Когда поет Ликорис

      Переулок сменяет переулок, каменные стены бесконечной полосой скользят со всех сторон и давят на ее голову сильнее стальных тисков. Сознание уже просто не понимает куда бежать, и тело вновь врезается в кирпичную поверхность, отдавая тупой болью по бесчисленным гематомам на теле. Подняться. Прийти в себя. Постараться сфокусироваться на чем-то помимо радужных мошек перед глазами. Дыхание окончательно сбилось – в горящие лёгкие воздух врывался ураганными порывами, разрывая внутренности и перемешивая их в кашу, отчего оставалось только заходится в непрерывном хриплом кашле и сбивчиво молиться, чтобы нелепо не сдохнуть от удушья.       За парой домов раздаются чьи то гневные крики, и на молитвы не остаётся времени. Нужно взять себя в руки и бежать. Бежать, бежать, бежать. Не важно куда, не важно сколько. Бежать до остановки сердца и сломанных ног. Лишь бы не слышать их крики за спиной, не видеть дуло пистолета, направленное в твою макушку, не чувствовать их зловонное дыхание на шее, когда они догоняют.       Капля крови стекает по подбородку, когда губа оказывается закушена, чтобы отрезвить сознание. Дрожащими руками опираясь на стену, она вновь рвано кашляет, и все же бросается бежать дальше.       И снова переулки.       Каменные стены словно в насмешку возвышаются отовсюду – кажется, что она уже просто бежит по этим же шершавым стенам, потеряв понятие реальности от нечеловеческой усталости и голода.       Как давно она ела? Кажется, дня четыре или пять назад. То, вроде, был выброшенный кем-то хот дог. Он был холодный и невкусный, определённо мерзкий и до тошноты отвратительный, но эта была единственная съедобная вещь, что встречалась за последнее время. Тут выбор простой: умереть от голода, или попробовать умереть от отравления. Невероятный выбор. К слову, было принято решение рискнуть – лучше хоть что-то чем ничего.       И вновь она сломя голову несётся по влажному после дождя песку; не обращает внимание на режущую боль, когда в голые ступни когтями впиваются осколки от разбитой бутылки. Лишь больше крови появляется на подбородке. Кажется, она скоро оторвёт себе губу.       Преследователи определенно знают где она. И, к слову, это не удивительно – она весьма любезно оставляет после себя кровавые следы. Сама ведёт их за собой, сама захлопывает ловушку. Но времени придумать что-то нет, как и сил. Перед глазами все плывет, переворачивается с ног на голову, расплывается всеми возможными красками, чтобы через секунду все провалилось во тьму. Хочется блевать своими внутренностями, вывернуть себе кишки и просто отхаркать бешено колотящееся сердце. Нет сил бежать, нет сил дышать, нет сил плакать. У нее просто нет сил пытаться выжить. Нет и все тут. Хочется просто остановиться, лечь на землю и ждать. Ждать, когда они найдут ее, удивятся своей удаче, и с довольными лицами все же ее убьют. Хочется на столько, что эта мысль даже на мгновение отрезвляет.       Но нельзя.       Нельзя, потому что тётя Мэри пообещала спасти, обещала прийти на помощь, забрать к себе под крыло и вновь беречь. А она верит ей. Верит, и поэтому продолжает бежать, упираясь рукой о стены и окончательно сдирая с ладоней кожу.       Но она знает, что это бесполезно. Один из преследователей уже бежит в двух поворотах от нее, она это хорошо слышит и слишком явно видит картину своей скорой смерти. Холодной, одинокой, жалкой, и ранней. Ей всего одиннадцать. Видит настолько явно, что истерзанные в мясо ошмётки губ расплываются в кривую улыбочку. Почему то именно в этот момент, когда она выбегает на небольшое пространство за домами, когда первая пуля с оглушительным свистом въедается в ее тело, она понимает. Понимает, что ее жестоко наебали. За ней никто не придет, никто не поможет, никто не вспомнит. Здесь, в грязном и сыром переулке, лёжа в луже собственной крови, она никому не нужна. В нескольких метрах, за парой углов на работу идут люди. Идут, пережевывая в мыслях свои малозначительные, такие жалкие проблемы, когда вот она. Прямо тут, совсем недалеко. Никому не нужная, никому не знакомая, с кровавым кашлем переворачивается на спину и бездумно вглядывается в небо.       Сегодня оно пестрит всеми оттенками ее смерти. Черные, как непроглядный мрак тучи омерзительным комом ползут куда-то за крыши домов, словно предвещая ее столь жалкую смерть насмехаются над ней короткими раскатами грома. И она думает, что это своеобразный похоронный марш, неумело сыгранный специально для нее. Звук ее смерти – это гром. Оглушающий, но мимолётный. Секунда, и он растворился в окружающем пространстве, вспыхнул, и на веки исчез. Превратился в самое настоящее Ничто.       А ведь она так безумно любит небо! О, небо. Она искренне верит, что это самое красивое явление, которые существует во вселенной. На небо можно смотреть бесконечно, на его голубые всеобъемлющие просторы, на золотисто-янтарные рассветы, на нежную розовую вату, на белоснежные рассыпчатые дороги, а также на чарующую, волшебную, и поистине великолепную ночь.       Однако в это самое мгновение она считает небо чем-то тошнотворно омерзительным, отталкивающим, и вообще, лучше бы оно нахуй на нее обвалилось и не заставляло заливаться влагой обиды глаза.       Она стискивает рукой обрывок ткани, насквозь пропитавшийся ее горячей кровью, и ей блять больно. По-настоящему больно, когда сотни тканей, мышц, органов разорвало к херам собачьим безжалостной пулей. Больно настолько, что теперь она уже не видит за пеленой раздражающих слез, что похлеще раскаленного железа обжигают щеки. Больно, что от крика и воя хочется содрать глотку. Она, блять, даже не может вздохнуть.       – Ну наконец это сучка остановилась.       Ей обидно до чёртиков. Обидно, что именно она задыхается в этом ебаном переулке, обидно, что именно ее сейчас наверняка пристрелят, обидно, что совсем рядом живут безбожно счастливые люди, обидно, что ее ни во что не ставят, обидно, что ее мать обожает пытать людей на ее глазах, обидно, что такая родная сердцу тетя безжалостно бросила ее в неизвестной стране на верную смерть от рук людей матери, обидно, что она, сука, родилась. Обидно, обидно, обидно, обидно, обидно.       Она давиться очередным сгустком вязкой крови, когда в теле появляется новая дыра, а потом ещё одна, и это невыносимо больно. У нее даже нет сил повернуть голову вбок, чтобы сплюнуть кровь, и она меланхолично думает, что скорее умрет от удушья, чем от потери крови. Она даже не знает, что преследователи её ещё пнули по разу и ушли, ведь продолжает слышать их насмешливые голоса и чувствовать пылающий жар инородных веществ в теле, как кровь почти фонтаном брызжет на ее одежду, и как лёгкие вот-вот взорвутся от нехватки воздуха. И чувствует, как медленно закрываются глаза.       Николь Веснински умерла в одиннадцать лет от потери крови посреди мрачного переулка, в десяти метрах от оживленной улицы, с осознанием того, что умирать не так уж страшно.

