Гори огнём

      Зачем я здесь?       Что я хотела найти?       Она едва дышала, стоя перед некогда белым камнем, навсегда запомнившим выпитую кровь. Шаэрн помнила это место.       Большой бальный зал с фонтаном в центре. На полу белые отполированные до блеска каменные плиты, высокие окна занавешены тяжелой тканью в цвет теме празднования. Столы ломятся от еды и напитков. И гости в масках, танцуют, смеются и ведут беседы на местном языке. Они ругаются, шутят, признаются в любви. И лица их так похожи на человеческие. Когда-то из сердца каменного стола била вода.       Она разносила им напитки. Крошечная, в сравнении с остальными слугами. Невинная. Гости наклонялись к ней с приветливыми улыбками. Жемчужина господина. Никто не смел ее обидеть или обвинить в чем-то. Она была особенной. В белоснежном платье и заплетенным бордовыми косичками.       «Твои волосы цвета дорогого вина».       Так говорил хозяин, когда был в добром настроении и хвалил юную эльфийку. Он всегда относился к Шаэрн по-особенному. Никогда не бил по лицу, позволяя плети кусать только скрытое платьем тело. Смотрел со снисходительной улыбкой. Гладил по голове, когда очередное наказание заставляло слезы катиться по щекам.       «Ты не должна ошибаться, моя милая Жемчужинка, если не хочешь, чтобы тебя наказывали. Будь послушной. Будь идеальной. И никогда не познаешь боли».       Жемчужина. Когда она вырастет, станет самой красивой рабыней в его коллекции. Он сможет выставлять ее на показ, вызывая зависть у других альтусов. Хозяин любил рассуждать за обедом, как Шаэрн станет его украшением в любом обществе. Он будет водить ее с собой на приемы, демонстрируя всем выверенную красоту ее личика, а вечерами будет наслаждаться телом. Нужно лишь немного подрасти. И научиться молчать. Научиться быть идеальной.       Вот только юная рабыня не была идеальной. И становиться таковой не стремилась: совершала ошибки, терпела удары, сдерживала крики. Если она будет плохо себя вести, хозяин перестанет на нее смотреть. Она не хотела быть Жемчужинкой. Шаэрн хотела быть собой. И позволяла тьме зарождаться в душе.       А потом мир затянуло алым. Животные с человеческими лицами и кровь, заполнившая дно фонтана.       Сначала это были малознакомые слуги, которые работали в другой части особняка. Шаэрн видела их лишь мельком и совершенно не знала их имен. Она прятала лицо в ладонях, чтобы не видеть чужой боли. Скрывалась от ужаса, исказившего чужие лица в спасительной темноте. Лишь чуткий слух не давал ей спастись от страданий. Не позволял сдержать слез, остаться безразличной. Шаэрн плакала над каждым незнакомцем и каждой алой полосой, навсегда впитавшейся в белоснежный камень.       Потом на ее лице появились шрамы. Глубокие, болезненные, залившие белое платье кровью. Мама плакала, нанося увечья, молила о прощении и вновь разрезала кожу тупым ножом.       «Он тебя не получит. Эта тварь никогда тебя не получит. Ar lath ma, da’len. Я не отдам тебя ему».       Она проявила высшую степень заботы, на которую была способна в тот момент. Когда поняла, что скоро хозяин перестанет просто смотреть, а слова перестанут быть просто словами, она заставила чудовище скривиться в омерзении, отвернуться. И заплатила за это жизнью.       Белое платье, бордовые волосы, зачесанные направо, скрывающие уродство. Звери с человеческими лицами больше не смотрели на нее. Не обращали внимания. Жемчужина хозяина навсегда была проклята. Никто не заметил нож в детской руке.       Шаэрн была последней, кого видели материнские глаза. Она была ее убийцей.       Рук закричала, захлебываясь забытым отчаяньем, не в силах разобраться что ей чувствовать и что делать с собственной памятью. Зачем она решила копаться в прошлом? Что она желала там найти? Теперь казалось, что Рук открыла старое вино. Только вместо терпкого вкуса на губах застывали соленые слезы, наполненные многолетней болью.       Воздух заискрился и стал горячее. Позади кровавого камня сгущалась магия, обретая форму.       Место паники и сожалений занял гнев, обжегший горло. Она имела право на скорбь. Но мир решил не давать ей такого шанса, лишая даже возможности побыть одной. И Рук не собиралась с этим мириться. Тварь очень невовремя надумала покинуть тень. Обида и злость, переполняющие до краев, требовали немедленно избавиться от нарушителя. Требовали выхода. Рук коснулась тонкими пальцами холодного металла клинков. Сейчас ей никто не поможет. Видимо, ей придется с боем выбивать возможность примириться со своим прошлым. Она должна сама справиться со своим демоном.       Рук увернулась от атаки несуразно большой лапы и проскользнула твари за спину. Один клинок был воткнут в демоническую ногу и послужил опорой для прыжка. Второй Рук с силой всадила в хребет врага.       Демон заревел и попытался скинуть с себя эльфийку, но она уворачивалась от неповоротливых лап и остервенело всаживала в тварь кинжал, с недавних пор всегда хранящийся за поясом. Рук подтянулась выше, чтобы добраться до головы взбешенного противника. Ей нужен был лишь один точный удар.       Демон с ревом повалился на землю, Рук спрыгнула с него и перекатилась в сторону, все еще держа оружие наготове. Но тварь лишь обратилась в прах, возвращаясь в тень. Эльфийка подобрала клинок и собиралась спрятать его в ножны, когда второй демон материализовался возле камня.       Не демон. Дух.       - Сострадание, - Эльфийка подошла к тонкой девушке, святящейся нежным голубым светом, дарящим умиротворение.       -Da’len. Шепот по ночам. Мольбы давно ушедшим. Тяжелая ноша. Надеюсь, ты не останешься одинока. Надеюсь, найдешь спасение.       - Mammae, - Рук рухнула на колени. Оружие со звоном упало на землю, но она уже этого не замечала, спрятав лицо в ладонях. Гнев отступил, оставляя после себя лишь горечь и пустоту.

