.       — У меня ничего меньшего не было. И вообще... Ты зачем тут допрос устроил? — Америка прищурился, его бровь издевательски изогнулась. — Я хочу секса, ясно?       — Ну надо же, как неожиданно, — насмешливо заметил Канада. — Ты же всегда делал вид, будто не знаешь, что это за эмоция — возбуждение.       — А ты не забывай, это мой дом, — Америка широко улыбнулся, но в его тоне чувствовалась скрытая угроза. — И на моей кровати не занимаются грязными делишками без моего разрешения.       — И любой, на моём месте, давно бы возбудился, видя такую картину. — Он обвёл взглядом обоих, словно претендовал на своё право. — Хочу — значит, моё.       Канада недовольно сузил глаза, ещё крепче прижимая к себе растерянного славянина. Украинец, ошеломлённый этой словесной дуэлью, не знал, куда смотреть, чувствуя, как горячие взгляды обоих братьев словно прожигают его.       — Ты догадался хотя бы позаботиться о защите? — небрежно бросил американец, вновь скользнув взглядом по обнаженной груди, словно завороженный. В его глазах читалось любопытство, наполовину прикрытое привычной для его страны уверенностью. Америка любила красоту идеальные тела, как античные статуи, манили её особенным магнетизмом.       — Нет... — выдохнул младший, будто оправдываясь перед старшим.       Америка фыркнул, закатив глаза, в которых блеснуло не то раздражение, не то насмешка.       — Конечно, нет. А что я ожидал? Ты же у нас такой... беспечный. И что теперь? Придётся возиться. — он чуть наклонился ближе, голос его зазвучал мягче, почти интимно. —Украина, скажи мне... У тебя кто-то был?       Украинец замер, как будто под взглядом этой властной и бесцеремонной страны было невозможно укрыть ни одну истину.       — Не было... — признался он, почти шёпотом, отводя взгляд.       Америка улыбнулся самодовольно, но не зло.       — Значит, будем первыми, — сказал он с оттенком торжества. Его слова прозвучали так, будто в этом он видел нечто символическое. — Это даже интересно. С девственниками нельзя торопиться.       Америка неторопливо провел ладонью по гладкой, обнаженной груди, задерживаясь на напряженных сосках, которые смело отзывались на его прикосновения. Его пальцы, уверенные и требовательные, мягко зажали их, начинав осторожный, но настойчивый массаж. Тихие, прерывистые стоны сорвались с губ славянина, словно невидимые ноты в ночной тишине. Его тело, казалось, говорило за него, сжимаясь и трепеща под этими внимательными руками.       Украина невольно сжал свои крепкие, хоть и изящные ноги, будто бы пытаясь спрятаться от нахлынувших ощущений, но это лишь раззадорило его партнера. Просторные пижамные штаны, которые слегка свисали на бедрах, только мешали делу — Америка хмуро покосился на этот лишний слой ткани. Его возбуждение, пробужденное редким огнем, становилось почти ощутимой силой в воздухе.       Соски славянина, чувственные и сладко припухшие, манили, и США поддался этому зову. Наклонившись, он коснулся их губами, проводя языком, медленно и дразняще, то и дело прикусывая нежную кожу. Иногда он делал это с заметной силой, вызывая у Украины то тихие, то почти крикливые вздохи.       Тем временем Канада, не желая оставаться в тени происходящего, приблизился к приоткрытым губам славянина. Его дыхание смешалось с неровными вдохами украинца, и их губы встретились в глубоком, чувственном поцелуе, полном томления и ненасытного желания.       Пока губы Канады дразнили украинца, США не сбавлял темпа, продолжая ласкать чувствительные соски и изучая тело славянина как ценитель, наслаждающийся произведением искусства. Пальцы американца скользнули ниже, очерчивая изгибы ребер и плоского живота, пробуждая дрожь в каждом прикосновении.       Канада, углубляя поцелуй, легко придержал лицо Украины, позволяя тому почувствовать, что он окружен заботой, но вместе с тем удерживаем в плену их общей страсти. Губы северной страны были мягкими, но настойчивыми, его поцелуи были одновременно сладкими и требовательными, словно он хотел показать славянину всю глубину своих чувств.       Америка тем временем не мог сдержать легкой улыбки, наблюдая за их поцелуем, но его руки оставались в деле. Он на мгновение отстранился, чтобы стянуть с Украины мешающие штаны. Одним ловким движением он избавил славянина от лишней ткани, обнажая перед ними все его совершенство. США откинул одежду в сторону, чувствуя, как желание нарастает с каждой секундой.       Украина, несмотря на смущение, позволил им действовать, чувствуя, как его тело сдается этим непривычным, но удивительно приятным ощущениям. Он не знал, что больше пьянило его — властные, уверенные движения Америки или нежная, теплая близость Канады. Все это смешивалось в единый вихрь эмоций, от которого голова шла кругом.       