***

      Хлоя недовольно надувает губы, когда спустя десять минут поисков на телевизоре она не может найти ни одной интересной программы. Нет, ну что за дела?! Суббота, выходные, ланч. Почему нет даже одного мало мальски интересного фильма? Одни только нужные розовые сопли, или же скучная повседневность.       – Ну, не судьба видимо. Включи хоть что-то, и похуй. – Лениво пробубнил Нил ей в макушку, которого Мартин беспардонно выдернула с постели. Решил, видете ли, поспать!       Хлоя на самом деле тоже сегодня не спала. После того, как ночью она в холодном поту проснулась от кошмара ее смерти, она впервые за долгое время сорвалась. Она со стыдом вспоминает, что ещё пару дней неловко терла запястья с мыслями, что уже очень давно не наносила себе увечий. Но она расслабилась. И как результат – после одного тяжёлого кошмара она вновь сорвалась.       В состоянии маниакального припадка она в тысячный раз изрезала себе руки и бедра с внутренней стороны. В тысячный раз закинулась удвоенной долей таблеток и навернула сверху антидепрессанты, что ей также были прописаны по рецепту, но Хлоя их упорно игнорирует. И так вечно под кайфом, ещё и эмоции свои окончательно топить? Ну его в пизду такое, она сейчас хотя бы живёт в омерзительной илюзии счастья, и ей пока хорошо. Ну, пока.       Хлоя немного ёрзает на месте и бедра обдает обжигающей болью, – она сидит в коконе рук своего брата между его ног, пока Мэтт кидает на них неловкие и смущённые взгляды.       А, ну да. Никто же кроме Эндрю не знает об их с Нилом родстве. Ну, пусть продолжают надумывать себе самые пошлые нереалестичные фантазии по поводу их. Им, собственно, глубоко посрать.       – Ты удавишься этой любовной блевотиной, – Морщиться Хлоя, продолжая упрямо листать каналы.       – Я сейчас удалюсь скукой. Лучше бы мы посмотрели недавнюю игру...       – Ой, блять, давай только не начинай! – Хлоя закатывает глаза, бессовестно перебивая начинающийся бубнеж брата, на что Нил устало выдыхает ей прямо в макушку, на которую он умастил свой подбородок.       – От этого хотябы есть польза.       – В виде помешательства? Спасибо, перспектива хорошая, но я лучше сдохну, чем стану экси-наркоманом. – Категорично заявила Хлоя, в отчаянии открывая первый попавшийся канал. Какой-то детектив, ну хоть что-то!       Хлоя не видит, но точно знает, что после ее слов Нил болезненно кривится.       "Как можно настолько часто шутить про собственную смерть, в ее то случае?!" – часто мысленно сокрушается Нил, и все равно неизменно дёргается на ее очередную шутку про самоубийство.       Настойчивый стук в дверь оторвал Хлою и Нила от попытки вглядеться в картинку на телеке. Мэтт что-то варганил на кухне, а потому пока Нил выудил из складок подушек пульт, куда его закинула Хлоя, сама девушка пыхтя встала и открыла дверь.       — Ох, слава богу, — выдохнул Ники, умоляюще протягивая к Хлое руки. — Любимая, спасай.       – В какое дерьмо ты вляпался на этот раз, Любимый? – выгибает бровь розоволосая, скрещивая руки на груди и мимолётно морщась, когда истерзанная кожа касается груди.       — Я на волоске от смерти. – Заявил излишне бледный Хеммик.       – Ммм. – Глубокомысленно изрекла с каменным лицом Хлоя, пока Нил на диване в интересе выгибает шею.       – Только что звонила мама — поздравляла Эндрю и Аарона с днем рождения.       — Разве это плохо? — не понял Нил. Ники пораженно вытаращился в ответ, однако его недоверчивость быстро сменилась удивлением. Он смущенно почесал затылок, и Хлоя поняла, что день теперь точно катиться по пизде. Она без слов осознает, что сейчас начнется что то масштабное и с запахом отборного дерьма, и с немым стоном трёт переносицу.       — Ну да, — уклончиво произнес Ники. — Так-то мы с моими родителями не общаемся. Отец перестал со мной разговаривать, как только узнал, что Эрик для меня не просто лучший друг. Мама звонит каждое Рождество проверить, не встал ли я на путь истинный, и кладет трубку, когда я отвечаю «нет». Аарон, по-моему, не разговаривал с ними с похорон тети Тильды, а Эндрю и вовсе шарахается от них, как от чумных. У него с моим отцом тоже не заладилось, еще когда они впервые увиделись в колонии.       — Не может быть, что все так безнадежно, — сказал Мэтт, что все это время стоял в гостиной с миской нарезанных яблок. — Это же твой отец добился досрочного освобождения Эндрю, так?       — Да, но… — замялся Ники.       — В чем проблема, Любимый? Зачем она звонила? – Решает приблизить разговор к развязке розоволосая, и Ники неловко заламывает пальцы.       — Чтобы пригласить на обед по случаю Дня благодарения.       — И?       — И я повесил трубку! — простонал Ники. — Что мне еще оставалось? Не мог же я отказать.       — Так согласился бы, — фыркнул Мэтт. — Какого черта, Ники?       — Все не так просто, — жалобно проговорил Хэммик. — Приглашены мы все, то есть я, Аарон и Эндрю. Мама выразилась предельно ясно. Но Эндрю ни за что не согласится!       — Ты его еще даже не спрашивал, — возмутился Мэтт.       — Вы не представляете, как сильно Эндрю ненавидит моих родителей, — сказал Ники.       — Бля, Ники, только не говори мне... – Начала было Хлоя, но лучший друг поспешно затараторил.       — Поддержи меня, стань моральной опорой, — попросил Ники. — Если с этой новостью к Эндрю приду я, он либо отделается шуткой, либо притворится глухим. А тебя он послушает. Ну, ты же уговорила его отпраздновать Хэллоуин всей командой. Может, и насчет семейного обеда уговоришь.       — Я не уговаривала, — тяжело вздохнула Хлоя — если Эндрю не послал меня с первого слова на хуй, не значит, что он теперь будет прислушиваться к моим словам. Я просто попросила, а у него было настроение. Я не думаю, что чем то тебе помогу, милый.       Ники совсем приуныл.       — Я вырос в этом доме, а отец не пускает меня на порог с тех самых пор, как я признался в своей ориентации, — жалобно проговорил он. — Знаю, они считают меня безбожником, обреченным гореть в адском пламени, и мне давно пора отстать от них, но я не могу. Может, этот звонок означает, что они хотят наладить отношения. Я должен это выяснить. Ну пожалуйста, Любимая. Мне плохо без мамы. Мне страшно ее не хватает.       Хлоя выразительно кривиться от больных воспоминаниях о том, кого она должна называть матерью. Кто-кто, а Химера никогда не была тем, по кому Хлоя бы скучала. Николь может да, ребенок внутри нее – возможно. Но Хлоя – нет. И она уж точно не скучает по тем временам, когда Химера с каменным лицом рассказывала, и показывала, как правильно расчленять бинзопилой человеческое тело, какие именно его части стоят на черном рынке дороже всего, и как правильно их мариновать, чтобы сохранить в презентабельном виде.       Глядя на Ники тугой и важный комок мышц в ее груди пропускает болезненный удар, и вновь возвращается к своей работе сердца. Хлоя провела ладонью по лицу, прикрыла глаза, и громко выдохнула, сквозь зубы.       — Стой здесь, — наконец бросила Хлоя.       По лицу Ники вихрем пронеслось удивление, смешанное с надеждой. Хлоя стала чувствовать себя ещё противнее; в отличии от нее, в парне прямо избыток всего самого светлого и хорошего. Проскользнув мимо Хэммика в коридор, она направилась в комнату братьев. Уходя, Ники не закрыл дверь, и Хлоя беспардонно ворвалась в свою-но-не-свою-квартиру-номер-2.       Аарон развалился в кресле-мешке с джостиком в руках. Судя по вмятине на втором таком же кресле и застывшей картинке на экране телевизора, звонок миссис Хэммик прервал игру. Кевин сидел за столом, перед ним лежала газета: он изучал результаты вчерашних матчей по всей стране.       Эндрю взгромоздился на стол у окна. Противомоскитную сетку он снял, как только въехал, и теперь мог спокойно курить в помещении.       — Хелечка, — Эндрю приветственно махнул сигаретой. — А мы соскучились.       — Надо поговорить, — сообщила Хлоя.       — Не, сегодня неудачный день. Попробуй завтра.       — Бля, Орешек, Я не так часто прошу о чем-то поговорить, если это не важно.       Эндрю ухмыльнулся.       — Ты в принципе не говоришь о важном.       — Всего две минуты.       — Какая настойчивая.       Хлоя подождала, пока Эндрю примет решение. Не выпуская из зубов сигарету, Миньярд что-то мурлыкал себе под нос. Прошла почти минута, пока любопытство победило привычку создавать окружающим сложности. Он щелчком выбросил окурок на улицу, хлопнул фрамугой и спрыгнул со стола. Хлоя вслед за ним вошла в спальню и плотно закрыла дверь. Не проходя вглубь комнаты, Эндрю развернулся к ней лицом.       — Тик-так, часики тикают, — сказал он. — Мое внимание ты привлекла, теперь постарайся удержать интерес.       — Звонила мать Ники.       — Ой-ей, время вышло.       Эндрю шагнул вперед. Хлоя тут же загородила собой дверь, встав перед его лицом, хоть и знала, что придется попотеть, если Эндрю действительно захочет выйти. Она видел, какой вес выжимает Эндрю на тренировках в зале. Более того, она уже лично участвовала в спарринге с ним, и прекрасно знает о его силе. Жест Хлои был скорее демонстрацией, Эндрю это знал и все же остановился.       — Приглашала его отметить День благодарения, — сообщила Хлоя.       — И он согласился, — сказал Эндрю — не вопросительно, а скорее утвердительно. — Ох, Ники, Ники, неисправимый оптимист. Казалось бы, знает этих людей как облупленных и все равно побежит, а обратно вернется в слезах и соплях. Квак-плак. — Эндрю изобразил, будто трет кулаками глаза. — Их любовь имеет цену, которую он не в состоянии заплатить. Ради них Ники не расстанется с Эриком.       — Срать они хотели на Эрика. Они пригласили тебя и Аарона на эту тусовку.       — Вопрос решен. — Эндрю сверкнул улыбкой. — Отказать. Может, Эбби снова угостит нас индейкой, как в прошлом году. Она отлично готовит, только вот выпечка ей не дается. Опять придется покупать замороженные пироги.       Хлоя упрямо вздернула подбородок и осталась стоять на месте, скрестив руки и игнорируя обжигающий жар на запястьях.       — Почему ты не хочешь идти?       — А с какого мне туда идти? Мы с Лютером не большие друзья.       — Орешек, мы с тобой тоже под руку не скачем и не кичимся друзьяшками, но ты всё равно держишь нас рядом. Ники считает, все дело в обстоятельствах, при которых вы познакомились, но ведь именно Лютер вытащил тебя из колонии и помог вернуться домой к матери, верно?       — Она не была мне матерью. — Эндрю сделал паузу, выждав, пока до Хлои дойдет, и рубанул ладонью воздух. — А вот Кэсс… Кэсс ее, кажется, звали? Кэсс могла бы ею стать. Очень хотела. А, ты же не знаешь. Сейчас расскажу тебе эту историю, Хелечка. Ты слушаешь? Кэсс хотела меня оставить. Собиралась усыновить. Говорила: тебя будут звать Эндрю Джозеф Спир. Собрала все бумаги, требовалось только мое согласие. Она считала, что я уже достаточно взрослый и сам могу выбирать.       — Спир? – Выгнула бровь Хлоя.       — Ричард Спир, — закончил за нее Эндрю. — Я тебе про него не рассказывал. Последний из моих приемных отцов. Относительно скучный и безвредный тип.       – По поводу него приходил Хиггинс?       – Хиггинс ошибся, и поэтому пришел ко мне. Я же говорю, он слишком неинтересный.       – Так почему тебя не усыновили? Из-за ареста?       — Нет, все наоборот. Я сел в колонию, потому что она хотела меня усыновить. Но она все равно от меня не отказалась. Говорила, что в стабильной семье я исправлюсь. Ее родной сын после школы хотел пойти в морскую пехоту, поэтому она даже предлагала мне часть денег, отложенных на его учебу. Хотела, чтобы у меня было будущее. Типа, моя личная Стефани Уокер.       Хлоя знала это имя — о Стефани рассказывала ей Рене за чашкой чая. Она понимающе кивнула. Эндрю покачался на пятках и протянул к ней руки. Когда пальцы Миньярда сомкнулись на ее шее, она едва сдержала взволнованную дрожь и кривую улыбочку, но осталась такой же расслабленной. Эндрю не сдавливал горло, но постукивал по нему большими пальцами в такт пульсу.       — Лютер позволил бы ей усыновить меня, если бы я сам того пожелал. Он знал, что матери Аарона я нафиг не сдался, но хотел наладить мою жизнь. Будь он уверен, что Кэсс для этого подходит, сам сделал бы все возможное, чтобы усыновление состоялось. Но я ведь не мог такого допустить, верно?       — Почему? — Хлоя внимательно вгляделась в лицо Эндрю, в поисках ответа. — Что плохого тебе сделала Кэсс?       Эндрю явно удивился.       — Кэсс никогда бы не сделала мне ничего плохого.       — В чем тогда проблема? Я не понимаю.       — Это уже другая история, а я сейчас веду речь о Лютере и Кэсс. Лютер сказал, что может вернуть меня Кэсс. Чтобы он этого не сделал, я открыл ему один секретик.       — Он его кому-то рассказал?       — Нет. — Пальцы Эндрю забарабанили быстрее, и этот возбужденный ритм до странности не вязался с его насмешливой улыбочкой. — Это было бы слишком просто. Сама знаешь, такие секреты не выдают с бухты-барахты. Сперва мы просчитываем сопутствующий ущерб и пути отступления. Выстраиваем план, готовим себя к реакции окружающих и последствиям. Нет, Лютер никому ничего не сказал, а просто предпочел мне не поверить. И это, как ты понимаешь, в тысячу раз хуже.       — Фу блять. — Выплюнула Хлоя.       — Точно. — Эндрю убрал руки с ее горла и отошёл. — Хелечка, возможно, ты удивишься, но я не привык доверять людям. Если я говорю кому-то, что небо синее, а он отвечает, что я ошибаюсь, второго шанса этому человеку я не дам. Не вижу смысла.       — Так Лютер тебе не поверил или сказал, что ты ошибся? Это принципиальная разница.       — О… — Эндрю полуобернулся. — Иногда я забываю, что ты умнее, чем кажешься.       Хлоя чуть прикрыла глаза, силясь вспомнить все, что связано с Ники, Хиггинсом, неизвестном Дрейке, а также тараканами Эндрю. Она хаотично перебирала в голове все варианты ответа, и в один момент в голове что-то неожиданно щёлкнуло. Излишне четко перед глазами предстала картина, когда она, лёжа на кровати в этой же комнате, рассказывала про свое прошлое. И вспомнила, как моментально изменилось лицо Эндрю, стоило ей только назвать ненавистное ей слово. И от догадки противно свернуло внутренности, потянулись вниз приподнятые уголки губ, и карие глаза вспыхнули недоброй вспышкой.       — Он назвал это недоразумением, — Скривилась Хлоя.       Эндрю замер. Всего на долю секунды, однако Хлоя поняла, что к сожалению не ошиблась.       — Ш-ш-ш, — выдохнул Эндрю — осторожно, словно успокаивал загнанного в угол зверька. — Ш-ш-ш, не произноси этого слова. Ненавижу его. Я же тебя просил, зачем нарываешься?       — Эндрю, я... – Начала было Хлоя, но Миньярд не слушал.       — Нет.       Он не повысил голоса, и все же Хлоя безошибочно уловила в его интонации предупреждение. Если сейчас надавить, то Эндрю замкнется и разговору конец. Хлоя не думала о том, что стоит сказать. Она просто знает, что понимает его как никто другой.       — Когда Кристофер Кальвин в очередной раз напился, он вновь попытался снять свое напряжение за счёт моего избиения.       Эндрю замер посреди комнаты, стоя к ней полубоком. Он развернул в ее сторону голову, чтобы внимательно изучить болезненное выражение лица. Теребить такие воспоминания, точно не любимое ее дело. Но ей необходимо удержать Эндрю в этой комнате, этим разговором. И она решила открыть ещё одну правду, что раскаленным клеймом сжигает ей сердце день о то дня.       – Он обычно бил меня кулаками, но в тот день он решил сделать по другому. Мы стояли на небольшой платформе на втором этаже, когда в порыве пьяной ярости он захотел столкнуть меня с лестницы. Но Алекса не позволила этому случиться. Она оттолкнула меня в сторону, и заместо меня полетела с той лестницы. Слабая телом и здоровьем, она сломала себе обе руки и ноги, несколько ребер, и получила черепно-мозговую травму. С тех пор она в коме. И знаешь, Эндрю, мои приемные родители назвали это Большим Недоразумением.       Эндрю в очередной раз мелко вздрогнул, но слушал внимательно, словно губка впитывал в себя новую информацию. Слушал, как с потресканых и рваных губ слетают слова очередного признания, как она позволяет сама себе ворошить гнилые раны, вновь поглощая сгустки боли и отчаяния, которыми давилась пару лет назад.       Хлоя не отрываясь смотрела в глаза Эндрю, пытаясь ментально передать, что она как никто разделяет его чувства. И Эндрю тихо вздохнул, сложив руки в карманы, а Хлоя в надежде сжала кулаки.       – Я прекрасно понимаю, что все часто идёт по пизде, и что люди почти никогда не меняются. Но что, если спустя столько лет, в них все же проснулась совесть?       — Ты просто не знакома с Лютером.       — А познакомишь?       Неожиданный вопрос позволил Хлое снова привлечь внимание Эндрю.       — Что? На кой тебе сдался этот святоша? Ты даже на счёт веры Рене отпускаешь всякие тупые шутки, а за одним столом с Лютером и подавно не высидишь. Чуть огрызнешься, и он устроит тебе обряд экзорцизма.       — Это может быть интересно, а ты знаешь, как я люблю всю эту хрень.       — Может. Но я сомневаюсь, что ты можешь что-то любить.       — Давайте пойдем все вместе, — предложила Хлоя. — Аарон согласится ради Ники, а для Ники это шанс увидеть, изменились ли его родители. Раз уж ты все равно не отпускаешь от себя Кевина, бери и его. Нил поедет только потому, что там буду я. Вместо Лютера сможешь кидаться на меня. Родители Ники перестанут верить в бога, когда мы вшестером заявимся к ним в дом.       — Есть еще вариант никуда не ходить.       — Это слишком скучно, Орешек.       — Я вообще не способен долго удерживать внимание, так что попытка вызвать у меня интерес — дешевый трюк.       — Но он работает.       — Фиг там.       — Ну пожалуйста.       — Терпеть не могу это слово.       — Би в курсе, что ты потенциально ненавидишь половину слов в английском языке? — поинтересовалась с иронией Хлоя, на что Эндрю лишь ухмыльнулся. — Ни я, ни ты, никогда не знали, что такое нормальная семья. Но у Ники это когда-то было, и возможно будет, если ты согласишься на эту поездку. Он может разломать эту стену между ними и быть хоть капельку более счастливымы, чем мы. Я ведь знаю, что пусть ты и делаешь вид, что это не так, но ты дорожишь им.       Эндрю надолго задумался, что-то фальшиво напевая себе под нос. С каждой секундой Хлое все больше казалось, что у нее ничего не вышло. Наконец Эндрю снова протянул к ней руки, но на этот раз стиснул не шею, а горловину черного гольфа.       — Последний шанс, — сказал он. — Я даю Ники единственный и последний шанс. Но в День благодарения я к ним не поеду и паинькой тоже не буду. Скажи Ники, пусть перенесет дату и договорится, чтобы пригласили всех. Идет?       — Идет, — Слабо улыбнулась девушка. — Мы все об этом горько пожалеем. — Эндрю с улыбкой отпустил Хлою. — А больше всех Ники, если его папаша прямо из-за стола отправится на небеса.       Хлоя мысленно с ним согласилась, ибо ее чуткое шестое чувство тоже ничего хорошего ей не говорила. Но вместо того, чтобы выйти из комнаты, она вдруг слабо потянула развернувшегося Эндрю за кончик футболки, привлекая внимание.       — Ты на самом деле убил мать Аарона?       — Это был несчастный случай. Полицейские отчеты не читала? — невинно ответил Эндрю, но дрогнувший уголок рта его выдал. Уже через несколько секунд он прекратил фарс и засмеялся. — Нельзя же было без конца его колотить. Я предупреждал, чтобы она не смела поднимать на него руку, но она меня не слушала. Вот и получила по заслугам. Тебя это пугает?       — Я убила четырнадцать человек. Я привыкла видеть смерть с самого детства.       — Вот поэтому ты такая интересная. Прямо бесишь.       Эндрю отметил это не раздраженно, а скорее с удивлением, поэтому Хлоя вдруг широко улыбнулась.       — Постараюсь быть более скучной, если хочешь.       — Как мило. — Эндрю жестом показал сперва на себя, потом на Хлою. — Это между нами, да, Хеля? Помни об этом. Попозже я тоже тебя кое о чем спрошу, но на сегодня хватит разговоров, так что давай, двигай. И скажи моему трусливому двоюродному братцу, пусть идет назад.       Когда Хлоя вышла из спальни, Эндрю за ней не последовал. Розоволосая нашла лучшего друга на дальнем краю дивана в комнате Нила и Мэтта. Завидев Хлою, Ники улыбнулся — одними губами. От волнения и затаенной надежды он казался почти больным.       — Кароче, — начала Хлоя, подойдя к нему. — Возьмешь с собой меня, Нила и Кевина, если мы пообещаем не вмешиваться в ваши семейные дела?       Такого Ники точно не ожидал. Удивление и замешательство на его лице слегка потеснили страх. Он неуверенно кивнул, и Хлоя продолжила:       — В праздник Орешек к вам тарабаниться не собирается, поэтому твоя мама должна перенести дату.       — Пожалуй, она перенесёт, — сказал Ники. — Надо перезвонить и спросить, но… Погоди. Эндрю что, согласился? Не может быть.       Хлоя перевела взгляд на Нила, на Мэтта, потом обратно на Ники.       — Ты разве не этого хотел? – Усмехнулась Хлоя, склонив голову на бок.       Ники вскочил с дивана.       — Этого, но я не верил, что у тебя получится, тем более с первого раза. Просто знал, что Эндрю если кого и выслушает, то только тебя. Ты лучшая, черт побери! — Он сгреб Хлою в охапку, прежде чем та успела опомниться. — Ты — лучшее, что вообще случалось с «Лисами»!       — Если ты и правда так считаешь, то мне очень жаль тебя и твою жизнь.       — А я уверен! — Сверкнув улыбкой, Ники выпустил лучшую подругу из объятий. — Как тебе это удалось?       Благоразумно опустив девяносто процентов правды, Хлоя широко улыбнулась:       — Я его попросила.       — Ну да, конечно. А знаешь, что ждало бы меня, если бы я подошел к нему с просьбой? Насилие. Жестокое и необоснованное.       – У меня просто аура такая, распологающая к себе. – Отмахнулась Хлоя, ныряя обратно на диван к наблюдавшему за ними Нилу. Брат на ее выражение лишь скептически выгнул бровь.       – Сильно сомневаюсь.       Хлоя пожала плечами. Выпытывать, как именно она сумела убедить Эндрю, Ники не стал — видимо, на радостях. Он вытащил из кармана мобильник и показал на дверь.       — Пойду позвоню ей. Может, договорюсь на следующие выходные. Пожалуй, на воскресенье, раз в субботу мы только к вечеру вернемся из Флориды. Лучше разобраться с этим пораньше, так? А то Эндрю не дай бог передумает.       — Удачи, — пожелал Нил, поглаживая улегшуюся ему на колени Хлою по розовой макушке. Сама девушка лишь промычала что-то нечленораздельное ему в торс.       Ники расплылся в красноречивой улыбке от уха до уха и вышел в коридор. Проследив за закрывшейся дверью, Хлоя вывернулась и вопросительно посмотрела на Мэтта, который изучал ее с напряженным любопытством.       — Что в тебе такого особенного? — спросил Мэтт.       — Всё, – хохотнула Хлоя, не особо понимая, о чем Мэтт говорит.       — Эндрю никому не делает уступок, а тебе раз за разом говорит «да». Почему?       — Меньше знаешь – крепче спишь, Медвежонок. — Хлоя поудобнее устроилась у брата на коленях. — Ему кажется, это весело. Тем более, он ничего не делает за просто так.       Мэтт задержал на ней взгляд еще ненадолго, затем покачал головой и расслабленно откинулся на спинку дивана. Нил продолжил неспешно пропускать розовые пряди между пальцев, Хлоя довольно млела на руках брата, а Бойд включил прерванный фильм.       Хлоя ощутила сильную сонливость, и от того послушно прикрыла глаза. Ее излишне острая интуиция, которая просыпалась крайне редко, но всегда била сиреной в опасных случаях, сейчас неустанно выла, что эта поездка добра точно не принесет. И Хлоя лишь надеялась, что чуть что, успеет вовремя предотвратить трагедию.

