I love you, Ukraine

Ti amo, Ucraina.

      — А вот это знаменитая картина Боттичелли "Рождение Венеры", — с нескрываемой гордостью и восторгом произнес Италия, указывая на величественное полотно, которое олицетворяло собой всю эпоху Ренессанса.       Внимание всех собравшихся было приковано к произведению, и среди них было много стран, внимательно слушавших и рассматривавших. Среди них, как ни странно, был и украинец — человек, чей взгляд на искусство был глубже, чем у большинства, ведь его интересовало не просто изображение, а история, культура, дух самого времени.       В Италии, стране, где искусство и история вплетены в каждый камень, каждый уголок, украинец чувствовал себя не просто посетителем, а частью великого мира, вобравшего в себя века творчества и величия. У стран были такие "культурные вечера", куда приходили по желанию. А Украина просто обожал изучать историю стран.       Поэтому украинец был на одной волне с итальянцем, разделяя с ним восторг, когда они вдвоем рассматривали экспонаты.       В этот вечер они оказались в галерее Уффици, во Флоренции — городе, который сам по себе был живым музеем. Целый день они осматривали достопримечательности города, восхищаясь его архитектурой и атмосферой, а затем сделали паузу, чтобы отдохнуть в кафе. Теперь, наконец, они оказались в музее, окруженные произведениями искусства.       Украинца всё устраивало: он чувствовал, что этот день был полон смысла и знаний, и с каждым часом его записная книжка наполнялась всё новыми и новыми историями и фактами. Но особенно ему повезло встретиться с самими Флоренцией и приехавшим Неаполем. Он был в полном восторге, слушая их рассказы и делая заметки о богатой культуре и истории.       После того как все послушали "лекцию", Украина решил исследовать ещё одну комнату музея, в которой он ещё не был.       Зайдя в комнату, украинец на мгновение замер. Он чувствовал лёгкое смущение, хотя его и нельзя было назвать человеком, не знакомым с историей искусства. Он видел подобные картины в книгах и на фотографиях, изучал их значение и исторический контекст, но видеть такое вживую — это было совсем другим опытом.       Комната оказалась посвящена древнеримским экспонатам, также привезенными из грецких и британских музеев. Стены были украшены картинами и барельефами, на которых изображались сцены из жизни древних людей, включая гомоэротические сюжеты, которые тогда считались вполне естественными и даже прославлялись как символ близости и красоты.       Украина смутился. В зале никого не было и оттого он вздохнул, что никто не заметит его румяных щек.       " Ну... это ж тоже искусство,"— подумал он, сдержанно улыбнувшись и всё же позволив себе подойти ближе, чтобы рассмотреть детали.       Пока картины и кубки с изящной резьбой казались украинцу вполне приемлемыми, его внимание внезапно привлекла одна из более откровенных работ. Дойдя до кубка, которая без стеснения изображала интимную сцену, он чуть не закрыл глаза от смущения.       Но любопытство всё же взяло верх. Убедившись, что рядом никого нет, он решился задержаться у экспонатов и рассмотреть сребный кубок. На его поверхности мастерски была выгравирована сцена из жизни древних греков, изображающая половой акт между мужчинами. Украинец невольно залип на детальной работе мастера.       — Это древний Рим, — раздался вдруг мягкий бархатный голос у него над ухом.       Украина вздрогнул так сильно, что чуть не выронил кубок из рук.       — Италия!.. — воскликнул он, обернувшись, чтобы увидеть виновника неожиданного вторжения. — Пугаешь..       Италия лишь весело рассмеялся, наблюдая за реакцией славянина, который поспешно положил экспонат на место.       — Кубок Уоррена, датируемый примерно 5–15 годами н. э., был привезён из Британского музея, — с важным видом начал объяснять Италия, прохаживаясь по комнате. — А вот это, — продолжил он, грациозно направляясь к одной из картин, — работа Эдуарда Анри Авриля. Адриан и Антиной в Египте. Привезено из Франции.       