Славянин покраснел, ощущая смущение и уязвимость, когда осознал, что остался совершенно нагим. Взгляд американца был направлен прямо... туда. Прямой, проницательный, почти изучающий. Его внимание не отвлекало даже тихое причмокивание канадца с Украинцем.       Не обращая ни на что вокруг, американец резко схватил славянина за бедра, сжимая их с такой силой, что на коже мгновенно проступили следы. Его взгляд задержался на гладкой, выбритой коже промежности, словно он оценивает нечто драгоценное, рассматривая каждый мельчайший нюанс.       Твердые пальцы американца легли на возбужденный орган, и от неожиданного прикосновения Независимый вздрогнул. Легкое движение вызвало стон, который он приглушил, прижимаясь губами.       Густое, тягучее тепло охватило американца. Становилось жарче. Он одним движением сорвал с себя футболку, и его тело предстало во всей своей мощи: идеальные, рельефные мышцы, словно выточенные руками скульптора. Его фигура напоминала украинцу статуи бодибилдеров — невероятно мощная, но но живая, подвижная. Это было неудивительно для представителя страны, гордящейся самой сильной армией в мире.       Славянин замер, восхищённый, почти потерянный в вихре чувств перед этой картиной: обнажённое тело, склонившееся над ним, олицетворяло соблазн. Когда губы канадца оторвались от его кожи, Независимый ощутил непреодолимое желание прикоснуться к  этим кубикам.       — Хочешь потрогать? — с игривой улыбкой спросил США, беря его руку в свою. — Дерзай.       Пальцы сначала легли на упругий пресс, изучая силуэт, но американец направлял их всё ниже, пока они не оказались там, где дыхание застыло.       Резкий жар охватил Независимого, когда в его ладони оказалась пульсирующая плоть. Он вспыхнул, будто поглощённый пламенем, и глухо выдохнул.       Канадец, молча поджав губы, повернул его лицо к себе, вновь запечатлевая поцелуй. Одна его рука крепко удерживала за спину, другая скользила по груди, вызывая дрожь.       Америка, не теряя времени, уверенно перехватил инициативу. Его пальцы обхватили щиколотки, приподнимая их.       — Я буду первым, — заявил он с непоколебимой решимостью, глядя на притягательное тело, источающее желание.       — Почему это? — возмутился Канадец, отрываясь от губ Славянина с тихим чмоком.       — Потому что это принадлежит мне, — ответил он, не оставляя места для возражений.       Канадец не спешил отпускать свою добычу. Его руки уверенно лежали на талии славянина, прижимая его ближе.       — "Моё, моё," — передразнил он, холодно глядя на брата. — Ты всегда так думаешь, Америка. Но в этот раз ты ошибся.       США чуть наклонил голову, его улыбка стала ещё шире.       — Ошибся? — в его голосе звучало сомнение, вперемешку с насмешкой. — Уверен?       Украина нервно сглотнул, ощущая, как напряжение между двумя гигантами росло. Их взгляды, полные скрытой угрозы, словно бились на невидимом поле боя, а он оказался прямо в центре этого противостояния.       — А может, всё же дадим ему выбор? — внезапно предложил Америка, ловко избегая прямого конфликта. Его взгляд скользнул вниз, на покрасневшего от смущения украинца. — Так как, милый славянин? С кем ты останешься? Или… — он наклонился ближе, обдавая жарким дыханием ухо Независимого, — может, ты хочешь нас сразу обоих?       — Что? — ошеломлённо прошептал Украина, чувствуя, как его щеки пылают, а сердце пропускает удары.       Канадец чуть приподнял голову, чтобы лучше рассмотреть выражение лица Независимого.       — Слишком много давления на него, брат, — тихо, но холодно заметил он. — Ты не думаешь, что пугаешь его?       — Пугаю? — Америка откинулся назад и усмехнулся. — Да он просто смущён. А что, если ему это нравится?       Украина зажмурился, пытаясь осознать происходящее. Его тело дрожало, но внутри него уже начали просыпаться чувства, которые он давно загнал вглубь.       — Я... — начал было он, но слова застряли в горле.       — Ну что, малышка, решай, кто будет первым, — усмехнулся Америка, подмигнув Славянину. — Хотя мы оба знаем, что выбор уже сделан.       — Выбор без выбора? — Канадец прищурился, недовольно качая головой, но в его глазах сквозила внутренняя борьба.       — Для начала давай подготовим, — примирительно предложил Штаты, отступая на шаг, чтобы не раздражать младшего брата. — Ты же хочешь?       Канада смутился, опустив взгляд, но его покрасневшее лицо выдавало больше, чем он сам был готов признать.       — Вижу, что хочешь, — ухмыльнулся американец, мягко убираясь в сторону, уступая место Канадцу.       Украина лежал перед ними, смущённый и уязвимый, стараясь прикрыть себя, но их взгляды проникали сквозь любую преграду.       Канадец, покрасневший не меньше, осторожно провёл руками по гладкой, нежной коже, едва касаясь соблазнительного тела. Его прикосновения были одновременно неловкими и трепетными, будто он боялся разрушить эту хрупкую магию.       