***

      Интуиция который час тревожным набатом отбивает по груди, сиреной вещая что-то понятное лишь ей. Хлоя же вновь выпускает тонкую струйку ягодного дыма, зажимая в мазолистых пальцах электронную сигарету и меланхоличным взглядом исследуя небо.       Сегодня оно было затянуто тонкой пеленой кучерявых облаков, что изредка, нехотя, расступились, открывая вид на золотой диск солнца. Если вглядеться, то можно заметить, как они еле заметно плывут по бесконечному небесному простору в сторону горизонта, как смазываются и исчезают в никуда их очертания, как от малейшего дуновения ветра они податливо изгибаться во все стороны, меняясь в различные формы.       Хлоя думает, что она как облако. Мягкая и недосягаемая, она не имеет какой-либо формы. Лишь расплывчатая оболочка из кожи, что от любого касания послушно выгибается. Принимает все необходимые людям позиции и примеряет множество масок, чтобы никто не разглядел за ними ту самую маленькую Николь, что безжалостно расстреляли в тени каменных стен и оставили давиться собственной кровью.       Хлоя думает, что с того дня она ненавидит небо, но это на самом деле не так. Она жадно вглядываеться в разноцветные полосы заката и ни на секунду не открывает взгляд от тающих лучей заходящего солнца. Она отрицает, но до безумия обожает звёзды. Она готова вечность сидеть на холодном бетоне с затекшей шеей, но продолжать бездумно вглядываться в белоснежные вкрапления созвездий и искать что-то. Может быть она ищет ответы на мучавшие ее с детства вопросы: Почему она? Что она сдела не так? Сможет ли она когда-нибудь отдохнуть от бесконечных салочек со смертью? А может, она просто ищет в них свое утешение, когда тихо делиться с завороживающим колесом луны своими проблемами. А ведь Луна и Звёзды были ее первыми друзьями, что молчаливо хранят в себе все ее тайны. И Хлоя благодарна.       Тягучий дым вновь заполняет лёгкие, и Хлоя наконец отрывается от неба, чтобы перевести взгляд на пустующую машину Эндрю. Сейчас она стоит у двери магазина «Экситс» и подпирает спиной стеклянную витрину. Эндрю дал ей пять минут подышать свежим воздухом, и Хлоя с удовольствием пользуется данной ей возможностью. Впрочем, пять минут уже прошли, и Хлоя с внутренним недовольством прячет Aegis в карман черной кожанки. Поправила закатавшиеся под руковом черные повязки, – вопреки словам Эндрю она сегодня всунула под чёрную облегающую ткань парочку плоских ножей, которые пришлось одолжить у Китти. Брюнетка была не против, а взамен попросила лишь поцелуй в щеку и улыбку. Ну, это для Хлои выполнимо.       Хлоя в последний раз мазнула взглядом по сизым облакам, и вошла в магазин. Она сразу же направилась к лестнице на второй этаж, где встретила Нила и Эндрю.       — Давай шевелись уже, — услышала она голос Миньярд, — Надо побыстрее отсюда свалить.       — Не терпится в гости к Ники? — Не смогла смолчать Хлоя, и оба парня обернулись к ней.       — Не к Ники, а к его родителям. — Эндрю покачал головой, поражаясь невежеству Андерсон. — Это их дом, Хеля, и Ники в нем нет места, причем давно. Чем скорее мы здесь управимся, тем скорее поедем назад. По воскресеньям в Колумбии тоска. Ну, ты понимаешь, о чем я.       — Да мне посрать как-то, — пожала плечами Хлоя, подходя к брату и вместе с ним выходя на второй этаж.       — Никакого командного духа, — фыркнул Эндрю. — Увы и ах! О, смотрите ка.       Повторять дважды не пришлось. Все стены третьего этажа были увешаны рядами клюшек. Нил так и замер на последней ступеньке лестницы, в восхищении оглядывая ассортимент. Хлоя же незаинтересованно полоснула взглядом по спортивному инвентарю, и не медля пошла вглубь.       На первой стене висели вратарские клюшки. Эндрю смотрел вперед, но, проходя мимо, вскользь проводил по ним пальцами, хотя ни за что не признался бы в своем интересе, укажи на это шагающая рядом Хлоя. И, по правде говоря, ее взгляд тоже зацепился за парочку тяжёлых клюшек нападающих. Вытянутые, с туго натянутой сеткой, они наверняка удобно лежали бы в руке и имели бы идеальных для нее замах. И Хлоя легко потянулась к одной из них, на пробу ища идеальный баланс в руке.       — Как-то не так они лежат в руке, — пожаловался неподалёку Нил.       — Бедненький. Тебя пожалеть? — без всякого сочувствия отозвался Эндрю.       — И это у меня нет командного духа? — фыркнула Хлоя. – Нил, чуть дальше есть ещё одна коллекция клюшек, думаю, одна из них тебе будет как раз.       – Спасибо. – Улыбнулся Джостен, взъерошив розовую макушку и уходя в нужном направлении.       – Никогда не утверждал, что командный дух есть у меня. — Эндрю со смехом пожал плечами, провожая Нила взглядом.       – Зачем ты в команде? Я знаю про твою сделку с Ёжиком, но даже так не понимаю в чем выгода конкретно для тебя? Ты вечно говоришь, что ненавидишь экси, но все равно тут ради него. – Хлоя спрашивает, и мысленно сопоставляет его ситуацию со своей. Однако в ее случае она получает и вправду хорошую сумму за учебу и свою работу, и деньги в большом количестве уходят на лечение Алексы.       — Смотри, в чем тут штука, Хелечка. — Эндрю наклонился к ней, словно собираясь поделиться секретом. — Он тебя просит, и ты такая: да, да, да. Он просит меня, а я ему: нет, нет и нет. Просто жду, когда он сдастся. Рано или поздно он махнет рукой.       — Открой мне тайну, Орешек, в чем смысл? Я не слепая, и прекрасно вижу, что вокруг тебя хороших людей кот наплакал.       — Он не обо мне печется, у него свои цели. Преследует собственную выгоду. Во всяком случае, она ему мерещится.       — Я лучше других понимаю, что означает для тебя экси, но я все же не могу уталить свое любопытство и не спросить: что если ты занимаешься самообманом? Я знаю какого это, когда насильно заставляешь себя мыслить иначе. Если вдруг ты осознаешь, что экси для тебя что-то большее, чем просто игра, продолжишь врать Кевину?       Эндрю засмеялся.       — Вот уж не думал, что ты у нас мечтательница. Иногда ты такая странная, пусть я раньше думал, что уже достаточно много о тебе знаю.       — Твое "достаточно много" это ничтожная доля. Нил и Кевин считают, что тебе не все равно.       — О, Хеля.       — Это не ответ.       — А вопроса и не было. Было необоснованное обвинение.       — Ну раз так, вот мой вопрос: почему ты ещё жив?       Эндрю недоуменно склонил голову набок. То ли притворялся, желая позлить Хлою, то ли действительно не понимал вопроса. В любом случае, выводы напрашивались печальные. Хотя Хлоя не могла сказать, что у нее было какое-то право его судить. С кем бы она не говорила, с кем бы что не обсуждала, все говорили одно и то же: Эндрю опасен для окружающих. Неужели все Лисы так глупы, что на видят такой очевидной истины, как то, что в первую очередь Эндрю одинок? Что он опасен для начала для себя, а потом уже для остальных?       — Ты говорил, что Кэсс никогда не причинила бы тебе вреда и могла дать хорошее образование, но ты сам помешал усыновлению. Хиггинс прилетел с другого конца страны, чтобы выяснить что-то, связанное с твоим прошлым, но ты отказываешься ему помочь. Ты вышел из колонии и убил мать Аарона ради его защиты, но вместо того чтобы наладить с братом отношения, обращаешься с ним как с чужим. Ты не хочешь, чтобы Ники страдал из-за родителей, но при этом и в свою семью не пускаешь. Кевин пообещал сделать из тебя игрока экстра-класса, а тебе и пальцем пошевелить лень. Так в чем дело? Столько шансов, столько возможностей стать хоть капельку ближе к понятию "счастлив", но ты всё продолжаешь херить все эти возможности. Неужели ты как и я, законченый мазохист, что получает удовольствие каждый раз, когда тебя херачит жизнь? Или же тебе просто по кайфу чувствовать себя горемыкой?       — Посмотри сюда, Хлоя. — Эндрю показал на свое лицо. — Я похож на горемыку?       Хлоя в недовольстве поджала губы, чувствуя, что почему-то именно сейчас ее стала дико бесить эта его ухмылочка. Но она не станет его провоцировать, потому что тогда он просто замкнется и она потеряет эту тонкую возможность вывести его на правду.       — Ты постоянно упорот, — сказала Хлоя,— и если не под таблетками, то бухаешь и закидываешься порошком. И если я даже с той же проблемой пытаюсь хоть как-то наладить свою жизнь, то кому ты будешь делать больно после отмены лекарств?       Эндрю снова засмеялся.       — Вспомнил, почему ты мне не нравишься.       — Неужели ты забыл об этом?       — Я не забывал. Просто отвлекся. Я сразу сказал ей, что оставлять вас с Джостеном — ошибка, но она не поверила. Ну и что мы имеем? В кои-то веки мне неохота даже напоминать, что я предупреждал. Ты мне все веселье обломала.       — Ромашка?       — Би.       