Слегка пошатываясь на ватных ногах, подошёл до полотна чувствуя, как его лицо пылает жаром. Внутри разгорелось противоречие. С одной стороны, он восхищался произведением как искусством, как отражением истории и человеческих эмоций. Но с другой стороны…       Украина покосился вниз и едва не застонал от смущения. Ему стало тесно в джинсах, которые, к счастью, плотно облегали и не позволяли ничего заметить.       — Неужели… — прошептал он себе под нос, стараясь успокоить дыхание. Его лицо пылало, а мысли путались. Как это вообще возможно? Неужели его возбудила картина?       Пытаясь собраться, он сделал вид, что внимательно изучает произведение. Но эта картина была слишком откровенной и красочно написанной...       — Украина, ты в порядке? — спросил Италия с улыбкой, чуть склонив голову.       — Да-да, — поспешно ответил тот, стараясь казаться спокойным. — Просто… очень красиво. Настолько, что захватывает дух.       — Да? — Италия медленно подошёл к краснеющему украинцу, заметно возвышаясь над ним. Высокий, уверенный, он выглядел ещё внушительнее рядом с тем, кто буквально вжался в себя, будто пытаясь спрятаться от этого момента. — А знаешь… меня вот такие картины так возбуждают, — протянул итальянец с игривой улыбкой.       Украина резко поднял голову, его глаза расширились, и он встретился взглядом с тёмными, полными тёплого огня глазами Италии. Словно внезапная искра пробежала между ними.       Славянин начал медленно отступать назад, пытаясь сохранить дистанцию, но Италия продолжал наступать, его движения были размеренными, но непреклонными. Вскоре Украина почувствовал холод стены у себя за спиной, а горячее присутствие Италии — совсем близко.       Что-то странное, непонятное, но необратимое накатывало на обоих, как волна. Это было больше, чем просто смущение или любопытство, — в воздухе витало нечто гораздо сильнее.       — Ита… — впервые выдохнул Украина, неожиданно для себя сократив имя Италии до нежного, почти домашнего прозвища. Так обращались к нему только самые близкие — семья, самые преданные друзья.       Италия удивлённо изогнул бровь, его взгляд наполнился смешанным интересом и вызовом. В следующую секунду он резким движением захлопнул дверь за спиной украинца, оставив их наедине в комнате.       — Ты… кто такой, чтобы так ко мне обращаться? — проговорил он с хитрой ухмылкой, прищурив глаза и закрыв дверь на щеколду.       Он поставил руки на стену, так близко, что между его пальцами и лицом Украины оставался лишь тонкий слой воздуха.       Украина молчал. Его сердце бешено колотилось, как будто пыталось вырваться из груди. Он чувствовал жар Италии, его запах, и, несмотря на очевидное смущение, не мог отвести взгляда.       — М? Зайка, чего молчишь? — произнёс Италия, обнажив ослепительно белые зубы в улыбке, напоминающей жемчужные бусины.       — Прости... просто... — едва выдавил славянин, отводя взгляд в сторону, стараясь найти хоть что-то, чтобы отвлечь свои мысли. — Подожди, "возбуждают"?       Италия закатил глаза, его терпение было на исходе. Он без предупреждения подхватил украинца за бедра, подняв его так, что тот оказался в его руках, прижатый к холодной стене.       — Эй, что ты... — ахнул украинец, но договорить он так и не успел.       Итальянец, не теряя времени, наклонился и захватил губы славянина в поцелуй страстный, напористый, без лишних церемоний. Его движения были жадными, в каждом звуке причмокивания слышалось удовольствие, которое он получал от этого момента.       На удивление самому себе, украинец не оттолкнул его. Напротив, смущение и растерянность сменились чем-то другим желанием, тёплым и пульсирующим. Через несколько секунд его руки поднялись, обвивая шею Италии, и сопротивление окончательно растаяло.       