Америка, наблюдая за ними, одобрительно усмехнулся и лениво опёрся на локоть, оставляя инициативу младшему брату, но его взгляд был по-прежнему полон страсти и предвкушения.       Он мягко взял подушку и подложил её под поясницу Независимого, чтобы тот почувствовал себя удобнее. Руки уверенно обхватили его бёдра, нежно, но настойчиво раздвигая их. Украинец вспыхнул, смущённо отводя взгляд в сторону. Его сердце стучало слишком громко, а дыхание перехватывало от волнения и необъяснимой близости. Он не понимал, почему его тело отреагировало так сильно и внезапно; жар, разливающийся по коже, пульсировал, и возбуждение становилось слишком очевидным.       Канада раздвинул упругие булочки и перед ним раскрылась нежная, почти ангельская картина — безупречно гладкая кожа промежности, словно обрамление чего-то драгоценного. Между бёдрами таилась трепетная тайна: сжатая дырочка, оберегаемая природной скромностью.. Пока что. Цвет был похож на золотистую карамель с лёгким румянцем, будто робкое приглашение, ещё не познавшее чужого прикосновения.       Это было местом, словно бутон розы,  первозданной красотой, тугой и недоступный, но манящий своей природной невинностью.       Канадец судорожно провёл языком по губам, будто пытаясь подготовить себя к тому, что вот-вот произойдёт. Непроизвольный поток слюны лишь подчёркивал его желание. Он склонился ближе, вдыхая едва уловимый, тёплый аромат, исходящий от Независимого.       Тот, ощутив горячее дыхание в самом интимном месте, судорожно вздохнул, зажмурил глаза и прикусил губу. Его тело дрожало от непривычного напряжения и волнения.       Америка, наблюдая за ними, мягко присел рядом, обхватив лицо Независимого руками и прижав его голову к своим коленям.       Канадец, почувствовав прилив уверенности, скользнул языком, легко касаясь чувствительной кожи. Его движения стали настойчивее; он массировал тугое место языком, пробуждая в Украинце неведомое прежде наслаждение.       Сдержанный стон вырвался из губ Независимого, его пальцы вцепились в простыни, как в спасительную опору. Его тело изгибалось, подчиняясь новой, неизведанной волне удовольствия.       Америка, понимая, что происходящее может стать слишком громким, наклонился ближе и заткнул его горячим, жадным поцелуем. Их губы слились, заглушая звуки, которые могли выдать весь накал момента.       Под тёплыми, искусными движениями языка Канадца напряжённый анус начинал поддаваться, обретая мягкость и расслабляясь. Его поцелуи звучно оставляли за собой влажные следы, а слюна становилась естественной смазкой. С каждой секундой Канадец двигался всё глубже, пока его язык не нашёл путь внутрь.       Независимый резко распахнул глаза, и стон наслаждения вырвался из его груди, но тут же потонул в поцелуе Америки. Его тело непроизвольно дёрнулось, ноги и руки словно сами пытались найти выход для этой бурной энергии.       — Тише, малышка, — шикнул США, быстро перехватывая его руки и крепко прижимая их к себе. — Бёдра держи. — коротко подсказал он брату, не выпуская контроля над ситуацией.       Канадец послушно обхватил руками бёдра Независимого, продолжая свои чувственные ласки. Северянин, пьяный от возбуждения, дышал всё тяжелее. Его свободная рука медленно скользнула вниз, находя свой собственный пульсирующий член.       Его стоны становились громче, тело извивалось, но крепкие руки Америки не давали ни малейшей свободы.       Язык Канадца действовал мастерски, проникая плавно и глубоко. Однако он понимал, что одной только влажной ласки недостаточно. Остановившись на мгновение, он осторожно смочил пальцы, чувствуя, как его собственное сердце бьётся быстрее от предвкушения.       Сначала один палец, потом второй нашли путь в тугую теплоту ануса. Независимый болезненно закусил губу, ощущая легкую непривычность и покалывание, смешанные с тихой болью. Его тело инстинктивно напряглось, но при этом откликалось на каждое движение с новой волной ощущений.       — Растягивай как следует, — спокойно подсказал США, его голос звучал уверенно и немного назидательно. — Учитывай наши размеры… и его.       — Может, хватит мне указывать? — раздражённо отозвался Канада, мельком взглянув на брата.       Этот тон был необычным для Северянина. Кажется, украинец действительно выводил его из равновесия, заставляя терять привычное самообладание.       — У тебя никого не было, ты даже не знаешь, как правильно, — со смешком ответил Штаты, будто специально провоцируя его. — Если хочешь, чтобы эта соблазнительная задница осталась в целости, прислушивайся к моим советам.       — Я знаю, что делаю, — отрезал Канадец, желая поскорее прекратить наставления брата.       Однако его движения, порывистые и слегка небрежные, выдали неопытность. Независимый болезненно вскрикнул, его тело инстинктивно напряглось, будто пытаясь защититься от неумелых действий.       Америка сжал губы, его взгляд был красноречивее слов.       — Всё знаешь, да? — произнёс он холодно, но сдержанно, явно ожидая объяснений.       Канадец прикусил губу, чувствуя укол досады, и наклонился над Независимым, чтобы успокоить его. Его губы коснулись украинских, в поцелуе отражались искреннее сожаление и желание утешить.       Теперь его пальцы двигались осторожнее, сосредоточенно, изучая и растягивая горячую, податливую плоть, которая сжималась вокруг них, словно впитывая каждое прикосновение. С каждым движением Канада становился более уверенным, ощущая, как их тела начинают лучше понимать друг друга.       Украина, утопая в волнах наслаждения, едва улавливал смысл обрывков диалога между двумя мужчинами. Его разум путался, растворяясь в вихре ощущений, оставляя лишь лёгкий отблеск осознания происходящего.       — Ложись. Ты будешь внизу, — твёрдо скомандовал Америка, его голос был бархатным и глубоким, пронизанным нетерпением.       Канадец на мгновение замер, явно собираясь возразить, но под тяжёлым взглядом старшего брата лишь покорно вытащил пальцы, обводя растянутое и влажное место последним касанием губ.       Северянин лёг на спину, сняв с себя последние преграды, обнажая себя полностью. Его лицо пылало, взгляд был устремлён на Украину, который, казалось, не мог прийти в себя от переполняющего желания.       Америка осторожно, но настойчиво подтянул Независимого, заставляя того подняться. Красный, растрёпанный, дрожащий от возбуждения, украинец едва понимал, что от него требуется. Его тело было горячим и уставшим, а мысли — разбросанными осколками.       — На колени между его бёдрами, — произнёс Штаты низким, властным голосом. — Лицо положи на его грудь, ноги раздвинь как можно шире, а задницу подними максимально вверх. Всё ясно?       Его тон не терпел возражений, но был странно притягательным, словно команда становилась не обузой, а приглашением в неведомую, страстную игру.       Украина, дрожа от волнения, медленно занял указанное положение. Его обнажённая грудь и подбородок легли на твёрдые мышцы Канадца, а колени оказались по бокам его торса. Он чувствовал, как сильное тело под ним напряжённо вздымается при каждом вздохе.       Его ноги широко разошлись, подчинившись команде, а округлые линии соблазнительного тела поднялись вверх, открывая полностью подготовленное и влажное лоно. Оно пульсировало, будто призывая, жаждущее продолжения и окончательного соединения.       Канада ощущал тепло славянина, уютно устроившегося на его груди, но сердце сжималось от гнетущего чувства ревности. Мысль о том, что он не будет первым, терзала его. Однако он знал, что делить украинца придется, и попытался сгладить напряжение.       — Может... мы вместе? — предложил Канада мягко, его голос звучал как попытка примирения, взгляд скользил по смущенному лицу Независимого.       США лишь усмехнулся, с легким вызовом изогнув бровь.       — Вместе? Ты хочешь, чтобы его разорвало на двоих? — в его голосе слышалась смесь насмешки и властности. Он ухмыльнулся, глядя на младшего брата. — Нет, сначала я. Он привыкнет. А потом уже твоя очередь. — произнес он уверенно, словно все происходящее уже давно было решено.       Украина лишь вспыхнул еще сильнее, оказавшись в центре их неприкрытого спора, чувствуя себя одновременно объектом их притяжения и бурлящих эмоций.       Он медленно стянул с себя мешающие пижамные штаны, окончательно обнажив себя. Перед глазами Украины предстало нечто, что заставило его невольно округлить глаза и едва слышно ахнуть. Размер говорил сам за себя — мощь и величие, достойные страны, чье влияние охватывает весь мир.       Украинец не знал, чего ожидать, но эта реальность превосходила все его представления. Его взгляд скользнул ниже, задержавшись на каменном члене, который подтверждал статус Сверхдержавы. И, словно по негласному сравнению, он вспомнил о Канаде, чьи данные ничуть не уступали.       Картина загорелых, идеально очерченных ягодиц и готового принять в себя ануса предстала перед Штатами, вызывая бурю эмоций. Это было воплощение соблазна, картина, от которой невозможно было отвести глаз. Невыносимое возбуждение охватило тело, заставляя пылать каждую клетку.       США положил сильные, покрытые напряжёнными прожилками руки на тонкую талию славянина. Его хватка была твёрдой, почти грубой, словно Америка не собирался позволять даже намёка на сопротивление.       Тело Независимого трепетало в этих стальных объятиях, каждая линия, каждый мускул подчёркивали его силу.       Истекающий и каменный орган настойчиво подался к заветному входу, готовый пересечь границу, и двинулся вперёд.       Украинец глухо застонал, его голос прозвучал, как смесь боли и восторга. Он было забрыкался, пытаясь вырваться из этой властной хватки, но Америка лишь усилил давление, вновь пресекая любое сопротивление.       — Спокойно, малыш, — прошептал он с лёгкой усмешкой, не отпуская и давая понять, что теперь всё идёт только по его правилам.       