Игры твоего обмана

Трубные голоса галл, скрежет старых деревянных колес о камни и сухие ветви. Торопливый ветер гуляет меж крон высоких деревьев, а несметные листья отвечают ему потревоженным шелестом. Аравель покачивается на ходу, убаюкивая, умиротворяя. Над головой дрожит красный парус, словно алое знамя. Эллана вдыхает свежий лесной воздух с тонким ароматом хвои и смолы. Она закрывает глаза и улыбается. Как жаль, что это всего лишь сон.

~

— Мастер Инвиктус не дозволял. Кровь забурлила в жилах. От того, что приходится спрашивать разрешения у лидера кучки фанатиков, в руках которого находятся их жизни. — Так спроси его, — нетерпеливо выпалил Фенрис, но тут же унял нарастающий гнев. — От простого разговора вреда не будет. Тяжело вздохнув, тщедушный прислужник Инвиктуса ничего не сказал и ушёл. Через пару минут он вернулся и буркнул: — Следуйте за мной. Мужчина повёл Фенриса вниз по скрипящей лестнице, через первый этаж таверны в подвал, и направился по недлинному коридору в самый конец. У массивной двери дежурили двое солдат в чёрном. Слуга подал им какой-то знак, значение которого было известно вероятно лишь людям Инвиктуса, и те без вопросов отперли дверь, затем вежливым жестом руки с повёрнутой кверху ладонью указал на проход. Фенрису не нужно было повторять дважды: он быстрам шагом зашёл и сразу же покосился назад, через плечо, чтобы убедиться, что дверь за ним закрылась. Когда в помещении воцарилась мягкая тишина, Фенрис принялся осмотривать место, в котором оказался, и вскоре увидел: Эллана сидела в самом углу у стены, поджав колени к груди. Лица её не было видно из-за тени — в этот угол не добирался скупой солнечный свет. Решимость Фенриса к разговору поумерилась. Теперь он не знал, как начать говорить обо всём том, о чём думал всю ночь. — Ты.. в порядке? — тихо спросил он, не решаясь подойти. Эллана, хоть и молчала, очевидно не спала. По очертаниям её силуэта было видно, что она зашевелилась. — Терпимо, — слабым голосом ответила она. — Что тебе нужно? — В смысле «что тебе нужно»? — с едва сдерживаемым возмущением повторил Фенрис, быстрым шагом подошёл к Эллане, сел рядом с ней и пальцами коснулся запястья её руки. Теперь ему стало видно бледное лицо эльфийски с глубокими тенями под пустыми стеклянными глазами. Где-то меж рёбер защемило. Снизив голос до шепота, Фенрис постарался говорить как можно мягче. Вина и жалость смешались в один тугой клубок. Который, казалось, уже не распутать. — Выбраться отсюда мне нужно, с тобой. Эллана улыбнулась одними уголками губ и прикрыла глаза. — Тогда не очень понятно, почему мы всё ещё здесь, — едко выдавила она и запрокинула голову, затылком уперевшись в стену. Фенрис не любил, когда его искренность принимают за обратное, но осудить Эллану за недоверие не мог. — Говори тише, пожалуйста, — почти с мольбой и почти заискивающе произнёс Фенрис и крепче сжал её руку. — Силы не равны, этот Инвиктус сильнее меня и тебя вместе взятых. Нужно действовать осторожно и по ситуации. После полудня он планирует выступать. Я найду момент, чтобы мы смогли уйти, тихо и бескровно. Горло пересохло от волнения. Фенрис смотрел на полусознательную и практически безразличную Эллану и понимал, что признаться надо сейчас. — И... я должен ещё кое-что сказать. Эллана посмотрела него, и в глазах её загорелась едва уловимая искра интереса. Фенрис сглотнул и... — Я обещаю, что вытащу тебя. Клянусь. Насколько мог, Фенрис тепло улыбнулся, потрепал Эллану по руке, поднялся с пола и направился к двери. — Меня уже предавали, Фенрис. Голос Элланы прозвучал едва слышно, но всё же едва. Эльф на секунду остановился. Сжав пальцы в кулаки, он, не оборачиваясь, быстрым шагом вышел из погреба. Стыд вязкой жижей заполонил лёгкие.