Зачем было отрицать очевидное? В их взглядах ещё недавно читалась напряжённость, но теперь она уступила место взаимному желанию. Вся эта игра, начиная с их любопытства к откровенным экспонатам, завершалась здесь и сейчас между ними, в этом замкнутом пространстве.       Этот момент казался бесконечным. Не важно было, что стало причиной их влечения жар от картин или нечто более глубокое, копившееся незаметно. Они оба знали лишь одно: сейчас им хотелось друг друга.       Италия, не прерываясь, сжатыми пальцами продолжал мять ягодицы украинца, но плотная ткань джинсов мешала его страстным прикосновениям. Это раздражало его настолько, что он нахмурился, явно недовольный.       Оторвавшись от поцелуя, Италия прищурился, словно решая, как лучше действовать, а затем аккуратно, но решительно уложил славянина на мягкий диван для посетителей, который стоял в углу комнаты. Действуя быстро, словно боясь потерять контроль над собой, он принялся стягивать джинсы с Украины, желая скорее ощутить его тело.       Украинец не сопротивлялся. Его дыхание было прерывистым, грудь быстро поднималась и опускалась, пока он проводил дрожащими пальцами по белокурым кудрявым волосам Италии, которые до недавнего времени были идеально уложены.       Славянин осознавал, что к нему давно давно не прикасался мужчина. В последнее время он всё чаще ловил себя на мысли, что ему не хватает близости, того, кому можно довериться, кто сможет быть для него опорой.       Но был ли Италия его тем самым? Вряд ли. Скорее, он был любовником на этот момент, на этот час. И всё же Украина не находил смысла прерывать то, что сейчас происходило.       Несмотря на мысль, что это лишь мимолётная связь, Украина позволил себе раствориться в этом моменте, не думая о том, что будет дальше.       Итальянец аккуратно стянул всю нижнюю одежду с украинца, оставив его лишь в легкой рубашке. Его взгляд на мгновение задержался на обнаженном теле, и он нервно прикусил губу.       — Шикарное у тебя тело, dolcissimo, — прошептал он хрипло, не отводя глаз от той самой области, которая притягивала его больше всего.       Медленно, не спеша, итальянец начал снимать с себя деловой костюм. Диван тихо заскрипел под его движениями, и через минуту он остался в одной рубашке с ослабленным галстуком. Его мускулистые ноги выглядели не менее впечатляюще — одна была красной, другая зеленой, между собой контрастировали.       Подол рубашки увлажнился — напряжение, скрывавшееся до этого под тканью, наконец нашло выход, освободившись от текстильных оков.       Украинец опустил взгляд вниз, между своих разведенных ног, и сам невольно сглотнул.       Руки Италии вновь устремились к телу под ним. Пальцы скользнули по груди, сжимая чувствительные соски, скользнули по заметным кубикам пресса. Но особое внимание он уделил бедрам и ягодицам — полным, от природы щедрым формам, из-за которых украинец часто стеснялся. Теперь же эти изгибы казались абсолютным преимуществом, о чем ясно говорило возбужденное рычание итальянца. Его пальцы сжимали желто-золотистую кожу, оставляя на ней синяки.       Стоны и блаженство украинца внезапно прервались, когда рука итальянца перевернула его на живот. Украинец вскрикнул от неожиданности, издав тихий, почти испуганный звук.       — Ита..? — голос его дрогнул, когда он поднял голову с подушки, напуганный резким движением.       — Всё хорошо, carino, не бойся, — успокаивающе произнес Италия с мягкой усмешкой, проводя ладонью по изящной спине. Пальцы его вновь направились к пышным формам. — У тебя они такие великолепные...       Украинец вспыхнул от смущения. Если бы тот просто молчал, ему было бы легче, но славянин ещё не знал, как итальянец любит болтать в разгар плотских утех.       — Такие упругие, — продолжал Италия, словно нарочно, легко сжимая округлые формы. — Цвет... будто медовый. И как же приятно мять...       