Хлоя внутренне даже напряглась, хотя и сама точно не знает от чего.       — Что ты ей обо мне наговорил?       Глядя на выражение ее лица, Эндрю расплылся в довольной улыбке.       — Беседы врача и пациента — это конфиденциальная информация, Хеля. Да не пугайся ты так, мы просто болтали о тебе. Чуешь принципиальную разницу? Я сказал, что от тебя больше проблем, чем пользы. Она продолжает отрицать, но подробности не говорит. В смысле, не может. Врачебная этика, все дела. Но мы оба знаем, что ты ей понравилась. У Би слабость к безнадежным случаям.       — Хочешь сказать, что это я безнадежный случай?!       Бесполезное отрицание смешанное с возмущением вырвалось само собой. Прикрыв ладонью рот девушки, Эндрю усмехнулся:       — В итоге самообманом занимаешься одна ты. Но это и делает тебя такой интересной. И опасной, кстати. Мне стоит об этом помнить. Возможно, я вовсе не такой умник, каким себя считал. Даже не знаю, радоваться или огорчаться.       Хлоя едва сдержалась от колкого ответа, но из последних сил она держала язык за зубами, широко распахнутыми глазами вглядываясь в ореховую радужку глаз Эндрю. Его насмешливая улыбка дала понять, что оба едва не перешли опасную грань. Он отстранился, оставив на губах Хлои лишь воспоминание о тепле своей ладони, и зашагал прочь.       — Пойду поищу Кевина, где он там застрял.       Хлоя проводила его тяжёлым взглядом, чувствуя, как этот разговор отнял у нее львиную долю моральных сил.       И ведь доведет же.

***

      Ехать до родительского дома было недалеко. Хэммики жили в двухэтажном коттедже в южном пригороде Колумбии. Пока Ники парковался на обочине, Хлоя из-за плеча Эндрю посмотрела в окно. Снаружи все выглядело великолепно. Газон, засеянный сочной зеленой травой, аккуратно подстрижен, автомобили на стоянке — новенькие и чистые, сам коттедж выкрашен бледно-голубой краской, а ставни — темной. Обычный дом обычной семьи среднего класса. Хлоя с интересом переглянулась с братом. Когда Ники заглушил мотор, воцарилась гробовая тишина, молчал даже Эндрю.       Ники побарабанил пальцами по рулю.       — Пожалуй, зря мы приехали.       — Ну надо же, дошло, — фыркнул Эндрю, выбираясь из машины. — Поздняк метаться.       Нил положил свою клюшку на сиденье рядом с клюшкой Хлои и вышел следом, но, как только спрыгнул с подножки, Эндрю нырнул в салон и забрал его новое приобретение. Хлоя едва не стукнулась с блондином лбом, но лишь недовольно шикнула под его насмешливым взглядом и выскочила к брату. Миньярд покрутил клюшку в руках, примерился с замахом, оценивая вес, потом закинул на плечо и двинулся к автомобилям.       Ники выскочил из машины как ошпаренный.       — Эндрю, ты что задумал?       — Для святоши у него слишком шикарное авто, — заметил Эндрю. — Надо это исправить.       – Отличная идея, – Мигом воодушевилась Хлоя, которая всегда была всеми конечностями за, чтобы что-то сломать. Правда, Нил тут же отвесил ей лёгкий подзатыльник, и Хлоя в который раз мысленно возмутилась тому, что ее слишком часто бьют.       Ники догнал кузена и выхватил клюшку. Эндрю мог бы ее и не отдавать, но, очевидно, ужас на лице Ники доставил ему куда больше удовольствия. Довольный произведенным эффектом, он расхохотался и театральным жестом пропустил его вперед. Ники вернул клюшку Нилу.       Нил и Кевин пересекли двор и встали неподалеку от крыльца. Аарон и Эндрю остановились на мощеной дорожке. Хлоя незаметно проверила ножи под повязками, и пристроилась рядом с братом. Впервые за все время, сколько Хлоя их знала, близнецы держались плечом к плечу. Ники почти минуту медлил на крыльце, прежде чем решился позвонить в дверь, а сделав это, сразу шагнул назад. Эндрю через плечо сверкнул Хлое улыбкой, которую розоволосая с готовностью отзеркалила.       Дверь открыла Мария Хэммик. Она оказалась выше, чем представляла Хлоя, но сходство между ней и сыном сразу бросалось в глаза. Когда Хлоя при первом разговоре отметила сильное различие во внешности близнецов и Ники, тот в шутку обвинил в этом мать. Эндрю и Аарон были бледными и светловолосыми, тогда как Николас унаследовал смуглую кожу матери-мексиканки, а еще — ее глаза и изгиб рта. Правда, сегодня Ники улыбался не так, как обычно: слишком скупо и вежливо, почти натянуто.       — Мог бы и не звонить, — вместо приветствия сказала Мария.       — Это больше не мой дом, — напомнил Ники.       Мария поджала губы, но спорить не стала. Отошла в сторону, впуская гостей с холода в теплый коридор. Когда все вошли, она закрыла дверь и повернулась к ним лицом. Теперь ближе всех к хозяйке стояли Хлоя, Нил и Кевин. Она дружелюбно кивнула им, хотя узнавания в ее взгляде и не мелькнуло.       — Вы, должно быть, Хлоя, Кевин и Нил. А меня зовут Мария.       Кевин растянул губы в профессиональной, предназначенной для публики улыбке и произнес:       — Приятно познакомиться.       – Всегда рада новым знакомствам. – Подмигнула Хлоя, и женщина с улыбкой кивнула ей.       Далее Мария посмотрела на близнецов и, ни секунды не задержав глаз на Аароне, сразу улыбнулась Эндрю.       — Аарон, давно не виделись.       — Аарон — это я, — сообщил Аарон.       Взгляд Марии переместился с улыбающегося Эндрю на настороженного Аарона и обратно.       — Да, разумеется, — сказала она, хотя прозвучало это неуверенно.       — Мама, Эндрю уже третий год проходит лечение, — с легким оттенком раздражения напомнил Ники.       Эндрю немедленно расставил все по местам, одарив Марию самой яркой и хищной улыбкой, на какую был способен под действием таблеток.       — Здравствуй, Мария. Боже, какая чудесная встреча! До чего приятно, что ты снова впускаешь нас в дом. Я-то думал, ты выпросишь в суде защитное предписание. Так что случилось, нервишки сдали?       — Эндрю, — сквозь зубы простонал Ники.       Щеки Марии вспыхнули.       — Верхнюю одежду можете оставить здесь. — За узкой дверцей справа от нее оказался шкаф с дюжиной свободных плечиков. Когда гости разделись, Мария жестом пригласила их следовать за ней.       — Сюда, пожалуйста.       — Неужели ты даже не скажешь племянникам… — начал было Ники, но вопрос замер у него на губах, как только он вошел на кухню и увидел отца.       Лютер Хэммик был высоким, худым как щепка мужчиной с суровым лицом. Волос у него на голове осталось немного, однако он носил аккуратно подстриженную, темную с проседью бородку. Даже на расстоянии Хлоя с мимолётной ухмылкой разглядела, как напряжены плечи Лютера — воссоединение с родственниками явно радовало мистера Хэммика не больше, чем Ники. Хлоя же старалась по максимуму придать себе непринужденный вид, хотя после разговоров с Монстрами об этих людях они ей уже потенциально не нравились.       Мария сразу направилась к плите и занялась угощением, быстренько избавив себя от необходимости поддерживать беседу. Даже не посмотрев в сторону жены, Лютер сосредоточил все свое внимание на гостях. По Кевину, Нилу и Хлое он лишь скользнул равнодушным взглядом.       Хлоя определенно заметила, что Эндрю Лютер рассматривал дольше, чем родного сына. Считал ли он племянника лишь косвенно причастным к смерти сестры или в глубине души винил целиком и полностью, Хлое оставалось лишь предполагать. Ники упоминал, что выход Эндрю из колонии только усилил депрессию Тильды и ее тягу к наркотикам. Возможно, Лютер жалел, что вообще узнал о существовании Эндрю.       — Ники, — наконец поприветствовал Лютер. — Аарон, Эндрю.       Ники словно язык проглотил, тогда как Аарон проявил вежливость:       — Привет, дядя Лютер.       Лютер тускло улыбнулся и вновь посмотрел на троицу названных гостей:       — Я отец Ники. Можете звать меня Лютером. Добро пожаловать в мой дом.       — Спасибо за приглашение, — откликнулся Кевин.       Хлоя же скупо кивнула. Нил ничего не ответил.       — Это можно оставить здесь, — сказал Лютер, глядя на клюшку в руке Нила. Дождавшись, пока тот прислонил ее к стене, он жестом указал на заднюю дверь. — Проходите, располагайтесь. Обед будет с минуты на минуту.       Ники вывел всех на заднее крыльцо. Террасу окружали невысокие бортики и тонкая сетка. По углам были расставлены тепловые лампы. Через сетку наружу уходила часть тепла, но вместе с тем она не пропускала внутрь холодный ноябрьский ветер, поэтому здесь было даже уютнее, чем в доме.       Вокруг стола стояло восемь стульев — по три с боков и по одному в торцах. Судя по кружевным салфеткам на обоих концах стола, хозяева собирались сесть друг напротив друга, а гостей посадить по обе стороны от себя. Ники сел посередине, оставив стулья слева и справа свободными, Аарон занял место между Ники и Марией, а Нил со стороны Лютера. Кевин и Хлоя усадили Эндрю между собой, чтобы за ним присматривать; Хлоя сидела ближе к Лютеру и напротив Нила, Кевин — к Марии.       