***

На подоконнике тонкими струйками выгорела палочка с благовониями. Где-то в саду незримый музыкант играл на флейте чарующую и немного грустную мелодию, которой аккомпанировали томные вздохи наверняка выряженных по последней моде поклонниц. Дориану казалась, что эта мелодия необыкновенно тревожна. Всё вокруг было невероятно тревожным. Антиванское красное вино с нотками дыма, табака и кожи, выдержанное в дубовых бочках более двух лет, пряное и ароматное, в чудном широком цветном бокале из стекла Серо. Дориан задумчиво смотрел на переливающуюся рубиновую жидкость и не мог понять одного. Почему в тот день всё то, что раньше украшало его жизнь, не доставляло ровным счётом никакой радости? Даже подушки — и те были не такими мягкими, как обычно, и воздух казался таким спёртым, что даже распахнутые настежь окна не делали погоды. Ничего не помогало разрядить атмосферу, тяжёлую, как шторы из парчи или дамаста, что мозолят глаз своей вычурной помпезностью.   Дориан вряд ли чувствовал себя хуже когда-либо. И, по правде говоря, он прекрасно понимал, почему, просто не хотел признавать. Вот уже битый час он всё разбирал и собирал небольшой механизм с кристаллом, спрятанным в медальоне на цепочке, надеясь в ближайшее время выяснить причину неожиданной поломки. Надеясь, что дело в кристалле с этой стороны моря, а не с той. Наконец, кристалл выскользнул из потных ладоней магистра. На сей раз Дориан не сдвинулся с места и с хладнокровной беспомощностью смотрел, как вещица отскакивает от пола и скачет, скачет, скачет...   — Милорд?..   Дориан моментально отреагировал на голос. Прилично одетый мальчишка лет пятнадцати стоял в дверях и был едва заметен. Он робко потупил взгляд, стоя на пороге как-то потерянно, словно понимая, насколько его вторжение в тягучие переживания Дориана было излишним. Дориан рассматривал его как пришельца из далёкой страны, которого он никогда не видел и никогда не хотел бы. Хотя...   — Феликс. Принеси чего покрепче, будь добр.   Вымученная улыбка Дориана была больше похожа на гримасу страдания. Феликс отвёл взгляд, рассеянно кивнул и исчез. Дориан снова вернулся к бесплодному созерцанию кристалла, теперь лежащего на полу, и смотрел в него до тех пор, пока слуга наконец не принёс ему хрустальный графин с одной единственной рюмкой на золотом подносе.   Анисовая водка была непривычной на вкус. Дориан редко пил что-то крепче вина, но в тот день хотелось забыться, провалиться в алкогольное беспамятство. Вместе с тем ему упорно казалось, что надо что-то делать, куда-то бежать, но с тем же самым упорством Дориан игнорировал собственную интуицию. А ведь она была вернее старой няньки, что рассказывает сказки перед сном.   Когда в парадную дверь постучались, Дориан был одновременно и готов, и безнадёжно потерян. Он стёр выступивший на лбу пот запястьем, постарался убрать до боли серьёзное выражение с лица и быстрым шагом зашёл в комнату с балкона. Спускаясь по лестнице вниз, Дориан предпочитал не думать ни о чём.   В парадной его застала вполне ожидаемая картина: непривычно скромно одетая Мэйварис разглядывала резную шкатулку на полке, но взгляд её был устремлён куда-то мимо. Чуть погодя она всё-таки обратила внимание на Дориана, впрочем, как и четверо вооружённых солдат в масках. Мальчик, открывший дверь, стоял поодаль и испуганно смотрел в пол.   — Могу я вам чем-то помочь, любезные господа? — с натянутой улыбкой сказал Дориан, сложив ладони на груди.   — Дориан, — произнесла Мэйварис и сделала осторожный шаг к лестнице, затем жестом показала на дверь в трапезную. — Нам нужно поговорить.   Солдаты в масках хранили молчание, хотя в их словах Дориан и не нуждался. Он смерил их длительным взглядом, полным презрения, затем посмотрел на Мэйварис, улыбнулся и кивнул. В трапезной Дориан и Мэйварис подошли к окну, откуда открывался вид на всё тот же сад, где всё ещё играл менестрель, окружённый и заинтересованными хохотушками, и холодными, изящными, проявляющими лишь лёгкий интерес дамами в чёрном.   — Вряд ли ты привела друзей к ужину, — сквозь улыбку произнёс Дориан, через силу заставляя себя посмотреть на подругу. Мэйварис только тогда позволила себе одним взглядом выразить эмоции и сокрушенно покачала головой.   — Шутки в сторону, Дориан. У меня мало времени. — Мэйварис придвинулась ближе к Дориану и снизила тон. — Они всё знают. Не спрашивай меня, я и понятия не имею, кто тебя сдал. Мы сейчас в очень шатком положении: мне стоило трудов убедить Магистериум, что люцерны не имеют никакого отношения к эльфам. Ты понимаешь. Но по поводу тебя они даже и слушать не захотели. Сказали, что всё и так очевидно: твоя дружба с Элланой не осталась незамеченной. И поверь мне... Я сделала всё, что могла. У тебя два пути, на плаху или в тюрьму. Решай.   Мэйварис замолкла; в её, казалось бы, спокойном взгляде читалась и тревога, и мольба. Дориан не знал, чего она ожидала от него, но прекрасно понимал, о ком она говорит. Это был вовсе не Магистериум — от них требовалось лишь разрешение на исполнение приговора. Вот только, чьи люди приведут его в исполнение?   Солнце отбросило свои последние лучи сквозь выстриженные садовые кусты и окончательно погасло. Дориан думал, взглядом бегая по искусно сотканным коврам. И он не удивился ничему, кроме одного.   — Ты хоть сама в это всё веришь? Ты же понимаешь, что всё это бред, правда?   Мэйварис неуверенно покачала головой.   — То, во что я верю, не имеет зна... — Ты веришь в это? — с нажимом повторил Дориан, сверля подругу взглядом. Та избегала на него смотреть. — Я не... я не знаю, Дориан...   Дориан раздражённо цокнул языком, скривился и махнул рукой.   — Ну давай, Мэйварис. После всего, что мы прошли вместе, давай. Скажи, что я поддерживаю идею Соласа, хотя ты знаешь, что будет, если его план выгорит. — Но ты же поддерживаешь леди Инквизитора...   Дориан горько покачал головой.   — Эллана точно так же прекрасно осведомлена, что после манипуляций Соласа с мать его сутью мироздания мир уже не будет прежним, и мы, демон побери, все тут передохнем. Как кто-то вообще мог в это поверить?   Мэйварис молчала. Дориан тяжело вздохнул и потёр лицо ладонью, понимая, что больше ей сказать нечего. Так или иначе, обстоятельства были против него. Ни времени, ни магической силы не хватило бы на магический манёвр, достаточный для того, чтобы скрыться от настигнувшей его участи в лице карателей, едва балансировавших на острие закона. Весть о «предательстве» Дориана Павуса, якобы симпатизирующего эльфийскому движению Фен’Харела, несомненно уже достигла ушей тех, кого он раньше мог звать друзьями. Конечно, самого Дориана никто не спрашивал, и никто не собирался разбираться, на чьей он стороне. Эту шахматную партию он проиграл, с треском. Но мог ли он сделать какой-либо другой ход?   Музыкант закончил играть, весёлые голоса прекратились. Дориан гордо вскинул подбородок и взглянул в окно.   — Что ж, — с горечью произнёс он. — Да будет так. Надеюсь, в гостях голодом не заморят.   Мэйварис серьёзно кивнула и вышла из трапезной первой. Дориан собрал всё своё самообладание в кулак и последовал за ней.   Когда на него надевали магические наручники, Дориан пристально посмотрел на Феликса, своего слугу, носившего его фамилию, получивший имя гражданина, не раба и даже не либерати. Слугу, ныне абсолютно свободного человека, который жил у него в поместье уже несколько лет и чётко знал, что в этом доме ему ничего не жалеют, что к нему хорошо относятся и щедро платят. Также мальчишка прекрасно слышал каждый разговор Дориана и Элланы за последние пару месяцев, и в тот момент упорно избегал взгляда Дориана. Подталкиваемый солдатами к выходу, Дориан обернулся к мальчику и спокойно сказал:   — Ну и что они тебе пообещали, Феликс? Что сделают из тебя сиккари?   Мальчик молчал. Застыл, словно окаменевший. Мэйварис угрюмо посмотрела на них двоих и быстрым шагом вышла из дома. Дориан отвернулся от Феликса и понимающе покачал головой.   — Надеюсь, ты хотя бы веришь в то, что поступил правильно.   Когда дверь захлопнулась за магистром Павусом и его пленителями, мальчик сжался как от удара и, чуть погодя, заплакал.

***

Чёрный дым дюжин костров уходил в ещё светлое небо, к розово-янтарным доньям серых кучевых облаков. Птичий клин виднелся высоко над рдеющими парусами аравелей; стрекот сверчков перемежался с уютным треском пламени. Издалека доносились голоса, отчето-то радостные. Отчего-то радостные, повторил Солас про себя ещё раз и медленно опустил голову на прижатые к груди колени.