Украинец тихо вздохнул, стараясь не смотреть на итальянца. Повернув голову в сторону, он невольно столкнулся взглядом с той самой картиной Анри на стене.       Сцена на полотне словно ожила в комнате, повторяясь почти до мельчайших деталей. Украинец залился краской и спрятал лицо в мягкую подушку, крепко сжимая её пальцами.       Между тем Италия ловко и настойчиво продолжал свои ласки, внезапно начав разрабатывать проход. Украинец громко застонал, но быстро прикрыл рот рукой, смущённый своей реакцией.       Итальянец был не из тех, кто любит терять время, но и действовать грубо он не собирался. Сухость и излишняя узость могли принести лишь боль, а не удовольствие. Поэтому он смачивает пальцы слюной, прежде чем вернуться к своему занятию.       — Почему ты… не дал мне это сделать самому? — выдавил из себя покрасневший славянин, едва дыша.       — Ммм, не думал, что ты такой похотливый, — с хитрой улыбкой произнёс Италия, продолжая настойчиво готовить партнёра.       — Н-нет! Просто… часто видел это в фильмах и книгах... — украинец прикусил губу, замолчав на полуслове. — Боже, зачем я это сказал...       Италия громко рассмеялся, а затем резко наклонился, накрывая его губы жадным поцелуем. Его пальцы двигались всё быстрее, заставляя тело украинца подрагивать в ответ.       Но внезапно он остановился. Пальцы исчезли так же резко, как и появились, оставляя партнёра без желанного разрядки. Итальянец мягко, но уверенно поставил его на четвереньки, обхватил за бёдра и, не теряя времени, вошёл до самой глубины.       Украинец выгнулся так сильно, что в пояснице послышался хруст, и из его уст вырвался громкий вскрик. Ноги невольно разъехались, создавая больший комфорт для обоих, и процесс наконец приобрёл свою огненную, неудержимую динамику.       Италия, лишь на мгновение замедлившись, тут же задал яростный ритм, не щадя плоти. Каждый толчок сопровождался влажным чавканьем, звуками пузырящейся смазки, а звонкие шлепки его бёдер и яичек о покрасневшие округлости украинца дополняли картину, от которой у итальянца шло кругом голова.       Его сильные руки крепко обхватили бедра славянина, направляя его под себя, а тело итальянца входило до самой глубины, вырывая из груди Украины громкие горловые стоны.       Украинец запрокинул голову, судорожно стонал, пытаясь сомкнуть ноги. Однако от резвых, ритмичных толчков они раздвигались снова, бессильно сдаваясь под напором партнёра.       — И-и-та… — простонал он, беззащитно глядя назад. Его взгляд говорил больше слов — он жаждал поцелуя.       Италия словно услышал этот безмолвный зов. Он склонился ближе, почти касаясь губ украинца, но внезапно остановился в миллиметре и отстранился, продолжая двигаться в унисон со скрипом дивана.       Украинец на мгновение растерялся, но раздумывать было некогда — напор итальянского тела требовал всего его внимания.       — Ит... — начал он снова, но не успел договорить: Италия закрыл ему рот ладонью и прижался грудью к его спине, горячо дыша в самое ухо. Его низкий голос, наполненный страстью, вибрировал прямо у виска.       Внутри украинца всё ощущалось невероятно: тесно, жарко, влажно. Пульсация усиливалась с каждым движением, сжимания стенок заставляли итальянца сжимать зубы от удовольствия.       Рука Италии скользнула вниз, обхватив напряжённый орган украинца, начав двигаться по нему с точностью и уверенностью, посылая волны наслаждения от его основания до самых кончиков пальцев.       Украина не понимал, почему тот избегает поцелуя, но желание почувствовать его губы становилось всё сильнее. Собравшись с духом, он мягко прикусил палец на руке, закрывающей его рот.       — Ты чего? — Италия замер, слегка обеспокоенно всматриваясь в него. — Больно?       — Н-нет, хорошо... — прошептал славянин, задыхаясь. — Но… поцелуй меня.       