За угощением хозяевам пришлось ходить на кухню трижды. Сев за стол, они склонили головы. Хлоя не поняла, что происходит, пока Лютер не начал молиться. Нил тоже опустил голову, хоть и позже остальных, и исподлобья покосился на девушку и Эндрю. Хлоя едва не прыснула от смеха, но лишь с кривой улыбочкой подперла рукой подбородок и лениво изучала ассортимент блюд. Рядом закинув одну руку на спинку стула, второй рукой Эндрю постукивал зубцами вилки по столу, откровенно перебивая Лютера.       Конечно, Лютера это выводило из себя, но, видимо, он давно научился не ждать уважительного отношения со стороны Эндрю. Завершив молитву, Лютер выпрямился и начал накладывать себе еду с ближайшего блюда. Остальные восприняли это как знак к началу трапезы, а Хлоя быстро выцепила себе тарелку с салатом и наложила в тарелку пару ложек. Заметив, что Хлоя почти не ест, Лютер спросил:       — Ты верующая?       — Нет, — ответила Хлоя.       Лютер помолчал, ожидая продолжения, однако Хлоя смотрела на него с раздражающей улыбкой, не говоря ни слова. Наконец Лютер неодобрительно нахмурился:       — Почему?       — О, поверьте, у меня предостаточно причин, чтобы в это не верить. – Фыркнула девушка, предчувствуя что-то явно плохое.       — Не понимаю, какие причины могут препятствовать вере. – Нахмурился ещё сильнее мужчина, и Хлоя не смогла сдержать сиплого смешка.       – Если бы так называемый Бог хоть раз бы спас меня от пули, то, возможно, Я бы подумала над верой. Но увы и ах, меня спасали лишь инстинкты.       Лютер ощутимо напрягся, видимо, прикидывая в голове, чем же таким могла заниматься хрупкая девушка, что ей приходилось уворачиваться от пуль. Сама розоволосая сдерживалась от желания закатить глаза.       — Пап, ты вправду хочешь начать именно с этого? — вмешался Ники. — Может, спросишь, как у нас дела, как успехи в учебе или как продвигается сезон? Вчера у нас была выездная игра во Флориде. Кстати, мы победили.       — Поздравляю, — механически проговорил Лютер.       — Ага, от всего сердца, — заметил Ники скорее с грустью, чем с обидой.       Повисла неловкая тишина. Ники прервал ее, вяло поинтересовавшись:       — Когда перекрасили кухню?       — Два года назад, — ответила Мария. — Человек, который делал ремонт, — прихожанин нашей церкви. Симпатично получилось, да? — Когда Ники одобрительно кивнул, она перевела взгляд на мужа, ища в нем поддержки, потом сказала: — Так какая у тебя специализация, Николас?       Хлоя едва слышно фыркнула, что заметил Нил и с угрожающим выражением лица пнул ее под столом. Ну да, гляди те ка. Родная мать не знает на какой специальности учиться второй год ее сын. Да это же эталон здоровых семейных отношений! Хотя, если брать в учёт семейную ситуацию Хлои и Нила, то им вообще смешно судить об этом.       — Маркетинг, — сказал Ники. — Двоюродная сестра Эрика работает в PR-компании в Штутгарте. Она сказала, что устроит меня в свою фирму, если я окончу универ с хорошими баллами.       — Ты собираешься вернуться в Германию? — Мария бросила на мужа встревоженный взгляд.       Подбородок Ники окаменел, и все-таки, глядя в глаза матери, он сказал:       — Да. Там у Эрика карьера. Я не вправе просить его все бросить ради меня, да и сам бы этого не хотел. Мне нравится жить в Германии, это потрясающая страна. Вам стоит как-нибудь навестить нас.       — Нас, — эхом отозвалась Мария. — Значит, вы все еще… — Она растерянно умолкла.       — Да, мы все еще вместе, — закончил за нее Ники. — Я вернулся, чтобы присмотреть за Эндрю и Аароном, а не потому, что расстался с Эриком. Я его люблю. Всегда любил и буду любить. Когда вы уже это поймете?       — Когда уже ты поймешь, что это дурно? — подал голос Лютер. — Гомосексуализм — это...       — Лютер, — вмешался Эндрю. Он больше ничего не сказал, но Лютер покосился на него с опаской.       — Я его люблю, — решительно повторил Ники. — Неужели для вас это ничего не значит? Почему вы не можете порадоваться за нас? Почему не даете ему ни единого шанса?       — Мы не можем потворствовать греху, — сказала Мария.       – Иисус завещал любить и ценить всех людей до единого. Говорил, что каким бы ни был человек, он индивидуален и заслуживает любви, тем более от родных матери и отца. Любовь же ни в коем случае не грех, и ваше отношение к сыну ставит под сомнения ваше понятие о чистоте веры и восприятия духовенства в принципе. В данный момент лишь вы совершаете грех, отказываясь принимать индивидуальность и выбор в любви сына. – Сказала Хлоя таким тоном, будто с вселенской усталостью втолковывали маленьким детям элементарные правила поведения.       Лютер и Мария с округлившимися глазами смотрели на девушку, что незаинтересованно елозила вилкой по тарелке с листьями салата и наблюдала за всеми изподолбья. Ники напротив смотрел на нее с благодарностью и тоской, тогда как в глазах Лютера медленно закипало бешенство.       — Ты не верующая, ты не имеешь никакого права критиковать нашу веру!       – Ох, неужели факт того, что я не поклоняюсь иконкам лишает меня права высказать мнение? Какой ужас! Однако, в таком случае, вы аналогично не имеете никакого права критиковать выбор в любви своего сына, ибо тогда вы нарушаете заветы божьи.       – Да что ты знаешь о божьих заветах, хамка?! – мужчина громко хлопнул ладонями по столу и привстал.       Хлоя тут же напрягла плечи, стреляя искрами в сторону мужчины и не переставая мелко улыбаться, однако голос справа от нее привлек к себе внимание обеих сторон зарождающегося конфликта.       – Лютер. Я не люблю повторять дважды, – Голос Эндрю рядом прозвучал режуще холодно и в какой-то мере отрезвляюще, отчего Хлоя мигом расслабилась и теперь просто сверкала насмешливой улыбкой, чем выводила Хеммика из себя. Однако один лишь косой взгляд ореховых глаз заставил того грузно сесть на свое место и скрипеть зубами.       – Зачем вообще была эта встреча, если вы даже не можете меня выслушать?!       Глубокая печаль в голосе Ники нисколько не тронула Лютера.       — Недавно выяснились кое-какие обстоятельства, которые заставили нас пересмотреть ситуацию, — сухо произнес он. — Мы решили восстановить добрые отношения между всеми членами нашей семьи. — Он посмотрел на Марию, та радостно закивала. — Хотя и понимаем, что этот путь будет долгим и тяжелым. И сегодня мы пригласили вас сюда, чтобы вместе обсудить первые шаги.       — Просвети-ка нас. — Эндрю подался вперед, словно ему не терпелось услышать ответ. — Если первый шаг не в том, чтобы проявить терпимость, то каким же его видит парочка ханжей?       Лютер спокойно выдержал пристальный взгляд племянника.       — Первый шаг — исправление ошибок прошлого. Именно поэтому вы здесь.       — Ну нет, — возразил Эндрю. — Я здесь только потому, что Хелечка все приставала и приставала ко мне, пока я не согласился поехать. Так что меня можете вычеркнуть.       Лютер нахмурился. Мария на другом конце стола примирительно подняла руки и сказала:       — Давайте поедим. На пустой желудок такие разговоры идут тяжело. Пообедаем и тогда поговорим. А потом всем в награду десерт. Пирог уже в духовке. Яблочный, Николас, твой любимый.       После суровых слов Лютера это предложение перемирия выглядело жалким, однако Ники был готов отчаянно цепляться за любой проблеск надежды. Он кивнул и уткнулся носом в тарелку. За столом какое-то время царила тишина, которую в конце концов нарушил Аарон. Он принялся расспрашивать родственников о неизвестных Нилу и Хлое местах и людях — очевидно, тех, с кем познакомился восемь лет назад, когда Тильда перевезла его в Колумбию. Тема была нейтральная, поэтому Лютер и Мария с легкостью ее поддержали, а у Ники появилось время успокоиться.       Ближе к концу обеда Эндрю встал и ушел в дом. Хлоя мигом повернулась в его сторону, и сердце в груди пропустило удар. Именно в этот момент интуиция вновь проснулась и по непонятным причинам принялась дико визжать, почти до боли в висках. Лютер отодвинул стул и последовал за ним, чтобы поговорить наедине. Хлоя слышала их голоса через сетчатую ширму, но слов разобрать не могла. Она напряженно прислушивалась, опасаясь стычки, и порывалась даже пойти к ним, но понимала, что ее появление положит конец разговору. Лютеру она откровенно не доверяла, как и умению Эндрю признавать необходимость в помощи, отчего решила обождать какое-то время.       Хлоя сильнее напрягала слух, потому что Эндрю постепенно повышал голос. До Хлои долетали обрывки слов, однако Мария тоже начала говорить громче, чтобы заглушить их ссору. Хлоя еле сдержалась, чтобы не запустить вилку ей в глаз, но именно в этот момент она интересуется у Ники, как проходит игровой сезон. Как бы ни стремилась она узнать, о чем говорит Эндрю, еще сильнее ей хотелось, чтобы Лучший друг помирился с матерью, поэтому она не вмешивалась и молча сверлила глазами заднюю дверь. Если Лютер закричит от боли, они в любом случае услышат.       