«Путь будет долгим, мое дитя,

Дорога уходит в закат.

Там, вольной птицей паря в небесах,

Ты не захочешь вернуться назад».

      - Не плачь, da’len, - сияние духа, пробившееся через пальцы, заставило Шаэрн поднять голову. – Твои руки принесли освобождение. Она благодарна. Свобода в смерти. Сожаление. Оставляет одну в этом жестоком мире. Молит в последний раз. Пусть боги пошлют освобождение моему дитя. Пусть ее путь приведет к свободе. Ar lath ma, Шаэрн. Ты не виновата.       - Ir abelas, mammae. Ar lath ma, - Шаэрн прижала ладони к груди и зарыдала, не сдерживаясь и позволяя боли вырваться наружу.

«Дорога трудна и потребует сил,

Не бойся идти по ней.

Там где рождается новый рассвет,

Ты обретешь друзей».

      - Надежда. Благодарность. Любовь. Живое сердце, что остановилось счастливым. Не плачь по ней. Ибо она свободна.

«Не бойся дитя, не смотри назад,

Не дай себе сбиться с пути.

Раскрой свои крылья на встречу ветрам,

Свободу скорей обрети».

      Дух растворился в воздухе, унося с собой осколки старой боли, впившейся в сердце невидимыми иглами, и даря прощение. Ей больше некого было оплакивать. Она своими руками подарила свободу.