Америка продвинул вперёд крупную головку, замерев на мгновение, словно давая Независимому привыкнуть к тому, что происходило. Но эта передышка была недолгой — сладкая теснота и влажность заставляли его двигаться дальше, несмотря на каждое усилие, требуемое от него.       Его орган, массивный и длиной внушительный, с четко проступающими венами, полностью ощущался Украинцем, вызывая у того новые волны смущения и неведомого доселе восторга.       Штаты двигался настойчиво, стиснув зубы, его дыхание становилось всё более хриплым и прерывистым. Узенькая дырочка славянина была не просто вызовом, а настоящей проверкой на выдержку.       Канада, видя выражение лица Независимого и испытывая одновременно страсть и ревность, решил отвлечь его и поддержать. Он потянул за руки, осторожно притягивая украинца к своей широкой груди. Их губы слились в жадном поцелуе, горячем и успокаивающем одновременно.       Но это движение только усугубило ситуацию: тело Независимого сдвинулось, и Америка вошёл ещё глубже, заставляя славянина застонать прямо в губы Канадца, который лишь крепче обнял его, словно извиняясь за такую неожиданность.       Штаты с нескрываемым восторгом сжал крепкими руками округлые ягодицы Независимого, наслаждаясь их упругостью и мягкостью. Его движения были уверенными, почти жадными, как будто он хотел запомнить каждую линию и изгиб.       — Черт, какие формы... — пробормотал Америка, больше самому себе, едва сдерживая довольную усмешку. Ему всегда нравились тела, в которых чувствовалась сила, но при этом сохранялась соблазнительная мягкость.       Украинец же чувствовал, как на щеках снова разливается жар. Он всегда стыдился своих пышных бедер и округлых форм внизу, считая это недостатком. Но теперь, под цепкими пальцами Штатов, он вдруг ощутил, что эта деталь его тела вызывает неподдельное восхищение и даже влечет.       Америка, напротив, не находил в этом ничего предосудительного. Для него эти половинки были идеальными, словно специально созданными для того, чтобы доставлять удовольствие. С каждым сжатием его дыхания становилось все более прерывистым, а движения — настойчивее.       США был не долго нежен. Его жажда проявлялась в ритмичных, грубых толчках, которые отзывались напряжением в каждом изгибе их тел. Сильные руки властно охватывали округлые формы, оставляя на коже свои горячие следы. Захват был настолько крепким, что кожа начала темнеть от напряжения. Его дыхание, тяжёлое и хриплое, звучало в тишине, как глухое рычание, перемешанное с подавленными стонами.       Украина изо всех сил пытался сохранить равновесие. Его колени дрожали, и с каждым движением они непроизвольно разъезжались, выдавая неспособность выдерживать столь мощное воздействие. Америка рычал недовольно, словно требуя полной покорности, и снова подтягивал его зад вверх к себе, не позволяя телу отступать.       Комната наполнялась громкими, гулкими звуками — шлепками и стонами, слившимися в какофонию неприкрытой страсти. Славянин, растерянный и переполненный эмоциями, не мог представить, что его первый опыт будет настолько... бурным.       Украинец ловил взгляд Канады, в котором отражались непонятная тоска и сдержанная страсть. Эти глаза будто тянули его, заставляя поддаться, и уже через мгновение Канада втягивал его в глубокий, пленяющий поцелуй. В этом прикосновении чувствовалась вся неприкрытая жажда союзника. Украинец не мог не заметить возбуждение, исходящее от тела Канады, плотно прижатого к нему.       Канадец едва сдерживался, мечтая прикоснуться к округлым, давно манившим его формам. Но каждый раз, когда его руки тянулись к желанному, раздавалось недовольное шиканье Америки, чей взгляд ясно давал понять, что контроль полностью принадлежит ему. США был поглощён своим удовольствием, не желая делиться ни с кем.       Украина находился в состоянии странной и опьяняющей растерянности. Казалось, всё его тело горело огнём, а длинный и мощный член Америки оставался чем-то непостижимым. Каждый толчок отзывался глубоким чувством, достигавшим почти до самого живота, заставляя украинца сдерживать дыхание. Иногда он замечал, как его тело подчинилось, полностью открываясь и поддаваясь ритму.       Его сердце билось быстро, а стоны, которые он издавал, звучали громко и искренне, словно музыка страсти. Крови, на удивление, не было — лишь тепло, жгучее до неприличия. Америка, двигаясь уверенно, неизменно достигал глубин, шлёпая большими яичками о ягодички, заставляя Украину с каждой секундой всё сильнее тонуть в ощущениях и беспрекословно подставляться.       Штаты громче, чем обычно, выдохнул стон, полный подавленной страсти, судорожно двигая бедрами в волнах экстаза, срываясь в глубоком финале. Его сильная спина прижалась к влажной, взволнованной коже украинца, оставляя на ней отпечатки горячего касания, сдавливающего до боли, до синяков.       