Лютер вернулся на террасу один, угрюмый и подавленный, но в остальном невредимый. Эндрю не пришел. Хлоя в тот же момент принялась мысленно отсчитывать секунды до того, как ее терпение взорвется. Тревожность напускала ещё интуиция, что острейшими когтями выдирала ей изнутри внутренности и сдавала грудь. Лютер снова сел за стол и сосредоточил внимание на Аароне. Скоро подействует очередная таблетка, и гнев Эндрю сменится апатией. Мария пошла на кухню проверить пирог и вернулась с довольным лицом.       — Еще пять минут, и будет готово, — сообщила она.       Эндрю все не было. И тогда терпение кончилось. Хлоя с милой улыбкой встала из-за стола и под пристальным взглядом хозяина дома, шепнула Марии на ухо что хочет в туалет. Женщина на это кивнула и с той же улыбкой подсказала, что их у них два: на первом и на втором этаже.       Хлоя тут же скрылась в помещении. Беседа на террасе продолжалась, и затаив дыхание Хлоя пошла в коридор, внимательно прислушиваясь к звукам в доме. И ее сердце точно на мгновение остановилось, когда со второго этажа раздался приглушённый удар.        Все мышцы в теле мигом натянулись до предела, когда Хлоя стрелой взметнулась на второй этаж, умудряясь при этом ступать на те половицы, которые почти что не издавали скрипа. Но девушка не обращала на это внимание, мертвой хваткой сжимая в руке лезвие ножа.       На втором этаже были открыты все двери, кроме одной. Где-то в отдалении слышались глухие удары о стену. Хлоя лишь один раз дёрнула ручку, чтобы понять, что дверь заперта, и у нее даже не возникло мыслей, чтобы узнать из чего сделана дверь. Она в то же мгновение изо всех сил напрягла правую ногу и с упором на левую, резким ударом в близи замка выбила добрый кусок двери. Щепки разлетелись во все стороны; она рывком выдернула застрявшую в острых обломках пятку. И в ту же секунду она обрушила на дверь повторный удар. На этот раз дверь распахнулась, и она ввалилась внутрь.        Ее глазам открылось самое настоящее побоище, и что-то внутри нее с глухим треском разбилось на тысячи осколков. Она не слушала, даже не так, не слышала, что ей сказал застывший Дрейк. Животные инстинкты, нечеловеческая реакция выработанная ее телом за годы непрекращающихся битв, научили быть молниеносно быстрой в опасных ситуациях. И Хлоя больше не слышала ни звука, и не видела ничего, кроме Дрейка. Дрейка, по лицу которого тянулись кровавые полосы — следы ногтей отчаянно защищавшейся жертвы. Дрейка, что Всем своим массивным телом, мускулистым и покрытым татуировками, навалился на Эндрю, вжимая его в матрас; одной рукой он давил ему на затылок, уткнув лицом в залитую кровью подушку, другой крепко держал за запястья, пригвожденные к изголовью кровати, так что обескровленные пальцы страшно побелели. Она видела Дрейка, что сейчас насиловал Эндрю.       Научные многолетним опытом мышцы почти отпружинили, когда она в один шаг преодолела разделяющее их расстояние и со всей силы вонзила лезвие ножа в шею растерявшегося Дрейка. Тот, наверняка в ужасе распахнул глаза и издал нечеленораздельное бульканье, но Хлоя не видела ничего за пеленой животной ярости, застилавшей ей глаза.       Ловким движением она вспорола ему горло и пнув в колено, завалилась вместе с ним на пол, где в маниакальном припадке выдернула из плоти захлёбывающегося кровью парня нож, чтобы в следующее мгновение вновь вонзить его в шею с влажным чавканьем. И ещё раз, а может и два. Кровь почти что фонтаном брызнула ей на лицо, но Хлоя никак не отреагировала, с чавкающим звуком выдернув из трупа свой нож и медленно встав, тяжело дыша.       Эндрю лежал на матрасе лицом вниз, в одной футболке, весь в крови и сплошь в темных пятнах, которые грозили превратиться в страшные кровоподтеки. Он по-прежнему цеплялся за изголовье, словно приклеенный, и при этом смеялся. Подушка заглушала смех, однако Хлоя все равно его слышала. Она как никто знала, какого это, смеяться во время насилия. Она выронила из рук нож и подскочила к Эндрю, выдергивая заправленную простынь и наспех закручивая в нее Эндрю.        Едва она успела кое-как прикрыть Эндрю окровавленной тканью, как в комнату ворвался Нил. Хлоя не раз убивала. Хлоя не раз видела смерть. И Хлоя знает что делать.       – Нил!!!! – Изо всех сил рявкнула она, приводя в чувства отшатнувшегося Нила. Брат с распахнутыми в ужасе глазами обернулся к ней, бледный и непонимающий. Но сейчас никак нельзя медлить.       – Нил, прямо сейчас сделай так, чтобы никто никоим образом не дозвонился в органы, понял?! – Нил неуверенно кивнул и замялся в проёме, вновь скашивая глаза в сторону залитого кровью трупа. Глаза Дрейка были неестественно выпучены и закатаны вверх, язык вывалился сбоку и слюни полностью замазали его лицо в перемешку с кровью. Его голова болталась на жалких кусках кожи, почти оторванная многочисленными ударами в одно и то же место. Алая лужа продолжала расти вокруг его тела. И Хлоя, заметив заминку брата, в гневе зашипела:       – Двигай ногами, Натаниэль!!! Никакой полиции, никакой скорой, живее!!! – Голос сестры привел его в чувства и он мигом исчез из поля зрения. Послышался шокированный возглас Кевина: возможно, Нил испугал того своим встревоженным видом, а может он выхватил из его рук телефон. Хлоя не знает, так как в этот момент она старалась как можно бережнее придержать ткань на подрагивающих плечах Эндрю.       — Эндрю, — позвала она как более мягким, но уверенным тоном. — Эндрю, все закончилось. Он больше тебя не тронет.       — Что-то вдруг тихо стало, — удивленно заметил Эндрю. Он наконец отпустил изголовье кровати и стал сжимать и разжимать пальцы, словно у него затекли кисти. Потом уперся кулаками в матрас и попытался сесть, но замер на полпути: его снова разобрал смех. — Ой-ой-ой, какая неприятность. Все это мне совсем, совсем не нравится.       Хлоя чувствовала, как под простыней Эндрю бьет дрожь, однако его тело и разум словно работали на разных частотах. Эндрю издевался над собственной болью, улыбаясь широко и хищно. И Хлоя вновь понимает, что именно так же реагирует ее тело на боль. Широкая улыбка как способ проявления чувств. Как защитная реакция.       Простыня грозила соскользнуть с плеч, поэтому Хлоя запахнула ее поплотнее. Озадаченно взирая на девушку, Эндрю даже не сопротивлялся. Его лицо было перемазано кровью; полузапекшийся бурый подтек из рассеченного виска спускался через всю щеку до самого подбородка.       Поймав взгляд Хлои, Эндрю сообщил:       — Кажется, у меня сотрясение. Ну, или новая побочка от таблеток, о которой меня забыли предупредить. Короче, если я на тебя блевану, это не то чтоб нарочно.       Хлоя на это лишь кивнула, осторожно держа простынь на его подрагивающем теле и стараясь не касается кожи. Второй рукой она с усердием пыталась отыскать телефон в прикрепленной на талии сумочке. Холодная электроника нашлась быстро, и придерживая Эндрю, розоволосая принялась судорожно перебирать список контактов.       Эндрю попытался отодвинуться, но желудок в конце концов не выдержал. Он наклонился вперед — Хлоя ему в этом помогла, — и его вырвало. Несколько раз сплюнув, Эндрю попытался отдышаться.       – Эндрю... – Тихо произнесла Хлоя, и тот перевел на нее взгляд. Ореховые расфокусированные глаза скользнули по пятнам крови на ее лице и одежде. Он дотронулся до окровавленной футболки Хлои.        — Тут все залито. Что он с тобой сделал?       — Это не моя кровь, — Мягко сказала Хлоя, пальцами одной руки нажимая на контакт по имени "13.666."       Эндрю коснулся виска Хлои, как будто рассчитывал обнаружить там точно такую же рану, как у себя.       — Он тебя тронул?       — Нет, Эндрю. Он меня не трогал.       — Я его убью, — пообещал Эндрю.       — Он уже мертв, — сообщила Хлоя, прикладывая телефон к уху, но не отрывая серьезных глаз от Эндрю. – Я убила его.       — Теперь понятно, почему стало тихо, — заметил Эндрю, — но я имел в виду не это. О, нам даже не надо никуда идти. Он уже сам сюда идет.       До Хлои дошло, что Эндрю говорит о Лютере. На лестнице опять послышался топот — Нил поднимался явно не один. Казалось, он ведет за собой целую армию, хотя, Хлоя была больше отвлечена тем, что на другом конце провода раздалось долгожданное "Слушаю."       – Это Хлоя. Прямо сейчас на адрес в сообщении вышли группу людей, нужно убрать труп и следы. – Скороговоркой зачитала Хлоя, оборачиваясь к двери. Там только что появились Нил, Кевин, Аарон и Ники.       – Пять минут. – Отозвались на линии, и Хлоя мигом сбросила, переходя на переписку с тренером.       Аарон первым пришел в себя и метнулся к кровати; с искореженным ужасом лицом он опустился с другой стороны от брата, сбивчиво пытаясь выговорить хоть слово, но с его губ срывалось лишь непонятное бормотание.       Окинув взглядом залитую кровью комнату, Ники метнулся к кровати, в ужасе воскликнув:       — Господи боже!       — Не надо. — Хлоя метнула на него тяжёлый и грозный взгляд, одной рукой быстро печатая сообщение.       Услышав ее, или просто сообразив, что на кровати больше нет места, Ники подошел ближе и протянул к Эндрю руки. Эндрю хотел отдернуть голову, но из-за тошноты и слабости не успел, и Ники обхватил его лицо ладонями.       — Эндрю, что произошло? — взволнованно спросил он. — Как ты? Господи, сколько кровищи! Ты…       — Ники, — произнес Эндрю, — мне надо поговорить с твоим отцом. У тебя две секунды, чтобы убраться с дороги.        Хлоя откинула телефон в сторону, поднимая клокочущий бешенством взгляд в сторону мужчины, что в оцепенении стоял на пороге комнаты. Нил со сжатыми кулаками подошёл к сестре и встал рядом, игнорируя тело. Ники перевел взгляд с лица Эндрю на испачканные простыни, потом — на окровавленное тело на полу. Увидев, что стало с Дрейком, Ники болезненно поморщился и издал какой-то нечеловеческий звук.       — Раз, — начал отсчет Эндрю.       — Ники, прочь, — Негромко прошипела Хлоя, не отрывая взгляда от Лютера.       Ники убрал руки и тяжело осел на колени перед кроватью. Теперь Эндрю без помех видел Лютера и, хотя знал, что тот уже здесь, притворился удивленным. В следующий миг на его лице расцвел почти восторг, от которого Нила рядом заметно передёрнуло.       — А, Лютер, — бодро произнес он, — хорошо, что сам пришел. Избавил меня от необходимости спускаться. Слушай, может, по такому случаю расскажешь, как тут оказался Дрейк? Прямо не терпится услышать объяснение. Надеюсь, причина веская.       — Во имя Господа, что здесь… — хрипло начал Лютер.       — Нет, нет, — перебил Эндрю, — даже не спрашивай. Тебе лучше знать. Тебе лучше знать, — со злостью повторил он и хотел податься вперед, но качнулся и не упал лишь благодаря Хлое, которая мягко удержала его за плечо. — По всему выходит, я был прав насчет него. Или ты до сих пор считаешь это чудовищным недоразумением? Давай, повтори еще разок, что из-за расшатанной психики я просто не понимаю, что такое настоящая братская любовь. Убеди меня, что такие отношения нормальны.       Ники выглядел так, будто его ударили под дых. Нил гулко сглотнул. Аарон вздрогнул всем телом. Кевин с другого конца комнаты смотрел на Эндрю как на привидение. Сам же Эндрю словно не замечал, какой эффект произвели его слова, и, глядя на Лютера, злобно ухмылялся.       — Кстати о недоразумениях, — продолжал он. — Скажи-ка, я что-то путаю или ты обещал мне поговорить с Кэсс? Уверял, что я буду последним из приемных детей, но, если не ошибаюсь, после моего освобождения из колонии она взяла еще шестерых. Шестерых, Лютер! В математике я не силен, но даже мне кажется, что шесть — это сильно больше, чем ноль. Как по-твоему, сколько из них было дома, когда Дрейк приезжал на побывку? А теперь ты впустил его в свой дом, пустил под одну крышу с родным сыном и с моим братом. И это после всех моих стараний оградить их от него? — Эндрю снова сильно дернул сидящего рядом Аарона за волосы, невольно притянув ближе к себе, потом разжал пальцы. — Как только я оклемаюсь, Лютер, я порву тебя на куски. Считай это единственным предупреждением.       Аарон побелел от ужаса.       — Значит, это случалось и раньше… — Он произнес это тихо, точно боялся, что слова обернутся правдой, и уставился на брата так, словно видел впервые в жизни. Эндрю не удостоил его ответным взглядом, и в конце концов Аарон опять перевел глаза на Лютера. — Это уже случалось, и ты об этом знал. Ты знал, что он творит, и все равно привел его.       — Это правда? — прошептал Ники, не в силах отвести взгляд от Эндрю и посмотреть на отца.       Лютер открыл рот, потом снова закрыл. Его лицо ничего не выражало. Выждав еще несколько секунд, Хлоя встала, зная что Аарон придержит Эндрю.       – Пришло время уверовать в ебучего Бога. – Тихо произнесла она, уверенно делая шаг в сторону дернувшегося Лютера. О, она была настроена серьезно. Столько людей полегло от ее руки, одним большим, одним меньше.       Она стремительно приближалась к ошеломленному мужчине, когда крепкие руки Нила обхватили ее со спины и прижали к груди. Она не вырывалась, лишь расширенными от клокочущей ярости глазами она сжирала мужчину взглядом, и тот явно видел в ее глазах свою смерть, потому как под смех Эндрю Лютер попятился к выходу. Разбитая дверь не закрывалась полностью, и все же он как мог попытался приладить ее на место. За окном послышался звук стертых шин: кто-то на скорости не аккуратно припарковался под домом. И судя по звуку, машины было две.       Хлоя грубо вывернулась из хватки Нила, и брат послушно отступил, не способный сейчас как либо перечить ей. Розоволосая тыльной стороной запястья растёрла капли крови на лице и подобрала упавший окровавленный нож.       – Хлоя, ты... – Вдруг подал голос молчавший до этого Кевин, но девушка даже не обернулась.       – Заткнитесь и слушайте, – Хлоя со стальным блеском в глазах обернулась к застывшим у кровати парням, жестом указывая на первый этаж, откуда доносились испуганные выкрики Лютера и Марии, а также шаги множества людей. – Тренер и Эбби сейчас у дома, проводите Эндрю в машину и езжайте к Эбби. Прямо сейчас сюда придут люди, что избавятся от тела, я останусь с ними и позже подъеду к вам.       – Хлоя, ты уверена? – Встревоженно поддался вперёд Нил, и Хлоя вдруг растянула губы в одобряющей улыбке, жестами подгоняя парней к действиям.       – Более чем, Нил, не волнуйся. Давайте быстрее, не тормозите.       Эндрю сверлил ее тяжёлым и мрачным взглядом, пока Нил и Аарон не подхватили его с двух сторон и не повели к двери, со стороны которой приближались голоса. Кевин дёрнул за плечо Ники и тот безжизненной куклой послушно поддался за ним.       Хлоя до крови сжала ладони, и острые ногти впились в плоть округлыми полумесяцами, оставляя по четыре кровавые линии на обеих ладонях. Из последних сил она держала себя в руках, чтобы не искромсать ещё не остывшее тело на мелкие кусочки, вырвать болтающийся язык, выцарапать глаза, вспороть желудок и вытянув кишки, подвесить на них же изувеченное тело к потолку. Ярость давила ей на сознание, цепкими лапами затмевая взор и подзывая ее действовать, но она продолжала молча стоять посреди комнаты, пугающим взглядом всматриваясь в труп.       – Сколько лет сколько зим, Хлоя! – Хриплый от долгих лет курения и алкоголя голос отрезвил рассудок, и Андерсон дёрнула годовой в сторону пятерых мужчин, завалившихся в комнату.       Тринадцатый широко усмехнулся одними только глазами, что были точно в тон его длинным завязанным в хвост каштановым волосам и лёгкой щетине на угловатой челюсти. Он по старой привычке сложил широкие руки на спортивной груди, облаченной в длинный черный плащь с множеством декоративных ремней. За четыре года он ни капли не изменился, лишь большее количество морщин стало опаясывать застывшие в хитром прищуре глаза, да щетины прибавилось.       Четверо неизвестных мужчин с порога направились к телу Дрейка, натягивая на руки резиновые перчатки и выуживая из чемоданчиком различные приспособления для устранения следов убийства.       – Четыре года прошло, Тринадцатый. Я конечно рада повидаться со старым знакомым, но сейчас малость не время. – Хмуро отозвалась Хлоя. Мужчина напротив с обезоруживающей улыбкой вскинул руки вверх, расслабленно расхохотавшись.       – А ты уже не та малышка из банды, которая бегала по мелким поручениям. Вон какая красивая леди выросла! Все так же бегаешь за любым кошельком, м? – продолжал непринужденную беседу Тринадцатый, пока за спиной Андерсон в спешке закатывали тело в черный мешок и принялись отдирать пятна крови от паркета.       – Тринадцатый, нет времени. Давай скорее командуй своими подпевалами и довези меня по адресу. Считай, что ты вернул мне долг.       Каштановые с лёгкой зелёной крапинкой глаза наполнились детским искренним восторгом, и Хлоя раздражённо скривилась. И не скажешь, что мужчине напротив тридцать второй год летит.       – Я сию секунду потороплю процесс ради тебя, Милашка! Ах, старые добрые, старые добрые времена!!! Так давно мы с тобой не работали в команде, ты так не считаешь?       Хлоя лишь отмахнулась, опуская взгляд на залитые кровью руки. И все таки, интуиция никогда не врёт.