***

      Им пришлось петлять по полуразрушенным тоннелям, чтобы выйти к руинам особняка. Когда-то здесь, немного в стороне от города, находилась резиденция одного из магистров. После его смерти здание просто бросили, отдавая его на откуп времени. Теперь его останки являлись единственным напоминанием об ужасах, происходивших внутри.       Рантара стояла на коленях, с низко опущенной головой, перед впитавшим кровь камнем. Она казалась маленькой и одинокой даже на фоне полуразрушенных стен бального зала.       Когти подошли к ней и опустились рядом. Луканис хотел коснуться ладонью ее спины, но Виаго не дал ему этого сделать, нахмурившись и покачав головой. Делламорте не хотел подчиняться, но, в отличии от него, Пятый Коготь многое знал о прошлом своей подопечной. Неожиданное осознание заставило Луканиса удивленно вскинуть брови, а короткий кивок лишь подтвердил его догадку.       Почему. Он. Указывает. Нам?       Потому, что он был здесь в тот день.       - Шаэрн, - Виаго коротко тронул ее плечо.       - Ты знал. Ты всегда знал, что произошло, - де Рива повернула голову к Пятому Когтю.       - Я был там. Скрывался среди гостей.       - Ты все видел, - Рук покачала головой, с трудом принимая правду. – И ничего не сделал.       - Что я мог сделать, в зале полном альтусов?       - Отравить их? – Рантара пожала плечами и с трудом поднялась на ноги.       Делламорте придержал Рук, когда она пошатнулась, но не вмешивался в разговор, давая воронам Дома де Рива возможность расставить последние точки в вопросах прошлого. Единственное, что он мог сделать для нее сейчас – просто находиться рядом.       - Тогда у меня еще не было такой обширной коллекции. Я мог отравить нескольких из них, но это бы не помогло, а лишь усугубило ситуацию. Я не мог ее спасти. Только ты и могла это сделать.       - Я убила ее.       - Некоторые находят спасение во мраке. Ты подарила ей единственную возможную в тот момент свободу. Ты не виновата.       - Она оказалась на этом камне из-за меня.       - Она оказалась на нем ради тебя. Это разные вещи.       - Разве это может что-то изменить?       - Ты жива, свободна. А магистр - нет. Она сделала то, что считала нужным, чтобы спасти тебя от него. Разве ты можешь отвечать за ее решения?       Тара неуверенно покачала головой и посмотрела на Делламорте, словно ища подтверждение этим словам.       - Ты была ребенком, - тихо проговорил Луканис. – А магистр был чудовищем. В произошедшем нет твоей вины.       - В тот день ты проявила милосердие. И, признаться, я был восхищен, как чисто ты сработала.       - Я забрызгала кровью белое платье, - Рантара глубоко вдохнула. – В тот момент ты решил, что рабыня сможет помочь тебе выполнить контракт.       - Шаэрн уже тогда не была рабыней. Я видел будущего Ворона. И не ошибся.       - Шаэрн больше нет, Виаго. Она осталась возле этого камня. Рядом с телом собственной матери. Пускай так и будет.       Тара потянулась за кинжалом, но за поясом его не оказалось. Луканис протянул ей собственный нож, вложил его в дрожащую руку и мягко сжал ее пальцы вокруг рукояти. Рантара благодарно кивнула, и они вместе с силой всадили кинжал в церемониальный камень. Словно обрывая нить, связывавшую ее с прошлым. Помогая Рук принять его, смириться и двигаться дальше.       - Рад, что ты наконец-то избавилась от этой ноши, - Виаго хмыкнул и сложил руки на груди.       - Почему ты ничего не рассказал мне?       - Ты должна была либо вспомнить все сама, либо окончательно забыть. Что бы изменили мои слова?       - Я убила бы его своими руками.       - Ты и так это сделала. Тогда ты все знала. И приняла решение.       - Он не заслужил легкой смерти.       - Мы не палачи и не мстители.       - Мы выполняем контракты, - Рантара кивнула.       - И твой еще не выполнен. Возьми себя в руки, Рантара де Рива, нам еще нужно избавить Тревизо от гнета антаама и вернуть нашему дому свободу, - Виаго хлопнул Тару по плечу и отошел, давая ей возможность окончательно осознать произошедшее.        Коготь завел тихую беседу с Эммриком, позволяя двоим Воронам недолго побыть вдвоем. Делламорте развернул Тару к себе и заглянул в глаза.       - Тара, мне жаль, что с тобой это произошло. Но ты больше не одна. Я с тобой, что бы ни случилось. - Луканис обнял ее, стараясь вложить в этот жест как можно больше собственных чувств. Обещая защиту и поддержку.       - Я сделала то, что должна была, - тихо проговорила она, избавляясь от последних сомнений.       На короткое мгновение показалось, что вокруг нет разрушенного зала и залитого кровью камня. Вороны стояли почти не подвижно и молчали, просто разделяя друг с другом момент. Луканису действительно было жаль, что ей пришлось пережить это один раз, а затем столкнуться вновь. Но Тара была права, когда начинала этот ритуал - невозможно вечно бежать от своих демонов: однажды они тебя догонят. Делламорте оставалось только надеяться, что она действительно сможет примириться с ними. И он сделает все, что в его силах, чтобы помочь.       - Рантара, я прошу простить меня, за то, что вам снова пришлось это пережить, - только теперь, когда эмоции улеглись, Эммрик позволил себе подойти.       - Не надо, Эммрик. Вы сделали то, о чем я просила. Так было нужно. Я имела право знать. И должна принять это, - она затихла и устало покачала головой. - Я не виновата.       Тара уткнулась носом в шею Луканиса, и он сильнее прижал ее к себе.       - Просто будь рядом, - прошептала де Рива.       - Всегда, - так же шепотом ответил Луканис и поцеловал ее в макушку.