Канада, нежно лаская Украинца спереди, довел его до сладкого крика, когда Независимый излился, оставив след на их сплетённых телах. Судорожный спазм заставил Штаты выдать ещё один низкий, довольный рык, свидетельство их общего накала.       — Не стоило внутрь... — сказал Канада, в его голосе прозвучали ревнивые нотки.       — Так будет лучше. Свободнее для нас обоих, — отозвался США, лениво отмахнувшись, всё ещё оставаясь там, где считал своим местом.       — Ну так… выходи, — почти приказал младший, его взгляд был твёрд.       — Ха, ты мне указываешь? — прищурился Штаты, в его голосе мелькнул вызов. Он нарочно сильнее прижался, отчего украинец издал приглушённый стон, смущённо уткнувшись в грудь Канадца, словно надеясь спрятаться от всего происходящего.       — Я буду в нём столько, сколько захочу, — проворчал он с властным тоном, словно закрепляя свою власть.       — Это я первый его заметил... — недовольно блеснул глазами Канада, не скрывая раздражения. — И он мой возлюбленный.       США лишь устало вздохнул, словно этот спор ему наскучил.       — Не бойся, я же не жадный, — с ленивой ухмылкой отозвался он. — Скоро и ты испытаешь его. Я просто... лучше подготавливаю.       Канада нахмурился, недовольство все ещё горело в его взгляде, но он нашёл успокоение в мягкости золотистых губ Украинца. Его поцелуй был жадным и страстным, словно пытался доказать своё право.       Наконец, с влажным звуком и легким чавканьем, Штаты вышел, оставив Украинца простонать, когда тёплая, густая жидкость обильно заструилась по его внутренней стороне бедер.       Его тело дрожало от напряжения, член США всё ещё гордо стоял, как и у Канады, готовый к новым испытаниям. Независимый, хоть и утомлённый, не мог скрыть возбуждённого жара, струящегося по его коже, выдавая внутреннюю готовность.       Канада, нетерпеливо приблизившись, направил свой белоснежный орган к покрасневшей и растянутой дырочке, которая с лёгким чавканьем приняла его. Влажное скольжение заставило их обоих синхронно застонать. Украина, выкрикнув, вжимался лицом в грудь младшего брата, краснея от охватившего его чувства.       Канада, наслаждаясь моментом, издал тихий, довольный звук, почти напоминающий мурлыканье. Его ладони наконец добрались до обнажённых ягодиц Украинца, которые он сжал с нескрываемым удовольствием, закрыв глаза.       Канада сразу задал ритм, двигаясь уверенно и жадно, наслаждаясь сладкой влажностью, пульсацией и мягким сжатием, с которыми его орган принимали вновь и вновь. Звучные шлепки эхом раздавались в комнате, заставляя Украинца смущённо опускать глаза, прерываясь на стонущие вздохи.       Штаты наблюдал за этим со стороны, его взгляд был прикован к той картине, как дырочка Украинца ненасытно обхватывала член младшего, почти поглощая его целиком. Это зрелище возбуждало его всё сильнее.       Не выдержав, он приблизился, его тень скользнула над дрожащим телом. Склонившись ближе, он прошептал прямо на ухо Украинца, его голос прозвучал бархатным и глубоким:       — Малыш, потерпи чуть-чуть...       Украинец почувствовал знакомое давление, как Штаты начал снова продвигаться, и его тело вновь задрожало под двойным напряжением.       Спина Украинца изящно выгнулась, хрустнув в пояснице, и его тело издавало крики, наполненные смесью боли и удовольствия. Голова откинулась назад, обнажая шею, а его голос звенел в воздухе, будто музыка, обжигающая обоих братьев.       Штатам стоило признать, что им повезло — вся эта сцена разыгрывалась не в его квартире, где могло бы быть полно ненужных свидетелей. Здесь же, в уединении, каждый стон и крик Украинца усиливал возбуждение братьев, погружая их в неистовство момента.       Америка, наконец, продвинулся наполовину, чувствуя, как тесно его принимают. Орган Канады, до этого скользивший легко, теперь начал замедляться, сталкиваясь с ощутимым сопротивлением.       Но сегодня США решил быть великодушным. Он приостановился, позволяя Независимому привыкнуть к двойному вторжению.       — Дай ему привыкнуть, — тихо, но твёрдо подсказал он Канаде, чьи движения хоть и замедлились, но всё же оставались настойчивыми. Младший не хотел останавливаться, его возбуждение достигало пика, но взгляд старшего дал понять, что сейчас важнее забота о том, кого они делили.       Канада, услышав хриплые стоны Украинца, голос которого уже сорвался от напряжения, вынужден был остановиться. Тишина накрыла их, нарушаемая лишь тяжёлым дыханием и редкими судорожными вдохами. Время словно застыло — пять долгих минут, в которые вход постепенно привыкал к двойному вторжению, подстраиваясь под непривычную плотность.       Америка наблюдал за открывшейся перед ним картиной, и вид завораживал: два крупных члена, глубоко погружённые в растянутый, тесный анус, плотно прижатые друг к другу. Это зрелище будоражило его ещё больше.       