Италия поджал губы, его взгляд стал напряжённым. Поцелуй для него значил больше, чем он готов был признать. Он не хотел привязываться к партнёру, даже такому притягательному, как украинец. Но его дыхание стало прерывистым, и, наклонившись, он всё же поддался.       — Тебе так это нужно, малыш? — прошептал он, прежде чем впиться в его губы горячим поцелуем.       «Это просто часть секса… ничего больше», — мысленно оправдался Италия, но его движения становились всё более страстными.       Диван под ними громко скрипел, украинец тяжело дышал, его руки крепко вцепились в подлокотник, чтобы не потерять равновесие. Италия с каждым толчком задавал зверский ритм, заставляя мебель угрожающе прогибаться.       Итальянское тело прижималось к славянину, их мокрые от пота рубашки липли к коже, едва не становясь прозрачными. Звуки их стонов и вздохов сливались в единый ритм, заполняя комнату.       Украинец чувствовал, что кульминация близка: орган Италии пульсировал внутри всё сильнее, а собственное тело сжималось в ответ, подстраиваясь под ритм.       — Ты такой приятный… — выдохнул Италия, повернув голову украинца к блюдцу с эротическим рисунком на столе. — Видишь? Мы сейчас выглядим, как они… чертовски горячо... Внутри тебя так хорошо...       Эти слова стали последней каплей. Украинец громко застонал, закатив глаза, и излился бурной волной наслаждения. Такого разряда он не испытывал уже давно.       Италия, чувствуя сильное сжатие, позволил себе расслабиться. Он низко зарычал, с силой прижимаясь к партнёру, и излился глубоко внутрь, делая последние рваные толчки.       Оба лежали на диване, тяжело дыша, позволяя телам постепенно остыть после накатившей страсти. Италия всё ещё оставался внутри, не спеша покидать горячий, тесный проход. Его всегда завораживало это желание — остаться в этих объятиях навсегда. Но, наконец, он аккуратно вышел, оставив украинца, который с облегчением осел на мягкую поверхность дивана.       Рядом с ним расположился и Италия. Воздух в комнате был насыщен жаром, страстью и едва уловимыми нотками сладкой неги. Итальянец повернулся к своему любовнику, прислонившись к его вспотевшему телу, и просто слушал его тяжёлое, размеренное дыхание.

***

      — Ну и… как нам теперь быть? — нарушил тишину украинец, поправляя одежду, пытаясь скрыть смущение.       Италия лениво пожал плечами:       — Делай вид, будто ничего не произошло.       Эти слова звучали почти равнодушно. Он открыл дверь, поправил свою рубашку.       Украинец досадливо поджал губы. Сердце сжалось, а к глазам начали подступать слёзы. Он понимал, что это была лишь мимолётная близость, но отчего-то хотелось большего.       — Стой, — негромко, но уверенно сказал он.       Италия остановился, слегка вскинув бровь, обернулся.       Украинец подошёл ближе, молча, и, встав на носочки, провёл пальцами по его растрёпанным белоснежным волосам. Он аккуратно уложил их, задержав руку на скуле итальянца.       — Что ж… Приятно было побывать в твоей стране, Италия, — тихо сказал он, в глазах читалась грусть, но голос оставался твёрдым. — Надеюсь на дальнейшую дружбу наших народов.       Украинец развернулся и, не оглядываясь, вышел из комнаты.       Италия остался стоять у двери, растерянный и погружённый в свои мысли. Он закрыл глаза, тяжело вздохнул, а затем нервно выругался:       — Cazzo!       Он провёл рукой по лицу, выдав короткий смех.       — Переспать и втрескаться в славянскую православную страну… Что Ватикан скажет? — пробормотал он, ухмыльнувшись. — Выгонят под зад вместе с моим исповедованием.       Он поправил галстук и уверенно вышел из кабинета, запирая дверь на ключ. Ключи звонко звякнули, когда он подкинул их в воздухе, направляясь к выходу.       — Что ж… Надо будет визит сделать, — с хитрой улыбкой сказал он. — Гомоэротику Древней Греции Украине экспонировать.       Его лёгкий, почти весёлый шаг эхом раздавался по коридору.