Когда Украинец немного расслабился, братья начали двигаться, синхронно, плавно, медленно, как будто специально растягивая этот момент. Каждый толчок вызывал у Независимого поток захлебнувшихся стонов, его тело дрожало, не выдерживая — то падало на грудь, то колени подламывались.       Штаты, недовольный этим, рычал низко и властно. Его руки, крепко обхватив бедра Украинца, подтягивали его обратно, возвращая в нужное положение, словно намекая, кто здесь задаёт ритм.       Украина оказался полностью окружён: руки, губы, зубы, языки — его тело сжимали, гладили, кусали и лизали, пока ритмичные толчки продолжали разрываться в податливой попочке. Там всё пузырилось, издавая пошлые, влажные звуки, сопровождаемые громкими шлепками, от которых он, несмотря на свое состояние, чувствовал приливы стыда.       Его плотно зажали не только изнутри, но и между двумя горячими телами. Братья ритмично сталкивались лобками с его покрасневшей промежностью и ягодицами, заставляя Украину ойкать, охать и стонать. Он зажмуривал глаза, инстинктивно сжимаясь всем телом, но это лишь усиливало давление и контакт.       — Такой мягкий... — прошептал Канада, его взгляд остановился на красном от напряжения лице Независимого. — Словно воск, податливый... что хочешь, лепи. Внутри тебя так мягко, влажно... идеально.       Украина чувствовал разницу в движениях: Канада действовал более нежно, вкладывая в каждый толчок чувство, словно пытаясь передать что-то большее. В то же время руки старшего уверенно перешли на ягодицы Украинца, которые он сжимал с нескрываемым удовольствием. Пухлые формы бедер и ягодиц всегда были слабостью Америки, и теперь он наслаждался ими сполна.       Наибольшее удовольствие братьям доставляло не только движение, но и тесный контакт их органов, которые тёрлись друг о друга внутри. С каждым толчком они задевали простату Украинца, раз за разом вызывая у него непроизвольные волны удовольствия. Обессиленный, охрипший от криков, он изливался снова и снова, его тело дрожало в сладком бессилии.       Штаты и Канада один за другим изливались внутрь, захваченные неутолимым желанием к этому телу, которое, казалось, не могло насытить их полностью. Украина, окончательно обессилев, рухнул грудью на Канаду, задыхаясь. Его тело дрожало от изнеможения, а голова бессильно упала на плечо младшего.       Америка недовольно поморщился, наблюдая за этим, но ничего другого он и не ожидал. После войны Независимый всё ещё был слаб и быстро терял силы.       Однако Штаты не собирался останавливаться. Он аккуратно перекинул Украинца на спину, позволяя ему ощутить под собой мягкую поверхность. Когда тело Независимого соскользнуло с двух членов, он невольно вздрогнул, чувствуя жар, оставшийся внутри. Его веки начали опускаться — хотелось спать, но США этого не позволил.       Склонившись над славянином, Америка уверенно подтянул его за бедра, раздвигая их шире, и с влажным, звучным звуком вошёл снова, возобновляя ритм. Его сильные руки сжали тонкую талию, удерживая Украинца на месте, пока толчки становились всё более требовательными.       Канада, тяжело дыша, решил не оставаться в стороне. Он поднялся к изголовью, ловя разбитые, запекшиеся губы Независимого в страстный, требовательный поцелуй, который не оставлял ему ни шанса. Украинец откликнулся, дрожащий и усталый, но горячий.       Спускаясь ниже, Канадец добрался до опавшего органа Украинца. Не теряя времени, он взял его в рот, медленно, но уверенно начиная ласкать. Тёплые губы сжимались вокруг, язык двигался искусно, охватывая каждый дюйм. Независимый издал протяжный стон, его глаза, затуманенные возбуждением, вновь вспыхнули. Канада, чувствуя его отклик, усилил движения, заглатывая глубже, доводя Украинца до нового витка неугасаемой страсти.       Америка с силой и грубостью входил в его тело, рыча басисто, будто потеряв остатки самоконтроля. Толчки становились всё более жёсткими, ритм безжалостным, а его голос разрывал тишину.       Украина же уже был на грани: полусонный, истощённый, он едва воспринимал происходящее. События смазывались в его сознании, превращаясь в туман. Ему казалось, что братья по очереди оказывались в его рту, а затем снова возвращались к двойной пенетрации. Однако тело больше не слушалось — он уже не мог стоять на коленях, обессиленный до предела.       Когда всё, наконец, начало стихать, братья устроились рядом, неудобно примостившись возле его ног. Их горячие тела ещё слегка подрагивали от оставшегося возбуждения, а Независимый, вытянувшийся на спине, уже почти сопел, ускользая в сон.       Иногда его накрывали вспышки экстаза — короткие моменты, когда он резко пробуждался от новой волны ощущений. Но сил не оставалось даже на стоны. В конечном итоге, тело полностью расслабилось, и он окончательно отлучился, проваливаясь в глубокий, долгожданный сон.

***

      Независимый проснулся ближе к обеду, ощущая себя полностью разбитым, как после бурной ночной попойки. Голова была ясной, но тело — словно после урагана.       Абсолютно всё болело. Каждый мускул отзывался тяжестью, но особенно он ощущал острую боль в чувствительных местах: проход, орган, яички — всё тянуло, пульсировало неприятными волнами. Спина и поясница тоже напоминали о себе. Украина болезненно простонал, приподнимая одеяло и замечая своё тело, усыпанное укусами, засосами и красноватыми следами.       Встревоженный, он резко оглянулся и с ужасом увидел двух братьев, мирно спящих рядом. В этот момент осознание пронзило его словно молния: это не был странный, жуткий сон, как он надеялся. Это была реальность.       Он задрожал, вспоминая детали прошедшей ночи, и покраснел до корней волос. Ведь он сам согласился... идиот!       Украина с трудом попытался подняться, но едва встав, ноги подкосились, и он с глухим звуком рухнул обратно, громко вскрикнув от боли, пронзившей всё его тело.       Проснувшиеся от шума США и Канада быстро осознали, что проспали почти весь день. Их недовольство сменилось беспокойством, когда они заметили Украинца на полу. Оба поспешили к нему, их лица выражали смесь заботы и вины.       — Малыш, ты как? — США склонился над ним, внимательно осматривая.       — Любимый, не поранился? — Канада говорил мягко и нежно, явно искренне переживая за Независимого.       Украина смотрел на обоих в растерянности, его хриплый голос выдал:       — Эээ...       Он сам удивился своему звучанию. А эти двое... эти огромные, обеспокоенные братья с их неожиданной заботой! Он не знал, как реагировать на их поведение.       И вдруг осознал: они трое абсолютно голые. Его лицо мгновенно вспыхнуло румянцем. Всё стало ещё более неловким, когда он почувствовал, как из него начала медленно вытекать сперма.       "Чёрт... какой же стыд!" — пронеслось в голове Украинца. Ведь они даже душ не приняли после всего... но сил на это действительно не оставалось.       — Вы... вы... — хрипло начал Независимый, жалобно всматриваясь в двух гигантов.       США, заметив его замешательство, мягко, но твёрдо ответил:       — Ты сам согласился.       Тон его был неожиданно тёплым, даже заботливым, хотя Украинец помнил, как ночью он действовал грубо и властно. Но в Америке будто проснулось что-то давно забытое — чувство страсти, желание заботиться о том, кто смог затронуть его глубинные эмоции.       Украина, краснея, не знал, куда деваться. Он смущённо опустил взгляд на пол, не в силах встретиться с их глазами.       США вздохнул, видя его состояние. Без лишних слов он резко поднял Независимого на руки, будто тот весил не больше пера.       — Мы позаботимся о тебе, малыш, — тихо сказал он, взглянув на Канаду, который тут же встал, готовый помочь.

***

      После ночи, полной страсти, США оказался совершенно другим человеком. Удовлетворённый, он стал расслабленным, почти нежным. Это был необычный контраст: сверхдержава, которая несёт на своих плечах бразды мирового правления, сейчас выглядела умиротворённой, готовой ненадолго забыть о глобальных проблемах.       Канада, напротив, испытывал смешанные чувства. Он наконец-то нашёл в себе силы признаться Независимому в любви, но ревность не покидала его. Мысль о том, что он вынужден делить Украину, заставляла его хмуриться, даже несмотря на радость близости.       Оба мужчины буквально сюсюкались с Независимым, обращаясь с ним так, будто он был хрупким ребёнком. Его осторожно отнесли в ванную, где горячий душ помог расслабить измождённое тело, смывая остатки ночной усталости. Затем братья наперебой заботились о нём: кормили с ложечки — сначала плотным завтраком, затем сытным обедом, не забыв о десерте.       Однако, несмотря на всю эту заботу, Независимый не мог не замечать разницы в их отношениях. В глазах Канады он видел искреннюю любовь, желание быть рядом и оберегать. Но в глазах США отражалось нечто иное — жгучая страсть, жадное желание, которое казалось ещё не угасло полностью. Любовь ли это? Украина не был уверен.       Когда они покидали американскую резиденцию, между ними наступила странная тишина. Они снова стали просто Украиной и США, Канада — официальными лицами, никак не выдающими то, что произошло между ними ночью.       Америка вёл себя так, словно ничего не случилось. Никаких намёков, никаких двусмысленных взглядов или попыток проявить особое внимание. Он был сдержанным и нейтральным, словно идеально отточил этот образ.       Канада же был другим. Его глаза время от времени выдавали чувства: взгляд задерживался чуть дольше, становился теплее, а на губах мелькала слабая, почти незаметная улыбка. Но ни словом, ни жестом он не нарушал молчаливого договора.       Однако США всё знал. Знал, что это точно была не их последняя ночь. Его мысли возвращались к Независимому — к мягким изгибам его тела, к сладким, податливым булочкам, нежным бёдрам, личику, которое краснело от прикосновений, и к губам, которые так отчаянно отзывались на каждое касание.       Америка, будучи сладкоежкой, не собирался отказываться от такого лакомства. Его внутренний хищник ждал следующей возможности, чтобы вновь насладиться.       А разве братья не делят всё вместе? Он и Канада всегда находили способ разделить всё, что им дорого. И эта ситуация не должна быть исключением.